В девушке, которая сидела за рулем черной «Таврии», Элла узнала секретаршу своей матери, Марину. Это должно было успокоить ее, но сердце продолжало стучать, будто вот-вот выпрыгнет из груди.
Она проскользнула незамеченной охранником через черный ход. Именно так Элле приказала сделать Марина, когда говорила с ней по телефону, высказав опасения, что секьюрити подкуплен Марком.
Бросив небольшую дорожную сумку с вещами на заднее сиденье, Элла села рядом и едва смогла совладать с волнением:
— Марка схватили?
— Нет, он на свободе, — девушка включила зажигание, задержала взгляд в зеркале заднего обзора и поспешила вырулить вниз по дороге.
На ней были темные очки, классический костюм, который был на ней вчера, сменила пара джинсов и однотонная бежевая майка. Черты ее привлекательного лица сковало беспокойство. Элла могла понять, почему. Неожиданно ее осенило:
— Пострадавшие есть?
— Слава Богу, нет.
— Как это вообще произошло? Охрана, видеокамеры? Марк ведь не невидимка!
Но сама сказала себе: проникнуть невидимым в дом ему удалось без труда. Здание компании «Медиаком» он, бесспорно, знал так же хорошо.
— Я не могу отвечать на вопросы. Позже Терещенко вам все сама расскажет. Она ведь ваша новая правая рука.
Не совсем так, но Элла не стала акцентировать на этом внимание сейчас, когда нервы были на изводе. А что если Марк преследует их в этот самый момент? Она оглянулась. Марина как будто усмехнулась, но ничего не сказала.
— Никакого хвоста.
— Не помешало бы перестраховаться.
— Там, куда я вас везу, вы будете в полной безопасности, — пообещала девушка, при этом уловив удобный момент на светофоре, чтобы подкрасить губы ярко-малиновой помадой. — Хотите подкраситься? — неправильно растолковала она пристальный взгляд своей пассажирки.
— Это глупо в сложившихся обстоятельствах.
— Как хотите.
— Лучше расскажите подробности пожара.
— Все вопросы не ко мне, босс. Я же вам уже говорила.
А затем она негромко включила музыку на приемнике и навигатор. Элла высказала предположение, что в новостях обязательно что-то скажут о том, что случилось.
Марина не ожидала, что новый босс выскажет столь явную обеспокоенность. Вчера ей казалось плевать на компанию. Впрочем, Марина не выносила собственных суждений до этого момента: новый босс была на несколько лет ее старше, но выглядела однозначно моложе, косметика могла бы сделать ее красавицей, но она предпочитала свой убогий вид.
Она третировала ее расспросами об их месте назначении, жаждала услышать новости и была явно огорчена, когда поняла, что будет и дальше пребывать в неведении. Уже лишь поздно ночью, добравшись до заброшенного дома на берегу Днепра, почти в трехстах километрах от Киева, Марина позволила себе снова заговорить с боссом.
— Выходите.
— Люда уже ждет меня здесь?
— Подозреваю, что она приедет завтра, — немного подумав, ответила Марина.
Элла вытащила свою сумку и пошла следом за девушкой, одновременно пытаясь рассмотреть хоть что-то вокруг. Марина подсветила тропинку к дому фонариком, открыла дверь откуда-то взявшимся ключом и пригласила Эллу войти. Она еще толком не успела оглядеться по сторонам, но сразу приметила плотно зашторенные окна и небольшой диван в углу, дверь справа вела в спальню. Марина помогла ей найти включатель, предложила воды и исчезла так же быстро, как сон, который свалил Эллу с ног за считанные мгновения. Ей показалось, что она слышит, как Марина, исчезая, попросила у нее прощения.
Она проснулась с непривычным чувством расслабленности. Тело казалось непривычно отдохнувшим. Элла открыла глаза, пытаясь понять, сколько времени, но в комнате было темно и уныло. Вспоминая, что привело ее сюда, Элла поспешила встать с кровати, попыталась нащупать свой старый мобильный, но из кармана штанов он исчез. Она включила свет, чтобы поискать на кровати и на полу. Телефон исчез бесследно, как и Марина.
