Вообще-то совет бояр собирался не так чтобы и часто. Определенных дней для заседаний не было. Так что, сходились в боярских палатах только по мере надобности. Иными словами, работал совет больше от случая к случаю. А тут прямо спасу нет. Степенная и размеренная жизнь пошла прахом. Уж третий день сбираются гомонят и ни к какому решению прийти не могут. А все Карпов, этот новоиспеченный боярин.

Нет, есть в их рядах еще один новичок, боярин Борятский. Но тот из старинного и уважаемого купеческого псковского рода. И в малом вече заседал далеко не один год. Словом со всех сторон известный и понятный. Род его крепок, ветвист, и известен далеко не только на Псковской земле. Этот же, выскочил из ниоткуда, и сразу взял много силы. А такое может только насторожить и вызвать враждебность.

Беда в общем-то была ожидаемой. Еще по осени, ни с того, ни с сего, посол шведский высказал целый ряд претензий к псковским купцам. Де они пробавляются контрабандой, и еще бог весть чем. Вот так послушаешь, так и во всех бедах на шведских землях тоже виноваты псковичи. Во время своих обвинений, посол высказывал нарекания не только в общем, но и указывал конкретные фамилии. Немало купцов обличалось в нечистоплотности. Причем далеко не мелкие купцы-то. Даже бояре поминались. А вот Карпова посол вообще никак не поминал.

Вообще-то оно и понятно. Карпов тот имел со шведами самые тесные отношения. Закупал у них руду, пусть и посредством новгородского купца. И весь металл, что в слитках уходил в Европу, шел через шведов. Его доставляли как в Дерпт, так и в Нарву. На чем шведский король имел неплохой прибыток. Сладил Иван Архипович канал вокруг водопада на Нарве, и со шведских купцов за проход их судов пошлину не берет. В смысле он не берет. А вот городские власти Нарвы, очень даже.

Словом, казалось бы причин для того чтобы его в чем-либо обвинять никаких. Им наоборот выгодно сотрудничество с ним. И тут впору подумать о том, а не сторонником ли шведов, является Карпов. Но в частных беседах с боярами посол прямо заявлял, что причина подобного отношения со стороны Швеции кроется именно в упрямстве Карпова. А там и слухи по городу поползли.

При том, что на официальном уровне вроде как никто и ничего не озвучивал, вопрос этот даже на вече вынесли. А там и решение созрело, мол хрен этим шведам на всю морду, а не секреты псковского боярина. А как сунутся, так они им хотелку-то и поотбивают. Во многом это являлось результатом работы Кузьмы и его подручных. В немалой степени тому способствовал и героический ореол Карпова. Нет, коли был бы жив князь Трубецкой, то оно понятно. Но людям все же ближе живой герой.

Но то все разговоры. А вот три дня назад дошли сведения о том, что шведы задерживают всех купцов по самым надуманным обвинениям и причинам. И происходит это повсеместно. Задержанных препровождают либо в Дерпт, либо в Нарву. Суда арестовывают, и ставят у причалов. И вновь поползли слухи о несговорчивости боярина Карпова.

Стоит ли говорить о том, что совет бояр совещался чуть не круглые сутки, стараясь выработать хоть какое-то приемлемое решение. Оно бы проще пареной репы, взять Ивана за горло и заставить решить вопрос со шведами. Но…

Во-первых, одних только налогов от мануфактур и заводов Карпова шло не меньше пятидесяти тысяч, что для казны Пскова было значительно суммой. Во-вторых, да все претензии крутятся вокруг Карпова, но ведь по сути-то он прав, и думать им как бы нужно не о шведском благе, а о пользе Пскова. Вот так, за здорово живешь прогибаться, даже перед одной из сильнейших держав Европы? Да долго ли тогда вообще стоять Пскову. Ну и в-третьих, ворчат купцы, и убытки несут так же они. До простого люда те беды не вдруг докатятся, а потому нечего и гадать, пожелай бояре и купцы сдать Карпова, его поддержит большое вече.

— Совет объявляю открытым, — произнес глава собрания боярин Офросимов.

Обвел всех взглядом, тяжко вздохнул, после чего устало опустился на лавку. Хотя казалось бы заседание только начинается. Н-да. А как еще выглядеть, коли ситуация очень даже серьезная, а единства среди бояр нет. Да что единства, даже москвичи меж собой никак уговориться не могут. А они ить собой представляют большинство. Горячинов теперь как-то на особицу, никак не решит к кому примкнуть. Пятницкий, тот с Карповым, но…

Странные они какие-то единомышленники. Если Ефим Ильич отстаивает свое мнение, что мол ответ должен быть адекватным, и надо выводить в Чудское озеро ладьи с воинами на борту, да перехватывать шведские суда. То Карпов просто молчит.

— Итак, бояре, кто что удумал за прошедшую ночь? Кто хочет высказаться первым.

— Позволь, Сергей Гаврилович? — Вдруг отозвался Карпов.

— Изволь, Иван Архипович.

— Господа совет, рад сообщить вам о том простом обстоятельстве, что вопрос с захваченными псковскими купцами в Нарве, благополучно разрешился. Все они целы, невредимы и сейчас уж направляются в Псков. Боюсь, что с торговлей в этом году будет тяжко. Но тут уж ничего не поделать.

— О чем это ты, Иван Архипович.

— Да так. Я тут подумал, коли кто-то навязывает тебе свою волю, и никакие разумные доводы на него не действуют, то не помешает разок засветить ему в зубы. Вчера, мой полк взял штурмом Нарву, и город теперь находится под моей властью. Купцы освобождены.

— Но как?

— О чем он говорит?

— Это же война, — тут же загомонили бояре.

Лиза имела полное право присутствовать на совете бояр, хотя даже на малое вече, ей уже ходу не было. А потому внимательно смотрела на Карпова, неосознанно восхищаясь этим молодым мужчиной. Как там про него сказал Пятницкий — шведам было бы куда лучше, если бы Карпов хоть что-то говорил? И правда лучше.

Нет, она конечно же ожидала от него какого-то болезненного для противника выпада. Уж такой он человек. Но чтобы учудить такое! Нарва конечно не успела стать самой непреступной твердыней Европы, которую из нее старались создать шведы. Тем не менее, чтобы разгрызть этот орешек потребна целая армия, и длительная осада.

А тут. Один полк, и… А сколько Карпову вообще потребовалось времени на захват Нарвы? Если припомнить как он действовал против турок, то наверняка не так чтобы и много. Хм. И не ему вовсе, а его людям. Потому как сам боярин Псков не покидал ни на один день.

— Спокойно, господа совет. Спокойно, — подняв вверх руку, потребовал Иван. Ничего страшного не стряслось. Ну мало ли какие случаются пограничные конфликты. Порой бывает и так, что города переходят из рук в руки.

— Ты это о чем сейчас вещаешь, Иван Архипович? — С нескрываемым удивлением поинтересовался боярин Барановский.

— О том, что не в моих правилах возвращать то, что было взято с боя. Придя в Нарву однажды, я не собираюсь оттуда уходить. И потом, в том прямая выгода для Пскова.

