Мэлори прошел по коридору, застланному ковром темно-бордового цвета, остановился возле кабинета Пилгрима, негромко постучал в дверь и вошел. Старший партнер, разговаривавший по телефону, взглянул на вошедшего и кивнул. Мэлори налил себе кофе из кофеварки и подошел к окну. Вскоре раздался звук опускаемой телефонной трубки, и Пилгрим спросил:

– В чем дело, Хорейс?

Мэлори обернулся. В руке он держал рукопись Дайкстона.

– Судя по всему, мы расходимся во мнениях относительно важности этого документа.

Пилгрим покачал головой.

– Нет, я понимаю, что это может оказаться очень важным. – Молодой человек невесело рассмеялся. – Пятьдесят тысяч ежегодно, да еще без всяких вопросов – это не шуточки. Просто я боюсь, что все это туфта.

– Что-что?

– Туфта, Хорейс. Этот парень, Дайкстон, явно из породы шутников. Он дает нам первую часть, потом заставляет гнаться за второй частью. Впереди целая гонка по пересеченной местности, мы на ней наверняка пупок надорвем. А в конце нас ждет пшик. Я просто уверен!

– А как же обещанная катастрофа?

Пилгрим откинулся в кресле.

– Не могу в это поверить. И объясню почему. Предположим, что этот самый Дайкстон имеет на нас зуб. Банк оставил без крова его мать-старушку или что-нибудь в этом роде. Несчастная вдовица умерла от холода и голода, поэтому он нас так ненавидит. Долгие годы Дайкстон сопел, пыхтел и разработал план мести. Теперь давайте посчитаем. В 1918 году он уже капитан-лейтенант. Стало быть, ему что-нибудь под тридцать. Сколько ему сейчас? Девяносто? Нет, скорее всего он мертв. Все-все они уже на том свете: и Дайкстон, и Ленин, и Захаров. Неужели вы думаете, что человек может пятьдесят лет вынашивать планы мести, не рассчитывая увидеть их осуществление?

– Судя по всему, Захаров отдал распоряжение делать выплаты без ограничения срока. По пятьдесят тысяч в год. Вы представляете себе, что такое в 1920 году была сумма в пятьдесят тысяч фунтов стерлингов?

– Конечно. Это были сумасшедшие деньги. Очень может быть, что Дайкстон имел на Захарова серьезный компромат. Так или иначе, речь, несомненно, идет о шантаже. Но, Хорейс, вспомните, Захаров умер в 1936 году!:

– Очевидно, вы хотите сказать, что обида Дайкстона носила личный характер и была направлена исключительно против сэра Бэзила?

– А разве нет? Все это выглядит вполне лично. По персональному распоряжению Захарова банк ежегодно выплачивает деньги. Примечание старшего партнера запрещает подвергать выплаты сомнению, иначе, мол, разразится катастрофа. По-моему, речь идет об игре, в которую играли двое. Захаров проиграл, а мы должны платить. Причем платим мы скорее всего уже покойнику. Во всяком случае, первые страницы пыльной от времени рукописи не убедили меня в обратном. Послушайте, Хорейс, все это слишком мелодраматично, чтобы быть правдой!

Мэлори смотрел Пилгриму прямо в глаза.

– Нет, Лоренс, умерли не все участники тех событий.

– Кто же остался?

– "Хильярд и Клиф".

– Неужели вы думаете, что он может погубить наш банк? Откуда – из могилы?

Мэлори пожал плечами.

– Не знаю. Сэр Бэзил явно боялся какого-то катаклизма, а этот человек, уверяю вас, не был подвержен необоснованным страхам. Мы должны выяснить, в чем дело. И чем быстрее, тем лучше.

– Но вы ведь понимаете, Хорейс, что поиски будут стоить дорого. Скорее всего мы мало что найдем, а заплатим за это кучу денег.

– И все же не исключаю, что это обойдется нам дешевле, чем если мы вообще откажемся от поисков.

Пилгрим почесал подбородок. Он брился дважды в день, но и этого было недостаточно – снова проступила щетина.

– Хорейс, мы с вами оказались в очень странной ситуации. Раньше боссом здесь были вы. Теперь заправляю делами я. Мы добились определенной степени взаимопонимания. Вас не все устраивает в моих методах, а меня, возможно, не все устраивает в ваших. Тем не менее мы уживаемся. Думаю, даже извлекаем некоторую взаимную выгоду. Однако инстинкт говорит мне, что об этой истории надо раз и навсегда забыть, а денег больше не платить. Ваш инстинкт подсказывает вам обратное.

– И весьма громогласно!

– Причиной этому ваше тесное знакомство с Захаровым?

– Главным образом да.

Пилгрим по-прежнему скреб пальцами подбородок.

– Это-то меня больше всего и поражает. Мне говорили, что вы стреляный воробей. Я убедился, что так оно и есть. Вы не сентиментальны, обладаете огромным опытом и массой знаний. И все же покойник прямо гипнотизирует вас. В чем дело?