Подбежав к окну, Элла отодвинула тяжелые парчовые шторы и неприятно удивилась, обнаружив, что окна забиты снаружи чем-то вроде досок. На душе закрались нехорошие сомнения. Она все еще надеялась отыскать телефон, заглянула под кровать, под ковер, высыпала довольно скудное содержимое своей сумки, предположив, что в спешке могла кинуть туда телефон.
Оставалась слабая надежда, что она обронила его по дороге в спальню. Элла потратила больше двух часов на поиски, но не обнаружила ничего, кроме запертого снаружи дома, в котором она осталась совершенно одна.
В гостиной она нашла забытый выпуск журнала «Форбс», дорогую кофеварку на кухне, всего одну чашку с надписью «Кофе за жизнь», несколько пакетов с замороженными продуктами в морозилке, остатки кофейных зерен в жестяной банке и целую дюжину мужских вещей в шкафу в спальне, где провела прошлую ночь. Ни телевизора, ни телефона, ни «Таврии», на которой ее привезла сюда секретарша.
Еще через полчаса бесцельных поисков, в результате которых в небольшой ванной комнате ею были обнаружены дорогой мужской станок для бритья и мыло «Сейфгард», Элла должна была признать очевидное: ее привезли в этот дом не по распоряжению Люды Терещенко. Имя Марка всплыло само собой, стоило обратить внимание на дешевый постер с изображением двухмачтовой яхты на кухне, а потом Элла вернулась в спальню и еще раз внимательно присмотрелась к мужской одежде в шкафу: дорогие джинсы, несколько пар футболок с дорогими магазинными этикетками. По размеру все эти вещи вполне могли подойти Марку.
Она сжала кулаки, упала лицом вниз на кровать, коснулась подушки, на которой, должно быть, он спал до нее и тут же отпрянула. Его же бритвой она безжалостно искромсала футболки, выкрикивая проклятия, а когда потянулась к джинсам, остановила себя. Боже, что она делает? Подобные вспышки гнева, а тем более акты вандализма не были в ее характере. Отбросив в сторону бритву, Элла подтянула под себя колени и с ужасом подумала о том, что ее ждет дальше.
Но ведь она больше не та маленькая девочка, которую можно было легко запугать и обидеть. Она не позволит этому мерзавцу остаться безнаказанным.
«— Мы бы никогда не позволили тебе задержаться в нашем доме, Элла, если бы изначально знали, какая ты подлая! — выкрикнула в лицо ей Лиза, заставляя убраться прочь. — Ты не имела права оболгать Марка! Он мог стать тебе братом…»
Элла не знала, сколько времени скиталась из комнаты в комнату, сколько раз пробовала выбить входную дверь или запечатанное снаружи окно. Она изучила скудное убранство небольшого дома вдоль и поперек, перерыла содержимое всех имеющихся здесь шкафов.
Спустя три дня она не оставила попыток вырваться наружу, набила себе с дюжину синяков, обозлилась и возненавидела сводного брата еще сильнее. Хотя считала, что подобное просто невозможно.
Нахлобучив на голову серую бейсболку, Марк еще раз оглянулся на здание «Медиаком» и рванул дверцу «Субару», купленного пару дней назад. Величественное здание, куда он так любил приходить в детстве, напоминало уродливое чудовище, готовое сожрать все и каждого на своем пути.
