Я принялся обходить одну за другой все комнаты этого скромного жилища, хотя в глубине души с самого начала был уверен, что никого не найду, потому что в пустом доме и в доме, где кто-либо есть, звуки отдаются по-разному, и это сразу заметно. Павел не относился к числу беспечных людей, которые оставляют двери распахнутыми настежь. Значит, что-то случилось. Я боялся в одной из этих тихих комнат обнаружить его труп. Павла не было — ни живого, ни мертвого. Постепенно переходя из одного помещения в другое, я понял только одно: каждая комната была обыскана. В двух закатаны ковры и вскрыт паркет. В спальне на первом этаже дно чугунного камина покрыто сажей, словно проверяли и дымоход. Нельзя сказать, что все перевернули вверх дном, поскольку в тщательно прибранном домике эльфа было очень мало мебели. Скорее кое-что переставили.

Только, пожалуй, в комнате, в которой мы вчера с Павлом сидели, где находились его рабочий стол и книги, действительно царил хаос: бумаги разбросаны по полу, из стола и буфета вытащены и перевернуты ящики, а их содержимое вывалено на пол.

При мысли о том, что могло случиться с Павлом, я почувствовал приступ дурноты, потому что в этом был виноват я. Ведь тот, кто все это натворил, не сам нашел дорогу к дому Павла. Ему помогли. И не кто-нибудь, а я. Из-за собственной неосторожности я кого-то привел за собой сюда, на Парсон-Драйв, к этому дому, к маленькому Павлу.

Я с горечью осознавал, что чуда не произойдет: входная дверь уже не откроется и в ней не появится Павел со словами: «С утром, привет, привет!» Кому-то вчера удалось меня выследить. Американцы и Руперт из SIS ничего не знали: после разговора с ними мне это стало яснее ясного. А Сергей вроде бы был далеко отсюда и понятия не имел, что я тут. Хотя, конечно, он мог пользоваться услугами своих многих помощников, которые день и ночь следили за Павлом и вошли в дом, как только мы с ним уехали, и устроили кавардак. Я продолжал уныло глазеть на разбросанные пожитки Павла, и вдруг мой взгляд упал на книги. Множество их валялось на полу. Я потому обратил внимание на них, что они были на польском языке и обернуты в толстые блестящие обложки.

Я наклонился и поднял одну. Когда мы с Павлом собрались уезжать, он взял с собой три книги и рекомендовал мне какую-то из них. Она, кажется, была об археологии, о богах. А три книги, которые валялись на полу, оказались детективами. Я внимательно осмотрел их. Павел сходил в библиотеку и вернулся домой с этими новыми книгами, а потом снова укатил на мотоцикле.

Эта была новая загадка, и ее мне предстояло разгадать!

* * *

Я чуть отодвинул штору и выглянул наружу. Улочка Парсон-Драйв безлюдная, и я никого не заметил. Тогда я приоткрыл входную дверь ровно настолько, чтобы увидеть короткую дорожку и ступеньки. На том месте, где находился гипсовый лист Питеркина, теперь лежал огромный серый булыжник, который отлично вошел в опустевшее гнездо.

Это говорило о том, что Павел сюда вернулся и снова уехал на своем «Ариэль-сквер-четыре». Он его великолепно водит, так что, наверное, и до звезд за полтора часа доберется. Книги он оставил дома, а лист забрал. А это могло означать, что Павел в безопасности. Я был озадачен. Павел знался с отцом Бодински, исчезнувшим много лет назад, и наверняка не хотел, чтобы его самого отправили следом за ним. Поэтому решил исчезнуть добровольно. Вероятно, его преследовали, хотя, принимая во внимание вид транспорта, которым он пользовался, это было маловероятно. Или он заметил, что за ним следят, и захотел улизнуть, потому что почуял опасность.

