…Итак, карабин мой не пошел дальше опытного образца. Но все интересные идеи, заложенные в нем, я решил перенести в оружие, над проектированием которого в ту пору работали уже несколько наших конструкторов. Речь идет об автомате, создаваемом под новый патрон образца 1943 года.

Пионером здесь был Алексей Иванович Судаев. Он начал конструирование этого типа оружия под новый патрон сразу по возвращении из блокадного Ленинграда в начале 1944 года. Уже тогда аналитическим умом Судаев понимал: в автоматическом стрелковом оружии нужно отрешиться от шаблона прежних систем, а для этого необходим решительный и качественный рывок вперед, новый поворот в конструкторском мышлении. Пистолеты-пулеметы не отвечали требованиям боевой эффективности по дальности огня и кучности боя.

Вслед за Судаевым многие наши конструкторы тоже включились в эту работу.

В мае 1944 года, когда советские войска вели успешные наступательные бои по всему фронту, на подмосковном полигоне испытывалось новое автоматическое стрелковое оружие.

Я в то время занимался в Средней Азии доработкой станкового пулемета Горюнова (СГ-43) и часто приезжал на полигон. Ход испытаний нового стрелкового оружия был для меня, молодого конструктора, безусловно, очень интересен и я внимательно наблюдал за всеми происходящими событиями.

Один за другим на полигон стали приезжать конструкторы, участвовавшие в конкурсных испытаниях. В. А. Дегтярев шел от машины, не глядя по сторонам, думая о чем-то своем. Прославленного конструктора Г. С. Шпагина я узнал сразу, едва встретил его на одной из дорожек военного городка – видимо, хорошо запомнил его лицо по публиковавшимся в газетах снимкам. С Сергеем Гавриловичем Симоновым поздоровались как давние знакомые. Вспомнили нашу совместную поездку на полигон, беседу в поезде.

Начались испытания.

Как же они проходили, эти первые экзамены оружия, созданного под новый патрон? Прибегну к рассказу непосредственного участника тех событий военного испытателя полигона А. А. Малимона («Отечественные автоматы»):

«На испытаниях присутствовали руководители КБ оборонной отрасли, представители главных управлений Наркоматов обороны и вооружения, научных организаций. На короткий срок приезжал на испытания и самый молодой нарком Д. Ф. Устинов, умелый организатор оружейного производства, обеспечивавший в необходимых количествах выпуск всех видов вооружения для нужд фронта…

Эти первые испытания автоматов явились не только показом новых творческих достижений талантливых отечественных конструкторов старшего поколения, но и предоставляли возможность раскрытия творческих способностей новой конструкторской смены, обладающей свежими теоретическими знаниями и вносящей элементы новизны в способы конструирования оружия.

Действие автоматики всех представленных систем было основано на принципе отвода пороховых газов через отверстие в стенке неподвижного ствола с прямолинейным движением поршня.

На первые полигонные испытания автоматов согласно объявленному в апреле 1944 года конкурсу были представлены образцы Дегтярева (3 образца), Токарева, Симонова (2 образца), Коровина, Судаева (2 образца) и Кузьмищева.

Не выявив победителей конкурса, комиссия А. Я. Башмарина рекомендовала на дальнейшую доработку образцы с лучшими конструктивными особенностями и лучшими результатами испытаний: конструкции Судаева обоих вариантов и Дегтярева с секторным магазином – как автоматы, а образцы Дегтярева с ленточным питанием, Симонова с металлическим прикладом и Коровина – как ручные пулеметы. Срок доработки, отпущенный комиссией, был крайне ограниченным – 1 месяц. Представить образцы на повторные испытания надо до 1 июля. Доработке должен быть подвергнут и патрон, с его размерами необходимо было увязать и размеры патронников оружия с учетом унифицированных требований по основному зазору узла запирания, контролируемому специальным калибром.

На повторные испытания, проводившиеся в июле-августе, кроме доработанных образцов Дегтярева, Симонова, Судаева, Кузьмищева были представлены две новые системы – автомат Шпагина и Булкина».

Хорошо помню, как на повторные испытания летом 1944 года на полигоне снова «высадилась» представительная «бригада» конструкторов: начинались повторные испытания различных типов автоматического стрелкового оружия под патрон образца 1943 года. Представили свои изделия В. А. Дегтярев, С. Г. Симонов, Г. С. Шпагин, А. И. Судаев, конструкторы из полигонного КБ. Приехал один из создателей нового патрона – Н. М. Елизаров.

Посмотреть в работе принципиально новые образцы прибыл и теоретик оружейного дела генерал-майор инженерно-технической службы Владимир Григорьевич Федоров, стоявший, как известно, у истоков рождения автоматического оружия и ставший первым разработчиком автомата.

Как мне тогда хотелось к нему подойти!.. Поблагодарить за тот его двухтомник, который мне в госпитале так помог! Но это, пожалуй, было бы слишком большой смелостью с моей стороны…

Когда испытания близились к концу и были подведены их предварительные итоги, по предложению генерала Бульбы все работники и конструкторы полигона сфотографировались с участниками испытаний. К сожалению, меня тогда на полигоне не было – я был вызван в Москву. Снимок на первый взгляд получился обычный: впереди сидят начальник полигона и конструкторы, а сзади – группа сотрудников различных служб полигона.

Утомленно смотрит в объектив С. Г. Симонов, крепко сжав пальцами правой руки ладонь левой. Как всегда, немного вздернул подбородок Г. С. Шпагин. Спокоен В. А. Дегтярев.

К его плечу чуть склонился В. Г. Федоров, словно старый учитель, опирающийся на надежное плечо уже немолодого ученика. Рядом с Федоровым стоит А. И. Судаев, измученный работой в блокадном Ленинграде, с заострившимся от постоянного недосыпания лицом.

Я назвал бы этот снимок историческим. Ведь в тот, предпоследний, год войны конструкторы и работники полигона, запечатленные на фотографии, испытывая образцы под новый патрон, по существу, определяли стратегию развития автоматического стрелкового оружия на многие десятилетия вперед. После тех официальных конкурсных испытаний в конструировании оружия произойдет новый прорыв по всем параметрам. В разработку образцов на качественно иной основе включится немало молодых конструкторов. Свое веское слово скажут и разработчики оружия старшего поколения.

Шли последние дни повторных испытаний. Каждый вечер конструкторы получали результаты испытаний, анализировали их и принимали решение – продолжать свое участие в конкурсе или нет.

Первым сдался и уехал Шпагин. Расшифровав первоначальные записи скоростей движения автоматики своего образца, сопоставив данные, он, огорченный, заявил, что покидает полигон. Позже создатель ППШ отказался вовсе от дальнейшего участия в конкурсной программе. Все чаще захлебывался от невероятного напряжения, перегреваясь от бесконечной стрельбы, образец Дегтярева. Он не показал хороших результатов, и Василий Алексеевич засобирался обратно в Ковров. Тут же пошли слухи, что старейшина конструкторов стрелкового оружия готовится нанести мощный удар конкурентам в следующем туре испытаний. Однако этого не случилось. Как ни странно, в том туре, он, как и Шпагин, вышел из соревнования добровольно, не стал прилагать больших усилий к доработке образца. Не знаю, чем объяснялась подобная пассивность выдающегося конструктора. Может быть, сказывались усталость и напряжение военной поры…

Снова сошлюсь на книгу «Отечественные автоматы» А. А. Малимона:

«По результатам заключительных полигонных испытаний комиссией А. Я. Башмарина сделано заключение:

«1. Автомат Судаева, как обеспечивающий вполне надежную работу автоматики в нормальных и различных условиях эксплуатации, а также живучесть деталей в пределах ТТТ, подвергнуть широким войсковым испытаниям, изготовив для этой цели серию автоматов.

2. Ручной пулемет Дегтярева с ленточным питанием…доработать к 20 сентября 1944 года и представить на полигонные испытания два образца.»

В декабре 1944 года на полигонные испытания был представлен автомат Токарева, доработанный по замечаниям комиссии первого тура конкурсных испытаний. Испытаний не выдержал…

…Войсковые испытания, проведенные в ряде округов, показали, что по мощности огня автомат Судаева АС-44 вполне отвечает требованиям войск, однако по своим маневренным качествам намного уступает штатным пистолетам-пулеметам.

…1945 г., при получении первых отзывов из войск, Судаев переконструировал некоторые узлы своего автомата…

По результатам полигонных испытаний в октябре 1945 года доработанный АС-44 по маневренным качествам по-прежнему уступает состоявшим на вооружении пистолетам-пулеметам, показывая при этом худшую кучность на ближних дальностях стрельбы. В 1945 году решить проблему повышения маневренных качеств автомата до уровня требований войск за счет дополнительного снижения веса хотя бы до 4,5 кг и уменьшения длины оружия (без укорочения ствола) не представлялось возможным….В связи с этим в 1945 году ГАУ приняло решение организовать в конкурсном порядке разработку новых автоматов, более полно учитывающих требования и пожелания войск, выраженные комиссиями по войсковым испытаниям АС-44.

