Элла из кухни услышала, как о чем-то громко спорят ее тетки. Впрочем, обычное явление. Эта возня хотя бы отвлекала от тяжелых мыслей. Нужно еще раз поблагодарить их за то, что не позволили Марку попасть в дом, подумала она, пропустив болезненный удар в сердце.

До сих пор Элла не верила, что он явился. Неужели Марк сбежал из тюрьмы лишь затем, чтобы снова запугивать ее и делать вид, будто он самый крутой злодей в столице?

Она выглянула из двери своей спальни с грустным видом.

— Я едва не расплакалась, — услышала она голос тети Тани.

— Потому что ты сентиментальная дура, — раздалось в ответ. Тетя Жанна прикрутила громкость на телевизоре. Элла догадалась, что они обсуждают очередной мелодраматический сериал.

— Кто бы мог подумать, что он такой романтик!

— Очередной герой-красавчик? — Элла улыбнулась с тоской.

Тетки переглянулись. Жанна выключила телевизор вообще, а Таня на нее накричала. И так каждый раз.

— А вдруг Элле будет интересно это увидеть? — настаивала тетя Таня, отбирая пульт у сестры, отчего ее мелкие темные кудряшки забавно подпрыгнули.

— Она не такая дура, как ты, чтобы всю жизнь сохнуть по одному парню и остаться из-за этого старой девой!

— О чем вы? — Элла нахмурилась.

— По всем новостям крутят интервью этого зека… Гончарова, — недовольно проворчала тетя Жанна, так и не отдав сестре пульт. — Тоже мне романтика: грязный заключенный!

— Я в жизни не встречала таких привлекательных «грязных заключенных».

Предчувствие беды не обмануло Эллу. Она попросила теток включить телевизор. Сердце предательски екнуло: прямо с экрана небольшого телевизора на нее смотрело такое знакомое, дорогое лицо. Ей стало трудно дышать. Она нашла рукой спинку дивана, чтобы опереться.

— Ты хочешь сказать, что Элле это нравится? — ехидно скривилась Жанна, видя, как побледнела племянница.

— …Вы любитель сюрпризов, Марк, — говорила молодая женщина, стоящая рядом с Марком.

Он высокий, одетый небрежно в то, что было на нем сегодня утром, заполнил собой весь экран. Под глазами залегли круги, волосы заметно отросли, но все равно Марк Гончаров выглядел как какой-то полубог в изгнании. Позади него собралась целая толпа зевак. Элла была готова поклясться, что знает этот двор… Конечно же! Марк стоял прямо возле их дома. Что он вытворяет? Собрался припугнуть еще кого-то?

На его лице появилась кривая усмешка, так знакомая Элле, а потом он заговорил своим низким голосом:

— В то время как я отсиживаюсь в местах не столь отдаленных, моя жизнь круто меняется.

— Нам известно, что вы спрятались там, потому что не захотели выполнять общественные работы, которые постановил суд.

— Верно. Я привык к более активным действиям.

— Намекаете на последние нелестные отзывы в свой адрес? Ваш личный ангел-хранитель позаботился о том, чтобы вы вернулись в свой привычный мир с шиком.

Девушка с микрофоном снова улыбнулась. Ей, очевидно, нравился Марк. Но Марк не замечал ее кокетливых улыбок и смотрел только в объектив видеокамеры. Элле вдруг показалось, что он заглянул к ней в душу.

— Если вы говорите о моей сводной сестре, Элле, то она не имела на это права, после того как я жестоко разрушил все ее иллюзии и заставил страдать.

— Разве не в целях ее защиты?

— Когда мне было девятнадцать, а она впервые появилась в нашем доме, я задался целью выжить ее. И удачно справился с этой задачей. Потом решил защитить ее якобы в оправдание своих прошлых грехов. Я в этом переусердствовал. Есть только один выход: женится на ней и до конца своих дней заглаживать вину…

Элла с негодованием резко выдернула телевизор из розетки, ушла в свою спальню и громко хлопнула дверью.

— Я же говорила! — с победным видом заявила Жанна.

— Ей не хватило терпения послушать до конца, — стояла на своем Таня. Они обе услышали стук в дверь. — К нам гости.

«Романтичный герой-красавчик» едва не снес свою фанатку, когда та чуть приоткрыла дверь.

— Где вы прячете Эллу? — прогремел его голос.

— Стоять! — подошедшая на подмогу вторая старушка, более упитанная с ярко-красными губами, в оранжевом халате и с пластмассовыми серьгами в ушах, перегородила ему дорогу. — Вам еще придется многое объяснить, починить сломанную дверь в доме моего мужа и расплакаться, стоя на коленях, чтобы мы подпустили вас к нашей племяннице. Слышали? С чего будете начинать?

— Мне это тоже интересно, — в дверях застыла Элла. На ней была желтая футболка и короткие белые шорты, босые ноги с ярко-малиновым лаком на ногах дерзко взирают на него. Глаза бесстрастные.