Мэлори улыбнулся:

– Просто я его знал. Я видел, как он работает. За всю свою жизнь он не выкинул на ветер ни единого гроша. Принять подобное решение – о ежегодной выплате пятидесяти тысяч фунтов стерлингов на неопределенный срок – сэр Бэзил мог только в безвыходной ситуации. Он наверняка делал все возможное и невозможное, чтобы выйти из этого положения. И тем не менее целых шестнадцать лет, до самой смерти Захарова, деньги аккуратно выплачивались. Уверяю вас, Лоренс: ни единого дня за эти шестнадцать лет не прошло без того, чтобы сэр Бэзил не ломал себе голову над этой задачей. Если выплаты продолжались, то лишь потому, что решение задачи он не нашел.

– Вы хотите сказать, что у нас нет выхода и теперь мы должны плясать под дудку Дайкстона?

– Полагаю, что именно так.

– Вне зависимости от того, куда нас это приведет и сколько это будет стоить?

Мэлори кивнул:

– Да, я так считаю. Вы можете называть старого Мэлори полоумным, но я буду настаивать на своем.

Сэр Хорейс смотрел на Пилгрима с некоторым беспокойством. Вдруг, во время этого разговора, ход мысли старшего партнера стал ему понятен. Пилгрим родился в Венгрии, после пятьдесят шестого года ребенком попал в Америку. Он был блестящим студентом, сделал ослепительную карьеру на Уолл-Стрит и теперь возглавлял международную банковскую компанию. Больше всего на свете Пилгрим боится показаться дураком.В этом ключ.

– Если мы попадем впросак, Лоренс, можете всю вину свалить на меня, – сказал Мэлори. – Я все время буду держать вас в курсе. Кстати говоря, меньше буду путаться у вас под ногами в повседневных делах. И потом, вы ведь знаете, что я не из тех, кто бросает деньги на ветер.

Пилгрим нахмурился:

– Назовите мне еще какую-нибудь убедительную причину. Если я не до конца в чем-то уверен, то плохо сплю по ночам.

– Хорошо. Откуда вам известно, что банк «Хильярд и Клиф» принадлежал Захарову?

– Как откуда? По-моему, вы мне об этом и сказали.

– Об этом также известно Грейвсу и еще, может быть, от силы пяти-шести человекам во всем Сити. Сэр Бэзил любил действовать втихомолку.

– Ну и что?

– Так откуда об этом известно Дайкстону?

– Столько лет прошло с тех пор. У меня такое ощущение, что я собираюсь вложить деньги в археологические раскопки.

– Будем надеяться, что мумия останется спокойно почивать в своей гробнице.

– Ладно, действуйте. Используйте Грейвса, когда сочтете нужным.

– Хорошо. Спасибо, Лоренс.

Мэлори отправился восвояси, весьма довольный тем, что сумел настоять на своем, однако груз новой заботы тяжело давил на него. Вернувшись в кабинет, он, как всякий раз перед принятием важного решения, обратился к призраку Бэзила Захарова с вопросом: «А как поступил бы ты?»

– Зачем нужны эти выплаты? – вслух произнес Мэлори. – Зачем?

Дух сэра Бэзила не ответил. Он никогда не отвечал сэру Хорейсу.

Зато живые молчаливостью не отличались. Вскоре служащие банка «Хильярд и Клиф», привыкшие находиться под неусыпным надзором начальства, стали замечать, что Мэлори выглядит каким-то рассеянным. Попасть к нему в кабинет стало довольно сложно.

Один из партнеров, по имени Хантли, в настоящее время откомандированный консультантом в одну агропромышленную корпорацию, которая пыталась проглотить другую корпорацию – речь шла о сделке на семь, а то и восемь миллионов фунтов стерлингов, – решил наплевать на условности и прорвал стойкую оборону миссис Фробишер. Хантли ворвался в кабинет Мэлори с криком:

– Но это очень важно, сэр Хорейс!

Мэлори смерил его долгим взглядом, но от комментариев воздержался.

– Садитесь, Фергюс.

Хантли сел. Это был мужчина едва за сорок, из аристократической, хоть и обедневшей, шотландской семьи. Он имел репутацию человека весьма сдержанного, но на сей раз сдержаться не мог.

– Придется увеличить сумму! – воскликнул он.

– Ну так увеличьте, – ответил Мэлори.

Хантли разинул рот.

– На сколько?

Мэлори славился тем, что при торгах накидывал цену чуть ли не по полпенни.

– Да заплатите сколько надо! – отмахнулся Мэлори и сменил тему: – Фергюс, вы кроссворды разгадываете?

– Бывает иногда.

– Тогда скажите мне, что это может значить. – Мэлори поднес к глазам листок бумаги и прочел: – «В нише, в Доме Четырех Вилок, в миле от меридиана».

– Сколько букв? – автоматически спросил Хантли, и как раз в эту минуту миссис Фробишер впустила в кабинет Грейвса.

– Это не слово из кроссворда, Фергюс. Это ключ к разгадке. Что-нибудь приходит в голову?

– Пока нет. Можно подумать? – Хантли поднялся. – Так что, я могу увеличить сумму на столько, на сколько сочту нужным?

Мэлори кивнул.

