Горящая плоть

Всех нас когда-то обжигало. На дне кострищ или во время клеймления в солиториумах – все мы когда-то касались пламени. Оно всегда оставляет шрамы, даже на нас. И мы носим их с гордостью и честью. Но шрамы, полученные в тот день, в том сражении, мы несем лишь со стыдом и горечью. Они – летопись на плоти, физическое напоминание обо всем, что мы потеряли, ожог, который даже огнерожденным доставляет боль.

Артелл Нумеон, капитан Погребальной стражи

Я был жив.

Как бы невероятно это ни звучало, я выжил в пламени. Я помнил жаровую трубу – или по крайней мере фрагменты того, что в ней со мной случилось. Я помнил, как покрывалась волдырями моя плоть, как смердел горящий жир, как застилал глаза дым от спекающегося мяса, как в них вскипала стекловидная жидкость.

Я сгорел дотла, обратился в пепел, оставил после себя лишь пыль. Лишь тень без тела, подобную тем, в которых так любил обитать мой брат-тюремщик.

Однако...

Я был жив.

Жаровая труба исчезла. Феррус исчез. Вокруг была лишь тьма и холод. Я вспомнил, что нахожусь на корабле, где-то в глубоком космосе. Я вспомнил тюрьму, которую построил для меня мой железносердный брат, эту клетку, способную удержать и примарха.

Я все еще был слаб. Конечности казались тяжелыми, а сердца яростно бились в груди, подчиняясь какому-то физиологическому механизму, пытающемуся сохранить мне жизнь. Возможно, я излечился, возможно, я обладал неким регенеративным даром, о котором сам не знал. Но вернее всего жаровая труба не была реальной, как не была реальной и моя пытка в ней. Ведь видел же я призрачный ходячий труп своего брата. Кто знает, как сильно был искалечен мой разум?

На мгновение я предположил, что все это было иллюзией, что я сейчас лежал на Исстване-V, израненный и впавший в анабиозную кому. Или что меня спасли, и пока тело работало над собственным восстановлением в палате апотекариона, разум пытался совладать с произошедшим.

Но я отбросил эти надежды. Мое похищение было реально. Керз был реален. Это место, эта тюрьма, созданная для меня Пертурабо, была реально. Мне не проснуться от кошмара – кошмар мне не снился. Я жил в нем. Реален был каждый мучительный вздох.

Но мне было сложно думать, сложно рассуждать. Присутствие Ферруса, все, что мне довелось увидеть, и все, что не довелось, заставляло сомневаться в себе. Немало мучений доставили мне пытки, раны и увечья, но еще ужаснее было медленное разрушение восприимчивости, личности и уверенности в собственном умении отличить реальность от фантазии. Как уберечься от собственного разума, от того, что говорят тебе чувства? Не существовало такой брони, такого щита, такого стража, которые могли бы от этого защитить, – была только сила воли и способность мыслить.

Я не попытался встать. Я не выказал неповиновения или злости. Я лишь выдохнул и раскрылся прохладе своей темной камеры. Я постарался вспомнить все, что знал о своем тюремщике, все, что мог точно восстановить в памяти.

А потом я закрыл глаза и позволил себе погрузиться в сон.

Хараатан, во время Великого крестового похода

Грязные, истощенные солдаты Хартора были жалким зрелищем. Похожие на муравьев в своих грязно-красных карапаксах, они выходили колонной из распахнутых ворот города с поднятыми в знак капитуляции руками.

Первыми вышли стражи крепостной стены, сопровождающие своих капитанов и офицеров. Потом солдаты с передовых позиций за стеной, тыловые баррикадисты, башенный караул, рядовые из внутренних казарм, резерв, ополчение. Они складывали оружие на городской площади, как приказывали через громкоговорители дисциплинарные надзиратели в черных мундирах. К тому времени, когда все воины покинули город, сданное оружие образовало высокую черную кучу, напоминающую погребальный костер.

За ними последовали гражданские.

Женщины прижимали младенцев к груди, мужчины с широко раскрытыми глазами плелись мрачной процессией, слишком испуганные, чтобы кричать или плакать, слишком задавленные, чтобы что-либо делать, способные лишь смотреть на рассвет, терпеливым хищником крадущийся по песчаным дюнам. Собаки, скот на поводу у фермеров, чернорабочие, фабриканты всех мастей, продавцы, клерки, писари и дети. Они покидали Хартор – свой дом и свое убежище – в великом и мрачном исходе.