Несколько патрульных машин теперь все время караулило здание, так что пришлось повременить с предыдущими планами. Об исчезновении новой «Королевы компьютеров» трубили по всем новостям. Марк вырубил звук на приемнике, чтобы не слушать очередную браваду в собственный адрес: «Марк Гончаров на этот раз зашел так далеко, что выкрал нового президента компании «Медиаком». Остается надежда, что Элла Рубцова еще жива…»
Марк тоже надеялся на это, сворачивая вдоль шоссе, ведшего из города. Он оставил ее одну, не успев позаботиться о продуктах и лекарствах. Но, черт побери, он скупил едва ли не половину супермаркета, собираясь в свой дом три дня назад! Планы изменились помимо его воли. Приходилось только надеяться, что Элла не успела за это время наделать глупостей. Марина несколько раз поклялась, что увезла с собой ее телефон и все острые предметы в доме. Оставалось надеяться, что ей не хватило ума изображать из себя чертову героиню и разжигать костры. Это был его, Марка, дом. Лучшее убежище, которое можно было только придумать. Теперь о нем придется забыть.
Он выжал максимальную скорость. Автомобиль хотя и был подержанным, но еще мог разогнать в жилах кровь. Лишь бы что-то, но только не думать о том, как плохо с ним обошлись самые дорогие люди.
К дому Марк добрался, когда начинало темнеть. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь легким постукиванием волн Днепра о берег. Дверь заперта. Никаких следов взлома. Он достал ключ из кармана и медленно открыл дверь.
— Какого черта?…
Он не успел опомниться, когда с оглушительным ревом мимо его левого уха пронеслась его любимая чашка.
— Я знала, что это ты! — злой крик и еще один предмет, без которого Марк не мог жить: любимая немецкая кофеварка.
А потом в его плечи вцепилась та самая малышка, которая выглядела беззащитной и доверчивой в свои пятнадцать лет. Она его била, толкала, проклинала. Марк с удивительным равнодушием снес все это, не двигался. Когда прошло десять минут, а рыжая бестия не унималась, завел ее руки за спину и недовольно предупредил:
— Довольно! Где твои мозги?
— Отлично сработано! Ублюдок! — Элла не была готова сдаться: слишком долго ей пришлось просидеть в этом доме с самыми зловещими мыслями. — Сколько ты ей заплатил? Секретарше?
— Не твое дело.
— Переспал с ней и заставил плясать под свою дудку?
— Быть может. Тебя это не касается.
Она разозлилась еще сильнее, зарядила коленом ему в пах и с чувством животного удовлетворения наблюдала, как подонок скрутился от боли.
— После этого у тебя, возможно, никогда не появятся племянники. Дура.
— Ты мне вообще никакой не родственник! Дай мне пройти! — Элла хотела выскользнуть мимо, пользуясь минутным замешательством Марка, но он был слишком умен и хитер, чтобы не расценить ситуацию вовремя: отодвинул ее за плечи подальше, закрыл дверь и провернул несколько раз ключ, слушая проклятия и ругательства, о существовании которых не подозревал.
Пришлось действовать в соответствии с ситуацией:
— Заткнись и уйди с моих глаз, — направленный на нее ствол пистолета, того самого злополучного «Глока», говорил куда красноречивее любых слов.
— Меня от тебя тошнит.
Она, впрочем, не сдвинулась с места, но «заткнулась». Марк сунул ствол обратно в задний карман джинсов и бросил на Эллу короткий взгляд. Ему стоило обратить внимание на то, какая она бледная, лицо осунулось, под потухшими голубыми глазами — темные круги; зато ее дикая грива укрощена при помощи какой-то безобразной резинки на макушке. Голубая футболка и широкие пижамные штаны не могли скрыть, какая она все-таки тощая. Его так и подмывало спросить, что стало с половиной ее веса, но он решил, что это только все усложнит.
— Почему не убьешь меня сразу? — ей было не по себе под взглядом его холодных глаз, но Элла этого не замечала. Слишком долго она размышляла над расправой, слишком долго лелеяла в себе ненависть.
— Смакую удовольствие. Я ведь еще так и не увидел тебя голой, рыжая.
Она плюнула ему в лице, Марк бесстрастно вытер щеку тыльной стороной ладони. Элла убежала в спальню и постаралась забаррикадировать дверь тем, что было под рукой: небольшим деревянным комодом, в котором негодяй хранил свое нижнее белье.
