Прости меня

Калашник Наталья

Есть ли у наивной провинциальной жительницы хотя бы один шанс выжить, заняв место наследницы во главе крупной столичной компании? Она — редкостная неудачница, у которой нет ни одного союзника в новом мире, но зато есть огромное количество врагов, и главный из них — сводный брат, Марк Гончаров, который много лет назад изгнал ее из родного дома, разбив все до одной детские иллюзии.

Может ли Элла предположить, что этот самый Марк вскоре окажется ее главным союзником и помощником?

Ей придется пережить интриги и коварство, заново влюбиться в «злого» сводного брата и вывести настоящего преступника на чистую воду…

 

1

Это была не она.

Из зеркального отражения на нее смотрел кто-то совершенно чужой. Ровно подстриженные по плечи рыжие волосы подхвачены у лба изящным обручем, на ресницах слой туши, а прозрачно-голубые глаза кажутся слишком измученными, несмотря на то что аккуратно подведены темно-коричневым карандашом; и даже персиковые румяна на скулах не могут скрыть того, какая она бледная и напуганная.

Ей приказали дышать ровно и держать подбородок высоко поднятым. Но разве ей это по силам? Двадцать восемь лет своей жизни Элла провела, опустив плечи. Никакие парикмахеры и стилисты не в силах сотворить чудо. Каждому вокруг известно, что дочь Лизы Гончаровой — ничтожество.

На кровати ее ожидало строгое платье без рукавов с глухим воротом цвета слоновой кости. Дополнить его предстояло нитью жемчуга из шкатулки, которая уныло взирала на нее с белого комода, расписанного золотыми трилистниками, удачно гармонирующими с золотом на тяжелых занавесках. Из окон щедро лился солнечный свет. Лето стояло в самом разгаре, а в огромной спальне, посреди которой Элла застыла в нерешительности, было холодно. А, может, холод сковал ее изнутри?

В дверь постучали и напомнили о том, что она должна поторапливаться.

Элла с силой заставила себя снова взглянуть на свое отражение. Это не ее лицо, снова пронеслось в голове. Ее волосы обычно беспорядочно вились вокруг лица неукротимой дикой массой, а скулы были более острыми, но каким-то образом румяна и тонкий слой тонального крема изменили ее лицо до неузнаваемости. Она не смела возражать. Единственная поблажка, которую ей позволили, — оставить нетронутыми губы. Почти. Если не считать капельки блеска. Обычно Элла никогда не пользовалась косметикой. В этом просто не было смысла: она была жуткой уродиной — тощей, неуклюжей, лохматой.

— Вас будут снимать на камеру. Фотографы не оставят вас в покое, пока не получат свою порцию крови, — официальным тоном объяснила ей эту необходимость Люда Терещенко, бывшая личным секретарем и правой рукой ее матери. — Весь мир замер в ожидании: как будет вести себя новая глава компании «Медиаком»…

А потом долгая лекция о том, что она должна делать и что ей категорически запрещено.

Никто не спросил о том, что думает сама Элла по этому поводу. А ведь тринадцать лет назад она поклялась себе, что никогда больше не ступит за порог этого огромного мрачного дома и не признает, кто она такая! Слишком много обид и неприятных воспоминаний. Слишком много времени в бесплодном ожидании того, что мать наберет ее номер телефона и попросит прощения. Но чудо так и не произошло. И только тринадцать лет спустя Лиза Гончарова вспомнила о том, что у нее есть дочь, вписав ее имя в свое завещание и сделав единственной наследницей миллионов семьи Гончаровых…

Элла не могла побороть неприятную тошноту. Огромный дом в самом центре Печерского района уже начали осаждать журналисты, они пытались прорваться через высокое ограждение и, кажется, были настроены весьма решительно в своей неуемной жажде докопаться до истины. А ведь они, наверное, даже не знали ее имени.

Люда говорила вчера о том, что пресс-конференция неизбежна. Как и совет директоров компании «Медиаком», президентом которой Элле предстояло стать. Одного она не могла понять: почему сейчас и почему она? Единственное объяснение, которое в сотый раз за несколько дней приходило в голову, было слишком болезненным. Но она не переставала об этом думать: Лиза Гончарова хотела ее наказать. В очередной раз.

Элла начала задыхаться. Обняла себя руками и бросилась в ванную, которая примыкала к спальне, чтобы умыться. Люда придет в ужас, но ей было все равно. Так же, как ее матери, которая вышвырнула ее за порог родного дома.

А потом настойчивый стук в дверь в очередной раз напомнил о том, что она должна поторопиться. Элла с трудом заставила себя влезть в платье, купить которое никогда бы себе не позволила; ноги на высоких каблуках пошатывались. Жемчуг, принадлежавший матери, так и остался лежать возле шкатулки. Ей нечего изображать из себя кого-то другого, тем более свою мать. Они с ней ни капельки не походили, и теперь Элла радовалась, что это именно так. И пускай, будучи наивной девочкой, она мечтала иметь такие же роскошные белокурые локоны и ослепительную улыбку, ни за что не пожелала бы себе такого горького финала. Елизавета Гончарова была не просто успешной деловой женщиной, но и ослепительной красавицей. Элла же была ее полной противоположностью — ошибкой далекой молодости: одна ночь с пьяным студентом здорово подпортила когда-то репутацию Лизы. Впрочем, журналисты любили смаковать подробности «падения» своей любимицы, делая акцент на том, как блестяще она исправила прошлое, искупив грехи молодости. Лизу просто обожали.

Выходя в коридор, Элла больше не смотрела на свое отражение. Она очень хорошо знала, что там увидит. И к чему все эти тщательные приготовления, если в утренних газетах уже появилось фото с похорон, на котором тщедушная женщина в черном аккуратно вытирает глаза платочком, не решаясь поднять голову?

Возможно, вся эта шумиха и повышенный интерес вызваны лишь тем, что Лиза Гончарова так тщательно скрывала ото всех, где скрывается ее дочь, что сейчас это было просто неизбежно? Хотя для многих существование некой дочери вообще оказалось полной неожиданностью.

Люда осмотрела ее весьма скептически, что-то пробормотала себе под нос и велела идти следом. Отчего-то эта маленькая пухлая женщина с тугим пучком на затылке считала себя за главную в «Королевстве» Покойной Елизаветы Гончаровой. Элла еще не решила, как стоит к ней относиться. Чем-то Люда Терещенко смахивала на злобную фурию, была черства, не пользовалась духами и, кажется, никогда не расставалась с мобильным телефоном.

— Вы не имели права подхватить простуду посреди лета, — добавила Люда уже в коридоре, когда они подходили к выходу из дома. За ними следовала кучка людей из личной свиты бывшей «Королевы компьютеров».

— Я не имела права вообще здесь быть! — с горечью парировала Элла.

— Не говорите об этом вслух и тогда, возможно, вы не сойдете за подкидыша.

Люда Терещенко невзлюбила ее с первого взгляда. Что, впрочем, и не удивительно: у матери не сохранилось ни одной ее фотографии или детского рисунка. Зато в гостиной на огромной каминной полке красовался фотоснимок любимого сына Лизы Гончаровой — Марка. Можно было не вглядываться, чтобы узнать на нем привлекательного молодого человека, а Элла очень хорошо помнила, как он выглядел тринадцать лет назад. Одно было странно: почему это фото до сих пор находилось здесь после всей прошлогодней скандальной шумихи? Лично Элла не хотела видеть это фото и вспоминать о сводном брате: он по-прежнему оставался таким же темным пятном в детских воспоминаниях, как и мать.

«— …Это был мой личный дневник, Марк! Ты не смел лазить туда и читать! — услышала она свой собственный голос, надрывающийся от слез.

А потом и его, наглый, насмешливый:

— Не потому ли, что ты возомнила, будто влюбилась в меня и насочиняла всей этой ерунды?

— Почему ты думаешь, что я имела в виду тебя?

— Назови мне еще кого-нибудь из знакомых с именем Марк, рыжая…»

— Вот речь для пресс-конференции. Изучите ее по дороге в компанию, — из воспоминаний ее вырвал надменный голос Люды. — Никаких экспромтов. В компании не любят сюрпризов.

Это уж точно!

Самый большой сюрприз, который не понравился компании, — назначение нового президента. Почему только Марк так опарафинился, чтобы стать изгоем вместо того, чтобы восседать на месте, которое должно было принадлежать ему по праву?

— Отдел по связям с общественностью договорился, чтобы вас не трогали до пресс-конференции, — продолжала Люда, положив руку на дверную ручку, но не спеша открывать: она не успела сказать все, что хотела. — Если все же какой-то выскочка окажется чрезмерно любопытным, сделайте вид, будто оглохли.

Элла кивнула, вспомнив, что это было любимым трюком матери еще в детстве и в отношении нее самой.

До здания компании «Медиаком» они проехали два квартала. Элла читала написанную для нее речь и при этом делала вид, будто вникает в смысл слов. На самом деле в голове было что угодно, но только не этот текст:

«Я, Элла Рубцова, считаю огромной честью стать во главе компании «Медиаком». Это новая история для всех сотрудников, в том числе и для меня. Елизавета Васильевна дала нам толчок в будущее. Со своей стороны я сделаю все возможное, чтобы, став ее преемницей, никого не разочаровать. Строго следовать укрепленной годами политике компании — с этого дня моя главная цель…»

Голова шла кругом, тело знобило, а перед глазами до сих пор мелькали вспышки фотокамер, которые преследовали ее, пока она не скрылась в салоне белого «Лимузина», принадлежавшего биологической матери. У Эллы было ощущение, что это никогда не закончится, что репортеры бесконечно преследуют ее, выкрикивая: «Правда ли, что вы дочь Лизы Гончаровой? Почему Лиза Гончарова вас скрывала? Вы на нее не похожи, вы действительно кровные родственники? Что случилось с Марком Гончаровым?…»

Шутка в том, что именно Марк, не будучи в кровном родстве с Лизой Гончаровой, был ей куда больше сыном, чем она, Элла, — родная дочь.

— Вам следовало оставить на лице косметику, — недовольно фыркала Люда, пока «Лимузин» медленно двигался вдоль шумного потока машин. Странное замечание, учитывая, что сама она бесцветная и некрасивая, темно-русые волосы с серебристыми прядями собраны в тугой пучок, никакой косметики. — О вас напишут, что вы больны. Ваша мать никогда не позволяла себе болеть.

— Я не моя мать, — выдавила из себя Элла.

Она не знала, куда деть озябшие пальцы, поэтому впилась костяшками в крошечную сумочку, которую ей вручила Люда вместе с остальной одеждой. Предполагалось, что Элла должна быть на седьмом небе от счастья, но ничего такого, к сожалению, не ощущалось.

— Разумеется! И более того: вся страна это заметит. Забудьте о провинции, в которой жили все эти годы, если не желаете навлечь на эту семью еще больший позор.

Элле не нужно было растолковывать, что имела в виду Люда. Эта женщина была отвратительно груба и высокомерна. Какое-то внутреннее чутье подсказывало Элле, что это еще не самое худшее, с чем ей предстоит столкнуться в этом чужом, странном мире. Главное, она незаметно скрестила пальцы, чтобы исчезнувший в неизвестном направлении Марк так и оставался исчезнувшим.

«— …Хочешь конфету, рыжая? — у него была самая обаятельная на свете улыбка. Таким идеальным ровным зубам можно было только позавидовать.

— Да, пожалуйста, Марк.

— Но ведь ты такая жирная. Рыжая и жирная. Тебе нельзя сладкое…»

Ей было пятнадцать, и она очень долго плакала, отказываясь поверить в то, что вновь обретенный сводный брат — такой подлый негодяй.

За прошедшие годы Элла выросла, перестала быть «жирной», дважды неудачно пыталась менять цвет волос, но так и не стала хорошенькой. Не такой как Лиза Гончарова, которую обожал Марк. Ей казалось, что собственный ум и спокойный характер куда лучше, чем пышный бюст и роскошная грива волос, а иногда хотелось завыть от отчаяния, и только любовь приемных родителей помогала ей выжить в суровой действительности. Две любимые тетушки, Жанна и Таня, обожали ее тонкое чувство юмора и умение разгадывать кроссворды. Но разве эти качества помогут ей здесь, в мире, где она всегда будет чужой?

Не хотелось об этом думать. А здание «Медиаком» — огромное двадцатиэтажное с отливающими на солнце зеркальными стеклами — уже возвышалось за углом. Оно было гораздо мощнее, чем на многочисленных фото. Его основали Гончаровы в начале восьмидесятых годов. Лизе, только-только окончившей колледж, очень повезло влиться в этот мир. Она обладала всеми необходимыми качествами, которые, как утверждалось в прессе, были заложены в ней самой природой: утонченными манерами, железной хваткой и расчетливым умом. Долгие годы она единолично царила в мире компьютерной техники, вытеснив своего мужа, Григория Гончарова, на лавы запасных. Вытеснив даже своего любимчика, Марка.

Элла невольно поразилась видом здания вблизи. Мощные стены, сотня окон, поражающая воображение гигантская вывеска, которая гласила: «Лучше измени свой мир сейчас. И сделай это вместе с нами. Медиаком». Именно последняя и стала плодом гордости Лизы.

Водитель в строгой черной униформе, угрюмый и неразговорчивый, как и все, кто до этого служил Лизе Гончаровой, открыл для Эллы дверцу. В нос подуло странным запахом. Запахом денег. Еще одна вспышка фотокамеры. Люда что-то сказала насчет политкорректности и умения держать марку. А поскольку Элла не была одарена этими достоинствами, то не стала ничего отвечать. Спорить с этими людьми — бесполезно. Она это знала чисто интуитивно, руководствуясь опытом, полученным однажды.

— Вам лучше сделать все вместо меня, — удалось ей сказать, когда монолог был окончен.

Люда Терещенко плотно сжала губы, не скрывая раздражение, затем она поправила несуществующие складки на своей черной юбке и царственно выплыла из машины.

Элла сделала шаг следом, потом ощутила, как что-то рядом со звоном треснуло. Она закрыла глаза, а очнулась уже распростертая на горячем асфальте. Угрюмый водитель помогал ей подняться, а Люда, утратив былую надменность, испуганно набирала какой-то номер на своем мобильном.

— Придется приставить к нашему новому боссу охрану. В нее только что стреляли. — Потом она притихла. Последнее, что она сказала в трубку, шокировало Эллу гораздо сильнее, чем попытка покушения: — Тебе следовало немедленно сообщить, что Марка видели в городе! Это все объясняет.

 

2

Следующая половина дня пролетела словно в тумане. Элла двигалась как робот, произносила написанные для нее слова, знакомилась с какими-то людьми и принимала соболезнования. Она никак не могла забыть слов, услышанных от Люды, о том, что Марк в столице. Значило ли это, что выстрел, предназначенный, скорее, чтобы спугнуть ее, был его рук дело? Этот человек был способен на любые подлости. Тринадцать лет назад он выжил ее из дома матери, а потом изнасиловал и саму мать. Хуже всего: он не испытывал ни малейших сожалений, совершая свои мерзкие злодеяния.

Она вспомнила, что не ела больше трех дней. Люда пыталась пичкать ее какими-то замысловатыми блюдами, когда читала нотации сегодня с утра. Элла едва пригубила глоток свежевыжатого сока.

— Вы ровным счетом ничего не смыслите в компьютерах, я прав? — осторожно обратился к ней главный менеджер компании, Александр Симоненко, после того как провел нечто вроде экскурсии по производственному отделу.

Элла вымученно улыбнулась, стараясь не замечать, что какой-то громадный тип, облаченный в черный костюм гробовщика, неотступно ходит за ней по пятам с тех пор, как Люда распорядилась на счет ее охраны.

— Я могла бы соврать.

— Но ведь вы этого не сделаете?

— Мне не нужна эта компания, — призналась она так тихо, чтобы ее никто не мог услышать, в том числе и десяток рабочих, занятых у станков, на которых выплавлялись материнские платы.

— Откровенно. Но не советую произносить эти слова вслух. Особенно, когда дело коснется Марка.

— Что вы имеете в виду? — у Эллы не было желания говорить о Марке, но после случившегося у входа в здание, дурные мысли сделались невыносимы.

Очевидно, вовремя осознав степень собственной неосторожности, мужчина вежливо улыбнулся и попытался проскользнуть мимо щекотливой темы:

— Он был вице-президентом компании долгих семь лет.

Но не стал ее президентом, закончила Элла про себя. Ее амбициозный сводный брат обижен на весь мир, зол и по-прежнему опасен. И еще он, кажется, собрался ее убить. Она вздохнула и попыталась выяснить еще что-нибудь касательно этой темы, но мужчина ушел от ответов и посоветовал ей быть осмотрительней.

Он ей понравился. Александр Симоненко стал первым и единственным человеком в столице, который не смотрел на нее свысока. Элле он напоминал доброго Санта Клауса: приземистый, широкоплечий, с густой пепельно-серой бородой, его темно-карие глаза светились беспокойством. У ее приемного отца, Сергея, тоже была густая борода, и в детстве Элла обожала залазить к нему на колени, прижиматься к груди, а потом слушать веселые истории о новых пассажирах его такси. Ее приемный отец работал таксистом и погиб в дорожной аварии тринадцать лет назад, в тот самый сложный год, когда ей исполнилось пятнадцать и она узнала наконец о том, кто ее настоящая мать.

— Дело в том, Александр Иванович, — начала Элла, сворачивая следом за мужчиной к лифту, — что я не задержусь здесь надолго.

Он казался удивленным, но ответил столь же сдержанно, как и все его предыдущие реплики:

— Именно так многие и полагают.

— У меня своя жизнь, вдали от столицы.

«И я вернусь обратно, как только смогу найти способ отказаться от наследства!»

— Говорят, вы выросли в деревне недалеко от Полтавы.

— В Хороле. Совершенно верно. У меня нет амбиций, я люблю свою работу, которую мне пришлось ненадолго бросить, и ни для кого не секрет: это место в «Медиаком» я заняла незаслуженно, — если бы Люда с ее железными убеждениями в том, что она должна говорить, а что нет, услышала бы ее сейчас, она, наверняка, закатила бы сцену. Но Элле было все равно: она устала чувствовать себя загнанной в угол.

Это было, впрочем, единственное откровение, которое Элла смогла себе позволить за весь день. Четвертью часа позже ее провели в зал для заседаний. Красиво причесанная секретарша, которую звали Марина, открыла для нее стеклянные двери. Люда стояла позади, а у самого дальнего угла уже ожидал «секьюрити». Десяток пар глаз смотрел на нее с немым вопросом, никаких любезностей, никаких поздравлений и рукопожатий. Элла ощутила, как гадкий ком подступает к горлу.

— Элла Сергеевна, проходите, — наконец предложил Александр Симоненко, вставая из-за огромного стола. — Вот ваше место.

Она заняла высокое кресло, в котором всего неделю назад восседала Лиза Гончарова. По правую руку от нее сидел худощавый молодой человек с густой светлой шевелюрой и проницательными тепло-зелеными глазами. Элла схватила стакан с водой и крепко сжала его в правой руке. Сейчас от нее требовалось произнести ту самую отвратительную речь, но она не могла выдавить из себя ни слова и опустила глаза. Ее здесь ненавидели, и это было столь же очевидно, как и то, что она занимала чужое место. Каждый здесь присматривался к ней, пытаясь уловить хотя бы малейшее сходство с бывшей «Королевой». В какой-то момент Элла хотела подняться и убедить саму себя в том, что все это — неудавшийся розыгрыш.

Стрелка на огромных антикварных часах у противоположной стены тем временем коснулась отметки в три часа.

Потолок как будто опускался все ниже. В начищенной до блеска поверхности длинного светло-серого стола Элла нашла свое собственное отражение: запуганная девочка, приехавшая в столицу с надеждой увидеть родную мать, снова появилась. Кто-то постучал концом дорогой шариковой ручки по столу, выражая нетерпение, а молодой человек в очках вежливо распорядился, чтобы на окнах опустили жалюзи. В огромной комнате становилось душно. Упитанный старик, который сидел напротив Эллы, вытер платком испарину на лбу и раздраженно пробормотал:

— Включите же кондиционер!

— Итак, начнем с самого, пожалуй, неприятного, — заговорил молодой человек в очках, обращаясь непосредственно ко всем, кроме Эллы. О ней будто вообще забыли, и это позволило ей хорошенько осмотреться. — Сегодня утром представители «Студио-Вей» разорвали с нами контракт. Никаких объяснений или извинений. Буквально десять минут назад надежный источник сообщил мне, что наш давний партнер устроил этот маленький саботаж не просто так.

— Объясни, Миша, — настороженно попросил «толстяк».

Молодой человек по имени Миша аккуратным жестом потер переносицу, чуть приподняв очки, и продолжил:

— У Елизаветы Васильевны были враги. Нам это хорошо известно. Похоже, кто-то из них надумал сорвать «Медиакому» миллионную сделку. Компанию «Студио-Вей» выкупила никому не известная фирма из пригорода. И это у нас перед носом.

— Что за фирма? — возмутилась Люда.

— Хороший вопрос, — тот, кого все звали Миша, почесал затылок. Он начал потеть.

— У Марка бы на это не хватило денег и фантазии, — продолжала Люда после того, как Миша не смог дать ответ. — Он действует куда более изощренно.

«Например, пытается убить свою сестру!» — закончила ее мысль Элла, внимательно вслушиваясь в разговор и наконец начиная что-то улавливать.

— Загвоздка в том, что пока нам не удалось выяснить об этой фирме ровным счетом ничего: ни точного адреса, ни владельца, — объяснил свою обеспокоенность Миша.

— Ты — вице-президент! Вот и придумай, как это сделать, — «толстяк» что-то записал в своем блокноте, об Элле по-прежнему не вспоминали.

— Лучший способ — поймать предателя и прижать к стенке, — высказал свою идею вице-президент. Элла его полностью поддержала бы, если бы ее спросили.

— Его видели в столице, — напомнила Люда. — Нам пока не удалось связать выстрел возле здания компании с неожиданным появлением Гончарова, но мы все знаем, что он умеет ловко заметать следы.

— Хорошо, что никто не пострадал.

— Это было средство запугивания, не более того. Стреляли из здания напротив, с крыши кофейни «Ти-Тайм». Промахнуться было сложно. Сейчас эксперты тщательно проверяют пулю. Может, удастся установить владельца. А кое-кто из полиции уже занят поисками Марка.

Миша что-то тщательно обдумывал, занес какую-то пометку в свой органайзер на мобильном и затем обратился к «толстяку»:

— Проверьте все относительно новые фирмы в области. Отчет предоставите мне завтра с утра. Кроме того, нужно подготовить все необходимые бумаги для участия в тендере…

Совершенно забыв о тех неприятностях, которые уже успел доставить компании Марк, молодой вице-президент выслушал несколько предложений по поводу рекламы, внес в месячный план некоторые поправки и ни разу не обратился к самому «президенту».

Элла была рада и смущена одновременно. Она ровным счетом ничего не смыслила в компьютерах, тендерах, захвате чужих компаний и преследованиях. А вот молодой вице-президент чувствовал себя как рыба в воде: знал, что сказать и кому утереть нос. Вероятно, Лиза успела его многому обучить и гордилась своим помощником. Как когда-то Марком. Впрочем, о Марке думать не хотелось и то, что его имя больше не упоминалось за столом, почти вернуло Элле утраченное равновесие после сцены с покушением.

Все, однако, вернулось обратно часом позже. На пресс-конференции, которую давали исключительно в ее честь, Элле не удалось избежать внимания. И первым вопросом, на который ей пришлось отвечать отнюдь не по сценарию, был вопрос о том, что она чувствует, заняв место Марка Гончарова в кресле президента компании «Медиаком».

Люда стояла рядом возле стула, на которым сидела Элла. Журналисты из самых разных изданий столпились напротив. Им было запрещено заходить за специальную оградку, которую охраняло несколько секьюрити, но даже после того, как их улестили шведским столом в вестибюле «Медиаком», они не поумерили своей жажды крови.

Кто-то повторил тот же вопрос, но другими словами. Элле пришлось собрать в кулак всю свою силу воли, чтобы с любезным выражением лица ответить:

— Я ничего не чувствую, потому как решение о выборе президента компании принимала не я.

— Означает ли это, что при встрече вы пожмете Марку Гончарову руку? — продолжалось следом.

Ее откровенно загоняли в тупик. Составленная заранее речь не давала ответов на подобные вопросы.

— Мы с ним почти не знаем друг друга, — все, что сумела выдавить из себя Элла.

— Вы готовы поддерживать теплые отношения с братом?

— Я выросла без братьев и сестер.

— А думали ли вы о том, чтобы вернуть Марка в семью?

— Нет, у меня не было для этого времени.

— А что если…

У Эллы кружилась голова. Ей пришлось ответить на десятки вопросов личного характера, пока Люда не вышла вперед и не объявила об окончании пресс-конференции. По ее насупленному лицу было видно, что она явно недовольна, при этом она выполняла свою работу с присущим ей энтузиазмом. Но прошипела так, чтобы только Элла могла ее услышать:

— Это полный провал.

«Полный провал» — это само ее существование. Элла плотнее обхватила себя руками и откинула голову назад на сиденье в салоне «Лимузина», когда они возвращались обратно в чужой мрачный дом.

— Вы хотя бы понимаете, что находитесь на волосинке от того, чтобы разрушить все, что было так дорого для вашей матери? — спросила Люда, убирая мобильный в сумочку.

— Возможно, но она мне не мать, — Элла не открывала глаз.

— Елизавета Васильевна вписала вас в свое завещание около года назад. Собиралась сделать «подарок», хотя я ее отговаривала. Наследником был Марк.

— Полагаю, ненависть к нему за то, что он сделал, превысила чувство презрения ко мне.

Люда никак это не прокомментировала. Странно, за три дня знакомства Элла успела заметить, что этой женщине всегда есть, что сказать. Ответив на очередной телефонный звонок словами: «Ясно. Сделайте все необходимое», — она снова повернулась к ней.

— Марк снова засветился. Недалеко от «Медиаком» через полчаса после того, как в вас стреляли. Его узнал продавец в кофейне. Если ему удастся подкрасться к вам, несмотря на охрану, звоните в полицию. Вы ведь умеете пользоваться телефоном? — надменно уточнила Люда, указывая на ее сумочку, в которой лежал дорогой мобильный, врученный Элле вчера вечером.

— Постараюсь ничего не перепутать, — Элле не хотелось указывать на тот очевидный факт, что в столицу она приехала со своим собственным телефоном и все-таки выросла не в дикой глуши.

Люда тем временем продолжала прерванный разговор:

— Вы ведь знаете, как выглядит Марк?

— Думаю, что узнаю его, если такая необходимость появится.

Когда-то она считала Марка самым красивым мальчиком в мире: высокий, стройный, с вьющимися черными волосами и золотистыми глазами он поразил ее воображение тринадцать лет назад при первой встрече. Ему было девятнадцать, и Элла ничего так не хотела, как подружиться с ним. Но за короткую неделю пребывания в доме у матери, она не только умудрилась влюбиться в своего же собственного сводного брата, но и нажить при этом себе главного врага.

Спустя более чем десять лет Марк ничуть не изменился. Элла слишком часто натыкалась на его фотографии в газетах: скандальная репутация, вереница разбитых сердец… Да, конечно же, она его узнает и ни на метр не позволит приблизиться к себе. Люде не стоило волноваться на этот счет.

— Почему вы считаете, что он станет искать встречи со мной? — спросила Элла, открыв глаза.

— Марк уничтожил Елизавету Васильевну, потому что она стояла у него на пути. Сейчас именно вы, Элла, — та досадная неприятность, которая отделяет его от семейных миллионов.

— Я могла бы просто уехать.

— Еще бы! Вы ни на что не способны.

Люда поджала губы, давая понять, что разговор на этом закончен, а она по-прежнему настроена решительно, чтобы затоптать «подкидыша» лицом в грязь. Закончив разговор короткими инструкциями о том, что весь завтрашний день ей придется «пожинать плоды своей никчемности», Люда оставила Эллу одну в большом доме наедине с неразговорчивым секьюрити и собственными тяжелыми воспоминаниями.

Добравшись до спальни, в которой она провела две последние ночи, Элла сняла с себя платье и туфли, казавшиеся такими инородными. Со своей небольшой дорожной сумки она достала растянутый мягкий свитер, который доходил ей до колен, закуталась в него и легла на кровать. Нужно будет дать знать тетушкам, что с ней все в порядке. Возможно, солгать. Пока Элла не была к этому готова. Она вообще не была готова к тому, что ее жизнь так круто изменится, и до рези в глазах хотела вернуться обратно: в скромную двухкомнатную квартиру, которую после смерти приемных родителей делила с тетушками, слушать их ворчливые перебранки, ездить за рулем своих древних «Жигулей» и приглядывать за ботаническим садом, где работала.

Лиза Гончарова не имела права после стольких лет впутывать ее в семейные перебранки. Элле здесь не место — она уяснила это еще давно.

Перед глазами то и дело мелькали образы сегодняшнего дня. Она долго не засыпала, несмотря на ломоту во всем теле. Нужно будет купить лекарства, подумала Элла, засыпая. Но она не собиралась использовать для этого кредитные карты Лизы Гончаровой, оставленные ей Людой на комоде возле кровати. У нее имеются свои собственные небольшие сбережения. Она не притронется к тому, что принадлежит Марку.

«— Это мой дом, рыжая, — донеслось откуда-то из бессвязных воспоминаний. — Ты не имеешь права здесь находиться…»

— Ты не должна здесь находиться, — услышала Элла, причем голос звучал настолько реально и зловеще, что она невольно проснулась и вскрикнула.

Прямо над изголовьем кровати нависала огромная фигура, едва различимая в лунном свете. Ее хриплый стон заглушила ладонь, крепко сдавившая лицо.

 

3

Ей хотелось кричать. Именно сейчас она должна схватить телефон и набрать полицию. К сожалению, Элла не могла ни кричать, ни шевелиться: Марк Гончаров одной рукой сжимал ее рот, а другой — запястья.

Она его узнала. Хотя не сразу.

Черные, довольно длинные волосы зачесаны назад, смуглое лицо покрыто густой щетиной, квадратный подбородок выпячен вперед, в золотисто-янтарных глазах — что-то очень зловещее. На нем была черная тенниска, синие джинсы и коричневые мокасины. Он стал еще выше и гораздо сильнее. Тринадцать лет назад, когда Марк затащил ее к себе в комнату и повалил на кровать, Элле удалось вырваться из капкана его рук. Сейчас она не могла даже пошевелиться. Несколько попыток лягнуть его ногой, кажется, вообще остались для него незамеченными. Ее старший брат вырос, стал сильным и мерзким, как дьявол.

— Давно не виделись, сестренка.

Кривая ухмылка исказила его полные губы. Этими самыми губами он пытался ее поцеловать когда-то. Элла ощутила, как отчаяние одолевает ею. Как он пробрался сюда? Неужели убил охранника, который должен был ночевать в комнате на первом этаже недалеко от кухни? И если это действительно так, то теперь никто и ничто не помешает ему прикончить ее.

— Вижу, ты удивлена. Я вырос в этом доме и знаю, как пробраться сюда незамеченным. На всякий случай я позаботился о том, чтобы твой сторожевой пес не побеспокоил нас какое-то время, — похоже, Марк прочитал ее мысли и решил ответить на все вопросы. Закончив, он сказал, не скрывая презрения: — Нам нужно поговорить.

Элла не собиралась с ним говорить. И она об этом непременно сказала бы, если бы ее не лишили такой возможности. Марка данное обстоятельство не особенно волновало.

— Ты плохо вела себя на пресс-конференции. Как же родственные чувства?

Значит, Марк все это время был гораздо ближе, чем все вокруг подозревали! Он знал, о чем шла речь на пресс-конференции еще до того, как она вышла в эфир. Должно быть, ему удавалось оставаться незамеченным и шпионить за ней. Озноб прошел по коже, сделав ее гусиной.

Элла попыталась вырваться из крепких тисков, но Марк только сильнее сжал ее запястья и присел на кровать.

— У тебя ледяные руки. Боишься? Это хорошо, рыжая, потому что тебе следует убраться отсюда немедленно.

Он снова звал ее «рыжая»! Элла ощутила себя такой же слабой и безвольной, как когда-то. Оказывается, ничего не изменилось. Разве что ее ненависть к так называемому брату стала намного сильнее. Как же ей хотелось вырваться и проделать с ним все то, что он сделал с ней!

— Тебе здесь не место, и ты сама об этом знаешь. Если только не ждешь подходящего момента, чтобы снова клясться мне в любви, — это прозвучало настолько отвратительно, что Эллу едва не стошнило. А Марк продолжал с усмешкой: — Это было огромной глупостью с твоей стороны, рыжая.

Он не объяснил, что именно он имел в виду под словом «глупость»: ее любовь или появление не на своем месте. Элле, впрочем, было все равно: и то, и другое было чудовищными ошибками. Самыми большими в ее жизни.

— Собирай чемоданы и убирайся отсюда. Хоть раз поступи правильно.

Если он хотел ее запугать, это у него отлично получилось. Элла как будто утвердительно кивнула головой, он медленно убрал руку с ее лица и отвернулся.

Она закричала изо всех сил.

— Не старайся так, рыжая. Твой телохранитель тебя не услышит, — это звучало с раздражением. Рот ее, однако, он больше не сжимал.

— Ублюдок, — прошипела Элла, не подозревая, что способна на такой всплеск эмоций. — Хочешь убить меня? Давай! Доведи свое мерзкое дело до конца.

— Поосторожней с желаниями, рыжая, — предупредил он ледяным тоном.

— И не смей называть меня так!

Марк накрутил на ладонь ее локон, упавший на лицо, как будто что-то проверял:

— По-прежнему рыжая.

— Убери от меня свои грязные руки!

— Я плюну в лицо тому, кто пытался убедить меня, будто моя маленькая сестричка — тихая овечка, не способная связать двух слов.

— Когда ты сгниешь за решеткой, я выпью за это.

— Еще и алкоголичка?

— Ненавижу тебя!

Она умудрилась освободить одну руку и изо всех сил замахнулась. Удар пришелся аккурат по подбородку Марка.

— Это тебе за то, что сделал со мной в детстве.

— Нехорошо хранить обиды, — холодно процедил он.

— Что ты вообще об этом знаешь? Ты — чудовище.

Элла бросилась следом, едва Марк отпустил ее и направился к двери. Негодяя ничуть не коробили те оскорбления, которые прозвучали в его адрес. А Элла, забыв, что первым делом должна звонить в полицию, бросилась следом, шлепая босыми ногами по лестнице.

Уже у самого подножия Марк остановился, бросил на нее короткий взгляд и жестко сказал:

— Тебе придется уехать, рыжая. Я тебя предупредил.

Когда Марк скрылся в темноте, Элла немедленно бросилась в комнату, где, оглушенный ударом по голове, лежал ее охранник. На ходу выкрикивая слова о том, что они должны немедленно вызвать полицию, Элла выбежала из дома. В ночных сумерках не было и следа Марка. Он исчез так же бесследно, как и появился. Но он приходил. Запястья до сих пор горели в том месте, где Марк сжимал их. Элла одернула свитер, вдруг осознав, что Марк видел слишком много из того, что не следовало. И все же он не попытался ее изнасиловать или убить…

Ошарашенная, взволнованная Элла вернулась в спальню. Охранник еще несколько раз осмотрел каждый угол. Люда, которая примчалась еще раньше, чем полицейские, выражала крайнюю обеспокоенность, снова говорила с кем-то по мобильному телефону, а потом велела Элле слово в слово пересказать все, о чем они говорили с Марком.

— В доме завтра с утра будет установлена новая охранная сигнализация. Марку удалось взломать старую. Только подумать! Он преспокойно вошел через центральные двери, и никто этого не заметил. Говорил ли он что-то о компании?

— Нет, только заставлял уехать, — повторила свои слова Элла.

— Во что он был одет?

Элла пересказала и это. Потом то же самое повторила двум полицейским. Люда все это время находилась с ней рядом и проводила в спальню, когда те уехали.

— Стреляли сегодня из девятимиллиметрового «Глока», — сообщила она, перед тем как уйти. — У Марка есть точно такой же.

Весь последующий день Элла провела практически взаперти. Ей лишь разрешили спуститься в гостиную, чтобы посмотреть запись со своей собственной пресс-конференции. Диктор новостей перед началом программы охарактеризовал ее как «затравленную сельскую выскочку». Люда негромко выругалась. Элле было все равно.

Она продолжала думать о Марке. Полиция до сих пор не вышла на его след. В доме, чтобы угрожать ей, он больше не появлялся. Но почему-то Элле казалось, что он лишь выжидает, чтобы нанести очередной удар. Она не ошиблась: заехав вечером, Люда протянула ей несколько документов на подпись и сухо сообщила о том, что сегодня в женском туалете «Медиаком» пытались устроить пожар. Подписывая, не глядя, Элла не могла не спросить:

— Марка не нашли?

— Сукин сын умеет скрываться, — от сдержанной женщины подобное оскорбление было не иначе как богохульством. — Мне доложили, что вы плохо питаетесь, — будто что-то несущественное, добавила она.

— Обычно я мало ем, — солгала Элла, не став признаваться, что в свете последних событий у нее пропал аппетит. А еще удушливая атмосфера этого огромного дома, в котором она чувствовала себя чужой. Роскошно обставленная гостиная, щедро украшенная картинами и антикварными вещицами вроде позолоченных подсвечников и фарфоровых статуэток, ничуть не изменилась с той поры, как Элла была здесь однажды, и это ей не нравилось.

— Доконаете себя раньше, чем это сделает Марк.

— Почему она не избавилась от его фотографии? — вместо этого спросила Элла, указав в направлении каминной полки.

Люда проследила за ее взглядом, пожала плечами. Ее красноречия не хватило, чтобы объяснить поступок бывшей начальницы. На безымянном пальце Люды красовалось тоненькое обручальное кольцо. Она была замужем, но всю себя отдавала преданному выполнению обязанностей перед Гончаровой. Она, как никто другой, должна была знать ответы, но молчала.

— Если ей не хватило мужества, это сделаю я, — с неожиданным упрямством Элла отложила документы на журнальный столик и подошла к камину, взяла фотографию в руки.

Марку на снимке было не больше, чем ей в то страшное лето, когда она переступила порог этого самого дома. Длиннее, чем он носил обычно, волосы развевает ветер, глаза сияют; одетый в хлопковую белую футболку с надписью «Чемпион» и серые шорты мальчик на фото не представлял никакой угрозы, но Элла с глубоким чувством удовлетворения достала фотографию из рамки, согнула в несколько раз и бросила в камин, который, к сожалению, не горел.

Люда сообщила, что она глупее, чем ей казалось.

Вместо того чтобы обидеться, Элла вернулась на свое прежнее место, плотнее укуталась в свитер, который не снимала с прошлого вечера, и, подогнув под себя ноги в серых пижамных штанах, представила, как будет хорошо вот так же просто разделаться и с самим Марком.

— Можете ничего не говорить, Люда. Я знаю, что она его очень любила, несмотря на предательство. Хранила фотографию, но вычеркнула из завещания. Странно, не так ли?

Элла все же была не так глупа. Маленький «подкидыш» из провинции. Люда снова пожала плечами. Но Элла — далеко не ее мать. Поэтому если Марку удастся убрать ее с дороги, никто не расстроится. В компании который день царит хаос, Миша Киселев еще слишком молод и неопытен, чтобы взять управление в свои руки, а только сеет смуту. У нескольких сотрудниц после неудавшегося пожара случилась истерика, полиция снует по коридорам и расспрашивает потенциальных свидетелей. Если страсти в скором времени не улягутся, компании «Медиаком» грозит полный крах. Тендер проигран, неизвестная фирма снова оказалась хитрее. Никто не хочет подчиняться девчонке-подкидышу, которая даже отдаленно не похожа на Елизавету Гончарову.