Водизийские танки примыкали к батальонам Утрихских фузилеров и Навитских охотников, красующихся в накрахмаленной униформе Имперской армии. Даже сам командир Арвек показался из башни своего «Штормового меча», чтобы понаблюдать за толпой местных жителей, плетущихся мимо. Некоторые останавливались перед своими угнетателями и молили о пощаде, пока дисциплинарные надзиратели не сгоняли их вперед. Другие замирали в тени «Огненных королей» принцепса Локьи, приняв их за богов, воплотившихся в железе. Если криков и угроз оказывалось недостаточно, чтобы заставить этих несчастных двигаться дальше, их приходилось уносить ординаторам из медике. Другой работы для врачей и госпитальеров практически не было: имперские силы разрешили конфликт без потерь со своей стороны. И это несмотря на то, что в грязной толпе присутствовали ксеносы.

Данный факт немало радовал Владыку Змиев и одновременно немало злил его.

– Он был прав, – пробормотал Вулкан, издалека наблюдая за постепенно опустевающим Хартором.

– Повелитель? – переспросил Нумеон, стоявший позади примарха на поле сбора. Неподалеку, на участке земли, разровненном имперскими землекопами, Саламандры грузились на «Штормовые птицы»: их ждала немедленная передислокация. Приведение к Согласию закончилось. Империум победил.

– Он сказал, что избавил нас от необходимости проливать кровь, – ответил Вулкан, наблюдая за толпами людей, покидавших город.

Амбразуры в стенах этой последней крепости были пусты, смотровые башни высились над городом беспомощными стражами, и лишь тени несли дозор на парапетных стенах. Население всего Хартора – солдаты и гражданские, один за другим, – передавало себя в руки Империума.

Нумеон нахмурился.

– А разве нет?

Вулкан впервые за почти целый час обратил на советника пылающий взгляд. Нумеон и не вздрогнул. Даже сердце его не выдало.

– Ты свирепый воин, Артелл, – сказал примарх.

– Я таков, каким нужен вам, повелитель, – ответил Нумеон, слегка склонив голову в знак почтения.

– Это верно. Никому в Восемнадцатом не сравниться со знаменитыми Погребальными стражами. Подобно глубинным драконам, вы яростны и неудержимы, клыки и когти ваши остры, – Вулкан кивнул на меч, закрепленный на спине советника. За время этой кампании его еще не омывала кровь, но, судя по полной капитуляции хар-танцев, ему суждено было остаться незапятнанным. – Но стали бы вы вырезать целый город – и солдат его, и гражданских, – лишь для того, чтобы донести послание и избежать дальнейшего кровопролития?

– Я... – правильного ответа не было, и Нумеон это знал.

– Его аргументы бьют мои. Кровь за кровь. Так почему же я слышу голос совести и чувствую груз вины?

Нумеон опустил глаза, словно земля под ногами могла помочь с ответом.

– Я разделяю ваши чувства, повелитель, но что тут можно сделать?

Он глянул на остальных Погребальных стражей, с торжественным видом ждавших своих капитана и примарха неподалеку, в стороне от легиона.

Вулкан перевел взгляд туда, где сошлись две армии: несколько батальонов командира Арвека объединились с многочисленными служащими Муниторума, чтобы встретить местных жителей и принять их капитуляцию. Солдаты Армии держали лазганы на изготовку, офицеры Муниторума же ждали людей с мнемоперьями и инфопланшетами в руках.

– Я пока не знаю, но заметь я раньше, как сильна болезнь Керза, я не согласился бы на эту кампанию.

Нумеон удивленно взглянул на Вулкана.

– Его болезнь? Вы полагаете, что примарх нездоров?

– В определенном смысле да. Это недуг, причем весьма коварный. Тьма, в которой он жил на Нострамо... Мне кажется, он так ее и не покинул.

– Вы могли бы поделиться своими тревогами с лордом Гором или лордом Дорном.

Вулкан кивнул:

– Мнение старших братьев всегда было ценно для меня. Один близок к фронту крестового похода, другой – к Терре. Вдвоем они смогут найти решение.