…Согласно новым ТТТ…. «автомат должен являться индивидуальным оружием, предназначенным для вооружения автоматчиков в стрелковых подразделениях, в специальных командах всех родов войск, взамен состоящих на вооружении ПП-41 и ПП-43… Автомат предназначается главным образом для поражения живых целей на дальностях стрельбы до 500 м, прицельная дальность стрельбы – 800 м.

…Предельный вес оружия – не более 4,5 кг. В новых ТТТ более резко выражены основные свойства автомата, которыми должен обладать новый образец, главными из которых являются высокая маневренность и гибкость огня. Конкретизированы и требования по кучности боя».

Вся упорная работа молодого талантливого конструктора Судаева по созданию и доработке его автомата проходила на моих глазах. Все его победы и поражения явились для меня хорошим примером «выживания» конструктора в условиях жесткой конкурентной борьбы в требовательных рамках конкурсов, проводимых военными заказчиками.

Несмотря на то, что автомат Судаева хорошо показал себя на испытаниях летом 1944 года, необходимо было повысить живучесть деталей (ударника, стопора, газового поршня, выбрасывателя) и надежность работы автоматики. Алексей Иванович Судаев вскоре представил комиссии оружие, устройство которого значительно отличалось от предыдущего образца. Самоотверженность, смелые и решительные действия при отказе от того, что было уже проверенным, выстраданным, вызывали уважение к этому конструктору.

В 1945 году была выпущена серия автоматов Судаева. Оружие проходило полигонные и войсковые испытания. Одним из основных недостатков автомата была его большая масса, и перед конструктором была поставлена очередная задача – облегчить конструкцию.

Я тогда тоже включился – наверное, прежде всего под его влиянием – в конкурс на создание автомата под новый, так называемый промежуточный патрон. Если я эту работу только начинал, то Судаев ее продолжал, совершенствуя свой образец. В те дни мы виделись редко.

Наступил май 1945 года. Долгожданной победой закончилась Отечественная война.

Победа! Как же мы все ее ждали!.. Очень живо в памяти, как ликовали мы в год нашей Великой Победы. Казалось, с победой в войне пришел на нашу многострадальную землю вечный мир, который теперь никто не посмеет нарушить.

И вдруг по радио передали сообщение о том, что на Хиросиму и Нагасаки сброшены первые в истории человечества атомные бомбы. Десятки тысяч бессмысленных жертв в Японии – и вновь люди осознали, как хрупок и непрочен этот мир и как важно быть во всеоружии к отражению любой агрессии. Очень скоро кончилось благодатное лето: потянуло ранними заморозками «холодной войны».

Особенно остро почувствовали всю взрывоопасность послевоенной международной обстановки, по-видимому, мы, конструкторы оружия и военной техники. Активизировались работы по созданию новых образцов, ужесточились требования к их качественным параметрам.

Конкурс, объявленный ГАУ в 1945 году был закрытым, то есть каждый его участник должен всю документацию по своему проекту представить комиссии под псевдонимом, скрыв свою фамилию. А в отдельном конверте в комиссию конструктор присылал расшифровку своего псевдонима – свою истинную фамилию. Эти конверты комиссия вскроет только после рассмотрения проектов и объявления занятых этими проектами мест. Это было сделано с той целью, чтобы добиться большей объективности в оценке, чтобы груз имен «знаменитостей», признанных авторитетов не давил на решение членов комиссии. Тут уже все участвовали на равных!

Нелегко мне было решиться на участие в этом конкурсе. По его условиям требовалось представить не только чертежи общих видов, но и деталировку основных узлов, расчеты на прочность узла запирания ствола, определить темп стрельбы и ряд других характеристик. В случае отсутствия каких-либо требуемых материалов проект к рассмотрению комиссией не принимался.

Сейчас, вспоминая то время, я с трудом представляю себе: как можно было браться за такое большое дело без специальной подготовки?! Но молодость и уже выработанный в предыдущих соревнованиях азарт, склонили меня к участию в борьбе.

И я решился!..

Начал с эскизного проекта. Делаю сотни зарисовок отдельных деталей. Безжалостно рву то, что еще вчера казалось лучшим, а сегодня – неудовлетворительным. Советуюсь со специалистами. И так день за днем…

Прошли недели напряженного труда, и на моей чертежной доске уже обозначились основные контуры будущего автомата. Подробно разработаны его основные детали. Теперь в помощь мне дали несколько чертежников и техников. И снова возник маленький творческий коллектив. Мы были одержимы желанием победить маститых оружейников, показать, что молодость – это тоже важный козырь в конкурсной борьбе. Работали, не жалея своего личного времени, оставаясь до полуночи за кульманами.

Большим подспорьем для меня в этой работе стала предыдущая разработка только что забракованного самозарядного карабина. Главный, как теперь говорят – оригинальный, узел запирания канала ствола был с некоторыми изменениями взят из карабина, так как при испытаниях он показал очень хорошие результаты: факт был на полигоне известный. Это, по-видимому, и привлекло к новому проекту большое внимание полигоновских офицеров. Каждый из них, как мог, подбадривал меня, агитируя упорно продолжать начатый проект. Они же помогали мне своими советами, критиковали мои технические решения. Когда встал вопрос о проведении требуемых по условиям конкурса расчетов, то в этом вызвался помочь подполковник Борис Леопольдович Канель. С большим профессионализмом и подчеркнутой аккуратностью он выполнил эту важную часть проекта, чем здорово помог мне. Я по сей день искренне и сердечно благодарен ему за помощь в то очень важное для меня время.

Шли дни за днями, неумолимо приближая день подачи проекта. Все время сверлило сомнение: «Смогу ли, успею ли?»

Но вот, наконец, все готово к отправке: чертежи выполнены, расчеты проведены и отпечатаны, подготовлены требуемые проектом приложения. Теперь дело стало за псевдонимом, которым надо подписать все материалы. До окончания работы над проектом я с каким-то суеверием оттягивал этот вопрос, не задумывался над ним.

Начали обсуждать псевдоним. Предложений поступило много: и серьезных, и вызывающих улыбки и смех. Наконец кому-то пришла в голову мысль дать псевдоним, состоящий из первых слогов имени и отчества его автора: «Михтим». Все одобрили. А я смутился: никто еще и не звал меня, молодого сержанта, по имени-отчеству. А тут – Михтим! Я высказал свое сомнение. Но друзья уговорили меня – я уступил. Так что на пакете, в котором отправляли проект в Москву, указали московский адрес, а внизу жирным шрифтом написали слово-псевдоним: «Михтим».

Проект был отправлен, и наступило томительное время ожидания решения по нему. Никогда еще стрелки часов не двигались так медленно, как в те дни. Все мы жили в страшном напряжении. Решение могли сообщить в любую минуту. Я вздрагивал при каждом стуке в дверь… и вот вздрогнул в очередной раз! Дверь приоткрылась, и такой родной женский голос тихонько спросил: «Можно зайти?»

В комнату вошла сияющая Катя Моисеева. Пытаясь напустить на себя строгий вид, протянула мне ладонь:

– Сотрудники нашего бюро поручили мне поздравить вас с утверждением на конкурсе проекта вашей «стрелялки»!

Я, признаться, растерялся. А потом подумал: ну не шутники ли?.. Горько вздохнул и отвернулся – нашли же, чем шутить!..

Катя смутилась, пожала плечами и вышла. А я стоял и ничего не видящими глазами смотрел в окно.

Поверил лишь тогда, когда меня вызвали в штаб.

В штабе официально сообщили, что проект под девизом «Михтим» выдержал конкурс. Его автору предлагается реализовать свою работу в металле и принять участие в последующих соревнованиях вместе с другими победителями конкурса. Поздравив меня с победой, добавили с улыбкой: мол, официальное поздравление задержалось из-за того, что в части долго не могли найти человека с такой странной фамилией – Михтим…

Об этом курьезе узнал, конечно же, весь полигон. Со временем мои близкие друзья закрепили за мной этот «творческий псевдоним», и он остался в моей жизни и как еще одно мое имя, и как счастливое эхо далекого 1946 года…

Среди проектов конструкторов, трудившихся в КБ полигона и представлявших свои работы на конкурс, проекту Рукавишникова присудили первое место, мой был вторым, третье место занял проект молодого конструктора К. А. Барышева.

Несомненно, еще один конструктор КБ полигона участвовал в состязании на создание автомата и был, как говорится, вне конкурса – А. И. Судаев. Его образец к тому времени уже прошел несколько циклов испытаний, включая и войсковые, для чего была выпущена опытная партия автоматов его конструкции. Но предполагалось, что включение в конкурс и нас – полигоновских конструкторов и разработчиков оружия из других КБ вдохнет в состязание подлинно соревновательный дух. Но, к глубокому сожалению, в то время, когда соревнование вышло на новый виток, самого Алексея Ивановича Судаева не стало…

И так случилось, что нам троим – Рукавишникову, Барышеву и мне предстояло тогда, после утверждения наших проектов, образно говоря, поднять стяг, выпавший из рук Судаева, поддержать честь и продолжить традиции конструкторского бюро полигона.

