Эту главу мне хочется начать с письма ветерана Отечественной войны. Когда меня «рассекретили», подобные весточки стали приходить ко мне одна за другой.
«Здравствуйте, Михаил Тимофеевич!Плюснин Валентин Александрович».
Пишет Вам ветеран войны и труда. Увидел передачу по телевидению с Вашим участием и вспомнил военное лихолетье, декабрь сорок первого года. Калининский фронт. В районе Торжка я был ранен и лечился в эвакогоспитале № 1766 в городе Вичуге Ивановской области. Вместе со мной в палате в левом переднем углу лежал тяжелораненый солдат. Палата была рядового и сержантского состава, койки наши были рядом. И вот этот еле живой солдат все время чертил чертежи и говорил, что изобретет автомат для нашей армии. Над ним все смеялись, но я почему-то верил ему. В течение полутора месяцев я видел его чертежи, слушал объяснения о принципах работы. Он даже когда бредил, то об этом своем автомате, какой он будет. Выписали меня раньше. Имя этого солдата не помню. Запомнил старшую дежурную сестру Кученко.
Наша палата была на втором этаже. Вы это были или кто другой?.. Не важно. Ценно то, что автомат Ваш был изобретен и служит исправно в интересах Родины.
Вот и все. Хотелось бы узнать, Вы это были или кто-то другой?
Если Вы, это очень приятно. Спасибо Вам за автомат!
Счастья Вам, здоровья и всего самого наилучшего.
С уважением, ветеран войны и труда
К сожалению, не знаю, жив ли нынче Валентин Александрович – время становится к фронтовикам все беспощадней.
А тогда я ответил этому уважаемому человеку:
«…Прошу извинить за несвоевременный ответ на Ваше дружеское письмо, в котором Вы подробно описали свой ратный путь во время Великой Отечественной войны. Да, нелегко досталась нам Победа, жаль, что участников тех тяжелых лет становится все меньше и меньше.М. Калашников. 12.12.87 г.».
Валентин Александрович! Вы говорите о солдате, который обещал сделать автомат: что ж, это свойственно нашему народу. Ведь каждый советский человек на фронте и в тылу горел желанием все сделать для быстрейшего разгрома ненавистного врага. В то время, о котором Вы пишете, я находился в эвакогоспитале № 1133 в городе Елец. Но важно прежде всего то, что автомат все-таки сделан нашим русским солдатом.
Желаю Вам счастья, здоровья и многих лет жизни.
…Не думал я, что мое ранение, контузия выведут меня из строя на продолжительное время. В госпитале пожилой врач, осмотрев меня, покачал головой и спросил:
– Как же вас угораздило так запустить рану? – Потом вдруг изменил тон: – Окруженец?
– Примерно так.
– Придется у нас задержаться для лечения.
В госпитале я как бы заново переживал все, что произошло со мной за месяцы участия в боях – день за днем. Ночью, во сне, мне чудились автоматные очереди и снились расстрелянные в полуторке раненные товарищи. Задыхаясь, я снова и снова мчался к ним через лес, подбегал к изрешеченной пулями машине. Среди лежащих в ней погибших бойцов вдруг узнавал себя и в ужасе просыпался…
Ночная палатная тишина нарушалась лишь стонами тяжелораненых да вскриками тех, кому тоже снились ночные кошмары. Я лежал с открытыми глазами и думал: нам говорили, будем воевать «малой кровью», самым современным оружием!.. И вот, пожалуйста, кого ни спроси – все говорят одно и то же: одна винтовка на двоих, да на троих!.. Как же так?..
Много лет спустя, прочитав книгу Владимира Григорьевича Федорова «В поисках оружия», я с грустью осознал, что это – не только беда России… Может, это – ее проклятье? Вступать в войну, держа в руках единственное: свою шапку? Нас много – любого закидаем?!