У нового «босса» слишком болезненный цвет лица, волосы растрепанные, хотя она непроизвольно пыталась их пригладить пару раз, взгляд затравленный. Ее с натяжкой можно назвать симпатичной, хотя глаза у нее большие, голубые, обрамленные пушистыми ресницами. Сама же она, одетая в ужасный свитер горчичного цвета, кажется еще бледнее, чем есть на самом деле. Худая, осунувшаяся. Что она знает об управлении такой мощью, как «Медиаком»? Елизавета Гончарова посмеялась над ними, выкинув этот фокус, наплевала на миллионы, на людские судьбы, в конце концов. Как ни боролась с собой, Люда не могла совладать со злостью. Если бы Гончарова простила Марка, его бы встретили с распростертыми объятиями. Он был отличным парнем, пока не сбрендил. Определенная группа людей в компании до сих пор поддерживает его интересы и готова устроить диверсию. Гончарова должна была его вернуть…

— Я буду находиться взаперти в этом доме вечность?

Люда не имела четких инструкций на этот счет и поэтому просто сказала:

— Приведите себя в порядок и загляните послезавтра в компанию. Я пришлю вам, кого нужно, а заодно и врача. Подозреваю, что у вас анорексия.

— Всего лишь паническая боязнь снова весить сто килограмм.

Потом она снова говорила по телефону, довольно сухо распрощалась с Эллой и исчезла за рулем блестящей красной «Тойоты».

Элла решила, что самое время набрать тетушек и развеять их страхи. Они уже должны были увидеть ее в новостях или же наткнуться на ее фотографии в газетах. Тетя Жанна обожала быть в курсе всех событий и поэтому выписывала едва ли не дюжину периодических изданий. Она лишь упустила из виду, что вездесущим тетушкам уже стало известно и о неудавшемся покушении на ее жизнь.

— Элла, крошка, ты жива?

— Элла, милая, тебе не было больно?

Ей хотелось улыбнуться, несмотря на глубокое отчаяние.

— Со мной все в порядке, — приходилось лгать и обещать, что она сделает все возможное, чтобы уцелеть и «надавать по заднице» своим обидчикам.

Поднявшись на второй этаж, Элла медленно пошла вдоль коридора. На втором этаже было шесть спален. Она точно помнила их количество, потому что еще в детстве тщательно сосчитала их все; на то время, будучи ребенком, Элла не могла поверить, что в таком большом доме может жить всего лишь одна семья. Она с приемными родителями отлично помещалась в двухкомнатной хрущевке с видом на городской парк.

Голоса в голове звенели, возвращая неприятные воспоминания:

«— Догони меня, рыжая!

— Я не умею быстро бегать.

— А целоваться умеешь?…»

Она моргнула, но навязчивые тени прошлого никуда не исчезали.

«— Если ты еще раз без спроса вломишься в мою комнату, я всем расскажу твой маленький секрет!

— Но ты был в моей комнате, когда меня не было! И еще ты лазил в моих вещах.

— Думаешь, что подловила меня, рыжая?

— Не называй меня так, пожалуйста…»

Тринадцать лет прошло, а раны на душе так и не затянулись. Зато теперь Элла могла без спроса попасть в комнату Марка, чтобы узнать те самые секреты, которые он скрывал.

Она остановилась перед дверью в угловую комнату, в противоположном конце коридора от той спальни, которую занимала она сама. Осторожно взялась за ручку, дверь поддалась, Элла заморгала, нашла на стене включатель и замерла.

Не такую картину она себе представляла увидеть. Хаос царил повсюду: разбросанная одежда, старые книги, разломанные ящики комода, порезанные шторы на окнах и в центре этого беспорядка — облитая черной краской кровать. Ужаснувшись, Элла непроизвольно прижала руки к груди, сделала пару шагов, но не рискнула ступить дальше, испугавшись, что люстра, едва висевшая на оголенном проводе, рухнет. Странно, что она еще горела.

Вот, значит, что сотворил здесь Марк, предательски сбегая. Даже уничтожил свою драгоценную коллекцию деревянных корабликов, которую так тщательно охранял когда-то. Они все, двадцать или тридцать, валялись по полу, раздавленные, уничтоженные.

«— Когда мне исполнится двадцать один, я куплю свой собственный корабль за свои деньги. Родительские миллионы мне не нужны…»

Тут же рядом валялись старые альбомы, жестоко изрезанные. Элла узнала по обрывку одной из фотографий свою мать. Воспоминание о ней не вызвало ничего, кроме горечи во рту. Лиза позволила ей задержаться в этом доме целую неделю только потому, что на этом настоял отец Марка. Именно от него исходила идея породнить брата и сестру, несмотря на то что в их жилах течет разная кровь.

Уронив обрывок фотографии, Элла поспешила в коридор, устало облокотилась на закрытую дверь. Сердце учащенно билось.

Ей все же следует быть осмотрительнее, остерегаясь «брата». Этот человек жесток и безумен. Нужно убедиться, что охранник на месте, а, может, не ложиться спать вообще во избежание очередного неприятного сюрприза. Хотя Элла отчего-то была уверена, что больше Марк не станет приходить в свой бывший дом. Боже! Он наговорил ей столько гадостей…

Неожиданно зазвонивший телефон вывел Эллу из состояния оцепенения. Она не сразу вспомнила, что положила мобильный в карман. Свой старый мобильный со старым номером. Обстоятельство, которое она выпустила из виду, взволнованная прозвучавшими словами:

— Вам нужно немедленно собрать все самое необходимое, потому что придется на время исчезнуть. Ждите меня через десять минут. Этот негодяй-Марк нанес очередной удар.

— Что… что он сделал? — у нее перехватило дыхание.

— Сжег дотла здание компании «Медиаком».

 

4

В девушке, которая сидела за рулем черной «Таврии», Элла узнала секретаршу своей матери, Марину. Это должно было успокоить ее, но сердце продолжало стучать, будто вот-вот выпрыгнет из груди.

Она проскользнула незамеченной охранником через черный ход. Именно так Элле приказала сделать Марина, когда говорила с ней по телефону, высказав опасения, что секьюрити подкуплен Марком.

Бросив небольшую дорожную сумку с вещами на заднее сиденье, Элла села рядом и едва смогла совладать с волнением:

— Марка схватили?

— Нет, он на свободе, — девушка включила зажигание, задержала взгляд в зеркале заднего обзора и поспешила вырулить вниз по дороге.

На ней были темные очки, классический костюм, который был на ней вчера, сменила пара джинсов и однотонная бежевая майка. Черты ее привлекательного лица сковало беспокойство. Элла могла понять, почему. Неожиданно ее осенило:

— Пострадавшие есть?

— Слава Богу, нет.

— Как это вообще произошло? Охрана, видеокамеры? Марк ведь не невидимка!

Но сама сказала себе: проникнуть невидимым в дом ему удалось без труда. Здание компании «Медиаком» он, бесспорно, знал так же хорошо.

— Я не могу отвечать на вопросы. Позже Терещенко вам все сама расскажет. Она ведь ваша новая правая рука.

Не совсем так, но Элла не стала акцентировать на этом внимание сейчас, когда нервы были на изводе. А что если Марк преследует их в этот самый момент? Она оглянулась. Марина как будто усмехнулась, но ничего не сказала.

— Никакого хвоста.

— Не помешало бы перестраховаться.

— Там, куда я вас везу, вы будете в полной безопасности, — пообещала девушка, при этом уловив удобный момент на светофоре, чтобы подкрасить губы ярко-малиновой помадой. — Хотите подкраситься? — неправильно растолковала она пристальный взгляд своей пассажирки.

— Это глупо в сложившихся обстоятельствах.

— Как хотите.

— Лучше расскажите подробности пожара.

— Все вопросы не ко мне, босс. Я же вам уже говорила.

А затем она негромко включила музыку на приемнике и навигатор. Элла высказала предположение, что в новостях обязательно что-то скажут о том, что случилось.

Марина не ожидала, что новый босс выскажет столь явную обеспокоенность. Вчера ей казалось плевать на компанию. Впрочем, Марина не выносила собственных суждений до этого момента: новый босс была на несколько лет ее старше, но выглядела однозначно моложе, косметика могла бы сделать ее красавицей, но она предпочитала свой убогий вид.

Она третировала ее расспросами об их месте назначении, жаждала услышать новости и была явно огорчена, когда поняла, что будет и дальше пребывать в неведении. Уже лишь поздно ночью, добравшись до заброшенного дома на берегу Днепра, почти в трехстах километрах от Киева, Марина позволила себе снова заговорить с боссом.

— Выходите.

— Люда уже ждет меня здесь?

— Подозреваю, что она приедет завтра, — немного подумав, ответила Марина.

Элла вытащила свою сумку и пошла следом за девушкой, одновременно пытаясь рассмотреть хоть что-то вокруг. Марина подсветила тропинку к дому фонариком, открыла дверь откуда-то взявшимся ключом и пригласила Эллу войти. Она еще толком не успела оглядеться по сторонам, но сразу приметила плотно зашторенные окна и небольшой диван в углу, дверь справа вела в спальню. Марина помогла ей найти включатель, предложила воды и исчезла так же быстро, как сон, который свалил Эллу с ног за считанные мгновения. Ей показалось, что она слышит, как Марина, исчезая, попросила у нее прощения.

Она проснулась с непривычным чувством расслабленности. Тело казалось непривычно отдохнувшим. Элла открыла глаза, пытаясь понять, сколько времени, но в комнате было темно и уныло. Вспоминая, что привело ее сюда, Элла поспешила встать с кровати, попыталась нащупать свой старый мобильный, но из кармана штанов он исчез. Она включила свет, чтобы поискать на кровати и на полу. Телефон исчез бесследно, как и Марина.

Подбежав к окну, Элла отодвинула тяжелые парчовые шторы и неприятно удивилась, обнаружив, что окна забиты снаружи чем-то вроде досок. На душе закрались нехорошие сомнения. Она все еще надеялась отыскать телефон, заглянула под кровать, под ковер, высыпала довольно скудное содержимое своей сумки, предположив, что в спешке могла кинуть туда телефон.

Оставалась слабая надежда, что она обронила его по дороге в спальню. Элла потратила больше двух часов на поиски, но не обнаружила ничего, кроме запертого снаружи дома, в котором она осталась совершенно одна.

В гостиной она нашла забытый выпуск журнала «Форбс», дорогую кофеварку на кухне, всего одну чашку с надписью «Кофе за жизнь», несколько пакетов с замороженными продуктами в морозилке, остатки кофейных зерен в жестяной банке и целую дюжину мужских вещей в шкафу в спальне, где провела прошлую ночь. Ни телевизора, ни телефона, ни «Таврии», на которой ее привезла сюда секретарша.

Еще через полчаса бесцельных поисков, в результате которых в небольшой ванной комнате ею были обнаружены дорогой мужской станок для бритья и мыло «Сейфгард», Элла должна была признать очевидное: ее привезли в этот дом не по распоряжению Люды Терещенко. Имя Марка всплыло само собой, стоило обратить внимание на дешевый постер с изображением двухмачтовой яхты на кухне, а потом Элла вернулась в спальню и еще раз внимательно присмотрелась к мужской одежде в шкафу: дорогие джинсы, несколько пар футболок с дорогими магазинными этикетками. По размеру все эти вещи вполне могли подойти Марку.

Она сжала кулаки, упала лицом вниз на кровать, коснулась подушки, на которой, должно быть, он спал до нее и тут же отпрянула. Его же бритвой она безжалостно искромсала футболки, выкрикивая проклятия, а когда потянулась к джинсам, остановила себя. Боже, что она делает? Подобные вспышки гнева, а тем более акты вандализма не были в ее характере. Отбросив в сторону бритву, Элла подтянула под себя колени и с ужасом подумала о том, что ее ждет дальше.

Но ведь она больше не та маленькая девочка, которую можно было легко запугать и обидеть. Она не позволит этому мерзавцу остаться безнаказанным.

«— Мы бы никогда не позволили тебе задержаться в нашем доме, Элла, если бы изначально знали, какая ты подлая! — выкрикнула в лицо ей Лиза, заставляя убраться прочь. — Ты не имела права оболгать Марка! Он мог стать тебе братом…»

Элла не знала, сколько времени скиталась из комнаты в комнату, сколько раз пробовала выбить входную дверь или запечатанное снаружи окно. Она изучила скудное убранство небольшого дома вдоль и поперек, перерыла содержимое всех имеющихся здесь шкафов.

Спустя три дня она не оставила попыток вырваться наружу, набила себе с дюжину синяков, обозлилась и возненавидела сводного брата еще сильнее. Хотя считала, что подобное просто невозможно.

Нахлобучив на голову серую бейсболку, Марк еще раз оглянулся на здание «Медиаком» и рванул дверцу «Субару», купленного пару дней назад. Величественное здание, куда он так любил приходить в детстве, напоминало уродливое чудовище, готовое сожрать все и каждого на своем пути.

Несколько патрульных машин теперь все время караулило здание, так что пришлось повременить с предыдущими планами. Об исчезновении новой «Королевы компьютеров» трубили по всем новостям. Марк вырубил звук на приемнике, чтобы не слушать очередную браваду в собственный адрес: «Марк Гончаров на этот раз зашел так далеко, что выкрал нового президента компании «Медиаком». Остается надежда, что Элла Рубцова еще жива…»

Марк тоже надеялся на это, сворачивая вдоль шоссе, ведшего из города. Он оставил ее одну, не успев позаботиться о продуктах и лекарствах. Но, черт побери, он скупил едва ли не половину супермаркета, собираясь в свой дом три дня назад! Планы изменились помимо его воли. Приходилось только надеяться, что Элла не успела за это время наделать глупостей. Марина несколько раз поклялась, что увезла с собой ее телефон и все острые предметы в доме. Оставалось надеяться, что ей не хватило ума изображать из себя чертову героиню и разжигать костры. Это был его, Марка, дом. Лучшее убежище, которое можно было только придумать. Теперь о нем придется забыть.

Он выжал максимальную скорость. Автомобиль хотя и был подержанным, но еще мог разогнать в жилах кровь. Лишь бы что-то, но только не думать о том, как плохо с ним обошлись самые дорогие люди.

К дому Марк добрался, когда начинало темнеть. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь легким постукиванием волн Днепра о берег. Дверь заперта. Никаких следов взлома. Он достал ключ из кармана и медленно открыл дверь.

— Какого черта?…

Он не успел опомниться, когда с оглушительным ревом мимо его левого уха пронеслась его любимая чашка.

— Я знала, что это ты! — злой крик и еще один предмет, без которого Марк не мог жить: любимая немецкая кофеварка.

А потом в его плечи вцепилась та самая малышка, которая выглядела беззащитной и доверчивой в свои пятнадцать лет. Она его била, толкала, проклинала. Марк с удивительным равнодушием снес все это, не двигался. Когда прошло десять минут, а рыжая бестия не унималась, завел ее руки за спину и недовольно предупредил:

— Довольно! Где твои мозги?

— Отлично сработано! Ублюдок! — Элла не была готова сдаться: слишком долго ей пришлось просидеть в этом доме с самыми зловещими мыслями. — Сколько ты ей заплатил? Секретарше?

— Не твое дело.

— Переспал с ней и заставил плясать под свою дудку?

— Быть может. Тебя это не касается.

Она разозлилась еще сильнее, зарядила коленом ему в пах и с чувством животного удовлетворения наблюдала, как подонок скрутился от боли.

— После этого у тебя, возможно, никогда не появятся племянники. Дура.

— Ты мне вообще никакой не родственник! Дай мне пройти! — Элла хотела выскользнуть мимо, пользуясь минутным замешательством Марка, но он был слишком умен и хитер, чтобы не расценить ситуацию вовремя: отодвинул ее за плечи подальше, закрыл дверь и провернул несколько раз ключ, слушая проклятия и ругательства, о существовании которых не подозревал.

Пришлось действовать в соответствии с ситуацией:

— Заткнись и уйди с моих глаз, — направленный на нее ствол пистолета, того самого злополучного «Глока», говорил куда красноречивее любых слов.

— Меня от тебя тошнит.

Она, впрочем, не сдвинулась с места, но «заткнулась». Марк сунул ствол обратно в задний карман джинсов и бросил на Эллу короткий взгляд. Ему стоило обратить внимание на то, какая она бледная, лицо осунулось, под потухшими голубыми глазами — темные круги; зато ее дикая грива укрощена при помощи какой-то безобразной резинки на макушке. Голубая футболка и широкие пижамные штаны не могли скрыть, какая она все-таки тощая. Его так и подмывало спросить, что стало с половиной ее веса, но он решил, что это только все усложнит.

— Почему не убьешь меня сразу? — ей было не по себе под взглядом его холодных глаз, но Элла этого не замечала. Слишком долго она размышляла над расправой, слишком долго лелеяла в себе ненависть.

— Смакую удовольствие. Я ведь еще так и не увидел тебя голой, рыжая.

Она плюнула ему в лице, Марк бесстрастно вытер щеку тыльной стороной ладони. Элла убежала в спальню и постаралась забаррикадировать дверь тем, что было под рукой: небольшим деревянным комодом, в котором негодяй хранил свое нижнее белье.

Через пять минут он все-таки вломился в комнату и швырнул ей на кровать огромный пакет из аптеки.

— Чтоб ты не сдохла раньше времени и мне не пришлось выкапывать для тебя яму в лесу.

— Подавись, ублюдок!

Он закрыл дверь и долго ходил по дому, стучал холодильником, шкафами и как будто разговаривал по телефону, но Элла не могла точно разобрать, о чем шла речь, а заставить себя выйти из комнаты она не смогла бы ни за какие богатства мира. Она, впрочем, осознавала, что дверь не защитит ее от Марка, когда ему вздумается положить на нее свои грязные лапы. «Я еще не видел тебя голой, рыжая». Элла была готова разрыдаться, вдруг отчетливо осознав: какие бы планы мести и расплаты она не строила в своей голове, ей ни за что не противостоять Марку, когда он придет за ней.

Бритва с почти затупившимся лезвием вряд ли могла послужить надежным средством защиты, но даже чтобы добраться до нее, Элле придется выйти из комнаты и пройти в ванную, куда она отнесла ее пару дней назад.

Невольно она вспомнила все, что знала о Марке: его неуемную жажду к власти, привязанность к миллионам и патологическое неумение держать свой пенис в штанах. И после всего этого он купил ей лекарства. «Чтобы не сдохла раньше времени…». Элла поежилась, подтянула колени ближе к груди и впервые за три дня, проведенных в заточении, заплакала.

Этот человек снова довел ее до черты. В нем никогда не было ничего человечного.

«— Прекрати, Марк! Пожалуйста, не трогай меня…

Неуклюже попятившись и запутавшись в собственных ногах, Элла упала на спину прямо перед Марком на его кровать. Это, казалось, развеселило его еще больше. Теперь он стоял совсем близко, возвышался со своего внушительного роста и тянулся к подолу ее футболки с изображением Минни-Маус.

— Ты ведь еще не спала с мальчиками? Разве не хочешь, чтобы именно я стал первым?

— Нет, не хочу! Пожалуйста, Марк!

— Пожалуйста, Марк, сделай это? Ты это пытаешься мне сказать, рыжая?

Не обращая никакого внимания на слезы в ее глазах и мольбу оставить ее в покое, Марк наклонился и раздвинул языком ее губы, ощущая соленую влагу и получая от этого особое удовольствие.

— Я не хочу, чтобы ты трогал меня! — не могла не кричать Элла, не понимая, почему ее никто не слышит в таком большом доме, где полно людей и слуг.

— Нет, ты хочешь, рыжая. Ты ждала это с того самого момента, когда заявилась к нам в дом и принялась сочинять всякие небылицы.

Он усилил натиск, грубо раздвинул ее бедра, одной рукой пробравшись так глубоко под футболку, что мог сдавить ее сосок, а другой — придерживая лицо.

— Ты сладкая, — шепнул он, вернувшись к ее рту. — И соленая.

— Марк, пожалуйста!

— Марк? — послышался стук каблуков и сердитый голос. Сквозь пелену слез, застилавших глаза, Элла видела, как Марк вскакивает, подбегает к матери и что-то шепчет на ухо, а потом она поворачивается к ней, на ее прекрасном лице застыла гримаса отвращения. Элле хочется провалиться сквозь землю…»

Столько лет она пыталась изгладить из памяти это жуткое воспоминание, но оно воскресало снова и снова, управляло ее жизнью, заставляло избегать любых намеков на ухаживания со стороны мужского пола.

Как можно было смириться с тем, что ее пытался растлить собственный брат? Не родной брат, и все же.

Вдоволь наплакавшись, Элла свернулась на полу, подложив под голову вместо подушки свою дорожную сумку. Ей нужно опасаться, что он рядом и готов довести до конца то, что ему не удалось тринадцать лет назад. Нельзя засыпать. Ни в коем случае нельзя засыпать.

 

5

Жар спал лишь к утру. Марк потрогал ее покрытый испариной лоб, подоткнул под самый подбородок плед и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Ему еще предстояло подумать о том, как сохранить свою фирму инкогнито. Очередной переезд. Новые махинации с бумагами и лицевым счетом. Чертовы предатели из «Медиаком» во главе с лучшим другом, Мишей Киселевым, три дня назад едва не вышли на его след.

Он позвонил Марине, поинтересовался обстановкой, но не испытывал никакого удовлетворения, перехватив у «Медиаком» очередной тендерный заказ на пару миллионов.

Позже, усевшись на неудобном диване в гостиной, который был слишком коротким для его почти двухметрового роста, Марк пожалел, что не вышвырнул Эллу из своей спальни, а сам переложил ее с пола на кровать, после чего еще и просидел с ней, сбивая жар и заставляя проглотить таблетки. Ему ни к чему вся эта возня. Кроме того, что Элла лишила его кофеварки и любимого напитка, она перерезала половину его вещей, сломала ящики комода и изрядно подпортила настроение.

Если бы Элла была умнее, то не приехала бы в столицу. Он злился еще и оттого, что она не умчалась обратно в свою деревню, когда это было возможно. Теперь он застрял с ней и своими собственными кошмарами в этом доме с абсолютным незнанием того, что же с ней делать дальше, учитывая все то сопротивление, которое она ему оказала при встрече. Он заслужил и не такое, но не подозревал, что сам загонит себя в глухой угол.

Слегка пошатываясь, Элла выскользнула из кровати. Ее одежда была влажной от пота, голова кружилась. Она не помнила, чтобы ложилась на кровать, но отчетливо слышала голос негодяя, приказывающего ей проглотить чертову таблетку. Или же Марк пытался накачать ее наркотой, или же просто отравить. Желудок сводило судорогами.

В доме было тихо. Элла даже подумала, что Марк уехал и оставил ее одну, но радость тут же померкла, стоило увидеть его лежащим на диване в гостиной. Мерзкий ублюдок, отравляющий ее существование. Несправедливо лишь то, что как для ублюдка он выглядел слишком безмятежно и привлекательно: волосы взлохмачены, хотя еще вчера были тщательно прилизаны, лицо приняло умиротворенный вид. Элла помнила, что Марк походил на своего отца, который был очень красив, но при этом вместе с аристократической красотой Гончаровых он унаследовал редкостное обаяние и мужественность; его тело было стройное и подтянутое, кожа всегда была смуглой. Элле не стоило думать об этом сейчас, но ее разум, казалось, жил собственной жизнью.

Нужно было срочно решить, как достать из его кармана телефон. Времени мало, а она, кажется, слишком шумит. Шаг, еще один. Вот она уже у самого дивана, нужно только потянуться рукой. Черт! Почему она медлит? Элла едва заставила себя потянуться к карману на его джинсах, сильная ладонь тут же сжала ее пальцы. О любых планах пришлось немедленно забыть.

— Иди в кровать, — процедил Марк, испепеляя ее ледяным взглядом.

Он не отпускал ее руку, и Элла ощутила себя загнанной в очередной капкан. Впрочем, он легко позволил ей вырваться, не шевельнулся.

— Слишком легко для тебя, не находишь? Чем ты напичкал меня ночью?

— Крысиным ядом. К сожалению, он не подействовал.

Элла не усомнилась в правдивости его слов. У нее имелась еще парочка весомых претензий:

— Ты сжег «Медиаком»!

— Я не такой дурак, чтобы лишить себя наследства, — бросил он так небрежно, как будто они делили кусок шоколадного торта.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Эта липа была выдумана с расчетом на то, что ты перепугаешься до смерти и тут же сбежишь в деревню к тетушкам, — бесстрастно объяснил Марк.

— Откуда тебе известно про моих тетушек? А впрочем, какая разница? У тебя все равно нет сердца, чтобы понять, что такое родственные связи.

С гордо поднятой головой Элла скрылась из виду. Марк двинулся следом, ворвался за ней в комнату и угрожающе навис над ней, обжигая лицо горячим дыханием.

— Убери свои лапы! — немедленно вспыхнула Элла, будто очутившись в своих детских воспоминаниях.

Марк по-прежнему был огромной глыбой, которую она не могла сдвинуть с места при всем своем желании.

— Не волнуйся, рыжая, пока ты похожа на пугало и от тебя так сильно разит потом, ты меня ничуть не возбуждаешь, — выдохнул он ей прямо над ухом, слегка отстранился и позволил ей выскользнуть в противоположный конец комнаты.

Элла вряд ли обрадовалась столь оскорбительному факту, что в данный момент она его не возбуждает. Марк опасен и ей стоит держать его на дистанции. Правда, она не знала, как это сделать.

— Отмойся и поешь, — сказал он напоследок.

— Готовишь для себя трапезу в виде запуганной сестрички?

— Кажется, это ты утверждала, что никакая мне не сестра, — напомнил он совершенно выцветшим голосом; Элла могла только догадываться, что творится в голове у этого монстра.

— Больше никогда не смей прикасаться ко мне! — потребовала Элла, не понимая, почему Марк не уходит.

— Как ты меня остановишь, рыжая?

— Если потребуется — убью.

Дьявол усмехнулся и оставил ее наконец в покое, но вернулся слишком быстро для того, чтобы Элла смогла стряхнуть с себя неприятный озноб. Выкупанный и гладко выбритый, несмотря на то что она здорово надругалась над его станком, в новой паре синих джинсов, серой тенниске и белоснежных кроссовках, Марк был слишком хорош для человека, который продал свою душу дьяволу.

— Аспирин и все необходимое на подоконнике, — зачем-то сообщил он бесстрастно. — Я уезжаю за новой кофеваркой, в мое отсутствие советую обойтись без глупостей. Ты знаешь, что наказание тебе не понравится, рыжая.

Он снова ее запер. Элла впала в ужасное уныние, отказалась принять лекарства и не смогла себя заставить хотя бы умыться. Слабая надежда на то, что Марк не приблизится к ней, если она будет по-прежнему такой отталкивающей, немного согревала душу.

В гостиной появилась его сумка. Элла, не стесняясь, выбросила на пол ее содержимое, но кроме одежды и предметов личной гигиены, ничего не нашла. Стол на кухне был завален множеством продуктов, но Элла скорее отрезала бы себе руку, чем съела что-то из купленного дьяволом. Хотела плеснуть себе воды из-под крана, но вспомнила, что разбила единственную чашку. На душе стало совсем скверно, с магнита на холодильнике ей весело подмигивала свинья, а сама надпись как будто была призвана стать очередной насмешкой: «Через полгода я стану сочным гамбургером». Через день, а то и меньше сама она станет очередной жертвой в списке маньяка, который, как ни странно, опасается, что она умрет еще до того, как он к ней прикоснется.

Внезапно Элле показалось, что она ощущает слабый ветерок. Странно, учитывая, что она провела в затхлом доме больше трех дней, не имея возможности нормально дышать воздухом. Она осмотрелась и не поверила собственному везенью: Марк бросил на кухне окно открытым.

Элла забыла о том, что она босиком. Еще никогда она так быстро не двигалась: вылезала через окно, бежала к лесу, а потом возвращалась обратно к реке. Счастливый план побега созрел слишком быстро, чтобы как следует обдумать детали. Эллу практически не волновало и то, что она толком не умеет плавать, хотя приемный отец так долго учил ее. Переплыть через реку — и забыть о Марке навсегда. Не было ничего слаще, чем эта долгожданная, чудом обретенная свобода.

Чтобы ей ничего не мешало, Элла скинула свитер на берегу, предусмотрительно спрятав его за кустами. В футболке и пижамных штанах она бросилась в холодную воду.

Отплыв достаточно далеко от берега, Элла уже не слышала ни шума вернувшейся машины, ни того, как Марк громко зовет ее. Даже если бы она утонула, Элла ни за что не остановилась бы. Голова нещадно раскалывалась, волны бились об лицо, сорвав резинку с волос. Возможно, она переоценила собственные силы, потому что противоположный берег казался слишком далеко, а силы ее были на исходе. Отец говорил, что нужно лечь на спину и отдохнуть, когда устаешь плыть. Элла так и поступила и пошла ко дну.

Опомнилась она уже на берегу. Мокрая, вся в песке, с ужасной резью в легких и слезами отчаяния на глазах. Побег не удался. А хуже всего, что ее демон стоял над ней и орал, тоже мокрый, но не такой несчастный.

— Где твоя голова? А если бы я не вернулся, вспомнив про это проклятое окно?

— Ты бы стал наследником, — хрипло выдавила она из себя и позволила ему продолжать орать.

— У тебя куриные мозги! Нужно думать, а не совершать эти безрассудства!

— Одного не пойму: что ты выиграешь? — ее голос уже звучал бессвязно, а разум поглощала темнота. — Если ты убьешь меня, что ты выиграешь?…

Марк дотащил Эллу до спальни и снова, как прошлой ночью, уложил на кровать. Только на этот раз ему пришлось собрать всю силу воли в кулак, чтобы стащить с нее мокрую одежду и не обращать при этом внимания на то, что скрыто под ней. Он просто закрыл глаза. Сложнее оказалось натянуть на нее сухую футболку. Здесь понадобилась вся выдержка и мысли о самых бесполезных вещах, дабы отвлечься. Но он не был слепым, чтобы не заметить: Элла прекрасна, и он ее по-прежнему хочет.

Сегодня она могла наделать глупостей. Марк не знал, как спохватился, вспомнив о том, что оставил открытым окно. Вернулся обратно, обыскал весь дом и едва не кинулся в лес, пока случайно не заметил ее рыжую голову, мелькающую над поверхностью воды. Откуда в ней такой талант ввязываться в неприятности?

Марк укрыл Эллу одеялом. Если бы мать увидела его сейчас, то наверняка посчитала заботливым старшим братом. Он, впрочем, тут же отогнал эту навязчивую мысль, переоделся, хорошенько запер дом и снова уселся за руль автомобиля.

Он с трудом узнал Марину, когда она влезла на пассажирское сиденье у самого выезда из города, где он сказал ей его ждать. Нацепила ярко-рыжий парик и темные очки. Ему это не понравилось.

— Хватило бы темных очков, — бросил он сухо.

Девушка подняла очки на затылок и растянула губы в улыбке. Она была чертовски хорошенькая, но при этом еще и очень преданная. Марк был уверен, что может ей доверять.

— Столько возни с этим похищением, а ты позвонил и даже не сказал спасибо.

— Не было времени.

Она погладила его ладонь и протянула небольшую сумку.

— Пришлось отключить ее телефон. Я просто зверела от рингтона «Лебединое озеро»! Здесь ее личные вещи, около пятисот гривен мелкими купюрами, обшарпанная шариковая ручка и пустой блокнот — все, что я нашла у нее. Она жива?

— Странный вопрос. А ты как думаешь?

— В «Медиакоме» подняли шумиху, завтра Миша дает пресс-конференцию по поводу этого загадочного исчезновения нового босса. А внутри компании едва ли не праздник. Миша прислал мне сегодня на стол букет цветов. Похоже, уже примеряет на себя кресло босса.

Марк бесстрастно выслушал новости, но не мог не предупредить:

— Будь аккуратна.

— Так что с моим боссом, Марк? Меня, знаешь ли, терзают кое-какие угрызения совести.

— Но это не мешает тебе флиртовать с тем, кто заставил тебя похитить этого самого босса.

Девушка рассмеялась и попыталась устроиться у него на коленях, несмотря на то что ей в спину упирался руль.

— Когда ты уже признаешь, что жить без меня не можешь? — Она погладила его напряженное лицо, но Марк отодвинул ее руки и попытался аккуратно стряхнуть с себя.

— Как ведет себя Люда? — спросил он, не замечая обиженного взгляда.

— Люда как Люда. Важничает, держится особняком и мечтает стереть тебя в порошок, а то, как ты постоянно ускользаешь у нее из-под носа, бесит ее еще больше. Единственное, что ее отвлекает — таинственная фирма-конкурент, которая забрала у компании уже ни один миллион.

— Она всегда была слишком тщеславна.

— И непостоянна в выборе стороны, к которой ей выгоднее примкнуть. Возможно, она единственная в компании, кто по-настоящему обеспокоен исчезновением босса. Ты уже переспал с ней? — неожиданно выпалила Марина.

Марк сделал вид, что не понял, кого она имеет в виду.

— Ходит слух, будто ты еще три дня назад изнасиловал бедняжку и бросил умирать где-то на обочине. Ты знаешь, что я в это не верю? Полиция настроена в последнее время весьма решительно. Меня допрашивали вчера и едва не вывернули наизнанку.

— Что ты им рассказала?

— Правду: что считаю своего нового босса очаровашкой и не могу заснуть по ночам после ее исчезновения.

Она рассмеялась. Марк включил зажигание.

— Я свяжусь с тобой в ближайшее время.

Потом он высадил ее и громко включил приемник. Непрошеные мысли, однако, все равно лезли в голову.

Он вырос избалованным сукиным сыном. Слишком много внимания с пеленок, слишком много денег вокруг, слишком много женщин, готовых кормить его с ложки. Считалось, что Марк стал полной копией своего отца, Григория Гончарова. На самом деле, сходство было лишь внешним. У отца были высокие идеалы, он обожал свою вторую жену, Лизу, и был благородным настолько, чтобы не замечать, в какого подонка превращается его единственный сын. Марк же с детства вовсю пользовался привилегиями жизни в одной из самых богатых семей столицы, до двадцати одного года успел разбить две машины, заставить забеременевшую от него подружку сделать аборт и вышвырнуть из дома заблудшую сестричку.

Ему стоило проявлять большую аккуратность, но легкомыслие и слишком развитое честолюбие сыграли с ним злую шутку. Не стоило позволять Лизе обожать его так открыто. После смерти отца она перестала скрывать, что ее чувства к пасынку ограничиваются лишь материнскими. Совместные ужины и общий бизнес только усиливали ее страсть и желание получить Марка целиком. Она отказывалась быть ему матерью, устраивала истерики и не желала слушать его доводы о том, что отец, должно быть, переворачивается в гробу, когда видит все это.

У Марка не осталось приятных воспоминаний о собственно детстве, потому что Лиза перечеркнула их все. Он сбегал из родного дома как последний трус, но при этом вынашивал план мести. Око за око.

Этим вечером он не вернулся в дом у реки. Набрал было номер одного из старых друзей, чтобы послать его к Элле. Потом передумал. Марк не доверял никому настолько, чтобы позволить охранять самое ценное, что у него сейчас было.

 

6

Прошло два дня. Элла заставила себя принимать лекарства и понемногу есть. Она не умела бунтовать, да и к тому же понимала, что довести себя до могилы — не самый лучший способ противостоять Марку, когда он объявится. Одиночество позволило ей о многом подумать, снова воскресить в памяти воспоминания о встрече с матерью тринадцать лет назад и снова жалеть о том, что когда-то она решилась на это.

«— Мамочка, ты у меня единственная! — рыдала она на груди у своей приемной матери, вернувшись домой. В свой настоящий дом. — Я больше никогда не хочу встречаться с теми людьми…»

Она чувствовала себя лучше, выстирала свою грязную одежду и убрала все последствия разрухи, которую устроила в доме. Перечитала злополучный журнал «Форбс» около десятка раз, разложила продукты в холодильник, зачем-то вымыла окна, ванную и пожалела о том, что в доме нет ни одного цветка. Элле нравилось ухаживать за растениями. Ей в принципе нравилось ухаживать за кем-то: за больной приемной матерью, за тетушками.

Хуже становилось вечером, потому что, засыпая, Элла невольно вспоминала, как проснулась на утро после своего неудавшегося побега, переодетая в чистую футболку, укрытая одеялом. Она неприятно ежилась, думая о том, что Марк видел ее, касался ее. А до этого он почему-то спас ее. В голове что-то не укладывалось: Марк, возможно, не хотел, чтобы она утонула раньше, чем он позабавится с ней. Но он ее спас и это не давало Элле покоя. А поскольку он так и не появлялся, Элла не могла спросить его, зачем он это сделал. Но, тщательно намыливаясь в ванной, желая смыть любые следы его рук на своем теле, не переставала задавать себе этот вопрос.

В спальне она передвинула мебель, когда стало совсем невыносимо. Попыталась кое-как починить ящики комода, принесла из гостиной мягкий коврик и сняла с окна темные шторы.

Нередко она думала о том, что сейчас происходит в компании «Медиаком», надеялась, что ее ищут, а Марк не вернулся только потому, что уже гниет за решеткой. Но при этом он позаботился о том, чтобы у нее были лекарства и все необходимые продукты. Зато он ее похитил и заставил сидеть в этом доме, который, как ни странно, начинал Элле нравиться, особенно после того, как Марк перестал мелькать в нем грозной тенью.

У нее оставалось очень много вопросов, на которые она не могла найти ответы. Почему Марк не застрелил ее у здания «Медиаком»? Почему не придушил, когда проник в дом? Почему не дал утонуть? И почему заставил ее пить эти чертовы лекарства? При этом он однозначно дал понять, что разделается с ней при первом удобном случае, до ужаса запугал и заставил вспомнить все то, что Элла так долго старалась забыть.

В памяти возникли строчки из зачитанного до дыр журнала «Форбс»:

«…Золотая ложка во рту и огромная тень на репутацию. Один из самых богатых холостяков страны с позором изгнан из кресла вице-президента компании «Медиаком», основанной его отцом. Став персоной нон-грата в высших кругах деловой элиты, Марк Гончаров улыбается и показывает недоброжелателям средний палец с обещанием неприятностей…»

Марк, видимо, не просто так забыл здесь этот журнал. Он обещал всем неприятности, и он их организовал. Останавливаться он, похоже, не собирался. Это, как и многое другое, должно было стать Элле предупреждением. Но не стало, и вот она здесь, запертая в Богом забытом доме наедине с кошмарами. А думать о том, сможет ли Марк осуществить свои угрозы — глупо. Этот человек не побоялся наказания, изнасиловав женщину, которую называл матерью. Элла хорошо помнила интервью Лизы Гончаровой, которое транслировали по всем телеканалам:

«— Я никогда не думала, что такое возможно… Я любила его как своего родного сына…»

Лиза плакала. После короткого знакомства со своей биологической матерью Элла не думала, что такое возможно. Но эта красивая бессердечная женщина плакала, рассказывая о том, как Марк подкараулил ее и обесчестил.

На следующий же день газеты дружно написали о том, что Лизе Гончаровой пришлось на время скрыться от посторонних глаз, чтобы прийти в себя. Первым делом, вернувшись к работе, Лиза вышвырнула Марка из компании «Медиаком». А ей стоило немедленно сдать его в руки полиции.

Глупо, конечно, но Элла снова наткнулась взглядом на лекарства, которые купил для нее Марк: аспирин, десятки антибиотиков, шипучки… Он едва ли не скупил половину аптеки. Благодаря этим таблеткам она чувствовала себя уже не такой слабой, хотя цвет лица по-прежнему оставался бледным. А по мере того, как ей становилось лучше, желание выбраться из заточения давило на нее все сильнее.

Она всю жизнь была покладистым, спокойным ребенком, с которым ничего плохого не случалось, за исключением случая тринадцатилетней давности. Элла не верила, что могла оказаться в подобной ситуации. Тетушки обязательно посочувствовали бы ей и придумали, что сказать. Обычно они говорили очень много, хотя и не всегда уместно. Если бы она хоть немного походила на свою настоящую мать, Гончарову, то десять раз проверила, прежде чем садиться в машину, опираясь на какую-то фальшивую историю. Но Лиза Гончарова тоже не сумела уберечься от Марка, когда он подобрался к ней слишком близко. Ее ошибка заключалась в том, что она боготворила Марка, не замечая, какой он подлый червь. У Эллы в этом вопросе имелось огромное преимущество.