Самый опытный среди нас, конечно же, был инженер-полковник Н. В. Рукавишников, занимавшийся разработками оружия еще с конца двадцатых годов. За ним шел я, за последние четыре года уже получивший некоторый опыт конкурсной борьбы, хотя и путем горьких поражений. Замыкал нашу «тройку победителей» К. А. Барышев, который совсем недавно начал работать на полигоне в должности инженера-испытателя. Он только что закончил Артиллерийскую академию и сразу же был включен в состав конструкторского бюро полигона.

Вот как вспоминает о тех же самых событиях автор книги «Отечественные автоматы» А. А. Малимон:

«А. И. Судаев ввиду тяжелой болезни в новом конкурсе не участвовал. Его не стало в августе 1946 г. Но прогрессивно-новаторские идеи этого конструктора, его творческие находки получили свое практическое воплощение в других системах, обретя как бы вторую жизнь. Нельзя отрицать и того факта, что творческий поиск, новаторские устремления и опыт первопроходца, а также его конструкторское наследие оказали прямое влияние на успехи в работе других конструкторов КБ полигона, разрабатывающих технические проекты автоматов по новым, более жестким требованиям.

Не случайно три лучших его проекта по результатам рассмотрения и оценки в ГАУ принадлежали конструкторам КБ полигона: Н. В. Рукавишникову, М. Т. Калашникову и К. А. Барышеву.

Перспективные по конструкторской новизне образцы автоматов разработали А. А. Дементьев на Ковровском заводе и А. А. Булкин в Тульском КБ.

А. А. Булкин повторил схему узла запирания своего образца, представлявшегося на первый конкурс, одновременно реализовав возможности изготовления разгруженной ствольной коробки методом штамповки из листового металла.

Оригинальную конструкцию короткого автомата создал тульский конструктор Г. А. Коробов. Наряду с другими образцами он был представлен на конкурсные испытания.

Заслуживала также внимания конструкция, созданная в Коврове Г. Ф. Кубиновым и В. В. Дегтяревым, с поворотом затвора при запирании штоком через спиральный паз на затворе. Этот образец не дошел до полигонных испытаний из-за неотработанности системы по живучести деталей.

Изготовление первых образцов автомата Калашникова (АК-46), а также доработка этой системы на этапе прохождения конкурсных полигонных испытаний, осуществлялись на Ковровском заводе с привлечением опытных специалистов отдела главного конструктора и других служб этого предприятия.

Автоматы Рукавишникова изготовлялись в механической мастерской полигона, а автомат Барышева в металле не реализовался в связи с занятостью конструктора разработкой самозарядного пистолета, тоже по конкурсу».

После того как проекты автоматов Рукавишникова, Барышева и мой были утверждены, Рукавишникову и мне определили места, где мы должны были изготовить образцы в металле для сравнительных испытаний. А вот с определением места для дальнейшей работы Барышева решение вопроса затянулось. И Константин Александрович в это время включился еще в один конкурс – по разработке проекта пистолета под 9-мм патрон.

И здесь Барышев тоже преуспел. Из двенадцати разработчиков личного оружия, представлявших образцы для сравнительных испытаний, для дальнейшей доработки, как мне помнится, были рекомендованы изделия двух конструкторов – Н. Ф. Макарова и К. А. Барышева.

И в это же время Константин Александрович получил выписку из приказа, которым определялось, куда, на какой оборонный завод ему надлежало убыть для изготовления образца автомата. Как быть? Продолжать участие в обоих конкурсах или отдать предпочтение работе над каким-то одним образцом? Барышев выбрал второе – доработать пистолет, выйти с ним на последний этап полигонных испытаний, не забывая и об изготовлении образца автомата.

Таким образом, для участия в дальнейших соревнованиях от КБ полигона остались проекты двух конструкторов – Рукавишникова и Калашникова.

Технические возможности мастерской полигона не позволяли вести работу по изготовлению моего образца автомата: на ее базе несколько конструкторов уже работали над осуществлением своих проектов.

Приехавший к нам из ГАУ инженер-майор Владимир Сергеевич Дейкин сообщил о принятом решении отправить меня на завод, где трудился в то время один из самых известных конструкторов-оружейников В. А. Дегтярев. Я должен был ехать в город Ковров Владимирской области.

Перед отъездом я получил письмо из дома, из родной своей Курьи, от сестры Анны Тимофеевны. Она сообщала о наших семейных новостях. Сначала, по обычаю, делилась радостными вестями. Одна из них – остался жив, вернулся в родное село мой младший брат Василий. Но на этом вся наша семейная радость и кончалась. Дальше сквозь каждую строку чувствовались горючие слезы. Да и как было без них обойтись, если пришли «похоронки» на моих старших братьев Ивана и Андрея, если и Анна не дождалась мужа своего – Егора Михайловича Чупрынина, вместе с которым прожила душа в душу немало лет. Остались у нее трое ребятишек, трое полусирот…

Письмо всколыхнуло во мне многое. Очень хотелось повидать родных и близких. Сердцем рвался я на Алтай, но прервать работу даже на неделю-другую просто не представлялось возможным.

В Коврове я никогда не был, но хорошо знал, что именно там работает знаменитый конструктор оружия Василий Алексеевич Дегтярев. Да и Петр Максимович Горюнов был тоже ковровец. Я ведь еще совсем недавно работал над модернизацией его пулемета СГ-43. Так что вроде бы что-то родное мне там было, и я радовался встрече с этим.

И в то же время меня пугало то обстоятельство, что в Коврове уже привыкли работать с опытными конструкторами, с высокими авторитетами и чинами. Ведь Дегтярев – генерал, да и другие явно повыше меня чином… Примут ли там молодого чужака, неизвестного сержанта-конструктора? Ведь, по сути, я ехал соревноваться с прославленным генералом-оружейником в родных ему стенах. В его родном доме!.. Но, приказ – есть приказ…

С большим волнением я ехал в город прославленных оружейников. И лишь присутствие рядом со мной моего ровесника, представителя Главного артиллерийского управления майора Дейкина, успокаивало меня. Вдвоем не так страшно осваиваться на новом месте! Позже, с годами, Владимир Сергеевич Дейкин стал не только незаменимым наставником, но и моим большим другом. Наши семьи были близки, а наши дети росли вместе. Дружба продолжалась на протяжении долгих лет, пока ее не оборвала смерть полковника в отставке Владимира Сергеевича Дейкина. Многое, очень многое в моей жизни связано с его именем, но об этом скажу позже. Пока ограничусь тем, что с благодарностью скажу: Дейкин тогда смог на месте решить целый ряд организационных вопросов, в частности связанных с назначением ко мне в помощь знающих дело конструкторов и опытных рабочих, без которых главный конструктор образца, будь он хоть семи пядей во лбу, не сумеет по-настоящему отработать свое изделие.

Попав на завод, я все переживал: как буду работать рядом с самим Дегтяревым?! Но мне объяснили, что Василий Алексеевич работает совсем в другом бюро, в «своем КБ». После этих слов я испытал смешанное чувство: и успокоился, и одновременно огорчился – очень хотелось увидеть знаменитого конструктора за работой!

Специалистом по отработке технической документации, а затем и по изготовлению образцов мне порекомендовали молодого конструктора Александра Алексеевича Зайцева. Мы с ним очень быстро нашли общий язык. Обращались друг к другу только по имени (так он и остался для меня навсегда – Сашей Зайцевым). Сблизили нас, по всей вероятности, молодость и увлеченность делом. Мы были готовы день и ночь пропадать на заводе, особенно когда шла работа над первыми образцами. Постоянно вносили какие-то изменения как в отдельные детали, так и в узлы в целом.

И вот первые образцы готовы. Можно приступить к отладочным испытаниям. Для их проведения на заводе имелся специально оборудованный тир. Я слышал, как там постоянно шли стрельбы и однажды спросил Зайцева:

– Кто это там ежедневно палит?

– Так ведь испытывают опытные образцы Василия Алексеевича! Он готовится к участию в том же конкурсе, что и ты.

Я встревожился:

– Когда же нам испытывать свой образец?

– Дейкин сейчас выясняет, какое время выделят нам.

Наконец нам для отладочных стрельб отвели часы, когда тир покидали конструкторы и отладчики КБ Дегтярева.

Как это ни парадоксально, проработав почти год в Коврове, я так ни разу и не встретился со знаменитым конструктором. Мы отрабатывали каждый свои образцы, словно отгороженные каким-то невидимым забором…

Самого знаменитого конструктора мы видели лишь издали да слышали о нем «заводские легенды». Иногда мы видели его машину – длинный легковой автомобиль ЗИС. Об этой машине, подаренной Василию Алексеевичу лично Сталиным, и ходили легенды. Рассказывали, будто в стене деревянного Дворца культуры завода плотники специально выпиливали проем, через который и выехал на сцену на «сталинском» автомобиле прославленный конструктор – в генеральской форме и при всех орденах. Вышел из своего черного автомобиля и приложил руку к козырьку – отдал честь сидящим в зале рабочим и инженерам… Крышу, мол, потом пришлось осматривать: не поднялась ли где: такой раздался в зале грохот аплодисментов, такой поднялся радостный крик.

