Прошло два дня. Элла заставила себя принимать лекарства и понемногу есть. Она не умела бунтовать, да и к тому же понимала, что довести себя до могилы — не самый лучший способ противостоять Марку, когда он объявится. Одиночество позволило ей о многом подумать, снова воскресить в памяти воспоминания о встрече с матерью тринадцать лет назад и снова жалеть о том, что когда-то она решилась на это.

«— Мамочка, ты у меня единственная! — рыдала она на груди у своей приемной матери, вернувшись домой. В свой настоящий дом. — Я больше никогда не хочу встречаться с теми людьми…»

Она чувствовала себя лучше, выстирала свою грязную одежду и убрала все последствия разрухи, которую устроила в доме. Перечитала злополучный журнал «Форбс» около десятка раз, разложила продукты в холодильник, зачем-то вымыла окна, ванную и пожалела о том, что в доме нет ни одного цветка. Элле нравилось ухаживать за растениями. Ей в принципе нравилось ухаживать за кем-то: за больной приемной матерью, за тетушками.

Хуже становилось вечером, потому что, засыпая, Элла невольно вспоминала, как проснулась на утро после своего неудавшегося побега, переодетая в чистую футболку, укрытая одеялом. Она неприятно ежилась, думая о том, что Марк видел ее, касался ее. А до этого он почему-то спас ее. В голове что-то не укладывалось: Марк, возможно, не хотел, чтобы она утонула раньше, чем он позабавится с ней. Но он ее спас и это не давало Элле покоя. А поскольку он так и не появлялся, Элла не могла спросить его, зачем он это сделал. Но, тщательно намыливаясь в ванной, желая смыть любые следы его рук на своем теле, не переставала задавать себе этот вопрос.

В спальне она передвинула мебель, когда стало совсем невыносимо. Попыталась кое-как починить ящики комода, принесла из гостиной мягкий коврик и сняла с окна темные шторы.

Нередко она думала о том, что сейчас происходит в компании «Медиаком», надеялась, что ее ищут, а Марк не вернулся только потому, что уже гниет за решеткой. Но при этом он позаботился о том, чтобы у нее были лекарства и все необходимые продукты. Зато он ее похитил и заставил сидеть в этом доме, который, как ни странно, начинал Элле нравиться, особенно после того, как Марк перестал мелькать в нем грозной тенью.

У нее оставалось очень много вопросов, на которые она не могла найти ответы. Почему Марк не застрелил ее у здания «Медиаком»? Почему не придушил, когда проник в дом? Почему не дал утонуть? И почему заставил ее пить эти чертовы лекарства? При этом он однозначно дал понять, что разделается с ней при первом удобном случае, до ужаса запугал и заставил вспомнить все то, что Элла так долго старалась забыть.

В памяти возникли строчки из зачитанного до дыр журнала «Форбс»:

«…Золотая ложка во рту и огромная тень на репутацию. Один из самых богатых холостяков страны с позором изгнан из кресла вице-президента компании «Медиаком», основанной его отцом. Став персоной нон-грата в высших кругах деловой элиты, Марк Гончаров улыбается и показывает недоброжелателям средний палец с обещанием неприятностей…»

Марк, видимо, не просто так забыл здесь этот журнал. Он обещал всем неприятности, и он их организовал. Останавливаться он, похоже, не собирался. Это, как и многое другое, должно было стать Элле предупреждением. Но не стало, и вот она здесь, запертая в Богом забытом доме наедине с кошмарами. А думать о том, сможет ли Марк осуществить свои угрозы — глупо. Этот человек не побоялся наказания, изнасиловав женщину, которую называл матерью. Элла хорошо помнила интервью Лизы Гончаровой, которое транслировали по всем телеканалам:

«— Я никогда не думала, что такое возможно… Я любила его как своего родного сына…»

Лиза плакала. После короткого знакомства со своей биологической матерью Элла не думала, что такое возможно. Но эта красивая бессердечная женщина плакала, рассказывая о том, как Марк подкараулил ее и обесчестил.

На следующий же день газеты дружно написали о том, что Лизе Гончаровой пришлось на время скрыться от посторонних глаз, чтобы прийти в себя. Первым делом, вернувшись к работе, Лиза вышвырнула Марка из компании «Медиаком». А ей стоило немедленно сдать его в руки полиции.

Глупо, конечно, но Элла снова наткнулась взглядом на лекарства, которые купил для нее Марк: аспирин, десятки антибиотиков, шипучки… Он едва ли не скупил половину аптеки. Благодаря этим таблеткам она чувствовала себя уже не такой слабой, хотя цвет лица по-прежнему оставался бледным. А по мере того, как ей становилось лучше, желание выбраться из заточения давило на нее все сильнее.