Так было в Отечественную войну 1812 года, так – в Крымскую, в японскую, в первую мировую… Когда же мы, наконец, хоть чему-то научимся? Да и сегодня, глядя на наше беспорядочное, как в лихорадке, разоружение, с горькой иронией иногда подумаешь: как перед началом войны. Парадокс? Или тревожный знак?
Тогда же, лежа на госпитальной койке, я думал лишь об одном: почему у нас в армии нет автоматического оружия, легкого, скорострельного, безотказного?
К сожалению, очень не скоро мне удалось получить на это ответ!.. В 1963 году в серии «Военные мемуары» вышла книга Главного маршала артиллерии Николая Николаевича Воронова «На службе военной» – я храню эту книгу с дорогой для меня дарственной надписью и автографом. В 1941 году, в самые тяжелые дни войны, Воронов был назначен начальником артиллерии Красной Армии и занимался также стрелковым оружием. Состояние дел тогда было таковым, что распределением пистолетов-пулеметов и противотанковых ружей занимался сам Сталин. Лично!
«Приближался новый, 1942 год. Вечером 31 декабря, когда я занимался многими неотложными делами, – пишет Николай Николаевич, – вдруг позвонили из Ставки. Сказали, что два лыжных батальона должны срочно отправиться на фронт, но у них нет ни одного автомата, их надо вооружить в срочном порядке. Я попросил дать мне разобраться с нашими возможностями. Выяснилось, что в нашем распоряжении в этот момент имелось всего 250 автоматов – таковы были у нас тогда резервы стрелкового вооружения! Я доложил Ставке наши «автоматные возможности». В ответ получил распоряжение:
– Срочно выдайте лыжным батальонам сто шестьдесят автоматов, а девяносто имейте в своем резерве.
Так мы встретили 1942 год. Хоть и скромны были тогда наши возможности, но мы глубоко верили, что и на нашей улице настанет праздник!»
Вся страна в это верила, несмотря ни на что!.. Иначе не было смысла в отчаянном сопротивлении фашистам. Слишком велики были наши потери, чтобы сомневаться в будущей неминуемой Победе! И для этого, конечно, надо дать солдату надежное автоматическое оружие! Но каким оно должно быть? Как его сделать?..
Хотя нам, танкистам, не полагалось иметь на вооружении личного состава ППД (7,62-мм пистолет-пулемет системы Дегтярева), держать его в руках, разбирать и собирать мне доводилось. Знал я и о том, что пистолет-пулемет системы Дегтярева широко и успешно применялся еще в 1939 году во время советско-финляндской войны. По эффективности огня в ближнем бою его трудно было сравнить с каким-либо иным оружием. Он удачно сочетал в себе легкость и портативность с непрерывностью пулеметного огня, что и определило его наименование.
Знаменитый русский и советский оружейник В. Г. Федоров был не только блестящим практиком, но и талантливым ученым. В своей книге «Эволюция стрелкового оружия» в 1939 году он писал: «Пистолеты-пулеметы являются оружием сравнительно молодым, выдвинутым опытом мировой войны, причем еще до настоящего времени не везде усвоена мысль о той громадной будущности, какую со временем будет иметь это чрезвычайно мощное, сравнительно легкое и в то же время простое по своей конструкции оружие при условии его некоторых усовершенствований… В пистолетах-пулеметах блестяще разрешена задача дать пулеметный огонь при боевых столкновениях на близких расстояниях, когда в более сильных винтовочных патронах нет никакой необходимости…»
Генерал Федоров должен был обладать большой смелостью, чтобы в то время опубликовать эти строки. Ведь среди его противников находился такой влиятельный в те годы человек, как заместитель наркома обороны Г. И. Кулик, до войны возглавлявший Главное артиллерийское управление, ведавшее вопросами разработки современного вооружения и оснащения им Красной Армии.
