Оружие наизготовку

«Подъем. У нас танкер».

Я просыпаюсь на борту лодки, где я смог урвать I несколько минут для отдыха, невзирая на холодный ветер и неспокойное море. Я пропитался брызгами. Несмотря на то что я — «молодой» и это — моя первая боевая операция, я успел стать настоящим мастером по части сна в самых разнообразных условиях — это неафишируемое, но критически важное умение для «морского котика».

Нефтяной танкер маячит впереди. Он нагружен контрабандной нефтью на одном из терминалов Ирака, и теперь пытается проскочить по Персидскому заливу, но его заметили пилоты нашего вертолета. Наша задача — подняться на борт, проверить документы, и если подтвердится, что судно нарушает режим санкций ООН, то его следует передать морской пехоте или другим властям для дальнейших действий.

Я изготовился. Наш катер RHIB выглядел как нечто среднее между резиновым спасательным плотом и гоночной лодкой с двумя монструозными двигателями в задней части. Имеющий в длину тридцать девять футов (около 13 м), он способен брать на борт восемь бойцов SEAL и развивать скорость до 45 узлов (примерно 83 км/ч) при спокойном море.

Выхлоп от двух двигателей веял над лодкой, смешиваясь с брызгами по мере того, как мы набирали ход. Мы шли в хорошем темпе, следуя за танкером в зоне, где радар не мог нас обнаружить. Я поднял с палубы лодки шест, начиналась моя работа. Поравнявшись с огромным судном, мы замедлились, уравнивая скорости. Двигатели иранского танкера громко пульсировали в воде, заглушая шум наших моторов.

Как только мы оказались рядом с танкером, я поднял шест вверх, пытаясь крюком зацепиться за поручень на верхней палубе. Как только мне это удалось, я резко рванул шест вниз.

Попался!

Эластичный корд соединяет крюк с шестом. К крюку присоединена металлическая гибкая штурмовая лестница. Один из наших хватается за ее нижнюю часть и удерживает, пока ведущий десантной партии карабкается на палубу танкера.

Заполненный нефтью танкер может очень низко сидеть в воде, так низко, что, выбрав удачный момент, вы можете ухватиться за поручни и перемахнуть на палубу. Сейчас все не так: ограждение намного выше нашей маленькой лодки. Я не большой любитель высоты; если не думать о том, что я делаю, я чувствую себя комфортнее.

Лестница раскачивается вместе с судном и на ветру; я лезу вверх настолько быстро, насколько могу. Мои мускулы помнят сотни подтягиваний, сделанных мной во время BUD/S. К моменту, когда я достиг палубы, ребята, поднявшиеся первыми, уже направились к мостику и рулевой рубке. Я побежал догонять их.

Внезапно танкер начинает набирать скорость. Капитан, понявший, что его берут на абордаж, направляет судно в иранские воды. Если ему удастся этот маневр, нам придется прыгать за борт — наши приказы недвусмысленно запрещают действия где-либо, помимо международных вод.

Я догнал остальных в тот момент, когда они открывали дверь на мостик. Видимо, в тот же самый момент кто-то из команды судна добежал до двери изнутри и попытался запереть ее. Он оказался либо недостаточно быстрым, либо недостаточно сильным — один из членов абордажной команды отшвырнул его и распахнул дверь.

Я вбежал внутрь, держа оружие на изготовку.

Мы провели десятки подобных операций за последние дни, и редко кто мог даже подумать о сопротивлении. Но капитан этого судна был не робкого десятка. Несмотря на то что у него не было оружия, он сдаваться не собирался.

Он побежал на меня.

Очень глупо. Я не только был больше его, но еще на мне и был надет довольно тяжелый бронежилет. Не говоря уже о том, что в руках я держал автомат.

Я взял оружие за ствол и ударил идиота в грудь. Он рухнул как подкошенный. Каким-то образом я поскользнулся и тоже упал. Мой локоть заехал капитану прямо в лицо. Пару раз.

Это отбило у него желание продолжать сопротивление. Я перевернул его и застегнул наручники.

Поиск и досмотр судов — официально называемый VBSS — стандартная операция «морских котиков». В то время как «регулярные» ВМС специально обучают моряков делать свою работу в мирной обстановке, мы тренируемся проводить досмотр судов там, где возможно сопротивление. Предвоенной зимой 2002/03 года таким местом был Персидский залив у берегов Ирака. ООН предполагала, что, в нарушение режима международных санкций, миллиарды долларов, полученных от контрабанды нефти и других товаров из Ирака, оседают в карманах Саддама Хусейна и его режима.

