— Ну здравствуй Сережа.

Гаврилов по обыкновению сграбастал в свои объятия Звонарева, словно они не виделись как минимум год, хотя с последней встречи прошло всего-то две недели. Проходящие мимо не скрывая своего удивления, взирали на эту сцену встречи.

Было чему удивляться, как-никак подпоручик и прапорщик, представители офицерского корпуса. Понятно, что по призыву, кадровые военные выглядят иначе, как-то более подтянуто и чопорно, что ли. Эти вроде тоже форму носят не как гражданское платье и сидит она на них ладно, но что-то неуловимое указывает на то, что она оказалась на их плечах совсем недавно. Отчего такое впечатление непонятно, но вот есть и все тут. Хотя, если на прапорщике, сильно уступающего телосложением подпоручику, она новая, то на первом уже успела пообмяться, что возможно только при длительном ношении. Однако любой даже не искушенный мог определить их принадлежность скорее к гражданскому сословию, нежели к военному.

— Слушай Семен, ты не мог бы как-нибудь по другому выражать свою радость? Ведь не весть что подумают.

— Боишься причислят к секс меньшинствам, — понизив голос и доверительно наклонившись к Сергею озорно спросил Гаврилов.

— Ой, ну надо же, какие слова мы знаем.

— Погоди, ты еще всего моего словарного запаса не слышал. Якорная цепь.

— Весь, лучше не надо.

— Не буду, — легко согласился гигант. — А это стало быть и есть твой корабль, которому предстоит бороздить просторы Маньчжурии, — осматривая стоящий на запасных путях бронепоезд поинтересовался он.

— Ну, пока только Ляодунского полуострова, но будем надеяться, что твои слова окажутся пророческими.

— Калибр, оно конечно, впечатляет, но вот все остальное…

— Что, не похож на те, что ты видел в фильмах?

— Ты говори, говори, да не заговаривайся. Сколько раз повторять, это вы с Антоном, ничегошеньки в этой жизни не видели, а я дело совсем другое.

— Это ты не заговаривайся. Где это ты мог наблюдать бронепоезда, если в последний раз их использовали только в Великой Отечественной.

Бронепоезд в настоящее время находился на запасных путях в районе депо, так что они вполне себе могли общаться отойдя в сторонку и имея возможность рассмотреть его со стороны в целом. Того, что их разговор могут услышать друзья не опасались, хотя их и было прекрасно видно, разобрать о чем именно идет разговор было невозможно. Если конечно не озаботиться каким-нибудь умельцем, вооружившимся биноклем и умеющим читать по губам. Других методов для прослушки пока не существовало, разумеется, если позабыть о стакане приставленном к стене и приложенном к нему ухе.

— На Забайкальской железной дороге. Еще в шестидесятые, когда отношения с Китаем все еще были ой как далеки от дружеских, на границе появились бронепоезда, внушительное скажу тебе зрелище.

— Да они устарели как оружие даже во Вторую Мировую.

— Ну, с охраной железнодорожных узлов и сопровождением эшелонов они вполне себе справлялись. Или ты думаешь их собирались использовать, чтобы давить китайскую пехоту? Так что несколько штук, вооруженных вполне себе современным оружием имелись.

— Слушай, и где только тебя не носило, пока ты служил во имя чистого и светлого.

— Это точно.

— Вот только шестидесятые… Тебя же еще не было.

— А ты не лыбься. Если хочешь знать, там есть целые полустанки, на запасных путях которых и по сей день, ну пока мы там были, стоят десятки паровозов на консервации. А что, им никакой топливный кризис не помеха, угля в Сибири и на Дальнем Востоке завались, так что могут еще и сгодиться. Вот и бронепоезда имеются.

— Ну это-то по большому счету не бронепоезд, а подвижная батарея.

— Понятно. А я признаться когда ты рассказывал о нем представлял себе нечто иное.

— Семен, ты ведь не фантазер. Ну в какую башню можно затолкать такое орудие на железнодорожной платформе?

— Тоже верно, — задумчиво проговорил Гаврилов внимательно осматривая бронепоезд.

Он конечно отличался от того, что ему представлялось, но впечатление производил. Четыре платформы со сто двадцати миллиметровыми морскими орудиями, сейчас повернутыми по оси состава, со стальными бортами не выше метра. Между орудийными четырехосными платформами уютно устроились небольшие стальные вагончики на духосных, с башенками в виде усеченной пирамидки. Судя по конструкции передвигаться внутри них можно было только согнувшись в три погибели, ну это если Семену, но и остальным не больно-то получится расправить плечи, потому как высота помещений получалась метра полтора, ну может чуть больше. Понятно, чем приземистей конструкция, тем сложнее в нее попасть. В середине стоял паровоз, о чем напоминала только труба, так как стальной короб с наклонными плитами в верхней части, никак не походил на локомотив. Сразу за паровозом тендер, над которым возвышались две башенки, одна впереди, другая сзади. Передняя как видно командирская с узкими прорезями для наблюдения, а сверху что-то напоминающее перископ. Над задней был хорошо виден дальномер, концерновской конструкции. Уж эти два сооружения никак не отличались приземистостью, возвышаясь над стальными вагонами как минимум на метр, а то и больше. Понятно. Паровоз никак не урежешь и в землю не вобьешь. А тендер… В конце концов он выступает как единое целое с ним, опять же командиру и дальномерщику обзор нужен.

За сердцем бронепоезда шел стальной вагон, такой же приземистой конструкции, только покоился он на большой четырехосной платформе имея две двухстворчатые двери. По стенам проходили бойницы, не иначе как под пулеметы. Далее опять две орудийные платформы с маленьким вагончиком между ними. Да, то что он сейчас видел, сильно отличалось от видимого раньше, но все же уважение внушало.

