Полутень
Брата выдал звук дыхания.
– Феррус, оставь меня в покое...
После своей последней встречи с Керзом я погрузился в глубокую тоску, будучи не в силах отделить реальность от плодов моего воображения. Каждый раз, возвращаясь из смерти, я чувствовал, что часть за частью, подобно сбрасываемой чешуе или хлопьям пепла, мое сознание распадается. И чем отчаянней я пытался сохранить его, тем быстрее оно умирало. Я разрушался – не физически, а морально. Но не я один. Керз открыл мне свои сомнения, свою боль. Видения, о которых он говорил мне, пошатнули и без того неустойчивый разум. Именно этим и были вызваны его садистские наклонности и явный нигилизм. Я не знаю, рассказал ли он о своих страданиях для того, чтобы вызвать у меня сочувствие, заставить доверять ему, и это было частью какой-то продолжительной пытки, или просто его маска спала, позволив мне взглянуть на его настоящее лицо. Мы оба отразились в обсидиановом стекле, и нам обоим не понравилось увиденное.
– Феррус мертв, брат, – раздался в ответ голос, заставив меня открыть глаза.
Камера из вулканического стекла не изменилась. Я видел в ее стенах свое отражение – но ничьего другого, несмотря на то, что неведомый посетитель стоял достаточно близко, чтобы было слышно его шепот.
– Кто ты? – грозно спросил я, вставая. В ногах чувствовалась слабость, но я устоял. – Феррус, если ты решил пошутить...
– Феррус погиб на Исстване, как, я был уверен, и ты.
Я распахнул глаза, едва смея надеяться. Голос невидимого собеседника был мне знаком.
– Корвус?
Из темноты выделилась тень, после чего растворилась, явив Коракса, моего брата. Повелитель Воронов как будто скинул вдруг длинный плащ, до сих пор скрывавший его присутствие. Хотя он стоял прямо передо мной, в стекле он по-прежнему не отражался, и я обнаружил, что не могу с первого взгляда определить его точное местоположение в комнате. Он был воплощением тьмы, даже в самый солнечный день остававшийся в полутени. Таков был его дар.
Я протянул руку к его лицу и прошептал, отчасти самому себе:
– Ты реален?
Коракс был облачен в черную силовую броню с птичьими мотивами. Подняв к голове руки в когтистых латных перчатках, он отсоединил замки, крепившие клюворылый шлем к горжету. Тот отделился без единого звука. Даже силовой генератор Повелителя Воронов, от которого отходили удивительные крылья прыжкового ранца, работал почти бесшумно. Лишь благодаря примарховскому слуху я был способен улавливать еле слышное фоновое гудение.
– Я так же реален, как ты, Вулкан, – ответил он, снимая шлем, под которым оказалось немного орлиное лицо, обрамленное длинными черными волосами. В его глазах светилась тихая мудрость, которую я сразу узнал, – как и сероватую бледность, характерную для жителей Киавара. На талии висел пояс из вороновых перьев, а над паховой броней крепился большой череп хищной птицы, которую он когда-то выследил и убил.
– Это действительно ты, Корвус.
Мне хотелось обнять его, обнять надежду в облике моего брата, но Коракс не отличался открытостью Ферруса. Он – совсем как птица, чье имя себе взял, – не любил, когда трогали его перья. Поэтому я просто отсалютовал ему, прижав кулак к голой груди.
Коракс отсалютовал в ответ, а затем снова надел шлем.
– Но как? – спросил я. – Мы ведь на корабле Керза.
– Я потом объясню, как нашел тебя. – Он с нехарактерной для себя непринужденностью хлопнул меня по плечу, и я впервые за время столь долгое, что оно казалось годами, ощутил уверенность, которую дарит присутствие рядом брата и товарища. – А теперь идем за мной. Мы тебя отсюда вытащим.
Пока он говорил, мое внимание привлек полусвет, вливающийся в камеру. За открытой дверью виднелся тускло освещенный коридор и ударная группа Гвардейцев Ворона, окруженных мертвыми Повелителями Ночи.
– Ты можешь сражаться? – спросил Коракс, ведя меня на свободу, и глянул через плечо.
– Да, – ответил я и сразу почувствовал, что часть покинувших было меня сил возвращается. Я давно был разлучен с землей, постоянно подвергался насилию и находился отнюдь не на пике своих боевых способностей. Я поймал брошенный мне болтер и передернул затвор. Так приятно было обхватить его рукоять, почувствовать его тяжесть. Он принадлежал Кораксу – запасное вооружение, не основное, и я был благодарен его получить.
У меня были вопросы, множество вопросов о войне и Горе. Но сейчас на них не было времени.
Подойдя к двери, мой брат сказал своим Гвардейцам Ворона что-то на киаварском – я не понял, что именно, – после чего размотал силовой кнут и пустил к трем шипастым наконечникам энергию, затрещавшую, когда они коснулись пола. Четыре серебряных когтя, охваченных актинической яростью, выдвинулись из перчатки на другой руке.