Было это или не было – не в том дело. Сам факт народной молвы об этом случае припоминаю часто. И с волнением, и с грустью… Уж слишком редко мы нынче «отдаем честь» тем, чьими трудовыми мозолями, доброй душой да светлой головой создано многое из того, что имеет наша страна…

Наконец подошло время подавать заявку на участие в сравнительных испытаниях. Работая над образцом, мы поняли, что он вполне работоспособен и живуч, и если его надо будет дорабатывать, то – не меняя основного принципа. В Ковров прибыли представители главного заказчика – ГАУ с тем, чтобы перед отправкой на полигон проверить, в полной ли мере реализованный проект удовлетворяет требованиям конкурса. Главные из них – обеспечение нормативов по кучности боя, по весу и габаритам оружия, по безотказности в работе, живучести деталей и по простоте устройства автомата.

И в это время произошел небольшой конфуз…

Когда мы отрабатывали и испытывали дульное устройство, стрельбу в тире вел всегда один и тот же стрелок. Видимо, он так наловчился стрелять, что результаты по кучности превосходили все заданные нормативы. Мы были довольны такими результатами и считали это большим достоинством самого образца. Об этом я и доложил представителям ГАУ. Будучи грамотными специалистами, они знали, насколько это нелегко сделать, но приведенные нами данные по кучности были весьма убедительными.

Незадолго до проверки оружия представителем заказчика мы узнали, что наш стрелок уволился с завода, но не придали этому особого значения, так как были абсолютно уверены в полученных результатах. И ошиблись…

Представители ГАУ приступили к проверке. И тут выяснилось, что наши показатели по кучности не подтверждаются.

Как будто их никогда и не было! Можно представить себе мое положение… Я не знал, куда деться от обиды, стыда и расстройства. Оказывается, отличные показатели по кучности были не у моего образца, а у стрелка-испытателя!

На всю жизнь я запомнил этот урок и всегда с большим сомнением отношусь к поспешным хорошим оценкам по испытаниям, говоря в подобной ситуации: «Не надо делать поспешных выводов. Не надо торопиться!»

Пришлось нам с Александром Зайцевым и с отладчиками быстро устранять недостаток, доводить автомат по кучности боя до уровня, требуемого условиями конкурса.

Наступило время испытаний – конец июня 1947 года. Из всех бригад мы первыми прибыли на полигон, где в свое время родился проект моего автомата. Теперь проект, воплощенный в металл, вернулся сюда в готовых образцах.

Знакомые подмосковные места. Встречи с теми, с кем сблизила совместная работа в годы войны. И самая желанная встреча – с Катей, разлука с которой длилась почти год.

И все-таки на душе было тревожно: меня не покидало постоянное ожидание неминуемой, как мне казалось, грустной развязки. Хотелось приблизить момент окончания испытаний: если уж и плохой результат, то хоть поскорее бы!

Ничто не могло отвлечь меня от тревожных мыслей: все ли мы учли, все ли сделали, нет ли серьезных упущений? В результате этих дум появлялись идеи новых доработок автомата. Очень хотелось тут же их реализовать, а не сидеть, сложа руки, ожидая тех, кто еще работает над своими проектами. Мое положение было незавидным – еще до испытаний образца я начал все более и более критически относиться к своему несовершенному детищу. А уверенность в своей правоте всегда нужна в такие ответственные моменты!

На следующий день рано утром я поспешил в конструкторское бюро полигона. Мне не терпелось встретиться с теми, с кем я работал над проектом автомата, увидеться и со своими коллегами, конструкторами.

Обменялись мнениями с Н. В. Рукавишниковым, Н. М. Афанасьевым, И. И. Раковым, К. А. Барышевым, работавшими тогда на полигоне. Много знакомых лиц среди приехавших на испытания конструкторов. Узнаю, что сегодня прибыл конструктор А. А. Булкин. До этого приехали и другие, не известные мне пока еще конструкторы.

Время от времени опять закрадывается коварная мысль: «С кем ты взялся соревноваться? Жди, что первым покинешь полигон». Но тут, из глубины детства выплывало спасительное: «Ноги босы, грязно тело, и едва прикрыта грудь… Не стыдися! Что за дело? Это многих славный путь».

Я подбадривал себя: «Не боги горшки обжигают. И ты можешь победить. Должен!»

Во время томительного ожидания начала полигонных соревнований я часто вспоминал те дни, когда проводились испытания моего карабина. Я тогда уже работал в КБ полигона над проектом автомата. Сидя над чертежной доской, я слышал стрельбу из моего карабина на испытательных направлениях и был как бы одновременно в двух местах. Иногда при этом происходили курьезы. К примеру, работаю над чертежом, вдруг – стрельба. Сразу слышу – мой карабин. Знаю, что должно быть десять выстрелов. Но внезапно какое-то чувство подсказывает мне: было сделано не десять выстрелов, а меньше. А это значит, что произошла какая-то задержка в работе карабина. Тут же бегу к телефону, звоню. А испытатели смеются: «На трассу вышел лось. Вот мы и прекратили стрельбу. Стоим и спорим: скоро ли ты позвонишь?»

И так было не раз!..

Часто конструкторы не присутствовали на испытаниях, чтобы не вмешиваться в сам процесс стрельб, не лезть, что называется, под руку… Иногда ведь эмоции захлестывают тебя, рвутся через край, а там, глядишь – уже и стрелок начинает нервничать.

Вот и теперь, при испытаниях автомата, я искал себе место подальше от направления. Однако, где бы ни находился, я безошибочно узнавал на расстоянии звук своего автомата. Замирая, слушал, как он шьет «строчку». Боялся только одного: чтобы его «мелодия» не прерывалась. Ведь пауза – это, как правило, задержка в оружии!..

И опять случались розыгрыши…

Оборвется «мелодия», произойдет сбой, бросаюсь со всех ног к телефону: «В чем дело?!» – «Да вот поспорили, – отвечают, – за какое время ты до телефона добежишь»?.. Работаю дальше. Снова тишина. Опять сбой? Звоню: «Ну, что там случилось?» – «Да слух твой проверяем, а заодно и нервы… А ты молодец! Хороший образец сделал!» – «Правда?!» – «С этим-то мы не шутим!..»

И уходит обида на шутников. И вместе с нею уходит нервное напряжение… пожалуй, иначе и нельзя! Кстати, опытные испытатели на полигоне после первого дня стрельб могли сказать, в какой очередности будут отвергнуты образцы. Их предположения, как правило, подтверждались. И вот что для меня было тогда удивительным: в этой «обойме» не назывался мой автомат.

По-разному вели себя во время испытаний образцов и разработчики оружия.

Мне всегда было интересно наблюдать за Дегтяревым. Василий Алексеевич всем своим видом демонстрировал, что его мало занимают стрельбы и он весь во власти новых идей. Обычно мэтр садился в стороне от всех и что-то сосредоточенно чертил на песке прутиком или палочкой. И все же, полагаю, равнодушие маститого конструктора было напускным. Просто надо было ему в это время быть наедине с собой.

Шпагин внимательно анализировал записи скоростей движения автоматики своего оружия, погружаясь в размышления, в анализ первых же выстрелов.

Булкин ревниво следил за каждым шагом испытателей: придирчиво проверял, как почищен образец, обязательно лично интересовался результатами обработки мишеней. Ему, видимо, казалось, что конкуренты могут подставить ему ножку.

Была еще одна категория конструкторов – эти скрывали свое волнение за шумным общением друг с другом. Вокруг них всегда собирались любители анекдотов и небылиц. В поисках слушателей они, бывало, переходили от одного конструктора к другому. А поскольку я был еще молодым, неопытным, то сразу же стал жертвой этих «хохмачей». Они решили, что я – самый внимательный и терпеливый слушатель, и с удовольствием рассказывали мне свои «истории», не подозревая, что на самом деле я их пропускаю мимо ушей, думая о своем. Внимание мое постоянно было лишь там, на испытательной площадке…

Ничто не проходит бесследно. Даже мои мучения от общения с теми словоохотливыми людьми принесли пользу: у меня выработалась привычка слушать болтунов, совершенно не вникая в смысл сказанного. Не запоминаю ни баек, ни анекдотов и не могу блеснуть ими в компании. Другое дело – шутка. Уже в зрелые годы мне довелось прочитать у великого датчанина Нильса Бора: «Есть настолько серьезные вещи, что о них можно говорить только шутя». Часто и шутка, и меткое словцо сами приходят как раз в тот момент, когда именно они-то более всего и нужны…

Окончательные результаты испытаний наших образцов анализировались и рассматривались компетентной комиссией, куда входили и представители заказчика – Наркомата обороны, и ответственные сотрудники Наркомата вооружения. Выводы ее были, прямо надо сказать, суровыми. Некоторые образцы не рекомендовались даже для дальнейших доработок, снимались с соревнования. Тяжело было смотреть на товарищей, вместе с которыми только что участвовал в жестком состязании: столько огорчения было на их лицах. Каждый до последнего выстрела питал надежду на успех. Каждый…

На повторные испытания с последующим устранением недостатков комиссия рекомендовала лишь три образца оружия. Среди них – и мой автомат.