— В чем выгода? О каком конфликте ты тут вещаешь? Твое нападение, может обернуться нам большой войной, — возмутился Севрюгин.

— Да какая большая война, — перебил его Горячинов. — Нешто мы против шведа устоим. Уж к осени вся Псковская земля под шведом будет. И Новгород руку помощи нам не протянет. Потому как обозлены они на нас безмерно, за выходку с их уважаемым купцом.

— А еще тем, что Псков нынче от Новгорода в еще меньшей степени зависим, и клал на них вприсядку, — не сдержавшись, зло выплюнул боярин Севрюгин

Угу. Один ярый сторонник Новгорода, каковым оставался и по сей день. Другой давний его противник и смотрит в сторону Москвы. Глядишь еще и колотить друг дружку начнут. И на кого тут ставить, решительно непонятно. Обоим едва за три десятка минуло, крепки, еще не успевшие огрузнеть, и не робкого десятка. Так что, драка может выйти знатной.

— Господа бояре, — повысив голос воззвала Лиза.

Она не только имела право тут присутствовать, но и свободно высказывать свое мнение. Правда, в принятии решения все же не участвовала. Обладала, так сказать, совещательным голосом. Но тут уж равным со всеми.

— Швед не дурак идти войной на Псков. Русский царь, мой брат, не оставит нас без помощи. Самое большее две седмицы, и он с армией будет здесь. Не абы какой, прошедшей многолетнее горнило войны с турками. И потому нужно думать о том, как обернуть случившееся нам на пользу, а не гадать, сколь соталось быть Псковской земле.

— Не все так гладко, великая княгиня, — воспользовавшись повисшей тишиной, с самой открытой улыбкой возразил Иван. — Мы даже представить себе не могли, насколько новгородцы на нас обижены. Дело в том, что их бояре решили учинить своим дружинам большие учения. А для того выбрали Великие Луки. Да еще под то дело исполчили тамошнее ополчение.

— Что?

— Откуда ведомо?

— Да о чем он там опять вещает?

Вновь возмущенно загомонили бояре. А уж как они орали бы, коли узнали, что там сыграло свою роль далеко не только шведское серебро, но и его, Карпова рубли. Ну не желал он, чтобы в это дело ввязывался Николай со своими полками. Потому как договариваются только с сильным или равным, всем иным диктуют свою волю. Шведы желали изолировать Псков. Иван стремился к тому же, а потому и серебра на то не жалел.

Батюшка Ивана, весь сердцем изошелся, снабжая сына звонкой монетой. Шутка сказать, но только за последний год он передал ему двести тысяч рублей, зарубив на корню намеченные начинания. Но надо отдать ему должное, в сына он верил, а потому и не думал о том жалеть.

— Спокойно, бояре. Спокойно, — подняв руки, вновь призвал Иван. — Да нешто вы и впрямь верите в то, что швед не пришел бы к нам с войной? А пошто он тогда так серебром-то разбрасывается, на подкуп новгородцев. А им и впрямь, куда проще отдать нас на растерзание, нежели помогать. Они бы и сами нас к ногтю прижали, да не с руки. Одно дело не помочь, зарвавшимся соседям. Иное пойти войной. Народ такое не поймет. Вот царской власти противиться, да полки его не пускать на свои земли, то дело иное. Тут весь народ встанет.

— Эка ты винить соседей. А чего же ляхов сюда же не приплел. Эти поди тоже придут поживиться на наших костях, — противореча себе же, выдал Горячинов.

— Эти не придут, — возразил Иван. — Потому как там где резвится лев, волкам делать нечего. Сунутся, еще и на себя беду накликают. Что же до новгородцев, то я могу по полочкам разложить, чего и сколько там обещано, — с этими словами Иван выложил на стол свиток, словно предлагая любому желающему ознакомиться с его содержимым. — Тут все, и размеры посулов. И где какие послабления в торговле. И расширенный список товаров коими можно торговать на шведских землях свободно. И гарантии неприкосновенности со стороны шведского флота. Причем последний будет оказывать помощь новгородским ладьям и в случае если кто иной решит их обидеть.

— И все это лишь ради того, чтобы они не вмешивались? — Удивился Офросимов.

А и было чему. Шведы вообще-то всячески старались задавить русскую торговлю. А тут вдруг возьмутся опекать. Прямо небывальщина какая-то.

— Не только, Сергей Гаврилович. Еще и за то, чтобы дружина новгородская встала на пути русской армии. Воевать Николай с новгородцами не станет. Кровь ему не нужна. Значит, будет договариваться. Увещевать, грозить торговыми карами. Вот пока он будет убеждать их, да вразумлять, шведы и должны будут с нами покончить.

— А не слишком ли скоро? — Усомнился Офросимов.

— А ты вспомни, сколько им времени потребовалось чтобы не просто дойти до Варшавы, но и взять ее.

— То ляхи.

— И что? В драке они достаточно злы. А в воинской науке так же отстали как и вы.

Вот уж чего Иван не собирался делать, так причислять себя в этом плане к остальным. Он-то как раз, впереди планеты всей. Раскатает врага многократно превышающего его по численности.

Иное дело, что самое большое ему по силам взять и удержать только Нарву с ее морскими воротами Нарва-Йыэсуу. Ну, еще и накостылять всем шведским силам, находящимся в Прибалтике. Даже если они соберутся скопом. А вот о том, чтобы удержать большую территорию не могло быть и речи.

— Допустим, — медленно кивая, произнес Офросимов. — Но нешто Псковская земля стоит таких вложений?

Ага. Глава совета успел пробежаться по списку. А тот весьма внушителен. И его уж там, дает новгородцам серьезные преференции. И это не считая звонкого серебра.

— Не только Псковская земля, господа совет, но и Замятлино. Знаете же, что во многом шведов интересует именно моя вотчина, да мои секреты. А они дорогого стоят. За один только секрет выделки железа шведский король готов прибить родную матушку. А уж при мысли том, что мне удается получать большое количество доброй стали, его и вовсе начинает колотить крупной дрожью. Да вы и сами ведаете, чего стоят эти секреты. Поди и сами не отказались бы завладеть тайной. Спокойно. Спокойно. Я никого не желаю обидеть или задеть. Просто подумайте малость, а есть ли иная возможность избежать войны, кроме как врезать шведскому льву по сусалам от всей широкой души. Да так, чтобы зубы в крошку. Убить его нам не под силу. Пока не под силу. Но если отвадим шведов хотя бы на год. Тогда им лучше дружить с нами.

— И как мы его отвадим?

— Не мы, господа совет. Я. Я сам все сделаю. От вас требуется сущая безделица. Не мешать мне. Ну и на всякий случай готовиться к приходу ворога. Военное счастье оно переменчиво.

— Ишь каков! А как не станем мы тебя слушать! — Взъярился новоявленный боярин.