– Наш корабль недалеко, но коридоры кишат отбросами Восьмого легиона. Их можно довольно легко миновать, только нам с тобой, брат, потребуется пойти по другому пути.
Коракс уже собирался вести меня наружу, когда я схватил его за предплечье.
– Я уже почти потерял надежду, – тихо сказал я.
Коракс кивнул:
– И я тоже почти потерял надежду: что когда-либо найду тебя живым, – он секунду смотрел мне в глаза, а затем повернулся к коридору. – Следуй за мной, брат.
Он вылетел из камеры, и хотя я последовал сразу за ним, он почти тут же затерялся в сумраке. Коридор был широким, но низким и достаточно освещенным, однако отыскать в нем Коракса и его сыновей было сложно.
– Нельзя медлить, Вулкан, – прошептал мой брат.
– Я тебя почти не вижу.
– Направляйся к концу коридора. Там Кравекс.
Я сощурился и разглядел легионера, ждавшего, как Коракс и говорил, в конце коридора. Кравекс был словно мимолетная тень, и когда я дошел до места, где он только что стоял, его там уже не оказалось.
Мне казалось, что мы несколько часов так шли, не встречая сопротивления и преград, по бесконечным тоннелям, каналам и трубам. Иногда дорога вела нас вниз, и приходилось ползти по узким водоводам, или вверх, и надо было карабкаться в вызывающих клаустрофобию шахтах. Коракс всегда был рядом, но никогда не оказывался достаточно близко, чтобы его присутствие ощущалось. Он был тенью, летящей в плотнейшем тумане, льнущей к краю темноты, никогда не попадающей под лучи света.
Я следовал за ним в меру своих способностей; время от времени передо мной мелькал Кравекс или какой-то другой Гвардеец Ворона – когда чувство направления меня подводило, и им приходилось возвращать меня на верный путь. Полагаю, всего их было пятеро, не считая Коракса, но я не мог быть уверен. Девятнадцатые были экспертами по тайным операциям. Для Воронов засады и бесшумные нападения были формой искусства. Я ощущал себя жалким неофитом.
Несколько раз приходилось резко останавливаться: мой брат, не показываясь на глаза, шепотом предупреждал об опасности. Легионеры нас искали. Мы слышали грохот их обуви и видели сквозь вентиляционные отверстия и железные решетки огромного корабля тени, когда они проходили мимо.
Спустившись глубже, в его недра, мы оказались в трюме. Сточные воды текли широкой рекой, а стены покрывала корка грязи и прочих подобных веществ. Перед нами была широкая, гигантская канализационная труба из темного металла, с установленными наискось балками и свисающими с потолка цепями. Из медленно вращающихся турбовентиляторов выходил пар от палуб инженариума, усиливая царящую здесь вонь. Простых людей ядовитый воздух убил бы, и я подозревал, что неровности на полу были на самом деле образованы костями.
– Нам в этот канал, – позвал Коракс, спускаясь в наклонный акведук. Он говорил тихо: поисковая команда продолжала греметь по решеткам палубы высоко над нами. – Так можно миновать хорошо охраняемую область корабля. Люк в конце ведет на подсобную палубу, через которую мы проникли.
– А если твой корабль уже нашли? – спросил я, следуя за братом и его воинами в мутную воду. В тоннеле было темно, его освещали только помигивающие фосфорные лампы.
– Маловероятно, – ответил Коракс. – Сенсориум этого корабля такой тип маскировки не видит. Идем.
Его воины ушли вперед, и я скоро потерял их в сумраке.
Мы молча брели сквозь жижу. Потревоженная вода еще больше усиливала зловонность испарений. Внизу был такой же лабиринт, как наверху, и меня не отпускало чувство, что мы двигаемся к его центру. Часть меня страстно хотела, чтобы там оказался ждущий нас Керз, и я мог покарать его всеми способами, о которых мечтал с тех пор, как оказался объектом его безумных развлечений.
Это будет так просто... Его череп окажется в моих руках, и кость начнет медленно трещать, раскалываясь, как в тисках.
Длинная прямая труба уже готовилась смениться резким поворотом, когда перед глазами ярко вспыхнуло дульное пламя и раздалось глухое предупреждение о врагах.
Коракс, бывший в нескольких метрах передо мной, тут же бросился в бег, активируя силовой кнут:
– Они нас обнаружили!
Я слышал, как застрелили одного из Гвардейцев Ворона, но не увидел этого. Наш авангард находился за поворотом, как и Коракс теперь, потому о битве я мог судить только по шуму. Раздался громкий всплеск: очевидно, воин упал в воду.
Я добежал до поворота, но обнаружил перед собой лишь темноту. Даже с фосфорными лампами, шипевшими и мигавшими в вонючем воздухе, нельзя было разглядеть ни друга, ни врага.