Она всю жизнь была покладистым, спокойным ребенком, с которым ничего плохого не случалось, за исключением случая тринадцатилетней давности. Элла не верила, что могла оказаться в подобной ситуации. Тетушки обязательно посочувствовали бы ей и придумали, что сказать. Обычно они говорили очень много, хотя и не всегда уместно. Если бы она хоть немного походила на свою настоящую мать, Гончарову, то десять раз проверила, прежде чем садиться в машину, опираясь на какую-то фальшивую историю. Но Лиза Гончарова тоже не сумела уберечься от Марка, когда он подобрался к ней слишком близко. Ее ошибка заключалась в том, что она боготворила Марка, не замечая, какой он подлый червь. У Эллы в этом вопросе имелось огромное преимущество.

Элле понадобилось полдня, чтобы перетащить к входной двери шкаф из спальни, а потом диван. На нем она и уснула, уже по привычке не раздеваясь и сжимая бритву в руке. Марку придется повозиться перед тем, как он доберется до нее.

Этой ночью ей снился родной дом и прекрасный Ботанический сад, в котором она работала. Одно мешало: появление высокой фигуры в черном, которая надвигалась на нее все ближе и ближе. Когда она узнала Марка, невольно вскрикнула и проснулась. В гостиной горел свет. Элла привыкла не выключать свет на ночь, чтобы иметь возможность вовремя разглядеть своего врага.

Тишина. Она снова положила голову на подушку, поискала рукой бритву и только когда убедилась, что она рядом, закрыла глаза. Но ненадолго. Ей казалось, что она слышит шум где-то совсем рядом. Элла вскочила на ноги, одернула футболку и фиолетовые шорты, в которых ходила еще когда была толстой. Времени раздумывать не было. Вооружившись бритвой, Элла подошла к двери. Тишина. Вся мебель, выстроенная ею в некоем подобии Китайской Стены, на месте. Она уже собралась осмотреть остальную часть дома, как ощутила стальные руки у себя на талии. Зажмурилась, махнула бритвой.

— Черт!

Ее просто схватили в охапку и швырнули на тот самый диван, который она так долго оттягивала к двери.

Проклятый демон угрожающе навис над ней, по его левому виску текла струйка крови. Элла не успела насладиться чувством удовлетворения, потому что Марк умудрился, не замечая ранения, скрутить ей запястья и навалиться сверху.

От него пахло дорогим лосьоном для бритья и яростью. Он не собирался щадить ее на этот раз. Элла поняла это и с ужасом округлила глаза.

— Ты заслужила свое наказание, сестренка, — пробормотал Марк, впиваясь в ее полураскрытый рот своими горячими от злости губами.

Элла ощутила терпкий вкус крови, попыталась вырваться, но Марк держал ее мертвой хваткой и не обращал внимания на любые вспышки сопротивления. Это только разъярило его еще больше. Она закричала, когда он на секунду оторвал от нее свои губы. Она была так напугана, так зла и… так возбуждена. Элла решила, что она спятила. Заметила, что Марк прикрыл глаза, кровь из оставленного пореза продолжала струиться, оставляя некрасивый след на его аристократическом идеальном лице. Она сама была в его крови и жаждала сделать ему еще больнее.

— Я ненавижу тебя! Ты исчадие ада!

Марк не обратил на ее слова никакого внимания, снова посмотрел на нее слишком долго и пристально, как ей показалось, а потом неожиданно отступил и позволил ей вырваться.

Ему показалось, что она заплачет, но, измазанная его же кровью, Элла сжала свои маленькие кулачки, бледно-голубые глаза пылали презрением, а она была готова противостоять ему. Она выглядела отдохнувшей и здоровой, не мог не заметить Марк, и по-прежнему желанной. Он не чувствовал удовлетворения, заставив ее бояться его еще сильнее.

— Я жалею, что не перерезала тебе горло! — крикнула она, не замечая, как сердце выпрыгивает из груди. Губы горели, вкус крови во рту был неприятен.

— Мне нужно было предугадать, что бритва в твоих руках становится опасным орудием. Ждала гостей? — Он кивнул на забаррикадированную дверь, как будто не знал, от кого она так оборонялась.

— Ты не гость, ты — мерзкий похититель людей!

— Пришлось пролезать через окно на кухне. То самое, которое ты использовала однажды. А теперь, когда с любезностями покончено, придется тебе залатать мою рану, — грубо велел он.