Более подробно о результатах этих испытаний, закончившихся в августе 1947 года, рассказал А. А. Малимон в своей книге «Отечественные автоматы»:

«По новым Тактико-техническим требованиям ГАУ 1945 года разработали, изготовили и представили на конкурсные полигонные испытания свои автоматы конструкторы: Н. В. Рукавишников, М. Т. Калашников, А. А. Булкин, А. А. Дементьев и Г. А. Коробов. Их испытания были проведены в период с 30.06. по 12.08.1947 года комиссией под председательством Н. С. Охотникова согласно заданию АКГАУ от 27.06.1947 года и письму УСВ от 24.06.1947 года с программными указаниями, разработанными И. Я. Литичевским. Параллельно с опытными образцами по отдельным вопросам были предусмотрены также сравнительные испытания автомата Судаева АС-44, пистолета-пулемета Шпагина ППШ-41 и немецкого автомата МП-44.

Пытаясь не отставать от требований времени, В. А. Дегтярев в инициативном порядке в 1947 году представил на полигонные испытания пулемет под винтовочный патрон, совмещающий в себе функции ручного и станкового, с применением ставшей уже модной в конструкторском мире схемы запирания поворотом затвора и прямой подачей патрона из металлической звеньевой ленты. В силу ряда причин, отработка этой системы не была доведена до конца.

По итоговым результатам первых испытаний на дальнейшую доработку комиссией рекомендуются образцы Калашникова, Дементьева и Булкина. В рекомендациях и предложениях комиссии главное внимание было обращено на необходимость улучшения кучности боя и боевой скорострельности до норм ТТТ, дальнейшего снижения веса и уменьшения габаритов оружия, а также повышения надежности работы и обеспечения установленной нормы живучести автомата без поломок и опасных трещин в деталях.

Конечным итогом испытаний явился проект заключения конкурсной комиссии:

«1. Все представленные на испытания автоматы не удовлетворяют ТТТ ГАУ, и ни один из них не может быть рекомендован на изготовление серии.

2. Автоматы Калашникова (со штампованной ствольной коробкой), Дементьева и Булкина, как наиболее полно удовлетворившие ТТТ, рекомендовать для доработки.

Доработку произвести в полном соответствии с выводами отчета.»

Заключение полигона и его предложения по доработке испытанных систем было одобрено Решением УСВ от 10 октября 1947 года.»

Я был переполнен счастьем, хотя до окончательной победы было еще ой как далеко: из трех образцов только один мог иметь право на жизнь. И чтобы достичь в этом соревновании лучших результатов, предстояло не просто доработать оружие, а сделать еще один качественный рывок вперед. Надо было упростить отдельные детали, облегчить вес автомата, а это плохо сочеталось с улучшением кучности боя, на что мне тоже указали как на недостаток. Требовалось устранить возможность повторения задержек при стрельбе. Словом, слабых мест в образце хватало. За время испытаний в блокноте появились записи, расчеты, эскизные наброски, направленные на совершенствование автомата.

И вновь – путь в Ковров.

За долгие месяцы работы этот небольшой исконно русский город стал мне близким. Я любил в редкие часы отдыха приходить на пристань, смотреть на тихую водную гладь реки Клязьма. Иногда по ней неторопливо проплывали басовитые пароходы в Москву, Горький, Владимир.

В то время в Коврове еще не было автобусного сообщения и все расстояния приходилось преодолевать пешком. Впрочем, пешие прогулки доставляли удовольствие: маршруты пролегали обычно через сады, парки, скверы, которыми славился город.

Но особой гордостью Коврова являлись два завода – экскаваторный и оружейный, названный позже именем В. А. Дегтярева. Шагающий экскаватор «Ковровец» завоевал тогда широкую популярность в народном хозяйстве, снимки этой могучей машины то и дело появлялись на страницах газет и журналов как символ научно-технического прогресса.

О другом, не менее важном и известном заводе пресса, как правило, молчала. И если о нем сообщали, то как о предприятии, выпускающем одну из марок мотоцикла. Между тем славу ему принесли, прежде всего, люди, работавшие на оборону страны, на создание отечественного стрелкового оружия, поступавшего на вооружение Красной Армии. Оружия, сыгравшего значительную роль в разгроме немецко-фашистских захватчиков.

В. А. Дегтярев, П. М. Горюнов именно здесь воплощали в металл свои проекты. Материально-техническая база завода по тому времени была достаточно современной. Да и работали на нем специалисты, знающие свое дело до тонкостей.

Ковровский завод по праву являлся не только крупнейшим производителем автоматического оружия, но и разработчиком новых оригинальных стрелковых систем. Накануне Великой Отечественной войны здесь стали производить разработанные собственным КБ образцы автоматического оружия – ручного пулемета ДП, 12,7-мм пулемета ДШК, пистолета-пулемета ППД, противотанкового ружья ПТРД.

В военные годы завод освоил производство и наладил серийный выпуск не только своих конструкций, но и ряда образцов военной техники, разработанных в других конструкторских бюро.

Чем глубже я вникал в историю предприятия, узнавал его людей, тем радостнее было сознавать, что судьба привела меня именно сюда. И до войны, и в военные годы завод по темпам освоения серийного производства новых систем автоматического оружия считался одним из лучших в Наркомате вооружения. Помогавший мне в доводке изделия конструктор Александр Зайцев с гордостью рассказывал о талантливом организаторе и руководителе В. И. Фомине, все военные годы являвшимся бессменным директором завода. Гордостью завода были начальник производства инженер М. В. Горячий, слесарь Д. Е. Козлов, лекальщик П. В. Савин, главный конструктор завода И. В. Долгушев, ведущий конструктор отдела главного конструктора С. В. Владимиров. Многих из них я узнал, когда работал над автоматом.

Считаю, есть необходимость сказать подробнее о самом заводе, дать несколько штрихов из его, прямо скажем, боевой биографии.

Уже к концу июля 1941 года предприятие увеличило объем изготовления некоторых видов вооружения в четыре раза по сравнению с июнем того же сорок первого. Особенно показателен пример с освоением выпуска противотанковых ружей В. А. Дегтярева (ПТРД). Задачу срочно развернуть их производство поставили в конце августа 1941 года. К тому времени все имеющиеся мощности были заняты изготовлением оружия, уже освоенного в производстве. Казалось бы, в резерве ничего нет. Но ковровцы нашли выход. И в октябре первая партия ПТРД в количестве трехсот штук была вручена фронтовым бронебойщикам.

Характерен и такой штрих. Одной из самых неудобных операций при изготовлении оружия являлось так называемое формообразование канала ствола, нанесение нарезов. Ковровцы стали разработчиками нового метода формообразования – путем выдавливания нарезов или, говоря техническим языком, метода дорнирования. Для того времени этот метод, разработанный и внедренный в производство оружия калибра 7,62 мм инженером-исследователем М. С. Лазаревым и его группой, стал одним из выдающихся достижений в оружейном производстве. Достаточно сказать, что его внедрение позволило в пятьдесят и более раз сократить время выполнения одной из самых длительных операций и получить большой экономический эффект. В дальнейшем метод дорнирования был внедрен в производство систем оружия калибров 12,7, 14,5 и 20 мм. Новая технология, по сути, произвела технический переворот в ствольном производстве.

В первой половине 1942 года завод сумел в кратчайшие сроки освоить серийное производство 23-мм авиационной автоматической пушки ВЯ-23, разработанной тульскими конструкторами А. А. Волковым и С. Я. Ярцевым. Добавим, что одновременно с ВЯ-23 завод освоил еще и производство пистолета-пулемета системы Шпагина (ППШ), усовершенствованного конструктором на основе опыта боевого применения и результатов массового выпуска.

Порой просто диву даешься, откуда ковровцы брали силы и возможности, чтобы выполнять такие задания. А они смогли за несколько месяцев наладить выпуск надежной скорострельной автоматической пушки для вооружения штурмового самолета конструкции Ильюшина Ил-2, наводившего страх на фашистов и прозванного ими «черной смертью».

Когда я впервые приехал на Ковровский завод, там царила по-особому приподнятая атмосфера. Оружейники все еще находились под впечатлением обстановки, созданной вручением предприятию ордена Ленина. Коллектив был удостоен этой высшей награды Родины за успешное выполнение заданий Государственного Комитета Обороны по обеспечению Красной Армии авиационным и пехотным оружием. Начальник КБ В. А. Дегтярев был награжден полководческим орденом Суворова I степени.

Считаю это награждение совершенно справедливым. То, что сделал Василий Алексеевич как конструктор в годы войны, определяя оружейную стратегию при разработке образцов, можно назвать действительно полководческим подвигом. Тем более, что Дегтяревым в суровое военное время был разработан, а также усовершенствован ряд образцов стрелкового оружия, принятых на вооружение Советской Армии уже после Великой Победы.

О значении вклада ковровских конструкторов в создание новых систем стрелкового оружия говорит и такой факт. За годы войны они создали девять новых образцов вооружения, принятых в войсках, не считая работ по модернизации уже освоенных производством систем. Только в 1944 году заводом было поставлено на производство шесть новых образцов техники, из них три изделия освоены в поточном массовом изготовлении. Ни одному предприятию такого профиля не удалось добиться подобных результатов.