У дверей Хантли обернулся:

– Под меридианом наверняка имеется в виду Гринвич. Дом находится или там, или в Блэкхите. Я попрошу миссис Фробишер, чтобы она поговорила с тамошними конторами по торговле недвижимостью.

Мэлори обратился к Грейвсу:

– Лучше этим займитесь вы. Найдите мне Дом Четырех Вилок.

Когда оба они вышли, Мэлори откинулся на спинку кресла. Теперь он мог выкинуть шараду из головы и заняться другими проблемами. Кто, собственно говоря, этот Дайкстон? Что означает фамилия Яковлев? Может быть, можно найти какой-нибудь след? Кто бы это мог знать? Хорейс Мэлори всегда говорил подрастающему поколению, что суть ремесла банкира состоит в одном: надо знать, где можно выяснить то, чего ты не знаешь. Мэлори позвонил по телефону в два места: сначала некоему отставному адмиралу, состоявшему директором в одном из дочерних предприятий банка, а потом одному оксфордскому профессору, который приходился дальним родственником супруге сэра Хорейса.

Такси Грейвса ползло по забитой машинами Старой Кентской дороге. Накануне Фергюс Хантли велел секретарше организовать конкурс среди сотрудников финансового отдела. Приз за разгадку шарады – бутылка виски.

Уже через несколько минут к Фергюсу заявился один из сотрудников, несносный нахал по фамилии Нэйланд, который с ухмылкой заявил своему патрону:

– Все-таки кое-какая польза от обучения в Оксфорде есть. Нас там ужасно мучили этимологией. Ваши Четыре Вилки наверняка происходят от латинского слова «квадрифуркус», что означает «четырехвильчатый». В средневековом английском оно превратилось в carfour. Написать на бумажке?

– Напишите.

– Carfour – вот так! – показал Нэйланд. – Затем это слово преобразовалось следующим образом... – Молодой человек сделал эффектную паузу.

– Каким образом? – неохотно спросил Хантли.

– Оно превратилось в Карфакс.

– Карфакс? Но ведь это же в самом центре...

Нэйланд снова ухмыльнулся и кивнул:

– Да, это в самом центре Оксфорда.

Хантли с облегчением позвонил сэру Хорейсу, после чего мог вернуться к своим агропромышленным проблемам.

– Когда позвонит мистер Грейвс, – сказал Мэлори секретарше, – передайте ему, что дом называется «Карфакс».

Дело потихоньку двигалось. Сэру Хорейсу позвонил из Оксфорда профессор истории, откликнувшийся на просьбу родственника миссис Мэлори, и предложил банку свои услуги в качестве эксперта по русской революции. Вскоре выяснилось, что революционный деятель по фамилии Яковлев в истории не фигурирует. Адмирал связался с раскормленными бюрократами из бывшего Адмиралтейства, нашедшего приют в недрах министерства обороны, и доложил, что, согласно архивным данным, карьера капитан-лейтенанта Генри Джорджа Дайкстона оборвалась в 1918 году. Последняя запись в личном деле: «Откомандирован для выполнения спецзадания». Дальше – пустота.

* * *

Час спустя Жак Грейвс стоял, расставив ноги по обе стороны узкой полоски стали, обрамленной в камень. Здесь проходил Гринвичский меридиан. Левой ногой Грейвс оказался в Восточном полушарии, правой – в Западном. Эта мысль доставила ему смутное удовольствие, впрочем, тут же улетучившееся, когда рядом пристроился малолетний школьник и радостно заорал о том же самом вслух. Грейвс слегка покраснел и подумал, что пресловутый Карфакс находится в пределах мили отсюда.

В какую сторону? Гринвич остался за спиной; там под ярким полуденным солнцем высились красивые бело-серые здания, построенные самим Реном. Выше, на холме, раскинулся город Блэкхит.

Грейвс почему-то решил спуститься вниз по склону. Ни одна контора по торговле недвижимостью по дороге ему не попалась. Полисмен посоветовал подняться в Блэкхит.

– Идете наверх, сэр, потом пересекаете лужайку, и вы на месте. Все, кто побогаче, живут там.

Идя вдоль газонов парка, Грейвс думал, что город и в самом деле процветает. Здесь раскинулся шикарный пригородный район: прекрасно отреставрированные старинные особняки, хорошо одетые молодые женщины, прогуливающиеся с детьми по зеленой траве. Все очень чистенькое, ухоженное. Дорогие магазинчики с цветными тентами, антикварный «бентли», за рулем которого сидел парнишка лет двадцати.

А вот и контора по торговле недвижимостью. Очень скоро Грейвс убедился, что в сфере недвижимости англичан обслуживают крайне скверно. Некий пузатый молодой человек, дыша густым пивным перегаром, заявил, что раз Грейвс не собирается покупать земельный участок, то нечего ему отнимать время у занятых людей. Выскочив на улицу, Грейвс не сразу пришел в себя от ярости. Когда же гневный туман рассеялся, в глаза ему бросился плакат: «Защитите окружающую среду, вступайте в Георгианское общество». И телефонный номер. Когда Грейвс позвонил, металлический женский голос, принадлежавший особе по имени Джессика Драммонд, сообщил ему, что он разговаривает с почетным секретарем общества. Да, она может уделить ему время сегодня же, если мистер Грейвс поторопится.