Элле понадобилось полдня, чтобы перетащить к входной двери шкаф из спальни, а потом диван. На нем она и уснула, уже по привычке не раздеваясь и сжимая бритву в руке. Марку придется повозиться перед тем, как он доберется до нее.

Этой ночью ей снился родной дом и прекрасный Ботанический сад, в котором она работала. Одно мешало: появление высокой фигуры в черном, которая надвигалась на нее все ближе и ближе. Когда она узнала Марка, невольно вскрикнула и проснулась. В гостиной горел свет. Элла привыкла не выключать свет на ночь, чтобы иметь возможность вовремя разглядеть своего врага.

Тишина. Она снова положила голову на подушку, поискала рукой бритву и только когда убедилась, что она рядом, закрыла глаза. Но ненадолго. Ей казалось, что она слышит шум где-то совсем рядом. Элла вскочила на ноги, одернула футболку и фиолетовые шорты, в которых ходила еще когда была толстой. Времени раздумывать не было. Вооружившись бритвой, Элла подошла к двери. Тишина. Вся мебель, выстроенная ею в некоем подобии Китайской Стены, на месте. Она уже собралась осмотреть остальную часть дома, как ощутила стальные руки у себя на талии. Зажмурилась, махнула бритвой.

— Черт!

Ее просто схватили в охапку и швырнули на тот самый диван, который она так долго оттягивала к двери.

Проклятый демон угрожающе навис над ней, по его левому виску текла струйка крови. Элла не успела насладиться чувством удовлетворения, потому что Марк умудрился, не замечая ранения, скрутить ей запястья и навалиться сверху.

От него пахло дорогим лосьоном для бритья и яростью. Он не собирался щадить ее на этот раз. Элла поняла это и с ужасом округлила глаза.

— Ты заслужила свое наказание, сестренка, — пробормотал Марк, впиваясь в ее полураскрытый рот своими горячими от злости губами.

Элла ощутила терпкий вкус крови, попыталась вырваться, но Марк держал ее мертвой хваткой и не обращал внимания на любые вспышки сопротивления. Это только разъярило его еще больше. Она закричала, когда он на секунду оторвал от нее свои губы. Она была так напугана, так зла и… так возбуждена. Элла решила, что она спятила. Заметила, что Марк прикрыл глаза, кровь из оставленного пореза продолжала струиться, оставляя некрасивый след на его аристократическом идеальном лице. Она сама была в его крови и жаждала сделать ему еще больнее.

— Я ненавижу тебя! Ты исчадие ада!

Марк не обратил на ее слова никакого внимания, снова посмотрел на нее слишком долго и пристально, как ей показалось, а потом неожиданно отступил и позволил ей вырваться.

Ему показалось, что она заплачет, но, измазанная его же кровью, Элла сжала свои маленькие кулачки, бледно-голубые глаза пылали презрением, а она была готова противостоять ему. Она выглядела отдохнувшей и здоровой, не мог не заметить Марк, и по-прежнему желанной. Он не чувствовал удовлетворения, заставив ее бояться его еще сильнее.

— Я жалею, что не перерезала тебе горло! — крикнула она, не замечая, как сердце выпрыгивает из груди. Губы горели, вкус крови во рту был неприятен.

— Мне нужно было предугадать, что бритва в твоих руках становится опасным орудием. Ждала гостей? — Он кивнул на забаррикадированную дверь, как будто не знал, от кого она так оборонялась.

— Ты не гость, ты — мерзкий похититель людей!

— Пришлось пролезать через окно на кухне. То самое, которое ты использовала однажды. А теперь, когда с любезностями покончено, придется тебе залатать мою рану, — грубо велел он.

— Я лучше буду стоять в стороне и наблюдать, как ты истекаешь кровью!

Марк как будто не услышал ее слов, схватил Эллу за руку и потащил в ванную. Элла хотя и сопротивлялась, но понимала, что ее попытки самообороны только сильнее злят негодяя. Хотелось рыдать, но она не могла позволить себе подобную слабость.

Он выпустил ее руку только для того, чтобы стянуть с себя футболку, заляпанную кровью, и умыться. Элла поспешно отвернулась, чтобы не видеть его загорелую упругую грудь, покрытую легкой порослью черных волос. К ее огромному сожалению, негодяй был совершенен: широкие плечи, стальные мышцы на руках, узкие бедра, плоский живот. В отличие от нее, Марк никогда не страдал от избыточного веса. Элла хотела ринуться к двери, но он пододвинулся так, чтобы она оказалась зажатой между раковиной и унитазом, а потом велел сесть на крышку и молча протянул ей ватные диски и баночку с перекисью водорода.

Выглядел он угрюмо, но в том, что он страшно зол, не было никаких сомнений.

— Скорее рак на горе свиснет, — выплюнула она, глядя куда-то в сторону, лишь бы не на Марка.

Вместо того чтобы сказать в ответ очередную гадость, чтобы заставить ее делать то, что он хочет, Марк наклонился и, намочив ватный диск водой из-под крана, аккуратно провел по кровавому потеку на ее подбородке, который оставила его рана. Элла вздрогнула.

— Что ты делаешь?

— Разве не видно? — бросил он раздраженно и даже тогда, когда она сжала его руку, заставляя убрать от ее лица, он не остановился, пока не отмыл ее лицо.

Элла была готова провалиться сквозь землю, ощутив вдруг, что это ее взволновало. Длинные пальцы Марка были горячими и заботливыми. Он не смотрел ей в глаза, но Элла испытала за эти четверть часа достаточно, чтобы не сбежать, едва он отодвинулся.

Мысль о том, что ей по-прежнему негде скрыться, почему-то волновала ее не так сильно, как то, что Марк только что прикасался к ней, а она не испытывала омерзения. И вообще Элле показалось, что она упустила нечто очень важное. Круто развернувшись, она зашагала обратно в ванную.

— Почему ты остановился там, в гостиной, позволив мне вырваться?

Марк обернулся. Казалось, он был удивлен, но постарался не подать вида. Красная отметина у виска ничуть не портила его совершенства. Элла тряхнула головой, пытаясь сосредоточиться:

— Ты мог изнасиловать меня уже сотню раз, пока я нахожусь в этом доме. Но не сделал этого.

— Я же сказал тебе, рыжая: ты выглядишь отвратительно, — он мрачно усмехнулся. — Но если ты настаиваешь…

— И еще ты вытащил меня из реки, когда я тонула, — она не обратила внимания на его грязные намеки.

— Это было бы совсем просто.

— Как же! Твои угрозы ничего не стоят, Марк, и я наконец поняла, чего ты добиваешься.

Он как будто нахмурился, а Элла поделилась с ним своим открытием:

— Ты хочешь, чтобы у тебя появилась сестра!

Большей глупости Марку не приходилось слышать. Он мог бы рассмеяться, если бы на душе не было так скверно.

— Я единственный ребенок в семье и возненавидел тебя с первого взгляда, — сказал он так, чтобы у Эллы не осталось никаких сомнений на этот счет, а затем потянулся к молнии на своих джинсах и начал ее расстегивать. Но не спешил, а внимательно, прищурив глаза, наблюдал за ее реакцией.

В ней же проснулся какой-то дурацкий энтузиазм сделать из него святого!

— Это ты так хочешь, чтобы думали все остальные.

— Рыжая, — он заставил ее прекратить эти сопли, — ты рехнулась. Если бы мне нужна была сестра, я бы давно притащил тебя в столицу и нянчился. Я же хочу только одного: исчезни из моей жизни. У меня все еще есть пистолет, которым я, не задумываясь, вышибу твои мозги, если не станешь делать то, что мне надо.

— Например, если не раздвину для тебя ноги? — почти выплюнула она, досадуя на свое минутное помрачнение рассудка.

— Именно. А теперь свали, если не собираешься составить мне компанию в душе.

Элла исчезла так поспешно, как Марк этого и хотел.

Все следующее утро он ходил как надутый индюк, не смотрел в ее сторону, пил одну чашку кофе за другой и вел телефонные переговоры так, чтобы она не могла его услышать. При этом он выглядел как ходячая реклама модного дома мужской одежды, даже несмотря на то что надел вылинявшие серые шорты, трикотажную черную футболку и забыл побриться. Элла не встречала подобных ему мужчин — огромных, опасных, совершенных. Последнее определение, казалось, не могло относиться к Марку, но кривить душой и утверждать, будто снаружи он такой же урод, как изнутри, было несправедливо. В этом-то и заключалась насмешка природы.

О ее существовании он, казалось, забыл и только ближе к обеду пригрозил, что стащит с нее эту майку, если она немедленно не наденет свой отвратительный свитер.

— Одного я все же не понимаю, — Элла замешкалась, перед тем как уйти переодеваться.

Марк недвусмысленно дал понять, что конкретно он думает по поводу ее недопонимания:

— Я редкостный ублюдок, который делает другим людям плохо и не остановится даже перед тем, чтобы переспать с матерью. Твоя очередь, рыжая, дополнить мой прикроватный список.

Она больше не пыталась заговорить с ним и считала огромным везеньем то, что чувствует себя довольно спокойно под одной крышей с Марком. Но он снова ввел ее в состояние близкое к отчаянию, когда без стука вломился в спальню, окинул ее пристальным взглядом и велел поставить на место всю ту мебель, которой она загромоздила входную дверь.

Элла как раз закатывала рукава свитера и непроизвольно вздрогнула, услышав злой голос своего похитителя, но постаралась ответить таким же холодным взглядом, каким он смотрел на нее. Оставленный ее шрам по-прежнему багровел на его красивом лице, спрятанный под щетиной. В других обстоятельствах и с другим человеком она бы обязательно извинилась за причиненную боль, но Марк не заслуживал ни извинений, ни, тем более, сочувствия.

Расставлять тяжелую мебель по местам означало потратить полдня. Но, если подумать, ей все равно нечем было заняться, кроме того, чтобы вынашивать новый план побега. Ей чисто из принципа не хотелось делать то, что требует демон.

— Если тебе что-то не нравится, займись этим сам.

— Мне много чего не нравится. Например, то, что ты спишь на моей мягкой кровати, а я вынужден корчиться на диване. Твое же ребячество меня откровенно бесит. Вернешь мебель на свои места.

— Или что?

— Или придется молить меня о пощаде, — он дал понять, что имеет в виду, надолго задержавшись взглядом на ее бедрах, спрятанных под тканью мешковатого свитера и шорт. — Если у тебя хватит ума разобрать свою баррикаду, я задумаюсь над тем, чтобы выпустить тебя и выгулять на поводке вокруг дома.

— Я не твоя комнатная собачка! — Хотя перспектива оказаться на улице казалась счастливым подарком судьбы, Элла не могла так легко забыть о том, что именно вынужденное заточение делает это таким.

— Ты гораздо лучше, рыжая.

— Ублюдок! — она запустила в него собственной босоножкой, о которую как раз споткнулась, промахнулась, но ощутила нечто вроде умиротворения: вместо того, чтобы плакать, как этого стоило ожидать, она достойно смотрела в лицо неприятностям.

— Еще ты должна мне кучу денег за порчу имущества и одежды, — напомнил Марк, вдруг ощутив, что былое раздражение понемногу улетучивается. У него получилось ухмыльнуться, а у Эллы это вызвало еще больший всплеск раздражения: видеть его белозубую ухмылку было выше ее сил.

— А ты мне должен психоаналитика за испорченную в детстве психику!

— Наоборот: тебе очень повезло, рыжая, что ты вовремя смылась из Королевства Кривых Зеркал, — и в этом Марк ничуть не лукавил.

— Еще бы! Повезло лишь в одном: расти подальше от такого злобного ублюдка, как ты!

— Хочешь верь, хочешь нет, но я тебе оказал огромную услугу.

— Это когда? Напомни, — Элла сжала кулаки и была готова к новой стычке, если возникнет необходимость. — Не тогда ли, когда чуть не лишил девственности? Или, может, ты оказываешь мне услугу сейчас, угрожая и издеваясь? Нет уж, извольте! Я не готова кланяться тебе в ноги и благодарить.

Марк пожал плечами, лицо его приняло обычную мрачную маску:

— Ты совсем не понимаешь, что творится вокруг тебя, Элла.

Она хотя и удивилась, что Марк обратился к ней по имени, а не как обычно «рыжая», но была полна решимости доказать, что он полный псих.

— У тебя крыша поехала, причем еще в детстве. Оставь меня в покое, дай выбраться отсюда!

— Нет, — отчеканил он жестко, отойдя от дверного косяка, на который облокачивался до этого.

Однако Элла не собиралась отпускать его так легко. Подбежала и, сильнее сжимая кулаки, воскликнула:

— Сколько времени ты собираешься держать меня здесь?

— Ровно столько, сколько понадобится, — бесстрастно ответил Марк.

— Понадобится для чего?!

— Для того, чтобы вправить тебе мозги.

Ответ ей, скажем так, не пришелся по душе.

— Ты спятил и нуждаешься в хорошем докторе!

— Я знал, что ты не расценишь моей попытки защитить тебя.

— Защищать меня нужно только от тебя! Ты — вот мой единственный враг! Я не хочу находиться с тобой под одной крышей, не хочу видеть, слышать твой голос… У тебя мозги съехали набекрень. Ты опасен для общества, Марк! Ты — чудовище.

Ему следовало хорошенько встряхнуть Эллу, заставить забрать все свои слова обратно. Судя по его ледяному взгляду, она предположила, что именно это Марк сейчас и сделает. Защитник! Ее раздирала волна ярости.

— Мне плевать, что ты думаешь обо мне, рыжая, — сказал он, уходя. — Разбери беспорядок, который натворила. Если продолжишь и дальше вести себя как безмозглая кретинка, винить в этом будешь только саму себя. Ясно?

Он полагал, что дал Элле понять, кто здесь главный. А она умудрилась пойти следом и задрать голову с видом великой воображалы. В детстве у нее не было характера. Похоже, повзрослев, Элла решила избавиться наконец от своих розовых очков. Она молодец. Видела его насквозь, но, даже предполагая, что в его поступках что-то не так, не смогла поверить, будто он действительно ее защищает. Впрочем, Марк постарался, чтобы она не питала на его счет никаких иллюзий. И теперь, похоже, загнал себя в угол. Ему ни за что не подступиться к Элле, если она и дальше будет считать его самым последним в мире подонком.

Возможно, ему следовало помочь ей тягать мебель. Она не просила о помощи и с вызовом медленно разбирала баррикаду. Марк со стороны наблюдал за Эллой, усевшись на подоконник в гостиной. Он подозревал, каких усилий ей стоит вся эта возня, однако не собирался пускать слюни и изображать из себя рыцаря в сверкающих доспехах. Это было бы крайне смешно и нелепо.

Ее стройные ножки были покрыты синяками. Изгибы небольшой груди выделялись всякий раз, стоило ей потянуться или наклониться. Даже уродливый коричневый свитер не мог этого скрыть. Когда он увидел Эллу впервые, она стояла, застенчиво сжимая за спиной пухлые руки; розовая футболка и белые шорты только подчеркивали, какая она пухленькая. При этом ее лицо в облаке ярко-рыжих волос было настолько притягательным, что все остальные недостатки казались ничтожными по сравнению с огромными сверкающими голубыми глазами с длинными кукольными ресницами и пухлыми алыми губами. В ее ушах поблескивали дешевые сережки в форме клубники. Она, казалось, была готова упасть в обморок и не слышала, как его отец знакомит их, говорит о том, что у них в семье теперь счастливое пополнение и просит Марка уважать и любить свою младшую сестру. Вместо этого Марк хотел надрать ей задницу и вышвырнуть вон. Кто знал, что Элла окажется такой навязчиво-очаровательной? Пришлось здорово потрудиться, чтобы забыть об этом и уничтожить ее…

— Если хочешь, чтобы я тебе помог, снимай трусики, — Марк нарушил тишину, которая стала невыносимой из-за того, что он едва не распустил сопли и не поспешил ей на помощь.

Элла даже не посмотрела в его сторону.

— Тебя ждут самые ужасные муки ада, — пробормотала она.

— Не хочешь, как хочешь, — нагло бросил Марк, чтобы не оставить никаких заблуждений на свой счет.

— Если я выберусь отсюда живой, клянусь Богом, не остановлюсь, пока не увижу, как ты гниешь! — добавила она, наконец вернув диван на его прежнее место. Волосы липли к лицу, Элла остановилась только для того, чтобы завязать хвост потуже, и затем продолжила вести неравную борьбу с комодом.

Еще бы Марку не гореть в аду! Возможно, сейчас, едва она закончит, он схватит ее и начнет измываться. Элле не хотелось возвращаться к пережитому сегодня утром: никаких прикосновений, никаких поцелуев и ничего из того, что можно было допустить. Марк может рассказывать что угодно в надежде усыпить ее бдительность. Она больше не верит в то, что у него в голове были добрые помыслы, когда он пару дней назад не позволил ей утонуть.

 

7

Он заставил ее выйти с ним на улицу, держал за локоть как нерадивого ребенка, но, Слава Богу, не нацепил на шею поводок! Элла все равно не почувствовала никакой радости, вдохнув свежего воздуха, а лишь загрустила, глядя на тихо колыхающуюся гладь реки и вспоминая свой неудавшийся побег. Ей стоило придавать больше значения наставлениям отца, когда была такая возможность. Вместо этого она хныкала и предпочитала выстраивать замки из песка. Кому, спрашивается, это вообще было нужно? Глупая мечтательница с дюжиной комплексов, которая, невзирая на глубокую обиду, продолжала грезить о том дне, когда настоящая мать поймет, какой негодяй ее сынок, вышвырнет его из дома и приедет за ней, чтобы умолять вернуться обратно в свое «Королевство».

Мечты сбываются. Она в «Королевстве», но не ощущает ничего, кроме обжигающей пустоты.

Если бы ей все же удалось сбежать, Элла отправилась бы домой. В свой настоящий дом. Она тосковала по сладкому аромату «Рижской сирени», которым пропахла ее небольшая квартира. Обычно Элла его терпеть не могла, но тетушки так усердно им себя поливали, что он преследовал ее повсюду, вызывал аллергию. Она позволила бы тете Жанне жульничать в карты, записала бы для тети Тани все серии ее любимого бесконечного сериала «Роксолана» и, возможно, даже позволила им продолжить свое излюбленное занятие — сватать ее с теми, кто на их взгляд ей идеально подходил.

— Я могу позвонить своим теткам? — спросила Элла, не поднимая головы. Она, впрочем, знала, что Марк ответит категоричным отказом, но ужасная ностальгия заставила ее на секунду забыть, что у ее сводного брата нет сердца.

— У меня нет мобильника.

— А целый день ты, должно быть, разговариваешь со своей демонской свитой по кирпичу!

— У меня нет мобильника для тебя, — огрызнулся Марк, сильнее дернув ее вдоль берега.

— Никак не смиришься, что твои миллионы достались мне?

— Ты должна мне не только это.

— Еще бы! Это ведь именно я росла со своей родной матерью!

Несмотря на то, что время клонилось к вечеру, солнце продолжало беспощадно обжигать. Лучи сверкали в рыжем облаке волос Эллы, а Марк не переставал злиться, потому что его «злая» сводная сестра, которой досталось все, выглядела как ангел, вокруг головы которого сверкает чертова благодать.

Он не стал повторять ей то, что уже говорил сегодня: он помог ей, изгнав из «Королевства». Эллу все равно не переубедить. Ее дурацкое упрямство и непоколебимое убеждение в его дьявольской сущности, конечно же, естественная реакция, но Марку все больше хотелось заставить Эллу забыть о том, как она его ненавидит, запустить ладони в ее рыжие локоны и убедиться, что они такие же мягкие, как это рисует ему воображение.

— Хочешь секрет? — неожиданно спросил он.

Элла напряглась, и он ощутил это.

— Я не отпущу тебя отсюда, пока не заберусь в твои трусики.

Можно подумать, она не догадывалась, что к этому все и идет!

— Сукин сын!

Вырваться ей не удалось, тем более что Марк схватил ее за другой локоть, прижал к себе и заставил смотреть прямо ему в глаза.

— Ты хотя бы догадываешься, как сильно я тебя хочу? — его голос прозвучал грубо и безжалостно.

— Нет, и не хочу догадываться!

Непроизвольно Элла ощутила, как что-то приятное, теплое пробуждается у нее между ног. В живот упиралось явное доказательство силы желания Марка. Элла была готова умереть. Прямо здесь, на этом самом месте. И желательно раньше, чем она узнает ответ на этот вопрос.

— Вот и правильно, потому что я сам боюсь об этом думать, — Элле показалось, что лицо Марка приняло растерянный вид. Он тяжело вздохнул и зачем-то признался: — Я больше не тот несдержанный подросток, который набросился на тебя тогда, тринадцать лет назад.

Они одновременно вспомнили, как это было. Элла задрожала и собрала все силы, чтобы оттолкнуть Марка. Она тяжело дышала, почти задыхалась. Ей хотелось крикнуть в лицо Марку, как сильно она его презирает за то, что он сделал с ней много лет назад, обвинить в других грехах. Он опередил ее, прошептав:

— Мне очень жаль.

Элла собралась рассмеяться прямо ему в лицо, но в горле застрял неприятный ком. А потом она обнаружила, что ее руки свободны и что есть сил помчалась к «Субару», припаркованному неподалеку, принялась в отчаянии дергать запертую водительскую дверцу. Ей не стоило надеяться на то, что Марк настолько глуп и не примет все меры предосторожности после истории с окном на кухне.

Она обернулась, предположив, что он уже навис над ней и сейчас снова заломит назад руки. К ее удивлению, Марк остался стоять на прежнем месте и просто смотрел на нее. Элла могла поклясться, что впервые не понимает, о чем он думает.

«Мне очень жаль». Она слышала эти слова в своей голове, пока не скрылась в доме. Она не верила в то, что Марку на самом деле жаль. Этот человек не знал, что значит сожалеть. Зато он ее хотел! Элла была так зла и расстроена, что не сразу почувствовала, как он привлек ее к себе и развернул.

Его горячие губы заскользили вдоль ее мочки уха к губам, заставляя подчиниться напору его ласкающего языка. На этот раз Марк целовал ее гораздо мягче, нежнее, гладил ее волосы, как будто действительно сожалел и просил забыть о том, что когда-то он был так груб и жесток.

Внутри нее что-то перевернулось. Элла хотела сопротивляться Марку, сжимала и разжимала кулаки, упиралась ему в плечи, но ее тело безвольно таяло, а разум, затуманенный столь неожиданными приятными ощущениями, забыл о том, как сильно она ненавидит своего сводного брата. Он вдруг пробрался через каменную стену ее сознания, сломил волю, заставил подчиниться.

Его хриплый стон вывел ее из сладкого тумана. Элла ощутила, как его теплые ладони забрались ей под свитер и гладят спину. Сам Марк выглядел весьма обескураженно, когда она выдохнула: «Нет!»

— Элла? — ему едва удалось выговорить ее имя.

— Остановись, пожалуйста!

Оттого, что ее предательское тело так тянулось к нему, Элла едва не заплакала. Марк прижал ее к себе еще теснее, обхватив за тонкую талию.

— Я не сделаю тебе больно, — пообещал он не своим голосом.

— Это ты, Марк! Я никогда не допущу, чтобы ты снова трогал меня, понимаешь? — с отчаянием воскликнула Элла, собирая остатки воли в кулак.

— Я и сейчас тебя трогаю.

— Ты хочешь, чтобы я ненавидела себя так же, как тебя? Отпусти меня. Или… — она задохнулась от собственной беспомощности: кого она обманывает? Марк не остановится, пока не достигнет цели. Именно для этого она здесь. — Или сделай, что намеревался, только быстрее покончим с этим. Все равно я не смогу больше смотреть на себя в зеркало без отвращения.

Ему будто дали под дых. Вот она, Элла, в его руках и он собирается довести начатое до конца. Марк не помнил, чтобы так заводился. Еще ни с одной женщиной. Почему он решил, будто Элла сдалась? Ему следует проучить ее, но он так сильно ее хочет, что не может мыслить связно! А она все твердит о том, что ненавидит его и себя и все в таком духе. В ее огромных глазах затаились слезы. Черт. Ему стало не хватать воздуха.

— Видит Бог, Элла, я пытался по-хорошему!.. — он сам не поверил, что говорит это.

Сладкий туман, который накрывал их всего пять минут назад, бесследно исчезал.

— У тебя изощрены основные человеческие понятия. Для тебя хорошо то, что для меня плохо!

— Я наделал ошибок, — признал он жестко.

— Лучше застрели меня!

У нее больше не осталось ни сил, ни желания слушать его, смотреть на него и чувствовать, как сжимаются и разжимаются его ладони у нее на талии. А еще хуже было замечать красную отметину на его лице и понимать, что она так и не смогла причинить ему большего вреда.

— Хочешь, чтобы я достал пистолет? — сердито бросил он.

— Ты чертов мазила! Нужно было сделать это сразу! — ее голос предательски дрожал.

Марк не сразу понял, о чем она.

— Это был не я, ясно?

— Расскажи это кому-то другому! — Элла ему не верила. — Может, это и не ты держишь меня в этом доме взаперти?

С этим не поспоришь.

— Знаешь, я уже начинаю жалеть о том, что не дал тебе утопиться. Уходи.

Марк разжал руки и сделал то, что она хотела: позволил убежать от него. Он слышал, как она закрыла дверь спальни, как громко чем-то стучит. Должно быть, снова представляет его голову на месте несчастного комода.

Сломить волю Эллы оказалось намного труднее, чем он предполагал. Но, черт побери его проклятую совесть, Марк не хотел ни к чему ее принуждать! Это было огромным потрясением для него самого. Мозг кипел, неутоленная жажда обладать Эллой сделала его параноиком. А она по-прежнему ускользала, хотя и забылась на несколько минут, отдавшись в его власть, робко отвечала на поцелуи. Марк с силой втянул в себя воздух.

Времени осталось немного. Полиция уже побывала в его прежнем убежище — дешевом мотеле за городом. Он больше не мог спокойно появляться в столице. Новое начальство в «Медиаком» поставило себе за цель достать его из-под земли. Люде хватит для этого настойчивости и связей; у Лизы Гончаровой, своего бывшего босса, она многому научилась. Например, как манипулировать людьми и бросать пыль в глаза. Чего стоила эта фальшивка с пресс-конференцией! Бросить Эллу на растерзание толпы, вручив ответы на те вопросы, которые ей никто не собирался задавать — блестящий ход. Люда, как никто другой, знала, что будет волновать этих стервятников в первую очередь. Никто из «Медиаком» не рассчитывал, что запуганная до смерти из-за выстрела женщина сможет выкрутиться из ситуации. А она это сделала: не дала себя запугать и намекнула, что не собирается «дружить» со сводным братом. Марк не обиделся, зная, что Элла росла с этой мыслью, а Люда должна была вздохнуть с облегчением.

Марк мог уехать сегодня же. Шпионы шарили по всей округе, выискивая место, где он спрятал свою фирму. Они знали, что за этим инкогнито скрывается именно он — проигравший, осмеянный бывший вице-президент их собственной компании. Мише, который знал его достаточно хорошо, не хватило ума сообразить, что у Марка своя логика: все это время его фирма была у них на самом виду, но никто так и не догадался, какую шутку он с ними играет. Марк позволил им запутаться, увел в ложном направлении и теперь собирался сделать очередной ход. Присутствие Эллы только все усложняло. Теперь нужно быть осторожнее и хитрее, возможно, переманить ее на свою сторону. Правда, последнее безнадежно. И что же ему тогда с ней делать?

«— Родственные связи — это очень важно, — торжественно произнес его отец, прерывая обед, на котором собралась семья Гончаровых, чтобы поближе познакомиться с Эллой. — Когда-нибудь в будущем вы оглянетесь и обнаружите, что ближе, чем вы есть вдвоем, у вас никого не осталось. Сохраните эту связь.

— Звучит слишком сентиментально, — рассмеялся Марк, а потом поерзал на стуле, не сводя глаз с Эллы, сидевшей напротив: она так и не притронулась к основному блюду, и он догадывался почему. Буквально за пять минут до обеда он обозвал ее жирной.

— Не сентиментально, а реально. Такова жизнь, сынок…»

Марк не верил в родственные связи, но все зашло слишком далеко. Кошмарный финал для их отношений с матерью, ненависть так называемой «сестры». А вот отца ему очень не хватало. К сожалению, в последние годы своей жизни, болея, он позволил Лизе едва ли все. Хотя… он позволил ей все. Марк невольно поежился, вспоминая, как это «все» обернулось для него самого. Элла ни за что не поверит, если он расскажет ей правду.

Как все вдруг стало сложно! Марк был сбит с толку, увяз по уши и до сих пор не знает, как удержать Эллу подальше от компании «Медиаком», чтобы не вызвать подозрений. Под конец он решил, что позволит себе разжалобиться настолько, чтобы дать ей чертов телефон.

Элла не сразу догадалась, что Марк от нее хочет. Она сидела на полу, подогнув под себя ноги, и бесцельно складывала и снова вытаскивала свои вещи из дорожной сумки.

— Можешь позвонить. Всего один раз и никому, кто имеет хоть какое-то отношение к компании «Медиаком», — грубо сказал он.

Элла нахмурилась, а потом поняла, что предмет, который он швырнул на кровать, был ее старым телефоном. В недоумении она подняла голову и вялым голосом пробормотала:

— Придумал бы уже что-нибудь новенькое.

Он держал ее на прицеле, облокотившись плечом об дверной косяк, и важничал так, как будто совершал геройский подвиг. Но эта не была такая ситуация, чтобы вспоминать о гордости. Счастливое везенье все-таки. Элла схватила свой телефон и набрала номер тетушки Жанны.

Ее сердце едва не разорвалось на части, когда ворчливый голос на другом проводе прозвенел:

— Слава Богу, ты жива, детка!

— Это Элла? Дай мне трубку, Жанна! — раздалось следом знакомое покашливание.

Они наперебой засыпали ее сотней вопросов, но глядя на предупреждающий взгляд демона, Элла ограничилась коротким: «Со мной все в порядке».

— По телевизору сказали, что тебя похитили и пытают злоумышленники.

— Этот парень… Гончаров, — подсказала Жанна. — Сюда несколько раз звонили из столицы, возле подъезда ошиваются журналисты, как будто мы какие-то киношные звезды! За хлебом сходить нельзя! А наш сосед, Шурик, забегал и пригрозил, что отправится на твои поиски. Смех, да и только!

Марк тем временем знаком дал знать, что пора заканчивать. Элла толком ничего и не успела сказать, но он заметно нервничал. Когда она попрощалась, тут же отобрал телефон и со зловещим прищуром спрятал в карман шортов. Пистолет, однако, не убрал.

— Ты умеешь слушаться, когда этого хочешь, — заметил он.

Элла не шелохнулась.

— Не бойся, я все равно не поверила, что в твоей груди забилось сердце.

— Ума не приложу, зачем мне все это нужно.

— Спроси своего психоаналитика.

Она была очаровательна: злая, метающая искры, но настолько хорошенькая со своими неряшливыми локонами, что у Марка заныло между ног. Элла ему очень нравилась, черт побери! Спрятав пушку в другой карман, он сообщил как бы между прочим:

— Я знаю, что меня четвертуют после всех этих грязных делишек, но не собираюсь умереть раньше времени с голода. Так что, рыжая, на тебе сегодняшний ужин. А я, так уж и быть, смилостивлюсь настолько, чтобы завтра утром угостить тебя кофе. — Она скривилась, собираясь обрушить на него всю степень своего негодования. Марк только усмехнулся: — Как будто я не видел, какими жадными глазами ты смотришь на меня с чашкой кофе!

— Я все еще мечтаю застрелиться.

Неожиданно он усмехнулся:

— Не торопи события, рыжая. Еще вся ночь впереди.

 

8

Люда металась вдоль своего небольшого кабинета, то поднимала мобильный, то раздраженно кидала обратно на стол.

Наконец позвонил Миша:

— Очередная фальшивка. Марк чересчур умен, чтобы попасться.

— Значит, в Белой Церкви ничего? — она вздохнула.

— Как и в трех других городах. Ума не приложу, как он ухитряется менять лицевой счет компании по два раза на день? Сегодня он здесь, завтра там. Это приводит меня в ступор.

— Это твой лучший друг, Киселев, вот и подумай, как ему это удается!

В кабинете было полутемно. Люда задержалась в компании допоздна, не спеша ехать домой. Она все же любила свою работу и была предана компании «Медиаком» так, как никто другой. Двое детей не интересовали ее, когда она с головой уходила в дела. Сейчас же ей предстояло самое сложное. А учитывая, что покойный босс возлагал на нее такие большие надежды, Люда не имела права ее подвести.

— Тебя не было, а я получила сегодня по факсу на личный номер босса письмо с угрозами, — поделилась она, — около часа назад.

На другом конце провода повисла напряженная тишина. Видимо, Миша ждал, когда она расскажет, в чем дело. Люда помнила содержание этого отвратительного текста слово в слово:

— «Если вам дорога жизнь нового президента компании, и вы не хотите получать ее обратно по частям, советую приготовить десять миллионов к завтрашнему утру, оставить в урне кафе напротив и не беспокоить органы». Можешь себе представить?

— Марк перешел все границы! — Миша искренне негодовал. — А где гарантии, что он вернет ее?

— Никаких гарантий, разве ты не понял? Но стоит ли так рисковать? Ставки слишком высоки.

— Марку кто-то помогает.

— Вероятно, — Люда выдержала паузу. — Шпионом можешь быть даже ты!

— Что за абсурд? — молодой человек принялся очищать свое доброе имя. — Мы с Марком давно и часто ссорились. Я никогда не понимал его амбиций.

— Разумеется! Ведь они шли вразрез с твоими.

— Это не смешно.

— Приезжай в компанию, — она смилостивилась и, понимая, что в одиночку тяжело противостоять врагам, попросила помочь. — Я просижу здесь до самого утра.

— Чтобы собрать нужную сумму на завтра? — предположил молодой человек.

— Чтобы решить, как расставить для Марка ловушку.

Ужин Марк приготовил сам: разогрел полуфабрикаты говяжьих котлет на сковороде и сварил спагетти, которые разварились так, что слиплись в одну желтую массу, поэтому ни один из них к ним даже не притронулся. Элла уныло поковыряла котлету, съела кусок хлеба. Ей было неловко сидеть за одним с толом с Марком, думать о том, что он еще замышляет и делать вид, будто в подобных обстоятельствах у нее может разыграться аппетит. Даже пистолет, который он предосудительно положил рядом со своей тарелкой, не помогал притворяться более убедительно.

Он первый отшвырнул свою тарелку с недоеденным ужином в раковину, засунул пистолет обратно в карман и одним глотком осушил баночку «Пепси». Заметив ее странный взгляд, Марк рявкнул:

— Что?

— Я читала о том, что ты пьяница.

В ответ он раздраженно сдвинул брови.

— Какие еще будут претензии, госпожа Совершенство?

— Ты разоряешь чужие компании, плохо обращаешься с женщинами и не щадишь себя, когда сидишь за рулем. — «А еще ты испортил мне жизнь!» Но это и она так повторяла неоднократно. И поскольку Марк не собирался возражать ни против одного из этих пунктов, тише добавила: — Никакое я не «Совершенство».

— Еще бы! Если ты не поняла, это был сарказм.

— Я всегда знала, что ужасно выгляжу, но только после знакомства с тобой провела целых два года, вставляя два пальца в рот с маниакальной депрессией, — она осеклась, осознав, что не стоило этого рассказывать.

— А я всегда знал, что ты дура. Ты отлично выглядела.

— Расскажи это кому-то другому! За время нашего короткого знакомства ты обращался ко мне не иначе, как «рыжая» и «жирная».

Да, ужасные были деньки! Марк передернулся.

— Я, кажется, упоминал, что был скверным подростком. Тебе не стоило придавать большое значение моим словам.

Чтобы не развивать эту неприятную тему и дальше, Элла встала и принялась убирать со стола, Марк тут же отступил на достаточное расстояние. Она не могла понять, как произошло, что она добилась, чего хотела: кажется, демон утратил к ней всякий интерес. Это должно было окрылить, но в душе поселилось какое-то неприятное послевкусие. Что-то шло не так.

Почему Марк не нападает на нее? Почему в редкие минуты кажется вполне нормальным человеком со здоровой психикой? Почему на несколько минут она забыла о том, с кем проводит время и может позволить себе откровенничать? Она сказала самой себе «Стоп», тщательно вытерла посуду и решила ступить на минное поле.

— Расскажи, почему мать вычеркнула тебя из завещания?

Полный нокаут. Марк сделал вид, что не слышит, а Элла таращилась на него своими бездонными глазищами. Ей мало страхов, которые он на нее уже нагнал? Зачем, спрашивается, лезть к нему в душу? Да, еще волосы свои распустила! Разве не понимает, что он на грани между добром и злом, а она его провоцирует.

Элла повторила свой вопрос.

— Только не говори, что об этом ты не читала!

— Хочу услышать из первых уст, как ты докатился до планки.

— Вот, значит, как это называется… — он свел брови, сунул руки в карманы шорт и облокотился на холодильник. Отвлекся на магнит, выругался и выбросил его в мусорное ведро.

— Не любишь забавные шутки? — она имела в виду надпись на магните.

— Я купил этот дом вместе с мебелью и всей этой чертовщиной.

Марк казался раздраженным, но не опасным даже с пушкой в кармане и полным отсутствием моральных принципов. Элла собиралась докопаться до истины.

— Купил или пришил бывших хозяев?

— Забыл уточнить: их тела закопаны в лесу в десяти метрах отсюда.

Ее так легко не запугать! Элла удивлялась самой себе: с каких это пор она научилась распознавать позерство Марка?

— Тебя ждет не лучшая участь, если сейчас же не заткнешься. Мне еще нужно успеть ширнуться, а ты мне мешаешь, рыжая.

— Ради Бога! Мне любопытно посмотреть. О том, что ты еще и наркоман, я не читала.

Она его достала и, похоже, раскусила нечестные методы игры. Ну и черт с ней! Когда он сорвет с нее эту фиолетовую футболку с красным маком на груди, Элла поймет, что они играют не в «крестики-нолики». Она вообще отдает себе отчет в том, что президенты таких компаний-гигантов, как «Медиаком», не позволяют себе носить подобную одежду? Осечка. Элла ведь не хотела иметь ничего общего с наследством Гончаровых.

Швырнув в его лицо бумажным полотенцем, Элла уперла руки в бока и дерзко сообщила:

— Сдаюсь, ты почти убедил меня в том, что ты ужасно плохой мальчик.

— Остались сомнения? Раздвинь ноги, и я тебя удивлю.

Она не повелась, даже несмотря на его наглый взгляд, которым Марк медленно ощупал ее с головы до пяток. Это уже откровенно бесило.

— Кончай притворство, Марк. Я хочу знать, что происходит. — И во избежание очередной пошлой шуточки, неожиданно попросила: — Достань пушку и стрельни. Куда-нибудь. Все равно.

— Сбрендила, рыжая? Хочешь устроить стрельбу по бутылкам?

— Я так и думала! — Она едва ли не хлопала в ладоши. — Пистолет не заряжен.

С усталым видом Марк достал пистолет и выстрелил в пространство над окном. Она ошиблась.

— Что скажете теперь, Шерлок Холмс? — И поскольку она потрясенно молчала, он грубо добавил: — Вперед в кроватку, мне осточертела эта пустая болтовня.

Элла не двинулась с места. Былой запал мгновенно исчез, а Марк перестал выглядеть падшим ангелом. С надменной усмешкой он преодолел расстояние, разделявшее их, довольно грубо схватил ее за ягодицы и усадил перед собой на край кухонной рабочей поверхности. И чтобы у Эллы не осталось никаких сомнений на его счет, рванул вниз ее шорты, обнажив прелестные голубые трусики. Слишком поздно он понял, что ему все это будет стоить куда большей выдержки.

— Марк, что ты делаешь? — Элла потребовала, чтобы он прекратил все это, кольнула его в бок вилкой, которая оказалась в этот момент под рукой.