Сам завод, его конструкторские бюро во время войны работали и на перспективы. Здесь в те трудные годы проводились опытно-конструкторские и научно-исследовательские работы в области дальнейшего совершенствования стрелкового вооружения Советской Армии. Речь идет, прежде всего, о ручном пулемете системы Дегтярева (РПД), самозарядном карабине системы Симонова (СКС) и, конечно же, об образцах первых автоматов этих же конструкторов…

Осенью 1947 года поезд снова мчал нас – меня и моего «куратора» – сотрудника ГАУ В. С. Дейкина из Москвы в Ковров. Я с большим нетерпением ждал встречи с моим соратником и другом Александром Зайцевым – хотел как можно быстрее поделиться с ним своими новыми задумками по доработке оружия. И очень обрадовался, увидев в окно вагона знакомое улыбчивое лицо. Выйдя на перрон, я сразу попал в объятия друга.

Владимир Сергеевич Дейкин тронул Зайцева за плечо:

– Не задуши, Саша, нашего Михтима в своих объятьях, видишь, как он похудел за время испытаний?

– Ничего, мы здесь его подремонтируем. – Саша разнял руки, заглянул мне в глаза. – И, если пожелает, поженим. У нас в Коврове, считаю, самые красивые девушки, особенно на ткацко-прядильной фабрике.

– Предложение твое, Саша, запоздало, – засмеялся Дейкин. – Михтим победил не только на сравнительных испытаниях, он успел окончательно покорить и одно женское сердце.

– Ты что, действительно женился? – изумленно вскрикнул Зайцев.

Я молча кивнул головой.

– Если бы я знал, Владимир Сергеевич, что такое произойдет, мы не отпустили бы Мишу на полигон, – повернулся мой друг к Дейкину и притворно-огорченно вздохнул: – Какого жениха потеряли!

– Хватит, хватит об этом, – замахал я руками. – Давайте о деле поговорим.

И стал вытаскивать из кармана заветный блокнот с расчетами: не терпелось рассказать Зайцеву о том, что родилось в голове в ходе испытаний по совершенствованию образца.

Дейкин перехватил мою руку:

– Нет, о деле будем говорить только завтра. На дворе уже сумерки. Нам с тобой, Михтим, надо немного отоспаться. Так что сдаем образцы под охрану – и в гостиницу.

Владимир Сергеевич был неумолим, как ни пытался я его убедить, что нам с Сашей очень необходимо кое-что прикинуть уже сейчас.

Но Дейкин оказался прав. Едва я коснулся подушки, как тут же уснул – сказалось нервное напряжение последних дней испытаний. И пришла во сне моя Катя, Катюша, первой в свое время принесшая мне весть о том, что жюри утвердило проект моей «стрелялки». После почти года разлуки, вызванной работой в Коврове, встретившись, мы поняли, что не можем друг без друга. Так полигон и стал для нас местом регистрации брака. И сразу – разлука. Катя работала чертежницей в КБ полигона и ехать со мной в Ковров не могла. Словом, у меня были еще и особые, семейные причины для того, чтобы как можно быстрее вернуться с доработанным образцом на полигон.

Утром на совещании у главного инженера завода В. С. Дейкин подробно доложил о результатах нашей поездки и о задачах, которые надо решить в кратчайший срок «по доработке автомата конструктора Калашникова». Откровенно скажу, на том совещании некоторые специалисты выразили неудовольствие, а точнее, несогласие с тем, что заводчанам придется помогать какому-то пришлому, совсем неизвестному молодому «варягу», когда у ковровцев есть собственное КБ, которое разрабатывало аналогичный образец. Они предложили бросить все силы на доводку собственного образца.

Владимир Сергеевич Дейкин сумел силой аргументов, выводов погасить местнические, скажем так, настроения. Он убедил людей, что, как бы ни престижно было им работать только над своим оружием, необходимо приложить усилия и помочь начинающему конструктору.

Наконец страсти утихли и обе стороны стали обсуждать только один вопрос: как лучше использовать имеющиеся на заводе возможности для продолжения работы, на которую отводилось чуть более двух месяцев.

Во-первых, нам надо было срочно устранять выявленные при испытаниях недостатки автомата. И у меня уже были кое-какие на этот счет предложения. Но, кроме этого, родилась одна смелая идея, которую я мог обсудить лишь с близким другом-помощником, с Сашей Зайцевым.

Я предложил сделать капитальную перекомпоновку всего автомата, и Саша меня в этом поддержал. Конечно же, это могло вызвать серьезные возражения со стороны завода. Поэтому у нас втайне от руководства созрел дерзкий замысел: маскируясь доработками по замечаниям комиссии, сделать намеченную перекомпоновку автомата. Мы шли, конечно, на известный риск: условиями конкурса перекомпоновка не предусматривалась. Но она значительно упрощала устройство оружия, повышала надежность его в работе в самых тяжелых условиях.

Так что, игра стоила свеч. Беспокоило одно: сумеем ли уложиться в срок, отведенный для доработки образца?..

В свой тайный план мы все-таки посвятили и В. С. Дейкина. Вникнув в расчеты и эскизные наброски, он не просто поддержал эту затею, но и помог советами как специалист по стрелковому оружию. Владимир Сергеевич был удивительным человеком, тонко чувствовавшим новаторские идеи, умевшим уловить творческую инициативу и помогавшим обязательно развить ее. В моей судьбе конструктора и судьбе АК-47 он сыграл, повторяю, немалую роль.

Мы с Сашей Зайцевым сутками то сидели у чертежной доски, разрабатывая новые детали, то пропадали в цехе, воплощая задуманное в металл. Спали урывками. Когда на сборке появилась затворная рама как одно целое со штоком, один из специалистов озабоченно произнес:

– Какая же тут доработка? Ведь у вас совершенно новая деталь. Раньше-то и затворная рама, и шток существовали отдельно друг от друга.

Переделали мы и спусковой механизм, и крышку ствольной коробки – теперь она стала полностью закрывать подвижные части. Очень радовались, что удалось решить проблему переводчика огня. Он теперь стал выполнять несколько функций: обеспечивал переключение огня с одиночного на автоматический и на предохранитель, одновременно закрывая паз для рукоятки перезаряжания, предохраняя тем самым ствольную коробку от попадания внутрь пыли и грязи.

Опытные механики-сборщики сразу определили, что новые детали гораздо проще, технологичнее и надежнее прежних. Их мнение во многом повлияло и на тех, кто не воспринимал нашу работу, считая, что мы отступаем от условий конкурса. Если бы мы тогда не проявили энергии и напора, едва ли сумели бы победить на повторных испытаниях. Не побоюсь сказать: то, что мы делали, было настоящим прорывом вперед по технической мысли, по новаторским подходам. Мы, по существу, ломали устоявшиеся представления о конструкции оружия, ломали те стереотипы, которые были заложены даже в условиях конкурса.

В тактико-технических требованиях указывались главные параметры будущего автомата, в частности его общая длина и длина ствола. Новая компоновка деталей не позволяла нам выдержать это требование в установленных рамках. Мы пошли на дерзкое отступление. Длину ствола с 500 миллиметров укоротили до 420, уложившись в параметры общей длины оружия.

Риск был немалый. Меня могли вообще снять с соревнований. Но мы рассудили так: отступление от размеров общей длины автомата при сравнении с другими образцами могли заметить сразу, а укороченный ствол в глаза не бросался. Естественно, при этом добились, чтобы укорочение не нарушало требований баллистики, что являлось нашим главным оправдательным аргументом, если бы вдруг эту нашу «вольность» обнаружили. Забегая вперед, признаюсь: ее действительно обнаружили, но уже в ходе повторных испытаний.

За месяц до окончания работ вдруг нависла угроза остановки производства опытных автоматов: руководство завода поставило нас в известность, что перечисленных Москвой денег не хватает, а дальнейшее субсидирование почему-то вдруг прекратилось. В этой ситуации мы просто могли не успеть к началу испытаний. Выход у меня был один – срочно ехать в Главное артиллерийское управление.

Оказавшись в Москве, я встретился с полковником В. В. Глуховым и, рассказав ему о сложившейся ситуации, попросил срочно помочь. Владимир Васильевич тут же попытался, видимо, сам решить этот вопрос, но финансовая служба не вняла его аргументам, не пошла навстречу.

Помню, он вернулся в отдел мрачнее тучи:

– Придется выходить на Главного маршала артиллерии Воронова. Не удивляйся, если он даст команду, чтобы ты прибыл к нему.

Глухов позвонил в приемную, спросил, на месте ли Воронов. Потом вышел из кабинета и отсутствовал довольно долго. Когда начальник отдела изобретений возвратился, было заметно, что настроение у него улучшилось.

– Приведи себя в порядок. Сейчас пойдем к Главному маршалу. Думаю, вопрос о дальнейшем финансировании твоей работы будет все-таки решен положительно. Есть такое предчувствие, – довольно потер ладони Владимир Васильевич.