Почетный секретарь общества жила в доме с террасой совсем близко от вокзала. На подъездной аллее стоял автомобиль с поднятым капотом, под которым мирно дремал толстый кот. Когда Грейвс позвонил, дверь открыла дама в бело-синей клетчатой юбке, светлой блузке и синем кардигане. У нее были седые волосы, на носу красовались бифокальные очки в серой оправе. Даме на вид можно было дать лет шестьдесят пять.

– Миссис Драммонд?

– Мисс Драммонд. Это вы звонили насчет Георгианского общества?

– Я.

– Тогда входите. У меня немного времени. – Дама провела его в тесную гостиную, усадила и спросила: – Вы живете тут? Или, может быть, недавно переехали?

Грейвс улыбнулся:

– Ни то и ни другое.

Он достал из кармана визитную карточку и протянул хозяйке. Мисс Драммонд повторила вслух его имя, произнеся «Жак» на французский манер.

– Стало быть, мистер Грейвс, вы банкир? Чем я могу вам помочь?

– У нас небольшая, но несколько необычная проблема. Это касается одного нашего давнего клиента, человека, как бы это сказать, довольно эксцентричного. Он любит загадывать загадки, так что понять его распоряжения не так-то просто.

Мисс Драммонд неодобрительно покачала головой:

– Довольно глупая привычка. Таким образом может произойти недоразумение.

Грейвс беззаботно махнул рукой:

– Ничего, со временем все улаживается. Проблема состоит в том, что этот наш клиент недавно умер, и последняя его загадка осталась неразгаданной. Речь идет о доме, который, как нам кажется, должен находиться где-то в этом районе.

– Правда? Как интересно!

– Мисс Драммонд, значит ли что-нибудь для вас сочетание «Четыре Вилки»?

– Четыре вилки, вы сказали?

Он кивнул.

– Нет, ровным счетом ничего. Четыре вилки. Как странно!

– А дом, который назывался бы «Карфакс»?

– Разумеется, знаю.

– Неужели?

– Конечно.

– И что это за дом?

– Очевидно, речь идет о Карфакс-хаусе.

Грейвс просиял улыбкой.

– И этот дом находится в Блэкхите?

– Четверть мили отсюда, не больше.

– Как замечательно, мисс Драммонд. Не могли бы вы мне рассказать об этом доме?

– Ах, как удачно, что вы обратились именно ко мне. Дело в том, что этот дом ужемного лет называется совсем по-другому.

Мисс Драммонд смотрела на Грейвса, и лицо ее горело девичьим энтузиазмом. Вдруг на нем появилось какое-то новое выражение. «Деньги», – сразу догадался Грейвс.

– Скажите, мистер Грейвс, для вас это действительно важно?

– Да не очень, мисс Драммонд. Просто нужно привести кое-какие дела в порядок.

– Да-да. У вас ведь очень известный банк, не правда ли? Вроде «Ротшильда»?

– Ну, не совсем.

– Знаете, Георгианскому обществу катастрофически не хватает средств. Люди, живущие в Блэкхите, конечно, очень любят свой город, но они такие скупердяи, пожертвований от них не допросишься. А у нашего общества так много дел, и все стоит сегодня так дорого. На одни марки знаете сколько денег уходит!

Во взгляде хозяйки читалась непреклонность.

– Ну, разумеется, мы могли бы сделать определенный взнос...

– Я думаю, пятьсот фунтов стерлингов, – заявила мисс Драммонд.

– Сколько-сколько?!

– Пятьсот. – Почетный секретарь развязно хихикнула. – Представляете, на днях мы получили от юридической фирмы счет именно на эту сумму, а они для нас почти ничего не сделали. Когда же я стала протестовать, они ответили, что мы обязаны платить за их знания. Вот я и подумала: на мистере Грейвсе превосходный костюм, рубашка его явно куплена на Джермин-стрит, туфли ручной работы – это ведь всегда видно, не правда ли? И вообще он выглядит как очень важный человек. – Хозяйка снова хихикнула. – Почему бы мне не последовать примеру юридической фирмы и не взять хорошие деньги за хорошее знание?

– И все-таки, – с серьезным видом возразил Грейвс, – пять сотен – это слишком дорого.

Мисс Драммонд захихикала еще пуще:

– Ах, как мне все это нравится!

– Мы, конечно, могли бы внести разумную сумму...

– "Разумной" является цена, соответствующая рыночной конъюнктуре. Так всегда говорил мой отец.

– А чем он занимался?

– Торговал восточными коврами, мистер Грейвс. Давайте поступим так. Попробуйте раздобыть нужную вам информацию где-нибудь в другом месте. Если не удастся, вы всегда сможете вернуться ко мне.

Грейвс поднялся со стула.

– Да, пятьсот это слишком дорого. Может, я и в самом деле...

– Вы, естественно, понимаете, мистер Грейвс, что, если вы вернетесь ко мне, цена поднимется.

Грейвс испытующе взглянул на нее.

– Откуда я знаю, стоит ли ваша информация этих денег?

Хихиканье сменилось широкой и уверенной улыбкой.

