Пока я изображала из себя мать-алкоголичку (и дочь-алкоголичку, и сестру-алкоголичку, если быть совсем точной), время стояло. Теперь же, когда я начала жить снова, оно потекло быстро и, не успела я оглянуться, понеслось вскачь.

День летел за днем, как в тех фильмах, где режиссер хочет изобразить быстротечность времени и показывает календарь, с которого ветер срывает листок за листком. Листки летят прочь сначала в сопровождении желтых листьев (уже осень), а потом и снежинок (вот и зима пришла).

Не успела я оглянуться, как прошли выходные.

Хотя для такой бездельницы, как я, нет большой разницы между выходными и буднями. Каждый день — выходной.

Но наступило утро понедельника.

Джеймс уже вернулся с Карибского моря. Или с Канарских островов. Или с маленького частного острова на берегу Рая. В общем, оттуда, куда он уезжал, подлец и предатель.

Мне предстояло позвонить ему. Но я чувствовала себя на удивление спокойно: раз надо, так надо.

Разумеется, я могла спокойно думать о Джеймсе, потому что очень беспокоилась по поводу Адама.

Но в понедельник, кроме звонка Джеймсу, меня ждало еще одно испытание. Прошло шесть недель после родов, и мне надо было показаться врачу. Посещение это было своего рода подтверждением, что роды прошли благополучно. Нечто вроде вечеринки после удачно завершенного фильма. Вот только на таких вечеринках актерам, операторам и другим членам команды не надо залезать на кресло, задирать ноги и позволять незнакомым людям копаться в ваших интимных местах.

Разве что у них возникнет такое желание.

Кейт тоже следовало показать в детской клинике — вот мы и отправились вместе.

Я гордилась собой. Мне не только ежедневно удавалось подниматься с постели и вести себя как нормальный человек, что само по себе было чудом. Жизнь и все с ней связанное стало снова доставлять мне удовольствие. Кейт уже пару раз возили в клинику, так что она привыкла. Но я была не готова к какофонии оглушительного рева, которая встретила нас на пороге. Казалось, там собрались несколько тысяч орущих младенцев, которых тщетно пытались успокоить расстроенные мамаши.

Честно говоря, некоторые мамы ревели громче своих чад.

— Если бы она только перестала плакать! — говорила одна из мам со слезами в голосе. — Хотя бы на пять минут…

«Господи!» — подумала я в ужасе. И внезапно поняла, как мне, в сущности, повезло.

Кейт не только была на редкость спокойным ребенком, но у меня еще были мама с папой, да, наверное, и Анна с Хелен, которые могли помочь мне с ребенком.

Когда я вела себя как антихрист, Кейт в клинику возили мама и папа.

Бог мой, передать не могу, как мне теперь было стыдно!

Как могла я так небрежно относиться к своему замечательному ребенку?! Меня утешало только одно: ни один мужчина не сможет расстроить меня так, как Джеймс.

Кейт прошла свою проверку первой.

Сестра оказалась рыжей красоткой из Галуэй.

Почему медсестры всегда хорошенькие и сексуальные?

Уверена, что существует старая легенда, которая объясняет это непонятное явление.

Давным-давно жило племя женщин, каждая из которых была невероятно красива. Мужчины умирали от страсти к ним, и все остальные женщины чувствовали себя униженными. Рушились счастливые семьи, когда женатые мужики влюблялись в этих красоток.

Женщины из других, некрасивых племен кончали жизнь самоубийством, потому что не могли соперничать с этими сиренами.

Надо было что-то делать.

Вот господь и распорядился, чтобы все хорошенькие женщины стали медицинскими сестрами и носили ужасные туфли на шнуровке и отвратительные халаты, в которых зад выглядел огромным. Таким образом их привлекательность сильно уменьшилась.

И по сей день симпатичные женщины должны идти в медсестры, чтобы их красота скрывалась под ужасной спецодеждой.

Хотя как моя история согласуется с супермоделями и их потрясающими туалетами, я объяснить не могу.

Ладно, проехали.

Сестра плотно закрыла за нами дверь, но рев в приемной все равно был слышен, прерываемый время от времени жалобным вскриком:

— Хоть на пять минут, о большем я и не мечтаю!

— Вас этот гвалт с ума не сводит? — с любопытством спросила я сестру.

— Нет, что вы, — сказала она. — Я уже давно ничего и не слышу.

Она начала осматривать Кейт.

Моя умная дочка даже не плакала.