Марк приглушенно выругался.

— Вот кто у нас настоящий плохиш. Что скажешь в свое оправдание, рыжая? — его голос будто забавлялся над ней, но то, что происходило дальше, вряд ли смахивало на обычные забавы.

Элла велела себе остановиться или остановить Марка. Он не имел права делать это с ней, заставлять ее сдаться и сладко млеть, несмотря на то что все это было откровенно дико и неправильно.

Он больше не искал ее губ для поцелуев, но действовал куда более изощренно, заставил ее хотеть его так же сильно, как он сам. Она это чувствовала. А он понял, что она тает: его горячие пальцы в ее трусиках сделали что-то отвратительно-прекрасное. Элла потеряла полный контроль над собой и над эмоциями — эмоции завладели ею. Волна накрыла ее с головой. Она не могла поверить, широко раскрыла глаза. Марк не отстранялся, застыл между ее ног, полностью одетый, но с видом победителя. Элле это не понравилось, она обозвала его негодяем. Негодяй, который был так жесток и так точно угадал, что ей нужно.

— Это произойдет сегодня, — бросил он ей в лицо. Жестко. Откровенно. — Сейчас.

А потом стащил ее вниз и, удерживая на весу, понес в спальню. Чертова совесть не позволила ему довести начатое до конца там, на кухне. Это было бы чересчур даже для такого подонка, как он.

— Думаю, тебе лучше все это прекратить, — попросила Элла.

Слишком вяло и неуверенно. Марк не собирался ей уступать. Если бы он не был таким плохим, он бы обязательно остановился. Элла ошиблась в своих гребаных умозаключениях.

— Нет, — это все, что он мог сказать.

Он избавился от ее одежды за считанные секунды. Элла ожидала насмешек, чего угодно, но только не того восхищенного взгляда, которым он ее медленно рассматривал. А она в это время таяла только потому, что он смотрел. Твердила себе, что это Марк, что пора прогнать его, застрелить на худой конец. Пистолет жалобно валялся рядом на тумбочке. Ей стоило лишь потянуться рукой. Странно, что Марк доверял ей настолько, что не боялся очередного покушения с ее стороны. Но он, кажется, простил ей даже шрам на лице. Боясь наделать глупостей, Элла приказала себе не двигаться и не сметь гладить эту красную отметину.

Не спеша снять свою собственную одежду, Марк наклонился над Эллой, принялся ласкать языком такие местечки, что она впала в багровую краску. Но он больше не целовал ее в губы. Вместо этого он гладил ее спину, живот, доводил до исступления. Элле пришлось прикусить губу, чтобы не застонать, когда его требовательные губы сомкнулись вокруг ее соска, жадно втянули его в рот, лизнули. Она не представляла, что такие запредельные эмоции вообще существуют, и оттого испугалась. Марк повторил то же самое с другой грудью.

Элла вжалась в простыни, сжала руки в кулаки, отчаянно покрутила головой из стороны в сторону.

— Прекрати!

— Ты сама не осознаешь, чего хочешь, — прошептал он хрипло, проводя языком дорожку вниз к ее пупку. — Ты совершенно готова к тому, что сейчас между нами происходит.

Он не дал ей сдвинуть ноги, довольно грубо развел ее колени и прижался губами к ее лону.

— Господи, прости меня за это, — надрывающимся голосом произнесла Элла, а потом прикусила губу, стараясь сдержать стон наслаждения.

— Господь Бог тебя не услышит. Ты в руках у дьявола.

Потом в какой-то момент Марк стянул с себя шорты, футболку. Его золотистые глаза потемнели. Элла ничего не понимала и вряд ли отдавала отчет тому, что сейчас произойдет. Никакая молитва ее не спасет, а самое ужасное — где-то в самой темной глубине сознания она не желала быть спасенной. Ей стало по-настоящему страшно.

Марк это понял и грубо сказал:

— Открой глаза и смотри на меня.

Она подчинилась, и как раз в этот момент он с силой раздвинул ее ноги и вошел в нее — огромный, сильный. Элла вскричала, выгнулась дугой, при этом она, не мигая, смотрела Марку прямо в глаза. Ее голубые, потерянные и его — золотистые, потрясенные.

— Теперь ты можешь собой гордиться! — бросила она ему в лицо и не отводила взгляд до тех самых пор, пока он не излился в нее и не обмяк.

Ей не хотелось что-то чувствовать, но чувства сами нахлынули на нее, причем самые разные: отчаяние, чувство безвозвратной потери, непонимание и нескончаемая теплота.

Он не обнял ее, не попросил прощения. А Элла хотела плакать от тягостного одиночества, возвращающего ее обратно в реальность.

Она не знала, что будет дальше, как поведет себя Марк теперь, когда добился того, чего хотел. Она отвернулась, чтобы не видеть, как он одевается и без единого слова закрывает за собой дверь.

На следующее утро он исчез. Вместе с пистолетом и ее иллюзиями выбраться невредимой из этого ужасного переплета.

 

9

— Элла, вы здесь?

Поначалу Элле показалось, что она спятила. Длительное заточение и мрачное одиночество могли превратить в параноика кого угодно. Она осторожно высунула голову из спальни, где провела добрую половину дня, уткнувшись в подушку и размышляя над тем, что скажет Марку, когда он снова появится. Вывернет его наизнанку, заставить рассказать все до одного секреты и попросит больше никогда не делать с ней того, что произошло вечером. Он, разумеется, рассмеется ей в лицо и напомнит, что она ничуть не возражала. От этого было хуже всего. Вчера Элла окончательно спятила, вручив свою девственность самому неподходящему мужчине на свете. Если бы она могла вернуть время вспять, то сама бы прикончила себя раньше, чем все это произошло.

Ее снова позвали. Голос не принадлежал Марку, но казался смутно знакомым. Они едва не наткнулись друг на друга. Элла услышала вздох облегчения, но еще не поняла, что чувствует сама.

Ее заточению настал конец! Вот он ее благородный спаситель — молодой вице-президент компании «Медиаком». Миша, кажется. Он был без очков, светло-пшеничные волосы аккуратно причесаны, приятный одеколон. Почти такой же высокий, как Марк, но немного тяжелее, одетый в светло-голубую рубашку и серые брюки, он выглядел как типичный офисный работник. Абсолютно безопасный и не способный накинуться на беззащитную женщину в темном переулке. Тем более выкрасть и удерживать силой… Элла остановила себя, вовремя сообразив, что вместо того, чтобы радоваться и благодарить своего спасителя, мысленно сравнивает его с Марком. Возможно, все дело в том, что за эту кошмарную неделю она уже привыкла, что он постоянно владеет ее мыслями и умом.

— С вами все в порядке?

Элла кивнула. В руках у спасителя тут же появился мобильный и, все еще глядя на нее, он четко проговорил в трубку:

— Она стоит рядом со мной. Выглядит живой. — А затем спрятал телефон в карман и вежливо обратился к ней: — Вы можете ничего не бояться. Идемте, нас ждет машина. Я отвезу вас обратно. Представляю, какой стресс вы пережили. В столице вас осмотрит доктор. Надеюсь, вы не пострадали?

— Спасибо. Все в порядке.

Миша кивнул и, когда Элла вернулась в спальню, чтобы забрать свои вещи, подозвал верзилу, прятавшегося за входной дверью.

Натянув поверх шорт джинсы, Элла поспешно скинула вещи в сумку. Почему она не спросила, как они нашли ее? А вдруг именно сейчас снова нагрянет Марк и начнется перестрелка? А если кто-то пострадает из-за нее? Она бросила последний взгляд на кровать, моргнула, чтобы прогнать воспоминания прошлого вечера, и поспешила обратно.

Она не могла не заметить, что дом тщательно обыскали. Верзила еще оставался в гостиной, когда они подходили к машине, новенькому блестящему на солнце «Мерседесу» белого цвета.

— С вами точно все хорошо? — спросил Миша в очередной раз, открывая для нее дверцу на заднем сиденье.

— Голодом меня не морили, если вы об этом.

— Я имел в виду телесные повреждения, шантаж, угрозы? — пояснил он терпеливо, и стоило верзиле занять место на пассажирском сиденье, вставил ключ в зажигание. — Предполагаю, что Марк бил вас, и это станет его счастливым продлением срока за решеткой еще на пару лет к уже имеющемуся.

Элле не понравилось все, что она услышала. Теперь настала ее очередь задавать вопросы:

— Вы отчего-то ничуть не сомневаетесь, что к похищению причастен Марк. Откуда такая убежденность? И как вы нашли меня?

— Фортуна отвернулась от Марка сегодня.

— О чем вы?

— О том, что накануне мы получили от Марка письмо с угрозами и требованием кругленькой суммы денег, если не хотим получать вас по кусочкам в виде поздравительных открыток. Его поймали сегодня утром, когда он явился за деньгами. Пришлось долго повозиться, убеждая его сказать, где он прячет вас. Он раскололся только час назад.

Значит, вот почему Марк исчез! Вот для чего он держал ее здесь — ради денег. Сожаление о том, что она отдалась этому человеку, стало просто невыносимо.

— Сколько он хотел?

— Десять миллионов. Парень всегда был весьма амбициозным. Теперь ему придется засунуть свои амбиции куда подальше… Простите, босс.

Элла даже не заметила, как тот выругался.

Она представила Марка за решеткой. Эту картину сотни раз рисовало ее собственное воображение. Странно, нужно облегченно вздохнуть, но у Эллы было такое чувство, что ее подло предали. Использовали, а потом предали. Разумеется, подобный финал был неизбежен.

— Ему придется раскрыть все свои секреты, — с надеждой в голосе сказал Миша, а потом прибавил: — Хорошо, что вы живы.

Позже, у входа в величественный дом Гончаровых, который показался Элле еще более громадным после пребывания в домике у реки, Миша препоручил ее Люде и пообещал решить оставшиеся дела. Эти «дела» касались Марка, догадалась Элла, но ей никто ничего не объяснял.

Люда выглядела мрачнее обычного. С туго собранными волосами и морщинами, прорезавшими ее высокий лоб, она как будто постарела за прошедшие дни. Возможно, переживала, но Элла не могла сказать наверняка, не забыв, что эта манерная женщина невзлюбила ее с первого взгляда. На ней был очередной костюм с юбкой, классические туфли без каблука. Жесткая и целеустремленная — истинная правая рука Елизаветы Гончаровой, которая продолжала служить той даже после смерти.

Она не посчитала нужным спросить о том, все ли с ней в порядке, а сразу перешла к делу:

— Вы можете принять ванну и привести себя в порядок, но делайте все очень быстро. Нам нужно серьезно поговорить и это не терпит отлагательств. Пока вы будете наверху, вас осмотрит врач. Покажите ему все телесные повреждения, которые получили за эту неделю.

Элла не хотела ни купаться, ни приводить себя в порядок, ни подпускать к себе врача, но воспользовалась этой отсрочкой только для того, чтобы самой подумать и привести собственные хаотичные мысли в порядок.

Ей было больно, неприятно и страшно. Марк, будто змей-искуситель, обвился вокруг нее, усыпил бдительность, а потом подло предал. Впрочем, все то хорошее, что она нашла в нем, Элла придумала сама. Не стоило доверять минутным порывам, не нужно было делать неверные заключения только потому, то Марк спас ее там, в реке. Теперь она знала, зачем: для того, чтобы получить выкуп, она была нужна ему живой. Поэтому он и купил для нее лекарства, поэтому требовал, чтобы она ела. А в конце со злорадной улыбкой оставил свой неизгладимый отпечаток: он не мог отпустить ее обратно, не закончив начатое тринадцать лет назад.

Это хорошо, что он за решеткой, думала Элла, закутавшись в белый махровый халат, когда спускалась по лестнице вниз. Между ног слегка побаливало, как напоминание о том, что мерзавец сделал все, что хотел. Но проиграл.

Люда, заметив Эллу, попрощалась с врачом, бросила критический взгляд на ее спутанные мокрые волосы и попросила следовать за ней в кабинет.

— Пройдемте в ваш кабинет, — сказала она.

Элла вспомнила, что у нее не было никакого кабинета. Но догадалась, что теперь она должна называть так комнату, где Лиза Гончарова вела свои дела.

Высокое окно вдоль одной из стен щедро пропускало солнечный свет. Элла увидела письменный стол из красного дерева, но не сразу осознала, что должна занять место в кожаном кресле и притвориться, что здесь она — там, где должна быть. На нее смотрел огромный экран тонкого дисплея, Элла нашла в нем свое отражение: темные круги под глазами, усталость. Вот, что сотворил с ней Марк.

— Кто убирает в доме? — неожиданно спросила Элла.

— У вашей матери была домработница. Сейчас сюда через день приходит женщина — Оля. Я еще не наняла никого постоянного.

— Сделайте это побыстрее и распорядитесь убрать в бывшей комнате Марка. Выкинуть все. — Это могло подождать, но Элла хотела бы поскорее избавиться от всего, что напоминало бы о нем.

— Вы настроены решительно, — заметила Люда.

— Он за решеткой?

— Да, можете быть спокойны: он больше и близко не подберется к вам. А теперь расскажите мне, как ему удалось вас похитить? Не упустите ни одной детали. Это очень важно.

Элле казалось, что она на допросе. Люда не разрешала ей замолчать, пока она не рассказала все, что происходило за эту неделю, умолчав лишь о событиях прошлого вечера. Это было слишком личное. Свой позор Элла собиралась нести до конца жизни.

— Марк болен, вы знали?

— Я больше не хочу о нем слышать, — Элла устало опустила глаза.

— Вам придется услышать и не раз. Через четверть часа я отвезу вас в полицейский участок, Элла, — строго сказала женщина, — вы держались молодцом. Могу представить, каково это находиться в лапах у извращенца и не иметь возможность себе помочь. Марк ответит за все. Поверьте.

После этого, поджав губы, Люда протянула ей лист бумаги. Кажется, она достала его из своего кожаного портфеля. Элла этого не заметила.

— Выучите наизусть, пока будете одеваться, — велела та.

Элла быстро пробежала глазами текст, побледнела:

— Я не говорила о том, что Марк меня изнасиловал.

— Я все понимаю, Элла, — Люда попыталась успокаивающе улыбнуться, — это тяжелое испытание. Ваша мать прошла через это. Все мы одинаково обожглись из-за Марка.

— Я буду говорить только то, что считаю нужным, — она встала из-за стола.

— Хотите убедить меня, будто он к вам и пальцем не прикоснулся? — сердито вскричала Люда, утратив на секунду свою обычную уравновешенность.

Элла не нашла, что на это возразить.

— В участке вас непременно запугают. Ведите себя естественно, покажите синяки на ногах…

— Я ударилась об диван, когда баррикадировала входную дверь, — напомнила Элла, догадавшись, что врач-женщина, осматривающая ее, уже успела предоставить полный отчет. Благо, она не потребовала раздвигать ноги. Элла не вынесла бы этого.

— Одна из ваших теток сообщила журналистам, что вы звонили ей и были запуганы. Как только все это закончится, больше не нужно будет бояться, — Люда упорно гнула свою линию. — Мы найдем всех, кто хоть как-то помогал Марку в его грязных махинациях. Марина будет первая, кто предстанет перед судом. Вы слышали еще какие-нибудь имена, когда он при вас разговаривал по телефону?

— Нет, он был крайне осторожен. — Элла собралась уходить.

Люда встала, провожая Эллу взглядом. Напоследок она пообещала:

— Поверьте, Элла, каждый ответит по заслугам. Или вы хотите пожалеть негодяя?

В голове все перемешалось. Элла знала лишь одно: Марк — низкий и подлый человек, который причинил очень много вреда окружающим. Но она ни за что на свете не заставит себя произнести то, что требовала от нее Люда. Есть сотни других способов расквитаться с негодяем.

Через два часа, выйдя из полицейского участка, совершенно вымотанная, Элла предстала перед репортерами, поджидавшими ее, и на всю страну объявила:

— Марк Гончаров похитил меня, угрожал и требовал выкуп. Он заслуживает того, чтобы остаток дней провести за решеткой. Ему больше не добраться ни до меня, ни до компании «Медиаком». Я лично прослежу, чтобы тюрьма стала его постоянным домом.

Люда выругала ее за щепетильность, когда они вернулись обратно.

— Прекратите! — жестко крикнула Элла. — Вы забываете, кто из нас двоих босс.

— Вы были растеряны и, разумеется, я вам подсказываю, что делать.

— И что говорить! Кроме того, вы намеренно выбрали мне это короткое платье, чтобы весь мир увидел синяки на моих ногах и не имел никаких сомнений в том, откуда они. Марк в тюрьме и ему оттуда не выбраться.

Люда выглядела обескураженно. Она не подозревала, что новый босс включит характер. Это ее слегка сбило с толку, но она делала свою работу слишком хорошо, чтобы вот так просто отступить:

— Догадываетесь ли вы, насколько велико влияние Гончарова? Он может и быть в тюрьме, но его пешки продолжают работу. Пока вы были в участке, наши люди прижали к стенке эту секретаршу, Марину. И знаете что? Она устроила грандиозную истерику, пытаясь убедить всех, будто Марк держал ее под прицелом, заставил увезти вас из дома, взломал кредитные карты, угрожал и много чего другого. И хуже всего — она искренна. Кто еще в его руках, готовый выполнить очередное поручение? Он, безусловно, красивый мужчина и слишком умный, чтобы не понимать степень угрожаемой ему опасности. Фирма, которая ставит нам подножку за подножкой, по-прежнему исчезает как в Бермудском треугольнике. Но появится снова. Марк ловко манипулирует людьми. Так что, Элла, — Люда сцепила пальцы перед собой, — ответьте себе: почему вы не сказали того, что от вас требовалось?

— Потому что мне нечего сказать! Я уничтожу Марка и этого достаточно.

— Не будьте глупы.

— Почему вы так уверены, что я глупа? В моих руках компания, которой я собираюсь управлять. У меня есть деньги, в конце концов.

Люда не была уверена, что понимает все правильно. «Подкидыш» выпустил коготки, и ей это не понравилось.

— Не стоит показываться на людях, пока вокруг кипят страсти, — посоветовала она спокойнее. — Тем более врач советовал вам покой…

— К черту вашего врача!

— Вы меня пугаете.

— Не стоит. — Элла указала в сторону двери. — Ваш рабочий день на сегодня окончен. Увидимся завтра в компании.

Ее трясло, когда она поднималась по лестнице на второй этаж. Из дальнего угла молодая женщина в униформе вытаскивала поломанный шкаф, который стоял в бывшей комнате Марка. Значит, ее распоряжение выполнили в самые кратчайшие сроки. Неожиданно вспомнились слова угрюмого полицейского, который допрашивал ее:

— Я бы на вашем месте думал о том, как паршиво все обернулось для вашей матери, и поберег себя. Вам повезло.

— Это был не несчастный случай, да? — догадалась Элла.

Было общеизвестно, что «Королева компьютеров» погибла во время авиакатастрофы на своем частном самолете.

Офицер не собирался подтверждать ее догадку. Элла была растерянна еще больше, потому как подобные потрясения были в новинку в ее размеренной спокойной жизни. Похоже, там, где замешаны большие деньги, покоя не жди.

Засыпая, Элла думала о том, был ли способен Марк убить женщину, которую любил.

 

10

Элле удалось попасть в здание «Медиаком» почти без помех, если не считать парочки журналистов, карауливших возле кафе с вывеской «Ти-Тайм», с крыши которого в нее стрелял Марк. Личный водитель привез ее на «Лимузине», а Люда каждые десять минут слала сообщения на мобильный, вдруг превратившись в одну из ее заботливых тетушек. Они теперь по очереди писали ей: «Элла, будь осторожна», «Элла, не высовывайся из дома», «Элла, береги себя». Тетушкам, чтобы их не беспокоить, Элла просто не отвечала, а Люде написала коротко: «Я большая девочка».

Первого, кого она увидела, был Александр Симоненко — тот самый добродушный мужчина, который был с ней любезен в прошлый раз. Он будто ждал ее и, встретив в огромном вестибюле, провел к лифту.

— Вы хорошо выглядите, — любезно сказал он.

Из нового гардероба, который был подготовлен для нее по приезду в столицу, сегодня Элла выбрала брюки терракотового цвета, белую блузку без рукавов и туфли-лодочки. Предполагалось, что она позволит девчонке-стилисту, которая с утра маячила в коридоре, «прихорошить» ее. Элла разрешила выровнять себе волосы и после долгих убеждений согласилась на тушь для ресниц и бледно-персиковую помаду.

— Вы — красавица! — улыбнулась девочка и протянула ей из шкатулки серьги с крупными бриллиантами. — Чтобы никто не сомневался в том, что вы на своем месте.

Девчонке было едва за двадцать, она была тоненькая, но с большой грудью, а ее выкрашенные в белый цвет волосы были пострижены «под мальчика». По отношению к Элле она выказывала искреннее дружелюбие.

— Вы Юля, правильно? — Когда девчонка кивнула, Элла спросила: — Вы работали на Елизавету Васильевну?

— Нет. Меня наняли специально для вас.

С прошедшего дня у Эллы появилось еще больше вопросов, на которые она жаждала получить ответы. Но никто ей не собирался в этом помогать.

— Вы чудом уцелели, — добавила Юля. — Я слышала, что ваш сводный брат — козел.

Сегодня Александр Симоненко был не столь разговорчив, как в прошлый раз. У Эллы закралось странное чувство, будто вокруг всем известно то, чего не знает она.

За столом в ее приемной сидела новая симпатичная женщина. Она вежливо представилась, пожелала Элле доброго утра и предложила сварить кофе.

— Я бы хотела увидеть Михаила, — вместо этого попросила Элла. — Проведите меня, пожалуйста, к нему.

Офис вице-президента находился напротив по коридору. Элла не обратила внимания на очередного верзилу в темном костюме, который делал вид, что изучает шпаклевку на стенах, но поглядывал на нее, полагая, что это незаметно.

Другая женщина, гораздо старше, сообщила по внутренней линии о ее приходе. Элла старалась быть вежливой и не замечать, как все вокруг на нее смотрят. Безусловно, пытаются определить степень ничтожности и понять, как долго она продержится на кресле бывшей «Королевы».

Миша сидел за своим столом и, видимо, читал газету, потому что поспешил убрать ее в сторону и разложил перед собой стопку бумаг. На нем был строгий деловой костюм и темно-серый галстук в полоску, очки в тонкой оправе на носу делали его старше. Но Элла вроде слышала, что они с Марком были одногодками и друзьями. При этом абсолютно разные. Элла попыталась представить Марка за столом вице-президента в строгом костюме, но немедленно остановила себя.

— Доброе утро, — Миша встал, чтобы отодвинуть для Эллы кресло напротив. — Я был уверен, что вы несколько дней не захотите никого видеть.

— Значит, вы меня плохо знаете. Я не собираюсь сидеть в стороне. И вы мне поможете разобраться в том, чего я не понимаю.

Неожиданный поворот событий! Миша не собирался водить дружбу с новым президентом, какой бы хорошенькой она не выглядела сегодня. Он откровенно растерялся, а она тем временем кивнула на газету и с легкой улыбкой спросила:

— Обо мне написали что-то хорошее?

— Я лично держал руку на пульте, защищая ваше доброе имя. Хотите посмотреть?

Он протянул ей утреннюю газету. Элла увидела свое собственное безобразно удрученное лицо и огромный заголовок на первой полосе: «Спасение новой «Королевы компьютеров» ценой десяти миллионов».

Ее тонкие брови нахмурились:

— Разве Марк смог забрать выкуп?

— Не успел. Наши люди засекли его как раз возле «Ти-Тайм».

— Тогда почему здесь написано по-другому? — искренне недоумевала Элла.

— Какая разница? Ему все равно эти деньги уже не пригодятся, а для газеты огромный рейтинг.

— Вы ведь с ним дружили, не так ли?

— Верно, — нажав на кнопку внутренней связи, Миша попросил секретаршу не беспокоить его ближайшие четверть часа. Он из кожи вон лез, пытаясь казаться вежливым, а ей казалось, что он просто тянет время. Еще ни один человек из «Медиаком» не захотел открыто говорить о Марке.

Элла решила, что будет лучше снять напряжение, немного отклонившись от темы:

— А где вы работали до того, как стать вице-президентом компании?

— Здесь, маркетологом.

— Успешный карьерный рост.

— Ничего успешного. Два года назад мне удалось найти одну золотую жилу: изобрел способ, как избежать коррозии внутри матричной платы. Когда пост освободился, Елизавета Васильевна предложила его мне. К тому времени я принес компании ни один миллион, — сказано не без тщеславия.

Элла отвела взгляд в сторону, заметив, что Миша не сводит с нее глаз.

— Я, кстати, так и не поблагодарила вас за то, что вырвали меня из лап Марка.

— О, это не я! Я всего лишь приехал увезти вас обратно. Всей операцией полностью руководила Люда Терещенко. Ей каким-то чудом удалось сдержать полицию и позволить мне первым добраться до вас.

— Вы что-то искали в том доме? Нашли? — вспомнила Элла.

— Кроме одежды и предметов личной гигиены Марка, ничего.

— А что искали?

Миша приглушенно рассмеялся:

— Черт! А вы, босс, казались неразговорчивой в день нашей первой встречи. Вы уже слышали о главном правиле компании? Нет? Хорошо, тогда почему бы мне не заехать за вами завтра часам к шести?

— Завтра выходной.

— Я предлагаю вам поужинать.

Эллу смутило это предложение. Улыбка у вице-президента «Медиаком» была такой располагающей и искренней, что у нее язык не повернулся ему отказать. К тому же, она узнала от него далеко не все, что хотела, и решила, что располагающая атмосфера вдали от компании будет только способствовать откровениям.

Люда встретила ее в коридоре и с видом кардинала Ришелье устроила допрос с пристрастием. То ли Элла выросла за последнюю неделю, то ли набралась силы воли, но она не позволила себя запугать:

— Расскажите мне о ваших обязанностях в компании.

— В первую очередь, я слежу за порядком, — Люда едва скрыла возмущение.

— С сегодняшнего дня у вас новая миссия: позволить мне почувствовать, что я здесь главная. Через час я даю совещание. А еще через три — пришлите ко мне юриста.

— Вы не можете никак повлиять на завещание Елизаветы Васильевны, — во второй раз повторил приземистый пожилой мужчина, который то и дело гладил свои пушистые серебристые усы.

— А я вам повторяю: в таком случае я хочу составить свое собственное, — настойчиво твердила Элла.

Юрий Александрович, юрист, который пожаловал к ней, что-то ворчал себе под нос. Элла откровенно устала от того, что в «Медиаком» ее не воспринимают всерьез и видят лишь дурацкий сорняк, который нужно сорвать, чтобы не портить остальной эстетический вид картины. Ее первое появление в компании оставило свой неизгладимый след. От запуганной неразговорчивой мышки никто не ожидал голоса. А она допытывалась до каждой детали, пыталась выяснить, как компании Марка удается оставлять их с носом и была возмущена, узнав, что буквально вчера он умудрился выдрать у них очередной контракт.

— Он в тюрьме. Как это возможно?

— У Марка длинные руки, — объяснил толстяк, которого Элла запомнила с первого раза. Его звали Андрей Макарович, и именно он отвечал за международное сотрудничество. — Это означает, что он двигает своими марионетками, даже находясь за решеткой. Поэтому никто из нас не может быть в безопасности до тех пор, пока мы не накроем его подпольный бизнес.

— Так сделайте это! — искренне возмутилась Элла. Не хватало, чтобы очередная из таких «марионеток» снова подобралась к ней!

— Скажите нам: как?

— Проверьте каждого в компании. В первую очередь тех, с кем он был в близких отношениях.

— Непростая задача, Элла Сергеевна, — подал голос Миша, играя с ручкой «Паркер». — Марк был в приятельских отношениях с каждым в «Медиаком»…

Она тщательно искала выход, попросила пять раз перечитать завещание, искала зацепку и до сих пор не могла взять в толк: Марку не имело смысла убивать ее, иначе компания переходила в руки Миши, вице-президента, поскольку иных близких родственников у Лизы Гончаровой не было. Наверное, Марк был не в курсе.

— Я хочу написать свое завещание, — объяснила Элла, что ей нужно от юриста, — на случай собственной внезапной кончины. Всякое бывает.

— Советовал бы вам хорошенько все обдумать.

— Я обдумала, — ничего она не обдумала, но какая разница, если ее единственная мечта наконец подловить негодяя с поличным, — моим наследником будет Марк Гончаров.

— Тот самый?

— Да, тот самый, который негодяй и преступник. И поскольку у него повсюду лазейки и уши, он непременно узнает об этом и начнет действовать. Только в этот раз я буду готова к сюрпризам.

Позже к ней заглянул Александр Симоненко. Элла уже почти выдохлась к этому моменту. Полдня пролетели в бешеном темпе. Она успела оценить повреждения, нанесенные пожаром в женском туалете; ремонтная бригада заканчивала работу. Грозного вида верзилы торчали повсюду, как и в прошлый раз. Что-то обдумав, Элла позвала к себе Люду и велела, кроме всего прочего, проверить каждого из этих так называемых «секьюрити», поскольку считала их ненадежными.

— Может, вы расскажете мне, что здесь творится? — попросила Элла, облокачиваясь на спинку кресла. Она все еще чувствовала себя в этом мире чужой, не знала, для чего борется, но интуитивно сопротивлялась обстоятельствам. Она будет тем человеком, который повесит на Марка Гончарова все до одного совершенные им преступления. — Хотите кофе, чай?

Она осеклась, понимая, что где-то это уже слышала.

Мужчина присел, отказался от предложения и потер переносицу. Очевидно, в нем происходила внутренняя борьба. Он решал, стоил ли выкладывать незнакомке страшные скелеты «Королевства».

— Вас не так просто спугнуть, Элла Сергеевна, — заговорил он наконец. — У вас, кстати, очень редкое имя. Его выбрала Елизавета Васильевна?

Куда там! Лиза Гончарова лишила ее даже этого.

— Моя приемная мать назвала меня в честь героини «Волшебника из страны Оз», — коротко объяснила Элла и, чувствуя, что грустит, поспешно добавила: — Долгая история.

— На вашем месте предполагалось быть Марку. Так до сих пор думают некоторые. В «Медиаком» очень уважали и любили его отца, мать и его самого. Он вырос здесь. Избалованный, капризный мальчишка, который появился здесь, впервые будучи еще таким, — мужчина показал на уровень с поверхностью стола, — запульнул камнем в стекло в кабинете своего отца и потребовал, чтобы каждый называл его «Президент Марк».

— В вашем голосе не слышно недовольства, — подметила Элла, вспоминая свое собственное первое впечатление о Марке.

— Естественно. Я его обожал.

— И поэтому вы помогаете ему сейчас, — догадалась Элла.

Александр весело рассмеялся. Элла на секунду залюбовалась лучинками смеха в его глазах и снова поймала себя на мысли, что он очень напоминает ее отца. Такой незамысловатый мужчина преклонного возраста, одетый в недорогую фланелевую шведку, светлые брюки и летние туфли.

— При всей моей симпатии к Марку Федоровичу у меня не хватит ума и выдержки на подобные проделки.

— Но вам что-то известно. Тогда, в первый раз, вы предупреждали меня, советовали быть осмотрительной.

— Не только Марк Федорович, но и Елизавета Васильевна нажила себе много врагов. Они были отличной семьей.

— Вы не верите в виновность Марка, верно?

Александр засобирался уходить, извинился и напомнил, что у него вагон невыполненной работы. Элла не хотела его отпускать, попросила рассказать, что он на самом деле думает.

— Мне кажется, вы не дадите себя запугать, — сказал он вместо этого.

Неправда. Элла ощущала себя запуганной и загнанной в угол. Она не знала об этом мире ровно ничего, никому не доверяла и действовала спонтанно.

— Расскажите мне тогда, как делаются компьютеры.

Мужчина рассмеялся.

 

11

Еще несколько газет успело разместить фотографии Эллы и сделать парочку рейтинговых заголовков. Элла попросила свою секретаршу, Алину, купить для нее всю прессу. А в одном журнале написали исключительно о Марке, правда никаких снимков из тюрьмы — только его старое фото, где он на какой-то вечеринке в идеально сидевшем на нем черном смокинге держит в руке бокал. Красивый успешный мужчина на фото как намеренный контраст жестокому заголовку: «Из князей в грязи. Или как закончилась блестящая карьера Марка Гончарова». Элла не захотела читать следующую за этим на два разворота статью. Она и так догадалась, о чем она.

Бывшая комната Марка к утру была совершенно пустая и кристально чистая. Как будто никакого акта вандализма здесь никогда и не было.

Не спеша ложиться спать вечером, Элла поговорила по телефону с тетушками и обошла весь дом, на этот раз позволив себе открыть дверь спальни Лизы. Дорогая мебель, двуспальная кровать, завешенная балдахином, идеальный порядок, несмотря на то что здесь уже две недели никто не живет. Именно здесь Марк и изнасиловал Лизу, вспомнила Элла, повалил ее на кровать и предался своим животным инстинктам. Но Лиза все равно после случившегося продолжала жить в этой комнате и спать на этой самой кровати.

Хотела бы Элла сказать, что Марк поступил с ней столь же жестоко, но не могла лицемерить самой себе. И только поджала губы, вспомнив, какую страсть он разжег в ней. Глаза резали от титанических усилий не разрыдаться от мысли, что ее слабовольный характер редкостной размазни позволил Марку проникнуть к ней слишком близко. Элла до сих пор не понимала, почему после длительного противостояния сдалась. Наверное, все дело в Марке: он — тот самый мужчина, который способен проникнуть в женское естество, разбудить порочные инстинкты. Даже Лиза с ее стальным характером не устояла.

Люда разбудила ее рано утром сообщением: «Прошло два дня, а Гончаров до сих пор не хочет говорить правду. По возможности не выходите из дома». Из компании никто не позвонил. Вчера Элла потребовала, чтобы ей звонили, как только будут новости. Значит, поиски стоят на прежнем месте.

Позавтракав, она провела несколько часов в кабинете Лизы, который даже в собственных мыслях не могла назвать своим. Включила компьютер, не нашла ни одного файла, выключила. Выдвинула и задвинула ящики стола, провела ладонью по полке с книгами, подошла к окну. Повсюду кристальная чистота, как будто кто-то очень долго и тщательно искал здесь что-то, а потом старательно прибрался. Интересно, почему бывшая домработница уволена? Оля, которая по требованию Эллы, теперь поселилась в доме в отдельной комнате на первом этаже, никогда не встречалась с бывшими владельцами дома и говорила с заметным западным акцентом. Женщина утверждала, что только-только перебралась в столицу.

Новое сообщение. Снова от Люды.

«Марк только что заявил, что выдаст все свои секреты, если вы придете его навестить. Это полное безумие. Он блефует. Я передала ему ваш отказ».

«Я согласна».

Люда позвонила:

— Он играет с нами в игры! — тут же воскликнула она с жаром. — Вы поверили, что он сдуется? Это жалкий розыгрыш.

— Стоит попробовать. К тому же, под присмотром вооруженных ребят вряд ли Марк взбрыкнет.

— Я отвезу вас.

— Через полчаса.

Уже подъезжая к участку, Элла ощутимо занервничала. Сможет ли она снова увидеть Марка? О чем он хочет с ней поговорить? Напомнить, как повеселился, используя ее ради денежек? Она едва сдерживала себя, чтобы не выпрыгнуть прямо на ходу и не ворваться внутрь с тем, чтобы растоптать его наглую физиономию!

Пришлось сдержать свои порывы разделаться с негодяем сию же секунду и вести себя в соответствии с положением, улыбнуться очередному репортеру с камерой, который караулил в кустах неподалеку, и спокойным шагом пройти следом за старшим офицером.

Офицер остался стоять под дверью, Люда крутилась рядом, сосредоточенно разглядывая свой мобильный телефон.

Элла не ожидала, что, увидев Марка, заросшего щетиной, в наручниках и той самой одежде, в которой он был в последний вечер в доме у реки, испытает нечто вроде сочувствия. Нет, разумеется, никакой жалости! Да, и разве не видно какой он гордый и бесстрашный, несмотря на то что оказался в наручниках? Она собиралась ясно дать понять: он исчерпал ее запас наивности. И все равно было трудно оказаться с ним рядом и смущаться, гадая, помнит ли он, как она утонула в его объятиях, как молилась, сама не осознавая, то ли о том, чтобы он прекратил, а то ли для того, чтобы не останавливался.

Он не сводил с нее взгляда, едва она появилась в дверном проеме. В легких брюках шоколадного цвета и блузке с кружевным воротом. Волосы красиво убраны на одну сторону блестящей заколкой, глаза сверкают. Марк даже не пытался прочитать, что в них написано: он не мог этого вынести. Осуждение. Ненависть. Еще бы! Лишил ее девственности, обманул! Он гадкое чудовище. В точности как неоднократно утверждала Элла.

— Что тебе надо? — спросила Элла первая, нарушив молчание. Неловкость съедала ее, но еще хуже было это отвратительное чувство радости, возникшее при встрече с ним.

— Для протокола: я собирался вернуться, — начал он.

— С десятью миллионами в придачу. Жаль, что не получилось. Ты гадкий червь.

— Но ты мне дала.

— Подумаешь! И еще двум парням буквально вчера. Хочешь знать: ты полный лузер.

Ладно! С прелюдией покончено. Марк засунул гордость куда подальше и бросил на Эллу встревоженный взгляд:

— Тебе нужно убираться из города как можно скорее.

— С чего бы это? — Элла фыркнула, повторив его коронную усмешку. — Главный злодей за решеткой. Жизнь прекрасна.

— Я не могу рассказать тебе всего, но прошу, Элла: сделай, как я говорю, — он выглядел обеспокоенно.

— А как же секреты, которые ты обещал раскрыть? Очередная подстава? — она зло ощетинилась, и Марк не смел винить ее в этом.

— Хорошо, — он вздохнул. — Помнишь Марину?

— Твою сумасшедшую подружку?

— Ее вчера вечером убили, потому что она не захотела раскрывать моих секретов. Ты слышишь меня?

— Откуда ты знаешь? Ты в тюрьме.

— Элла, везде есть уши. Здесь тоже. Послушай меня, наконец!

Его выдержка таяла. Марк знал, какой он сукин сын, мерзавец и тому подобное, но не мог позволить, чтобы из-за него погибали невинные люди. Элла не поверит ему, даже если он скажет, что небо голубое, а трава зеленая. Он еще раз вздохнул.

— Когда выйдешь отсюда, скажи, что я раскрыл место, где найти мою фирму. Все необходимые файлы и документация в подвале дома, в котором мы были.

— Там не было подвала.

— Был. Пускай поищут. Когда все уедут, садись на ближайший поезд и немедленно уезжай. Но не домой.

— Какой диагноз поставил психиатр? — Элла и не подумала воспринимать очередную провокацию со стороны этого отъявленного негодяя всерьез.

— С шутками давно покончено.

— Смею предположить, что именно ты и приказал своим пешкам устранить Марину. А теперь снова затеял что-то подлое. В своем духе. Но не сомневайся, — задрав подбородок, Элла опустила ладони на стол и четко выговорила каждое слово, — я прослежу, чтобы ты сгнил здесь.

Он плотнее сжал губы и жестко сказал:

— Лизу убили.

На секунду замешкавшись, Элла взяла себя в руки и выплюнула ему в лицо очередное обвинение:

— И это сделал ты.

— Бога ради, Элла! Я считал ее своей матерью.

— Но это не помешало тебе… надругаться над ней, — по телу прошел неприятный озноб. Она не могла представить Марка и Лизу Гончарову вместе.

— Все, о чем я сожалею и готов попросить прощение, это то, что лишил тебя девственности, Элла. Этим человеком должен был быть кто-то другой, достойный. Если бы я знал об этом, не позволил бы ситуации выйти из-под контроля.

Ей не хотелось снова переживать тот вечер. Марк готов просить прощения? Элла не верила ни одному его слову.

— Ты подлый убийца и похититель людей. Нам не о чем больше говорить.

Он окликнул ее, но Элла не остановилась, офицер увел Марка, а она не обернулась, чтобы снова слышать слова о том, как ему жаль. Подлый лицемер!