Очередная вспышка оставила перед глазами монохромно-серое изображение двух легионеров, скрестивших клинки, дав мне цель. Я метнулся к ним со всей скоростью, какую позволял ил под ногами. Мои союзники успели пробиться вглубь второго сегмента трубы, оказавшегося таким же длинным, как первый, и были далеко от меня.
Я остановился, пытаясь оценить, сколько врагов нас атаковало и откуда. Без вспышек дульного пламени опять ничего не было видно. Подняв выданный болтер к лицу и прижавшись щекой к прикладу, я медленно повел им из стороны в сторону. Выстрелы отражались от купольного потолка, давая громкое эхо и не позволяя определить их источник. Я заметил, что труба в этой части канализации была отнюдь не прямой. Ее поддерживали колонны, чьи основания скрывались в ядовитой воде, повсюду были альковы и ответвления, служебные мостики и аванкамеры. Не зная, в каком направлении двигаться, я очень быстро потеряю своих спасителей и потеряюсь сам.
Где-то в отдалении сражался Коракс. Я слышал треск его силового кнута и чувствовал запах озона от молниевых когтей даже сквозь вонь воды, уже дошедшей мне до пояса. Прорвав вязкую пленку, образовывавшуюся вокруг меня, я поспешил через эту трясину к брату.
В задергавшемся рядом силуэте я узнал еще одного Ворона, выбросившего крылья назад, когда его насмерть прошило болт-снарядом.
– Коракс! – позвал я, не прекращая водить болтером из стороны в сторону, поскольку опасался, что стрельбой навскидку могу задеть брата или его сыновей.
Лязгнула сталь, прогремели выстрелы, но ответа не было.
– Коракс!
По-прежнему ничего. Тоннель чернел передо мной, словно гигантская зловонная пасть, но вдруг тьму прорвала буря. Я успел заметить вспышки, дульное пламя, эфемерное свечение силового оружия. Потом мне оставалось только всматриваться в силуэты – в остаточное изображение удара, уже нанесенного, убийства, уже совершенного.
В зловонной жиже, плещущейся у пояса, мелькнул труп в броне. Из-за темноты и его положения лицом вниз сложно было определить, кому он принадлежал. Я начал пробираться к нему через трясину, но не успел: воздух вышел сквозь отверстия в броне, и труп бесследно исчез под водой. Я погрузил руку в грязь, пытаясь поймать его, – мне нужно было его увидеть, коснуться того, в чьей реальности не приходилось сомневаться. Кончики пальцев что-то нащупали. Опустив руку глубже, так что вонючая вода намочила лицо, я схватил предмет. Подняв его к свету, я увидел череп. Сточная грязь сползала с выбеленной кости, словно мертвая кожа. Он скалился, как скалятся все черепа, но что-то знакомое привиделось мне в этом жутком лице.
На меня смотрела отрубленная голова Ферруса Мануса.
Отпрянув, я уронил череп и уже собирался вновь за ним наклониться, когда услышал голос Коракса:
– Вулкан!
Над головой пролетел небольшой круглый предмет с мигающей кнопкой активации. Парабола увела его в воду совсем рядом со мной.
Я развернулся, резко вдохнул и только успел зажмуриться, как ударная волна толкнула меня в жижу. Кожа на спине вспыхнула от впившейся шрапнели, а я с головой оказался под водой и коснулся дна тоннеля. Осколок ребра, выступающая бедренная кость, рельефный стержень позвоночника – я греб руками по подводному кладбищу в отчаянной попытке ухватиться за что-нибудь и вынырнуть из воды.
А потом меня несло вверх волной, порожденной взрывом, до самой поверхности. Я вылетел на воздух вместе со струями грязи, липшей к телу, ударился об стену и сполз вниз.
Болтер я потерял, выпустив его при падении. Пока я кашлял, пытаясь избавиться от грязной воды в легких, кто-то приблизился ко мне, шлепая по трясине.
Перед глазами все плыло, но, подняв взгляд, я все же различил протянутую мне руку.
– Все кончено, – сказал Коракс.
– Я их даже не видел, – выдохнул я.
– Не сомневайся, брат, они мертвы, но после взрыва сюда стянутся другие. Надо двигаться.
Коракс помог мне подняться, и вместе мы прошли в конец канализационного тоннеля, откуда служебная лестница вела вверх и наружу.
– Где остальные? – спросил я, заметив отсутствие Кравекса и других Гвардейцев Ворона.
– Мертвы, – мрачно ответил Коракс, смотря прямо перед собой. – Сюда, – добавил он, указав на лестницу. – Я пойду первым. Не отставай.
Я кивнул, стараясь не думать о том, что чувствовал мой брат в этот момент.
На полпути вверх по лестнице Коракс сказал:
– Они знали о характере миссии и взяли на себя этот риск.
Я не ответил, только молча последовал за ним.
Воздух наверху был полон дыма с палуб инженариума, но в сравнении с тем, что было в канализации, казался едва ли не освежающим.