– И все же вы звучите обеспокоенно, повелитель.

– И я действительно обеспокоен, Артелл. Очень. Никому из нас не нужны новые репрессии, никто не хочет, чтобы в Инвестиарии появилась еще одна пустая колонна, чтобы имя еще одного брата вычеркнули из всех архивов. Груз скорби по двоим достаточно тяжел. Я не хочу его увеличивать, но есть ли у меня выбор?

Нумеон ответил еле слышно, ибо знал, как больно было Вулкану говорить что-либо дурное о своих братьях – даже о Керзе:

– Нет.

В неглубокой котловине в пустыне рядом с полем сбора Муниторум разместил целую армаду транспортировочных кораблей. Эти машины, металлически-серые, отмеченные символом Департаменто и обслуживаемые стаями надзирателей, охранников, кодификаторов и квартирмейстеров, в данный момент готовились к скорому отправлению за пределы атмосферы. Но в отличие от «Штормовых птиц», направятся они не к полям войны. Во всяком случае, не все и не сейчас.

Они были огромными, исполинскими машинами, значительно превышающими по размерам десантные корабли легиона или танковозы Армии. Участие в реколонизации, вербовка в Армию или, в некоторых случаях, возможность стать кандидатом в легионеры – теперь судьба каждого мужчины, женщины и ребенка Хар-тана зависела от того, как сильно они проявят готовность служить новым хозяевам. Разумеется, никто уже не вернется на Хараатан. Неопределенными оставались только способ отправки и пункт назначения.

Через несколько часов медленного опустошения города харторцы начали образовывать два лагеря: из тех, кто добровольно сражался вместе с ксеносами, и тех, кто сражался против них. Сотрудники Муниторума едва справлялись с потоком, в котором для каждого требовалось определить виновность или невиновность, и между двумя лагерями, словно в неком подобии чистилища, скапливались целые толпы, ожидавшие более тщательной оценки. Звучали мольбы о снисхождении и предложения взяток, но они игнорировались под бдительным взглядом надзирателей, и всех, одного за другим, вносили в списки и загоняли в корабли.

Было тесно. Среди такого огромного количества людей, разборных паддоков Муниторума, танков и транспортников двигаться и дышать можно было лишь с трудом. Обработка занимала слишком много времени, но новые люди продолжали поступать в кодификационную машину Департаменто. Сотни превращались в тысячи. Начали появляться заторы. Возникали волнения, пресекавшиеся бдительными дисциплинарными надзирателями. Порядок держался. Едва.

В толчее имперских слуг присутствовали и члены ордена летописцев. Они вносили данные в списки, делали пикты, писали. Одни изображали происходящее на холстах, которые потом конфискуют, другие брали интервью у освобожденных – с кем удавалось заговорить; эти записи тоже подвергнутся цензуре. Ни одно изображение крестового похода и ни один отчет не попадали в остальную часть Империума, не получив утверждения. Задачей летописцев было передать величие, значимость этого момента. Не более того.

Вулкан разглядел среди них Сериф, предусмотрительно прятавшуюся от толпы за отрядом Утрихских фузилеров.

Проследив за взглядом примарха, Нумеон спросил:

– Повелитель, это разве не ваш биограф?

– Наша последняя встреча закончилась не очень хорошо. Еще одно следствие общения с Керзом, как бы ни было стыдно мне это признавать. Я исправлю свою ошибку.

Вулкан направился к лагерю Муниторума. Несмотря на тесноту, на пути у него никого не оказывалось.

– Проследи, чтобы легион был готов к отправке к моему возвращению, – сказал он советнику, который отсалютовал за его спиной. – У меня нет ни малейшего желания оставаться здесь дольше, чем необходимо.

– Так точно, повелитель, – ответил Нумеон, после чего добавил потише: – Тут с вами никто спорить не будет.

Нумеон перевел взгляд со своего примарха на край лагеря, где отряд Повелителей Ночи наблюдал за происходящим. Они благоразумно расположили свои транспортники в стороне от поля сбора Саламандр и прибыли в символически малом составе, которому только предстояло присоединиться к остальным. Лорда Керза нигде не было видно.