— Ты Александр Емельянович охолонь, — вперив в Борятского строгий взгляд осадил его Иван. — Помешать мне вы сил не имеете. Даже если я весь свой полк на чужбине положу, вам это не больно-то поможет. Потому как в Замятлино одного ополчения в тысячу штыков. И пользоваться теми штыками они умеют, как и стрелять с такой точность, что вам и не снилась. И пушек, и картечниц, и огненного припаса там в избытке. А потому еще раз скажу, охолоньте. Я все сказал.

С этими словами, Иван вновь опустился на лавку, и сложил руки на столешницу перед собой. Никаких сомнений, ни слова он больше не произнесет. Сидит же здесь только из уважения к совету бояр, и не более.

— Чтож ты ирод, мне-то ничего не сказал? Нешто настолько не доверяешь, что и перед советом молвить не мог? — Недовольно пробурчал Пятницкий, когда они уединились вдвоем покидая палаты совета.

— Не обижайся, Ефим Ильич. То я не от недоверия. Помочь мне ты не мог. А вот случись счастью перемениться и то хотел чтобы ты был в стороне от меня. Не имел касательства к моим выходкам. И то, что видели остальные совершенно точно говорит о том, что ты был в полном неведении.

— Озаботился, стало быть о старике.

— Побойся бога, Ефим Ильич. Ну какой ты старик, — отмахнулся Иван. — И не тебя я пожалел, а Псков. Потому как ты пока единственный, кто по новому на судьбу земли этой смотришь. Остальные все больше по старинке. Все хотят по кругу, ничего не замечают и в сторону шаг ступить боятся. А ты… Ты по иному-то уж и не сможешь. А значит, и мои начинания не пропадут даром.

— Эвон, значит как. В наследники меня прочишь.

— А ты не смейся. Я о том и батюшке отписал.

— И что батюшка. Ну перво-наперво пообещал, что коли пропаду, то лично выкопает меня из земли и отстегает плетью. И знаешь, я ему верю. Уж сколько ему от меня досталось. Где-то же предел должен быть.

— А во-вторых?

— Ну, а уже во-вторых, обещал что просьбу мою исполнит.

— Серебро-то, я чай от него притекло?

— От него, Ефим Ильич. Не все, но в немалой степени.

— Здравия тебе, боярин Карпов.

— Здравствуй Егор, — оборачиваясь на знакомый голос, поздоровался Иван.

— Великая княгиня Трубецкая, просила тебя зайти к ней в рабочий кабинет.

— Прости, Ефим Ильич.

— Иди, чего уж там, — отмахнулся мужчина, и с блуждающей на губах ироничной улыбкой, зашагал на выход.

Хм. Ну и Иван, потопал, ловя себя на том, что под ложечкой поселился холодок, прокатился вниз живота, подскочил к горлу, и вновь медленно так, начал опускаться вниз. Вот он вновь замер под ложечкой, и все повторилось. И так, раз от разу. А, ну еще и по спине эдакий озноб. Вот так и не поймешь, толи приятный, толи нет. Ну чисто малолетка отправляющийся на свое первое свидание.

А ведь тут ни о чем подобном и речи быть не может. Ну, во всяком случае пока. Н-да. Или все же, уже. Ведь Лиза была счастлива с Трубецким, и не заметить это мог только полный тупица. Вот уж кем себя Иван не считал. А значит…

Вообще-то, ничего это не значит. Нужно просто задаться вопросом, хочется ему быть рядом с ней или нет. И в зависимости от ответа, действовать. Хм. Вопрос глупый. Он конечно же хочет быть рядом с ней. Ну а раз так, опыт двух жизней в помощь, и как там говорилось в годы его юности — нет таких крепостей, которые бы не могли взять большевики. Конечно коммунистом он так и не стал, но это сути не меняет.

— Здравия тебе, Елизавета Дмитриевна.

— И ты будь здрав, Иван Архипович.

— Ты хотела со мной говорить?

— Хотела. Причем, без утайки. Открыто и честно.

— Ну, до конца честными друг с другом не бывают даже супруги, — ухмыльнувшись возразил Иван. — Но я постараюсь.

— Иван Архипович, ты никак позабыл, за какой-такой надобностью тебя сюда отправили. — Не вопрос, просто констатация факта.

— Прости, Елизавета Дмитриевна, но меня никто сюда не отправлял. Вот без вены в темницу, это да, бросили. Когда вынулся оттуда решил убраться подальше в Сибирь. И было мне откровенно без разницы, с чьей помощью. Да только, убедила меня Ирина Васильевна, что одна ты тут пропадешь. И супруг твой тебя не убережет, коли бояре не увидят в тебе не противника, а союзницу.

— То мне ведомо.

— Ну так, то была единственная причина, отчего я направился в Псков, а не в Сибирь. Служить Николаю я уже не желал, и сейчас не желаю. Потому как плату дальними гарнизонами да темницей, за службу верную, считаю неправильной. Уж прости, не бахвальства ради говорю, но забивать кованные гвозди, микроскопом тончайшей работы, то глупость несусветная.

— А ты стало быть, микроскоп? — Устраиваясь на стуле и откидываясь а высокую спинку, с ухмылкой поинтересовалась она.

— Говорю же, выглядит как бахвальство, — пожав плечами, совершенно спокойно ответил Иван.

— Ну, твои интриги никак не назвать тонкими и изящными. Скорее прямолинейные и грубые. Ход с госпиталем, лекарскими домами и школами, можно было бы назвать тонким. Но ить, от тебя тут почитай ничего и нет. Подглядел у иезуитов, и повторил с небольшими отличиями.

— Хм. Тут твоя правда. Тут я все повторил. Но вишь ли какое дело, иные умники не рассмотрели доброго зерна в их трудах, как и заложенной под древние устои мины. Ни тогда, не увидели, ни сейчас не зрят. И брат твой, не исключение. Но ведь я вовсе не об этом говорил, Елизавета Дмитриевна. Посмотри сколько новинок выходит из под моих рук. И ведь все это можно обернуть на пользу не только мне лично, но и государству. Не зависеть от товаров поставляемых иноземцами. Ить было дело, что то же железо шло на Русь из Швеции. А теперь своим обходится. Ружья, кои закупаются по грабительской цене, и кои моя мастерская выделывала куда дешевле. И так во многом. А кареты и экипажи, что ладятся на моем каретном заводе? Где еще что-либо подобное ты видела? Так что, то не бахвальство, а правда.

— И потому ты решил более ни от кого не зависеть?

— Полностью быть на особицу невозможно. Но сделать так, чтобы я сам определял свою судьбу, это мне вполне по силам. И для этого мне потребен сильный и независимый Псков, дружественный Москве.

— Отчего же не сам по себе? Эвон как ты знатно раздаешь зуботычины.

— Раздаю, то так. Но это только поначалу. Наподдам я сегодня Шведам так, что они только юшкой кровавой утрутся. Но завтра, на мои новинки, они придумают свои, на мою тактику, ответят своей. А потом сомнут маленькое, но гордое государство. В одиночку тут не выстоять. Но ведь можно быть союзником большого и сильного соседа. Пусть старшего брата. Чего уж тут кабениться, коли так оно и есть. Но только жить своим укладом, не во вред, а на пользу как себе, так и союзнику.