Через пять минут он все-таки вломился в комнату и швырнул ей на кровать огромный пакет из аптеки.
— Чтоб ты не сдохла раньше времени и мне не пришлось выкапывать для тебя яму в лесу.
— Подавись, ублюдок!
Он закрыл дверь и долго ходил по дому, стучал холодильником, шкафами и как будто разговаривал по телефону, но Элла не могла точно разобрать, о чем шла речь, а заставить себя выйти из комнаты она не смогла бы ни за какие богатства мира. Она, впрочем, осознавала, что дверь не защитит ее от Марка, когда ему вздумается положить на нее свои грязные лапы. «Я еще не видел тебя голой, рыжая». Элла была готова разрыдаться, вдруг отчетливо осознав: какие бы планы мести и расплаты она не строила в своей голове, ей ни за что не противостоять Марку, когда он придет за ней.
Бритва с почти затупившимся лезвием вряд ли могла послужить надежным средством защиты, но даже чтобы добраться до нее, Элле придется выйти из комнаты и пройти в ванную, куда она отнесла ее пару дней назад.
Невольно она вспомнила все, что знала о Марке: его неуемную жажду к власти, привязанность к миллионам и патологическое неумение держать свой пенис в штанах. И после всего этого он купил ей лекарства. «Чтобы не сдохла раньше времени…». Элла поежилась, подтянула колени ближе к груди и впервые за три дня, проведенных в заточении, заплакала.
Этот человек снова довел ее до черты. В нем никогда не было ничего человечного.
«— Прекрати, Марк! Пожалуйста, не трогай меня…
Неуклюже попятившись и запутавшись в собственных ногах, Элла упала на спину прямо перед Марком на его кровать. Это, казалось, развеселило его еще больше. Теперь он стоял совсем близко, возвышался со своего внушительного роста и тянулся к подолу ее футболки с изображением Минни-Маус.
— Ты ведь еще не спала с мальчиками? Разве не хочешь, чтобы именно я стал первым?
— Нет, не хочу! Пожалуйста, Марк!
— Пожалуйста, Марк, сделай это? Ты это пытаешься мне сказать, рыжая?
Не обращая никакого внимания на слезы в ее глазах и мольбу оставить ее в покое, Марк наклонился и раздвинул языком ее губы, ощущая соленую влагу и получая от этого особое удовольствие.
— Я не хочу, чтобы ты трогал меня! — не могла не кричать Элла, не понимая, почему ее никто не слышит в таком большом доме, где полно людей и слуг.
— Нет, ты хочешь, рыжая. Ты ждала это с того самого момента, когда заявилась к нам в дом и принялась сочинять всякие небылицы.
Он усилил натиск, грубо раздвинул ее бедра, одной рукой пробравшись так глубоко под футболку, что мог сдавить ее сосок, а другой — придерживая лицо.
— Ты сладкая, — шепнул он, вернувшись к ее рту. — И соленая.
— Марк, пожалуйста!
— Марк? — послышался стук каблуков и сердитый голос. Сквозь пелену слез, застилавших глаза, Элла видела, как Марк вскакивает, подбегает к матери и что-то шепчет на ухо, а потом она поворачивается к ней, на ее прекрасном лице застыла гримаса отвращения. Элле хочется провалиться сквозь землю…»
Столько лет она пыталась изгладить из памяти это жуткое воспоминание, но оно воскресало снова и снова, управляло ее жизнью, заставляло избегать любых намеков на ухаживания со стороны мужского пола.
Как можно было смириться с тем, что ее пытался растлить собственный брат? Не родной брат, и все же.
Вдоволь наплакавшись, Элла свернулась на полу, подложив под голову вместо подушки свою дорожную сумку. Ей нужно опасаться, что он рядом и готов довести до конца то, что ему не удалось тринадцать лет назад. Нельзя засыпать. Ни в коем случае нельзя засыпать.