— Марк раскололся? — Люда затаила дыхание.

Элла грустно поджала губы:

— Вы плохо искали в том доме, где он держал меня, — она рассказала о подвале и о том, что следует немедленно выезжать. Она категорически настаивала ехать на поиски вместе со службой охраны. Люда пообещала, что предоставит ей полный отчет и намекнула на то, что вполне возможно, что Гончаров подложил там бомбу и специально заманивает их в ловушку.

— Я должна быть уверена, что вы в безопасности, — несколько раз повторила Люда, связываясь по мобильному с нужными людьми.

Марк тоже хотел, чтобы она была в безопасности… Элла заставила себя выкинуть Марка из головы, при этом ее не покидала одна единственная мысль: ее биологическую мать убили.

Миша опоздал на десять минут.

Элла уже была в курсе очередной ложной утки, которую подкинул им Марк. В домике не оказалось ни подвала, ни тем более бомб.

— Замечательно выглядите, Элла Сергеевна, — пробормотал Миша, не придав особого значения тому, что говорил. Он должен быть вежливым, несмотря на некоторую рассеянность: очки криво сидят на переносице, темно-коричневый галстук плохо гармонирует с остальным ансамблем. Элла догадалась, что он переодевался наспех, едва вернулся из злополучного домика у реки.

Она сама несколько последних часов провела на нервах, не выпускала из рук телефон и с трудом заставила себя вынуть из шкафа платье темно-зеленого цвета длиной до колена с черной отделкой по вороту и низу рукавов, на котором висел ценник, приведший Эллу в ужас. Столько не стоил весь ее привычный гардероб вместе взятый. Тем не менее, платье ей удивительно подошло, оттенило рыжий цвет волос, хотя и подчеркнуло чрезмерную худобу. Черные туфли на высоком каблуке и маленькая сумочка сделали Эллу не похожей на саму себя. Элла догадывалась, что любое ее появление на публике, непременно привлечет внимание. Только поэтому она вытащила из шкатулки с драгоценностями тяжелые серьги с бриллиантами и, подправив волосы, набрала в грудь побольше воздуха. Она больше не поджимает хвост. Пускай все видят: наследница Елизаветы Гончаровой никого не боится и, если потребуется, встретится со своим врагом лицом к лицу.

— Вы не отказались от моего приглашения, — добавил тем временем Миша, помогая ей занять пассажирское место в машине. Трудно было понять, рад он этому или нет.

— А должна была?

— Подручные Марка до сих крутятся где-то на виду. В случае чего, вы можете рассчитывать на мою защиту.

— Я не знаю вас так хорошо, чтобы довериться, — с ударением сказала Элла. — Где гарантии, что вы не один из них?

— Я не помогаю Марку, если вы об этом, — заверил он ее располагающим тоном.

Элла хотела спросить о Марине, но промолчала. Предполагалось, что она ничего не знает. Если Марк в очередной раз не провел ее, об этом ей непременно бы сообщили.

С дружелюбной улыбкой Миша повернул к ней лицо.

— Давайте договоримся не портить сегодняшний вечер подозрениями.

— Тогда мне придется забыть, что в жилах стынет кровь от всего этого безумия вокруг. Как вы выживаете в таких условиях?

Еще одна улыбка.

— Закален школой Елизаветы Васильевны. Она никому не давала спуску, — с этими словами он завел мотор и автомобиль медленно заскользил по дороге.

В сумочке завибрировал телефон. Элла увидела сообщение с неизвестным номером:

«Почему ты не уехала, как я просил?»

Ей стало нехорошо.

— Что-то случилось? — Миша кивнул в сторону телефона, который она непроизвольно сжала в руках, собираясь раздавить.

— Проверьте, пожалуйста, один номер. — Элла продиктовала цифры, Миша кому-то позвонил, не отрывая одной руки от руля и пообещал, что ей нечего бояться. — У Марка может быть в тюрьме телефон? — звучало крайне нелепо, но Элла уже устала переживать по поводу Марка, который, казалось, был повсюду. Похлеще, чем сам Господь Бог.

— Разумеется, нет. Что он вам написал?

— Хотел, чтобы я уехала, а я не послушалась, — призналась она бесстрастно.

— Если вы уедете, кто будет управлять компанией? — с улыбкой спросил Миша.

— Хорошая шутка. Желающие найдутся.

Они ужинали в модном столичном ресторане «Брейли» недалеко от Крещатика. Как Элла и предполагала, ее не обделили вниманием репортеры, успев сделать несколько фото, пока они с Мишей не скрылись в здании. Он провел ее к угловому столику, был нескончаемо вежлив, так что приходилось признать, что после общения с Марком как раз этого ей и не хватало. Никто не пытался ее надуть, запугать или… поцеловать.

Вокруг царила приятная атмосфера. Свет из огромных антикварных люстр мягкими бликами освещал золотую отделку стен, причудливо играл в столовых приборах. Приятная музыка уволакивала, хотя Элла то и дело выскальзывала из непринужденного разговора, который велся за столом. Они заказали бутылку элитного сухого вина, Миша был настолько джентльменом, что позволил Элле выбрать блюда из огромного ассортимента меню на свой вкус. А поскольку Элла особо не заморачивалась по этому поводу и никак не могла сосредоточиться, то выбирала наобум.

«— Не для протокола: я собирался вернуться», — вспомнила Элла.

Ей, конечно же, не стоило придавать такого огромного значения очередной липе, сочиненной Марком, но что-то не давало ей покоя. Делая вид, что тщательно разлаживает салфетку на коленях, она поинтересовалась:

— В доме, где меня держал Марк, вы ничего не нашли?

— Все, что было при первом обыске. Личные вещи, одежда.

— А кофеварка? — как будто это имело значение! Но Элла не забыла, как Марк злился, обвиняя ее в том, что она лишила его единственной радости в жизни. Он забрал пистолет, должен был забрать и кофеварку.

— На месте. Я же говорю: все вещи на местах. А что? — Миша не понимал, к чему она ведет. — Он собирался впопыхах, рассчитывал умыкнуть с денежками и преспокойно вернуться в свою берлогу.

— Разумеется, — Элла выдавила улыбку. — Это не имеет значения.

— Знаете, босс? — неожиданно сменил он тему. — Предлагаю забыть о делах компании, о Марке и немного расслабиться.

Было бы отлично, если бы Элла так просто могла выкинуть все это из головы. Марк, как проклятый червь, плотно засел в ее сознании и мешал дышать полной грудью. Вот-вот он обязательно напишет что-то еще. Элла не сомневалась, что он так легко не спустит ее с крючка. Еще бы! Должно быть, уже пронюхал, что стал первым в числе наследников после ее смерти.

— А я мечтала поговорить о компьютерах! — усмехнулась она грустно.

— Обещаю в понедельник лично заняться вашим самообразованием.

— Ловлю на слове.

Она загрустила. Миша предложил тост, при этом его красивые зеленые глаза искрились неподдельным участием. Именно такого мужчину она ждала всю свою жизнь — преданного, заботливого, внимательного… Почему Марк перечеркнул все ее надежды?

— За нового босса! — предложил он и пригубил из бокала пару глотков.

Элла вымученно улыбнулась и последовала его примеру.

— О том, что мы ужинаем вместе, напишут в газетах, верно?

— Это отличный способ заставить публику принять вас всерьез, Элла Сергеевна.

— Элла.

— Сегодня пусть будет так, — он подмигнул ей и, опуская формальности, предложил попробовать суп из устриц. — У меня есть своя личная яхта. Не хотите завтра покататься?

Элла не сразу нашла, что ответить.

— С радостью, если не возникнут новые проблемы.

— Честно скажу: я устал от вечной тени Марка Гончарова у себя за спиной, — он отбросил в сторону ложку, вытер губы кончиком салфетки и снял очки. Наверное, чтобы лучше видеть ее. Элла не понимала, близорукость у него или дальнозоркость.

— Почему его до сих пор держат в следственном изоляторе? — спросила она, поддавшись порыву. Она тоже от этого устала.

— Потому что он платит больше, чем мы!

Хорошее настроение как рукой сняло. Миша попросил прощения и удалился в уборную. Элла взяла телефон и машинально написала на тот самый неизвестный номер:

«Гори в аду, ублюдок!»

Ответ пришел через минуту:

«Я и так там. Не хочу, чтобы ты последовала за мной».

Мысленно выругавшись, Элла спрятала телефон в сумочку, смыла неприятный осадок во рту глотком вина и сделала глубокий вдох. Она стала чокнутым параноиком. Пришло еще одно сообщение, теперь уже на ее старый мобильный:

«Спроси его о «Радио-Биз». Я не шучу, рыжая. Все серьезней, чем ты думаешь».

— Ненавижу, — прошептала Элла себе под нос и убрала сумочку в сторону.

Она не смогла ответить улыбкой Мише, когда он вернулся. И, конечно же, не собиралась его ни о чем спрашивать. Марк знал даже о том, где она и с кем… Где ей скрыться? Он видит ее, где бы она ни пряталась. Чушь какая-то.

— Как насчет десерта? — Миша опустился на свое прежнее место. Вряд ли он догадывался, какие черти в этот самый момент раздирают его спутницу.

— Вы не хотите рассказать что-нибудь о себе? — вместо этого начала Элла, ощущая, как червь, запущенный Марком, съедает ее изнутри.

— Мне тридцать, — он пожал плечами. Значит, они с Марком действительно почти одногодки. — Отличник учебы, единственный сын в семье, но при этом брат трех неуравновешенных сестриц. Родители в разводе. Уже лет семь вкалываю как сумасшедший на компанию «Медиаком», поэтому до сих пор не женился. Впрочем, мне еще не посчастливилось встретить ту самую. А вы?

— Встретила ли я того самого?

— Что-нибудь о вас — из того, о чем еще не написали в газетах.

— Сейчас подумаю, — газетчики выложили о ней все, разве что не упомянули о скандальном увлечении собственным братом. — Когда никто не слышит, слушаю Майкла Джексона и совершенно не умею танцевать.

— Ужасный грех. Но я мог бы дать вам парочку бесплатных уроков.

— Буду признательна. Кстати, — Элла хотела расслабиться, но зуд подозрений не давал покоя, — кто-то в компании упоминал «Радио-Биз». Меня не посвятили в детали.

Миша был удивлен и рассержен одновременно. Подождав, пока официант унесет тарелки, он поделился неприятными воспоминаниями:

— «Радио-Биз» — главный конкурент «Медиаком» в течении долгих лет. Ничего из ряда вон выходящего: борьба за контракты, интриги. Нам удавалось удерживать лидерство, пока Марк не показал собственной же компании средний палец перед тем, как исчезнуть.

— Что сделал Марк? — Элла абсолютно не понимала, зачем Марку нужно было, чтобы она спросила о «Радио-Биз» — в очередной раз убедиться, что ему нельзя верить, что он подставляет тех, кому он дорог?

— Марк продал им мою разработку — ту, о которой я вам рассказывал. Так как насчет десерта, Элла?

— Я все-таки не понимаю, — снова заговорила она после того, как принесли десерт — на вид весьма аппетитные кусочки тирамису в бокале. — Вы уверены, что именно Марк продал вашу идею?

— Более чем. И довольно опять говорить о делах. — Он настойчиво сменил тему разговора: — Вы знали о том, что сыр «Маскарпоне» изобрели еще в шестнадцатом веке, но итальянцы усердно оберегали свою находку вплоть до середины семнадцатого века?

Элла понятия об этом не имела, но догадалась, что вице-президент «Медиаком» всячески увиливает от интересующего ее предмета: он хмурился, едва слышал имя Марка, был резок в суждениях и безмятежно улыбался в ответ на любые ее попытки заговорить о «делах».

Миша настаивал на том, чтобы оплатить ужин. Элла снова поежилась от яркой вспышки камеры и ошарашенно уставилась на своего спутника, когда он ни с того ни с сего поцеловал ее в щеку у всех на виду.

— Не мог позволить себе ничего больше. Простите, — объяснил он уже в машине. — Никто не должен сомневаться: вы не одна.

— Это было излишне.

— А вам нравится, что люди думают, будто вы сохнете по Марку? — спросил он хмуро.

— Что значит «сохну»?

— Тогда почему вы надели на его голову венок благодетеля, скрыв правду о том, как он поступил с вами?

— Я ничего не скрывала, — Элла смущенно покраснела.

— И для вашего ведома: сообщения вам приходили с номера телефона, местонахождение которого зафиксировано в центральном полицейском участке столицы. При тщательном обыске с пристрастием его так и не обнаружили.

Обыск с пристрастием… Элле это не понравилось.

— Вы могли бы сделать вид, будто вам ничуть не жаль Гончарова.

— Я… мне действительно не жаль.

 

12

— Если вы закроете глаза, то ощутите полную гармонию с природой, — Миша улыбнулся, стоя рядом с Эллой на палубе огромной белоснежной яхты «Анна», которую он назвал в честь матери.

— Или окажусь на «Титанике».

Миша негромко рассмеялся и невзначай коснулся ее руки чуть выше локтя.

За это утро он уже трижды делал нечто подобное, рассказывал подробности своего детства, жаловался на сестер и ни разу не заговорил о делах компании. Сегодня Миша сменил официальную форму одежду на белые шорты и желтую футболку-поло, которая ладно смотрелась на нем. Погода обещала жаркий день. Миша позвонил Элле с самого утра, чтобы посоветовать захватить крем для загара.

Для прогулки Элла выбрала легкий хлопковый сарафан белого цвета, усеянный ромашками, и удобные босоножки. Пытаясь утихомирить свои непослушные локоны, она не добилась успеха и, уже опаздывая, схватила соломенную шляпу с огромными полями, решив, что это беспроигрышный вариант.

О том, где она проводит сегодняшний день, не знала даже Люда. Но Элла подозревала, что это не укрылось от Марка. Впрочем, больше он ей не писал, и она с облегчением вдыхала свежий речной воздух, наслаждаясь приятной компанией.

Миша, сняв очки, перестал походить на серьезного бизнесмена, кормил ее вкусными кексами и персиками. От вина Элла отказалась. Она не очень любила спиртное.

— Терпеть не могу «Титаник» Джеймса Кэмерона, — признался Миша, удобно устроившись рядом, свесив руки через поручень. — Каждая из моих сестер пересматривала его раз по десять в качестве священного ритуала. Девичьи рыдания у нас в квартире были бесконечны.

— Могу представить! Мои тетки проделывали нечто подобное.

— Вы, должно быть, очень любите их.

— Очень. После смерти моих родителей, они переехали ко мне и окружили такой заботой, что уже через неделю я не представляла, как смогу без них, — свои слова она сопровождала грустной улыбкой.

— Почему бы вам не забрать их сюда?

— Вы знаете, что сейчас это невозможно. Когда адвокат нашел меня в Хороле и передал содержание завещания Лизы Гончаровой, я надеялась, что сумею выкрутиться. Проведу в столице пару дней, сниму с себя обременительную ношу и вернусь обратно.

— Вы задержались дольше, чем на пару дней, — справедливо подметил Миша, повернув к Элле лицо и внимательно разглядывая смены ее настроения своими теплыми зелеными глазами.

Она не отвела взгляд:

— Мне объяснили, что это невозможно. Кроме того, на карту сейчас поставлено гораздо больше, чем просто управление огромной компанией. Мою родную мать убили, вы знали об этом?

Миша молча кивнул.

— Я хочу увидеть, как ее убийца понесет наказание.

— Вы оказались крепким орешком, Элла. На вашем месте я бы давно был очень далеко отсюда, — и снова ей советовали убраться подальше. Но он тут же смущенно улыбнулся, откашлялся и признался: — Я рад, что вы остались, как бы эгоистично это не звучало с моей стороны.

— Пытаетесь убедить меня в том, что о таком боссе, как я, вы мечтали всю жизнь? — она весело усмехнулась, но тут же посерьезнела: Миша ласково погладил ее по лицу и медленно склонил к ней голову. Она сглотнула и позволила его губам найти то, что они искали.

Он нежно и даже робко поцеловал ее, погладил спину. Шляпка слетела у Эллы с головы. Они оба спохватились. Миша извинился и вернул ей на голову шляпку.

— Я не имел в виду ничего такого…

Элла пожала плечами, недоумевая, почему прикосновения этого добродушного парня не заставляют ее сердце отбивать бешеный ритм, как это случалось, стоило Гончарову притронуться к ней.

— Это не повторится, прости, — продолжал извиняться Миша.

— Вы сами сказали сегодня, что в Интернете уже написали о том, что у нас с вами роман. Какая разница? — она грустно поджала губы. Все в ее жизни шло не так, как надо.

— Ты мне нравишься, Элла.

Ей следовало растаять: это первое признание от мужчины, которое она услышала. Нужно было выбросить из головы царивший там хаос, забыть Марка, всю боль, которую он причинил ей и просто довериться мужчине, который робко смотрел на нее, ожидая ответной реакции.

— Пожалуй, нам пора возвращаться, — Элла возненавидела себя за эти слова.

Позже, сопроводив Эллу до двери дома, Миша еще раз извинился за собственную бестактность.

— Завтра увидимся в компании, — попрощался он. На его носу снова красовались очки. Элла не заметила, когда он надел их.

Едва он уселся за руль, достал мобильный и наконец ответил на двадцатый из пропущенных звонков с одного номера:

— Убедить ее покончить с геройством означало заставить уехать из города, но никак не лапать! — прозвучал недовольный голос в трубке.

— Я как раз над этим работаю, — в качестве оправдания сообщил Миша.

— Именно! Работаешь над тем, как затащить ее в постель. Только попробуй.

Миша вспомнил трогательную улыбку на лице Эллы, когда она рассказывала о своих тетушках.

— Она привлекательная молодая женщина, хотя сама об этом и не догадывается. Есть в ней что-то такое…

— Вот только не надо! — жестко перебил его собеседник.

— Послушай, Марк, — Миша резко притормозил на светофоре, — в последнее время от тебя слишком много хлопот. Элла задает вопросы, а я устал на них отвечать. Это ты подсказал ей идею насчет «Радио-Биз»? Она сходит с ума от незнания и, как мне кажется, рано или поздно докопается до истины. Она проявила неожиданный характер.

Марк как будто что-то обдумывал на другом конце провода. Миша мог слышать только тяжелое дыхание старого друга.

— Держись от Эллы подальше, — все, что имело для Марка значение.

— Это был твой план — убрать ее подальше.

— Ты меня слышал, Киселев, — еще более настойчиво повторил Марк, теряя терпение.

— Ты всерьез проделываешь все это, сидя за решеткой? — с недоверием переспросил Миша.

— Я именно там, куда вы меня усадили.

— Мог бы уже расколоться. Я устал гоняться за твоей фирмой-призраком, — пожаловался тот.

— Ты на правильном пути.

— Это не обнадеживает. — Миша выдержал короткую паузу, высвободил одну руку, чтобы протереть переносицу под очками. После этого продолжил: — Чтоб ты знал: Элле стало известно о том, что вашу мать убили.

— Она чертовски сообразительная, хотя и верит во всякую чушь, — Марк как будто выругался, а Миша негромко усмехнулся.

— Чушь вроде того, что ее сводный братец — ангел во плоти?

На этот раз Миша отчетливо услышал, как его друг ругается.

— Мне не до шуток.

— Хотел бы я знать, что у вас произошло, пока ты держал ее в том доме?

— Тебя это не касается. — Голос Марка стал еще жестче: — Ты взломал личную почту Люды?

— Она еще более скрытная, чем ты. Ведет двойные игры, но как всегда полна свежих идей о том, как заставить тебя страдать посильнее. — Миша над чем-то задумался, переключил коробку передач и заговорил вновь: — Мне все тяжелее удается сдерживать полицию. Люда притащила в «Медиаком» около полсотни вооруженных до зубов наемников, сменила пароль на своем компьютере и не сомневается, что именно ты отправил на тот свет Марину.

Было слышно, как Марк вздыхает.

— Марина знала очень много о матери. Стояла за меня горой и попала в эту передрягу. Я надеюсь, тебе не нужно в очередной раз объяснять, почему для меня так важно, чтобы Элла оставалась в стороне?

— Да только Элла никуда не собирается сбегать. Тебе уже передали, что она составила новое завещание? Нет? Ну, так возрадуйся: ты — ее единственный наследник.

— Зачем она это сделала? — Марк искренне изумился.

— Ловит на живца.

— Ее нужно запереть в четырех стенах и не выпускать из виду! — он повысил голос до крика. Нервы были на пределе, недосказанность повисла в воздухе, страх за жизнь Эллы превратил его в неврастеника. Последнее оказалось так некстати.

— Попробуй сам удержать эту женщину на привязи! — едва ли не оскорбленно заявил Миша, вспоминая, как настойчива была Элла, донимая его расспросами.

— У меня это неплохо получалось, пока вы не устроили травлю.

— Я лишь наблюдал со стороны.

— И был в первом ряду наблюдателей, когда на меня надевали наручники, — сухо добавил Марк. Недавняя сцена с арестом стала неожиданным препятствием в его четко спланированном плане.

Должно быть, Миша и сам вспомнил, какой ужасной сценой выдался арест старого друга: его схватили безоружного, повалили на пол, несколько раз ударили в живот. Он не оказывал сопротивления и был безмолвен в ответ на проклятия, которые выкрикивала в его адрес Люда Терещенко, стоя чуть позади.

— Я бы с радостью препоручил свой пост кому-то другому, — признался Миша, — не могу избавиться от неприятного ощущения, что занимаю чужое место. Но пока я здесь для меня уже стало делом принципа отыскать твою мифическую корпорацию зла.

Марк фыркнул:

— Я думал, ты умнее.

— Не смешно. Мне уже снится, как я тебя торжественно разоблачаю.

— Кстати, насчет разоблачения, — Марк помедлил. — Я смылся с тюрьмы и рассчитываю, что ты уведешь недоброжелателей на ложный след. На твоем и-мейле инструкции по поводу моего якобы нового пристанища. Придержи Люду, увези с собой на мои поиски. Мне нужно выиграть время.

— Чтобы добраться до Эллы? — догадался Миша. Он скрыл, как ему не понравился этот новый план.

— Черт! — Марк выругался. — Я тебе рассказывал, как мы встретились в первый раз, как я ее люто ненавидел и позаботился о том, чтобы она больше не беспокоила нашу семью. Сейчас все наоборот.

— В тебе воспылали братские чувства? — предположил Миша, и поскольку Марк не стал его разубеждать в мотивах, которыми руководствовался, защищая Эллу, решил спросить: — Где ты сейчас, Марк?

— Зачем спрашиваешь? Знаешь ведь, что я не скажу.

— Я устал от всех этих игр. Честно.

— Знаю. Я тоже.

Закончив разговор с Марком, Миша немедленно набрал Люду:

— Только что мне звонил наш неуловимый головорез. Каким-то образом ему удалось сбежать.

Голос Люды на другом конце провода звучал крайне обеспокоенно:

— Я знала, что этим кончится! Поезжай к Элле, слышишь? Проведи с ней ночь, но будь там, ясно?

— Мне казалось, что ее жизнь для вас — пустое место.

— Бога ради, Миша! Не прикидывайся, нам еще нужно добиться, чтобы она изменила свое чертово завещание!

 

13

Миша не спешил к дому Гончаровых. Заехал на автозаправку, выпил несколько чашек кофе с молоком. Вспомнил последний разговор с Марком и швырнул полупустой стаканчик в проезжающий мимо автомобиль.

Они были знакомы Бог знает сколько лет. Привыкший создавать вокруг себя ажиотаж Марк Гончаров и он, выросший в неблагополучной семье выскочка, сумевший сделать себе имя благодаря собственной находчивости. Его изобретение стоило миллионы, но, к сожалению, мало кто оценил его по заслугам. Мать и сестры продолжали звонить ему по сто раз на день, требовать помощи, советов и внимания. Миша устал. Он не хотел возвращаться домой.

Вот Марку повезло куда больше. Он родился с золотой ложкой во рту, вырос, ни в чем не нуждаясь, и без лукавства: почти сколотил собственное состояние, играя в игры с новым руководством «Медиаком». Найти и уничтожить фирму Марка стало для Миши едва ли не идеей фикс.

Все, однако, усложнилось. Он полчаса просидел в машине, наблюдая за входом в дом Гончаровых. Если Марк появится, он лично заставит его говорить угрозами, шантажом. Какая разница? Жить в вечном страхе немыслимо.

Он провел в машине целую ночь. Марк не появлялся, новый босс, Элла, больше не исчезала таинственным образом, Люда не сообщила никаких новостей. Все по-прежнему. Около семи утра он позволил себе завести мотор и поехать по направлению к собственной квартире. Нужно было переодеться и еще раз обдумать сложившуюся ситуацию.

А Марк дождался, когда за поворотом скроется машина друга, осторожно влез в дом через окно подсобки и притаился, слыша голоса двух верзил, которые теперь поселились на первом этаже, охраняя покой Эллы. Он, впрочем, был слишком разгорячен, чтобы спокойно сидеть и ждать, очень хотел увидеть Эллу и мог поклясться, что еще никогда прежде ему не приходилось караулить девчонку.

Он пробрался в одну из гостевых спален на втором этаже, принял душ и, не имея возможности побриться и переодеться в чистую одежду, решил, что это не самое страшное из имеющихся бед, прилег на кровать. Сон не шел. Да и куда там? Столько всего нужно было обдумать! К огромному сожалению, манящий образ Эллы, отдающей ему всю себя без остатка в последний вечер в доме у реки, мешал рассуждать связно.

Почему она не призналась, что девственна? Почему не послала его ко всем чертям? Она так достойно сражалась до этого самого момента. И, если честно, она пыталась уговорить его остановиться, а он, как ошалевший идиот, ничего не хотел слышать. Было бы удобно объяснить свое нетерпение длительным отсутствием женщины, но нет же! В молодости Марк был помешан на сексе, однако не до такой степени, чтобы бросаться в омут с головой. Дело было в другом: слишком долго ему пришлось ждать, чтобы получить Эллу. И вроде теперь пора остановиться, а он раз за разом возвращает в памяти ее тоненькое соблазнительное тело и ее потерянные, грустные глаза. Ему следовало обнять ее и объяснить свои поступки, а не сбегать, трусливо поджав хвост.

Марк не предполагал, что, оберегая Эллу от неприятностей, впутает в еще большие. И что значит, что она надела на его голову нимб? Марку было невдомек, почему Элла не выложила журналистам душещипательную историю о том, как он ее воспользовался. А еще сделала своим наследником…

Глупая, милая Элла. Она так изменилась за последние годы! Марк откровенно запаниковал, когда увидел ее впервые спустя десятилетие. Стоя на трибуне в окружении журналистов со слегка поникшими плечами, она не походила на пухлую девочку, которую он помнил. Но будь он проклят, ему очень нравилась та пухлая девочка! Он швырнул одну из подушек, обтянутых бледно-желтым шелком, в потолок. Элла не имела права вырастать, превращаться в привлекательную молодую женщину и лишать его покоя! Тем более она не должна была оставаться девственницей! Где все те парни, которые осаждали ее последние десять лет?

Черт. Марк поежился от неприятного укола под дых. Из-за него Элла росла неполноценной жизнью. Если бы он убедил мать, она призвала бы Эллу обратно. У него была бы сестра, а сердце, наверное, не щемило бы так от предательской боли. Элла ему не просто сестра. Он сам это начал. Тринадцать лет назад. В какой-то момент Марку стало тошно от самого себя, он закрыл глаза, снова открыл.

На фотографиях рядом с Мишей Элла выглядела счастливой. Она имела право дождаться достойного мужчины, а он разбил ее надежды в пух и прах. Теперь, если Элла выживет, она его не простит. Если бы он не был таким эгоистичным кретином, то изначально отправил бы к ней Мишу, как предполагал изначально. Вместо этого Марк положил на нее свои лапы. Угрызения совести — что-то совершенно новое. И как ему это все исправить? Похоже, никак. Но он хотя бы сделает все возможное, чтобы Элла выжила. Даже если ему потом ни за что не замолить собственных грехов.

В компании царил хаос. Марк сбежал из тюрьмы, провернул очередной фокус с международным тендером на изготовление матричных плат и болтался где-то поблизости. Элле пришлось сделать новое заявление в прессу, на котором настаивала Люда, и уверить публику в том, что в «Медиаком» все под контролем.

Когда Миша забежал к ней в свой обеденный перерыв, Элла его почти не слышала, сосредоточенно изучая новостную ленту в сети Интернет.

— Я обещал вам сегодня пару уроков самообороны в мире компьютеров, — Миша насильно улыбнулся, протянул боссу коробку с заварными пирожными и удобно устроился в кресле напротив. Когда-то он точно также мог ворваться в этот кабинет и говорить с Елизаветой Васильевной о самом сокровенном.

Элла подняла на него глаза. Сегодня она едва сомкнула глаза ночью, была откровенно шокирована известием о том, что Марк снова на свободе и не имела ничего против личного сопровождения по дороге в компанию.

— Не могу понять, как ему это удается? — только-то и сказала она, запустив одну руку в волосы, которые с утра были убраны с лица в тугой пучок благодаря Юле, все еще не опускающей руки и уговорившей ее накрасить губы в красный цвет.

— С утра он перехватил у нас очередной тендер, замел все следы и, очевидно, послал на ложный след в своих поисках, — своими словами Миша лишь усугубил настроение Эллы.

— Знаете, что говорит Люда? — Он недоуменно пожал плечами, а Элла сообщила: — Нам нужно дать Марку все, что он хочет, чтобы он наконец успокоился. А что он хочет?

«Тебя!» — пронеслось в голове Миши. Ему не понравились собственные мыли. Повертев в пальцах очки, он решил признаться на тот случай, если Элла еще была не в курсе:

— Вчера Марк звонил мне. С того самого неизвестного номера.

— И что он сказал? — Элла насторожилась, не подозревая о том, как выдает себя.

— Требовал убрать от вас руки. Марк знал, что мы провели какое-то время вместе.

Она горько усмехнулась:

— Надеюсь, вы его послали ко всем чертям?

— Если я приглашу вас сегодня на очередной совместный ужин, вы поверите в то, что я был весьма прямолинеен?

— Хорошо.

Миша улыбнулся. Безотчетным порывом он хотел наклониться через весь стол, чтобы снова ощутить вкус губ Эллы, но вовремя спохватился. Элла запугана. Это неудивительно. Ему стоит проявить выдержку, чтобы подобраться к этой женщине ближе, и пускай Марк простит его за это.

Зайдя в дом, Элла подумала о том, что давно так хорошо не проводила время. Они с Мишей ужинали в очередном ресторане, потом он показал ей мерцающую всеми огнями набережную. И если бы он снова не полез с поцелуями, можно было считать, что вечер удался. Элле не нравилось, что ее целуют.

Разладив несуществующие складки на платье черного цвета чуть ниже колен, она прислонилась к стене в коридоре рядом со своей спальней. Закрыла глаза. Губы еще горели, напоминая о парочке робких поцелуев, которые сорвал Миша. Он был приятным молодым человеком. Она должна была влюбиться. Но Элла не испытывала ничего, кроме симпатии. Никакого взрыва мозга, никакого крика на краю пропасти. Может, она слишком много думала о Марке? Он не исчезал из ее головы. Преступный, циничный, алчный…

Она медленно открыла дверь спальни, скинула туфли. До сих пор было непривычно ходить на высоких каблуках. Едва заметные ссадины на ногах невольно напомнили о том, сколько она пережила в борьбе за свободу. Люди не верили в то, что Марк обошелся с ней по-джентльменски. Элла раз десять успела повторить: «Я спасена и это главное». Какой ценой она обрела спасение, никого не касалось. Может, она продала душу дьяволу? Какая разница. Выстроенные в собственной голове отговорки не помогали притвориться, будто Марк не зацепил какой-то краешек ее души. Когда-то в детстве она влюбилась в него с первого взгляда. С тех пор никаких слабостей.

Позади щелкнул дверной замок.

Элла круто обернулась и, уронив из рук туфли, прижала ладонь к губам.

— Это всего лишь дурной сон, — прошептала она самой себе, но видение не исчезало: небрежно облокотившийся об дверь Марк пристально смотрел на нее. Сверху вниз, потом, нахмурившись, резко рванулся к ней, сжал запястья, вынуждая смотреть ему в глаза.

Теперь, вблизи, Элла увидела, какой он уставший и напряженный. Голос его при этом звучал как натянутая струна:

— Как быстро ты набираешься дурного опыта.

— Если ты о том, что я езжу на работу, хожу на свидания и из кожи вон лезу, чтобы наладить свою жизнь с тех пор, как меня выкрали и едва не прикончили, то уж прости. Ты вообще не должен здесь быть! — с горечью крикнула ему в лицо Элла. — Мне достаточно щелкнуть пальцами и обученные ребята наденут на тебя кандалы.

— Почему же ты этого не сделала до сих пор? — бросил он сухо, стараясь не замечать, как пленительна Элла в вечернем платье, которое так отлично подчеркивает изгибы ее ладного тела. Киселева придется припереть к стенке уже потому, что он смел все это лицезреть.

— Потому что ничего не хочу сильнее, чем лично надеть на тебя кандалы! — Элла с жаром вырвала свои руки, растерла пальцы и напомнила кое-что важное: — Вторая попытка похищения не сойдет тебе с рук так легко, как бы ни были заманчивые денежки, так и не полученные после первой. Тебе меня больше не запугать.

— Разве я тебя запугивал? — Марк проигнорировал обвинение в похищении и требование выкупа.

— Это уже не важно. Твое место за решеткой. В голове не укладывается, как ты смог сбежать и явиться сюда!

— Если бы ты прислушивалась к моим советам, мне не пришлось бы проворачивать свой побег! — обвинил он ее.

Элла завелась еще больше:

— Ты подлый, лживый негодяй!

— Допустим, но я по-прежнему хочу заставить тебя убраться отсюда.

— Весьма заманчиво! Наверное, я так и поступила бы, не окажись по уши в дерьме! Теперь дело принципа увидеть, как ты истекаешь кровью.

— Говоришь, в дерьме? — Марк пытался уравновесить вспышку ярости Эллы, но только яснее ощущал: что бы он ни сказал, ни один нормальный человек не поверит в это. — Так вот: я из кожи вон лезу, чтобы вытащить тебя оттуда.

— Хорошие способы ты для этого изобретаешь, однако!

— Я стараюсь в своей манере.

Элла с горечью фыркнула:

— Мне не хватит пальцев на обеих руках, чтобы перечислить, как ты стараешься!

Он выглядел загнанным в угол. Вот и прекрасно! Элла с силой откинула туфлю, об которую споткнулась, и потянулась в сумочку за телефоном.

— После всего, что произошло, ты еще и слал мне дурацкие смс-ки. Из тюрьмы! Где ты вообще взял телефон?

— Кое-какие друзья помогли, — без интонации ответил Марк, наблюдая, как Элла отчаянно суетится, хватает телефон, набирает какой-то номер. — Убери телефон, Элла.

Она даже не взглянула в его сторону. Марку пришлось снова приблизиться к ней и выдернуть телефон. Элла ограничилась тем, что зарядила ему звонкую пощечину. Он охамел настолько, что отобрал и второй ее телефон, за которым она потянулась.

— Большие деньги портят людей, — начал он издалека.

— И ты — тому живое доказательство!

Марк проигнорировал очередной выпад со стороны Эллы. Все, что он говорит, лишь сеет смуту. Он выругался, отступил и провел свободной рукой по волосам.

— Люде Терещенко принадлежит десять процентов акций «Медиаком».

— Она секретарь, личный помощник не более, — отмахнулась Элла от очередных баек, на который Марк оказался так горазд.

— Слишком хороший личный помощник. Она добилась от Лизы своей крохотной доли, скрывает свои настоящие доходы и не фигурирует ни в одном документе как совладелец.

— Ты рехнулся.

— Вполне вероятно. — Он вперил в нее долгий взгляд, полный сожаления: — Ты оказалась в ловушке очень больших амбиций. Они не выпустят тебя, Элла.

— Теперь уже «они»? — ей стало не по себе, еще и потому что Марк ничуть не смахивал на сумасшедшего, как бы она ни пыталась себя в этом убедить.

— Люда не одна в числе желающих заграбастать этот конгломерат.

— Еще есть ты!

— Как раз мне «Медиаком» и не нужен. Я разоряю эту компанию с огромным наслаждением. — Он замолчал, вдруг вспомнив нечто важное, о чем обязательно хотел сказать: — Порви на куски свое завещание.

— Разумеется, ты уже в курсе. Но почему не прыщешь от радости?

— Потому что компания «Медиаком» мне не нужна, — повторил Марк жестче. — Написав это завещание, ты допустила огромную ошибку. Они тебе не простят: слишком много было потрачено сил и времени, чтобы убрать меня с пути.

— Опять «они»! Может, «они» и выкрали меня, а затем лишили девственности?

Он не хотел об этом говорить. Последнее обвинение лишило его почвы под ногами.

— Это был я. И мне жаль.

— Жаль денежек, которые ускользнули у тебя из-под носа! Вот, чего тебе жаль! — Элла мечтала выцарапать его подлые глаза. Да как он вообще смел являться к ней после всего и говорить о том, что ему жаль!

— Ты не имела права проводить так много времени с Киселевым, — Марк провел пятерней по волосам. Его сжигало изнутри ужасное противоречивое чувство, сущности которого он не мог понять.

— Это смешно! Не кажется ли тебе, что ты чересчур обнаглел? — Эллу буквально распирало от негодования. — Да как у тебя язык поворачивается вообще говорить со мной после того, что ты… проделал?

— Я не собираюсь извиняться.

Хорошо хоть не стал напоминать о том, что она и сама не особенно возражала раздвинуть перед ним ноги.

— Как будто это что-то исправит!

— С вами все в порядке? — в дверь осторожно постучали.

Элла смерила Марка яростным взглядом и прошагала мимо, чтобы впустить парней, которые не дадут этому лжецу спуску.

— Нет, не в порядке. Ко мне в комнату прокрался беглый преступник, — сообщила она достаточно громко.

Марк выглядел сердитым.

— Я всего лишь хотел, чтобы ты меня выслушала, — это было последнее, что услышала Элла, а затем она наблюдала, как он исчезает в окне. В прошлый раз он умыкнул через дверь.

Верзила засуетился, выбежал в коридор, чтобы крикнуть своему напарнику бежать к задней части дома, а сам повторил тот трюк, который до этого провернул Марк.

Элла не хотела смотреть. Что-то ей подсказывало: Марку снова удалось исчезнуть бесследно. Она обняла себя руками, позволяя легкому вечернему ветерку обдать ее прохладой, но только зажмурилась, изгоняя непрошеные мысли, как на улице прозвучал оглушительный выстрел.

Она выбежала вниз по лестнице как была, босиком. Волосы растрепались, страх парализовал все до единого нервные окончания. Что она почувствовала, когда увидела Марка, отбивающего удары двух охранников, Элла не могла описать. Он не выглядел раненным и оказался сильнее, чем можно было предположить: ловко обезоружил одного из массивных верзил и, размахивая уже собственным пистолетом, пригрозил второму:

— Следует лучше охранять своего босса!

Он не знал, что Элла видит и слышит его. Другой охранник, поднявшись, собирался напасть на Марка со спины.

— Марк, сзади! — руководствуясь безотчетным порывом, выкрикнула Элла, о чем затем пожалела не меньше дюжины раз.

Ему удалось отбить новый удар, свалить охранника на пол. Элла увидела его глаза: он не сдастся. Вдали загудела полицейская сирена. Услышав этот звук, Марк, видимо, решил кончать с играми, поспешно спрятал пистолет в задний карман джинсов и, не взглянув в ее сторону, скрылся в темноте. Элла слишком долго думала, решая, стоит ли поднять забытый одним из охранником пистолет и задержать Марка. Ей просто не хватило мужества.

Когда она вернулась в спальню после долгого разговора с полицейскими, Элла призналась самой себе: она не смогла бы выстрелить в Марка, несмотря на то что так отчаянно мечтала наказать его за грехи.