Легионеры Восьмого бродили среди офицеров Муниторум, немедленно освобождавших вокруг каждого воина большое пространство. Это тоже было благоразумно. Шлемы-черепа скрывали лица легионеров, но Нумеону было очевидно, что Повелители Ночи развлекались, пугая людей. Время от времени какой-нибудь легионер подходил без надобности близко к пути, которым следовал очередной клерк или писарь, вынуждая несчастного маневрировать, дабы избежать нападок или необходимости отчитываться под грозным взглядом из-за ретинальных линз. Остальные, не принимавшие участия в этих «играх», тихо переговаривались, ехидно комментируя забаву.

– Они пытаются нас спровоцировать, – сказал Варрун, неслышно возникший рядом с Нумеоном вместе с прочими Погребальными стражами.

– Как наш примарх? – спросил Атанарий, вздернув мужественный подбородок при виде Восьмого. – Что он обо всем этом думает?

Нумеон ответил честно:

– То же, что и мы. Приведение Хараатана к Согласию оставило горький осадок.

– А они им наслаждаются, – заметил Ганн, едва сдерживая рык.

– Уж я сотру ухмылки с их лиц, – сказал Леодракк, а его брат, Скатар'вар, медленно кивнул и что-то одобрительно пробормотал.

– И я, – добавил Варрун. – Посмотрим в дуэльных клетках, чего они стоят как воины.

Только Игатарон ничего не сказал, молча разглядывая Повелителей Ночи.

– Они по-прежнему наши братья по оружию, – напомнил им Нумеон. – Наши союзники. Их знамя не так уж сильно отличается от нашего.

– Но цветом темнее, – прорычал Ганн. – Все мы видели убитых в Хар-танне.

Нумеон показал на людей-мятежников, медленно загоняемых в паддоки Муниторума.

– Однако здесь мы видим вполне живое население Хартора. Сложно игнорировать этот факт.

Никто не ответил, но жар гнева, направленного на Восьмой легион, чувствовался явно.

Впрочем, Повелители Ночи были здесь не только для развлечения. Они держали в кольце третий лагерь, значительно уступавший по размерам остальным. Он был тюрьмой с керамитовым ограждением и охраной из как минимум трех библиариев. В ней находились ксеносы-тираны, поработившие этот мир.

Хартор был крупнейшим из городов Хараатана, его столицей. И именно в нем ксеносы решили устроить свое логово, когда Империум вернулся, неся пламя и возмездие. Шабаш из двенадцати ведьм подчинил себе волю его жителей, в очередной раз доказав опасность связей с чужаками. Ксенографы классифицировали их как эльдар. Эти создания, длиннорукие и длинноногие, миндалевидноглазые, пышущие надменной злобой, были хорошо знакомы Восемнадцатому. Они мало отличались от существ, с которыми легион сражался на Ибсене, или пиратов, веками свирепствовавших на Ноктюрне, пока не появился Вулкан. Погребальные стражи были терранцами по происхождению и не сталкивались с ужасами, творившимися на родном мире их примарха, но тем не менее разделяли его гнев на ксеносов.

Жители Хараатана почитали ведьмовских отродий как богов, и они заплатят за это идолопоклонство.

– Как ксеносам удалось подчинить себе население целой планеты? – задумался вслух Нумеон.

– Психический саботаж, – ответил Варрун. – Излюбленный ведьмами фокус, позволяющий управлять слабыми умами. Сколько загубленных таким образом миров мы видели?

Заявление ветерана было встречено одобрительным ворчанием со стороны прочих Погребальных стражей.

– Мне вспоминается один случай, совсем недавний, – проронил Ганн.

– Племена Ибсена были жертвами, а не слугами, – поправил его Нумеон.

– Но как отличить первых от вторых среди этих несчастных созданий? – спросил Варрун, поглаживая пепельную бороду, словно размышляя над этой загадкой.

Солдаты Армии и служащие Муниторума заполняли лагеря, уверенно распределяя жителей Хартора. Саламандр и Повелителей Ночи разделило целое море людей в песчано-коричневом камуфляже и серой униформе Департаменто. Впрочем, легионеры, по грудь возвышавшиеся над толпой, оставались друг другу видны.

Нумеон решил, что увидел и услышал достаточно.