— Русскому царству?

— Ему, конечно.

— А с ляхами чего заигрываешь?

— Ну так, два друга, всяко лучше одного, — слегка разведя руками, ответил Иван.

— Думаешь они нам могут стать друзьями?

— Дружить с сильным не зазорно. А уж коли можно получить от него выгоду, так и подавно, — не стал открывать всех карт Иван. — А вообще, Елизавета Васильевна, я ить твой завет выполняю, а ты меня попрекнуть в чем-то хочешь.

— Мой завет? — Растерялась молодая женщина.

— Забыла? Сама ить сказывала, чтобы я не затягивал, добивался больших высот, дабы быть достойным тебя.

— Н-но-о й-а… — Зарделась от этого упоминания девушка.

— Понимаю. Сказано это было по молодости, да по горячности. Но я старался. Эвон, всего-то за пять лет с того разговора в бояре выбился, — с задорной улыбкой произнес он, окончательно вгоняя ее в краску. А потом вдруг стал серьезным. — Прости, великая княгиня. Более о том, я не напомню. А брату можешь так и отписать, пусть я и не считаю себя обязанным исправлять данную ранее присягу, Русскому царству я не враг.

— Погоди, — вдруг спохватилась она. Значит говоришь, договариваются с сильным. А уж не приложил ли и ты руку к тому, чтобы новгородская дружина оказалась под Великими Луками?

— Николай Дмитриевич не станет воевать новгородцев, — не стал отрицать Иван. — Иначе пустит прахом долгие годы трудов по бескровному присоединению Новгородской земли к Русскому царству. Значит станет их уговаривать и увещевать. Они на уговоры не подадутся. И тогда ему останется договариваться о проходе войск через земли Великого княжества Литовского, и Инфлянтское воеводство. А для начала дождаться, чтобы еще псковское вече попросило о помощи. Словом, пока мои противники и Николай договорятся хоть до чего-нибудь, все будет кончено.

— И ты говоришь, что не силен в интригах?

— Да какая тут интрига. Это всего лишь тактика.

— Или стратегия?

— Сомнительно. Хотя, пожалуй ты все же права. Но все одно, не интрига.

— Иван Архипович, а как ты вообще умудрился так быстро перебросить к Нарве весь свой полк. Да еще и как я поняла с припасами?

— По реке, — буднично, как о само-собой разумеющемся, ответил Карпов.

— Но-о это невозможно. Были бы какие-то слухи, разговоры. А тут ничего. Вообще ничего.

— А к чему лишний шум. За пару часов погрузились на большие рудные баржи. Шесть барж, два парохода. В пять часов по полудни отчалили от Замятлино, в десять часов вечера миновали. Ни у кого никаких подозрений. Начало навигации, пошел караван за рудой. Мало ли что болтают. Опять же, о том, чтобы хватали мои суда, никаких разговоров не было. На рассвете подошли к Нарве, десантировались и вошли в город.

— Вот так просто?

— Не просто, но вошли. Тут главное четкое планирование и точный расчет. Ну и чтобы никакая случайность не приключилась.

— А как на озерах волнение случилось бы?

— В том и прелесть паровой машины, что ей без разницы с какой стороны дует ветер. Хотя да, из-за волнения несколько часов потеряли бы.

— А как буря?

— Тогда все еще хуже. Лешакам в одиночку пришлось бы сдерживать шведа, а потом еще и нам с боем прорываться к ним. Крови пролилось бы много.

— Но в результате ты не сомневался?

— С чего бы? Мы безустанно готовились к этой операции. Учились вести уличные бои. Отрабатывали специальные навыки. Так что, с того момента как мы взяли замок, город в любом случае был бы обречен. Оставался бы только вопрос в цене.

— И что ты намерен делать теперь?

— Ну уж роздых шведу давать точно не собираюсь. В Пскове с делами уж покончил. Теперь пора выдвигаться дальше трепать холку шведу. Пока Николай Дмитриевич не припожаловал и не испортил всю обедню.

— А как пожалует? — С толикой вызова поинтересовалась Лиза.

— Во-первых, Я еще переговорю с Пятницким, и среди малого веча у меня имеются соратники, кои готовы меня поддержать даже в случае кое-каких издержек, потому как в будущем это сулит большие выгоды. Во-вторых, Елизавета Дмитриевна, тут ты не представитель царской семьи, а княгиня, и в моих планах прирезать тебе немалую толику власти. Что мы с Пятницким уже начали делать. И наконец, тут тебе никто не указ.

— Ты это о чем? — Холодно поинтересовалась Лиза.

— Ты все поняла, Елизавета Дмитриевна.

В ответ на это, княгиня отвернулась, пытаясь скрыть предательский румянец. Вот только для этого не помешало бы к кокошнику еще и платок приодеть, чтобы скрыть пунцовые ушки.

Едва дверь за Иваном закрылась, как она буквально рухнула на стул, уперлась локтями в столешницу, и уронила голову на подставленные ладони. Господи, да что же с ней такое творится. Его лик, его голос, его манера держаться. Его слова. Эка осмелел. Почувствовал, что дорога открыта! А куда открыта-то!? В спальню иль к сердцу!? Чего он добивается? Использует ее? Или он тогда говорил правду и не смел поднять на нее взгляд из-за разницы в их положении?

А она? Чего хочет она? Не предает ли память мужа? Спокойно. Не стоит взваливать на себя чрезмерно много. Никого она не предает. Она была верна супругу не только телом, но и душой. Потому как любила его. И детей прижила не по обязанности, а по любви.

Правда, где-то в дальнем потаенном уголке ее сердца нашлось местечко и для молодого стрельца. Вот только задвинула она его так далеко, что о том и поминать не стоит. Эвон, даже сейчас никак он из той темницы выбраться не может. И суждено ли тому чувству вообще белый свет увидеть, неизвестно. Тетке-то легко поминать про похмельную кружку. А как она поперек горла становится, тогда что?

* * *

Крыштав осадил коня, на берегу речки. Дорога словно ныряла в вялотекущий поток, и выныривала на его противоположной стороне. Граница. Всмотрелся в берег напротив. До него не так чтобы и далеко, всего-то шагов шестьдесят. Да и речка так себе. Верхнее течение, от истока не далеко, а потому и глубина до смешного мала, пусть и весна.

Из зарослей подлеска появился пеший, одетый в мундир личной сотни боярина Карпова. Помахал рукой, мол все нормально, можно переправляться. Крыштав подал знак сопровождавшему его взводу и они разом двинули коней через поток, взметнув тысячи брызг, породивших радугу, заигравшую на ярком весеннем солнышке всеми цветами.

— Здрав будь, Крыштав Казимирович.

— Ты здравствуй, прости не упомню твоего имени.

— То и не удивительно, — степенно огладив усы и бороду, ответил парень с нашивками десятника. В дружине боярина вообще все сплошь молодые. — Я тебя по плену помню. А ты меня хорошо как мельком видел. Арсением Ивановичем кличут.