— Я лучше буду стоять в стороне и наблюдать, как ты истекаешь кровью!

Марк как будто не услышал ее слов, схватил Эллу за руку и потащил в ванную. Элла хотя и сопротивлялась, но понимала, что ее попытки самообороны только сильнее злят негодяя. Хотелось рыдать, но она не могла позволить себе подобную слабость.

Он выпустил ее руку только для того, чтобы стянуть с себя футболку, заляпанную кровью, и умыться. Элла поспешно отвернулась, чтобы не видеть его загорелую упругую грудь, покрытую легкой порослью черных волос. К ее огромному сожалению, негодяй был совершенен: широкие плечи, стальные мышцы на руках, узкие бедра, плоский живот. В отличие от нее, Марк никогда не страдал от избыточного веса. Элла хотела ринуться к двери, но он пододвинулся так, чтобы она оказалась зажатой между раковиной и унитазом, а потом велел сесть на крышку и молча протянул ей ватные диски и баночку с перекисью водорода.

Выглядел он угрюмо, но в том, что он страшно зол, не было никаких сомнений.

— Скорее рак на горе свиснет, — выплюнула она, глядя куда-то в сторону, лишь бы не на Марка.

Вместо того чтобы сказать в ответ очередную гадость, чтобы заставить ее делать то, что он хочет, Марк наклонился и, намочив ватный диск водой из-под крана, аккуратно провел по кровавому потеку на ее подбородке, который оставила его рана. Элла вздрогнула.

— Что ты делаешь?

— Разве не видно? — бросил он раздраженно и даже тогда, когда она сжала его руку, заставляя убрать от ее лица, он не остановился, пока не отмыл ее лицо.

Элла была готова провалиться сквозь землю, ощутив вдруг, что это ее взволновало. Длинные пальцы Марка были горячими и заботливыми. Он не смотрел ей в глаза, но Элла испытала за эти четверть часа достаточно, чтобы не сбежать, едва он отодвинулся.

Мысль о том, что ей по-прежнему негде скрыться, почему-то волновала ее не так сильно, как то, что Марк только что прикасался к ней, а она не испытывала омерзения. И вообще Элле показалось, что она упустила нечто очень важное. Круто развернувшись, она зашагала обратно в ванную.

— Почему ты остановился там, в гостиной, позволив мне вырваться?

Марк обернулся. Казалось, он был удивлен, но постарался не подать вида. Красная отметина у виска ничуть не портила его совершенства. Элла тряхнула головой, пытаясь сосредоточиться:

— Ты мог изнасиловать меня уже сотню раз, пока я нахожусь в этом доме. Но не сделал этого.

— Я же сказал тебе, рыжая: ты выглядишь отвратительно, — он мрачно усмехнулся. — Но если ты настаиваешь…

— И еще ты вытащил меня из реки, когда я тонула, — она не обратила внимания на его грязные намеки.

— Это было бы совсем просто.

— Как же! Твои угрозы ничего не стоят, Марк, и я наконец поняла, чего ты добиваешься.

Он как будто нахмурился, а Элла поделилась с ним своим открытием:

— Ты хочешь, чтобы у тебя появилась сестра!

Большей глупости Марку не приходилось слышать. Он мог бы рассмеяться, если бы на душе не было так скверно.

— Я единственный ребенок в семье и возненавидел тебя с первого взгляда, — сказал он так, чтобы у Эллы не осталось никаких сомнений на этот счет, а затем потянулся к молнии на своих джинсах и начал ее расстегивать. Но не спешил, а внимательно, прищурив глаза, наблюдал за ее реакцией.

В ней же проснулся какой-то дурацкий энтузиазм сделать из него святого!

— Это ты так хочешь, чтобы думали все остальные.

— Рыжая, — он заставил ее прекратить эти сопли, — ты рехнулась. Если бы мне нужна была сестра, я бы давно притащил тебя в столицу и нянчился. Я же хочу только одного: исчезни из моей жизни. У меня все еще есть пистолет, которым я, не задумываясь, вышибу твои мозги, если не станешь делать то, что мне надо.

— Например, если не раздвину для тебя ноги? — почти выплюнула она, досадуя на свое минутное помрачнение рассудка.

— Именно. А теперь свали, если не собираешься составить мне компанию в душе.

Элла исчезла так поспешно, как Марк этого и хотел.