– Отправляйтесь к кораблям и завершайте сбор. К возвращению примарха все должно быть готово.

Погребальные стражи уже уходили, когда в третьем лагере, где держали ксеносов, начались какие-то волнения. Не успел он полностью обернуться, как на периферии зрения возникла вспышка, столь яркая на фоне заходящего солнца, что Повелители Ночи показались черно-белыми. Вдруг они пришли в движение. Кто-то закричал и упал, и голос этот был слишком низким и искаженным воксом, чтобы принадлежать смертному.

Тут же последовала вторая вспышка. Молния. Но в небе ни облака.

– Псайкеры! – крикнул Леодракк.

Вспыхнуло дульное пламя, и по полю сбора и лагерю одновременно разнеслось низкое стаккато болтера. Град масс-реактивных снарядов прошил толпу, разбрызгивая кровь, дробя кости и разрывая плоть.

Полыхнуло второе оружие, направленное в ту же жертву, что первое. Затем третье и четвертое.

Но многочисленные водизийские солдаты и клерки Муниторума, погибавшие под выстрелами, для Повелителей Ночи были лишь побочным ущербом в попытках захватить настоящую цель, которую Нумеон наконец увидел.

Эльдар оказались на свободе.

Каким-то образом им удалось выскользнуть из психической петли, накинутой им на шею библиариями Восьмого легиона, и бежать.

Толпа немедленно ответила на внезапно начавшееся побоище паникой. Через считанные секунды в тесных, замкнутых лагерях началась давка.

Хар-танцы побежали, перепрыгивая через заграждения, которые должны были направить их к новой жизни, но ждали их только пули: дисциплинарные надзиратели криком приказали открыть огонь. Некоторые сражались, вцепляясь в новых притеснителей зубами и голыми руками. В ход пошли дубинки и электрошоковые булавы. Другие плакали, понимая, что ужасы еще не закончились. Многих ударившаяся в паническое бегство толпа начала топтать; среди жертв оказывались и имперские служащие. Один клерк, не осознавший вовремя, что происходит, исчез в нахлынувшей волне кричащих хар-танцев. Какого-то солдата случайно толкнули и раздавили о корпус корабля. Артриальная кровь брызнула вверх по серому борту.

– В толпу! – крикнул Нумеон и повел стражей за собой, намереваясь восстановить порядок.

Остальная часть легиона позади них тоже пришла в движение.

– Брат? – позвал Неметор Нумеона по воксу.

– Прорви кордон Муниторума, – крикнул Нумеон. – Заставь их пилотов передвинуть корабли. Скажи им, что если они этого не сделают, их драгоценный людской груз раздавят насмерть.

Он закрыл канал связи, давая Неметору возможность приступить к работе.

Погребальная стража быстро выстроилась клином и пробила массу людей, которых Муниторум и Армия, судя по всему, твердо вознамерились не выпускать в пустыню.

– Разомкните ряды, – зарычал Нумеон на водизийского лейтенанта, сбив его с ног.

Его братья именно так и поступили и теперь ломали заграждения паддоков, установленных Муниторумом, стараясь ослабить убийственное давление, возникшее после побега эльдар.

– Арвек, – позвал по воксу Нумеон и буркнул, когда какой-то хар-танец врезался в него и, отскочив от брони, распластался на земле. Леодракк вздернул его на ноги и отправил прочь. – Прикажи своим людям разомкнуть ряды.

Голос водизийского командира звучал напряженно.

– Никак нет. Ситуация под нашим контролем. Ни один мятежник через наш кордон не пройдет.

– Командир, в этом и проблема. В этом хаосе задавят насмерть и уроженцев Хараатана, и подданных Империума. Разомкните ряды.

Когда начались беспорядки, Арвек свел машины своих бронетанковых рот, перекрыв бреши по периметру муниторумского лагеря и лишив испуганных местных жителей выхода, вынудив их напирать друг на друга.

Служащих в дальней части лагеря смутили волнения, но, не сразу поняв, что происходит, они продолжили направлять людей в мясорубку. К тому моменту, как ситуация стала ясна, в толчею добавилось еще несколько сотен людей. Боясь за свою жизнь в толпе, увидевшей, что ее ждет и как можно спастись, клерки Муниторум заперли местных жителей в стенах из стали и гусениц.