Но он назначил мне встречу на сегодняшнее утро, наверно, попытался подать какой-нибудь знак. Этим знаком могли быть библиотечные книжки или пропавший лист. Еще у меня были буквы, подсказанные Питеркином: «CH.AD.11», о которых я пока не получил ответа ни от отца Франклина, ни от Павла. И решать эту головоломку предстояло мне, Джону Клоузу.

Питеркин очень тщательно спланировал маршрут головокружительной гонки с препятствиями. Поэтому я решил прежде разобраться с «CH.AD.11», еще раз поговорив с отцом Франклином, жившим на другом конце города.

Вовсе незачем было отправляться туда самому, телефонная будка находилась совсем рядом, на улице.

* * *

— Отец Франклин, — начал я, — это говорит Джон Клоуз, мы с вами вчера встречались, если вы помните.

Он ответил, что помнит меня, и спросил, удалось ли мне поговорить с Павлом.

— Да, вчера, — слукавил я. — И он задал мне непростую задачу. Надеюсь, вы поможете мне разобраться.

— Мистер Клоуз! — воскликнул святой отец. — Я не расположен решать какие бы то ни было задачи.

— Понимаю, извините меня, но это действительно очень важно. Речь идет о значении кое-каких букв и цифр.

— Надеюсь, — сказал он, — вы не заставите меня попусту терять время.

— Сначала идут вместе две заглавные буквы С и Н. Потом точка. И дальше заглавные А и D, тоже вместе. И подряд две единицы. А может это оказаться, к примеру, главой из Библии? Стихом?

— Такие вещи, — произнес отец Франклин, — обязан знать-каждый образованный человек, мистер Клоуз. У вас есть Библия?

— Дома, — сказал я. — В Австралии.

— Пойдите и купите карманное издание.

— Обязательно, непременно, — скороговоркой ответил я, чувствуя, что он сердится и вот-вот бросит трубку. — Я тоже собирался сделать пожертвование для вашей церкви. И в скором времени к вам зайду. Пожалуйста, поверьте.

Он шумно вздохнул.

— С и Н могут обозначать главу, а точка указывает на аббревиатуру. Но я не знаю ни одной главы в Библии, которая начиналась бы с букв А и D. Поэтому думать, что это Библия, не приходится.

— Что еще могут означать эти буквы?

— C-H-A-D, — раздраженно повторил отец Франклин, помолчал, потом сказал: — Это маленький человечек, который выглядывает из-за стены и произносит: «Знаю ничего». Помните в мультфильме?

— Нет, но я постараюсь его где-нибудь посмотреть. Спасибо, что не пожалели для меня времени. Обещаю обязательно внести деньги в фонд вашей церкви.

— А еще, мистер Клоуз, был такой Чад, вернее, Святой Чад, именем которого названа одна из церквей в нашем городе.

— С точкой?

— Без.

— Отец Франклин, — пробормотал я, — вы...

— Священник, — перебил он, — а не фокусник. Буду очень признателен, если вы на будущее запомните разницу между этими понятиями. И вот еще что. Какую сумму вы собираетесь внести, мистер Клоуз?

Я вспомнил о Питеркине и о деньгах, которые он оставил мне на разные расходы. Питеркин посещал эту церковь, получал наставления от отца Бодински...

— Сто долларов, — сказал я. — Нет, тысячу...

Я почувствовал, как его недовольство улетучивается, будто где-то вытащили пробку и выпустили пар.

— За такую сумму, — произнес он, — вы вправе задать мне еще два вопроса.

— А где находится церковь Святого Чада?

— На Толлер-Лейн.

— Автобус номер семьдесят четыре проходит там? — спросил я, заметив из будки, что кто-то спускается с горы и направляется в мою сторону.

— Думаю, примерно в полукилометре от того места, где вы находитесь.

Я бросился к остановке, но не увидел и не почувствовал никакой слежки.

* * *

Кондуктор-пакистанец не знал, где нужно выходить, чтобы попасть в церковь Святого Чада. Мне помогла одна крупная дама.