– Разумеется, вы этого не знаете. Очаровательно, просто очаровательно! Скажите, мистер Грейвс, вы любите пыль?

– Пыль? – в недоумении переспросил Грейвс.

– Уверяю вас, вы задохнетесь в пыли, прежде чем найдете где-либо упоминание о Карфакс-хаусе.

Грейвс сосредоточенно поморгал.

– По-моему, пятидесяти фунтов вполне достаточно. Даже с учетом того, что эти деньги пойдут на хорошее дело.

– Пятьсот.

Грейвс тоскливо потоптался на месте минуту-другую, но он уже понял, что проиграл. В конце концов, это не его деньги. Ему пришла в голову мысль, что можно получить информацию, а денег потом не давать. Но хозяйка заставила его первым делом выписать чек.

Спрятав чек в надежное место, мисс Драммонд сообщила, что Карфакс-хаус был построен в конце XVIII века, а во время первой мировой войны сгорел дотла, ибо в него попала зажигательная бомба с германского цеппелина. Впоследствии дом был отстроен заново неким мистером Кавендишем, разбогатевшим на военных поставках говядины. Новому владельцу хотелось, чтобы его считали родственником герцогов Девонширских, чье родовое имя тоже Кавендиш. Поэтому дом стал называться Кавендиш-хаус. Говорят, что молния два раза в одно и то же дерево не попадает. Однако то же самое нельзя сказать о немецких бомбах, потому что осенью 1941 года «Хейнкель-111», подстреленный зенитным огнем над Собачьим островом, был вынужден освободиться от бомбозапаса и скинул его над городом. Одна из бомб угодила в Кавендиш-хаус. Мисс Драммонд сообщила, что дом был возведен в третий раз, по-прежнему под именем Кавендиш-хауса. Она забыла, как звали того человека. Он был весьма нелюдим и, в любом случае, больше там не живет.

– Кому же принадлежит дом теперь? – спросил Грейвс.

– Одной кошмарной парочке. Муж занимается не то поп-музыкой, не то рекламой – точно не помню. А она просто шлюха какая-то. Или манекенщица, но это одно и то же, не так ли?

– А как их зовут?

Имя супружеской пары обошлось ему всего в пятерку, которая пошла в фонд Общества спасения на водах.

* * *

Дом оказался небольшим. Двухэтажное строение с садом, окруженным каменной стеной. Стены выкрашены в бледно-лимонный цвет; оконные рамы белые; всюду царил первоклассный порядок. Мисс Драммонд сказала, что от первоначальной постройки, разумеется, ничего не осталось, но все равно это один из самых очаровательных георгианских домиков во всем городе. И она была права.

Грейвс курил, прохаживаясь по газону и разглядывая пресловутый Карфакс-Кавендиш-хаус. Где-то под его крышей спрятана вторая часть повести Дайкстона, и наверняка спрятана на совесть. Интересно кем – самим Дайкстоном? Очень возможно, что отшельник, имя которого не могла вспомнить мисс Драммонд, и был Дайкстон.

Значит, он уехал и оставил где-то тайник? Можно не сомневаться, что он запрятал рукопись как следует, иначе она могла бы попасть в руки кому-то из посторонних.

Белоснежная входная дверь с молотком в виде львиной головы выглядела довольно устрашающе. Грейвса смутить было трудно. Выполняя задание «Хильярда и Клифа», он не задумываясь постучался бы и в жилище самого дьявола, но на сей раз «аварийный монтер» испытывал странную неловкость. Как постучать к людям в дверь и сказать: «Добрый день, я бы хотел обыскать ваш дом»? Да, прав был Пилгрим, когда назвал Дайкстона шутником. Тот и в самом деле устроит им гонку, от которой пупок развяжется. Причем у первого – у него, Грейвса.

Жак вернулся на Ательсгейт, 6.

– Как «что делать дальше»? – удивился сэр Хорейс Мэлори. – Господи, это ведь яснее ясного – найдите пакет, и дело с концом! Бумаги спрятаны где-то в доме. Идите и ищите! И поторапливайтесь!

Когда Грейвс шел по усыпанной гравием тропинке к уже знакомой белоснежной двери, сиявшей в свете медного фонаря, настроение у него было кислое. Он положил руку на львиную голову и замер – изнутри донесся смех. Что там творится? Телевизор орет или это гости собрались? Грейвс постучал, чувствуя себя каким-то бродячим коммивояжером.

Оказалось, что гости. Дверь открыл мужчина, раскрасневшийся от вина, с салфеткой на шее. Черт подери!

– Мистер Абрахамс?

– По-моему, поздновато для визита. Что бы вы там ни продавали, зайдите в другой раз.

Абрахамс вытер салфеткой руки и хотел было закрыть дверь. Грейвс выхватил визитную карточку.

– Прошу простить, это очень важно.

– Неужели?

Абрахамс оглядел его с некоторым подозрением, потом взглянул на карточку. Поскреб ногтем монограмму и произнес:

– "Хильярд и Клиф"? Это, кажется, торговый банк?

– Да.