Все следующее утро он ходил как надутый индюк, не смотрел в ее сторону, пил одну чашку кофе за другой и вел телефонные переговоры так, чтобы она не могла его услышать. При этом он выглядел как ходячая реклама модного дома мужской одежды, даже несмотря на то что надел вылинявшие серые шорты, трикотажную черную футболку и забыл побриться. Элла не встречала подобных ему мужчин — огромных, опасных, совершенных. Последнее определение, казалось, не могло относиться к Марку, но кривить душой и утверждать, будто снаружи он такой же урод, как изнутри, было несправедливо. В этом-то и заключалась насмешка природы.

О ее существовании он, казалось, забыл и только ближе к обеду пригрозил, что стащит с нее эту майку, если она немедленно не наденет свой отвратительный свитер.

— Одного я все же не понимаю, — Элла замешкалась, перед тем как уйти переодеваться.

Марк недвусмысленно дал понять, что конкретно он думает по поводу ее недопонимания:

— Я редкостный ублюдок, который делает другим людям плохо и не остановится даже перед тем, чтобы переспать с матерью. Твоя очередь, рыжая, дополнить мой прикроватный список.

Она больше не пыталась заговорить с ним и считала огромным везеньем то, что чувствует себя довольно спокойно под одной крышей с Марком. Но он снова ввел ее в состояние близкое к отчаянию, когда без стука вломился в спальню, окинул ее пристальным взглядом и велел поставить на место всю ту мебель, которой она загромоздила входную дверь.

Элла как раз закатывала рукава свитера и непроизвольно вздрогнула, услышав злой голос своего похитителя, но постаралась ответить таким же холодным взглядом, каким он смотрел на нее. Оставленный ее шрам по-прежнему багровел на его красивом лице, спрятанный под щетиной. В других обстоятельствах и с другим человеком она бы обязательно извинилась за причиненную боль, но Марк не заслуживал ни извинений, ни, тем более, сочувствия.

Расставлять тяжелую мебель по местам означало потратить полдня. Но, если подумать, ей все равно нечем было заняться, кроме того, чтобы вынашивать новый план побега. Ей чисто из принципа не хотелось делать то, что требует демон.

— Если тебе что-то не нравится, займись этим сам.

— Мне много чего не нравится. Например, то, что ты спишь на моей мягкой кровати, а я вынужден корчиться на диване. Твое же ребячество меня откровенно бесит. Вернешь мебель на свои места.

— Или что?

— Или придется молить меня о пощаде, — он дал понять, что имеет в виду, надолго задержавшись взглядом на ее бедрах, спрятанных под тканью мешковатого свитера и шорт. — Если у тебя хватит ума разобрать свою баррикаду, я задумаюсь над тем, чтобы выпустить тебя и выгулять на поводке вокруг дома.

— Я не твоя комнатная собачка! — Хотя перспектива оказаться на улице казалась счастливым подарком судьбы, Элла не могла так легко забыть о том, что именно вынужденное заточение делает это таким.

— Ты гораздо лучше, рыжая.

— Ублюдок! — она запустила в него собственной босоножкой, о которую как раз споткнулась, промахнулась, но ощутила нечто вроде умиротворения: вместо того, чтобы плакать, как этого стоило ожидать, она достойно смотрела в лицо неприятностям.

— Еще ты должна мне кучу денег за порчу имущества и одежды, — напомнил Марк, вдруг ощутив, что былое раздражение понемногу улетучивается. У него получилось ухмыльнуться, а у Эллы это вызвало еще больший всплеск раздражения: видеть его белозубую ухмылку было выше ее сил.

— А ты мне должен психоаналитика за испорченную в детстве психику!

— Наоборот: тебе очень повезло, рыжая, что ты вовремя смылась из Королевства Кривых Зеркал, — и в этом Марк ничуть не лукавил.

— Еще бы! Повезло лишь в одном: расти подальше от такого злобного ублюдка, как ты!

— Хочешь верь, хочешь нет, но я тебе оказал огромную услугу.

— Это когда? Напомни, — Элла сжала кулаки и была готова к новой стычке, если возникнет необходимость. — Не тогда ли, когда чуть не лишил девственности? Или, может, ты оказываешь мне услугу сейчас, угрожая и издеваясь? Нет уж, извольте! Я не готова кланяться тебе в ноги и благодарить.

Марк пожал плечами, лицо его приняло обычную мрачную маску:

— Ты совсем не понимаешь, что творится вокруг тебя, Элла.

Она хотя и удивилась, что Марк обратился к ней по имени, а не как обычно «рыжая», но была полна решимости доказать, что он полный псих.

— У тебя крыша поехала, причем еще в детстве. Оставь меня в покое, дай выбраться отсюда!

— Нет, — отчеканил он жестко, отойдя от дверного косяка, на который облокачивался до этого.