И плевать ему, что перед ним шляхтич. У него в подчинении десяток бойцов, и сам боярин на людях, обращается к нему по званию, фамилии или имени отчеству. И как бы не был знатен Шляхтич, ему то так же зазорным не будет.

— А скажи-ка десятник, не служил ли ты в лешаках? — Все же не желая обращаться к выходцу из черни по имени отчеству, поинтересовался Арсений.

— Никак посчитаться хочется? — Бросив на шляхтича лукавый взгляд, поинтересовался парень.

— То не твоего ума дело.

— А вот тут ты не прав, — совершенно серьезно возразил парень. — Вы тогда к нам не в гости приходили, а дома наши жечь. И до деревенек, что оказались на вашем пути очень даже добрались. Вот и мы вас не пирогами потчевали. Но то дело прошлое. И коли сегодня вместе, то вместе быть и должны. А коли за местью сюда подался, шел бы ты обратно. Потому как, уж не обессудь Крыштав Казимирович, зряшнее это дело, и стоить может тебе головы. То слова не мои, а боярина нашего, — примирительно улыбаясь, и выставляя перед собой руки, закончил десятник.

— Прав, твой боярин, — скрипнув зубами, вынужден был согласиться Крыштав.

— Да ты не ярись, Крыштав Казимирович. Нешто Иван Архипович без понимания, чтобы дразнить союзников. Мы из его личной охранной сотни. Но с лешаками ты еще встретишься. Там, — парень неопределенно махнул рукой. — Но тогда уж помни о словах боярина.

— Ладно о том. Путь свободен?

— Свободен. Я и еще парочка парней, для вас как пропуск будем.

— Добро. Юрий.

— Я, господин поручик.

— Доложи господину ротмистру, что путь свободен и нас встречают.

— Слушаюсь.

— Ну, поехали вперед, десятник.

— Хм. Так смысла в передовом дозоре тут нет. Чай по Псковской земле пойдем. Иль подвоха ожидаешь?

— Мы как видишь и по Посполитой земле с дозором идем, отчего же здесь делать исключение.

— Хм. Прости Крыштав Казимирович, как-то не подумал. Прав ты. Военный поход, то не прогулка по бабам. Елизар, подавай лошадей, — обернувшись к зарослям подлеска, выкрикнул десятник.

И тут же из ветвей появились двое всадников, ведущие в поводу еще четыре лошади. Все так. И сопровождающие, и встречаемые были одвуконь. Одним из залогов успешной операции должна была стать мобильность. И тут уж сменные лошади как нельзя кстати.

Согласно уговора союзникам разрешалось взять с собой не больше одного слуги на десяток шляхтичей. Это вполне позволит впоследствии собрать достойный обоз с добычей, и в то же время, не будет столь уж обременительным. Обоз вообще был ахиллесовой пятой шляхетского войска. Насколько оно было стремительно на поле боя, настолько же неповоротливо и медлительно на марше.

Вообще-то, Острожский сам рвался возглавить хоругви и даже предлагал Ивану набрать куда большие силы. Ну что такое две хоругви? Но Карпов только неодобрительно покачал головой. Ну какой поход, коль скоро Константин Иванович является официальным лицом. Отверг и переход хуфой границы инфлянтско-шведской границы.

Так уж сложилось, что шведы зашевелились гораздо раньше намеченного срока. И активность со стороны Острожского будет только во вред. И в первую очередь для самого шляхтича и их планов, а не для Речи Посполито. Вот тут как раз все может сложиться очень даже удачно. И не то что в начале, но и в целом. Как впрочем и для Русского царства, которое непременно ввяжется в войну, коль скоро та разгорится.

Иван же хотел ограничиться только пограничным конфликтом ну или инцидентом. Пусть называют потом как пожелают. Но если в это дело ввяжутся большие игроки, все закончится так и не начавшись. Можно будет ставить крест как на Задвинском герцогстве, так и на Псковской земле. Слишком высока вероятность того, что приведя сюда войска однажды, Николай больше на захочет их уводить обратно.

Поэтому Иван решил ограничиться одной хуфой из двух хоругвей. Причем непременно из бедных русинских шляхтичей. Наемниками в этом мире никого не удивить. В качестве оплаты они все получали денежное вознаграждение, и однотипное вооружение. Гладкоствольные карабины, пара пистолей, сабля и легкая пика. Все выделки Замятлинского оружейного завода.

Кроме того, каждая хоругвь получала по две картечницы на конной тяге. Обучение расчетов Карпов брал на себя. И маневры показали сколь эффективным может быть использование картечниц даже в случае встречного кавалерийского боя. Что уж говорить об атаке пехоты, ощетинившейся штыками в построении каре.

Наемникам предстояло перейти границу с Псковом, и миновав по ним расстояние в дневной переход, оказаться на шведской территории. Для встречи и предотвращения недоразумений, и боевых столкновений, Иван и направил навстречу ротмистру Войниловичу сопровождающих. И надо сказать, поступил совершенно правильно.

Карпов часто и подолгу беседовал с Войниловичем, пока тот находился у него в плену. Весьма образованный, умный и храбрый шляхтич. С гонором у него все было в порядке. Но видя перед собой достойную цель, ради нее он был готов поступиться многим.

Кстати, это была именно его идея, сделать ставку не на него самого, а на Острожского. Сам он брался поддержать нового герцога во всех начинаниях, быть его правой рукой и опорой. Но себя в роли лидера попросту не видел. Странно для шляхтича? Есть такое дело. Но не всех же их отличает храбрость, ловкость и тупость.

* * *

Александр прильнул к стене здания ратуши, и вслушался в темную ночь. Никого. И тишина. Охрана где-то там, у входа. Оно конечно могут и в обход наладиться. Но это не смертельно. Им много времени не надо. Подал знак Елизар скользнул к углу, наблюдая за подступами. Киря и Добрыня тут же скрестили руки, на которые и взгромоздился их командир. Мгновение и его подняли на высоту окна. Прикрыть фрамугу сложенным в несколько раз плащом, чтобы заглушить звон битого стекла.

Порядок. Колесико на зажигалке высекло яркую искру, и в руке лешака тут же заплясал небольшой огонек. Хорошая штука. Их пока совсем мало, но для лешаков выделили. Их вообще обеспечивают лучше всех. Опять же, боярин собирается наладить их производство. Правда, в Нарве. Угу. Он оттуда не собирается уходить, так и заявил. Потому и город брали малой кровью, и без пожаров. А вот Дерпт, это уже совсем иное.

Огонек перекочевал на тряпицу, на горлышке бутылки, порождая вполне себе нормальное пламя, сродни факелу. Саня вбросил бутылку в комнату. Звон битого стекла. И внутри тут же все осветилось заревом разгорающегося пожара.

— Ходу парни, — спрыгивая на отмостку, приказал Александр.

Вся четверка тут же поспешила прочь. Их путь лежал к городскому арсеналу. Что последует когда пламя разгорится, и ратуша запылает жарким пожаром. Ясное дело что, чуть не половина города бросится тушить возгорание. Как и немалая часть остатков гарнизона города. Так уж заведено, что военные всегда в первых рядах, при различных стихийных бедствиях.