– Они сбегут, – возразил Арвек, чей голос отдавался эхом в кабине «Штормового меча».

– А если они полезут тебе на корпус, огонь откроешь? – поинтересовался Нумеон, отшвыривая дисциплинарного надзирателя тыльной стороной руки.

Совместными усилиями Погребальной страже удалось создать небольшой проход. Их братья из Восемнадцатого теперь старались расширить его. Люди – измученные, истекающие кровью, полумертвые – начали выбираться на свободу. Впрочем, присутствие Саламандр держало из в узде. Под взглядом этих красноглазых дьяволов никто не осмеливался на попытку побега.

Но в дальней части лагеря людей продолжало давить насмерть об бронированные корпуса водизийских танков.

– Я сделаю все необходимое, чтобы обеспечить безопасность, – сказал Арвек и оборвал связь.

– Ублюдок... – выругался Нумеон. Позже с командующим придется серьезно поговорить.

– Жертвы будут огромны... – сказал Варрун.

Нумеон взглянул на неподвижный водизианский танк, только что включивший громкоговорители и прожекторы в качестве дополнительных сдерживающих мер. Люди, ослепленные и оглушенные, попятились, налетая друг на друга. Арвек использовал технику подавления бунта в условиях, когда бунтующим было некуда отступать.

– Надо отодвинуть этот танк.

Но сквозь все сгущающуюся толпу сделать это было не легче, чем если бы он находился в нескольких километрах.

А потом Нумеон увидел примарха, возвышающегося над хаосом.

Увидев, какую опасность представляли танки, Вулкан помчался к ним. Не замедляясь, он на полной скорости врезался плечом в «Штормовой меч» Арвека и начал толкать.

Скривившись от напряжения, оставляя ногами борозды в песке, он отодвигал сверхтяжелый танк назад. Машина, столь массивная, что примарх рядом с ней казался карликом, требовала приложения всей его чудовищной силы, и вены на шее вздувались, как веревки. Даже Арвек не посмел воспротивиться примарху и лишь смотрел, как тот толкал заглушенный «Штормовой меч» по песку. Вулкан взревел, задрожал всем телом и наконец отодвинул его достаточно далеко, чтобы запертые люди могли выбраться.

Не дав себе и перевести дыхание, Вулкан опять побежал. Размер и грозный вид заставляли отчаянный поток спасающихся хар-танцев расступаться, открывая путь к сбежавшим ксеносам. Он пока не доставал оружие, сосредоточившись на том, чтобы перерезать дорогу эльдар, пытавшимся сбежать в пустыню.

«Нет, – осознал Нумеон, в то время как Погребальная стража пробиралась через море тел, пытаясь восстановить хоть какой-то порядок. – Он бежит к Сериф».

Нескольких летописцев успело ранить, а возможно, и убить. Оставшись без защиты Утрихских фузилеров, они сбились вместе, надеясь таким образом переждать внезапную бурю, норовившую утянуть их в хаос.

Громко ругаясь по-нострамски, Повелители Ночи надвинулись на эльдар и принялись беспорядочно стрелять из болтеров в расчете, что хотя бы одного заденет.

Пятерых ведьм уже убили; из груди одной торчал еще жужжащий цепной меч. Две других подняли кинетический щит из малахитового света, который должен был поглотить направленные в них болтерные снаряды.

Раскаленный снаряд скользнул по щеке Вулкана, оказавшегося под перекрестным огнем, и опалил кожу. Добравшись до летописцев, он встал между ними и безрассудно бушующими Повелителями Ночи и поднял руку.

Отчасти благодаря кровавым усилиям Восьмого, но так же из-за бреши, появившейся на месте отодвинутого «Штормового меча», вокруг эльдар образовалось пустое пространство. Вид примарха ксеносов определенно не остановил, но призвать молнии они не успели, потому что Вулкан обрушил на них собственную стихию.

Встроенный огнемет в латной перчатке активировался жестом, и из вытянутой руки вырвалось пламя: сначала лишь струя, но она быстро выросла в огненную бурю из раскаленного прометия. Он набросился на эльдар и поглотил их, оставив от тел только коричневатые силуэты, дрожащие от жара. Кинетический щит не мог их спасти; и одежда, и броня сгорали, сплавлялись с плотью, пока не остались лишь обугленные кости и пепел.