Мы стояли на пороге очередного широкого зала, заставленного механизмами и упаковочными ящиками. Над головой высились подъемники, а сбоку была установлена кабина управления. Она выглядела пустой.
– Подсобная палуба, – пояснил Коракс, переходя на ровный бег. – Используется в основном в качестве склада и ремонтного зала. Относительно небольшая. Хорошо защищенная.
– Твой корабль близко? – спросил я, следуя за ним.
– Сюда...
Коракс добежал до пересечения первым. Когда он остановился как вкопанный, я понял, что что-то не так. Догнав его, я увидел, что именно.
В фюзеляже «Громового ястреба» зиял пролом, из которого валил дым. От рваной дыры, обращенной краями внутрь, расходились черные пятна. Корабль все еще стоял в зажимах, но одна из подпорок погнулась. Броневая плита в головной части была расколота, а носовые орудия выведены из строя.
– Боюсь, ваш полет отменяется, – заметил тихий голос из теней.
С резким стуком повернутого рычага осветительные трубки под потолком погасли.
Несколько мгновений царила тьма, пока ее не нарушил алый свет от пары узких овалов – ретинальных линз легионера. А за ним еще двадцать воинов вышли из альковов и из-за разбитого корабля, где они заранее затаились, и выстроились перед нами, отрезая выход с палубы.
Мы с Кораксом не сдвинулись с места.
– Их так мало... – заметил он мне.
За спиной залязгали шаги десятерых легионеров.
– Очень мало, – согласился я.
Вперед выступил воин в терминаторской броне, один из Атраментаров:
– Сложите оружие.
Я узнал его голос: именно он обращался к нам ранее.
– Я не подчиняюсь приказам нострамских отбросов, вырядившихся солдатами, – ответил Коракс.
Еще десять воинов преградили нам путь позади.
Я мельком взглянул в их сторону и хмыкнул:
– Всего сорок? Керз переоценил ваши шансы остановить нас.
Атраментар рассмеялся; из-за вокс-решетки смех его звучал глухо и зернисто. Его наплечники усеивали шипы, а тусклый полуночно-синий металл брони оживляли только нарисованные разряды молний. В одной руке он сжимал массивно выглядящий молот.
– Ночной Призрак сказал взять вас живыми, – ответил он, – но ничего не сказал про невредимость.
Четыре взвода Повелителей Ночи начали доставать клинки и дубинки.
– Его ошибка, – заметил Коракс и вспарил с помощью прыжкового ранца. С его губ сорвался вопль – птичий боевой клич, оглушивший Атраментаров на драгоценную долю секунды. Стальные крылья расправились за спиной, и как тень ангела смерти, Коракс бросился вниз и насадил воина на свои молниевые когти, с которых Атраментар соскользнул на палубу, давясь кровью, и умер.
В приземлении Повелитель Воронов взмахнул кнутом, опутал побежавшего в атаку легионера вокруг талии, вздернул в воздух и швырнул в стену.
Я развернулся и толкнул башню из ящиков, которые повалились на пути у воинов, стоявших позади нас. Это задержит их лишь на несколько секунд, но мне этих секунд будет достаточно.
Устремившись к Повелителям Ночи, которые нападали спереди, я врезался в двух легионеров и подбросил их в воздух за счет одной лишь массы и инерции. Перехватив одного поперек талии, я метнул его, как диск, и он, вращаясь, сбил с ног трех других. Второго я схватил за голову и вбил в пол. От удара палуба погнулась и раскололась, а несколько прутов арматуры проткнули моего противника через спину и вышли из груди.
Несколько остававшихся Повелителей Ночи в панике достали болтеры. Один снаряд оцарапал бок и ожег кожу. Меня это практически не замедлило. Я ударил стрелка тыльной стороной руки, отчего его шея изогнулась под неестественным углом, а затем поднял другого над головой и опустил на колено, сломав ему спину.
Пятого я схватил за генератор, подтянул к себе и пробил броню на животе кулаком. Шестому расколол ключицу ребром ладони. Кому-то удалось провести выпад, и я почувствовал, как в область солнечного сплетения пилящим движением погрузился меч. Сломав оружие у рукояти, я взял нападавшего за подбородок, сжал ему челюсть, поднял вверх и швырнул его, размахивающего руками и ногами, в какой-то массивный ящик. Голова легионера пробила стенку, и я так его и оставил, подвешенного за шею и мертвого.
Убийства никогда не приносили мне радость, но сейчас я наслаждался. Повелители Ночи расплачивались за все пытки, которые я перенес, за всю боль, причиненную моим людям. Когда враги сзади наконец преодолели баррикаду, я их только приветствовал. Меня окружали трупы. Клинки и болтеры лежали под рукой, но я в них не нуждался. Сжимая и разжимая кулаки, я мечтал разорвать этих воинов на части в настолько близком контакте, насколько это было возможно.
– Взойдите на мою наковальню, – с вызовом крикнул я, хищно скалясь.