Марк рванулся к ней, не раздумывая, но две злобные фурии огородили его от своей племянницы. Он знал, что легко не будет. Но ведь она должна была хотя бы немного оттаять после того, как он на всю страну объявил, что любит ее и мечтает на ней жениться! Его собственное условие: она соглашается на его предложение, а он занимает чертов пост президента в компании. Возможно, шантаж. Ему очень важно узнать, что Элла думает по этому поводу.

— Я рад, что с тобой все в порядке, — сказал он, чуть смягчив голов, но напряжение никуда не девалось, особенно учитывая то, что на него глазели две обозленные старые амазонки; он испытал даже какое-то облегчение, собственными глазами убедившись в том, что Элла росла в окружении любящих ее людей. — Когда ты сегодня забегала в участок, я не успел этого сказать.

— Прекрасное начало, — Элла поджала губы. Руки она опустила в карманы шорт, выглядела невозмутимо. Общение с Марком все-таки не прошло для нее даром.

— Когда снимут гипс?

— Я дам тебе знать, чтобы ты примчался и порадовался за меня.

Марк тряхнул головой. Все шло наперекосяк с того самого момента, как он вырвался из тюрьмы. Ну почему Элла больше не верит в него?

— Мы можем остаться наедине? — Марк кашлянул, чтобы прочистить горло. Еще никогда прежде он не чувствовал себя, как на жаровне. Странное чувство, однако.

— Нет. Ты забыл, наверное, что это — люди, которым я небезразлична. У меня нет от них секретов.

Ему пришлось сделать глубокий вдох. Выглядывать над головами ее теток как-то неловко. Начало разговора уже не заладилось. А ведь ему нужно так много сказать Элле! И в первую очередь — вымолить прощение.

— Твое шоу произвело фурор, — вспомнила Элла, до сих пор не понимая, зачем Марк явился. Очередные коронные штучки? Если так, то она не готова: раны еще слишком свежи. — Но не на меня. И чтобы ты знал: я не собираюсь выходить за тебя замуж. Человек без сердца — вряд ли хорошая компания в спутники жизни.

— Я хотел, чтобы ты меня выслушала! Как еще я должен был рассказать о своих чувствах, если ты не дала мне возможности договорить, когда мы виделись сегодня?

— У тебя появились чувства? Вот так сюрприз.

— Элла, дорогая…

— Вот только не надо, — она поморщилась как от болезненного удара.

— Ты все, что у меня есть! — признался он с жаром и чисто интуитивно потянулся к ней, но был вынужден безвольно опустить руки. Элла казалась далекой, как никогда. А, впрочем, так ему и надо за то, что украл у нее полноценное детство, а потом через много лет еще и растоптал ее доброе сердце.

Тетки переглянулись. Сентиментальная Таня уже незаметно вытирала глаза платочком. Марк воспользовался моментом, чтобы проскользнуть мимо них и приблизиться к Элле так, что можно было уловить, как тяжело она дышит.

— Раз уж так тебе хочется, согласна раз в год изображать из себя твою любящую младшую сестренку.

— Мне не нужна была сестра. И ты мне не сестра… В смысле я испытываю к тебе совсем другие чувства.

— Теперь ты решил убедить меня, будто обнаружил в себе какие-то чувства? Забавно до дрожи.

Этот разговор вел в никуда, и от этого Элле становилось все больнее. Неужели Марк не понимает, что все шансы утеряны? Она накрепко уяснила то, что он ей так долго доказывал: хуже его нет на целом свете.

— Ты, конечно же, проявил необычайное геройство, спасая меня от опасности. Дальше этого ты не зашел.

— Что значит «дальше»? — Марк провел по волосам пятерней. — Я совершил слишком много поступков, от которых у меня стынет кровь. Ты заслуживала гораздо больше, чем то, что получала от меня. А я все равно не мог держаться от тебя на расстоянии. Изначально Киселев должен был увезти тебя из столицы, пока не улягутся страсти. Но нет же! Я выдумал у себя в голове миллион причин, чтобы приблизиться к тебе, а при этом разорял компанию, которой ты владела. И это после того, как наделал глупостей в детстве. Для меня не существовало слова «дальше».

— А я сказала, что простила тебя, помнишь? А еще… что жалела, что провела с Мишей больше времени, чем с тобой, — ее голос поднялся на несколько тонов. — Мне казалось, что я вижу в тебе то, что скрыто от других. Забыв о прошлом, я доверилась тебе, Марк, но что сделал ты? Выкинул меня из своей жизни!

— Для меня была невыносима мысль о том, что приходится отпустить тебя. Я действовал исключительно в твоих интересах, — и это была чистая правда.

— Меня ты не спрашивал!

— Я должен был дать тебе шанс на нормальную жизнь. Ты это заслужила. Эти дни вдали от тебя были сущим адом, но я был готов выйти из тюрьмы и уехать из страны навсегда ради твоего благополучия. Но ты вдруг сделала мне такую подножку… Клянусь, мне стоит еще раз подумать, прежде чем еще раз заявить, что я соглашусь на твою дурацкую затею с постом президента в «Медиаком», если ты выйдешь за меня!