Мне, раненому сержанту, конечно же, неведома была та борьба, которая шла на верхних «этажах» нашего военного руководства за признание пистолета-пулемета, за его будущее. Не знал я и того, что в феврале 1939 года пистолет-пулемет системы Дегтярева вообще был снят с производства и вооружения, изъят из войск и сдан на хранение на склады. Уже позже из книги выдающегося авиаконструктора А. С. Яковлева «Цель жизни» я узнал, насколько остро ставился вопрос о судьбе пистолета-пулемета, какую инертность, а то и просто негативное отношение к нему проявляли некоторые руководящие работники Наркомата обороны.
Когда сняли с вооружения пистолет-пулемет Дегтярева, Красная Армия не только осталась без этого важного вида оружия, но и лишилась возможности изучения его тактических характеристик, свойств, особенностей применения в бою. И все-таки, несмотря ни на что, конструкторы В. Г. Федоров, В. А. Дегтярев, Г. С. Шпагин продолжали бороться за то, чтобы пистолеты-пулеметы заняли достойное место в системе вооружения войск. Внимательно следя за развитием иностранной техники, они хорошо знали, что на вооружение иностранных армий, особенно Германии, все больше поступает пистолетов-пулеметов, совершенного автоматического оружия. Отставать нам было нельзя. Конструкторы последовательно и принципиально отстаивали свои убеждения. В частности, В. А. Дегтярев обратился в Наркоматы вооружения и обороны, настаивая на возобновлении изготовления ППД и наращивании мощностей его производства.
Окончательно решила судьбу пистолета-пулемета начавшаяся 30 ноября 1939 года советско-финляндская война. Оказалось, что в условиях лесистой и пересеченной местности пистолет-пулемет – достаточно мощное и эффективное огневое средство ближнего боя. К тому же противник, используя находившийся у него на вооружении пистолет-пулемет «суоми», наносил ощутимый урон нашим подразделениям в ближнем бою, особенно при действиях на лыжах.
В конце 1939 года по указанию Главного военного совета началось развертывание массового производства ППД, а 6 января 1940 года Комитет Обороны принял постановление о принятии его на вооружение РККА. Дегтярев вносит в свою систему ряд различных конструктивных доработок, чтобы максимально сократить время, необходимое для изготовления ППД в заводских условиях. Он стал технологичнее в изготовлении, проще, легче. Увеличилась и скорострельность ППД за счет создания магазина большей емкости.
Опыт применения ППД в боях на Карельском перешейке дал положительный результат. Сразу несколько конструкторов приступили тогда к созданию своих образцов, среди них Георгий Семенович Шпагин, талантливый ученик и соратник В. Г. Федорова и В. А. Дегтярева. «С самого начала, – вспоминал он позже, – я поставил перед собой цель, чтобы новое автоматическое оружие было предельно простым и несложным в производстве. Если по-настоящему вооружить огромную Красную Армию автоматами, подумал я, и попытаться это сделать на базе принятой раньше сложной и трудоемкой технологии, то какой же неимоверный парк станков надо загрузить, какую огромную массу людей надо поставить к этим станкам. Так я пришел к мысли о штампосварной конструкции. Надо сказать правду, даже знатоки оружейного производства не верили в возможность создания штампосварного автомата… Но я был убежден, что мысль моя правильная».
Уже в послевоенное время Георгий Семенович Шпагин рассказал мне, как ему пришлось торопиться с созданием ППШ в остром, бескомпромиссном соревновании с другими конструкторами, в частности с Б. Г. Шпитальным. И вот через полгода после начала работы конструктора пистолет-пулемет был подвергнут заводским испытаниям, а еще через два месяца – полигонным. 21 декабря 1940 года появилось постановление Комитета Обороны о принятии на вооружение Красной Армии пистолета-пулемета Шпагина (ППШ). До начала войны оставалось всего полгода.
Вот почему в первых боях с немцами войска Красной Армии испытывали острый недостаток в пистолетах-пулеметах.