Я даже не задумался о том, что с гибелью корабля мы потеряли единственную возможность выбраться отсюда. Я жаждал насилия. Я хотел лишь одного: уничтожить этих воинов, заставить их ответить за действия своего отца.
Мои кулаки были словно молоты, моя ярость была словно пламя кузни.
Повелители Ночи гибли один за другим, и я ликовал, смотря, как они умирают.
Когда все было кончено, я тяжело дышал сквозь стиснутые зубы. Дрожащие губы были влажными от слюны. Все тело тряслось от гнева, медленно истекающего из всех пор. Перед моими глазами стояла бездна. Багровая бездна, цвета крови и смерти. Я был у самого ее края, заглядывал в черноту в глубине. Там меня ждало безумие. Я услышал его зов и потянулся к нему...
Коракс вернул меня.
Рукой на моем плече. Обеспокоенностью в голосе.
– Брат, ты в порядке?
Лишь через пару секунд я понял, что он имел в виду меч, до сих пор в меня погруженный.
Я выдернул клинок. Вместе с ним вырвалась струйка крови, окрасившая палубу, но тут же затерявшаяся на фоне пролитой ранее крови.
– Поверь, это пустяки, – сказал я, постепенно возвращая самообладание.
Коракс кивнул, ничем не выдав свои мысли по поводу моих действий, итоги которых кровавыми ошметками усеивали палубу вокруг.
– Что теперь? – спросил я, взглянув на обломки «Громового ястреба».
– Двинемся глубже, будем пробираться к центру корабля. По пути еще встретится транспорт, который можно будет реквизировать.
Надежда была слабой. Я знал, что Коракс это понимает, но решил оставить свои мысли при себе.
– Если не выйдет, всегда можно пробиться на мостик, – ответил я, – и излить наш гнев на того, кто будет сидеть там на троне.
– Согласен.
Коракс вдруг вздернул голову и прислушался.
– Сюда идут.
– Пусть.
Он перевел на меня холодный взгляд из-за линз.
– Ты хочешь покончить с этим здесь или на мостике, с еще бьющимся сердцем Керза в твоем кулаке?
Я кивнул, хотя считал, что наши шансы добраться до мостика и Керза были не очень высоки.
– На мостике. Веди, брат.
Оставив уничтоженных Повелителей Ночи позади, Коракс провел меня через несколько залов, за которыми оказался служебный люк, прикрывавший вход в лабиринт подпольных тоннелей. Они были тесными, и брат оказался вынужден оставить свой любимый прыжковый ранец у входа. Несмотря на его попытки замести следы, враги шли за нами неотступно. Рычащая ругань на нострамском гналась за нами по шахтам и трубам, повсюду слышалось эхо от задевающих стены силовых доспехов. Я представил, как солдаты Керза ползут за нами на четвереньках.
Но как бы глубоко мы ни заходили, сколько раз бы ни поворачивали в боковые коридоры, Повелители Ночи следовали за нами, как тени. Они знали каждый сантиметр этого корабля. Я снова ощущал себя в ловушке, чувствовал, как ее ржавые зубья смыкаются на шее. Побег или плен – иного способа положить этому конец не было. Но я боялся за Коракса. Керз не простит ему это оскорбление.
Через час ползанья по служебным тоннелям, подобно крысам, Коракс обнаружил очередной люк. Выбив ногой решетку, зазвеневшую внизу, мой брат спрыгнул и через мгновение позвал за собой. Выбравшись из темного лабиринта, я оказался в пустой комнате. Она была слабо освещена, покрыта темным металлом, как столь многие помещения в этом безлюдном месте, а на полу виднелись царапины от лезвий. А также пятна крови, но в комнате никого не было. Она странным образом казалась знакомой, хотя я ни разу здесь не был.
Единственный путь наружу шел через арку, только слабые ореолы света от люминесцентных сфер, встроенных в стены, до нее не доходили, и проход окутывали тени.
– Посмотри, свободен ли путь, – прошептал Коракс, указав на арку и тьму за ней. – Я проверю, не догнали ли нас преследователи. Держи, – он кинул мне гладий, свое последнее запасное оружие. Я поймал его, кивнул и поспешил к арке, но не увидел и не услышал никаких признаков опасности.
– Здесь лестница вниз, – заметил я. – И я чувствую сквозняк.
Разумеется, он был искусственным, и воздух пах плесенью, но это могло указывать на то, что рядом находилась палуба с циркуляцией воздуха, а значит, почти наверняка и с людьми.
Коракс еще несколько секунд подождал под открытым люком, после чего присоединился ко мне.
– Что показывают сенсоры шлема? – спросил я, зная, что брат уже осматривает арку в различных спектрах.
– Тени... – прошипел он, немного смутив меня своим тоном.
Не знай я брата так хорошо, я бы решил, что он обеспокоен.
– Другого пути нет, – заметил я, указав гладием на тьму, как будто она была врагом, с которым можно побороться.