Контрабанда принимала различные формы. Вы могли найти нефть в бочках на борту балкера, предназначенного для перевозки пшеницы. Гораздо чаще танкеры везли тысячи и тысячи галлонов нефти сверх квот, разрешенных к экспорту ООН в рамках программы «Нефть в обмен на продовольствие».

Но везли не только нефть. Той зимой нам удалось перехватить контрабандные поставки больших партий фиников. По-видимому, они могли бы получить достойную цену на мировом рынке.

В первые месяцы после нашего прибытия в регион я познакомился с бойцами из подразделения Wojskowa Formacja Specjalna GROM im. Cichociemnych Spadochroniarzy Armii Krajowej — Отряд специального назначения ГРОМ имени бесшумных и невидимых парашютистов Армии Крайовой — более известного как «Гром». Это польский спецназ, имеющий великолепную репутацию в спецоперациях. Они участвовали в высадках на суда вместе с нами.

Обычно мы базировались на крупные суда, которые использовались как мобильный носитель наших лодок. Половина взвода в течение 24 часов должна была отдыхать. Другой половине полагалось ночью выйти в заданный район и лечь в дрейф, ожидая. При известной доле удачи мы могли получить предупреждение по радио от пилота вертолета или капитана дружественного корабля о том, что из Ирака вышло судно, глубоко сидящее в воде. Все, что могло везти груз, должно было быть взято на абордаж и досмотрено, в этом и заключалась наша работа.

Несколько раз мы работали с катерами Mk-V. Mk-V — это судно специальной постройки, которое некоторые сравнивают с торпедными катерами времен Второй мировой войны. Катер выглядит как бронированная гоночная лодка, и ее задача — доставить «котиков» в самое пекло как можно быстрее. Построенный из алюминиевых сплавов, он может перевозить очень серьезные задницы — говорят, его скорость достигает шестидесяти пяти узлов (120 км/ч). Но что нам больше всего нравилось в конструкции этого катера — это то, что гладкая палуба у него расположена за надстройкой. Обычно там находятся две маленькие надувные лодки типа «Зодиак», но, если они по каким-то причинам не используются в операции, туда можно сгрузить целую роту спецназовцев с наших «морен», и они там будут спать, вытянувшись во весь рост, пока не появится очередное судно. Намного удобнее, чем спать, свернувшись калачиком или уткнувшись головой в борт.

Досмотр судов в заливе быстро стал для нас рутиной. За ночь их могли быть десятки. Но самая крупная наша операция была проведена не у берегов Ирака, а в пятистах милях от него, близ африканского побережья.

 

Скады

Поздней осенью взвод SEAL, базирующийся на Филиппинах, начал слежение за сухогрузом. С этого момента северокорейское судно было под постоянным контролем.

У сухогруза водоизмещением 3500 тонн была интересная история транспортировки грузов в Северную Корею и из нее. Ходили слухи, что это судно транспортировало компоненты для производства нервно-паралитических газов. В данном случае, впрочем, по судовым документам генеральным грузом на борту был цемент.

Но на самом-то деле оно перевозило баллистические ракеты «Скад».

Пока администрация Буша решала, что с ним делать, сухогруз обогнул мыс Горн. Наконец, президент отдал приказ высадиться на северокорейское судно и обыскать его: наша привычная работа.

У нас был взвод SEAL в Джибути — гораздо ближе к цели, нежели находились мы. Но из-за того, что наш взвод находился в прямом подчинении командования ВМС, а ребята из Джибути подчинялись морской пехоте, приказ о проведении досмотра северокорейского судна поступил именно нам.

Можете представить чувства нашего сестринского взвода, когда мы высаживались в Джибути. Мало того, что мы «украли» принадлежащее им по праву задание, так им еще и пришлось унизительно помогать нам в разгрузке и при подготовке к выходу.

Выйдя из самолета, я увидел приятеля.

«Эй!» — окликнул я его.

«Пошел ты, — ответил он. — Чего тебе?»

«Да имел я тебя…»

Таков был оказанный нам радушный прием. Не могу его винить; на его месте я бы тоже чувствовал себя оскорбленным. Он и остальные в конце концов подошли к нам; они злились не на нас, их взбесила сама ситуация. Нехотя они помогли нам подготовиться к выполнению задания, а затем погрузиться на транспортный вертолет, который доставил нас на борт десантного вертолетоносца «Нассау» в Индийском океане.