Она перестала понимать поступки этого человека и стала бояться больше саму себя, чем его. Марк мог быть опасным преступником, но он не был сумасшедшим. Да, он здорово потрепал ей нервы, погубил не одну детскую мечту, вызывал самые противоречивые чувства откуда-то из самой глубины сознания, но среди этих чувств больше не было страха. Марк мог убить ее сотню раз, но говорил о том, что хочет защитить. Элла потеряла покой, тщательно осмотрела свою спальню еще раз после того, как это сделал один из охранников. Подсознательно она даже хотела, чтобы Марк снова вернулся и раскрыл ей наконец все секреты.

В какой-то момент, уже поздно ночью, устав от сомнений и бессвязных мыслей, Элла взяла телефон и послала сообщение на тот самый неизвестный номер:

«Я бы очень хотела обвинить тебя во всех смертных грехах, но не могу».

Ответ пришел не сразу:

«Я не обижусь, если ты будешь это делать».

«Что еще я должна знать?»

«Что я рядом».

«Не смешно. Я хочу услышать ответы».

«Спокойной ночи, рыжая».

Она все равно не могла уснуть. Уже к утру от Марка пришло еще одно короткое сообщение:

«Через два дня я пришлю тебе короткую инструкцию, где ты сможешь меня найти. Больше не пиши мне».

 

14

Урок Миши по знакомству с компьютером оказался как нельзя более кстати. Элла около двух часов провела, выискивая информацию в Интернете. При этом она попросила Алину, свою новую секретаршу, чтобы ее никто не беспокоил. Люда отчаянно добивалась встречи, так что пришлось выпустить на нее собак: Элла ясно дала понять помощнице, что нанятая ею служба охраны дерьмовая.

— Никто не предполагал, что Марку хватит духу заявиться к вам домой, — попыталась оправдаться Люда.

Элла махнула рукой. Ей откровенно не нравилась эта женщина. Почему раньше она не замечала, до чего наиграны ее жесты? Может, всему виной слова Марка и разыгравшееся воображение, но Элла была решительно настроена отдалить Люду от себя и уволить, едва обнаружит подтверждение ее двойных игр.

«Гугл» пестрил фотографиями Эллы, стоило пропечатать в строке поиска «Медиаком». Она и не подозревала, что постоянно оказывается в поле зрения объективов: возле здания компании, выходящая из автомобиля, за столиком в ресторане в компании Миши Киселева. Без интереса пролистав десятки фотографий, Элла увидела лицо великолепной Елизаветы Гончаровой. Можно было даже не пытаться отыскать десять отличий между ними: они ни капли не походили друг на друга; Элла помнила, чем обязана своей незамысловатой внешности: легкомысленному увлечению Лизой каким-то студентом. Она никогда не задумывалась над тем, кто этот человек, но ощутила неожиданный порыв, узнать, где все это время находился ее биологический отец.

Возвращаясь к снимкам, Элла остановила внимание на тех, где встречались самые старые: Лиза и Марк, великолепные мать и сын. Они оба были удивительно фотогеничны. Впрочем, Марк и в жизни обладал всеми необходимыми внешними данными, чтобы притягивать внимание. Даже вчера вечером, нагрянув к ней, заросший щетиной, в неопрятной одежде, он выглядел красавчиком и в очередной раз посеял смуту на ее незажившие раны.

Она перечитала кучу статей о том, как Лиза ежегодно участвовала в благотворительных акциях, а Марк еще чаще разбивал одно женское сердце за другим. Каждый из них делал деньги, но по-своему. Марк предпочитал спускать большую их часть на игры и женщин — Лиза находила это по-своему забавным и в каждом своем интервью не забывала сказать о том, как гордится своим сыном. Люда Терещенко не пользовалась подобной популярностью и, похоже, предпочитала держаться в тени. О ней практически не упоминалось.

— Зайдите ко мне в кабинет, пожалуйста, — чуть позже попросила Элла, нажав на кнопку внутренней связи с секретаршей. Она все еще не привыкла к этому месту и с трудом произносила «мой кабинет», но «держала марку», если верить Юле, убедившей ее в том, что рыжие от природы волосы — непозволительная роскошь.

Молодая девушка-секретарь неловко поежилась, едва вошла в кабинет.

— Мне нужно, чтобы вы влезли в отдел кадров и любым способом достали для меня копию личного дела Люды Терещенко. При этом сделайте так, чтобы о моей просьбе никто не узнал, — попросила Элла, а потом нахмурилась, заметив растерянное выражение лица девушки: — Что-то не так?

— Я сделаю для вас все, что смогу, Элла Сергеевна.

— Выглядите так, будто увидели призрака.

— Вы просили вас не беспокоить ни по какому вопросу, а полчаса назад звонили из отдела по связям с общественностью и просили вас вести себя, как обычно.

— А что-то случилось необычное? — она чуть подалась вперед.

— Бывшая секретарша, Марина, на место которой меня взяли, покончила с собой.

Элла неприятно поерзала на кресле. Ей вдруг стало невыносимо жарко в легкой блузке без рукавов.

— Это официальная версия? — уточнила она.

— Согласно заключению полиции и медэкспертизы. Так мне объяснили.

— Как это произошло?

— Наглоталась таблеток. А я слышала, как в приемной шептались по этому поводу. Ходит слух, будто Марина сходила с ума от неразделенной любви к Марку Гончарову, бывшему вице-президенту.

— Кто об этом говорил?

— Секретарша Михаила Романовича.

— Пригласите ее ко мне, пожалуйста, — Элла втянула в грудь воздух. Похоже, Марк приготовил очередной сюрприз.

Пока девушка кинулась выполнять поручение, Элла тщательно обдумывала услышанное. Марина, действительно, знала слишком много секретов. И это были исключительно секреты Марка. Он обманул ее. Снова. Нет сомнений в том, что Марк ловко избавился от ненужного свидетеля. Резкий укол в сердце напомнил о том, что Элла плохо разбиралась в людях. Марк водил ее за нос. Раз за разом. Но она дала себе слово выжить. Она не такая наивная дура — выждет эти два дня и, едва Марк снова даст о себе знать, укажет полиции на его след. Больше никаких встреч и задушевных бесед.

Белокурая женщина, которую Элла видела за столиком возле офиса Миши, тем временем с гордой осанкой прошла в кабинет, но отказалась присесть. Она была довольно пухлой с большой высокой грудью. Одежда исключительно идеально сидела на ней: светлые брюки и классическая шелковая блузка желтого цвета, волосы красиво накручены и ниспадают на плечи. На тонких губах розовая помада. Она явно знала себе цену.

— Сколько лет вы работаете в компании? — без предисловий начала Элла.

— Двадцать, — ответила та, не задумываясь.

Значит, выглядит гораздо моложе своих лет и, следовательно, знает гораздо больше, чем показывает.

— Вы работали на Марка Гончарова, не так ли?

— Если это повод для увольнения, я, пожалуй, устрою скандал, — ее саму подобное замечание ничуть не смутило.

— Он вам нравился как начальник? — Элла решила идти ва-банк, ощутив явную настороженность в ее отношении.

— Не больше, чем должен нравиться босс. Ровно так же, как и Михаил Романович.

— И все же вы переигрываете, — Элла не сводила глаз с женщины. Если она немедленно не включит твердость характера, то не простит себе. — Расскажите мне все, что знаете о компании «Медиаком».

— Мы здесь делаем большие деньги.

А вот это Элла уже слышала!

— Что-то мне подсказывает, что вы продолжаете общаться со своим бывшим боссом даже сейчас. Если я узнаю, что это именно так, вы распрощаетесь с «большими деньгами», — Элла решительно не узнавала своего жесткого тона голоса. Что с ней происходит, черт возьми?

— Я не общаюсь с бывшим боссом. К сожалению. — Женщина не казалась запуганной. — Но если бы вы знали Марка Григорьевича также хорошо, то поблагодарили бы меня за помощь ему. Если бы я все-таки помогала.

— Наверное, его все просто обожали? И бывший секретарь, Марина, в особенности? — Элла не могла остановиться.

— Он обаятелен, даже если не хочет этого. Марина была склонна говорить каждому, кто мог ее выслушать, что в один прекрасный день Марк Григорьевич будет ее. Она была слабохарактерной девчонкой. Мне ее жаль.

— Слабохарактерная, но все же помогла ему организовать мое похищение.

— Я бы тоже помогла ему, если бы он меня попросил. Но, — она выдержала паузу, — Марк Григорьевич давно не выходил со мной на связь.

Или эта женщина абсолютно ничего не боялась, или была непроходима глупа. Элла решила, что первое вернее и не торопилась ее отпускать.

— Вам, наверное, неизвестно, как опасен ваш бывший босс? Как вас, кстати, зовут?

Она пожала плечами:

— Я Таня. Когда мой муж скончался семь лет назад, Марк Григорьевич, не спрашивая, взял на себя организацию похорон, оплатил все счета и отмахнулся от моего предложения работать полгода бесплатно в оплату долга.

Элла должна была сама делать выводы и выносить суждения. В голове неожиданно всплыло воспоминание о том, как Марк орал на нее, требуя проглотить таблетки, чтобы ей стало легче.

— Спасибо, — выдавила она из себя, не став задавать новых вопросов.

И хотя Марк предупредил ее не пытаться связаться с ним, Элла не могла остановить себя, чтобы не написать в порыве особой злости:

«Хватит меня провоцировать. Я тебя ненавижу».

Но она его не ненавидела. Элла понимала это слишком отчетливо. Марк не тот, кем кажется на самом деле, и она отчаянно желала узнать, кто же он. Но, видимо, проще заставить немого разговаривать, чем проникнуть в хаотичный мир Марка Гончарова.

Прошла четверть часа. Перед Эллой на столе уже лежало личное дело Люды. Марк по-прежнему не отвечал.

«Я хочу встретиться. Сегодня».

Она не знала точно, зачем это пишет. Ясно одно: ей был нужен Марк, чтобы разобраться во всем этом царившем безумии, даже если это безумие и создал он сам.

Внимательно изучив личное дело Люды, Элла откинулась на спинку кресла. Блестящая сотрудница, не единожды награжденная премиями за выслугу Лизой Гончаровой. Двадцать лет преданной работы. Кого она пыталась обмануть? Всех сотрудников проверили еще до нее.

Миша задержался в кабинете, спеша в обеденный перерыв заглянуть к новому боссу. Люда ворвалась к нему в своей обычной манере без предупреждения, ее бледное лицо покрылось румянцем от возбуждения или негодования. Даже обычно тщательно уложенные в тугой пучок волосы отказывались подчиняться ее холодному спокойствию и королевской выдержке.

— Сегодня лунное затмение? — неудачно отшутился Миша, снимая очки, чтобы тщательно протереть стекла.

— Как насчет нового босса, который лезет, куда не требуется?

— Она даже отдаленно не смахивает на Шерлока Холмса, — спокойно парировал Миша, занятый возней с очками. — Расспрашивает о Марке?

— Куда там! Сегодня ее чудным образом заинтересовало мое личное дело, — с недовольством сообщила женщина.

— И что она выяснила? Должно быть, обнаружила у вас кучу скелетов в шкафу?

— Она поверила в заговор! Разве не понимаешь? — Люда так и норовила ляпнуть какую-нибудь глупость, но едва держала язык за зубами. Она не доверяла Мише, каким бы душкой он не казался со своими курчавыми светлыми волосами Адониса и улыбкой-мечтой стоматолога.

— Все к этому шло.

— Кому-то можно было приложить больше усилий. У вас ведь интрижка!

Наконец Миша поднял глаза и совершенно спокойно возразил:

— Нет у нас никакой интрижки.

— Хотелось бы думать иначе. Элла уходит из-под моего контроля. Остаешься только ты. Я не могу больше никому доверять, Миша.

С тяжелым вздохом, Люда опустилась в одно из кресел, чуть прикрыла глаза и тоскливо простонала:

— Мне не хватает Елизаветы Васильевны.

— Я думал, вы априори ненавидите всех, у кого больше денег.

Глаза женщины блеснули:

— Не говори ерунды! Давай подумаем, как усмирить Эллу, и не вздумай пасти задних. Ты в этой партии должен сыграть главную роль.

Миша любезно нажал кнопку лифта и уставился на Эллу. В кабине они были одни. Ему стоило действовать решительно, но он откровенно утопал в глубине ее огромных голубых глаз. Такое худое бледное лицо и большущие глаза — великолепный контраст. Он не стал говорить Люде о том, что новый босс ему очень нравится.

— Я отлично готовлю, — начал он ни с того ни с сего. Перед этим Элла, кажется, говорила о том, чтобы временно сократить штат сотрудников, пока не удастся выйти на след истинных преступников. — Я мог бы заехать к вам сегодня часикам к семи и приготовить что-нибудь из своего фирменного. Вы любите лазанью?

Элла с трудом уловила смысл вопроса, то и дело поглядывая на телефон в ожидании ответа от Марка. Но он больше не писал.

— А вы знали, что бывшая домработница Гончаровых исчезла? Я бы хотела, чтобы вы помогли мне ее разыскать.

— Зачем вам это? — Миша подавил в себе безотчетный порыв заставить Эллу забыть о том, что не давало ей покоя, о том, что мешало ей присмотреться к нему повнимательнее.

— Она может знать то, что мне интересно! — она сообщила это с таким видом, будто он был последним болваном.

Они вышли из лифта и направились вдоль длинного фойе, освещаемого продолговатыми бликами из потолочных светильников. Кто-то поздоровался, проходя мимо.

— Нас снова сфотографируют вместе, — пожаловалась Элла, вспоминая сотни фотографий в Интернете, которые пересматривала сегодня.

— Почему бы и нет? Мне давно не мешает засветиться с женщиной, тем более такой красивой.

— Хороший ход, чтобы уговорить меня съесть вашу лазанью, — она усмехнулась, а Миша расцвел, догадавшись, что она все-таки слышала, о чем он говорил.

Водитель открыл для Эллы дверцу лимузина. Она села и услышала, как завелся мотор, снова взглянула на телефон и только краем глаза заметила Мишу. Элла высунула лицо в дверь.

— Невежливо сбегать, не дав согласия на мою лазанью! — крикнул Миша издали.

Элла решила, что поступает нехорошо, вылезла из автомобиля, сделала пару шагов и почувствовала, как ее накрывает туманом и громким гулом. Когда она открыла глаза, то увидела, как догорает то, что осталось от роскошного лимузина ее матери. Ее глаза широко раскрылись, она попробовала дышать, кто-то шепнул ей на ухо, что она в безопасности. Глаза слепило. Что с водителем? Она закричала, услышала новые, незнакомые голоса. Кто-то нежно гладил ее по волосам. Это было безумием, но Элле казалось, что она чувствует присутствие Марка рядом. Он нашептывал ей какие-то бессвязные глупости и молился, потому что ей чудом удалось уцелеть.

 

15

Она медленно открыла глаза. Понадобилось время, чтобы привыкнуть к яркому свету. Элла прищурилась и тут же поежилась от ломоты во всем теле. Попыталась шевельнуть затекшими конечностями и наткнулась на что-то твердое и горячее. В голове промелькнули воспоминания: машина, взрыв, падение…

Она повернула голову. Это очередной дурной сон или она и впрямь все это время слышала голос Марка? Сам он, изрядно грязный, покрытый сажей или чем-то в этом роде, лежал рядом, голова мирно покоится на подушке, длинные ресницы проложили тени на его небритые щеки. На нем дорогущая синяя футболка и джинсы, сама она в черной футболке, которая ей не принадлежит. Элла присмотрелась вокруг: она не узнает ни кровать, ни комнату, в которой проснулась.

Тяжелое дыхание Марка нарушает тишину. Вокруг старая мебель, на стенах выгоревшие обои с цветочным рисунком.

— Марк?… — ее голос больше походил на хрип. Элла повторила попытку и только потом поймала себя на мысли, что вместо того, чтобы будить Марка ей следовало уносить ноги как можно дальше. Но она этого не хотела. Впрочем, предстояло во всем разобраться. Она поклялась себе, что узнает правду, чего бы ей это не стоило.

Почему он не просыпается?

— Проснись! — она что есть сил толкнула его отекшим локтем.

— Ты мне снишься голая, не мешай… — пробормотал он сонно.

Элла еще раз толкнула его, сильнее.

— Где мы?

— В моих фантазиях.

Ей было не до шуток. Да и куда там? Это Марк. Он напрочь лишен чувства юмора, обычного для нормальных людей — тех, которые не похищают людей ради прихоти.

Она лягнула его еще раз. Гораздо больнее.

— Раз к тебе вернулась былая спесь, ты в порядке.

— Нет у меня никакой спеси! — Элла тут же спохватилась, оценивая степень опасности сложившейся ситуации: она на чужой кровати рядом с Марком. Господи, а на ней надеты трусики? — Где мы?

— Ты меня разорвешь на части, рыжая, — он громко зевнул, но все еще не спешил открывать глаза, — потому что я снова как бы похитил тебя.

— Начало мне уже не нравится.

Собравшись с силами, Элла вскочила с кровати и подбежала к окну. Одернув тяжелые шторы, она внимательно всмотрелась и не увидела ничего, кроме серой трассы. К тому же шел дождь.

Ничего больше не говоря, она побежала к двери, резко рванула на себя, очутилась в совершенно незнакомом месте. Длинный коридор, ряд таких же однотипных деревянных дверей. Она бежала вперед. Босиком, едва одетая. Все равно. Выскочила на улицу, промокла до нитки и бежала бы дальше, если бы кто-то не обнял ее за талию и не прижал к себе.

Ну, это чересчур! Марк легонько развернул ее, будто боялся причинить боль, заставил повернуться и, не разжимая рук, сказал шепотом:

— Я ведь просил тебя сидеть смирно.

— Где мы? Отвечай!

— Там, где тебя никто не обидит, — выдохнул он и, сжав ее подбородок большим и указательным пальцами, поднял вверх, чтобы Элла видела: он не шутит.

Ей казалось, что Марк вот-вот поцелует ее. Он уже однажды завладел ее губами подобным образом. Но с тех пор больше не смел целовать. И в этот раз он тоже отвернулся.

— Мы в сотне километров от Киева, Элла.

— Значит, ты организовал новое похищение? Восхищаюсь твоей изобретательностью, — проворчала она, не признавшись даже себе, что ждала от Марка более активных действий.

Он отпустил ее, спрятал руки в задние карманы джинсов и, не замечая ливня, спокойно сказал:

— Это нарушило мои собственные планы. Все вышло из-под контроля.

«А особенно ты!» — но он не стал об этом говорить.

— Не хочу больше ничего слышать! — крикнула Элла. — Ты все переворачиваешь верх дном, делаешь из меня параноика…

— Мы можем все обсудить. Давай вернемся в номер, — предложил он, с трудом сохраняя спокойствие. Выдержка отказывала Марку: в свете последних событий он постарел лет на десять. Понимает ли Элла, что едва выжила?

— Я не останусь с тобой наедине, Гончаров. Хочешь тащить силой? — воскликнула она, заметив, что Марк дернулся.

— Неприятно об этом говорить, но я поклялся себе, что не прикоснусь к тебе и пальцем.

— Гори в аду, — промокшая до нитки, Элла забыла о том, что ей холодно, а футболка едва прикрывает бедра. Марк держался в стороне, не уверенный, что она поверит хотя бы одному ему слову. — Это ты подстроил тот взрыв? — вспомнила она.

— Нет, Элла.

— Ты хотел убить меня, верно? — продолжала она стоять на своем. — Что случилось с водителем? С Мишей?

— Не знаю.

— Лжешь! — ее трусило от отчаяния и бессилия.

— Я был больше занят тем, что пытался оттащить тебя в суматохе, которая началась.

— Как ты оказался там?

— Одно из мест, где я временно скрываюсь, находится в районе «Ти-Тайм». Когда я увидел, как вы с Киселевым вышли из здания «Медиаком», задержался, чтобы удостовериться, что ты не поехала вместе с ним, — признался Марк.

Элла отвернулась. Она не могла спокойно думать о происшедшем. Что-то подсказывало ей: Марк не имеет никакого отношения ко взрыву, он выглядел одиноким и измотанным. Падший ангел. Это сравнение уже приходило к ней в голову.

Уловив какой-то момент, пользуясь отсрочкой, которая понадобилась Элле, чтобы обдумать услышанное, Марк снова позвал ее вернуться в номер.

Она отрицательно покачала головой, слегка попятилась. Но Марк, кажется, не собирался приближаться и тащить ее обратно силой.

— Не проси меня снова запереть себя с тобой в четырех стенах, — попросила она негромко.

— Иначе я не смогу защитить тебя. Теперь ты понимаешь, почему я заставлял тебе уехать? На тебя ведется крупная охота. Веришь или нет, но эту охоту веду не я.

— Притворяться святошей тебе не к лицу, Гончаров, — Элла чувствовала, что дрожит.

Он резко вскинул лицо и грустно сказал:

— Как раз этого я делать и не собираюсь. Поверь: я всего лишь пытаюсь тебя защитить.

— Тебе выгоднее всего избавиться от меня теперь, когда я составила свое завещание, — ее голос звучал нетвердо.

— А я велел тебе его порвать.

Кусочки головоломки не желали склеиваться. Элла обняла себя руками и опустила голову.

— У тебя нет сердца.

— Я знаю.

Он едва сдерживался, чтобы сию же секунду не подбежать к Элле и не сжать ее в объятиях: Марк больше всего хотел стереть с ее лица страх и отчаяние. Но опять же: он поклялся не целовать ее, не прикасаться. Он молча наблюдал за тем, как, смиренно опустив голову, Элла подходит и кладет голову ему на плечо.

— Ты будешь жалеть об этом всю свою жизнь, — негромко выдохнул Марк. Еще никогда он не противоречил себе с такой силой: доверие Эллы — это то, чего он безумно хотел, но не мог допустить.

— А у меня есть выбор?

Она еще ничего не решила. Мир окончательно перевернулся, норовя раздавить ее, но Марк оставался рядом. Стоило вспомнить, что, запугивая и угрожая, он ни разу не ударил, не обидел ее. А когда воспользовался ее доверчивостью, она сама позволила ему это. В тот вечер она хотела его так сильно, что не могла рассуждать здраво. Мысленно она застонала.

Марк не двинулся. Прошло пару минут, рыжие волосы Эллы струились по его плечу. Мокрые, они стали совсем кучерявыми. Марк так безумно хотел Эллу, что вынуждал себя мысленно считать до десяти, потом до ста. Он причинил ей слишком много бед, и это не давало ему покоя.

— Ты ведь понимаешь, почему я держу тебя здесь? Почему мы должны находиться в одной комнате? — вопрошал он, глядя куда-то в пустоту.

Элла только кивнула, подняв голову. Ее голубые глаза заволокло пеленой, губы слегка приоткрыты. Она смотрела прямо в его глаза. Возможно, хотела проникнуть в самую суть. Марк отвернулся, потому что не хотел показывать, какая темная его душа.

— Нам стоит вернуться в номер. Ты дрожишь, — предложил он слишком резко.

Проведя внутреннюю борьбу с самой собой, Элла первая пошла обратно. Уже в комнате она осознала, как замерзла.

— У меня с собой кое-что из одежды. Ты можешь взять, что хочешь, чтобы переодеться.

Она молча достала из его дорожной сумки очередную футболку серого цвета. Марк скрылся за дверью ванной, чтобы не смущать ее. Элла была глубоко признательна ему за этот несвойственный его натуре джентльменский поступок. Пришлось переодеться наспех, но мокрые трусики Элла не решилась снять.

Когда Марк снова вернулся, она уже сидела на краю кровати и пыталась распутать волосы пальцами. Сам он снял мокрую футболку и, видимо, принял душ, потому что вокруг его бедер было обмотано полотенце. Элла отвернулась, а Марк, ни слова не сказав, скрылся обратно, захватив дорожную сумку.

Было бы неплохо найти в этой крошечной комнате телевизор и узнать новости. Но Элла должна была признать, что это, судя по всему, непозволительная роскошь.

Спустя пять минут Марк вернулся: на нем были только шорты, он успел побриться и зачесать назад волосы. Элла поймала себя на том, что разглядывает его и втайне наслаждается тем, что видит. Поспешила отвести взгляд в сторону.

Он же будто не замечал ее присутствия вообще.

— Я могу получить свой телефон? — спросила она, чтобы снять напряжение.

— Твоя сумочка осталась в машине во время взрыва, — грубо бросил Марк, видимо, вспоминая тот ужас, который пережил, спеша к Элле, забыв о том, что сам находится под прицелом. Пришлось врезать в челюсть Мише, чтобы тот отвалил…

Элла подтянула к себе колени. Ей было страшно. Не потому, что она снова осталась наедине со своим злым демоном, а потому что на нее, действительно, велась «крупная охота».

— Мне нужно, чтобы ты оставалась возле меня, пока это не закончится, — добавил между тем Марк, стараясь не думать обо всех тех соблазнах, которым себя тем самым подвергает.

— Хорошо, — просто сказала она.

Марк удивился. Он ожидал очередного всплеска ярости с ее стороны. Кивнул, отошел к окну, спрятал руки в карманы шорт.

— Ты ведь понимаешь, что проявила вчера излишнее любопытство?

Она не сразу осознала, на что он намекает.

— Марина покончила с собой — так сказали в компании.

— Они заметают следы.

— Ты не имеешь к этому отношения, верно?

— Я невольно втянул ее в свои дела, — честно признался Марк.

— Как и свою бывшую секретаршу, Таню. Это ведь она твой шпион в компании?

— Нет. Ты удивишься, но этот шпион — твой слащавый ухажер.

— Не может этого быть! — Элла недоуменно заморгала. — Миша… он плохо говорит о временах, когда вы были друзьями, обвиняет тебя в грязных махинациях. И никакой он не мой ухажер! — добавила она с напором.

Марк проигнорировал это замечание:

— Ты многого не знаешь, Элла, а многое просто упустила из виду. Люди, которые тебя окружают, вовсе не те, кем кажутся.

— У меня такое чувство, что ты говоришь о себе. Хочешь убедить, будто никогда не желал мне зла, а в твоем шкафу не припрятано дюжину скелетов?

— Все, что ты обо мне знаешь, — чистая правда.

Он не собирался оправдываться. Ни тогда, ни сейчас. В доме у реки Элла невольно проникла глубже, почти догадалась о его мотивах. С тех пор, как она появилась в Киеве, его целью, даже миссией стало защитить ее. Марк не подозревал, что отыщет в своей черствой душонке столь благородные порывы. Ей следовало поверить собственным первоначальным инстинктам. Он — ужасный человек, несмотря на то что несколько недель подряд корчит из себя благородного рыцаря. Элла не должна забывать, кто виноват в том, что она выросла без родной матери. А Марк не должен забыть о том, что не имеет права смотреть в ее сторону и втайне мечтать о прощении.

— Я сомневаюсь, что узнала тебя настолько хорошо, — призналась Элла, подняв на него свои бездонные голубые озера. — Ты стал моим страшным кошмаром, но я не боюсь тебя, когда ты стоишь рядом. Не единожды ты спас меня, Марк. Не думай, что я этого не заметила: не дал утонуть, спас от взрыва. Я не верю, что ты делал это исключительно для того, чтобы прикончить меня лично.

Он с горечью усмехнулся:

— Какое оправдание ты выдумала тому, что я изнасиловал тебя? Скажи, рыжая.

Ей понадобилась все мужество, чтобы встретить его холодные золотистые глаза и не отвернуться:

— Ты ничего такого не делал.

— Хочешь веселую шутку? — ему стало стыдно от собственных поступков. — Я хочу тебя так сильно, что выдумал миллион оправданий, оклеветал десяток других людей, лишь бы ты не брезговала находиться со мной рядом. Как тебе?

Она опустила ноги, медленно встала с кровати. Марк не знал, зачем ей понадобилось приближаться и искушать его еще сильнее.

— А хочешь услышать мою шутку? — она едва ли не прижалась к Марку своим телом, ощутила, как он напряжен, услышала, какой бешеный ритм отбивает его сердце; ее собственное проделывало то же самое. — Я снова неудачно влюбилась в тебя. Тринадцать лет назад ты здорово растоптал все до единой мои детские иллюзии. Хочешь повторить свои юношеские подвиги или поступишь по-человечески?

Она ему бросала вызов, одновременно поощряла и заставила лишиться дара речи одновременно. Что значит: «я снова влюбилась в тебя»? Марк отступил.

— Ты выбрала не того парня. В очередной раз, рыжая.

Элла ощутила, как ее накрывает волной. Может, это поезд проехал по ней. Жесткий удар. Она должна была догадаться, что Марк будет до последнего держать ее на расстоянии, убежденный, будто он — исчадие зла. Однако сердце подсказывало, что это не так; сама она не знала, почему, но была в этом уверена. Элла очень хотела, чтобы Марк не заставлял ее совершать весь этот путь в одиночку.

— Придумай что-то более оригинальное. Ударь меня, наконец, чтобы я поняла, как глубоко ошибаюсь в тебе. — Он не шелохнулся. — Марк! Сделай хоть что-то!

— Черт! — Марк выругался, схватил ее за талию. Он не мог позволить себе и дальше все это слушать. — Ты не должна всего этого говорить! Почему ты все время забываешь о том, какая между нами пропасть, Элла? Ты писала мне свои чертовы сообщения, залазила в душу… А ее у меня нет. Как ты не можешь понять?

Ей пришлось приложить все усилия, чтобы заставить Марка услышать ее. Она погладила его лицо, красивое, напряженное.

Он, кажется, был на волоске. Вот только Элла не знала хорошо это или плохо.

— Я готов ради тебя перевернуть весь Белый свет, Элла, — только-то и сказал он, ощущая, как тепло от ее ладоней проникает в его душу. Ту самую, которой у него не было.

Она прижалась к нему еще теснее. Было что-то невыразимо прекрасное в том, чтобы ощущать его близость, чувствовать его сердцебиение и постигать гармонию с целым миром.

— Ты мне нужен, Марк… — выдохнула она, так и не досказав мысль до конца: губы Марка уже прижались к ее рту, а он сам едва не раздавил ее в крепких объятиях.

Они оба потеряли разум. На этот раз по-настоящему. Марк целовал ее так исступленно, как будто не мог насытиться, гладил руками ее грудь, забравшись под футболку. Элла не сопротивлялась, а сама последовала за ним, с наслаждением изучила пальцами его крепкий торс, потом зарылась в его густых волосах, застонала, когда он сместил пальцы к ее ягодицам. В прошлый раз она не могла себе этого позволить. Сейчас она хотела больше. Она хотела его всего. Ее ничто не сдерживало и не останавливало. Элла знала, что Марк просто не способен обидеть ее, и поэтому с легкостью отдалась во власть эмоций, которые так старательно сдерживала в тот вечер.

Она помогла ему стащить с себя футболку, а Марк опустился на колени, чтобы покрыть ее поцелуями: начиная шеей и заканчивая самым укромным местом. Элла едва владела собой. Выкрикнула его имя, тоже присела на колени, потянулась к его соску, сначала к одному, потом к другому. Он опрокинул голову и закрыл глаза. Ей нравилось иметь над ним власть. Затем он стащил с нее трусики, но любовался ею так долго, что Элла была готова взмолиться. Если это была пытка, она не была к ней готова.

Элла оказалась такой влажной, такой тесной. Марк еще не забыл, как это, находиться внутри нее. Но он не торопился, изо всех сил сдерживал собственное неистовое желание. Осторожно опустив Эллу на спину, он проник в нее указательным пальцем и терзал так долго, что едва не взорвался сам, когда она забилась в исступленных судорогах.

— Прости, что в прошлый раз мне пришлось причинить тебе боль. Если бы я знал…

Она заставила его замолчать, приложив ладонь к его губам. Его глаза блеснули, а потом он медленно поцеловал каждый ее палец.

— Я не достоин всего этого, — выдохнул Марк, когда затем овладел ею.

Элла блаженно закрыла глаза. Она думала иначе, но решила, что ей еще представиться возможность убедить Марка в том, как он заблуждается.

Он был предельно аккуратен, не прекращал целовать ее, даже пока находился в ней и медленно двигался. Элла интуитивно обхватила его ногами, обняла за талию и прижала к себе так тесно, чтобы он никуда не исчез, как это случилось в прошлый раз.

Солнечный свет падал на его лицо. Лоб Марка покрылся испариной, он тяжело дышал, но продолжал сопровождать ее по дороге к звездам. Они нашли ее одновременно. Элла открыла глаза, чтобы увидеть его лицо. В прошлый раз Марк приказывал, чтобы она все время смотрела на него. Сегодня он дал ей полную свободу. Она хотела быть с ним. Она была влюблена. Последнее открытие оказалось слишком неожиданным, но у Эллы не было времени об этом подумать. Она знала только одно: Марк Гончаров всегда жил в ее сердце.

Марк повалил ее за собой на бок, по-прежнему оставался в ней и ласково слизал капельку пота с ее лба.

— Ты не даешь мне чувствовать себя подонком.

Элла в ответ поцеловала его в губы, обняла за талию и сказала то первое, что крутилось на языке:

— Все гораздо проще, Марк: даже у негодяев случаются проблески человечности.

 

16

После обеда Марк с трудом заставил себя вылезти из кровати. Элла уснула, свернувшись возле него калачиком и положив голову ему на плечо. Он мог еще долго любоваться ее безмятежными чертами, блеском огненных волос, перематывать в голове назад воспоминания о том, какой мягкой и одновременно страстной она была, отвечая на его ласки. Пару часов назад он уже пытался встать, но Элла соблазнила его, подразнив и заставив замаливать грехи прошлого. Марк нисколько не возражал. Ему нравилось касаться Эллы, слышать ее гортанное постанывание, ловить редкую улыбку. Одно его беспокоило: ему при всех усилиях не исправить прошлого.

Она чертовски устала, пережила огромный стресс. Марк не хотел будить ее. Натянув шорты, он проверил звонки и сообщения на телефоне. Чтобы Элла не могла услышать, закрылся в ванной комнате.

— Если новости плохие, я не хочу ничего слышать, — начал Марк, когда услышал встревоженный голос Миши.

— Босс снова в розыске, но это не самое страшное, — пробормотал тот сбивчиво. — Пресс-центр на скорую руку, чтобы не афишировать случившегося, состряпал коротенькое заявление от ее имени, дескать, на какое-то время Элла предпочитает побыть в одиночестве. На твои поиски утроено количество людей.

— А что же самое страшное?

— С прошлого вечера во внутренний сервер «Медиаком» запущен вирус, уничтоживший все файлы и документы.

— Есть подозреваемые? — Марк приглушенно выругался.

— Ты. И теперь я не сомневаюсь, что ты затевал все это время нечто грандиозное: отвлекающий маневр со взрывом был лишь поводом для того, чтобы запустить этот уничтожитель. Ты компьютерный гений, Марк. Не отрицай очевидного. Должно быть, заметаешь все следы собственных махинаций.

— Моя цель была немного другой, — коротко бросил Марк.

— Пора кончать игры, Марк. Страдают и гибнут люди. Марина, водитель и Елизавета Васильевна.

Марку было нечего сказать в ответ.

— Элла не должна пострадать, — продолжил Миша. — Она неопытна и наивна. Ее подставили, чтобы потом уничтожить. Я не думал об этом вот так, но сейчас склонен поверить Люде: с самого начала это был ты.

Только сейчас до Марка дошло:

— Жаль, что ты продался.

Затем он резко отключил связь и, на ходу скидывая одежду и личные вещи в сумку, громко велел Элле просыпаться.

— Нам нужно немедленно убираться отсюда, — объяснил он, не дав ей возможности что-то сказать или спросить. Он уже натягивал футболку и забрасывал на плечо сумку.

— Звучит зловеще, — Элла опустила ноги с кровати, потянув за собой одеяло, чтобы скрыть наготу. Марка это как будто слегка развеселило, но он ограничился лишь тем, что завел ей за ухо непокорный локон, упавший на лицо. Она нахмурилась: — Марк, что происходит? Очередные неприятности? Группа головорезов, мечтающих свернуть тебе шею, вышла на след?

— Все в порядке, Элла. Просто ничего не спрашивай и делай, как я прошу. Хорошо? — Она лишь на пару секунд задумалась, но кивнула головой. — Умница.

Он ее поторапливал, пока она застегивала пуговицы на своей блузке, которая выглядела довольно неопрятно после взрыва, но Элла этого не заметила. Надев брюки и босоножки, она едва ли не бежала, чтобы успевать за Марком, который тащил ее за руку.

Элла видела, как он напряжен. Ей хотелось спросить, почему они убегают, но решила повременить с расспросами. Все это так нежданно: тело все еще сладко млело; засыпая, Элла думала о том, как много ей нужно обсудить с Марком. Но, видимо, серьезный разговор снова откладывался на потом.

Даже в машине, проехав десятки километров, он продолжал о чем-то сосредоточенно размышлять, то и дело посматривал в зеркало заднего обзора, не включал радио и как будто забыл о ней. Прошло не меньше часа, прежде чем Марк заговорил к ней:

— Мне придется сменить номер телефона, но нужно уехать достаточно далеко, чтобы сделать это безопасно.

— Значит, твой номер прослушивали?

— Киселев сдал меня.

— Миша? — Элла все еще решала головоломку у себя в голове. — Он ужасно зол на тебя из-за «Радио-Биз». Я ведь говорила тебе. Ты продал его изобретение врагам, а он теперь в отместку продает тебя. Но, если честно, он не создает впечатление злодея. В отличие от тебя.

Марк ничуть не обиделся из-за ее последнего замечания и легонько погладил колено Эллы чуть ниже бедра, отрывая правую руку от руля.

— Но ты мой злодей, — забыла она добавить, — и меня это устраивает.

Настроение было слишком паршивым, чтобы улыбнуться. Марк продвинул свою ладонь еще выше.

— Я чертовски завидовал его проклятому изобретению, от которого все были без ума, а особенно мама, — решил он поделиться с Эллой. — Стащил у него пару схем из офиса и сказал ему об этом, а потом напрочь забыл о них. Но многие об этом слышали, тем более что Миша сам рвал и метал, а потом донес на меня боссу. Кто-то продал эти схемы руководству «Радио-Биз», а все шишки достались мне.

— Ты не пытался снять с себя обвинения?

— А я когда-то это делал? — ответил он вопросом на вопрос.

Элла фыркнула:

— Ты мог бы больше заботиться о своем добром имени. Ты ведь знал, кто это сделал, да?

Он ответил после долгой паузы, взвешивая все за и против. Раскрыть Элле всю правду он не мог, но ради ее же собственной безопасности должен был рассказать хотя бы ее малую часть:

— Сам Миша и сделал это.

— Но зачем?… — Элла почти сразу и догадалась: — Простой работник слишком честолюбив. Ему выгодно облить грязью того, кто сидит выше, чтобы занять его место. Но зачем ему после твоего позорного изгнания помогать тебе? Ты для него — враг номер один.

— Не совсем так.

— Я что-то упустила? — Элла едва скрыла разочарование, когда Марк убрал свою руку, чтобы переключить передачи.

— Скажем так: некоторые из своих поступков Миша совершил не совсем добровольно, потом горько раскаивался. Наша так называемая дружба претерпела немало испытаний. Я был скверным подростком, не умеющим себя контролировать. Ты в курсе, малыш. Маме очень нравился Киселев, она хотела, чтобы я ему подражал. Это, кстати, была ее идея: подтолкнуть меня к решению создать собственную фирму вне «Медиаком». Я так и поступил, научился думать спокойно, контролировать свои ребяческие выходки.

Элла не могла не заметить, что Марк по-прежнему называет Лизу «мама», несмотря на последствия скандала и свое изгнание. Она не решилась поднять эту тему, догадавшись, что любые откровения даются Марку нелегко. Ее он назвал «малыш». Элле это очень понравилось.

— Ты изменился, этого нельзя не заметить. Никогда не забуду, каким гадким старшим братом ты оказался.

— Не так уж я и изменился. Ты разве не поняла? По-прежнему притворяюсь, веду бесчестные игры и люблю только самого себя, — звучало чересчур мрачно. — Думаешь, я не преследую какие-то свои скрытые мотивы, оберегая тебя от неприятностей?