Коракс согласился, выпустив когти, и мы вместе начали спускаться по лестнице.
Внизу тьма была все так же непроглядна. Смотреть сквозь нее было не проще, чем смотреть сквозь деготь. Я знал, что она была не простым отсутствием света. Наши глаза с этим легко бы справились, избавив от необходимости гадать, что же нас окружает. Она была чем-то иным, чем-то густым и тягучим, липнущим к нам, как смола. Вглядываясь в ее маслянистые глубины, я различил смутный контур чего-то вроде колизея. Мы спиной к спине стояли на его арене. Под ногами шелестел песок.
– Ловушка! – крикнул я, но было слишком поздно.
Коракс успел взбежать до середины лестницы, когда позади нас захлопнулась выдвижная противовзрывная дверь. Оставаясь на шаг позади него, я повернулся к арене, а неестественная тьма между тем начала утекать через отверстия в полу, и холод, не осознававшийся раньше, покинул тело. Факелы зажглись вдоль восьми стен площадки, на которой до сих пор не знающими покоя призраками лежали скелеты гладиаторов в разбитых доспехах. Я вдруг вспомнил, где раньше видел комнату перед лестницей. В Фемиде, городе ноктюрнских царей-воинов, устраивавших гладиаторские состязания, чтобы доказать свое мастерство и выбрать себе нового вождя. Бойцы ожидали начала битвы в казармах, затачивая оружие или разум перед грядущим состязанием. Коракс и я не сделали ни того, ни другого. Что на этот раз задумал наш тюремщик?
– Да, все это несколько архаично, признаю, – произнес Керз, привлекая наше внимание. Он взирал вниз на нас с трибуны амфитеатра. – Но Ангрону, думаю, понравилось бы. Прискорбно, что его тут нет. На Исстване ваши пути едва не пересеклись, верно, брат?
Я поднял голову к верхним рядам амфитеатра, встречая взгляд Керза. Он был не один. Тридцать терминаторов-Атраментаров окружали арену, открыто демонстрируя пушки «Жнец».
– Жаль, что наши не пересеклись, – ответил я.
– У тебя был шанс на Хараатане, но ты им не воспользовался.
– И когда все закончится, ты пожалеешь, что я этого не сделал.
Керз слабо улыбнулся. Два Атраментара по бокам от него протянули оружие: меч и трезубец.
– На Нострамо подобных величественных сцен не было. Аренами нам служили канавы и ульи, но кровавый спорт не испытывал недостатка в претендентах.
Он бросил нам меч. Тот погрузился в песок на треть клинка.
– На наших улицах правила бандитская культура, и каждый хотел был частью самой сильной банды.
За мечом последовал трезубец, воткнувшийся в землю с такой силой, что вибрации пошли по всей длине рукояти.
– Даже у убийц и насильников есть ритуалы, – продолжил Керз. – Даже для подонков вроде них это важно. Но возможности всегда были ограничены, и зачастую можно позволить только что-то одно. Первым делом, – сказал он, взглянув на Коракса, – бой должен быть честным. Снимай доспехи, брат. Они ставят тебя в неравное положение с Вулканом.
– Я думал, ты не любитель официозных торжеств, Конрад, – вызывающе заметил я, делая шаг вперед. – Разве не поэтому ты перерезал правителей своего мира и благородных обитателей шпилей?
– Они не были моими правителями, и не были они благородны, – мрачно вымолвил Керз. – А теперь Коракс снимет броню или обречет ваших сыновей на смерть.
Из задних рядов Атраментаров на противоположных сторонах амфитеатра вывели двух воинов. На одной стороне был Кравекс, сын моего брата, потерянный и считавшийся погибшим; на другой – Неметор.
Оба воина безуспешно бились в руках захватчиков, не столько потому, что надеялись вырваться, сколько для того, чтобы продемонстрировать неповиновение.
– Неметор...
Как один несчастный сын начал значить так много... Керз не сказал мне, что случилось с остальным моим легионом, а я не нашел в себе смелости спросить его. Я верил, что они были живы, но сколько – не мог сказать. Если бы они все погибли на Исстване, Керз не упустил бы возможность вогнать мне в сердце этот нож. И хотя все его пытки были полны обмана, сам Керз пока ни в чем мне не солгал. Саламандры еще были живы. Я еще был жив. Я должен был спасти Неметора.
Коракс, судя по всему, пришел к тому же выводу и спокойно снял броню, пока не остался в одних поддоспешных штанах, наголенниках и ботинках. Его великолепные доспехи валялись на песке, как какой-то ненужный хлам.
Керз унижал нас, и мне стало стыдно при мысли о том, что я втянул брата в это уродливое представление.
– Прости меня, Корвус. За все это.
– Не беспокойся, Вулкан. Я самостоятельно принял это решение и я знаю, что на моем месте ты поступил бы так же.
– Но брат, ты не понимаешь...