Вертолетоносцы — это большие боевые корабли, способные перевозить десантные войска и вертолеты, а также самолеты вертикального взлета и посадки «Харриер», принадлежащие Корпусу Морской пехоты. Они напоминают старомодные авианосцы с одной большой полетной палубой во всю длину судна. В островной надстройке этих огромных кораблей расположены командные и контрольные пункты, которые используются для планирования действий в ходе десантных операций.

На судно можно высадиться разными способами, в зависимости от условий и поставленной цели. Мы могли бы использовать вертолеты, чтобы попасть на северокорейский сухогруз, но при внимательном изучении его снимков обнаружили, что над верхней палубой натянуто множество проводов. Перед высадкой их следовало убрать, что потребовало бы времени.

Поняв, что применение вертолетов лишает нас фактора внезапности, мы решили использовать наши лодки RHIB. Мы решили попрактиковаться близ «Нассау» на лодках, которые были доставлены туда ребятами из Special Boat Unit. (Служба Special Boat Unit — это «такси» «морских котиков». Они водят «Морены», Mk-V и другие плавательные средства, доставляющие морской спецназ. Помимо прочего, эти части имеют специальную подготовку и снаряжение, позволяющее осуществлять рейды под огнем, помогая спецназу выходить из трудных положений.)

Сухогруз, тем временем, продолжал двигаться по направлению к нам. У нас все было готово, мы ждали, пока судно окажется в пределах нашей досягаемости. Но, прежде чем погрузиться на лодки, мы получили приказ приостановить операцию: в дело направлялись испанцы.

Что?

Испанский фрегат «Наварра» вступил в конфронтацию с северокорейским судном, которое пыталось кого-то одурачить, выйдя в море без флага и с закрытым от посторонних глаз названием на борту. Согласно более поздним сообщениям, испанский спецназ вмешался после того, как сухогруз отказался остановиться. Конечно же они использовали вертолеты и, как мы и думали, потеряли время на расчистку пространства над палубой от проводов. Насколько я слышал, эта задержка дала капитану судна возможность избавиться от компрометирующих документов и других возможных доказательств; возможность, которой, как я думаю, он не преминул воспользоваться.

Очевидно, за кулисами происходило много такого, о чем мы не имели понятия.

Да все что угодно.

Наша задача быстро поменялась. Теперь надо было уже не брать судно на абордаж, а высадиться на нем и проверить груз — и обнаружить ракеты «Скад».

Вы, вероятно, думаете, что найти баллистические ракеты проще простого. Но… их нигде не было!

Судно было под завязку набито мешками с цементом, каждый весом 80 фунтов (36 кг). Там их, должно быть, были сотни тысяч.

Было только одно место, где можно спрятать ракеты «Скад». И мы начали таскать цемент. Мешок за мешком. Эта работа продолжалась двадцать четыре часа. Никакого сна, только таскать мешки с цементом. Лично я перенес тысячи. Это было ужасно. Я весь покрылся пылью. Бог знает, как выглядели мои легкие. В конце концов под мешками мы обнаружили контейнеры. Пришло время для факелов и пил.

Я орудовал отрезной пилой. Это электроинструмент, по внешнему виду похожий на пилу с цепью, но режет она при помощи большого отрезного круга в передней части. Она разрежет что угодно, включая контейнеры с ракетами «Скад».

Пятнадцать ракет лежали под мешками с цементом. Я никогда прежде не видел «Скады» с близкого расстояния, и, честно скажу, выглядели они впечатляюще. Мы сфотографировали их, а потом появились саперы из службы обезвреживания неразорвавшихся боеприпасов, чтобы убедиться, что ракеты не представляют опасности.

К этому времени весь взвод был полностью покрыт слоем цементной пыли. Несколько парней прыгнули за борт, чтобы смыть ее. Но я с ними не пошел. Учитывая мои, скажем так, непростые погружения в прошлом, вряд ли у меня был хоть какой-нибудь шанс. Столько цемента… Кто, черт возьми, знает, что произойдет, когда он намокнет?

Мы передали судно морпехам и вернулись на борт «Нассау». Там мы получили сообщение от командования, что нас незамедлительно вернут в Кувейт «тем же самым способом, которым доставили в район операции».

Конечно, это была наглая ложь. Мы оставались на борту «Нассау» еще целых две недели. По каким-то причинам ВМС не могли освободить один из бесчисленных вертолетов, которыми была уставлена палуба корабля, чтобы доставить нас в Джибути. Так что мы коротали время, играя в видеоигры и тягая железо в спортзале. Ну и отсыпались, конечно.

