Утром в понедельник Крейг хвостиком таскался за матерью по комнате и хныкал. Клода подхватила перепутанный ком колготок, бросила в корзину для белья, потом набросилась на гору тряпок на стуле в спальне. Руки ее быстро мелькали, отправляя свитера в ящики, платья – на вешалки и – после некоторого колебания, когда все это надоело ей, – остальное под кровать.

– Бабушка Келли приедет? – ныл Крейг, неотступно следуя за матерью.

Он явно рассчитывал на утвердительный ответ: обычно вскоре после таких капризов действительно приезжала в гости мать Дилана.

– Нет!

Клода помчалась в ванную, где принялась шумно чистить ершиком унитаз. Крейг не отставал.

– Почему?

– Потому, – прошипела она, – что сейчас придет тетя-домработница.

– Молли, живее! – крикнула она в дверь детской. – Флора с минуты на минуту будет здесь.

При одной мысли, чтобы остаться дома, пока Флора возится по хозяйству, Клоде делалось плохо. Не только потому, что говорить Флора могла только о своих женских недомоганиях. Само присутствие Флоры заставляло Клоду остро чувствовать себя представительницей среднего класса и эксплуататоршей. Ей, молодой и здоровой, было неприятно сознавать, что по хозяйству помогает пятидесятилетняя тетушка с кучей собственных проблем.

Пару раз во время прихода Флоры она пробовала остаться, но в итоге чувствовала себя в своем доме самозванкой. В какую бы комнату она ни ткнулась, через минуту следом появлялась Флора с бесконечными разговорами о пылесосах и варикозных венах, и Клода никогда не знала, что ответить.

– Ах, – конфузливо улыбаясь, мямлила она обычно, – я лучше… гм… пойду, ну, чтобы вам не мешать.

– Да нет же, – возражала Флора, – сидите, где сидели. Как-то раз Клода последовала ее совету и села листать журналы по дизайну жилищ, сгорая от стыда, пока Флора топталась вокруг нее с пылесосом.

За уборку Флора брала пять фунтов в час. Клода платила ей шесть. Ей было настолько не по себе, что даже видеть Флору она не могла и потому всегда старалась сбежать по делам задолго до ее прихода.

– Молли! – крикнула она, топая вниз по лестнице. – Поторопись!

В кухне, покосившись на часы, Клода нацарапала Флоре записку. Несколькими штрихами изобразила пылесос – прямоугольник со шлангом, затем пару квадратов и льющиеся на них дождевые струи. Затем начертила две стрелки – одну к вороху рубашек на столе, вторую – к губке и бутылке полироля.

Теперь Флора будет точно знать, что Клода просит ее пропылесосить, вымыть пол в кухне, почистить одежду, погладить белье, вытереть пыль и отполировать мебель.

Что еще? Так, быстренько вспоминаем. А, правильно, соседский кот. Чтобы Флора не пускала его в дом, как сделала на прошлой неделе. Тиддлз Брэди так прочно обосновался на диване, что чуть ли не смотрел телевизор с пультом в лапах, когда она вернулась домой. Стоило Молли и Крейгу увидеть кота, как они влюбились в него и дружно рыдали, когда пришельца выдворили с занятой территории. Поэтому, наспех начертив кружок вместо морды, другой, побольше, вместо туловища, Клода дополнила портрет ушами и усами и велела Молли:

– Принеси красный карандаш.

Молли послушно притащила затупленный желтый и плюшевый банан.

– Ладно, я сама. Хочешь, чтобы все делалось как следует, – делай сама.

С этими словами рассерженная Клода порылась в ящике для рисования, нашла карандаш и с искренним удовольствием перечеркнула кота большим красным крестом. Уж это-то Флора поймет!

Закончив творить, Клода вздохнула. Найти бы уборщицу, которая умеет читать! Прошла не одна неделя, прежде чем Клода выяснила, что Флора неграмотна. Сначала послания к уборщице были сложны и многословны: достать белье из стиральной машины, когда стирка закончится, или разморозить холодильник.

Ни одного из этих поручений Флора не выполняла, а Клода, хоть и не спала ночами от возмущения, мучительно стеснялась призвать ее к ответу. Несмотря ни на что, терять Флору ей не хотелось, ведь найти помощницу было совсем не просто.

Не говоря уж о том, что Клода совершенно не верила в собственную способность внушать уважение. Она представляла себе, как дрожащим от страха голосом распекает Флору: «Послушайте, милочка моя, это просто никуда не годится…» Смешно!

В конце концов она уломала Дилана разок опоздать утром на работу и выяснить, что там у Флоры. Дилан был само сострадание, и, разумеется, Флора во всем ему призналась. Дилан, что называется, душа-человек и умеет к себе расположить. Тогда по его предложению Клода и начала оставлять уборщице рисованные записки.

Разрываясь между муками совести и муками творчества, она иногда думала, не проще ли делать все по дому самой. Иногда, но нечасто. Несмотря ни на что, одно утро в неделю без домашней каторги – настоящее блаженство. Вести хозяйство – все равно что тянуть лямку на трех работах, только еще хуже. Никогда ничего не успеваешь, едва сделаешь что-нибудь, как надо это же самое делать снова. Вымоешь, например, пол в кухне – э, погодите! Пока моешь, и то натопчут уличными ботинками, нанесут невесть откуда ошметков грязи. А бельевая корзина? Просто бездонная бочка какая-то! Простираешь три полные машины, ни единого лоскутка в доме не оставив нестираного, самой приятно, а потом – раз! – корзина в спальне, еще десять минут назад абсолютно пустая, таинственным образом уже переполнена!

Ладно, по крайней мере в саду возиться не надо. Не потому, что он в порядке, совсем наоборот – там царит запустение, трава потоптана резвыми детскими ножками, под качелями – безобразная проплешина. Но делать что-то, покуда Молли с Крейгом не подросли, бессмысленно.