Нет, Александр вовсе не опасался того, что взбудоражит караул. После падения Нарвы и получения некоторых подробностей произошедшего, к караульной службе нынче отношение самое строгое. А потому тайные дела лучше проворачивать под шумок.

А шум будет знатный. Если не локализовать огонь, и не задавить его, может выгореть и весь город. Что с того, что тут сплошь и рядом каменные постройки? Дерева в них более чем достаточно, крыши, потолки, окна, отделка, мебель. Стихии есть где разгуляться, чего уж там.

Не прошло и получаса, как город загудел как потревоженный улей. Всполошился и караул у арсенала. Мало того, вскоре появился посыльный, который передавший приказ выдвигаться на тушение пожара. А что тут скажешь. Это самая настоящая беда, и при тушении дорог каждый человек. Так что, начальник усилил двоих караульных третьим, а с остальными поспешил на сражение со стихией.

Три хлопка, и все трое караульных повалились на мостовую недвижимыми. Четыре тени разом скользнули к убитым, ударживая их под прицелом. Убедившись, что с ними все кончено, один остался прикрывать тыл, трое заглянули в караулку, чтобы убедиться в том, что там чисто.

— Елизар, — кивая в сторону двери, коротко бросил Александр.

Тот только утвердительно кивнул, и убрал оружие за спину. Потом по обыкновению вооружился отмычками, и начал колдовать над большим амбарным замком. Товарищи же, прикрывали его, внимательно всматриваясь в тревожную ночь. Оно конечно проворачивать дела по шумок очень даже удобно. Но везде есть как положительные, так и отрицательные стороны. Так, в значительной мере увеличивается шанс случайного обнаружения. Легкий щелчок, и довольное ворчание лешака.

— Порядок, командир.

— Ждите, здесь.

Александр ступил в темноту хода ведущего в чернеющую глубину подземелья. Извлек фонарь, подкрутил винт подачи воды. Выждал пару секунд, и крутанул колесико. За стеклом тут же заплясало небольшое пламя. Подрегулировала подачу воды, в результате чего огонек разгорелся ярче, а света стало больше. Теперь вниз, по каменным ступеням. Причем, по обыкновению совершенно бесшумно.

Наконец он оказался на достаточно большой глубине, в весьма просторном подземном зале со сложенными из кирпича колоннами. Но примечательны были не они, и не размеры зала, а то, что он сплошь был заставлен боками с порохом. Сколько его здесь? Много. Очень много. Так много, что Александр даже нервно облизнул губы. Пусть его фонарик и считается пожаробезопасным, но от этого знания, особо благостно на душе не становится.

Пройдя вдоль многоярусных рядов с бочонками, он обнаружил небольшой проход и юркнул в него. Дошел до его средины. Потом извлек из рюкзачка сверток, и дернул кольцо, высвобождая механизм взрывателя. Ничего особенного. Просто трубка, подпружиненная металлическая пластинка, боек, и капсюль. После удаления стопора, пружина начинает растягивать пластину, и когда та наконец рвется, пружина толкает вперед боек. Времени это занимает от часа до двух.

Вот, вроде и не раз лично наблюдал, как это происходит. У вроде бы убедился в безопасности. Но едва только выдернул стопор, как сердце словно позабыло как биться. Приноровился, и забросил адскую машинку на самый верх. Глухой стук падения тугого и тяжелого свертка услышал уже крепко зажмурив глаза.

Ага. Порядок. Не рвануло. Оно конечно братец боярина утверждал, что опасности никакой. Да только, поди сохрани спокойствие духа, наблюдая штабеля бочонков с порохом. Да тут не меньше тысячи бочонков! Нет, оно может и меньше… Да какое это имеет значение. Все одно изрядно.

Переведя дух, Александр поспешил на выход. А уже покидая подвал, успел совладать с собой настолько, чтобы казаться полностью спокойным. Ага. Пусть парни и не видели картину с бочонками возвышающимися перед взором сплошной стеной. Но все же представление имеют. От того и всем своим видом выражают только одно желание, оказаться отсюда как можно дальше.

— Уходим, братцы.

Ага. Обрадовались. Вот только радость та будет не столь уж долгой. Бежать-то им не так чтобы и далеко. Всего-то до пороховой башни, под которой находится еще один склад пороха. Есть еще и третий. Но тот в цитадели, и уж туда-то им ни за что не пробраться. Если только штурмовать всем взводом. Но и то, сомнительно. Швед нынче настороже, а потому, тут работенка пожалуй для всей роты лешаков. Это ведь не бастион штурмовать, с его длинными подземными потернами и галереями. Тут пространства куда больше, а потому численное превосходство играет куда более значимую роль.

* * *

— Так. Еще малость подкопайте, и можно вкатывать пушку, — Митя, выпрыгнул из окопчика, и деловито потер руки, отряхивая с них землю.

Казаки только тяжко вздохнули. Ну не по нутру им вот так-то ковыряться в земле. А ведь еще и эти клятые пушки пришлось таскать на себе. Хорошо хоть не чугунные, а стальные. Не такими тяжелыми получились. Правда, это легко компенсировалось тем, что пришлось их катить целые две версты, причем без дорог, и конной тяги. Ну да делать нечего. Пришлось опять браться за лопаты.

Митя осмотрелся окрест. Артиллерийская позиция за противоположным от Дерпта скатом холма, была достаточно хорошо освещена множеством факелов. Оно конечно полная луна куда предпочтительнее звезд, но ночь была безлунной. Впрочем, чего пенять на погоду. Хорошо уже то, что нет дождя. Вот когда намучились бы, осуществляя задуманное.

Чтобы оказаться здесь, парню пришлось выдержать с Иваном целую баталию. Ну не понимал тот, отчего золотая голова, с коей надлежит сдувать пылинка, должна непременно рисковать, участвуя в горниле сражений. Некуда больше приложить свои знания и усилия. Слава Богу, братец успел уж подготовить вполне достойных артиллеристов. А сколько всего понапридумал, пусть и с подачи старшего брата, так это и вовсе просто диво.

Но нет, уперся, как баран. Не отпустишь такого, того и гляди, сам убежит. И тогда уж все может оказаться куда как хуже и горше. Как говорится, если командир не может предотвратить пьянку, он должен ее возглавить, и придать более упорядоченный вид.

Потому Иван взвалил на брата ответственность за всю артиллерию. Благо теперь в его распоряжении имелось уже две четырехорудийных батареи полевых пушек. И забот от обеспечения фуражом лошадей, до общего руководства в бою, у Мити будет более чем предостаточно. А значит, младший брат оказывался и при полезном деле, и подальше от передовой.

Взяв Нарву, Иван собирался показать, насколько он серьезный противник, и на что способен. Так сказать продемонстрировать наглядно каково оно будет воевать с ним, а не договариваться полюбовно. Урон престижу королевства конечно же случится. Но не так чтобы и серьезный. Ну подумаешь, пограничный инцидент, даже окончившийся не в пользу Швеции. Ведь потом можно будет и реванш взять. Вот только подготовиться, дабы эффективно противостоять новым тактическим приемам и оружию псковичей.