К несчастью, оказалось, что единственная видеоигра, которая была у нас с собой, это Madden Football. Я стал очень неплохим игроком. Надо сказать, что до того момента видеоиграми я почти не интересовался. Теперь я в них эксперт. Особенно в Madden. Похоже, именно там меня зацепило. Думаю, моя жена до сих пор проклинает те две недели на «Нассау».

Примечание по поводу «Скадов»: ракеты везли в Йемен. Ну, или, по крайней мере, Йемен так заявил. Ходили слухи о том, что это была часть сложной сделки с Ливией, включая выплаты Саддаму Хусейну в изгнании, но правда это или нет — не имею понятия. В любом случае ракетам позволили прибыть в Йемен, Саддам остался в Ираке, а мы вернулись в Кувейт готовиться к войне.

 

Рождество

В том декабре я впервые встречал Рождество не в кругу семьи, и чувствовал по этому поводу легкую депрессию. Этот день был такой же, как остальные, ничего запоминающегося, никаких торжеств.

Хотя я помню, какие подарки мне на то Рождество прислала родня Таи: радиоуправляемые «Хаммеры».

Это были маленькие игрушки с дистанционным управлением, на которых можно было устраивать гонки. Некоторые из иракцев, работавших на базе, вероятно, никогда ничего подобного раньше не видели. Я направлял машинку в их сторону, и они с воплями разбегались. Не знаю, быть может, они думали, что это такая управляемая бомба? Их истошные крики в сочетании со стремительным бегом в противоположном направлении заставили меня повторить эксперимент. Дешевые развлечения бесценны в Ираке.

Некоторые из тех, кто работал на нас, точно не были лучшими из лучших. Не все они особенно любили американцев.

Одного из иракцев поймали, когда он мастурбировал в нашу пищу.

Его моментально выдворили с базы. Командир базы понимал, что как только кто-нибудь из солдат об этом узнает, иракца, вероятно, попытаются убить.

В Ираке у нас было два разных лагеря: Али Аль-Салем и Доха. Наши объекты в обоих лагерях были самыми простыми.

Доха — большая американская база, сыгравшая важнейшую роль как в первой, так и, позже, во второй кампании в Заливе.

Нам дали там склад и каркасное жилье, сооруженное с помощью инженеров ВМС (их называют «морские пчелки» — Seabees). Мы и впредь будем полагаться на помощь «пчелок».

Али аль-Салем был еще примитивнее. Там мы располагали палаткой и несколькими стеллажами. Так вот, об этом. Я полагаю, что такой силе, как SEAL, достаточно малого.

В Кувейте я впервые в жизни увидел песчаную бурю. День внезапно превратился в ночь. Вихри песка были повсюду. С большого расстояния это выглядит как огромное коричневое облако, надвигающееся на вас. Потом внезапно все чернеет, как будто вы оказались в огромной вращающейся шахте или полощетесь в гигантской стиральной машине, которая использует песок вместо воды.

Я помню, что я находился в самолетном ангаре, и, хотя двери были плотно закрыты, количество песка в воздухе было просто невероятным. Песок был настолько мелким, что если бы он попал в глаза, вы бы ни за что не смогли извлечь его оттуда. Мы быстро научились надевать защитные очки; солнечные в такой ситуации ничем помочь не могут.

 

Пулеметчик

Поскольку я все еще считался «молодым», я был взводным пулеметчиком.

Возможно, вы знаете, что в США на вооружении уже много десятилетий состоит единый пулемет М60 с ленточным питанием (или попросту «60»), Он существует в большом количестве вариантов.

М60 был разработан в 1950-х годах. Он имеет калибр 7,62 мм; его конструкция настолько универсальна, что допускает использование в качестве спаренного пулемета в бронетехнике и на вертолетах, а также в качестве легкого носимого оружия уровня отделения. Этот пулемет был «рабочей лошадкой» вьетнамской войны, где ворчуны прозвали его «свиньей», и иногда проклинали, схватившись случайно за раскаленный ствол, для замены которого после нескольких сотен выстрелов требовалось надевать асбестовые перчатки (что не слишком-то удобно в бою).