Мне, рядовому бойцу, как и многим другим солдатам Великой Отечественной, конечно же, все это было неизвестно. Я тогда думал, что у нас, кроме В. А. Дегтярева, просто не нашлось конструктора, который сделал бы пистолет-пулемет легким по весу, небольшим по габаритам, надежным, безотказным в работе.
В госпитале, проснувшись от ночных кошмаров, я пытался мысленно представить себе, какой бы я сам сделал пистолет-пулемет? Утром, вытащив из тумбочки тетрадку, наспех делал наброски, чертежи. Потом неоднократно все переделывал…
Загоревшись идеей создания автоматического оружия, я с горечью осознал, что мне для этого не хватает знаний. Если при работе над счетчиком моторесурса мне было достаточно моего школьного образования, природной интуиции и опыта, приобретенного за время службы в армии механиком-водителем, то для создания пистолета-пулемета этого явно не хватает. Тут уже нужны специальные знания. Но где и как их получить, если прикован к госпитальной койке, если ноющая, тяжелая боль наполняет плечо и все тело и не дает ни читать, ни писать?..
Мне несказанно повезло – в нашем госпитале была неплохая библиотека, в которой я и нашел несколько нужных книг. Среди них – два тома «Эволюции стрелкового оружия» В. Г. Федорова, изданных Артиллерийской академией, наставления по трехлинейной винтовке, ручному пулемету Дегтярева, револьверу Нагана. Читал, сопоставлял, анализировал, чертил.
В госпитальной палате, где лежали и танкисты, и пехотинцы, и артиллеристы, и саперы, нередко вспыхивали споры о преимуществах и недостатках, сильных и слабых сторонах того или иного вида оружия. Участвовал в этих спорах я мало, но определенное впечатление от них осталось. С особенным интересом я слушал тех, кто сам ходил с пистолетом-пулеметом в атаку, сдерживал яростный натиск врага на свой окоп. Они убедительнее всего могли рассказать, каково оно, это автоматическое оружие, в действии, в ближнем бою. В моей заветной тетрадке после таких споров появлялись новые наброски. Размышляя о взаимодействии частей оружия, вновь обращался к книгам, наставлениям. Составил для себя сводную таблицу различных образцов автоматического оружия, проследил историю их появления и создания, сравнил тактико-технические характеристики.
Во многом мне помог разобраться лежащий в нашей палате лейтенант-десантник, до войны работавший в каком-то научно-исследовательском институте. Обычно молчаливый, он редко вступал в споры, но, тем не менее, внимательно слушал горячие, порой запальчивые слова раненых. Включался в разговор лишь тогда, когда слишком разгорались страсти.
Впоследствии я очень часто вспоминал того лейтенанта. Он как будто и в самом деле с неба свалился, этот десантник: рядом вдруг оказался человек, который мог и посоветовать, и разрешить многие мои сомнения…
Неоднократно мне приходилось слышать о моем почти фантастическом везении. И это действительно правда – часто случалось так, что стоило появиться какой-нибудь трудной загадке, как жизнь тут же начинала подсказывать способы ее постижения. К примеру: насколько труднее была бы моя задача, не окажись в библиотеке госпиталя двухтомника Федорова? Кстати, замечал не однажды: напряженная работа ума и особое состояние души словно мощным магнитом притягивают нужную тебе информацию. Не знаю, моя ли это особенность или общий для всех закон?..
Вернемся, однако, в палату госпиталя, где вспыхнул очередной спор. Чем хуже шли дела на фронте, тем яростней становились эти споры.
– Хар-роший пистолет-пулемет – вот что надо пехоте! – с застарелой болью опять начал разведчик с соседней койки. – Каждому! Только тогда почувствуем себя силой.
– Тоже мне сила, этот твой пистолет-пулемет. Возьми прицельную дальность стрельбы. Разве с винтовкой может сравниться? Мосинская-то, например, до двух тысяч берет, а самозарядка токаревская – до полутора. Ну а ППД? До пятисот метров едва дотягивает, – горячился сапер, лежавший у окна.