Эта первая встреча с Н. Н. Вороновым мне хорошо запомнилась. Проходила она не совсем обычно. Докладывая Главному маршалу артиллерии, я не смог скрыть своего волнения. Поняв это, Николай Николаевич остановил мой запинающийся доклад о работе над автоматом и открыл дверь в соседнюю с кабинетом комнату. Это была, как я понял, комната, где он мог немного отдохнуть, задерживаясь в управлении далеко за полночь. Обставлена она была по-особому. На стенах висело несколько ружей, заграничных и отечественных, многочисленные ножи в чехлах и без чехлов, охотничьи трофеи.

– Ты охотой-то, сержант, увлекаешься?

– Так точно! Очень люблю с ружьем бродить.

– Тогда оцени мою коллекцию. Правда, трофеи все больше старые… Жаль, сейчас очень редко удается на охоту вырваться! А за каждым из этих трофеев, доложу тебе, – любопытнейшая охотничья история. – Николай Николаевич показал на рога лося, на кабанью морду, на чучела птиц.

– Рожденьем-то ты, из каких краев?

– Алтайский. На границе тайги и степи жил.

– Знаю-знаю, места для охоты славные.

И тут разговор как-то сам собой перешел на мою конструкторскую деятельность.

– Понимаю, сержант, тебе бы не автоматы изобретать, а охотничьи ружья… Да, как видишь, для этого время еще не пришло… Слежу за твоей работой. Вижу, неплохо получается. Глухов докладывал о твоих успехах. Так и держи. А теперь доложи, как идут дела, что сделано, каковы планы на будущее?

Я начал рассказывать о том, как организовано на заводе производство опытных автоматов. Добрым словом вспомнил благожелательное отношение ко мне ковровцев, заинтересованность в оказании помощи со стороны инженерно-технического состава.

– Только одного не хватает, товарищ Главный маршал, – необходимых средств для окончательного завершения работ по изготовлению опытных образцов. Прекращено финансирование, и мы остались без денег.

За разговором мы с ним уже вернулись в рабочий кабинет, и он обратился к начальнику отдела изобретений:

– В чем дело, выясняли?

– Так точно, товарищ Главный маршал. Финансисты мотивировали свои действия тем, что, поскольку нет фирмы, иначе говоря, конструкторского бюро, давать деньги на создание какого-то отдельного образца они не могут. Считают это распылением средств. К сожалению, убедить их я не сумел.

– Плохо, полковник, что не сумели, – ворчливо проговорил Николай Николаевич. – Надо было настойчивее наседать на этих финансовых тузов, дальше своего носа не видящих. – Он неожиданно улыбнулся и обратился уже ко мне: – Так сколько же нужно тебе, сержант? Назови конкретную сумму.

Мы с В. В. Глуховым и В. С. Дейкиным все расходы подсчитали заранее, и я, не мешкая, назвал цифру.

– Что ж, попытаемся помочь твоему горю.

Воронов взял телефонную трубку и, услышав голос ответившего, спросил:

– Что же ты, генерал, обижаешь сержанта Калашникова? Почему не даешь возможность ему закончить работу? Почему не выделены необходимые средства на изготовление опытных образцов?

Послушав того, кто находился на другом конце провода, Воронов жестко произнес:

– Вот что, генерал, ты, я вижу, все «фирмами» мыслишь, а о том, что за каждым образцом стоит конкретный человек, конкретный конструктор, не думаешь. А я, Главный маршал, в данном случае выступаю за отдельный образец, потому что у нас иные «фирмы» деньги требуют, а отдачи нет. Доложи, когда будет перечислена необходимая сумма? – Видимо, ответ его удовлетворил, и Воронов бросил отрывисто: – Ну и договорились.

– Какие еще ко мне вопросы? – Николай Николаевич ждал, что я скажу.

– Просьб больше нет. Спасибо за помощь, товарищ Главный маршал.

– Надо бы, конечно, посмотреть, что ты за охотник, – с улыбкой сказал Воронов, когда мы прощались. – Да как-нибудь в другой раз. А теперь принимайся за дальнейшую работу. Нам сейчас необходимо хорошее оружие. Так что хочу пожелать тебе, сержант, удачи…

Начался декабрь 1947 года. Шли последние дни лихорадочной работы по подготовке образцов к полигонным испытаниям. Уверен, это был самый ответственный момент в рождении АК-47. Надо сказать, что автомат с первых отладочных выстрелов подтвердил правильность нашего решения о перекомпоновке. Но любая наша малая оплошность сейчас могла впоследствии на испытаниях дорогого стоить. Там мы уже не сможем ничего изменить или исправить.

Срок, отведенный комиссией на доработку образцов, подходил к концу, и нам оставалось лишь тщательно проверить, все ли сделано так, как требовалось по условиям конкурса.

Наконец, наш автомат в нескольких экземплярах был готов для участия в повторных испытаниях.

В это время, перед отправкой образцов на полигон, в Ковров приехали представители заказчика. По их инициативе мы тогда впервые встретились с В. А. Дегтяревым лицом к лицу.

– Теперь вы можете открыть друг другу карты, – пошутил один из представителей заказчика, когда знакомил меня с прославленным конструктором.

Василий Алексеевич улыбнулся как-то устало, словно на него давила невидимая тяжесть, движения его мне показались слишком уж замедленными, походка была заметно шаркающей. Правда, он сразу оживился, увидев наш образец автомата.

– Что ж, давайте, посмотрим, что нынче творят молодые. – И Дегтярев стал внимательно разглядывать каждую часть, каждую деталь, разбираемого мною тут же, на столе, автомата.

– Да, хитро придумано, – произнес Василий Алексеевич, беря в руки затворную раму, крышку ствольной коробки. – Считаю оригинальным и решение с переводчиком огня.

Дегтярев не скрывал своих оценок, размышляя вслух. Мы в это время знакомились с его образцом. Выглядел его автомат, на наш взгляд, утяжеленным по весу, не все до конца было доведено и с точки зрения взаимодействия частей. А Василий Алексеевич, еще раз осмотрев наш образец уже в собранном виде, неожиданно заключил:

– Мне представляется, посылать наши автоматы на испытания нет смысла. Конструкция образцов сержанта совершеннее наших и гораздо перспективнее. Это видно и невооруженным глазом. Так что, товарищи представители заказчика, наши образцы, наверное, придется сдавать в музей!

Мы были буквально ошеломлены признанием старейшего конструктора. Не думаю, чтобы он расписывался в собственной слабости – не тот характер. Просто Дегтярев умел мудро и объективно проводить сравнительный анализ и не боялся, увидев превосходство другого конструктора, сказать об этом гласно, при всех. Получилось, по сути, то же, что и при решении вопроса о принятии на вооружение пулемета конструкции П. М. Горюнова в 1943 году. Тогда Василий Алексеевич отдал предпочтение образцу своего ученика, хотя полностью прошел испытание и пулемет конструкции самого Дегтярева.

Готовые к испытаниям образцы были упакованы и вместе с чертежами и описанием заранее доставлены на полигон Александром Зайцевым. На этот раз он предпочел не оставаться в Коврове, а переживать вместе с нами, следя за судьбой нашего автомата.

Через несколько дней мы с Владимиром Сергеевичем Дейкиным должны были выехать вслед за Александром. И тут произошла интересная история.

Уехать из Коврова в Москву в то время было не так-то просто. Билетов на поезд, как правило, купить в кассе не удавалось. И мы иногда обращались к сотрудникам В. А. Дегтярева с просьбой о помощи в приобретении билетов – для прославленного конструктора специально бронировались места в одном из вагонов. Нам давали записку к начальнику вокзала, и проблема обычно решалась.

Пошли мы по проторенному пути и в этот раз. С запиской в кармане постучались в кабинет начальника вокзала, а тот, увидев нас, отрезал:

– Помочь ничем не могу. Полчаса назад звонила жена Василия Алексеевича Дегтярева, и по ее просьбе забронированные места уже проданы.

Как быть? Ехать надо!..

Идем с Дейкиным к кассе. Всеми правдами и неправдами приобретаем два билета. А в вагон нас не пускают: все переполнено – мест нет. Так мы и ехали от Коврова до Владимира сначала в тамбуре, а потом вынуждены были переместиться на площадку между вагонами. Промерзли насквозь. Хорошо еще, что образцы увез на полигон неделей раньше Саша Зайцев…

Полигонные испытания проходили в период с 16 декабря 1947 года по 10 января 1948 года. Участвовали в них образцы автоматов Булкина, Дементьева, Калашникова.

И снова – день за днем мучительное ожидание результатов по очередным проверкам: кучность, живучесть и т. д. Наш автомат с первых же выстрелов показал надежность в работе, ни разу не захлебнулся от напряжения, да и по внешнему виду выглядел он элегантнее тех образцов, которые испытывались.

Правда, когда автомат проверяли на кучность боя, инженер, ведущий испытания, что-то, видимо, заподозрив, решил приложить линейку к стволу.

– Вы что же, нарушили один из главных пунктов условий конкурса? Ствол-то на восемьдесят миллиметров короче, чем положено. Что будем делать, товарищи? Какое примем решение? – обратился он к членам комиссии.