Я ею очень гордилась.

Мне хотелось открыть дверь в приемную и сказать всем орушим детям:

— Смотрите, вот как надо себя вести!

Я смотрела, как сестра проверяет основные реакции Кейт.

Все было в норме.

— Она хорошо поправляется, — сказала сестра.

— Спасибо, — просияла я.

— Идеально здоровый ребенок, — улыбнулась медсестра.

— Спасибо, — еще раз поблагодарила я.

Я открыла дверь, и меня едва не опрокинула новая волна визга и рева. Мы с трудом пробились сквозь толпу красномордых и вопящих детей. Насколько я смогла понять, часть из них пришла делать прививки и вносила свою лепту в общий крик и гам. Когда я со вздохом облегчения закрыла за собой дверь, последнее, что я услышала, было жалобное стенание:

— Хоть три минуты! Я согласна на три…

Нам пришлось подождать моей очереди к врачу.

Я пролистала журнал «Уоменз Оун», датированный примерно началом столетия (кринолины этой осенью явно не в моде). Кейт немного поспала. Такая славная девочка!

Наконец вызвали меня, и я вошла в кабинет.

Доктор Китинг оказался милым старичком — серый костюм, седые волосы, приятные манеры.

— Привет! Ага, значит, это Клэр и ее дочка Кэтрин, — сказал он, прочитав историю болезни, лежащую на столе. — Идите сюда и садитесь.

Через несколько секунд он поднял глаза и, не обнаружив меня на стуле напротив, с беспокойством оглядел кабинет, удивляясь, куда это я подевалась.

Я поставила корзинку с Кейт на пол и оказалась в гинекологическом кресле со снятыми трусиками с такой скоростью, что у него, очевидно, закружилась голова.

Старые привычки живучи. В следующий раз, когда мне придется идти к врачу — неважно, по какому поводу: из-за боли в ухе или сломанной кисти, — мне с трудом придется сдерживать себя, чтобы не снять трусы и не начать оглядываться в поисках знакомого кресла.

Доктор произвел все необходимые манипуляции с помощью моей старой подруги — смазанной вазелином перчагки.

Извините за отвратительные подробности.

Честно, я вам очень сочувствую.

А ведь было время, когда я чуть не падала в обморок при одной мысли, что мне надо сдать мазок на анализ. Теперь же, после беременности и родов, я спокойно перенесу операцию по удалению матки под местным наркозом, причем буду жизнерадостно обсуждать с хирургом последнюю передачу по телевизору.

Но я забыла, что не у всех такой богатый опыт, как у меня.

— У вас все прекрасно зажило, — возвестил доктор с таким видом, будто это небывалое достижение.

— Спасибо, — ответила я, улыбаясь ему между своих задранных ног.

— Да, никаких осложнений, — продолжил он. — Кровотечения больше нет?

(Извините, я скоро закончу.)

— Да, кончилось неделю назад, — сообщила я.

— И швы прекрасно зарубцевались, — сказал он, продолжая что-то щупать и дергать.

— Спасибо, — снова улыбнулась я.

— Все, можете слезать, — сказал он, и я мгновенно соскочила с кресла.

— Все остальное в порядке? — спросил он, когда я оделась.

— Прекрасно, — ответила я. — Замечательно! — И внезапно выпалила: — А когда я снова смогу заниматься сексом?

(Зачем я об этом спросила?)

— Ну, шесть недель прошли, так что когда пожелаете, — расщедрился он. — Можете начать хоть сейчас.

Он откинул голову и громко захохотал, потом неожиданно смолк. Наверное, ему привиделось заседание медицинского совета и предложение его уволить.

— Гм, — откашлялся он, успокаиваясь. — В любое время.

— Будет больно? — с беспокойством спросила я.

— Вначале может наблюдаться некоторый дискомфорт, но больно наверняка не будет. Попросите вашего мужа быть поосторожнее.

— Моего мужа? — удивленно спросила я.

Мужа я и в мыслях не держала.

— Да, своего мужа, — подтвердил он тоже с некоторым удивлением. — Вы ведь замужем, миссис… да, миссис Уебстер, — сказал он, снова заглянув в записи.

— Да, конечно, — покраснела я. — Но это я так, вообще интересуюсь. Я пока не планировала с кем-то пере-спать.

Мне казалось, если я скажу «переспать» вместо «заняться сексом», то это как-то смягчит неловкую ситуацию, в которую я вляпалась.

— Вот как?.. — отозвался он.