– Эх ты, мотыль саперный, – досадливо произнес разведчик. – Знал бы ты, как нас в финскую из своих «суоми» финны в ближнем бою косили. Затаятся в лесу, засядут на деревьях, подпустят поближе – и очередями. Что тут сделаешь со своей винтовкой? Один-два выстрела. А тебя в это время автоматическим огнем и накроют.
– Так разворотливей надо быть, – не отступал от своего сапер.
– Я хотел бы посмотреть, как ты развернешься между деревьями или в окопе с оружием, которое вместе со штыком более полутора метров длины имеет. Тебя уже к этому моменту несколько раз очередью прошьют. Какое облегчение настало, когда в нашей части стали заменять винтовки на дегтяревские ППД! Начали с нас, разведчиков. Вот уж тут-то мы финнам и показали кузькину мать. Против ихнего «суоми» наше оружие куда как лучше по всем статьям.
– А небольшая прицельная дальность и плохая кучность боя – ты об этом-то забыл опять, – не унимался сапер. Видимо, у него это в крови сидело – противоречить, свое доказывать, наперекор суждению другого идти.
– А вы знаете, что значит в переводе с латинского слово «автомат»? – негромко проговорил лейтенант. Все замолчали, ожидая продолжения фразы. –
Сам действует. Нажал – и работает, пока не остановишь. Так вот, основное достоинство пистолета-пулемета в том, что он действует в автоматическом режиме, у него высокий темп стрельбы, он легок и удобен в обращении. Думаю, что за таким скорострельным автоматическим оружием – будущее.
– И что, действительно наше оружие лучше, чем у немцев? Как же тут сравнить, если в частях в большинстве своем винтовки? – спросил артиллерист, до того не принимавший участия в разговоре.
– Сравнить можно только в бою. Но можете поверить на слово, наши ППД и пистолет-пулемет системы Шпагина (ППШ) солидно превосходят автоматическое оружие немцев. Перед тем как меня ранило, я сменил ППД на ППШ. Хорошо знаю достоинства и того и другого. Прав разведчик – чем больше у нас будет в войсках автоматического оружия, тем меньше мы сами станем нести потерь.
Лейтенант протянул руку к моей кровати, взял с одеяла листочек бумаги, на котором я делал очередной набросок, карандаш и стал что-то быстро писать.
– Сравнить хочу. Мне ведь довелось держать в руках и финский пистолет-пулемет «суоми» М-31, и немецкий МП-38, почему-то называемый у нас «шмайсером». К вашему сведению, конструктор Шмайсер к этому образцу отношения не имеет. МП-38, как и его собрат МП-40, создан фирмой «Эрма» и первоначально предназначался для парашютистов.
Чувствовалось, что десантник хорошо знал системы стрелкового оружия, был достаточно осведомлен в истории их создания. Все в палате с интересом слушали лейтенанта.
– Так вот, дегтяревский пистолет-пулемет, как и шпагинский, значительно легче, почти на сто миллиметров короче, чем «суоми». А это немаловажно, как понимаете. Гораздо выше у наших пистолетов-пулеметов и боевые свойства. Из МП-38, например, огонь можно вести только непрерывный, а у наших образцов есть переводчик на одиночную стрельбу. Посмотрите, я тут маленькую сравнительную табличку набросал на бумаге для наглядности.
Листочек пошел по рукам. Особенно внимательно разглядывал колонки цифр сапер, то и дело покачивая головой, словно не веря своим глазам. Его, видимо, заинтриговали слова, аргументы лейтенанта-десантника, и он недоверчиво поинтересовался:
– Так, значит, мы еще до войны были впереди наших противников в создании автоматов разных? Тогда возникает вопрос: почему их так мало в наших частях оказалось, может, вредительство какое тому причиной?