– Впервые слышу, чтобы банки охотились за новыми клиентами таким вот образом, – усмехнулся Абрахамс. – Я понимаю, депрессия и все такое, но тем не менее удивлен.

Грейвс, чувствуя, что сейчас покраснеет, приосанился. Солидно хмыкнув, он заявил:

– У нас к вам просьба, мистер Абрахамс. Она покажется вам необычной, но мы надеемся, что вы не откажетесь помочь.

Абрахамс цепким взглядом оглядел костюм посетителя, туфли, галстук. Точь-в-точь как мисс Драммонд, подумал Грейвс. Обитатели Блэкхита явно встречали гостей по одежке.

– Входите, мистер Грейвс, – решился Абрахамс. – Вы ужинали? У нас тут в гостях пара друзей, но еды хватит и на вас. – Он закрыл дверь и проводил посетителя в столовую, где Грейвса встретили три слегка удивленные физиономии.

Подозрительность хозяина сменилась беззаботной веселостью.

– Мистер Грейвс работает в банке. Им что-то от меня нужно, вот он и зашел.

Абрахамс явно намекал, что вечерние визиты посетителей из Сити в Кавендиш-хаусе дело вполне обычное. Как вскоре понял Грейвс, Абрахамс пытался склонить одного из гостей к заключению какой-то сделки. Жак не любил, когда его используют, и насупился. В конце концов гости ушли, и Грейвсу пришлось произнести вслух кошмарную фразу:

– Мы хотели бы обыскать ваш дом.

Ему, разумеется, пришлось повторить эту странную фразу несколько раз. Он рассказал и про эксцентричного клиента, к сожалению, скоропостижно скончавшегося, и обо всем прочем...

– Обыскать дом? – взвизгнула миссис Абрахамс.

Надо сказать, что Она вполне соответствовала описанию мисс Драммонд: полушлюха, полуманекенщица.

– Вы что, собираетесь шарить по шкафам и полкам?

Грейвс объяснил со всей возможной деликатностью, а ее понадобилось немало, что личные вещи Абрахамсов его совершенно не интересуют. Речь идет о самом доме.

– Вы собираетесь поднимать паркет! – возмущенно воскликнула хозяйка.

– Затраты будут возмещены, – уверил ее Грейвс.

– Возмещены? – переспросила миссис Абрахамс.

– Надеюсь, достаточно щедро, – вставил ее муж.

Последовали переговоры. Было решено, что обыск будет состоять из двух этапов: на первом этапе Грейвс в сопровождении эксперта, а также, разумеется, самой миссис Абрахамс осмотрит чердак, подвал и погреб. Состоится также беглый осмотр жилых комнат. Если предварительные поиски закончатся безрезультатно, начнется этап два. Вся обстановка Кавендиш-хауса будет переправлена на склад, а в доме начнется обстоятельный обыск. Мистеру и миссис Абрахамс будет предложено проживание в комфортабельном отеле, а по окончании поисков банк оплатит полный ремонт и меблировку.

У мистера Абрахамса аппетиты были не меньше, чем у мисс Драммонд. За первый этап он потребовал тысячу. За второй – пять тысяч, включая все расходы. И никаких торгов. Грейвс согласился. Он попросил также дать ему все имеющиеся планы и схемы дома. Кроме того, прежде чем внести первый взнос, ему нужно убедиться, что мисс Драммонд не соврала и Кавендиш-хаус действительно назывался когда-то Карфакс-хаусом. Пришлось консультироваться с юридической конторой банка «Хильярд и Клиф». Там сообщили, что нужную информацию разыскать возможно, хоть это будет совсем непросто.

Сначала пришлось отправиться в архивное бюро близлежащего городка Льюисхем, где пожелтевшая от времени регистрационная книга за 1910 год подтвердила истинность сведений, сообщенных мисс Драммонд. В то время Карфакс-хаус оценивался в 125 фунтов стерлингов. Теперь Грейвс мог позвонить Абрахамсу, работавшему управляющим в рекламном агентстве. Жак попросил передать ему документы на дом. Абрахамс ответил, что дом заложен, а посему все документы на него находятся у строительной компании, одолжившей ему деньги. Ссуда рассчитана на двадцать лет, и документы будут возвращены лишь по окончании этого срока.

– Какая строительная компания?

– "Лифильд".

– Какой отдел?

Абрахамс сказал.

Вооружившись письменным заявлением Абрахамса, Грейвс отправился в строительную компанию изучать документы на дом. Информация, которую он там раздобыл, оказалась поистине бесценной. Дело в том, что разбомбленный немцами Кавендиш-хаус в 1945 году купил не кто иной, как Генри Джордж Дайкстон. Двадцать лет спустя он продал дом земельной комиссии графства.

Грейвс аккуратно переписал все адреса – и адвокатской конторы, оформившей покупку, и земельной комиссии. Он, конечно, не надеялся, что таким образом удастся выйти на след Дайкстона, ибо Дайкстон скорее всего давно уже находился в мире ином, но тем не менее Грейвс был доволен. Еще больше прибавилось у него оптимизма, когда он явился в контору архитектурно-строительного управления и ему тут же, по первому требованию, выдали поэтажный план Кавендиш-хауса.