— Нет. Уверена: в этом вопросе ты чист как младенец. Хочешь или нет, Марк, но я тебе полностью доверяю и только жду, когда же ты расскажешь мне, что вообще здесь творится.

— Ты не готова к такой жизни, Элла.

— Можно я решу это сама? — А потом главный вопрос, который не давал ей покоя: — Что произошло между тобой и Лизой? Ты сбежал из родного дома, устроил погром в своей спальне, даже разломал кораблики, которые собирал… Ты обожал свою коллекцию. Я это запомнила, когда случайно вломилась к тебе, а ты метал молнии, но позже признался, что хочешь обзавестись собственным кораблем и умчаться подальше.

— Я уже обзавелся собственным кораблем. Вернее, яхтой, — бросил он небрежно, скрывая внутри сотню противоречий и огромную недосказанность. — И ты на ней покаталась. С Киселевым.

— Хочешь сказать, что та яхта твоя?

— Я назвал ее «Анна» в честь моей родной матери. Она скончалась при родах, так что я ничего о ней не помню. Лиза была моей матерью. Но я бы никогда не назвал яхту ее именем. В детстве она буквально изводила меня своей любовью, ужасно баловала, а меня это бесило. Но я требовал еще и еще. Когда я уходил из дома, даже не забирал вещей. Я не знал, что она уничтожила все, что было мне дорого, — это звучало бесстрастно, но Элла догадалась, что Марк наконец приоткрыл ей дверцу в свой темный мир.

Ей следовало сказать что-то, но она слишком долго подбирала нужные слова. Казалось противоестественным, что Марк тяготился своей прошлой блистательной жизнью, ведь до этого самого момента Элла была уверена, что их с Лизой любовь не знала преград.

— Мне жаль, что на твоей яхте я покаталась не с тобой, — это должно было выразить то, что она чувствует на самом деле.

— Мне тоже.

— Чтобы ты знал: на днях я распорядилась, чтобы из твоей бывшей комнаты вынесли все вещи. Не могла себя заставить находиться в этом доме и думать о том, сколько призраков он скрывает.

— Хорошее решение. Больше я все равно туда никогда не вернусь.

Затем он сменил тему, сухо сообщив, что они остановятся, чтобы поесть.

Между тем вечерело, они въехали в какой-то небольшой поселок. Марк приказал Элле оставаться в машине, пока сам скрылся в продуктовом магазине. Вернулся так же быстро, бросил пакет на заднее сиденье и завел двигатель.

— Ненавижу свое нынешнее положение, — сказал он хмуро, глядя вперед на дорогу. — Вместо того чтобы скрываться и покупать гребаные замороженные полуфабрикаты, я бы хотел повести тебя в хороший ресторан и кормить до тех пор, пока твои щеки не округлятся.

— Снова угрожаешь? — Элла улыбнулась. Она решила на время оставить запретные темы.

Марк зачарованно засмотрелся ее улыбкой. А ведь она улыбалась ему второй или третий раз за все время знакомства! После того паскудного существования, которое он влачил, это как бальзам на душу. «Где же ты была раньше, милая?» — хотел спросить он, да так и не решился. Это ведь именно он и виноват в том, что Элла так надолго исчезла из его жизни.

— У тебя потрясающая улыбка. Мне, правда, жаль, что из-за меня ты улыбаешься не так часто, — он полоснул самого себя этими словами.

— Возможно, если бы ты изначально изменил свой зверский подход в отношении меня, я не боялась бы твоей тени.

Это еще больнее. Но Марк знал, что к этому все идет. Это был именно тот подходящий момент, чтобы извиниться за всю ту боль, которую он причинил ей, но у него язык не повернулся сказать слово «Прости». Элла в это время уже уткнулась в созерцание сменяющих друг друга однообразных пейзажей за окном. Им обоим нужно было о многом подумать.

— Куда ты отвезешь меня на этот раз? — спросила она четвертью часа позже, когда неизвестность стала совсем невыносимой.

— Мой дом больше не годится для укрытия. Уверен, он кишит людьми из «Медиаком» и полицией. Придется скрыться в какой-то глуши подальше от столицы. Чем меньше людей там смогут узнать нас, тем лучше.

— У одной из моих теток остался дом недалеко от Полтавы, который достался ей от покойного мужа. Но мы все живем в моей квартире, и дом пустует уже лет десять. Я могу рассказать, как туда проехать.

— Никак не могу поверить, что ты мне доверяешь, — признался Марк, когда она заметила его недоумение.

Они приехали на место уже к десяти вечера. Дом выглядел немногим больше, чем тот, в котором Марк однажды уже держал Эллу. Только дом Марка был более ухоженным. Кое-где покосившийся забор давно требовал ремонта и свежей покраски. Калитка скрипнула, когда Марк дернул ее. Элла шла следом, незаметно восхищаясь той легкостью и уверенностью, которой обладал ее спутник.

Пришлось хорошенько навалиться на входную дверь, чтобы выбить ее.

— Тебе придется все это починить, Марк, — посетовала Элла, едва они зашли внутрь. — Тетя Жанна ни за что не простит тебя за это варварство. И пускай она терпеть не могла своего мужа, но отчитает как ребенка всякого, кто причинит вред ее имуществу.

— Твои угрозы приняли жестокий характер, — усмехнулся Марк, так и не сумев представить себя перед ее теткой, которая его ругает.

Он нашел на стене включатель, еще один смешок.

— Ты говоришь, твоя тетка свято бережет имущество?

— Ну, знаешь ли, это лучше, чем ничего! — фыркнула Элла, жалобно осматривая полностью пустые комнаты. — Марк, здесь есть вода! — крикнула она победно через пять минут. — И забытый зубной порошок советских времен.

Марк высунул голову из спальни. В руках он держал старый выцветший плед.

— Мне повезло с находкой куда больше. Если будешь хорошо себя вести и скинешь всю одежду, я разрешу тебе забраться на меня сверху и укрыться.

Она не имела ничего против такой перспективы. Забыв о зубном порошке, который она швырнула обратно на раковину, Элла смело двинулась навстречу Марку.

— До сих пор самая большая загадка из всех: почему я здесь вместе с тобой и никуда не хочу уезжать?

Безмолвно Марк откинул плед и притянул Эллу к себе. Он задавал себе тот же вопрос и тоже не знал ответа. Расслабляться нельзя было, но Марк не лишил себя удовольствия прижаться к губам Эллы. Он хотел раствориться в ней, снова потерял голову. Недосказанность и прошлые обиды повисли в воздухе, забытые на какое-то время.

Плед пришелся весьма кстати, чтобы устроиться на жестком полу. Марк притащил Эллу на себя и раздел ее очень быстро, чтобы она вдруг не одумалась. К счастью, Элла не собиралась жаловаться.

Позже Марк натянул шорты, принес с машины свою сумку и пакет, купленный в магазине. Они покупались вместе, втиснувшись в крошечную ванную. Марк намылил ее своим мылом, благородно одолжил свою зубную щетку и очередную футболку. В качестве возмещения убытков он нагло потребовал, чтобы она ходила без трусиков, пока ее не высохнут.

Они ели, разложив продукты на пакете. Марк заставил Эллу полностью проглотить копченую куриную ножку и ломоть хлеба, который не удалось порезать из-за отсутствия ножа и вообще какой-либо посуды. Чтобы включить старый холодильник пришлось потратить добрые полчаса, и это заставило Марка ворчать еще больше.

— Ты уже превращаешься в ходячего монстра, — упрекнула его Элла полушутя. — Казалось бы, кофеин вреден, но тебе он жизненно необходим как источник крови. Ты оставил кофеварку в том доме, где держал меня. Почему ты не забрал ее, когда смылся в то утро?

— Я оставил там и большую часть своих вещей, — бесстрастно сказал Марк. Элла так и не сумела поверить ему до конца. — Если ты не помнишь, я повторяю снова: потому что не собирался «смываться».

— Возможно, со временем я смогу забыть о том, что ты угрожал высылать меня по кусочкам, пока не дождешься своих миллионов.

— Весьма обнадеживает. — Он грубо сунул ей в руку огромный кусок сыра. — Ешь.

— Я собираюсь простить тебе кое-какие грехи, — продолжала Элла, не замечая, как пульсирует жила у его виска. — А еще хочу извиниться за то, что сделала вот это. — Отбросив сыр в сторону, Элла ласково погладила кончиками пальцев небольшой шрам, который оставила на его красивом лице.

Марк не позволил ей продолжать, отвел ее руку в сторону и холодным голосом попросил:

— Больше никогда не смей просить у меня прощения, Элла. Ясно? — Кто и должен был ползать на коленях и умолять о прощении, так это он сам.

— Всякий раз, когда я начинаю думать о тебе как о нормальном человеке, ты превращаешься в злобного идиота. Стоп! Это ж ты и есть.

Она психанула, поднялась на ноги и принялась лихорадочно складывать остатки ужина в один из пакетов. В голове не укладывалось: как она может верить в этого черствого, лишенного человеческих чувств типа? Марк подпускает ее ровно настолько, насколько ему это выгодно. Он скрытен. Не позволяет себе слабостей, но забывает об этом, когда сжимает ее в объятиях, находясь глубоко в ней. В эти минуты Элла уверена, что видит в его глазах душу. Потом он снова отрешенный. Может, это обман зрения? А вдруг ее глупая влюбленность застилает ее собственные глаза?

Их руки едва соприкоснулись, когда он потянулся за пакетом, чтобы помочь ей. Марк не выглядел сокрушенным:

— Ты можешь поспать. Мне нужно посидеть за нетбуком и попытаться решить кое-какие из наших проблем.

— Делай, что хочешь.

Она надела трусики и схватила из его сумки, которую он как раз открыл, чтобы достать портативный компьютер, лежавшую сверху спортивную кофту, закуталась в нее и цинично спросила:

— Не возражаешь, что я ношу твои вещи? Я, знаешь ли, опасаюсь, что ты придешь в ярость и перережешь мне горло во сне.

— Ты знаешь, что я этого не сделаю, — бросил он бесстрастно, устраиваясь в противоположном углу комнаты на полу.

— Я тоже так думала, но кое-кто все время норовит внушить мне именно это. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Элла.

Теперь она исключительно «Элла». По крайней мере, когда Марк обращался к ней «рыжая», он что-то чувствовал, даже если это было недовольство и раздражение.

Ей хотелось подойти к Марку, устроиться у него на коленях и послушать, что он планирует делать дальше. Вместо этого Элла молча наблюдала за ним. Он выключил свет, и только слабые блики от экрана монитора освещали его лицо. Красивое, задумчивое лицо человека, который утверждал, что он убийца и подлый негодяй. Закрыв глаза, Элла все равно видела Марка, слышала легкое постукивание по клавишам, его дыхание. Помнит ли он, что она тоже здесь? Лично она об этом ни на секунду не забывает: даже кофта, в которую она укуталась, пахнет им. Марк обычно пользуется приятным, слегка резковатым одеколоном. Ей нравится этот запах. Ей нравится Марк, хотя он и жуткий мерзавец. Ну и что из того, что их связывает гадкое прошлое? Люди меняются и имеют право на прощение. Он же даже не хотел ничего об этом слушать. Разве он сам не осознает, что эти самые ошибки прошлого и свели их снова вместе?

Когда утром Элла открыла глаза, Марк сидел на том же самом месте.

— Ты просидел там всю ночь? — спросила она охрипшим голосом.

Он не сводил с нее глаз. Щетина отросла за ночь, волосы на макушке слегка взъерошены.

— Ладно, можешь не отвечать. Но помоги придумать, как я могу дать знать своим тетушкам о том, что со мной все в порядке.

Наконец он заговорил усталым голосом:

— Все уверены, что ты в полном порядке и только решила уединиться на неделю, пока утихнут страсти. Так написали все газеты благодаря находчивости пресс-центра «Медиаком».

— Они будут обеспокоены уже потому, что я не отвечаю на звонки, — напомнила Элла.

— Это сейчас не столь важно.

— Еще как! Этим людям на меня не наплевать.

Марк поджал губы. Он догадался, куда она клонит. Хотел подойти и пригладить ее растрепанные волосы, но заставил себя сидеть на месте. Достаточно и того, что полночи провел в бесконечной борьбе с самим собой: видеть Эллу всего в паре метрах от себя и не сметь подойти — немыслимо. Он зачем-то снова надел на себя маску а-ля «Сатана» и был этому не рад. И все из-за того, что Элла попросила у него прощения! А это ее ласковое прикосновение к тому месту на его щеке, где она оставила отметину? Да, у него сердце едва не вырвалось с груди, когда она это сделала! Странно, учитывая, что сердца у него не было…

Элла тем временем уже поднялась, откинула пряди с лица. Сложно было не замечать, какая она хорошенькая в его кофте, доходившей ей до колен, с пылающими от возмущения голубыми глазами.

— Предполагаю, что их телефонные номера прослушиваются, поэтому, будь у нас такая возможность, я бы не стал рисковать, — добавил он, чтобы смягчить свой предыдущий категоричный отказ.

— У тебя гениальный злодейский мозг. Уверена, ты придумаешь, как обойти прослушку.

Он проглотил эту реплику молча.

— На завтрак придется довольствоваться булочками и газировкой за неимением под рукой обычных чудес цивилизации вроде микроволновой печи. Чудо, что этот допотопный холодильник времен репрессий, еще способен выдавать холод.

Она кивнула с видом королевы и направилась в ванную, чтобы умыться. Через минуту прозвучал пронзительный крик. Марк ворвался за ней, едва не сорвав старую дверь с петель. Идеальные черты его лица парализовал смертельный ужас, но, увидев Эллу, уставившуюся куда-то над раковиной, он как будто расслабился.

— Убей этого чертового паука! — нагло скомандовала она и указала пальцем в нужном направлении.

— Еще так сделаешь, я тебя сам придушу. И не смей больше ругаться.

Элла скрыла улыбку, когда Марк с гневно сверкающими глазами одолел «врага».

— Если мне и угрожает опасность, то только от твоей злобной гримасы, Гончаров, — сообщила она, скидывая с плеч кофту, потом наклонилась над умывальником, щедро обдала лицо прохладной водой. — Может, уйдешь?

— Нет, — упрямо заявил Марк. — Я еще злюсь. Ты сделала это специально.

— Стало скучно.

— Скучно?

Возможно, это был не лучший способ развлечься, но Элла рискнула: брызнула в него водой из-под крана, а в отместку оказалась мокрая с ног до головы, когда Марк запихнул ее под душ. Зато она давно так не веселилась и впервые услышала смех Марка.

 

17

— Я оставляю его тебе на всякий случай.

Элла подняла глаза и увидела, что именно оставляет ей Марк. Свой зловещий «Глок». Он уже сказал ей полчаса назад, что должен съездить в Киев. Элла ничего конкретного не смогла выпытать, кроме многозначительных слов о том, что он должен «решить возникшую проблему на своей фирме». Высказывание о том, что он снова отправляется за выкупом, не вызвало в нем ответной реакции.

— Доверься мне, — повторил он несколько раз.

— Мне не нужен твой пистолет, — упрямо сказала Элла.

— Я должен знать, что ты в порядке, Элла.

— Эта штука меня пугает. — А еще больше то, что ты добровольно едешь туда, где на тебя круглосуточно ведется охота! Она прикусила губу. — Если ты не появишься к завтрашнему утру, я сяду в первую попутку и поеду следом.

— Ты не выйдешь из этого дома. Пообещай мне, — звучало жестко, но Марк надеялся, что Элла все же поймет: происходящее давно перестало быть шуткой.

— Хорошо! — он вздохнул с облегчением. Элла, однако, не собиралась отпускать его так легко: — Тот, кто убил Лизу Гончарову, Марину и пытался разделаться со мной, безумен и опасен. Ты попадешь в лапы полиции еще раньше, чем сможешь добраться до этого негодяя! Этот «кто-то», или «они», как ты склонен думать, выкидывают фокусы покруче твоих! Что ты собираешься делать, когда приедешь туда?

Он стряхнул с себя напряжение. Все время хмурился и лишь коротко сказал, обувшись:

— Я не хочу, чтобы ты знала о моих планах.

— А я хочу, черт бы тебя побрал, Марк! — она сжала кулаки. Может, стоит заплакать, чтобы Марк передумал?

— В моей сумке ты найдешь достаточное количество денег, — продолжал он, проигнорировав ее протест, — это на тот случай, если у меня ничего не выйдет. Тебе придется сбежать из страны, если завтра к вечеру я не вернусь. У тебя хватит еды на несколько дней, но не затягивай с отъездом. Поняла?

Мороз пробежал по коже, когда до сознания дошло, что он допускает подобную возможность.

— Ты спятил!

— На всякий случай я предупрежу надежного человека, чтобы присмотрел за тобой, если со мной что-то случится. Говори, что ты все поняла, Элла.

Если с Марком что-то случится, она сама поедет в Киев… Она не переживет, если он попадет в беду.

— Пожалуйста, скажи, что ты все поняла, — попросил он мягче.

Она не проронила ни слова. Вздохнув, Марк подошел, приподнял ее подбородок большим и указательным пальцем.

— Просто верь мне и делай, что я прошу.

— Это трудно, когда я не знаю, что у тебя в голове.

— Тебе это не понравится, — он запечатлел на ее губах легкий поцелуй и немедленно отстранился будто с сожалением.

— Будь осторожен, — попросила она напоследок, после того как он в очередной раз повторил свои чертовы «инструкции».

До столицы Марк добрался очень быстро. Он выжимал двигатель на полную скорость, заставлял себя сосредоточиться, а вместо этого думал о своей сводной сестре, которую так жаждал уничтожить когда-то.

«— Если эта жирная оборванка еще хотя бы день будет ошиваться в нашем доме, я сбегу и ни за что не вернусь!

— Господи, милый, неужели ты всерьез думаешь, что она займет твое место в моем сердце?

— Именно так я и думаю, мама.

— Я ей кое-что обязана, сынок. Не хочу, чтобы люди думали обо мне как о жестокой женщине. Мы-то с тобой знаем, что для меня существует только один ребенок…»

Мать доказала, что в ее жизни только один ребенок. Марк ушел из дома, обошелся с Лизой некрасиво, велел держаться от него подальше, а она все равно продолжала его обожать и, несмотря на то каким гадким он был, отвела от него опасность, вписав ни о чем не подозревающую Эллу в свое завещание. Она обрекла свою нелюбимую дочь на все эти муки ада, потому что хотела доказать: для нее существует только один ребенок. Марк. Что бы он ни делал, какие бы бесчинства ни творил, мать его слепо обожала. Элла сделала то же самое: влюбилась и собиралась простить, несмотря на все те беды, которые он ей принес.

Марку становилось не по себе, когда он снова и снова думал об этом. Элле пора проснуться. Любовь губительна во всех ее проявлениях. Любовь к такому мерзкому сукину сыну, как он, еще хуже.

Он сделает все, чтобы ее защитить, но не позволит питать иллюзии на его счет. Хватит с Эллы тех скотских поступков, от которых она настрадалась из-за него в детстве.

В столице его встречали знакомые огни Крещатика. Пришлось кое-где свернуть, оставить машину и проделать оставшуюся часть пути пешком.

В последнее время Люда и ее приспешники стали весьма небрежны, забывали об осторожности, выгребая оставшиеся в «Медаком» миллионы на счет своей небольшой доли, которая фигурировала как благотворительные пожертвования. Мать отдала Люде эти десять процентов компании, намереваясь утолить ее жадность. Но Люде было мало. И чем дальше, тем хуже. Каким-бы ослом не был Миша, но он понимал, что Марку стоит довериться. Именно Миша поспешил предупредить его по поводу прослушки, причем сделал это довольно виртуозно. Стоит ему об этом сказать.

— Мой самый преданный друг, — протянул Марк в трубку, включив телефон прямо напротив здания «Медиаком».

— Марк! — раздалось взволнованное.

— Зачем же так кричать об этом? Я собирался остаться инкогнито, обратиться за помощью. Как в старые добрые времена, Танюша.

После непродолжительной паузы, во время которой Марк слышал какой-то стук, женщина быстро проговорила:

— Я закрылась в кабинете Михаила Романовича. Его нет на месте. После этой истории с вирусом, такая шумиха!

— Ну и дел же я натворил.

— Это были вы?

— Ты же помнишь, как я всегда любил дурачиться, а ты скрывала мои выходки от матери, прикрывала похождения по сотрудницам компании и была готова стоять горой перед всемогущей Елизаветой Васильевной, сочинив сотню оправданий своему боссу? — Он перешел к делу, не давая ей возможности вставить слово, при этом оценивая степень опасности: судя по всему, испорченный телефон уже дал о себе знать, и охрана на входе нервно засуетилась: — Дело в том, что я тут завис в нерешительности перед зданием той самой компании, которая вышвырнула меня вон, и хочу проникнуть внутрь.

— Вы же знаете, Марк Григорьевич, что это невозможно, — почти сурово сказала женщина.

— А как же мне добраться до файлов своей маленькой фирмы, сервер которой спрятан на твоем компьютере?

— О чем вы? — тяжелое дыхание.

— Маленький фокус.

— Пожалуйста, не звоните мне. — Она повесила трубку.

Марк подождал ровно минуту. Телефон зазвенел.

— Ты — моя злая сообщница. Сюрприз.

У женщины не хватило выдержки:

— Вы взломали мой пароль, подставили!

— Вышло забавно. «Медиаком» лично выполнял те заказы, которые проигрывал в тендерах, никому не известной компании. А мои миллионы спокойно проходили через твой компьютер. Хочешь, чтобы я унес тайну в могилу, тогда немедленно звони в полицию и рассказывай, кому ты помогала на самом деле, — голос Марка стал жестким. — А можешь дать мне безболезненно попасть в «Медиаком», шепнув своей сообщнице, чтобы отозвала сторожевых псов.

— У тебя ничего не выйдет, Марк, — он мог представить, как Таня в этот момент нервно теребит свои пышные локоны. Его самая преданная секретарша, которая соблазнилась большой наживой и забыла о былой верности. — Ты не докажешь, что я тебе помогала.

— Тогда проверь свой банковский счет и последнее поступление в девяносто миллионов. Ты сама и внесла эти деньги.

— Ты не мог этого сделать, — она громко клацала по клавишам, старалась сохранить лицо.

— Разумеется, ведь ты мне в этом помогала. А теперь я хочу попасть в здание. Немедленно.

Таня сама вышла ему навстречу, великолепно одетая, но заметно постаревшая. Нервозность исказила правильные черты ее лица.

— Я должна была догадаться, что все это плохо кончится, — сказала она вместо обычной приветственной улыбки. — Но ты зря выбрал меня козлом отпущения, Марк.

— Это называется немножко не так, — жестко поправил он. — «Справедливое возмездие» нравится мне больше.

Женщина промолчала. Они поднялись на верхний этаж в кабине лифта. Здание было почти пустым, как и подозревал Марк. После атаки на базу данных Мише пришлось выкручиваться: нужны были недели, чтобы восстановить сервер и всю утраченную информацию. На кону лежали большие деньги.

— Идем в сторону кабинета Люды, — покачал Марк головой, когда Таня направилась в противоположную сторону, предположительно в офис к Киселеву и своему рабочему месту.

— Зачем тебе это? — она поправила свои идеально причесанные локоны, румянец разом сошел с ее лица.

— Глупый вопрос. — Марк жестко усмехнулся: — Сдашь мне ее и останешься чистенькой. Решай, чей сообщницей быть выгодней? Убийцы или выброшенного из дома несчастного сына, который борется за справедливость?

— Я не понимаю…

— А я понимаю, — бросив притворство, Марк больно сжал ее запястья.

Один из охранников немедленно двинулся к ним.

— Скажи, пусть отвалит.

Таня подчинилась. На ее лице застыло едва ли не комическое выражение испуга. Марк не собирался верить этой лживой женщине, которая провела вокруг пальца не только его, но и своего нового босса, Мишу. Она была чертовски умной, куда умнее, как для простой секретарши. Марку стоило сразу раскрыть ее игры.

— Вы убили мою мать! — не выдержал он. — Едва не отправили на тот свет Эллу! Ради денег или просто амбиций?

— Я… я все могу объяснить.

— Сдай мне Люду и можешь сойти за обычную истеричку, которая не понимала, что творила.

— Но я ничего такого не знала, Марк! — закричала Таня с отчаянием. — Люда стала мне близкой подругой, мы встречались после работы, она плакалась на своего бывшего любовника, который отбирает у нее деньги. Я ей просто сочувствовала, а когда случилось это несчастье с Елизаветой Васильевной, она приехала ко мне, рыдала взахлеб и умоляла помочь.

— Избавиться от Эллы, — закончил он, не скрывая презрения.

— Нет! Ей и мне… нам она очень нравится.

Таня запнулась, на ее глазах выступили слезы. Марк еще не решил, стоит ли слушать ее дальше, но она воскликнула прежде, чем он отпустил ее:

— Люда хотела, чтобы я нашла способ скрыть ее долю в компании. У меня был доступ к личным файлам вице-президента, я обманула бухгалтерию, провернула парочку махинаций под видом щедрых благотворительных взносов.

— Как раз на этом ты и попалась.

— Теперь я догадываюсь, что ты имел полное представление о том, как я это сделала. А теперь, пожалуйста, Марк, сними с меня свои грязные делишки! Я рассказала тебе то, что знала!

— Наверное, ты знала не все, — он отступил, но не собирался отпускать женщину так просто. — Где Люда?

— Она уехала за новым боссом, — выдавила Таня, тяжело дыша.

У Марка появилось нехорошее предчувствие. Он напрягся каждой клеточкой тела. Одним лишь взглядом он требовал объяснений:

— Сегодня с утра Михаилу Романовичу позвонила одна из теток босса. Соседка, которая живет неподалеку от ее старого дома, заметила машину и посторонних людей. А поскольку ее тетки так и не поверили, что с Эллой все в порядке, как мы всех заверили, стали бить тревогу. Михаил Романович хотел ехать сам, потом его отвлекли техники, работающие над недавней хакерской атакой. Люда вызвалась сама выдернуть босса из лап негодяя. Из твоих, Марк.

Он покидал здание «Медиаком» так стремительно, что позабыл о необходимости пробраться в личный компьютер Люды. Его мало заботило что-то, кроме безопасности Эллы. Черт. Он много ругался, ехал еще быстрее, чем делал это во времена разгульной молодости и впервые за свои тридцать два молился.

 

18

Оставшись в одиночестве, Элла почти сразу ощутила, как сильно она скучает по Марку. Она побродила по дому, заставила себя немного поесть и убрала подальше с глаз пистолет.

Вечерело. Марк, должно быть, уже в столице. Удалось ли ему выйти на преступников, Элла не знала, и оттого лишь заводилась сильнее. Он не имел права оставлять ее здесь и заставлять терзаться в неведении! Она так беспокоилась за него! Но Марк Гончаров неисправим: упрямый, прямолинейный, жесткий. Он ворвался в ее мир спустя тринадцать лет, склеил осколки души и вернул веру. А еще он дал ей возможность любить. Элла обхватила себя руками, выглядывая в окно и не прекращая думать о нем. Когда в подсознании всплывали самые ужасные картины, изгоняла их прочь. Она уже видела однажды, как силен Марк, как он ловко управляет своим телом; он без труда расправился с охранниками на ее глазах. Он, конечно же, постоит за себя. Но он отдал ей пистолет. А если ему будет угрожать смертельная опасность и придется стрелять?

Неожиданно она отпрянула от окна, заметив знакомую машину — «Тойоту», на которой ездила Люда Терещенко. Молоточек в голове тут же предупредил об опасности. Все, о чем косвенно говорил Марк насчет Люды, тут же всплыло в памяти. Поспешно схватив пистолет, Элла взяла его неожиданно крепкими пальцами и приготовилась встречать «гостей».

И хотя Марку удалось кое-как починить входную дверь, она легко поддалась нажиму. Пухленькая женщина с неожиданно растрепанными волосами возникла на пороге. Но тут же опешила, заметив ствол, направленный прямо на нее.

Элла вспомнила все, что делал Марк, когда якобы угрожал, и повторила лучшие из его бравад:

— Оставайся на месте или кончишь плохо.

— Элла… — женщина замерла. Она явно не ожидала подвоха и не предполагала, что Марк уже успел как следует обработать босса и настроить весьма решительно. На ее лице выступил пот, бледно-серая блузка выбилась из пояса юбки. Она побоялась, что Элла может выстрелить и поэтому принялась тщательно подбирать слова.

Впрочем, Элла ее опередила:

— Даже не пытайся выдумать очередную ложь. Ясно? — коронный прищур в стиле Марка.

— Я не знаю, что вам успел наговорить Гончаров, но, поверьте, я здесь только для того, чтобы спасти вас, — сбивчиво пробормотала та.

— Показывай, что в сумочке.

Люда высыпала на пол содержимое своей сумки: ключи, помада, пара кредиток.

— Как видите, я не представляю для вас угроз, Элла. Послушайте меня, пожалуйста.

— Неожиданно ты стала вежлива. Забавно до дрожи, — у Эллы хватило отваги держаться непоколебимо. И почему она изначально, не раскусила предательницу, ведь интуиция всегда подсказывала ей, что Люда Терещенко — плохой человек?

— Нам нужно немедленно уезжать, — с мольбой в голосе настаивала женщина.

— Вряд ли. И поскольку наш главный враг здесь, а Марк безуспешно пытается тебя разыскать, я совершу правосудие.

— Вы не понимаете, что говорите! Он… не снимет нас с крючка, — это звучало бессвязно. Элла даже глазом не повела.

— Я вам все расскажу, только, прошу вас, пойдемте со мной в машину.

— Можете не стараться. Мне известно про вашу активную деятельность по присуждению себе части капитала «Медиаком». Марк вывел вас на чистую воду, и я первая совершу возмездие. Вы ведь и сейчас хотите избавиться от меня, верно?

— Это с самого начала была не я, — она опустила голову и слегка повернулась боком, чтобы Элла смогла увидеть, что она здесь не по своей воле.

— Что это? — Элла смогла разглядеть только мигающую коробку черного цвета, прикрепленную к спине Люды. Ее рука, держащая пистолет, слегка дрогнула.

— Если вы не согласитесь пойти со мной, он взорвет нас вместе. Он любит бомбы, как вы могли заметить, — жалобно простонала Люда и опустила голову.

Элла решила, что это уж очень неудачная шутка.

— Намекаете на то, что это Марк обвязал вас динамитом и отправил ко мне? Он был здесь со мной все это время и мог обойтись без вашей помощи, чтобы разделаться со мной. Хватит игр. Уберите свою игрушку и признайте наконец, что вы облили его грязью и заставили весь мир считать его изгоем, убийцей!

— Ну, ладно, — раздался еще один голос откуда-то из-за спины Люды. Очень знакомый голос. — Это не она придумала. Та-дам!

— О, Господи, — Элла на секунду прикрыла глаза, пытаясь осмыслить происходящее.

— Вы слишком долго возились здесь, девочки, так что пришлось подойти и разобраться, в чем тут дело. Садитесь в машину, босс, или эта запуганная пташка разлетится в пух и прах, стоит мне разозлиться и нажать на маленькую кнопочку на этом самом пульте. Вы ведь не убийца? И еще: отдайте мне свою пушку. Ненавижу женщин с оружием в руках.

— Элла, делайте, что он говорит, — страдальческим голосом попросила Люда.

Элла ее не слышала. Она еще раз хорошенько моргнула. Добрый старик, ее личный «Санта-Клаус», так напоминающий отца, стоял в метре от нее с дьявольской улыбкой, которая уж никак не вписывалась в созданный Эллой образ.

— Что все это означает? — она попятилась, растерялась и на время утратила былую хватку.

— Ненавижу кого-то уговаривать, детка. Спроси Люду. Она в курсе. Да, милая любовница?

— Я давно не твоя любовница!

Он прошел мимо, отпустив ей хорошую пощечину. Женщина пошатнулась, но устояла на ногах. Элла бросилась на защиту, но оказалось слишком маленькой против широкоплечего мужчины. Он больно скрутил ее руку, заставляя выронить пистолет, а затем как ни в чем не бывало улыбнулся:

— Ты могла бы стать потрясающим боссом, детка. Жаль, что боссом не в какой-то другой компании, а именно в той, которая принадлежит мне.

— Вы спятили! — Элла свирепо замахнулась руками, но тот угрожающе указал на пульт.

— Бац! И вместе с собой ты унесешь жизнь еще одной дурочки, которая ничего не смыслит в жизни. — Это слегка утихомирило Эллу, но она по-прежнему не двинулась следом за ним. Люда бросила на нее взгляд, полный глубочайшего сожаления. — Она получила подачку и рада, а слабо получить все? Бедняжка так была предана своему бывшему боссу, а потом увязалась за тобой. Было, впрочем, весело наблюдать за вами со стороны. Марк вовремя возник на горизонте, став отличным прикрытием, но помешал мне забрать выкуп, когда оказался там, где не просят. Я заслужил куда больше. Тридцать пять лет отдать этой компании, чтобы всю жизнь проработать несчастным менеджером. Да кому это нужно? Гончарова божилась, что подыщет для меня место получше. И что? Люди, которые не держат своего слова, обречены. А те, кто помогают моим врагам, как, например, Маринка, тоже обречены. Вы, двое, к сожалению, что? Обречены.

Элла увидела лишь, как Александр Симоненко протягивает к ней руки. Он совершенно безумен. Ей нужно было уличить момент, чтобы дотянуться до пульта, который он засунул в карман своих брюк. Черт! Когда она отбивалась от Марка, проходила и не такое. Странно, что в этом ужасе, ее так осчастливила мысль о том, что Марк действительно не солгал, когда утверждал, что собирался вернуться к ней в дом у реки, что не требовал никакого выкупа, а попался по случайному стечению обстоятельств. Нужно будет обязательно расцеловать его, когда весь этот ужас закончится.

Они переглянулись с Людой. Симоненко уже навис над ней, требуя идти за ним.

— Неожиданное прозрение президента «Медиаком». Мне нравится такой заголовок. Ты нужна мне, чтобы отписать мне компанию. Пойдем по-хорошему, Элла Сергеевна.

Негодяй посмел угрожать ей! Элла изо всех сил бросилась на него, хотела выхватить чертов пульт, но он с такой силой отшвырнул ее в сторону, что, вполне вероятно, она сломала правую руку при падении. Боли не чувствовалось, он кричал на нее, навис сверху, достал чертов пульт. Элла закрыла глаза. Услышала, как Люда что-то невнятно говорит. Потом грохот. Когда Элла приоткрыла глаза, увидела Марка. Откуда он взялся?

Симоненко зловеще улыбался, показывая на свой пульт.

— Я не хотел тебе вредить, Марк. Но теперь вас трое. Бац!

— На мне взрывчатка, — дрожащим голосом объяснила Люда теперь уже Марку, который едва сдерживался, чтобы не наброситься на ублюдка. Челюсть плотно сжата, глаза горят. Элла была чертовски рада его видеть. Марку бы точно не понравилось, что она ругается, хотя и мысленно.

Марк был готов разорвать негодяя в клочья, с трудом сдерживал себя, судя по разъяренному взгляду. Элла догадалась, что он не позволит подвергнуть ее опасности ценой собственной жизни. Душа что-то пропела. Сделав усилие, пока о ней забыли, Элла потянулась целой рукой к пистолету и, не сумев приподняться выше, прицелилась.

Выстрел был оглушительным. Элла видела, как согнулся Симоненко, выронил пульт. Люда поспешно наклонилась, чтобы забрать его, а Марк в это время осуществлял справедливое возмездие. Элла так гордилась им в эту минуту, что не заметила, как по щекам текут слезы.

Потом откуда-то взялся Миша в очках набекрень. Она была рада его видеть, но он привел за собой целый отряд полицейских, которые тут же оценили степень опасности. Марка пришлось оттягивать силой от мужчины, который посмел причинить им столько бед.

Она встретилась с ним глазами. Он молча кивнул с каким-то новым, незнакомым выражением лица и последовал в полицейскую машину.

— Как вы, босс? — Миша наклонился над ней, помог подняться.

Элла огляделась по сторонам в поисках Люды. Ее уводили следом за Марком и Александром Симоненко, вид у которого был неважный.

— Я, правда, сумела подстрелить его? — все еще не верила Элла. Шок не миновал, но радость оттого, что все целы, была огромной.

— Жаль, я пропустил этот эпизод вашей потасовки.

— А как ты оказался здесь?

— Марк попросил привезти полицейских на случай, если он не успеет вовремя. Но он гнался как будто за самим дьяволом, пообещал, что сдастся после этого. Мне даже не по себе.

— Мне тоже. — Она поморщилась.

Миша решил, что ее повреждения все же сильнее, чем кажется на первый взгляд:

— Я отвезу вас в больницу, а потом уже будем разбираться со всем остальным.

— Да, пожалуй. Этот урод сломал мне руку.

— Ему не выпутаться, босс. Поверьте мне.

Обняв ее за талию, Миша помог сесть в свою машину. Хорошо, хоть не полез целоваться! Элла была готова разрыдаться, понимая, что Марка снова забрали, надев на него наручники. Ей было просто необходимо прижаться к нему и поблагодарить за все. В первую очередь за то, что она в нем не ошиблась.

— Кстати, мы хакнули атаку недоброжелателей. Признаюсь, мне даже стыдно, что я заподозрил в этом Гончарова. Старый аферист, Симоненко, скрывал в своей квартире целые тонны всякой дряни, не гнушался взрывать «Медиаком», обзавелся «Глоком», а в компьютерах оказался не силен.

Вот и прагматизм! Говорит исключительно о работе. Как она могла думать раньше, что именно такой мужчина ей нужен? Боже, где Марк? Элла слушала вполуха, обдумывая безумный план освобождения Марка из тюрьмы.

— Моя секретарша в ужасе, — продолжал Миша, — Марк заявлялся и здорово припер ее к стенке. Они с Людой Терещенко отмывали кое-какие деньги в счет благотворительного фонда. Где теперь найти хорошую секретаршу?… Элла? — Он наконец заметил, что Элла смотрит в окно и не слишком вовлечена в разговор. — Можете больше не бояться и смело ходить по улицам.

— Это отлично, — она едва шевелила губами. Главное — не расплакаться.

Уже в больнице, где ее заставили провести ночь, Элла дала волю слезам. Плакала, как ненормальная, не могла остановиться. Миша вручил ей новый мобильник, который угрюмо взирал на нее с тумбочки. Потом завибрировал. Смахнув слезы той рукой, которая не была перемотана бинтами, Элла без интереса взглянула на экран:

«Когда доберусь до этого ублюдка, сломаю ему обе руки за то, что сделал с тобой, рыжая».

Сквозь слезы она улыбнулась. Значит, Марк снова достал в тюрьме телефон и разузнал ее новый номер. Наверное, без Миши не обошлось.

«Я в порядке, если тебя это интересует. Правда, похожа на мумию».

«Береги себя».

И все. Элла была готова разбить телефон об стенку. Глубокая обида душила ее. Значит, это все, чего она достойна: «Береги себя»?

«Ты бесчувственная сволочь. Мог хотя бы прислать букет цветов, если, конечно, знаешь, как они выглядят».

«Там, где я нахожусь, с этим туго. Ты сегодня боролась, как дикая кошка. Хорошо, что мне удалось удержать тебя на расстоянии от пистолета, когда ты была заперта в моем доме. Если хочешь, попрошу, чтобы тебе прислали открытку от моего имени».

Ну, это слишком! Если он попадется ей под руку, она без сожаления выцарапает его наглые глаза, вырвет подлый язык…

«Учитывая, что я призналась тебе в любви, можешь засунуть свою открытку сам знаешь куда. Забудь этот номер».

«Когда ты прозреешь, Элла, поймешь, что глубоко ошиблась в выборе. Я ИЗНАСИЛОВАЛ СВОЮ МАТЬ».

Она выронила телефон и заплакала.

 

19

Миша выглядел красавчиком в новых очках, которые Элла помогла ему выбрать на днях. Чем-то смахивал на Бреда Питта, может, и не очень, но Мише крайне льстило, когда Элла акцентировала на это внимание. Впрочем, Юля, бегавшая за ней тенью, упрашивая сменить имидж, обозвала Мишу редкостным ботаном, хотя позже наедине призналась, что он ей нравится.