– Впереди иностранных конструкторов мы были – это точно. А что касается вопроса: почему мало автоматического оружия в войсках, однозначно тут не ответишь. Мое мнение, например, такое: в царское время не очень верили в творческий потенциал русских конструкторов, в будущее этого оружия, иностранные образцы считались лучшими. В наше время, считаю, недооценили работу таких конструкторов, как Федоров, Дегтярев, Симонов, их поиск в создании систем автоматического оружия.
Слушая лейтенанта, мы, кажется, забывали о своих ранениях. Его суждения, выводы были для нас своеобразным откровением. Мы все больше убеждались: он действительно знал много интересных и неожиданных вещей, этот спокойный, мужественный десантник, которому в бою крепко покалечило бедро. Никто не слышал от него ни стона, ни жалобы на боль. А страдал он не меньше каждого из нас. В нашей палате все были с тяжелыми ранениями.
– Вы, наверное, знаете и о кузнеце Рощепее? – робко спросил я.
Листая взятые в библиотеке книги, я встретил упоминание об этом человеке, и сейчас мне хотелось подробнее узнать, как сложилась судьба талантливого самородка-изобретателя.
– Рядовой русской армии, полковой кузнец оружейно-ремонтной мастерской Рощепей – явление среди оружейников, скажу вам, удивительное, – начал свой рассказ десантник. – Будучи солдатом, в начале двадцатого века он сконструировал первую из своих автоматических винтовок. При этом кузнец сказал в конструировании свое слово – особенностью образца стал принцип неподвижного ствола и свободного затвора, открывающегося с замедлением…
– И что же потом стало с этой винтовкой? – воспользовался паузой сапер.
– Печальна ее судьба, к сожалению. Высшие военные круги отнеслись с недоверием к этому оружию, не поддержали изобретателя и расценили его поиск как ненужную затею. Больше того, неверие в талант солдата-конструктора, неприятие автоматического оружия обернулись тем, что конструкторскими находками Рощепея воспользовались в других странах. Принцип свободного затвора стал предметом подражания, нашел свое применение в пулемете Шварцлозе в Австрии и в автоматической винтовке американца Педерсена, спроектированных под более мощные патроны.
Так беседа об оружии переросла в увлекательный рассказ об его истории. Лейтенант посвящал нас во все новые и новые, неизвестные нам, факты. Узнали мы и о работе В. Г. Федорова над автоматической винтовкой под штатный патрон калибра 7,62 мм. Примечательна она была тем, что результаты проведенных испытаний поставили эту винтовку на первое место среди всех испытывавшихся ранее систем, в том числе и иностранных, а автор образца был удостоен Большой Михайловской премии и избран членом Артиллерийского комитета. Оказалось, что еще перед первой мировой войной В. Г. Федоров начал работу над созданием принципиально нового промежуточного оружия – между винтовкой и пулеметом, дав ему название «автомат».
Правда, как и винтовка Рощепея, это оружие не нашло у военных поддержки. В 1916 году им была вооружена всего лишь одна рота…
– А кто же создал первый советский пистолет-пулемет? – возвратил нас к началу разговора артиллерист.
– Автором его стал наш оружейник Федор Васильевич Токарев. В конце двадцатых годов он изготовил опытный образец. А начинал Токарев свою трудовую биографию учеником в учебно-слесарной мастерской.
– Так ведь и Дегтярев из рабочих, одиннадцати лет работать пошел на Тульский оружейный завод, – подал голос сапер. – Помню, перед войной читал его биографию, опубликованную в газете, когда Дегтярев стал Героем Социалистического Труда и получил медаль «Серп и Молот» под номером два.
– И не только Токарев и Дегтярев прошли полный курс рабочих университетов. – Лейтенант, взявшись руками за спинку кровати, подтянул себя повыше, стараясь выбрать более удобное положение, чтобы дать отдохнуть уставшему от долгого лежания телу. – А возьмите Симонова. Был и учеником кузнеца, и слесарем, и мастером. Такой же путь прошел Шпагин… Тут важно, чтобы люди помогали друг другу и друг у друга учились.