Тут-то эйфории и наступил конец.

Бомбардировка 1941 года разрушила Кавендиш-хаус до основания. Крыша рухнула, от внешних стен не осталось и половины. Архитектор, строивший дом заново, изо всех сил старался восстановить первоначальный облик, поэтому сохранившиеся фрагменты постройки были органично включены в новый проект. Грейвс вертел план, пытаясь догадаться, где может находиться искомая щель. Оказалось, что заветное слово написано на плане прямым текстом. Аккуратным почерком архитектор приписал сбоку: «В кирпичной кладке сквозная девятидюймовая щель». В архитектурном управлении было достаточно специалистов, которые разъяснили Жаку смысл приписки: оказалось, что стены Кавендиш-хауса имеют двойную кирпичную кладку, а посередине расположен зазор.

Грейвс мысленно выругался. Стало быть, вторая часть рукописи Дайкстона находится где-то в стене, причем совершенно непонятно, в каком именно месте. Он представил себе последующее: строительные леса, каменщики, разборка стен, возведение их снова. И в результате скромная находка – конверт, обернутый в какой-нибудь водонепроницаемый материал. Его просто бросили в щель, твердо зная, что рукопись пролежит там до скончания века.

* * *

Нам нужен строительный консультант, решил сэр Хорейс Мэлори.

Грейвс с удивлением заметил на лице старого банкира тень злорадной улыбки.

– Этот Дайкстон еще заставит нас поплясать, – хмыкнул Мэлори. – Я так и вижу его перед собой.

– Как это? – спросил Грейвс.

– Помните Чеширского Кота? – задумчиво вымолвил Мэлори.

– Разумеется. Я проходил в школе «Алису в Стране Чудес». Как и все.

– Как вы помните, – Мэлори извлек из футляра «Ромео № 3», – Кот исчезал очень медленно, начав с кончика хвоста и закончив улыбкой, которая некоторое время висела в воздухе, когда все остальное уже растаяло. Мы с вами находимся в самом начале сказки. А улыбка уже парит над нами.

– Я найду консультанта, – сказал Грейвс.

Несмотря на все знание человеческой природы, присущее сэру Хорейсу, он несомненно удивился бы, если в ему стало известно, как широко разнеслась весть о том, что «Хильярд и Клиф» проявляют интерес к некоему частному дому в Блэкхите. Рекламное агентство – это не обитель монахов-молчальников, а Денис Абрахамс и подавно не умел держать язык за зубами. Когда взволнованная жена сообщила ему по телефону, что на обусловленный соглашением первый этап осмотра в дом явилась целая депутация из пяти человек, причем один из них был рыцарем (сэр Хорейс на самом деле был не рыцарем, а баронетом, но миссис Абрахамс этого не знала), у Дениса отвисла челюсть, и он тут же поделился сногсшибательной новостью со всеми присутствующими. Надо сказать, что в это время Абрахамс находился в баре клуба «Перо и парик», где собираются адвокаты. Юристы проявили к его рассказу чисто праздный интерес, но тут же, на беду, оказалась парочка репортеров, которые заинтересовались историей уже профессионально.

Еще до того, как сэр Хорейс вернулся на Ательсгейт, 6, миссис Фробишер уже дважды сообщила корреспондентам, что ничего не знает об интересующей их теме.

– Продолжайте в том же духе, – инструктировал ее Мэлори.

Он провел весьма малоприятное утро. Тщательный осмотр крыши и стен Кавендиш-хауса ровным счетом ничего не дал, невозможно было определить, где спрятаны бумаги. Пока Грейвс и Смитсон (консультант) проводили инспекцию, сэр Хорейс, которому было уже не под силу лазить по чердакам и подвалам, попал на растерзание миссис Абрахамс, и она мучила его целых полтора часа. Схватив банкира за руку, хозяйка подробнейшим образом рассказала ему о каждой занавеске и каждом коврике, о каждой зажигалке и каждом камине во всем доме. Мэлори сам удивлялся тому, что дожил до конца этой пытки.

Теперь же ему предстояла беседа с Пилгримом, который наверняка будет держаться насмешливо и покровительственно.

– А я вам говорил, что эта история обойдется нам недешево, – сказал Пилгрим. – Каков следующий этап?

Мэлори объяснил про стены и сердито подождал, пока Пилгрим отсмеется.

– Это совсем не смешно, Лоренс!

– А по-моему, помереть со смеху. И вы действительно собираетесь сносить стены?

– У нас нет выбора, – сухо ответил сэр Хорейс. – И вы должны это понимать.

– Сколько стоит дом?

– По нашим расчетам, перестройка обойдется в сорок пять тысяч.

– Это же сто тысяч долларов! – возмутился Пилгрим. Ситуация уже не казалась ему забавной. – Будьте поосторожнее, Хорейс.

Вернувшись к себе, сэр Мэлори велел Грейвсу организовать переправку имущества Абрахамсов на склад, причем лишних денег ни в коем случае не тратить. Сама супружеская чета отправилась в отель «Интерконтиненталь». Мэлори составил списочек проблем. Во-первых, придется сообщить Абрахамсам о том; что их прелестный дом будет снесен. Во-вторых, необходимо получить санкцию местных властей, иначе с работами могут возникнуть трудности. В-третьих, нужно разрешение земельной комиссии, которой принадлежит участок.