За прошедшие годы ВМС вносили усовершенствования в конструкцию М60, и он по-прежнему остается мощным оружием. Последняя его версия так далеко ушла от прототипа, что даже получила новые обозначения: во флоте она называется Mk-43 Mod О (некоторые доказывают, что это совершенно отдельное оружие; я не собираюсь вмешиваться в эту полемику). Он относительно легкий (весит примерно двадцать три фунта) и имеет относительно короткий ствол. Mk-43 снабжен системой рейлингов, позволяющей крепить оптический прицел и иное снаряжение.

На вооружении также состоят М-240, М-249, и Мк-46, представляющий собой вариант М-249.

В нашем взводе любые ручные пулеметы принято было называть «шестидесятыми», даже если в действительности это была какая-то другая модель, например Мк-48. В Ираке мы чаще использовали именно Мк-48, но пусть они все равно будут «шестидесятыми», за исключением тех случаев, когда указание конкретной модели пулемета имеет принципиальное значение. Любителей точности отсылаю разбираться с мелким шрифтом.

Прилипшее к пулемету прозвище «Свинья» по-прежнему в ходу, и пулеметчиков часто называют так же, с разными вариациями; в нашем взводе «Свином» звали моего друга Боба.

Меня так никогда не называли. У меня было другое погоняло — «Текс». Из всех вариантов прозвищ это наиболее социально приемлемое.

Когда война стала неизбежной, мы начали патрулирование границ Кувейта, чтобы не дать иракцам упредить нас. Мы также начали отрабатывать свою роль в предстоящих сражениях.

Это означало проводить больше времени за рулем DPV, также известных как «багги котиков».

DPV (Desert Patrol Vehicles — пустынные патрульные машины) с расстояния выглядят исключительно круто, и они намного лучше оснащены, чем средний броневик. На каждой такой машине спереди установлен крупнокалиберный пулемет и гранатомет Мк-19, а также М60 на корме. Помимо этого, имеется пусковая установка ПТУР LAW (это ракеты, являющиеся духовными наследниками базуки и панцерфауста времен Второй мировой войны). Ракеты установлены в специальных кронштейнах на трубчатой верхней раме. Крутости добавляет спутниковая антенна, установленная на самой верхней точке машины, рядом с которой радиоантенна типа «ослиный член».

Практически на каждой фотографии DPV изображена машина с торчащими во все стороны стволами, мчащаяся между дюнами в манере, напоминающей езду на заднем колесе мотоцикла. Чрезвычайно задорные картинки.

К сожалению, это только картинки. Не реальность.

Насколько я понимаю, конструкция DPV происходит от машин, участвующих в гонках-баха. «Раздетые», они, несомненно, напоминают свои прототипы. Проблема в том, что мы не водим машины раздетыми. Вся артиллерия, которую мы на них возим, добавляет весьма существенный вес. Кроме того, не забудьте прибавить наши рюкзаки, запас питания и воды для выживания в пустыне в течение нескольких дней. Канистры с горючим. Я уже не говорю о трех полностью экипированных «морских котиках» — водитель, навигатор и пулеметчик.

И, в нашем случае, сзади развевается флаг Техаса. И я, и мой шеф — из Техаса, что сделало этот атрибут обязательным.

Нагрузка для такого автомобиля очень большая. На DPV используется маленький двигатель Volkswagen, который, по моему мнению, просто кусок утиля. Он, возможно, отлично подходит для дорожной машины или для дюнной багги, которой не нужно воевать. Но если вы берете DPV на два или три дня, то по возвращении почти всегда столько же времени ее приходится ремонтировать. Неизбежно выходят из строя какие-то подшипники или втулки. Обслуживание мы должны проводить сами. К счастью, в нашем взводе был штатный сертифицированный техник, в задачу которого входило поддержание боеспособности машин.

Но самый большой недостаток этих аппаратов заключается в том, что они имеют привод только на одну ось. Если почва была хоть немного мягкой, это становилось проблемой. Пока DPV движется, все о’кей, но стоит остановиться, — и начинаются проблемы. Мы только и делали, что откапывали их из песка в Кувейте.

Впрочем, если DPV находились в рабочем состоянии, это был взрыв. Будучи стрелком, я забирался на сиденье позади водителя и навигатора, сидевших передо мной бок о бок. Надев тактические баллистические очки, я пристегивался пятиточечным ремнем и старался крепко держаться во время езды по пустыне. Мы разгонялись до семидесяти миль в час (113 км/ч). Я выпускал несколько очередей из крупнокалиберного пулемета, затем дергал рычаг у сиденья, и поворачивался спиной против движения к пулемету М60, делая еще несколько выстрелов. Если мы имитировали атаку с бокового ракурса, я мог взять автомат М-4, и вести огонь в этом направлении.