Да и бог с ним, с садом. Всяких ужасов про сады и садовников она и наслушалась, и насмотрелась. Один Фредди Крюгер чего стоит.

После пары фальстартов – Молли пожелала надеть шляпку, Крейгу приспичило сбегать в детскую за игрушкой – Клода поспешно загрузила детей в «Ниссан», но как только повернула ключ зажигания, Молли заныла:

– Мне надо пи-пи.

– Но ты только что ходила! – взорвалась Клода. Не хватало еще столкнуться на выходе с Флорой.

– А мне опять надо.

Молли совсем недавно приучилась ходить на горшок и очень этим гордилась.

– Ну, идем. Только быстро!

Клода грубо выдернула Молли из детского сиденья и потащила обратно в дом, по дороге выключив только что включенную сигнализацию. Как и ожидалось, несмотря на все старания, кряхтение, гримасы и обещания «Сейчас, сейчас», Молли не смогла выжать из себя ни капли. Так, теперь быстро в машину и вперед!

Отвезя Крейга в школу, Клода задумалась. Куда ехать теперь, она не знала. Обычно по понедельникам она закидывала Молли в игровую группу и на пару часов отправлялась в спортзал, но сегодня никакой спортзал ей не светил. Молли на неделю исключили из группы за то, что она укусила другого ребенка. Поэтому Клода решила поехать в центр и походить по магазинам до тех пор, пока можно будет вернуться домой. День выдался солнечный, и они с Молли медленно побрели по Грэфтон-стрит, по просьбе Молли останавливаясь, чтобы погладить собаку бездомного мальчика, полюбоваться цветочным прилавком и потанцевать под уличную скрипку. Прохожие умиленно улыбались красивой девочке, такой забавной и трогательной в своей розовой шляпке, и ее попыткам отбивать ирландскую чечетку.

Клода млела от счастья, сердце ее разбухало и сладко щемило от любви. Молли была так мила, выступала по улице так важно, забавно напыжившись, так стремилась подружиться с любым встречным ребенком! Да, быть матерью непросто, разнеженно подумала Клода, но в такие минуты, как эта, она не променяла бы своей доли ни на какую другую.

Продавец газет откровенно любовался невысокой, отлично сложенной молодой мамой с маленькой очаровательной дочкой.

– «Геральд»? – с надеждой предложил он. Клода с сожалением посмотрела на газету.

– А что толку? Вот уже пять лет не могу найти времени почитать газету.

– Тогда, конечно, покупать ни к чему, – согласился продавец, провожая ее восхищенным взглядом.

Клода знала, что он смотрит, и ей это было на удивление приятно. Смелый, откровенный взгляд напомнил ей о тех временах, когда все мужчины всегда так на нее смотрели. Кажется, это было так давно, что будто даже и не с ней, а с кем-то еще.

Да что это с ней? Терять голову от взгляда газетчика?

«Ты замужем», – упрекнула она себя.

И уныло повторила: «Да, замужем. Заживо замужем».

За полтора часа они не спеша добрели до торгового центра, а потом идиллия кончилась. Разумеется, Клода отказалась купить Молли второе мороженое, и Молли тут же показала маме, где раки зимуют. Она закатила натуральную истерику, бросилась наземь, дергалась, кричала. Клода сделала попытку поднять дочь, но Молли извивалась, как осьминог, и продолжала кричать.

Еле сдерживая ярость, Клода терпеливо увещевала дочь.

Мимо проходили десятки матерей с каменными лицами, за руку с детьми, которых они шлепали и лишали свободы, ни на минуту не задумываясь. «Эй, Джейсон, – рраз! – оставь сестру в покое! – Хлоп! – Еще раз поймаю в Бруклине – убью, как собаку!» – Шварк! Все они молчаливо осуждали Клоду. «Дай этой паршивке хорошего ремня, – говорили их взгляды. – Вбей ей ума-разума, это единственный язык, который они понимают».

В свое время Клода и Дилан единодушно приняли решение никогда не бить своих детей. Но когда Молли, не переставая реветь, начала пинать Клоду ногами, та, сама того не ожидая, рывком подняла дочку на ноги и со всей силой шлепнула. Казалось, в один момент все строгие мамаши вдруг исчезли и на Клоду смотрели с горячей укоризной.

Клода густо покраснела. Да что же она делает? Бьет беззащитную малышку! Что на нее нашло?

– Пошли!

Молли оглушительно орала. На ее ноге ярко проступил след от шлепка. Чтобы загладить вину, Клода немедленно купила дочке мороженое, из-за которого все и началось. Пока Молли ест, можно отдохнуть и успокоиться.

Вот только мороженое стало таять, и Клоду попросили выйти из магазина тканей, после того как Молли вытерла испачканную ладошку о штуку муслина, украсив материю жирной белесой полосой. Утро было испорчено, и, вытирая Молли подбородок, Клода думала о том, что раньше жизнь ее была куда интереснее и веселее. Будущее брезжило чудесным золотым светом, и она торопилась ему навстречу в счастливой уверенности, что впереди ждет только хорошее.

Запросы у Клоды были вполне разумные, и она всегда получала то, чего хотела. В мечтах все выглядело идеально: двое здоровеньких детей, хороший муж, достаток в доме. Но потом жизнь вся стала каторгой. Когда же это началось? Нет, не вспомнить… Не хотелось думать о том, что теперь так будет всегда. Ведь от природы она человек легкий и жизнерадостный – не то, что бедняжка Эшлин, которая по любому поводу себя мучает и гложет.

Но что-то непоправимо изменилось. Еще недавно Клода радостно ждала завтрашнего дня. Что же произошло теперь, что не так?