— Вам ехать до Дакуорт-Лейн, дорогуша, — сказала она, с трудом обернувшись через плечо.

— Благодарю вас.

— Я скажу, когда приедем, не волнуйтесь.

— Спасибо.

Всю дорогу она трещала:

— Видите дом, вон тот особняк наверху? Мы едем по Гарден-Лейн, а особняк Сатклифф принадлежал Йоркширскому Потрошителю.

Через несколько метров снова:

— Смотрите, а это Солтберн-Плейс. Здесь родился Дж.Б.Пристли.

И наконец я услышал:

— Вам выходить. Идите в ту сторону, направо.

Меня беспокоило, что при входе на табличке в названии церкви Святого Чада не было точки. Надпись гласила, как назывались церковь и приход и в какие часы проводится служба. Слово «Чад» было написано слитно, без какого-либо знака. Возможно, Питеркин сделал грамматическую ошибку или скорее всего рассчитывал, что местные жители, тот же Павел и отец Франклин, без труда поймут значение этого слова.

Внутри церкви было тихо, утреннюю мессу уже отслужили. Я осмотрел задние скамьи, они не были пронумерованы, и двинулся вперед не слишком уверенно, потому что атмосфера пустой церкви всегда сковывает, и начал отсчитывать ряды. Вот и одиннадцатая скамья, ее деревянные сиденья отполировало время.

Никаких знаков на ней не было видно. Я нарочно уронил монету, чтобы был предлог поползать на коленях и поискать, что там было спрятано. Конечно, глупо искать оправдание, чтобы стать на колени в церкви. Я заглянул под скамью и увидел гладкий каменный пол, темное дерево и какой-то тусклый предмет в тени. Чтобы дотянуться до него кончиками пальцев, нужно было лечь на пол, но мне все же удалось дотянуться, и когда я до него дотронулся, почувствовал, что уже прикасался к такой же вещи, — это был гипсовый лист Питеркина.

— Отыскали? — услышал я голос сзади.

— Э... да.

— Я слышал, как звякнула об пол монета. Здесь звук далеко разносится. А вы знаете, как мы, священники, реагируем на звон монет.

Мне не терпелось осмотреть лист, однако пришлось поддерживать разговор, правда недолго. Он оказался милым человеком и был польщен, когда я вручил ему деньги в фонд церкви. В благодарность он провел меня по своей обители; Казалось, прошла целая вечность, пока я наконец не очутился на улице, вертя в руках лист. В основании нащупал небольшую неровность. Там были какие-то буквы. Я посмотрел и вздохнул. Видно, загадки Питеркина никогда не кончатся. И где этот здоровяк, этот простак приобрел вкус к головоломкам?

«Пол.сс.» «Пол» может означать «польский», подумал я. Во многих местах в той же Австралии, в Новой Зеландии и здесь, в Англии, буквами «сс» означают или кубические сантиметры, или крикетный клуб.

* * *

В телефонной будке я снова услышал недовольное сопение отца Франклина, который сказал мне, что в городе существует Кавалерийский клуб, членами которого стали храбрые поляки, которые в 1939 году ринулись навстречу германским танкам верхом на лошадях.

— Клуб был основан теми, кто тогда уцелел, — добавил он. — Их осталось мало, многие поумирали. Но они все еще приходят в свой клуб и приводят сыновей и внуков.

Я сел на тот же семьдесят четвертый автобус, который снова чудесным образом подбросил меня к дому в конце Грейндж-роуд, где находился клуб. Дверь была открыта, старик подметал пол.

— Что вам нужно? — строго спросил он. — Бар открывается ровно в двенадцать.

— Меня направил сюда один человек, — ответил я.

Другой на его месте поинтересовался бы, кто именно меня сюда послал. Во всяком случае, я ждал этого. А он просто пересек комнату, открыл дверь и крикнул что-то кому-то, видимо, по-польски. Оттуда ответили. Старик жестом предложил мне пройти.