Вулкан остановился. Огонь затих, а вместе с ним затихли и волнения, последние очаги которого в данный момент подавляли.

Осталась только одна эльдарская ведьма, с почерневшим от сажи лицом и опаленными серебряными волосами. Она подняла слезящиеся глаза на Владыку Змиев, и вся ее ярость стала видна в изгибе бровей и сжатых губ. Кинетический щит, спасший ей жизнь, задрожал, треснул и растворился в эфире.

Она была юной, еще почти ребенком. Стиснув зубы, пытаясь подавить горе из-за гибели шабаша, эльдар протянула запястья, сдаваясь.

Нумеон и прочие наконец пробрались сквозь толпу, медленно утекавшую в пустыню и старательно сгоняемую Неметором и остальным легионом. И теперь, после бегства гражданских, стало видно, во что обошлась попытка эльдар освободиться.

Мужчины, женщины, дети – хар-танцы и имперцы – лежали вокруг, мертвые. Раздавленные. Кровь красными ручьями лилась по песку, число погибших насчитывало сотни.

Среди них выделялась одна фигура, окруженная побитыми летописцами, которые не хотели никого подпускать в отчаянной попытке защитить неподвижное тело.

Вулкан заметил ее в последнюю очередь, и потрясение от увиденного обернулось в гнев. Его глаза вспыхнули, как тлеющие угли, занявшиеся адским огнем.

Девочка-эльдар подняла руки выше; непокорность, только что отражавшаяся на ксеносском лице, превратилась в страх.

Нумеон держал остальных на расстоянии, взглядом приказав им не вмешиваться.

Зло глядя на нее, Вулкан поднял кулак...

«Не надо...»

...и превратил воздух в пламя.

Крики эльдарского ребенка звучали недолго. Они слились с ревом пламени, образовав жуткую какофонию. Когда все закончилось и от последнего ксеноса остался лишь дымящийся почерневший остов, Вулкан поднял голову и встретился взглядом с Повелителями Ночи.

Легионеры замерли, когда началась огненная буря. Они некоторое время смотрели на примарха Саламандр, стоящего у края выжженной им самим земли. А потом, не произнеся ни слова, повернулись и направились за своими ранеными.

Ганн пробормотал что-то и собрался за ними.

Нумеон преградил ему путь, с клацаньем коснувшись его нагрудника рукой в латной перчатке.

– Нет, идите к примарху, – сказал он им всем. – Уведите его отсюда.

Ганн отошел, и Погребальная стража двинулась к своему повелителю.

Оставшись один, Нумеон открыл вокс-канал с Неметором.

– Подготовь транспорт примарха. Мы скоро будем, – сказал он и оборвал связь.

Вулкан стоял над безжизненным телом Сериф. Шальной болтерный снаряд задел ей бок. Этого оказалось достаточно, чтобы ее убить. Крови было много – вся ее одежда пропиталась красным, как и одежды прочих летописцев, пытавшихся ее спасти.

Несмотря на присутствие примарха и на угрозу, которая от него исходила, летописцы не отходили от Сериф.

Старик с морщинистым и мокрым от слез лицом поднял взгляд на Владыку Змиев.

– Мы проследим, чтобы ее вернули на корабль, – сказал он.

Вулкан открыл рот, собираясь ответить, но не нашел слов, которые могли бы выразить его чувства. Поэтому он просто кивнул и вновь надел шлем, но тот не мог скрыть стыд так, как скрывал лицо. Развернувшись, он обнаружил, что его воины собрались рядом с ним.

– Легион ожидает вас, мой повелитель, – почтительно сказал Варрун, слегка склонив голову.

Вулкан уже хотел ответить, когда почувствовал, что кто-то наблюдает за ним издалека, и замер. Оглядевшись по сторонам, он заметил среди дюн темную тень. Секунду спустя вокс в шлеме с треском ожил.

– Видишь, брат, я знал, что ты на это способен. Ты такой же хладнокровный убийца, как я.

Вулкан ответил:

– Я совсем не такой, как ты, – и оборвал связь, но вонь горящей ксеносской плоти никуда не делась.