Молчание. Изумление доктора Китинга тяжело повисло в воздухе.

«Пора делать ноги», — решила я.

— Пошли, Кейт!

И мы поехали домой.

— Ну, как все прошло? — спросила мама, открывшая нам дверь.

— Прекрасно, — ответила я. — Сестра сказала, что Кейт хорошо набирает вес.

— А как дела у тебя? — спросила она.

— Судя по всему, лучше некуда, — ответила я. — Я в прекрасном состоянии. Могу гордиться своим влагалищем.

Мама с неудовольствием взглянула на меня.

— Совсем не обязательно быть вульгарной, — заметила она.

— Я вовсе не вульгарна, — возразила я.

Бог мой, уж если бы я взялась быть вульгарной, она бы узнала все подробности моего визита к доктору Китингу!

— Пойдем попьем чаю, — предложила мама, — а то скоро по телевизору «Соседи» начнутся.

— Мне никто не звонил? — спросила я с напускным безразличием, направляясь за ней в кухню.

— Нет.

— Понятно.

— А что, ты ждешь от кого-то звонка? — спросила она, присматриваясь ко мне.

— Да нет, — сказала я, ставя корзинку с Кейт на кухонный стол.

— Тогда почему ты спрашиваешь? — Тон напомнил мне, что, как бы глупо она себя ни вела иногда, дурой моя мать не была, это точно.

— И убери ребенка со стола, — велела она, шлепая меня по руке кухонным полотенцем. — Здесь люди едят.

— Она абсолютно чистая! — возмутилась я.

Я пила чай и думала: «Значит, Адам мне не позвонил».

Может быть, он все еще на меня сердится?

Кто знает, возможно, он вообще мне никогда больше не позвонит.

И винить его в этом трудно: ведь я вела себя как психопатка, спорила с ним без остановки.

И я не знаю номера его телефона, так что сама позвонить не могу.

Так что скорее всего это конец.

Роман, который не состоялся.

Страсть, не приведшая ни к чему.

Друзья по духу, разделенные обстоятельствами.

Любовники, которые любят друг друга издалека…

«Но ведь день еще только начался, — сказала я себе. — Дай ему время».

Но он не позвонил.

Я бродила вокруг телефона, тосковала и раздражалась. Я не хотела ничем заниматься. Я даже не могла читать. Кейт плакала и вертелась, но у меня не хватало терпения ее успокоить.

Я без всякого желания просмотрела несколько сериалов вместе с мамой, поскольку не сумела придумагь убедительной причины, чтобы отказаться. К тому же я решила, что лучше смотреть третьесортную мыльную оперу, чем ввязываться в очередной разговор с мамой по поводу того, как повлияло мое университетское образование на мою самооценку.

К тому же она чувствовала, что я почему-то переживаю.

— Ты какая-то мрачная, — заметила она.

— Ничего подобного! — огрызнулась я.

— Прости, — сказала она. — Видит бог, тебе приходится нелегко.

Что ж, тут с ней трудно было спорить. Но она, по-видимому, имела в виду ситуацию с Джеймсом, а не мои страдания по поводу отсутствия оной с Адамом.

— Это ты извини, — сказала я, чувствуя себя последней негодяйкой из-за того, что сорвалась.

Было шесть часов, отец уже вернулся с работы, а я все еще не позвонила Джеймсу.

Черт бы все побрал!

Я ведь собиралась, но сначала пришлось идти к врачу, потом я ждала звонка от Адама, и все остальное вылетело из памяти.

Ладно, завтра первым делом позвоню.

Небольшой скандал насчет ужина ненадолго отвлек меня.

Вместе с отцом вернулась Хелен и требовала еду от «Макдоналдса».

— Нет, Хелен! — крикнул отец. — Мы покупаем там еду только по выходным.

— Это глупо! — тоже закричала Хелен. — В нормальных семьях ее едят по будням, а по выходным готовят что-нибудь домашнее!

Иногда она могла быть очень грубой.

В результате Хелен добилась своего, и отец отправился в «Макдоналдс» с длинным списком заказа. (Потом выяснилось, что он все, как обычно, перепутал — чизбургеры вместо мяса с сыром, кока-кола вместо диетической кока-колы и так далее.)

Я весь вечер, потеряв всякий стыд, ошивалась около Хелен в надежде, что она что-нибудь скажет про Адама.