— Вас ждет человек, — произнес он.

А ждал меня не кто иной, как Павел, который взобрался на высокий стул у стойки бара и напоминал эльфа, сидящего на шляпке поганки. Он весело оскалился:

— Нашел?

— Нашел. Павел, ваш дом...

— Конечно, конечно. Его обшарили? Ждал этого, очень ждал. Видел людей, значит, должен уйти. Вы умно нашли меня.

— Не слишком умно. Вначале я подумал, что вас убили.

— Теперь знаете — я в порядке. Вы видели книги?

— Да, на полу.

— Не важно где. Вы нашли лист в церкви Чада?

— Да.

— Это я положил его туда.

— Я так и понял. Никто другой не мог этого сделать.

— И вы тут!

— И я тут. Но что мне это дает? В конце концов, у вас есть для меня что-нибудь от Питеркина?

— От Питеркина?

Я редко выхожу из себя. Но на этот раз так вспылил, что даже не помогли попытки сосчитать до десяти. Я схватил Павла за лацканы пиджака и проревел ему в лицо, чтобы он вел честную игру и перестал врать.

— Что я вру? — недоуменно спросил он.

— А то, — орал я, — что, по вашим словам, вы видели Питеркина всего один раз.

Он лукаво посмотрел на меня.

— Может, и два раза...

— Вторая встреча, — прошипел я сквозь стиснутые зубы, — произошла около трех лет назад.

— Примерно.

— Когда он явился сюда с этим треклятым листом, — продолжал я. — Он оставил все у вас и дал вам соответствующие инструкции, так?

Павел кивнул.

— Он сказал, что однажды сюда приду я, поскольку я на тридцать лет моложе и у меня больше шансов дожить. Правильно?

Он снова кивнул.

— Он требовал, чтобы сначала вы полностью убедились, что я — это я, что я настойчив и у меня есть деньги.

— Правда. Абсолютная правда.

— И в то время как все, в том числе Алекс и ее мать, его гражданская жена, думали, что старина Питеркин покоряет вершины Черногории, он был в Йоркшире, за двадцать пять тысяч километров от нее, прокладывал тот самый замысловатый путь, по которому после него должен был пойти я. Почему, Павел?

— Почему спрашиваете?

— Потому что уже существовал план, как сохранить тайну Питеркина. Его разработал лично Бодински. Бумаги должны быть спрятаны в монастыре. Очень надежное место.

— Монастырь закрыт, — поспешно ответил Павел. — Найти Петра было очень трудно, но Бодински нашел. Мы ждали. Петру нужны деньги, чтобы приехать. Мы нашли деньги. Приехал Петр. Взял бумаги из тайника и спрятал в другом месте.

— Где?

— Здесь, — произнес Павел. — У меня в руках.

Движением фокусника он вытащил из-за спины руку, сжимавшую конверт, очень похожий на тот коричневый пакет, который я получил от Питеркина.

— Читайте и изучайте, — сказал Павел.

— Вы знаете, что там?

— Нет, я не хочу знать ничего.

— Я могу прочитать их прямо здесь?

— Конечно.

— Павел, скажите, есть что-либо существенное в той книге, о которой вы вчера специально упомянули? О богах и прочем? — спросил я.

— Вы сами должны догадаться. А меня с этой минуты здесь больше нет.

— Ну почему же вас здесь нет? Вы здесь.

Эльф покачал головой.

— Я сделал все, что должен был сделать. Теперь у меня каникулы. Уеду навещу друзей, «Ариэль-сквер-четыре» не догонят. Вернусь, когда все закончится. Только тогда.

Он встал и исчез, и вскоре я услышал, как где-то вдалеке с ревом оживает его мотоцикл. Секунда — и он умчится, а я оглянулся вокруг в поисках ножа, чтобы вскрыть конверт...