Для демонстрации Иван выбрал два направления. Он собирался разрушить, а точнее сжечь Дерпт, и наголову разбить шведские войска в Прибалтике. Едва получив сведения о падении Нарвы, губернатор приказал направить к городу гарнизоны Дерпта и Ревеля. В общей сложности получалось пять тысяч пехоты и тысяча кавалерии.

Ослабление гарнизона Дерпта, и решил воспользоваться Иван, перебросив сюда по озеру три батальона, при всей артиллерии и минометах. Кроме того, в деле принимали участие и весь его флот. Четыре бригантины. Три были вполне обычными. Если не считать, наличие на их борту дюжины новых четырехфунтовых стальных пушек. Причем стреляли они вовсе не ядрами, а оперенными цилиндрическими снарядами.

В результате определенного угла оперения, снаряд вращался вокруг своей оси, что в купе с тщательной калибровкой стволов и снарядов, повышало точность огня втрое, против известных образцов. Так же, фугасные снаряды имели внушительный разрывной заряд в два фунта пороха. Учитывая, что порох был выделки Замятлинской пороховой фабрики, то за счет более лучшей выделки и точного выдерживания пропорций он был в два-три раза мощнее обычного.

К тому же, появился и новый вид снаряда. Зажигательный. Этот имел только один фунт разрывного заряда но зато порядка полулитра напалма. Аргумент более чем серьезный. Тем более, что даже в случае не пробития толстых бортов линейных кораблей, заряда было вполне достаточно для разрыва корпуса, и выпуска наружу жидкого пламени. По сути, это было даже страшнее, потому что исключало доступ к огню пожарной команды. Ну, это в случае, если они все же додумаются гасить пламя песком, а не водой.

Ядра из боекомплекта были исключены полностью. Хотя и нельзя сказать, что при желании их нельзя было бы использовать. По сути, это были все те же, старые добрые дульнозарядные пушки. Разве только под ними были устроены особые поворотные платформы, увеличивающие сектор горизонтальной наводки до девяноста градусов. Благодаря расположению на верхней палубе, наклону платформ, и стопорным клиньям под колесами лафетов, перезарядка этих пушек максимально облегчалась. Как результат они производили по четыре выстрела в минуту. То есть, не уступали в этом полевым пушкам.

Четвертое судно отличало наличие паровой машины и гребных колес. «Ласточка» как назвал паровую бригантину Иван, была вполне способен тащить за собой на буксире трех своих парусных сестер. Это позволяло значительно повысить скорость небольшой эскадры, и снизить зависимость от капризов ветра. В том числе и при подъеме вверх по течению реки Эмбах, на берегу которой и расположился Дерпт.

Вооружение «Ласточки» состояло из семи уже известных восьмидесятимиллиметровых орудий. Разве только морской лафет в значительной мере отличался от такового у полевой пушки. Ну и разумеется, нечего было и мечтать о том, чтобы использовать эти орудия на суше. Конструкция напрочь лишала такой возможности. Если конечно не использовать их для поддержки сухопутных си прямо с борта.

Сектор обстрела этих орудий составлял порядка ста градусов, кормового двести семьдесят. Это позволяло использовать его не только как ретирадное, но и практически без ограничений в бортовом залпе. Ну и угол возвышения, в сорок пять градусов, что в купе с уменьшенным зарядом позволяло вести навесную стрельбу по весьма крутой траектории…

Благодаря собранным сведениям, и пароходам, Иван сумел с вечера войти в Эмбах, и подняться в верх по течению буквально за пару часов. В то время, как самый скорый гонец успел бы сообщить об этом в крепость, он уже начал высадку на берег, и переброску орудий на заранее намеченные позиции.

Впрочем, если кто и мог бы подать весть, то только крестьяне. А они старались в такие дела не лезть. Так что, даже если кто и наблюдал подъем своеобразной эскадры, то предпочел бы как-нибудь получше укрыться. Разумеется имелись и военные посты. Но и они не могли подать весть коменданту крепости, ввиду безвременной кончины, вызванной близким знакомством с лешаками…

Митя обернулся на скрип колес. Ага. Это подошли полковые пушки. А-а не-эт, вон и первая корабельная, которую тянут казаки, что твои бурлаки. Лошадей на все пушки не хватает. По сути, только у полковых пушек и есть конная тяга. Остальную артиллерию переносят буквально на руках.

Вот казачки закатили пушку выше выкопанного окопчика, а затем аккуратно опустили ее в него казенной частью. В результате ствол задрался под невообразимым углом, что твоя мортира. Митя проверил угол возвышения. Вооружился блокнотом и свинцовым карандашом, быстро набросал таблицу угла возвышения и веса заряда. Вручил исписанный листок бомбардиру.

— Вопросы есть?

— Да нет, Дмитрий Архипович. Все как на учениях.

Вполне уважительно ответил казак. И что с того, что он годится этому пареньку в отцы. Образованный и умный человек априори вызывает два чувства, уважение и зависть. Завидовать казак считал для себя зазорным, а вот уважать, это совсем иное. От того и обращение по имени отчеству.

— Верно. Ладно братец, пойду к другим пушкам.

Орудия постепенно занимали свои позиции, и каждое получало свою таблицу для стрельбы. А иначе никак. Как ни старайся, а углы под которыми отрыты окопы, все одно имеют разницу. И даже эти таблицы были не более, как примерными. Просто тут особая точность-то и не нужна. Главное, чтобы снаряд забросило за городские стены. А там, застройка довольно тесная, так что мало не покажется в любом случае.

Примерно в ста саженях от берега реки, сейчас разворачиваются минометные батареи. Двенадцать стволов способны уместиться на небольшом пятачке. Для этой довольно грозной силы оказалось вполне достаточно неглубокой складки, способной только и того, что укрыть от взглядов со стен крепости. Зато, незначительное удаление, способствует накрыть большую часть города. Впрочем, именно она-то и имеет плотную застройку.

Несмотря на близость к городу, находящемуся на противоположном берегу, шведы так ничего и не обнаружили. Да и не удивительно, в общем-то. С одной стороны, минометчики и их прикрытие вели себя тише воды, ниже травы. С другой, в городе сейчас творилось форменное безобразие. Зарево полыхающего пожара, шум и гам, доносящиеся даже до обустраивающихся на позициях.

Установка орудий завершена. Шведы так и не догадались о том, что у них под носом расположился противник. Кстати, предположение относительно того, что крестьяне не станут предупреждать коменданта крепости о грозящей опасности, не оправдались. Благо Иван и не думал расслабляться, а потому лешаки успели перехватить нескольких смельчаков, отправившихся в город.

— И чего ждем, Ваня? — Взволнованно поинтересовался Митя, уже обошедший все позиции пушкарей.