— Кому ты это сказал? — она насторожилась.

— Всей стране. Разве не слышала?

Она не слышала. И пользуясь ее замешательством, Марк склонился к ней, обнял за талию и дрожащим голосом прошептал:

— У тебя безумные идеи насчет меня, родная, но я готов поверить, что святой, если ты так этого хочешь. Я люблю тебя еще с того момента, как ты заявилась к нам тринадцать лет назад. Мне ужасно жаль, что я испортил все твои воспоминания о матери.

— Быть может, у меня и не получилось поладить с биологической матерью, но я об этом не жалею, — она затаила дыхание. Снова ощутить прикосновение Марка — это как благословение на увядающий цветок. Он, правда, только что признался, что любит ее? Элла мечтала задержать это мгновение, но он уронил руки вдоль туловища.

— У тебя могла быть совершенно другая жизнь, а я жестоко отнял ее, — продолжал Марк самобичевание.

Элле хотелось погладить его напряженное лицо. Мысль о том, что Марк здесь для того, чтобы вручить ей себя вместе со своими достоинствами и недостатками, промелькнула в сознание, вернув надежду.

— Я занял твое место и не могу себе это простить, — продолжал он с надрывом. — Это ведь я требовал, чтобы мать не смела привязываться к тебе, любить тебя!

— Не думаю, что в этом твоя вина, — грустно сказала Элла. — Я хорошо помню, что мы встретились с ней совершенно чужие друг другу, и никакое притворство не помогало внушить нам родственные чувства. Она ведь даже не вспоминала обо мне, да?

Он мог солгать. Но не стал делать этого, хотя и подозревал, что выбрал не самый лучший путь к примирению:

— Ей нравилось говорить о тебе, как об ошибке прошлого. Она искренне презирала того парня, с которым они тебя сделали. Прости, малыш.

— Я не жалею, честно. У меня была отличная, полноценная жизнь с родителями, которые меня воспитали. Появившись тринадцать лет назад в доме Гончаровых, я не нашла мать, но… — Элла замялась, потом посмотрела прямо в глаза сводному брату и сказала, не тая: — Но зато я нашла тебя.

— Я не жду, что ты вот так просто простишь меня, Элла.

— За что простить? Ты был самым отвратительным братом на свете, но самым надежным защитником, которого можно только поискать. Ты стал мне гораздо дороже, чем я могла вообразить, злясь на тебя все эти годы.

— У тебя слишком доброе сердце, — Марк побоялся вот так сразу принять этот щедрый дар.

— Нет, Марк. Оно доброе у тебя.

Марк хотел аккуратно обнять Эллу, но не смог сдержать водоворота нахлынувших на него чувств и неосторожно задел ее сломанную руку. Она тихонько застонала, он принялся извиняться. У Эллы голова шла кругом, она даже не ощутила боль, а страстно приникла к нему, поцеловала шрам на лице. Ей никогда не простить себя за эту отметину.

— Ты можешь себе представить, как сильно я люблю тебя? — он с наслаждением вдыхал аромат ее волос, прикрыл глаза и почти расслабился, забыв о том, что в комнате все это время они были не одни.

— Полагаю, стоит начать с того, что вы, молодой человек, хорошенько искупаетесь и переоденетесь, а мы пока разберемся с полицией, которая уже окружила подъезд, — послышался сзади недовольный голос тети Жанны. — Вы ведь пообещаете заняться общественными работами, которые на вас повесили?

— Еще бы! У него нет другого выхода.

Элла ни за что не отпустит теперь его от себя. Скрывая улыбку, она наблюдала за тем, как Марк сконфуженно отстраняется и выдавливает из себя поспешное извинение. Он, однако, ни на секунду не перестал обнимать ее.

— Примете душ у нас, — посоветовала тетя Таня, которая не могла устоять перед очарованием «красавчика-зека». Элла в этот момент полюбила ее еще сильнее за такое великодушие.

— Делай, что они говорят, любимый, — с нарочитой серьезностью кивнула головой Элла. — Если разозлишь их, боюсь, тебе придется немедленно ехать ремонтировать дверь, которую ты сломал. А я не выдержу так долго. Умираю, как хочу стащить с тебя всю одежду, — добавила она шепотом.

— Они меня явно невзлюбили, — он все еще хмурился, пока Элла вела его за руку за собой, должно быть, в ванную.

— Мы все слышим! — донеслось в ответ.

— Но готовы быть более благосклонны, Гончаров: ты все объяснил, встал на колени и почти заплакал. Когда починишь дверь, примем в свою семью.

Вообще-то он плакал. По крайней мере, в душе. Элла знала это точно, как и то, что у Марка Гончарова была самая преданная и любящая душа в целом мире. Ей лишь было жаль, что когда-то она в нем сомневалась.