Я в тот момент находился как раз на месте испытаний. Подумал: все, придется прощаться с надеждой на успех! Было от чего прийти в отчаяние…

Но тут услышал, как один из членов комиссии уточнил у инженера-испытателя:

– Перед повторными испытаниями размеры проверяли?

– Выборочно, – замялся инженер. – Посчитали, достаточно того, что обмеры делались перед первыми испытаниями.

– А каковы результаты стрельбы? Отклонения от нормы есть?

– Результаты? – переспросил инженер и заглянул в свой «бортовой» журнал. – Результаты по кучности боя выше, чем у других образцов.

– Тогда, полагаю, продолжим испытания. Мы сами допустили промах: не провели обязательных повторных обмеров. К тому же стрельба показала: укорочение ствола не ухудшило боевых свойств оружия.

Полковник, сказавший все это, повернулся в мою сторону:

– А вас, старший сержант, предупреждаем о недопущении впредь таких вольностей. Требования конкурса едины для всех конструкторов, молодых и старых. Зарубите это на носу.

Я выслушал его приговор, радуясь в душе, что бурю пронесло, и очень надеясь, что наш риск будет оправдан.

Условия испытаний все усложнялись. Одна из неприятных процедур – замачивание заряженных автоматов в болотной жиже и после определенной выдержки ведение огня. Казалось, детали насквозь пропитывались влагой. Было по-настоящему страшно: сумеет ли оружие стрелять после такой экзекуции? Меня, как мог, успокаивал Саша Зайцев:

– Не переживай, все будет в норме. Слышишь, никакого хлюпанья носом у твоей «стрелялки» после купания нет, выводит и выводит она мелодию.

Действительно, испытание грязной водой образец прошел достойно, без единой задержки отстреляли полностью магазин.

На очереди не менее тяжкий экзамен – «купание» оружия в песке. Сначала его тащили по специальной песчаной насыпке за ствол, потом – за приклад. Как говорится, вдоль и поперек волочили, живого места на изделии не оставили. Каждая щелка и каждый паз были забиты песком. Тут не хочешь – да засомневаешься, что дальнейшая стрельба будет идти без задержки. Один из инженеров даже выразил сомнение, смогут ли сделать из образцов хоть один выстрел.

Вот тут-то, когда автоматы проходили, что называется, через огонь и воду, мы с В. С. Дейкиным и Александром Зайцевым воочию увидели, что не зря вместо доработки образца решились на полную перекомпоновку. После нескольких выстрелов зачихал, а потом и смолк вовсе автомат моего конкурента. А наш образец?

– Смотри, смотри, – услышал я возбужденный голос Саши Зайцева, когда стрелок, взяв в руки наш автомат, сделал несколько одиночных выстрелов. – Песок летит во все стороны, будто водяные брызги!

Мой друг нетерпеливо схватил меня за руки, увидев, что я отвернулся. А я, признаться, готов был не только отвернуться, но и зажмурить глаза, чтобы не быть свидетелем этого издевательства над оружием.

Но жестокость испытания – одно из условий конкурса. Вот стрелок щелкнул переводчиком, поставив его в положение автоматического огня. И тут, волнуясь, закрыл глаза уже Саша Зайцев. Очередь – одна, другая, третья… Уже и магазин пуст – и ни одной задержки.

Вот когда проявилось явное преимущество сделанной заново крышки ствольной коробки, оригинального переводчика огня, ставшего одновременно и надежным предохранителем от попадания внутрь песка и грязи. К нам подошел Дейкин, крепко пожал мне и Саше руки, поздравляя с успехом, с первыми удачами.

Это были действительно лишь первые удачи.

Автомат продолжали испытывать на жизнестойкость, бросая его с высоты из разных положений на цементный пол, проверяли после каждой стрельбы все детали и механизмы на наличие даже мельчайших повреждений, поломок, трещин, других дефектов. Оружие должно быть в бою живучим. Таково одно из основных требований к его свойствам. По каждому изделию у инженеров-испытателей накапливались плюсы и минусы. Нам, естественно, хотелось, чтобы было больше плюсов.

Испытания подходили к концу. Скрупулезно подсчитывались результаты стрельб, сравнивались по каждому параметру. Мы с Сашей Зайцевым не находили себе места, хотя убедились в ходе соревнований, что наш автомат имеет целый ряд преимуществ перед образцом, испытывавшимся параллельно.

По итогам работы конкурсной комиссии научно-техническим советом было принято Решение:

«1. 7,62 мм автомат Калашникова под патрон образца 1943 года по безотказности работы, живучести деталей и эксплуатационным характеристикам, в основном, удовлетворил ТТТ ГАУ и может быть рекомендован для изготовления серии и последующих войсковых испытаний.

2. По кучности стрельбы автомат Калашникова не полностью удовлетворяет ТТТ. Учитывая, что при одиночном огне он значительно превосходит ПП-41, а при автоматической стрельбе равноценен ему, АК может быть рекомендован на войсковые испытания с полученной кучностью боя. Работы по улучшению кучности боя автомата следует вести параллельно, в срочном порядке, не задерживая выпуска серии.

3. При подготовке чертежей для запуска серии устранить все недостатки образца, обнаруженные при полигонных испытаниях.

4. 7,62 мм автоматы конструкции Булкина и Дементьева не удовлетворяют основным требованиям ТТТ ГАУ и полигонных испытаний не выдержали».

Комиссия составила отчет, и меня ознакомили с окончательным выводом: «Рекомендовать 7,62-мм автомат конструкции старшего сержанта Калашникова для принятия на вооружение».

На календаре – январь 1948 года. Первые «огни и воды» мой автомат прошел…

Немногим более двух лет потребовалось для создания нового вида автоматического стрелкового оружия, которое завоевало себе место под солнцем на десятилетия вперед. Для сравнения скажу, что обычно образец находится в работе до стадии окончательных испытаний пять-семь лет. Чтобы подтвердить, насколько велико было значение рождения во второй послевоенный год нового советского стрелкового оружия, сошлюсь на мнение одного из самых больших знатоков оружейных дел в Соединенных Штатах Америки Эдварда Клинтона Изелла, главного советника отдела истории вооруженных сил и хранителя коллекции огнестрельного оружия Национального музея США. В его фундаментальном труде по истории нашего отечественного оружия, работе над которым он посвятил много лет, имеются такие строки: «Появление автоматов Калашникова на мировой арене есть один из признаков того, что в Советском Союзе настала новая техническая эра».

Сразу оговорюсь, воспроизвожу эти строки не для того, чтобы лишний раз напомнить о собственных заслугах. Просто считаю важным подчеркнуть, что 1947 год стал во многом переломным в жизни нашей страны, в том числе и в обеспечении надежной обороноспособности в условиях усиливающейся «холодной войны».

Именно в сорок седьмом советские ученые раскрыли секрет атомной бомбы. В тот год была проведена денежная реформа и отменены продовольственные карточки. Восставая из разрухи, наша страна показывала всему миру, насколько велик ее научный, технический, экономический и культурный потенциал.

…Итак, образец моей конструкции, победив в соревновании, был рекомендован к принятию на вооружение. Правда, официальный документ о его принятии вышел через полтора года – «Постановление Совета Министров СССР от 18 июня 1949 года».

Тем не менее, после тех испытаний нам казалось, что все самое трудное позади: взаимные поздравления, счастливые, улыбающиеся лица. Ощущение было такое, словно мы – школьники, сдавшие последний выпускной экзамен. Будто гора с плеч свалилась. Можно было позволить себе помечтать и об отдыхе.

Саша Зайцев, обращаясь ко мне, мечтательно произнес:

– Слушай, а теперь ведь можно и на охоту махнуть. Помнишь, ты говорил: вот выиграем в конкурсе, ружье на плечо – и в лес.

– Помню, – ответил я другу. – Только, по-моему, Владимир Сергеевич Дейкин на другое настроен. Он уже успел меня проинформировать, что завтра надо быть в готовности выехать на один из оборонных заводов, где будет изготовляться первая серия автоматов.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – разочарованно вздохнул Зайцев. – Значит, мне следует готовиться к отъезду в Ковров? Расстаемся?..

– Нет, Саша, ты включен в нашу группу, – успокоил я товарища. – И еще с нами едет капитан Сухицкий, военпред. Группу возглавляет подполковник Дейкин.

– Опять все вместе! – обрадовался Саша. – Тогда другой разговор. Тогда и охоту можно перенести на более поздние сроки. Причина, честно говоря, уважительная.

Постановлением комиссии предусматривалось изготовление пока только первой серии автоматов. Она предназначалась для новых испытаний, пожалуй, еще более ответственных, чем сравнительные, – войсковых. От них зависело многое в дальнейшей судьбе оружия. Я уже знал, что не раз у некоторых конструкторов случались неприятности именно на этой стадии. Ведь проверка армейским полигоном – это, по сути, проверка боем, и не все образцы успешно ее выдерживали, попадая в руки солдат, сержантов, офицеров. И тогда выпуск оружия ограничивался опытной серией, оно не шло в массовое производство. Не спасали порой даже доработки, которые пытались делать после испытаний, внося изменения в конструкцию образца.

Опять тревога: неужели автомат не оправдает наших надежд?..