Нам швырнули два гладиаторских шлема, оборвав мое признание. Один был черным, похожим на голову хищной птицы, второй – темно-зеленым и драконьим. Было очевидно, чего хотел от нас Керз.
– А теперь надо станцевать? – поинтересовался я, поднимая предназначенный для меня шлем.
– В некотором смысле, – ответил Керз. – Наденьте их.
Внутри шлем оказался шероховатым. Он был тяжел.
– Одному суждено жить, другому умереть, – раздался голос Керза по звенящему вокс-передатчику внутри шлема. – Бандитская культура жестока, братья. Вы пока не понимаете этого, знаю. Но вы поймете.
Я взглянул на Неметора, явно не понимавшего, что происходит, а потом на Коракса; он, в свою очередь, смотрел на Кравекса.
Бездна вновь была рядом, я балансировал на самом краю и глядел вниз, в ад и тьму. Боль прошила череп одновременно со всех сторон, и я осознал, что шлем казался шероховатым, потому что его внутренняя часть была усеяна крошечными гвоздиками. Керз только что погрузил их острия в мою голову. Бездна пульсировала перед глазами, требуя решиться, сделать шаг вперед и затеряться в этом жаре.
Я изо всех сил пытался сохранить спокойствие, прогнать безумие, грозящее охватить меня буйством.
Коракс до сих пор не пошевелился; впрочем, прошло лишь несколько секунд.
– Выживший будет выпущен на свободу, как и его люди. – Свое последнее правило Керз объявил во всеуслышание. – И знайте, что в моем вольере есть и другие драконы и вороны. А теперь сражайтесь.
Керз до сих пор не лгал мне. И сейчас он должен был говорить правду, иначе игра не имела бы смысла. Но я не мог убить Коракса. Мне придется пожертвовать Неметором, как бы больно это ни было. Я не склонюсь перед варварством и не стану таким, как Керз. Безумие вгоняло когти в мое сознание, но я не поддамся ему. Керз не одержит над нами верх. Я ему не позволю.
Коракс победит, Неметор погибнет, но Корвус, по крайней мере, останется жив. Я принесу эту жертву, я сделаю это для своего брата.
Я потянулся к мечу.
– И еще, Вулкан... – прошептал Керз по воксу последнее условие, лично для меня. – Я солгал. Победи Коракса, оставь его без сознания, или я убью его и пришедших с ним Воронов, а тебя заставлю смотреть.
Я попытался закричать, но из механизма, встроенного в шлем, в мой открытый рот выдвинулась стальная пластина, лишив возможности говорить.
Коракс не двигался. Мне оставалось лишь гадать, не сказал ли Керз ему то же самое, что мне, только для противоположных участников?
– Все еще колеблетесь? – спросил Керз. – Я вас не виню. Тяжело убить собственного брата, чтобы выжить. Но поверьте мне: голодные псы не ведают верности, когда на кону стоит их жизнь. Я помню одну семью на Нострамо. Дружную и готовую зубами защищать друг друга. Они вырезали целые банды, посмевшие им угрожать.
– Однажды зимой, исключительно холодной и суровой, они вступили в войну с соперничающей бандой. Наградой были территория и статус. Но вскоре это стало делом чести, можете в это поверить? Что за возвышенные и губительные идеалы. Война завела их далеко от того места, которое они называли домом, – и это действительно была война, только куда грязнее той, к которой вы привыкли.
– Под конец у них кончилась еда: крысы исчезли, а мусор на улицах был несъедобен. Отчаяние порождает отчаянных людей. Преданная банда, чьи кровные узы были так сильны... Они набросились друг на друга. Переубивали друг друга. Одни были намерены сражаться и дальше, другие хотели, чтобы эта война закончилась. Понимаете, братья, иногда твой враг – это просто тот, кто мешает тебе вернуться домой, – Керз выступил вперед, положил руки на перила перед собой. – Довольно медлить. Только один из вас отсюда выберется. Только один вернется домой.
Коракс поднял трезубец.
– Прости, Вулкан.
Я не мог ему ответить.
Керз вновь отступил в тень.
– Не забывай о том, что я тебе сказал, брат, – прошептал он.
Я только успел взяться за рукоять меча, когда Коракс ринулся вперед. Оторвавшись от земли, он перепрыгнул через пол-арены. Я выдернул меч из земли, перекатился и почувствовал, как трезубец вонзился в то место, где я только что стоял. Второй выпад просвистел у щеки, оставив порез и брызнув кровью на песок. Я парировал третий удар, отбил трезубец в сторону и обрушил кулак в солнечное сплетение, заставив Коракса отшатнуться. Возникла секундная пауза, однако сразу за ней Коракс опять бросился на меня, пытаясь пробить мою импровизированную оборону градом небольших, но болезненных уколов.