Я не выдержал:
– Значит, одному – нечего и пытаться? Изготовить оружие… тот же автомат? Мне бы очень хотелось кое-что сделать…
С этими словами я протянул лейтенанту свою заветную тетрадку, в которой были первые наброски будущего пистолета-пулемета.
Он не усмехнулся, не стал иронизировать, а очень серьезно сказал:
– В одиночку трудно что-либо путное сделать, без помощников при изготовлении изделия все равно не обойтись. А вот разработать самостоятельно собственную конструкцию – можно. Тут тебе пример хороший – Токарев. Его пистолет-пулемет, его самозарядная винтовка СВТ, его пистолет ТТ – каждая конструкция – плод самостоятельной творческой работы.
С любопытством просматривая мою тетрадь лейтенант добавил:
– А вообще-то, должен сказать, и в оружейном деле наступило время перехода от кустарных методов конструирования к коллективному творчеству. Вой на вот мешает только. Конечно, такие сильные личности, как Токарев, еще многое могут сделать самостоятельно. Но, полагаю, при повсеместном переходе к автоматическому стрелковому оружию, при возрастающем усложнении его производства решающее слово будет за конструкторскими бюро. К твоему сведению, первое такое конструкторское бюро создал в двадцатые годы Федоров, книги которого, как я вижу, ты внимательно изучаешь.
– И вы знаете, кто с ним работал? В книге он об этом ничего не пишет.
– Еще время не пришло для такого рассказа. Но с кем в одной связке работал Федоров, можно хорошо проследить по образцам двадцатых годов – ручному пулемету системы Федорова – Дегтярева, спаренному ручному пулемету системы Федорова – Шпагина и другим конструкциям. Дегтярев, Шпагин и многие другие изобретатели стали и учениками Федорова, и его единомышленниками, войдя в возглавляемое им конструкторское бюро.
Не мог я тогда себе и представить, что когда-нибудь судьба сведет меня с такими известными людьми, как Ф. В. Токарев, В. А. Дегтярев, Г. С. Шпагин. А пока что, примостившись где-нибудь в палате или коридоре госпиталя, я с помощью карандаша и бумаги в беседах с лейтенантом-десантником «разбирал» на части известные мне системы наших оружейников, познавал их конструкторское мышление. Пытался, насколько было возможно, найти какой-то свой путь к созданию нового образца пистолета-пулемета.
Той информации, что черпал из книг, из разговоров с лейтенантом, явно было недостаточно, хотя и прибавляло знаний. Очень хотелось на практике проверить свои конструкторские замыслы, выполнить задуманное в металле.
Уже больше месяца я находился в госпитале, но раны заживали медленно, а рука действовала плохо. Сделав все, что было в их силах, доктора приняли решение: из госпиталя меня выписать и отправить на несколько месяцев в отпуск по ранению. Долечиваться в тылу…
Признаться, такого я не ожидал. Это решение казалось мне обидным, так как не отвечало требованиям военного времени!
Но врачи остались неумолимы: необходимо длительное лечение плеча, восстановление работоспособности руки.
Получив отпускной билет, собрал свои немудреные солдатские пожитки, бережно завернул в газету заветную тетрадку со своими записями об оружии и «чертежами» – эскизами.
Уезжал я в отпуск на свою родину, в Алтайский край. Провожая меня, лейтенант-десантник прошел вместе со мной до конца коридора на костылях. Прощаясь, он по-отечески обнял меня за плечи:
– Не горюй, Миша, что на фронт не отпустили. Еще навоюешься. Вернешься на фронт, – и дружески подмигнул. – Да со своим оружием, а?.. Вот и доводи его до ума. А землякам твоим привет. Передашь?
Не передал.
Потому что до Курьи не доехал.