Гипс еще не сняли, и поэтому Элла не могла сесть за руль своей новой машины сама. Она доверила эту почетную миссию Мише и улыбнулась, когда он сообщил, что с ее то деньгами она могла побаловать себя чем-то получше, чем подержанный «Форд-Скорпио».

— Мне нравится ощущение полной независимости, — объяснила она в который раз.

Миша со скептическим видом пожал плечами. Серая рубашка отлично сидела на нем, подчеркивая крепкие плечи. Он был славным парнем и, кажется, не собирался прекращать ухаживания. Вчера Элла намекнула ему, что кое-кто бросает на него томные взгляды, Мише понадобилось некстати взбрыкнуть и обозвать Юлю прилипалой.

— Если бы к тебе все так не привязались, босс, то назвали бы безумной, — пожурил он, до сих пор не понимая, как за эти две недели все в их жизни могло так круто поменяться.

— Не люблю, когда меня называют «босс». Я являюсь им только фактически, а на деле же я свободная от обязательств женщина.

— Свободная и безумная.

— Нехорошо цитировать чужие слова.

Именно так о ней написали в последнем номере «Форбс» — как о наследнице миллионов, которая взбрыкнула настолько, что не постеснялась выбросить на ветер большую часть наследства: пожертвовала старый дом Гончаровых городскому совету для организации в нем детского приюта, позаботилась о новом руководстве для компании «Медиаком» и, продав все свое имущество в родном городке, забрала теток и переехала вместе с ними в небольшую квартиру на выезде из Киева. Считалось, что ей пришлось испытать шок после того, что произошло в компании, но все равно людям казалось странным ее поведение. Особенно один из последних жестов…

— Я ни о чем не жалею и наслаждаюсь жизнью, — добавила Элла.

Она надеялась, что Мише хватит деликатности не упрекать ее в лицемерии: они оба знали, что все не так гладко, и если Элла улыбается, то прячет глаза, в которых поселилась извечная грусть. Она не может никак смириться с тем, что Марк ее бросил. Миша уже догадался, что ждать от нее взаимности бессмысленно, но хотел просто вернуть блеск в глазах. А она с чудесной вежливостью позволяла ему частенько наведываться к ней домой, помогать с переездом и расстановкой мебели, усмирять ее вредных теток и потом неизменно благодарила. Убеждала, что понятия не имеет, кто такой Марк Гончаров, но одновременно с этим спасала его, Марка, задницу.

— Ну, если ты так считаешь.

Он заглушил двигатель прямо напротив центрального полицейского участия. Элла на какое-то мгновение замерла, потом провела здоровой рукой по кокетливо завитым волосам, сделала глубокий вдох и притворилась, что сейчас она тоже расслабляется:

— Подожди меня, хорошо? Потом я угощу тебя обедом.

— Для этого ты слишком нищая.

— Еще пара недель и компания возобновит свою работу, а я буду загорать на пляже, пить шампанское и тратить денежки, которые вы для меня будете зарабатывать, — прозвучало слишком тоскливо, чтобы вызвать у Миши улыбку.

Он открыл для нее дверцу:

— Удачи.

Элла кивнула и зашла в участок. Еще минута, и она увидит его. Черт. Ей понадобится вся сила воли, чтобы довести дело до конца. Пришлось принять вид а-ля сердцеедки, вспомнить, что она выглядит довольно неплохо благодаря Юле, с которой они неожиданно стали подругами. Джинсы с высокой талией подчеркивают ее длинные ноги, кокетливая блузка из розового шифона, заправлена в пояс, на здоровой руке пара пластмассовых браслетов — подарок от тети Жанны, которая едва с ума не сошла, когда ее любимую племянницу похитили во второй раз. На ногах удобные кожаные босоножки без каблука. А под всем этим — полная пустота и глубокое одиночество. Пришлось пройти через многое, снова возненавидеть Марка, чтобы потом простить.

Люда сделала официальное заявление в прессу, призналась в мошенничестве и очистила свою совесть, открыв кое-какие секреты из жизни Лизы Гончаровой. Элла воспользовалась этим, чтобы устроить пресс-конференцию и официально заявить:

— Марк Гончаров не несет никакой ответственности за те ужасы, которые происходили в компании «Медиаком». Он стал жертвой, такой же как я. Подлые сплетни и оскорбления сделали его изгоем. Но он возвращается. Мы все надеемся, что никто не затаил на него зла и радостно улыбнется при встрече.

А потом она зачитала письменное признание, оставленное Людой Терещенко, согласно которому Марк никогда не состоял в близких отношениях с Лизой Гончаровой, а был оклеветан из-за обиды, которая терзала ее, когда Марк ушел из дома.

Это было два дня назад. Наверное, Марк уже в курсе. Но это было не все. О главном Элла собиралась сообщить ему лично. Боялась ужасно, злилась на него за то, что он отделался от нее, оболгав себя, переживала тот день снова и снова.

Так уж вышло, что Марк Гончаров стал для нее всем — другом, любовником, защитником. Ее сердце противилось принять утрату, хотя разумом Элла понимала: утратить то, что никогда не имел, невозможно. Это Элла навсегда уяснила, однако легче ничуть не ставало.

И все же Марк здорово помог ей. Элла хотела отблагодарить Марка по-настоящему. Ему пришлось несладко в этот последний год. Отблагодарит и уйдет, больше никаких иллюзий. Возможно, Марк и защищал ее, но он ее не любил. Если бы это было иначе, он перестал бы валять дурака и заявился к ней еще пару дней назад. Он бы придумал способ, как выбраться из тюрьмы. Он всегда находил способ, как добиться желаемого. А она ему не была нужна: ни как сестра, о чем он сам неоднократно говорил, ни как женщина.

Главное не спасовать, а потом она еще раз хорошенько подумает над тем, как жить дальше, зная, что Марк так или иначе всегда будет поблизости.

Элла приготовилась, поблагодарила офицера и прошла в ту самую комнату, где однажды уже встречалась с Марком в схожих обстоятельствах. Вот только она не ожидала, что видеть его рядом окажется настолько сложно. Черт. Она выругалась мысленно — это уже вошло в привычку.

Марк смотрел на нее в упор, не моргая. Золотистые глаза на мгновение блеснули, а потом приняли коронное бесстрастное выражение. Он сидел за столом, руки в наручниках на столе, мрачная одежда, волосы слегка отросли, но лицо гладко выбрито. Элла не понимала, почему Марк все еще здесь. Ему дали месяц общественных работ, а он важничал, якобы в намерении «искупить» вину, если верить словам Миши, который общался с ним пару раз. Журналисты сходили с ума, так и не имея возможности добраться до Марка и засыпать сотней вопросов: он снова вернулся в ранг любимчика прессы.

С невозмутимым, как ей казалось, видом Элла села напротив и выдавила некое подобие улыбки.

— Ты так и не прислал открытку, Гончаров.

— Значит, ты явилась сюда, чтобы сказать мне об этом? Здесь не дом свиданий и не место для светских бесед, — его голос звучал, как натянутая струна. Он не сводил с нее глаз, едва заметно нахмурился, рассматривая безобразный гипс на ее руке, потом плотно сжал губы.

Да, на радостную встречу не похоже.

— Вообще я хотела поделиться новостями. Но поскольку ты умудряешься быть в курсе всех событий, даже сидя за решеткой: коротко о главном.

— Будь так любезна.

Элла набрала в грудь побольше воздуха и решительно приступила к делу. Жаль, что нельзя было выкрутиться хорошо продуманными заготовками из отдела по связям с общественностью.

— Спасибо за то, что спас меня.

Он отмахнулся от слов благодарности:

— Для меня самого участие Симоненко во всей этой заварухе оказалось неожиданностью.

— Ему дали пожизненный срок, — сообщила Элла и тряхнула головой, чтобы выкинуть из головы ужасную сцену разоблачения преступника.

— К сожалению. Я собирался разделаться с ним лично. Твоя рука в этой штуке выглядит паршиво, — он мог сказать это мягче, и Элла тут же закатила глаза, дескать, ей плевать на его проявления заботы.

— После того, как тебя оправдали в глазах всего мира, я решила, что ты захочешь справедливости. Но ты так отчаянно изображал из себя редкостного подонка, что я задумалась: подарить тебе все, что ты хочешь, не выйдет. Пришлось выкручиваться по ситуации. Я назначила тебя своим доверенным лицом в президентском кресле «Медиаком». Сама умыла руки, — его лицо менялось, на шее пульсировала вена, но Элла все равно торопливо продолжала. Главное — не повиснуть у него на шее. Она безумно тосковала за этим бесчувственным «редкостным подонком». — Так что через две недели, как только выйдешь на свободу, приступаешь к своим новым обязанностям. Ты и Киселев — во главе обновленной компании.

— Ничего более идиотского я не слышал, — бросил он сердито.

Марк был ошарашен. Хорошие новости, ничего не скажешь! Элла спятила, и если бы наручники не сковывали его движений, он хорошенько бы встряхнул ее кучерявую головку за то, что снова впутывала его в дела корпорации «Медиаком», а потом зацеловал бы до умопомрачения. Даже страшно осознавать, как сильно ему не хватало этой женщины. Единственной, неповторимой, которая, преодолев давние обиды, разглядела в нем что-то хорошее. Верит ли она в него по-прежнему?

Элла не обратила внимания на его ядовитую реплику. Грациозно поднялась. Она ожидала, что не все пройдет гладко.

— Разумеется, я догадывалась, что ты не будешь в восторге. Приведу главный аргумент в свою пользу: разоренная компания нуждалась в хорошем капиталовложении. Я подумала, что, чувствуя на своих плечах бесконечную вину, ты не будешь возражать против незаконного присоединения твоей мистической компании к активам «Медиаком». Твоя бывшая секретарша Таня помогла в этом и с готовностью дожидается появления своего любимого босса. Прости ей этот маленький проступок. У меня все.

— Постой-ка, — Марк пригвоздил ее к месту сердитым взглядом. Он еще решал, с чего же все-таки начать. Об этой встрече он так долго грезил.

— Я спешу. В машине меня ожидает мой новый парень. Миша.

— И что я должен на все это ответить? — его голос поднялся на несколько тонов.

Элла пожала плечами. В душе все кипело. Она едва выдавила усмешку:

— Пообещай, что пришлешь чертову открытку.

Ему понадобилась ровно секунда, чтобы взвесить все за и против.

— Хочешь услышать, что я сожалею о том, что умыл руки?

— Что ты, Марк! Злобные негодяи не испытывают сожаление.

Он пропустил это мимо ушей.

— Думаешь, мне было легко дать тебе исчезнуть из моей жизни? — его голос резал, как сталь, хотя сам он при этом выглядел настолько потерянным, что Элла на секунду засомневалась, а правильно ли она поняла поведение Марка.

— Я думаю, что да, — она отвернулась, чтобы не дать себе слабину.

— Поверь, ты глубоко заблуждаешься.

— Ничего подобного, — больше она не рисует ему корону, выискивая в пороках достоинства. — Ты мог просто сказать: «Элла, прости, что не отвечаю на твои чувства», но нет. Куда изощреннее заставить меня поверить в то, что чудовище. Я уже начинаю привыкать к этому. Так что желаю всего хорошего. Когда выйдешь отсюда и приступишь к работе, я буду поддерживать с тобой связь исключительно через вторые руки. Тебе не придется в очередной раз ломать голову над тем, что придумать еще, чтобы я отвалила.

На этот раз Элла была намерена исчезнуть из его жизни сама. Без принуждения. Без обмана и лицемерных уловок, как бы не рвалось при этом сердце на миллиарды мелких кусочков. В который раз она теряла Марка, хотя знала, что это невозможно. Нужно хорошенько запомнить его лицо… Но она не обернулась: его образ и без того навечно впился в память. Даже спустя тринадцать лет. А время не лечит — это дурацкая отговорка для тех, кто продолжает носить розовые очки, несмотря на толчки и удары.

Она почти что запрыгнула в машину, не дав Мише возможность открыть для нее дверцу.

— Поехали отсюда поскорее.

— Марк нагрубил тебе? Ты белая как стена, — заботливо заговорил Миша, заводя мотор. — Нужно было позволить мне сообщить ему последние новости.

— Я не готова обсуждать это сейчас.

Прикрыв глаза, Элла откинулась на спинку сиденья, прикрыла глаза. Почему она возомнила, будто сможет предстать перед Марком и оставаться холодной, как он? Ей стоило поручить это Мише, а она наивно решила, будто последние две недели залечили глубокие раны. Нужно слушать голос разума и заботливых тетушек, которые советовали не приближаться к «мерзавцу», похитившему ее сердце.

— Что значит: «Она достойна лучшего, чем ты. Убери от нее свои лапы»? — между тем спросил Миша, прочитав сообщение на телефоне.

— Гончаров — козел. Не обращай внимания.

Все вокруг чокнулись, с досадой решил Марк, воинственно вызванивая в домофон с требованием впустить его. Он тоже, наверное, последовал примеру остальных, потому что сбежал с тюрьмы, набил лицо старому другу и наорал на одну из теток Эллы, которая ни за что на свете не собиралась открывать для него дверь в подъезд.

— Вы кто? Миша?

— Нет! Я Марк Гончаров.

— Раз вы не Миша, то проваливайте. А вы разве не за решеткой?

— Нет, черт побери!

С ним больше не хотели разговаривать.

Ему стоило хорошенько все обдумать, может, даже залечь где-то на дно, чтобы привести в порядок собственные мысли. Но, нет! Ему нравится рубить сгоряча. Две недели, проведенные в душной камере вдали от Эллы, он тоже думал. Но это ни к чему не привело. Марку нравилось представлять Эллу с улыбкой на лице. Жаль, что он сделал все возможное, чтобы женщина, в которую он так отчаянно влюбился еще много лет назад, которой восхищался и грезил, больше никогда не улыбнется ему. И в этом виноват только он сам. Нужно было честно во всем признаться в тот самый первый вечер, когда пробрался к ней в спальню и принялся угрожать. Следом за этим шаг за шагом он только расширил пропасть между ними, сам не осознавая того, что забирает у себя возможность обрести счастье. Марк даже не мог подумать, что в том водовороте чувств, которые он испытывал к Элле когда-то и сейчас есть то, чему он не знает названия. Но в неравной схватке, получив на память на щеке шрам собственной же бритвой, как будто опомнился: он любил Эллу за ее мужество и нежность. Только она могла возвести его в ран святых, забыв о том, сколько бед он принес ей: «Я собираюсь простить тебе кое-какие грехи…». Как же так получилось, что Элла вывернула его наизнанку и невольно заставила стать лучше? Ему никогда не забыть, с какой трогательностью она отдавалась ему, как говорила о своей любви…

А потом мчась к Элле две недели назад, чтобы спасти от опасности, он пережил все до одного круги ада, гнал прочь дурные мысли о том, что может опоздать. Винил себя за то, что уехал и оставил ее одну. Потом увидел — запуганную, бледную с глазами, в которых он прочел сразу все: ее мольбу и призыв. Он избил Симоненко, не оставив на нем живого места. Миссия был выполнена: Марк спас Эллу и замолил грехи прошлого. Он собирался сбежать из тюрьмы позже, чтобы продолжить возмездие, но его уверили, что негодяй сядет пожизненно.

Элле больше ничего не угрожало. Ничего, кроме него и его разрушающей ненормальной любви. Пришлось действовать по ситуации. Если бы Марк признался ей, как сильно любит ее, она бы бросилась в омут с головой и снова просила у него прощение. Он не имел на это никакого права.

Он рвался к ней каждый день, подолгу не спал, сходил с ума, получая отчеты от Миши.

«Босс вышла из больницы. Не улыбается, но грозится распить бутылку шампанского по случаю счастливого ареста всех негодяев. Ты тоже в счет. Если тебе нужно что-то еще, кроме личных вещей, сообщи».

«Босс решила избавиться от вашего фамильного дома и подарила его городскому совету с условием, что они реорганизуют его под городской приют. Меня попросила забрать кое-какие из твоих старых вещей, вроде си-ди-дисков, книг. Что мне с ними делать?»

«Босс привезла своих теток, обзавелась доисторическим автомобилем и сняла квартирку. Она растрогана митингом в ее честь, который устроили в «Медиаком». Всех поблагодарила со слезами на глазах, но вынуждена временно приостановить производство. Ты понимаешь, почему. Кругом кишат журналисты. Босс выглядит отлично, стала носить джинсы. Ведет себя загадочно».

«Пресс-конференция состоялась. Босс утерла нос каждому. Рассказала правду о том, кто стоял за убийствами, взрывами, угрозами и прочими неприятностями. Люда призналась, что твоя мать насочиняла то памятное изнасилование, чтобы отомстить тебе. Ты больше не персона нон-грата. Пресса с нетерпением ожидает твоего появления, чтобы задать сотню вопросов. Тебе, правда, ничего не надо?»

А собирался ли Миша рассказать о том, что Элла спятила и вернула его в «Медиаком»? Марк задал этот и еще пару вопросов около часа назад, когда украсил его слащавую физиономию синяками. Кто знал, что этот добропорядочный офисный червь окажется таким упертым и не захочет признаваться, где скрывается «босс»? Миша вообще, кажется, не был рад видеть его в мечтах о собственных матримониальных планах. Марк доходчиво объяснил, что Мише больше не стоит мечтать. Главное: убедить Эллу, чтобы она тоже об этом забыла. А сделать это, значит, снова поступить, как последний ублюдок. Голова плохо соображала. У Эллы до сих пор не зажила рука, он не должен быть слишком груб с ней. Он вообще не знает, что ему делать и говорить теперь, когда его усилия убедить ее в том, что он такой мерзкий сукин сын, сработали как надо.

Его мозг плохо соображал. Марк позвонил репортерам, чтобы на всю страну признаться, как облажался.

 

20

Элла из кухни услышала, как о чем-то громко спорят ее тетки. Впрочем, обычное явление. Эта возня хотя бы отвлекала от тяжелых мыслей. Нужно еще раз поблагодарить их за то, что не позволили Марку попасть в дом, подумала она, пропустив болезненный удар в сердце.

До сих пор Элла не верила, что он явился. Неужели Марк сбежал из тюрьмы лишь затем, чтобы снова запугивать ее и делать вид, будто он самый крутой злодей в столице?

Она выглянула из двери своей спальни с грустным видом.

— Я едва не расплакалась, — услышала она голос тети Тани.

— Потому что ты сентиментальная дура, — раздалось в ответ. Тетя Жанна прикрутила громкость на телевизоре. Элла догадалась, что они обсуждают очередной мелодраматический сериал.

— Кто бы мог подумать, что он такой романтик!

— Очередной герой-красавчик? — Элла улыбнулась с тоской.

Тетки переглянулись. Жанна выключила телевизор вообще, а Таня на нее накричала. И так каждый раз.

— А вдруг Элле будет интересно это увидеть? — настаивала тетя Таня, отбирая пульт у сестры, отчего ее мелкие темные кудряшки забавно подпрыгнули.

— Она не такая дура, как ты, чтобы всю жизнь сохнуть по одному парню и остаться из-за этого старой девой!

— О чем вы? — Элла нахмурилась.

— По всем новостям крутят интервью этого зека… Гончарова, — недовольно проворчала тетя Жанна, так и не отдав сестре пульт. — Тоже мне романтика: грязный заключенный!

— Я в жизни не встречала таких привлекательных «грязных заключенных».

Предчувствие беды не обмануло Эллу. Она попросила теток включить телевизор. Сердце предательски екнуло: прямо с экрана небольшого телевизора на нее смотрело такое знакомое, дорогое лицо. Ей стало трудно дышать. Она нашла рукой спинку дивана, чтобы опереться.

— Ты хочешь сказать, что Элле это нравится? — ехидно скривилась Жанна, видя, как побледнела племянница.

— …Вы любитель сюрпризов, Марк, — говорила молодая женщина, стоящая рядом с Марком.

Он высокий, одетый небрежно в то, что было на нем сегодня утром, заполнил собой весь экран. Под глазами залегли круги, волосы заметно отросли, но все равно Марк Гончаров выглядел как какой-то полубог в изгнании. Позади него собралась целая толпа зевак. Элла была готова поклясться, что знает этот двор… Конечно же! Марк стоял прямо возле их дома. Что он вытворяет? Собрался припугнуть еще кого-то?

На его лице появилась кривая усмешка, так знакомая Элле, а потом он заговорил своим низким голосом:

— В то время как я отсиживаюсь в местах не столь отдаленных, моя жизнь круто меняется.

— Нам известно, что вы спрятались там, потому что не захотели выполнять общественные работы, которые постановил суд.

— Верно. Я привык к более активным действиям.

— Намекаете на последние нелестные отзывы в свой адрес? Ваш личный ангел-хранитель позаботился о том, чтобы вы вернулись в свой привычный мир с шиком.

Девушка с микрофоном снова улыбнулась. Ей, очевидно, нравился Марк. Но Марк не замечал ее кокетливых улыбок и смотрел только в объектив видеокамеры. Элле вдруг показалось, что он заглянул к ней в душу.

— Если вы говорите о моей сводной сестре, Элле, то она не имела на это права, после того как я жестоко разрушил все ее иллюзии и заставил страдать.

— Разве не в целях ее защиты?

— Когда мне было девятнадцать, а она впервые появилась в нашем доме, я задался целью выжить ее. И удачно справился с этой задачей. Потом решил защитить ее якобы в оправдание своих прошлых грехов. Я в этом переусердствовал. Есть только один выход: женится на ней и до конца своих дней заглаживать вину…

Элла с негодованием резко выдернула телевизор из розетки, ушла в свою спальню и громко хлопнула дверью.

— Я же говорила! — с победным видом заявила Жанна.

— Ей не хватило терпения послушать до конца, — стояла на своем Таня. Они обе услышали стук в дверь. — К нам гости.

«Романтичный герой-красавчик» едва не снес свою фанатку, когда та чуть приоткрыла дверь.

— Где вы прячете Эллу? — прогремел его голос.

— Стоять! — подошедшая на подмогу вторая старушка, более упитанная с ярко-красными губами, в оранжевом халате и с пластмассовыми серьгами в ушах, перегородила ему дорогу. — Вам еще придется многое объяснить, починить сломанную дверь в доме моего мужа и расплакаться, стоя на коленях, чтобы мы подпустили вас к нашей племяннице. Слышали? С чего будете начинать?

— Мне это тоже интересно, — в дверях застыла Элла. На ней была желтая футболка и короткие белые шорты, босые ноги с ярко-малиновым лаком на ногах дерзко взирают на него. Глаза бесстрастные.

Марк рванулся к ней, не раздумывая, но две злобные фурии огородили его от своей племянницы. Он знал, что легко не будет. Но ведь она должна была хотя бы немного оттаять после того, как он на всю страну объявил, что любит ее и мечтает на ней жениться! Его собственное условие: она соглашается на его предложение, а он занимает чертов пост президента в компании. Возможно, шантаж. Ему очень важно узнать, что Элла думает по этому поводу.

— Я рад, что с тобой все в порядке, — сказал он, чуть смягчив голов, но напряжение никуда не девалось, особенно учитывая то, что на него глазели две обозленные старые амазонки; он испытал даже какое-то облегчение, собственными глазами убедившись в том, что Элла росла в окружении любящих ее людей. — Когда ты сегодня забегала в участок, я не успел этого сказать.

— Прекрасное начало, — Элла поджала губы. Руки она опустила в карманы шорт, выглядела невозмутимо. Общение с Марком все-таки не прошло для нее даром.

— Когда снимут гипс?

— Я дам тебе знать, чтобы ты примчался и порадовался за меня.

Марк тряхнул головой. Все шло наперекосяк с того самого момента, как он вырвался из тюрьмы. Ну почему Элла больше не верит в него?

— Мы можем остаться наедине? — Марк кашлянул, чтобы прочистить горло. Еще никогда прежде он не чувствовал себя, как на жаровне. Странное чувство, однако.

— Нет. Ты забыл, наверное, что это — люди, которым я небезразлична. У меня нет от них секретов.

Ему пришлось сделать глубокий вдох. Выглядывать над головами ее теток как-то неловко. Начало разговора уже не заладилось. А ведь ему нужно так много сказать Элле! И в первую очередь — вымолить прощение.

— Твое шоу произвело фурор, — вспомнила Элла, до сих пор не понимая, зачем Марк явился. Очередные коронные штучки? Если так, то она не готова: раны еще слишком свежи. — Но не на меня. И чтобы ты знал: я не собираюсь выходить за тебя замуж. Человек без сердца — вряд ли хорошая компания в спутники жизни.

— Я хотел, чтобы ты меня выслушала! Как еще я должен был рассказать о своих чувствах, если ты не дала мне возможности договорить, когда мы виделись сегодня?

— У тебя появились чувства? Вот так сюрприз.

— Элла, дорогая…

— Вот только не надо, — она поморщилась как от болезненного удара.

— Ты все, что у меня есть! — признался он с жаром и чисто интуитивно потянулся к ней, но был вынужден безвольно опустить руки. Элла казалась далекой, как никогда. А, впрочем, так ему и надо за то, что украл у нее полноценное детство, а потом через много лет еще и растоптал ее доброе сердце.

Тетки переглянулись. Сентиментальная Таня уже незаметно вытирала глаза платочком. Марк воспользовался моментом, чтобы проскользнуть мимо них и приблизиться к Элле так, что можно было уловить, как тяжело она дышит.

— Раз уж так тебе хочется, согласна раз в год изображать из себя твою любящую младшую сестренку.

— Мне не нужна была сестра. И ты мне не сестра… В смысле я испытываю к тебе совсем другие чувства.

— Теперь ты решил убедить меня, будто обнаружил в себе какие-то чувства? Забавно до дрожи.

Этот разговор вел в никуда, и от этого Элле становилось все больнее. Неужели Марк не понимает, что все шансы утеряны? Она накрепко уяснила то, что он ей так долго доказывал: хуже его нет на целом свете.

— Ты, конечно же, проявил необычайное геройство, спасая меня от опасности. Дальше этого ты не зашел.

— Что значит «дальше»? — Марк провел по волосам пятерней. — Я совершил слишком много поступков, от которых у меня стынет кровь. Ты заслуживала гораздо больше, чем то, что получала от меня. А я все равно не мог держаться от тебя на расстоянии. Изначально Киселев должен был увезти тебя из столицы, пока не улягутся страсти. Но нет же! Я выдумал у себя в голове миллион причин, чтобы приблизиться к тебе, а при этом разорял компанию, которой ты владела. И это после того, как наделал глупостей в детстве. Для меня не существовало слова «дальше».

— А я сказала, что простила тебя, помнишь? А еще… что жалела, что провела с Мишей больше времени, чем с тобой, — ее голос поднялся на несколько тонов. — Мне казалось, что я вижу в тебе то, что скрыто от других. Забыв о прошлом, я доверилась тебе, Марк, но что сделал ты? Выкинул меня из своей жизни!

— Для меня была невыносима мысль о том, что приходится отпустить тебя. Я действовал исключительно в твоих интересах, — и это была чистая правда.

— Меня ты не спрашивал!

— Я должен был дать тебе шанс на нормальную жизнь. Ты это заслужила. Эти дни вдали от тебя были сущим адом, но я был готов выйти из тюрьмы и уехать из страны навсегда ради твоего благополучия. Но ты вдруг сделала мне такую подножку… Клянусь, мне стоит еще раз подумать, прежде чем еще раз заявить, что я соглашусь на твою дурацкую затею с постом президента в «Медиаком», если ты выйдешь за меня!

— Кому ты это сказал? — она насторожилась.

— Всей стране. Разве не слышала?

Она не слышала. И пользуясь ее замешательством, Марк склонился к ней, обнял за талию и дрожащим голосом прошептал:

— У тебя безумные идеи насчет меня, родная, но я готов поверить, что святой, если ты так этого хочешь. Я люблю тебя еще с того момента, как ты заявилась к нам тринадцать лет назад. Мне ужасно жаль, что я испортил все твои воспоминания о матери.

— Быть может, у меня и не получилось поладить с биологической матерью, но я об этом не жалею, — она затаила дыхание. Снова ощутить прикосновение Марка — это как благословение на увядающий цветок. Он, правда, только что признался, что любит ее? Элла мечтала задержать это мгновение, но он уронил руки вдоль туловища.

— У тебя могла быть совершенно другая жизнь, а я жестоко отнял ее, — продолжал Марк самобичевание.

Элле хотелось погладить его напряженное лицо. Мысль о том, что Марк здесь для того, чтобы вручить ей себя вместе со своими достоинствами и недостатками, промелькнула в сознание, вернув надежду.

— Я занял твое место и не могу себе это простить, — продолжал он с надрывом. — Это ведь я требовал, чтобы мать не смела привязываться к тебе, любить тебя!

— Не думаю, что в этом твоя вина, — грустно сказала Элла. — Я хорошо помню, что мы встретились с ней совершенно чужие друг другу, и никакое притворство не помогало внушить нам родственные чувства. Она ведь даже не вспоминала обо мне, да?

Он мог солгать. Но не стал делать этого, хотя и подозревал, что выбрал не самый лучший путь к примирению:

— Ей нравилось говорить о тебе, как об ошибке прошлого. Она искренне презирала того парня, с которым они тебя сделали. Прости, малыш.

— Я не жалею, честно. У меня была отличная, полноценная жизнь с родителями, которые меня воспитали. Появившись тринадцать лет назад в доме Гончаровых, я не нашла мать, но… — Элла замялась, потом посмотрела прямо в глаза сводному брату и сказала, не тая: — Но зато я нашла тебя.

— Я не жду, что ты вот так просто простишь меня, Элла.

— За что простить? Ты был самым отвратительным братом на свете, но самым надежным защитником, которого можно только поискать. Ты стал мне гораздо дороже, чем я могла вообразить, злясь на тебя все эти годы.

— У тебя слишком доброе сердце, — Марк побоялся вот так сразу принять этот щедрый дар.

— Нет, Марк. Оно доброе у тебя.

Марк хотел аккуратно обнять Эллу, но не смог сдержать водоворота нахлынувших на него чувств и неосторожно задел ее сломанную руку. Она тихонько застонала, он принялся извиняться. У Эллы голова шла кругом, она даже не ощутила боль, а страстно приникла к нему, поцеловала шрам на лице. Ей никогда не простить себя за эту отметину.

— Ты можешь себе представить, как сильно я люблю тебя? — он с наслаждением вдыхал аромат ее волос, прикрыл глаза и почти расслабился, забыв о том, что в комнате все это время они были не одни.

— Полагаю, стоит начать с того, что вы, молодой человек, хорошенько искупаетесь и переоденетесь, а мы пока разберемся с полицией, которая уже окружила подъезд, — послышался сзади недовольный голос тети Жанны. — Вы ведь пообещаете заняться общественными работами, которые на вас повесили?

— Еще бы! У него нет другого выхода.

Элла ни за что не отпустит теперь его от себя. Скрывая улыбку, она наблюдала за тем, как Марк сконфуженно отстраняется и выдавливает из себя поспешное извинение. Он, однако, ни на секунду не перестал обнимать ее.

— Примете душ у нас, — посоветовала тетя Таня, которая не могла устоять перед очарованием «красавчика-зека». Элла в этот момент полюбила ее еще сильнее за такое великодушие.

— Делай, что они говорят, любимый, — с нарочитой серьезностью кивнула головой Элла. — Если разозлишь их, боюсь, тебе придется немедленно ехать ремонтировать дверь, которую ты сломал. А я не выдержу так долго. Умираю, как хочу стащить с тебя всю одежду, — добавила она шепотом.

— Они меня явно невзлюбили, — он все еще хмурился, пока Элла вела его за руку за собой, должно быть, в ванную.

— Мы все слышим! — донеслось в ответ.

— Но готовы быть более благосклонны, Гончаров: ты все объяснил, встал на колени и почти заплакал. Когда починишь дверь, примем в свою семью.

Вообще-то он плакал. По крайней мере, в душе. Элла знала это точно, как и то, что у Марка Гончарова была самая преданная и любящая душа в целом мире. Ей лишь было жаль, что когда-то она в нем сомневалась.

 

ЭПИЛОГ

— Если я снова расплачусь, ударь меня чем-то тяжелым, — Элла громко шмыгнула носом, но не могла отказать себе в удовольствии получить очередной поцелуй от своего красавца-мужа.

— Можно подумать, он тронет тебя хоть пальцем! — тетя Жанна фыркнула в своей обычной манере. — Ты бросишь в него кирпич, а он будет продолжать улыбаться этой своей улыбочкой. Ну, перестань это делать, Марк!

Он не мог ничего с собой поделать. Марк безумно любил свою прекрасную жену, терпел ее вездесущих теток и почти с героическим мужеством принял роль благодетеля, в которой оказался, сам того не желая. Через пять минут ему придется взойти на подиум в «Холидэй-Ин» и надеть на свою голову очередной лавровый венок. Откуда он взялся, многим невдомек. Но Марк не сегодня родился: его новая семья любит его настолько, что забыла о том, сколько бед он когда-то принес. Даже Миша каким-то непостижимым образом влез в эту семью. С тех пор, как в прошлом месяце он сделал предложение Юле, Марк перестал волноваться по этому поводу. Хотя, к чему лукавить? Марк слишком счастлив, чтобы вспоминать те времена, когда Миша казался более достойной партией для Эллы, чем он сам.

— Правда, он хорош? — глаза у Эллы заблестели. Ее живот едва ли не залазил ей на подбородок, она превратилась в сентиментальную размазню и никак не могла налюбоваться своим великолепным мужем в идеально сидевшем на нем черном смокинге. Волосы гладко зачесаны назад, на щеке — давний шрам, а в глазах — ответ на все ее молитвы. Она его просто обожала.

Тетя Таня ее прекрасно понимала. У них с Марком уже давно установилась какая-то непостижимая связь. Когда они с Марком переезжали в новый дом, он лично заставил тетушек последовать за ними и разрешил командовать нанятым декоратором. Тетя Таня души в нем не чаяла, изводила своими кулинарными шедеврами. Жанна была более сдержанна, но ни для кого не было секретом: после того, как Марк распорядился привести ее старый дом в порядок, она в значительной мере оттаяла. В последнее время, однако, тетушки были заняты тем, что по очереди осаждали отца Эллы. Он объявился совершенно неожиданно, привез с собой целый отряд других родственников и не мог поверить, что нашел свою дочь, о существовании которой даже не подозревал. Подарок Марка на свадьбу — Элла никогда не забудет этот день.

Она наконец стала Гончаровой, встретила любовь всей своей жизни и познакомилась с родным отцом, которого благодаря детективам разыскал для нее Марк. Ее прекрасный, благородный муж, который продолжал замаливать свои давние грехи. Элла была на седьмом небе от счастья, но надеялась, что однажды Марк все же прекратит это делать. Она его простила. Очень давно.

— Когда сегодня ночью я доберусь до тебя, ты вряд ли назовешь меня хорошим, — наклонившись к ее уху, прошептал Марк.

Элла счастливо покраснела. О, да! Она обожает, когда Марк становится плохим. Правда, она тут же расстроилась:

— Ты снова будешь труситься надо мной, боясь навредить нашей малышке.

Он подарил ей взгляд, полный счастья и любви.

— Хватит вам шептаться, — пожурил Миша, сидевший рядом с ними за столиком в компании Юли. — Мы все про вас знаем.

Ни Марк, ни Элла ничуть не смутились. Марк еще крепче сжал ее руку под столом и ласково поцеловал в лоб.

— Как вы предсказуемы!

Миша стал полноценным членом их семьи. Он и Марк во главе компании — кто мог предположить, что их тандем окажется столь удачным? Они быстро нашли общий язык в вопросах руководства, наняли дюжину нового персонала, заработали не один миллион и получали огромное удовольствие, работая плечо о плечо. Миша не возражал против желания Марка организовать себе офис дома; он давно хотел испытать свои способности руководителя на деле, а Таня, вернувшаяся на место секретарши Марка, всячески способствовала успеху их начинаний. Они ее все дружно простили, но не забыли махинаций ее подружки Люды Терещенко. В следующем году она должна выйти из тюрьмы, и если слухи были верны, Элла собиралась уговорить ее вернуться обратно в компанию. Никто, правда, не понимал ее удивительного умения прощать обиды. Сама она с удовольствием заняла должность в одной ведущей политической партии и занялась социальными реформами.

— Когда этот очкастый брюзга женится, надеюсь, заткнется, — по-дружески усмехнулся Марк.

— Я собираюсь вставить себе контактные линзы, — зачем-то сообщил Миша, а Юля в ответ на это театрально закатила глаза.

Марк в это время незаметно поглаживал огромный живот жены. Ее лицо округлилось, щеки приняли здоровый цвет, голубые глаза искрились огромной любовью. Светло-зеленое платье, надетое на ней, удивительно ей шло, в ушах поблескивали огромные серьги с сапфирами под цвет ее глаз, которые Марк подарил ей, узнав о беременности. Они считали дни до появления на свет малышки. Осталось совсем ничего. Чуть меньше недели. Марк уже обожал их ребенка и втайне мечтал, чтобы у их девочки были такие же непослушные рыжие локоны, как у матери.

— Я люблю тебя, солнышко, — шепнул он ей в волосы. В это время его уже просили к микрофону. Марк не обращал внимания.

— А я тебя. — Элла вытолкнула его из-за стола под звуки громких аплодисментов собравшейся публики.

— Ну, где же он? — мэр тщательно осматривался по сторонам, ища глазами Марка, пока наконец не заметил его. Улыбнулся: — Марк Гончаров. Поприветствуем его дружно.

— Давай, любимый. Мы тобой очень гордимся, — Элла ласково улыбнулась. Тетя Таня взяла ее за руку и уже незаметно протягивала бумажную салфетку.

— Обожаю этого парня, — шепнула тетя Жанна.

— Не больше, чем я.

Элла растрогалась еще больше, а особенно после того, как увидела, как ее красивый гордый муж, которому прошлось пройти через изгнание и непонимание, уверенной походкой поднимается к микрофону. Его лицо слишком уж серьезное. Разве он не должен пошутить по поводу происходящего? Элла долго злилась, потому что он разорвал серьезную речь, написанную отделом с общественностью специально для него. Собирался быть легкомысленным, что впрочем и не удивительно: Элла едва ли не единственная, кто догадывался, чего стоит Марку появляться на публике в новом, не характерном для него амплуа.

Марк заговорил слегка охрипшим голосом. Он уже казался Элле таким — почти год назад, когда примчался к ней, сбежав из тюрьмы и уговаривая простить.

— Кто забыл, я Марк Гончаров, — он усмехнулся, а по залу прошелся легкий смешок. — Никогда бы не подумал, что мне так понравится раздавать свои денежки.

Пять миллионов! Еще бы. Не все знали о сумме, которую Марк выделил на благотворительные цели.

— По идее стоило отдать их моей жене. Она бы нашла им лучшее применение, но мною движут странные порывы. Я никогда еще не был так счастлив, так окрылен. Мне хочется раздавать деньги и петь от счастья. Хотя голос у меня, скажем так, неважный, — еще один смешок. Публика была просто в восторге. — Моя жена в курсе. Подойди, пожалуйста, сюда, родная.

Элла настороженно поднялась, но не спешила идти к Марку. Он сам подошел, чтобы провести ее к сцене.

— Элла Гончарова. Я обязан ей всем. Эта женщина вытащила меня из тьмы, научила любить и улыбаться. Давайте похлопаем ей. Она лучший предприниматель, чем кто-либо мог представить всего год назад. Как ловко она провернула дела в компании…

Элла ничего больше не слышала. Она плакала, забыла на столе бумажную салфетку, но данное обстоятельство ее ничуть не смутило. Просто смотрела на мужа и плакала. В зале им аплодировали. Элла не понимала, почему. Марк ласково обнял ее за плечи и привлек к себе.

На следующий день в газетах напишут о том, что наследница Лизы Гончаровой слишком сентиментальна. Но никто не усомнится в том, что муж обожает ее. Когда-то давно их связало ужасное прошлое, но она его простила за то, что он оказался самым ужасным сводным братом на свете. Зато он лучший муж, которого можно было только представить.