Однако Элла не собиралась отпускать его так легко. Подбежала и, сильнее сжимая кулаки, воскликнула:

— Сколько времени ты собираешься держать меня здесь?

— Ровно столько, сколько понадобится, — бесстрастно ответил Марк.

— Понадобится для чего?!

— Для того, чтобы вправить тебе мозги.

Ответ ей, скажем так, не пришелся по душе.

— Ты спятил и нуждаешься в хорошем докторе!

— Я знал, что ты не расценишь моей попытки защитить тебя.

— Защищать меня нужно только от тебя! Ты — вот мой единственный враг! Я не хочу находиться с тобой под одной крышей, не хочу видеть, слышать твой голос… У тебя мозги съехали набекрень. Ты опасен для общества, Марк! Ты — чудовище.

Ему следовало хорошенько встряхнуть Эллу, заставить забрать все свои слова обратно. Судя по его ледяному взгляду, она предположила, что именно это Марк сейчас и сделает. Защитник! Ее раздирала волна ярости.

— Мне плевать, что ты думаешь обо мне, рыжая, — сказал он, уходя. — Разбери беспорядок, который натворила. Если продолжишь и дальше вести себя как безмозглая кретинка, винить в этом будешь только саму себя. Ясно?

Он полагал, что дал Элле понять, кто здесь главный. А она умудрилась пойти следом и задрать голову с видом великой воображалы. В детстве у нее не было характера. Похоже, повзрослев, Элла решила избавиться наконец от своих розовых очков. Она молодец. Видела его насквозь, но, даже предполагая, что в его поступках что-то не так, не смогла поверить, будто он действительно ее защищает. Впрочем, Марк постарался, чтобы она не питала на его счет никаких иллюзий. И теперь, похоже, загнал себя в угол. Ему ни за что не подступиться к Элле, если она и дальше будет считать его самым последним в мире подонком.

Возможно, ему следовало помочь ей тягать мебель. Она не просила о помощи и с вызовом медленно разбирала баррикаду. Марк со стороны наблюдал за Эллой, усевшись на подоконник в гостиной. Он подозревал, каких усилий ей стоит вся эта возня, однако не собирался пускать слюни и изображать из себя рыцаря в сверкающих доспехах. Это было бы крайне смешно и нелепо.

Ее стройные ножки были покрыты синяками. Изгибы небольшой груди выделялись всякий раз, стоило ей потянуться или наклониться. Даже уродливый коричневый свитер не мог этого скрыть. Когда он увидел Эллу впервые, она стояла, застенчиво сжимая за спиной пухлые руки; розовая футболка и белые шорты только подчеркивали, какая она пухленькая. При этом ее лицо в облаке ярко-рыжих волос было настолько притягательным, что все остальные недостатки казались ничтожными по сравнению с огромными сверкающими голубыми глазами с длинными кукольными ресницами и пухлыми алыми губами. В ее ушах поблескивали дешевые сережки в форме клубники. Она, казалось, была готова упасть в обморок и не слышала, как его отец знакомит их, говорит о том, что у них в семье теперь счастливое пополнение и просит Марка уважать и любить свою младшую сестру. Вместо этого Марк хотел надрать ей задницу и вышвырнуть вон. Кто знал, что Элла окажется такой навязчиво-очаровательной? Пришлось здорово потрудиться, чтобы забыть об этом и уничтожить ее…

— Если хочешь, чтобы я тебе помог, снимай трусики, — Марк нарушил тишину, которая стала невыносимой из-за того, что он едва не распустил сопли и не поспешил ей на помощь.

Элла даже не посмотрела в его сторону.

— Тебя ждут самые ужасные муки ада, — пробормотала она.

— Не хочешь, как хочешь, — нагло бросил Марк, чтобы не оставить никаких заблуждений на свой счет.

— Если я выберусь отсюда живой, клянусь Богом, не остановлюсь, пока не увижу, как ты гниешь! — добавила она, наконец вернув диван на его прежнее место. Волосы липли к лицу, Элла остановилась только для того, чтобы завязать хвост потуже, и затем продолжила вести неравную борьбу с комодом.

Еще бы Марку не гореть в аду! Возможно, сейчас, едва она закончит, он схватит ее и начнет измываться. Элле не хотелось возвращаться к пережитому сегодня утром: никаких прикосновений, никаких поцелуев и ничего из того, что можно было допустить. Марк может рассказывать что угодно в надежде усыпить ее бдительность. Она больше не верит в то, что у него в голове были добрые помыслы, когда он пару дней назад не позволил ей утонуть.