Разве только у минометчиков не был. Ну да, те во-первых, ему не подчиняются, потому как проходят по батальонному командованию. С него идет только обеспечение. А во-вторых, с их практикой, минометчики еще и его кое-чему научат, а где-то даже пренебрежительно отмахнутся. Потому как практика, она и есть практика, подчас неподвластная никаким математическим выкладкам.

— Не Ваня, господин капитан, а боярин, или Иван Архипович. Напросился в поход, так будь добр соответствовать.

— Прости боярин, — стушевался Митя.

Хм. А где-то ведь и обидно. Они-то чай не одни, и тот конфуз видели представители штаба. Хорошо хоть вестовые и охранная сотня находятся в стороне. Впрочем, сам виноват, чего уж там.

— Светает, Иван Архипович, — озвучил общее настроение командир первого батальона майор Жабин.

Угу. Дружок детства. Попробуй такого оставить в стороне. Смертельная обида. И потом, значит командовать захватом Нарвы, это пожалуйста. А как дальше, так охранять уже захваченное? А ведь по хорошему Карпов не собирается допускать шведа до города. Тогда выходит, придется сидеть в тылу? Так что, Артем здесь, под Дерптом. И пусть для пехоты дела вроде как не предвидится. Тем не менее, нетерпеливо бьет копытом землю.

И тут земля под ногами вдруг толкнула в ступни, а над землей разнесся оглушительный грохот. Ну не считал Иван нужным информировать весь штаб о своих планах. Только в части касающейся, и не более.

Ждать второго взрыва никакого смысла. Уж больно не надежны взрыватели, а потому и синхронизировать их срабатывание практически не реально. Но Иван все же выжидал. Прошло не менее десяти минут, прежде чем он наконец отдал команду.

— Трубач, сигнал к открытию огня.

Вот так. Без переговоров и ультиматумов. Просто от всей широты русской души. И плевать, что они сюда прибыли вроде как спасти купцов угодивших в неволю. Если Господь не попустит, выберутся через один из древних подземных ходов. А в остальном…

Испытывал ли Иван угрызения совести по поводу того, что уже происходит в городе? И в еще большей степени произойдет в ближайшее время? В общем-то, где-то внутри сидел червячок, размером эдак с хорошего солитера, и совесть свою чистой он назвать никак не мог. Если в Нарве это был четкий и выверенный укол, то здесь это будет ударом булавы, демонстрацией его возможностей.

Да, ему откровенно не нравилось то, что он собирался предпринять. Но если он не возьмет плату кровью со шведов, то они возьмут ее с псковичан. И по этому поводу он не испытывал никаких иллюзий. Это был жесткий, но необходимый превентивный удар. Единственным слабеньким и бледным оправданием он мог посчитать то, что выждал какое-то время после взрыва, который должен был выгнать на улицу ил заставить выглянуть в окно всех и каждого.

А потом лешаки должны были кинуть в толпу клич спасаться в заброшенном католическом соборе на холме. Иван строго настрого приказал не обстреливать тот участок города, по сути свободный от построек. Вот и все, чем он мог помочь горожанам.

Земля вновь отозвалась дрожью. Но на этот раз это было результатом практически единовременного залпа сорока четырех орудий. После такого вступления нечего было и думать расслышать хлопки минометов у подножия холма, на вершине которого расположился штаб. В городе так же все выглядело не так чтобы и серьезно. Нет, звуки разрывов конечно же доносились оттуда. Но выглядели они так же, не серьезно.

За первым залпом последовала разрозненная пальба. Скорострельность орудий варьировалась от мастерства пушкарей, элементарных вопросов обыденного характера, как то опрокинувшееся ведро с водой, или споткнувшийся подносчик. Вносило свою лепту и различие в конструкции орудий. Уже через минуту эта разрозненная пальба, превратилась в одну нескончаемую канонаду.

Над городом, очертания которого уже начали проступать в предрассветных сумерках, начало подниматься алое зарево пожарищ. Зажигательные снаряды сделали свое дело. Не могли не сделать. Тем более, когда на него в минуту обрушивалось свыше пятисот зажигательных снарядов и мин. Двести пятьдесят литров напалма, рассредоточено заброшенного по всему городу. Который в плане представлял собой неправильную окружность диаметром примерно в одну версту.

Обстрел длился всего лишь десять минут. Четыре волны, с двухминутным перерывом. Но этого с избытком хватило для того, чтобы практически весь город оказался объятым пламенем. Бороться с огнем было просто бесполезно. Невозможно противостоять огненному зверю, вцепившемуся в город сразу со всех сторон, да еще когда каждую секунду появляются все новые и новые очаги возгорания, которые невозможно тушить. Вода вместо того чтобы гасить пламя, словно сама служила для него топливом.

Сразу по завершении обстрела, пушкари и минометчики израсходовавшие весь принесенный боезапас, начали покидать свои позиции. Задача выполнена, а значит пора уходить. Тем более, что времени совсем не осталось. Со времени ухода дерптского гарнизона миновало двое суток. И все это время, шведы ускоренным маршем двигались к Нарве. Вскоре они соединятся с войсками из Ревеля, и именно в этот момент не мешало бы с ними повстречаться. А в драке они будут злы. И это еще мягко сказано. Многие солдаты из Дерпта оставили здесь свои семьи.

— Боярин, дозволь доложить? — Словно чертик выскочил перед Иваном Редькин, командовавший десятком, отправленным в город.

— Докладывай Сашка, — вперив в него внимательный взгляд, велел Карпов.

— Все сделали как ты велел. Наших купцов вызволили. Всего их набралось два десятка. Но ушли легко. Там такой переполох с пожаром начался, что вокруг не больно-то и смотрели. Когда завели наших в ход, отправил с ними пару парней. А сам с остальными обратно в город. Выловили несколько человек, в разных концах города, и пустили с кличем по городу, когда обстрел начался.

— И к чему было так рисковать? Я же приказал, после взрыва арсенала раструбить, чтобы спасались на холме, а самим уходить еще до начала обстрела.

— Так, боярин, начни мы кричать, то нас скорее все бросились бы хватать. Потому как на шведов наш говор ну никак не похож. А уж когда начали рваться снаряды, то и веры нашим словам у пленных было поболее. Да и кричали они с куда большим задором. Ну и спешили спасать своих. Хорошо получилось, Иван Архипович. Мои все возвернулись. Ни одного раненого, — убежденно закончил Александр.

— Горожан много побило? — С затаенной надеждой поинтересовался Иван.

— Побило. Не скажу, что изрядно, но побило. Но на холм не прилетело ни одного шального снаряда.

— Понял. Купцы-то где?

— Их уж на баржи увели.

— А что с Пороховой башней? Заминировать получилось?

— И заминировать получилось, и ту адскую машинку не сыщут. Но только когда она рванет, не ведаю. Я все сделал как надо.

— Добро.

Пороховая башня взорвалась примерно через четыре часа. К тому времени полк уже полностью погрузился на баржи, и начал отходить от берега. Их ждала новая схватка. И на этот раз, противник не станет отсиживаться за стенами, в ожидании штурма. Вовсе наоборот, он будет всячески стараться вцепиться русским в глотку, и порвать их на части.