Я никогда раньше не сражался с Кораксом, но достаточно видел его в битвах. Его боевой стиль во многом походил на движения птицы, у которой он позаимствовал свой титул. Меня осыпали стремительными пробными атаками, подобными ударам клюва. Он был быстр, без конца плавно переходил из одной стойки в другую, заходил с непросматриваемой стороны и активно использовал схемы нападения с периферии.
Я разворачивался и ставил блоки, но руки, торс и ноги начинали покрываться порезами. Он атаковал без остановки, ведь ему не пришлось провести последние месяцы или годы в камере. Кроме того, он был готов меня убить. В его ударах была ярость – которой я пока не поддавался.
Взяв в руки трезубец, мой брат изменился, и я к этому изменению не был готов.
Манящая бездна вернулась в мой разум, когда горячие гвозди впились глубже в голову, раскаляя злость и жажду насилия.
Был я действительно монстром, как говорил Керз тогда, много лет назад, на Хараатане? Когда я дотла сжег эльдарского ребенка за то, что она оказалась повинна в гибели Сериф, было ли это возмездием или же просто поводом получить садистское удовольствие?
Я пошатнулся, чувствуя, как сумасшествие прорывает и без того слабые швы разума.
Коракс провел точный удар, и трезубец вошел в левую грудную мышцу, погрузился в плоть и за кость. Только заткнувшая рот пластина не дала мне вскрикнуть.
Ярость.
Я оставил на груди Коракса глубокую рану, и он, еще не успевший выдернуть трезубец из моего тела, вдруг оказался в опасном положении.
Ярость.
Я переломил рукоять трезубца надвое, оставив вилы в груди.
Ярость.
Я отшвырнул меч и бросился на Коракса.
Я силен – возможно, физически сильнее всех сыновей моего отца. Коракс сам однажды это заявлял. А теперь почувствовал на себе. Одним ударом кулака я разбил решетку его шлема, открыв перекошенный от боли рот в крови. Второй удар пришелся в область левого уха, отчего голова его дернулась в сторону, а шлем погнулся. Коракс издал пронзительный птичий вопль. Мне хотелось сломать его крылья, расколоть его хрупкий череп. Несмотря на все его попытки сопротивления – колено в грудь, кулак в незащищенные почки, ребро ладони по горлу, – он не мог меня пересилить. Используя свой вес, я повалил его на землю. Он охнул, тяжело упав, и я ударом выбил воздух из его легких. Мои руки тисками сжались вокруг его горла. Я душил Коракса, прижав его руки к земле коленями, а он не мог пошевелиться. Теперь он мог только умереть.
Его шлем при этой свирепой атаке развалился. Я видел, что его темные глаза направлены на меня, и тихая мудрость в них обращена в ужас.
Я сжал руки сильнее и почувствовал, как усиленная гортань поддается моей злобе и медленно ломается. Его глаза вылезли из орбит, и через окровавленные зубы он процедил два слова:
– Сделай это...
Сбоку, на периферии зрения, возникла скелетообразная фигура Ферруса.
– Сделай это... – прохрипел он.
Наверху, в амфитеатре, Неметор, крепко удерживаемый, но не перестающий бороться, прошептал:
– Сделай это...
Так просто. Надо только чуть-чуть сжать пальцы и...
Я замер. Лишь кончиками пальцев удерживавшийся за край бездны, я сумел подняться и откатиться прочь от ее горящих глубин. В этот момент я понял, что мне не освободиться. Я хотел убить Коракса, чтобы утолить свою ярость.
– Убей его, Вулкан! – зарычал Керз, бросаясь к перилам. – Он готов. Получи свою свободу.
– Вернись к своему легиону, – призвал Феррус. – Это единственный путь...
Я убрал руки с горла Коракса и отпустил его. Измученный – физически и морально, – я скатился с брата и упал на спину.
– Нет. Не буду, – проговорил я, тяжело дыша. – Не так.
– Тогда ты обрек себя, – прошипел Феррус.
Не зная, что только что произошло, Коракс поднялся на ноги, подобрал брошенный мной меч и пронзил мне сердце.
Я с криком очнулся. Я вернулся в свою камеру, только по-прежнему лежал на спине. Дверь выглядела целой, и никаких свидетельств моего недавнего побега не было видно. Меня привязали к металлической плите за руки, ноги и шею. Я не мог пошевелиться, а железная пластина во рту не давала говорить.
Вокруг меня стояла группа людей-псайкеров; выглядели они как дикари, а на одеждах и телах их были намалеваны какие-то странные символы.
– Давиниты, – пояснил Керз, входя в поле моего зрения, после чего во внезапном приступе ярости принялся убивать колдунов одного за другим. – Они не справились со своей задачей, – добавил он, когда закончил их кромсать.
Все это было ложью – видениями, помещенными в мою голову.
Керз вынул кляп из моего рта.
– Ты думал, что я убью его? – прорычал я.
Мой брат выглядел глубоко несчастным.
– Ты не благороден. Ты ничем не лучше меня, – пробубнил он, после чего убил меня снова.