Мэлори отлично знал, что ни одна из вышеупомянутых инстанций своего согласия так просто не даст.

Как же быть? Мэлори понимал, что вся эта история имеет несколько комический оттенок. Однако его уверенность в важности рукописи Дайкстона от этого меньше не стала. Сэр Хорейс начинал «чувствовать» Дайкстона, и это чутье говорило ему, что разворачивается настоящая охота. Как и положено на хорошей охоте, впереди волнения, опасности, а в конце скорее всего кровопролитие.

Придется снести эти чертовы стены, и будь что будет. Последствия же рисовались такими: гражданский иск Абрахамсов, иск от местных властей и прочее и прочее.

Внезапно Хорейс Мэлори обнаружил, что сидит, зажав голову руками, да еще так сдвинув брови, что весь лоб болит. Банкир выпрямился и посмотрел вокруг себя: где-то здесь должна была плавать улыбка Чеширского Кота. Вслух он сказал :

– Надо – значит, надо. Ничего не поделаешь.

Неделю спустя мебель Абрахамсов уже находилась на складе – и обошлось это очень недешево. Супружеская чета жила в отеле. Ранним утром на тенистом перекрестке, благодаря которому Карфакс-хаус получил свое первоначальное название, образовалась небольшая пробка: молодым мамашам, отвозившим своих отпрысков в частные школы на французских и немецких автомобилях, пришлось потесниться – к воротам Кавендиш-хауса двигался тяжеленный бульдозер. Бульдозер подъехал к дому, слегка сдвинув опору ворот.

В саду уже ждали Хорейс Мэлори, Жак Грейвс, консультант Смитсон и бригада рабочих. В это время к ним присоединилась соседка, которую немедленно выпроводили бы за пределы сада, если в она не была молода и хороша собой. Мэлори всегда проявлял галантность по отношению к красивым женщинам.

– Домик, конечно, хорошенький, – заметила блондинка. – Но он такой прилизанный, прямо ужас! Знаете, ведь от старого строения почти ничего не осталось. А зачем вы все это делаете?

– Вынужденно, мадам, – пробормотал Мэлори.

– Ну-ну... – Блондинка посмотрела вокруг критическим взглядом.

Грейвс не сомневался, что эта дамочка способна определить стоимость любой вещи с точностью до одного фунта стерлингов.

– Конечно, я бы в таком доме жить не стала. У нас подлинныйгеоргианский дом.

– Очень рад за вас, – сказал Мэлори.

– Солнечные часы, правда, тут хороши. Я их просто обожаю. Часы, естественно, появились до того, как сюда въехали эти. Вы их видели?

– Полагаю, что нет, – процедил Мэлори, галантность которого уже была на исходе.

– Они в саду, за домом. Просто прелесть. В виде регулуса. Очень оригинально.

Мэлори просто кивнул, он наблюдал за ревущим бульдозером. Зато Грейвс слегка нахмурился – в мозгу у него звякнул невидимый колокольчик. Он обернулся к дамочке:

– Вы сказали: «регулус»?

Та улыбнулась:

– Да-да. Если вам интересно, можете сходить посмотреть.

– Это ведь какое-то геральдическое животное? – спросил Грейвс.

Красотка кивнула, и он поинтересовался:

– По-моему, этот зверь называется еще и как-то иначе... Если я не ошибаюсь...

– О да, – согласилась собеседница. – Более известное название регулуса – василиск. Вы знаете, как выглядит это мифическое чудовище?

Но Грейвс уже отвернулся от нее: размахивая руками, он сигналил водителю бульдозера, чтобы тот остановился. Когда грохот дизеля стих, Грейвс сказал:

– Сэр Хорейс, эта дама говорит, что в саду находятся солнечные часы необычной формы. В виде василиска.

– Интересное слово, – молвил Мэлори. – Расскажите мне, пожалуйста, поподробнее, мадам.

Этого-то дамочке было и нужно.

– Пойдемте, я покажу вам.

– Разумеется.

Женщина отвела их в сад. Солнечные часы представляли собой решетку, внутри которой находился мифический зверь. Решетка была установлена на массивном пьедестале кованого железа. Утреннее солнце светило слабо, тени были едва различимы, однако к полудню они сгустятся, и тогда циферблат на близлежащей стене оживет.

– Какой страшный, правда? – показала красотка на железного зверя. – Прямо олицетворение зла.

Мэлори разглядывал василиска, а женщина стрекотала не умолкая:

– Взгляд василиска считался гибельным для смертного. Как для людей, так и для животных, за исключением ласки. Дыхание чудища ядовито и губит все растения, кроме руты. Уничтожить же василиска можно лишь посредством...

Василиск, Бэзил, Василий, думал Мэлори. Василиск – олицетворение зла. Ах, Дайкстон, Дайкстон!

Он поднял руку:

– Полагаю, имеет смысл начать отсюда. Точнее, со стены, где расположен циферблат. И бульдозер нам вряд ли понадобится.