Разумеется, я могла взять быка за рога и напрямую попросить у нее номер его телефона. Я ведь видела, что она не собирается никуда уходить ни с ним, ни с кем-то другим.

Но мне не хватало смелости.

Я установила, что она его не интересует, но не была уверена, не нравится ли он Хелен.

После ужина папа велел Хелен идти в свою комнату и заниматься.

Бедный папа!

Ему, видимо, хотелось самоутвердиться.

Удивительно, но Хелен после слабых протестов послушалась. Она, правда, обозвала папу негодяем и заявила, что режим в доме напоминает ей режим в нацистской Германии, но все же ушла в свою комнату.

Я выждала несколько минут, взяла Кейт, поднялась наверх и постучала в ее дверь.

За дверью послышался шум. Похоже, она прятала что-то под кровать.

— О господи, Клэр, никогда так не делай! Я решила, что это отец! — воскликнула она, глядя на меня огромными глазищами.

Она вытащила из-под кровати журнал под названием «Настоящие преступления» или что-то в этом роде.

— Ты вообще когда-нибудь занимаешься? — поинтересовалась я.

— Не-а, — презрительно отозвалась она.

— А если завалишь экзамены? — спросила я, садясь на постель.

— Не завалю, — заверила она.

— Откуда такая уверенность?

— Знаю, и все, — сказала она.

Господи, мне бы ее нахальство.

— Ну а как вообще дела в колледже? — спросила я в надежде, что она расскажет что-нибудь об Адаме.

— Нормально, — ответила Хелен, явно удивившись моему интересу.

Об Адаме ни слова.

А я не могла спросить — не могла, и все!

И тут я услышала телефонный звонок. Первый звонок за весь день.

Я молнией сорвалась с кровати и оказалась на лестнице.

«Слава богу, что я не попросила у Хелен номер телефона Адама! — подумала я с облегчением. — Я бы выдала себя, а теперь в этом нет необходимости».

— Алло, — сказала я, стараясь сделать свой голос приятным, спокойным и извиняющимся одновременно.

«Прости, Адам, я никогда больше не буду себя с тобой так вести».

— Здравствуйте, могу я поговорить с Джеком Уол-шем? — раздался мужской голос.

Моей первой мыслью было — на черта Адаму понадобился мой отец?

Но тут я поняла, что звонил вовсе не Адам.

Подлец! Как он посмел?! Я едва шею не сломала, слетая по лестнице, а теперь получается, что это не он!

— Да, мистер Бреннон, я его сейчас позову, — сказала я.

Я с несчастным видом поплелась вверх по ступеням — значительно медленнее, чем я спускалась вниз.

Пришлось вернуться в комнату Хелен: она все еще была мне нужна.

Хелен играла с Кейт и не сочла нужным прокомментировать мой стремительный полет по лестнице.

Это одно из огромных преимуществ общения с такими эгоистками, как моя сестрица. Она крайне редко замечает что-то, не происходящее непосредственно с ней.

Тут как раз появилась Анна в цыганской юбке, с развевающимися волосами и отсутствующим выражением на лице.

Я была рада ее видеть — мы не встречались почти неделю.

Она прошла по розовой спальне Хелен в сапогах, которые маме так хотелось выбросить, и села рядом с нами на кровать. Потом выудила из своей расшитой зеркалами и бусами сумки примерно сотню шоколадок и принялась с энтузиазмом поедать их. Никогда ничего подобного не видела! Оставалось предположить, что они имели какое-то отношение к наркотикам.

— Не трожь! — пробормотала она с набитым ртом, когда Хелен стала сдирать с шоколадок обертки и заглатывать их практически целиком. — Свои купи, Хелен!

— Дай мне только парочку «Баунти», и я больше не буду ничего трогать, — сказала Хелен.

Естественно, врала.

Но Анна покорно кивнула головой. Бедная Анна.

Остаток вечера я провалялась на кровати Хелен, объедаясь шоколадом, вполуха прислушиваясь к перепалке между Хелен и Анной и ожидая звонка от Адама.

Как вы уже догадались, он не позвонил.

«Это ничего, — уговаривала я себя, — ведь он не обещал звонить. Он обязательно позвонит завтра. И уж точно в ближайшие несколько дней, — уговаривала я себя. — Ведь ясно, что ты ему нравишься!»

Но, несмотря на всю свою браваду, я знала, что он не позвонит.

Не понимаю откуда, но знала. Очевидно, моя способность предвидеть несчастья слегка обострилась после бегства Джеймса.

Опыт — великое дело!