Стрельба из крупнокалиберного пулемета — настоящее удовольствие!

Процесс наведения на цель этой волыны, когда машину непрерывно швыряет вверх и вниз на барханах, — вообще что-то с чем-то. Вы можете водить стволом вверх и вниз, пытаясь удерживать линию стрельбы на цели, но точного прицеливания добиться невозможно — в лучшем случае вы можете полагаться на скорострельность и мощь огня, рассчитывая, что этого хватит, чтобы устроить врагу ад.

Помимо четырех трехместных DPV, мы располагали двумя шестиместными. Шестиместная машина лишена всяческих наворотов — три ряда по два места, и только один «шестидесятый» впереди. Мы использовали эту модификацию в качестве боевой командно-штабной машины. Очень скучно. Это все равно как ездить в фургоне с мамой, в то время как у папы есть спортивный автомобиль.

Наши тренировки продолжались несколько недель. Мы много упражнялись в ориентировании на местности, сооружали скрытые наблюдательные пункты, а также производили разведку и наблюдение вдоль границы. Мы окапывались, накрывали машины маскировочной сетью, и пытались сделать их невидимыми посреди пустыни. Задача не из легких: как правило, в результате наши DPV выглядели как DPV, пытающиеся стать невидимыми среди пустыни. Мы также практиковались в выгрузке DPV из вертолетов, сидя в машинах в момент касания земли: родео на колесах.

Январь подходил к концу, и мы начали беспокоиться. Но не о том, что война вот-вот начнется, а о том, что это случится без нас. Обычная продолжительность командировки в SEAL составляла тогда шесть месяцев. Мы выгрузились в сентябре, и через несколько недель должны были возвращаться обратно в Штаты.

Я хотел сражаться. Я хотел делать то, для чего столько тренировался. Американские налогоплательщики вложили немало денег в мою подготовку. Я хотел защищать интересы моей страны, исполнять свой долг, делать свою работу.

Кроме того, я хотел испытать острые ощущения от битвы.

Тая смотрела на вещи совсем иначе.

Тая:

Я была в ужасе все то время, пока шла подготовка к войне. Даже несмотря на то что официально война еще не началась, я знала, что они участвуют в опасных операциях. Когда «морские котики» работают, риск присутствует постоянно. Крис пытался успокоить меня, говоря, что никакой опасности нет, но меня не так-то просто обмануть, и я умею читать между строк. Мое беспокойство проявлялось по-разному. Я стала нервной. Мне стали мерещиться разные вещи, которых не было в действительности. Я не могла спать при выключенном свете; по вечерам я читала до тех пор, пока мои глаза не смыкались сами собой. Я делала все, чтобы не оставаться одной и чтобы у меня не было времени на раздумья.

Крис дважды мне звонил, чтобы рассказать о вертолетных авариях, в которые он попадал. Обе они были совершенно незначительными, но он опасался, что об этих инцидентах станет известно, и я буду волноваться за него.

«Я просто хочу, чтобы ты знала, на случай, если это передавали в новостях, — говорил он, — что вертолет лишь слегка поврежден, а я в полном порядке».

Однажды он сказал мне, что должен вылететь на вертолете для отработки очередного упражнения. На следующее утро я включила телевизор, и узнала, что у границы Ирака разбился транспортный вертолет, и все, кто был на борту, погибли. Ведущий сообщил, что машина перевозила солдат спецназа.

Среди военных «спецназом» принято называть армейский спецназ, то есть «зеленых беретов», но ведущие новостей часто используют этот термин в отношении «морских котиков». Я тут же сопоставила факты.

В этот день он не позвонил, хотя и обещал. Я сказала себе: «Не паникуй! Это не про него».

Я погрузилась в работу. Вечером звонка по-прежнему не было, я почувствовала, что нервничаю все сильнее… Потом я немного испугалась. Я не могла заснуть, хотя устала от работы и борьбы с готовыми прорваться сквозь притворное спокойствие рыданиями.

Около часа ночи я поняла, что больше не выдержу. В этот момент зазвонил телефон. Я бросилась к нему.

«Привет, детка», — сказал он, веселый, как обычно. Я начала реветь.

Крис спрашивал, что стряслось. А я не могла перестать плакать, чтобы объяснить. Мой страх и облегчение изливались в виде неразборчивых всхлипов.

После этого я поклялась больше никогда не смотреть новости.