— А что это за вагончики между орудиями.

— Вагоны погреба. На сами платформы в боеукладку умещается только сотня выстрелов, так что посчитали, запас будет не лишним. Всего по три сотни выстрелов на орудие. Опять же две дополнительные огневые точки, там по одному пулемету с борта будет располагаться.

— А сколько всего?

— Считай сам. По два на каждую платформу, плюс четыре в десантном.

— Шестнадцать пулеметов. Солидно, ничего не скажешь. А дальномер намертво приделан?

— Нет. Он в случае надобности может быть выносным, на этот случай и полевые телефоны есть и два связиста предусмотрены. Плюс телефоны на каждую платформу.

— Я вот смотрю, а что же орудия будут только по оси работать с незначительными отклонениями? Непонятно, как в такой тесноте они будут разворачиваться.

— Да просто все, как мычание. Борта, что будут с тылу, откидываются и превращаются в пол, по которому и перемещается обслуга.

— А экипаж?

— Сто семьдесят человек, из них десанта сотня, офицеров четверо. Командир, два артиллериста, на каждом по два орудия и я командир десанта

— Не слабо. Но если так, то чего же тогда не видно морячков, едва пара десятков вокруг снуют? В увольнительную спровадили что ли?

— Да какие сейчас увольнения, еще в таких количествах. Большинство экипажей сейчас на строительстве обходного пути под Цинджоу, учатся пути укладывать. Случись повреждения, кому-то надо их ликвидировать. Но не сегодня завтра уже вернутся. Пора приступать к обучению.

— А пути-то чем ладить будете? Нужно ведь материалы с собой таскать.

— Будут еще три открытые маленькие платформы, одна спереди и две сзади. На них и погрузим все необходимое.

— Паровозик-то потянет?

— А куда он денется. Потянет и больше, еще запас по мощности останется. Тут еще какая изюминка. Отопление котлов у него на мазуте, так что по дыму нас особо и не засечешь.

— По моему, Антону не понравится, как ты разбазариваешь мазут. Он ведь в первую очередь для катеров. Дополнительное топливо ведь не завезли.

— Значит, для батарей будет во вторую. Да не журись, все будет нормально. Мы с Антоном заранее все обговорили. Кстати, идея с мазутом его. Недополученный мазут он перенаправит в Циндао, кораблем, под нейтральным флагом, так что 'Чукотка' вполне себе пополнит там запас. В общем, не самый насущный вопрос. Ну, по мне все предельно ясно. А что у тебя? Как планируешь действовать?

— Планов как у Наполеона, а вот с реализацией… По хорошему нам бы выдвинуться к Бидзыво, там сейчас Фок доблестно наблюдает за высадкой японцев и ничегошеньки не делает. Но под каким соусом это проделать, ума не приложу.

— Думаешь, сумел бы приостановить высадку?

— С моими-то орлами? Да легко. А если бы, еще и эти батареи туда двинуть… Кстати вторую успеют сладить?

— Не вопрос. Уже завтра выйдет из депо.

— Понятно. Вот и выходит, что ты первым примешь участие в боях, мне пока из моего тихого поселения ходу нет.

— Тихого, скажешь тоже. Мне Антон порассказал, как ты там тишину блюдешь.

— Теперь уже считай тихо. Как из орудий и минометов садить перестали, так тише и стало. Опять же, гранатами больше на балуемся, попробовали и ладушки, остальное как говорится: Все для фронта, все для победы.

— Так что, будешь сидеть тихо и сопеть в дырочку?

— Не совсем. Послушай, как считаешь, кто вступит в командование дивизией, если устранить Фока?

— Семен, ты это… Понятно, что Степанов в своем романе расписал его как откровенного предателя, да слухи всякие нехорошие ходили про японское золото, но может и дурь все это. Просто воевал человек как умел, но безнадежно отстал от современности.

— А солдатушкам за эту дурь кровью платить?

— Ты не заводись. Лучше вспомни, что нами планировалось изначально. Вся эта кровь должна была обильно слиться в Маньчжурскую землю, а мы собирались взирать на это со стороны. Теперь мы хотим сберечь жизни, а пока получается совсем наоборот. Скольких морячков уже потеряли, а ведь в нашей истории многие из них живы остались. Так что на нас эта кровь. Может потом все и лучше будет, но эта кровь на нас. А еще кровь тех японцев, что Макаров отправил на дно. Не знаю, сколько там было человек, но три транспорта это не фантики, так что тысяча это по самым скромным прикидкам. Прибавь тех, кто погиб на японских броненосцах и крейсерах, в плен-то попало и тысячи не наберется, а сколько было в экипажах…

— Кстати, что тут было, рассказать не хочешь? Мы там только сплетни и слышали.

— А что тут рассказывать. Повадились японцы стеречь проход, чтобы мы не смогли поднять пароход…

— А я грешным делом, когда услышал, то решил, что эта идея твоя, — дослушав рассказ друга, разочарованно протянул Гаврилов.

— Дак и была моей. Во всяком случае, за наблюдения я принялся на день раньше, чем Иванов. Но так уж сложилось, что протянул, а Иванов… Если он и в известной истории первым до этого дошел, так чему тогда удивляться.

— Тоже верно. Так как там насчет дивизии? Да не смотри ты так на меня. Жив останется твой Фок. У меня снайпера из якутов и чукчей, помнишь. Так что если надо, то и прыщ отстрелят, ничего лишнего не повредив. Засадят ему гостинец в плечо, так чтобы не насмерть, но и без больнички никуда, даже на инвалидность переводить не будем.

— С чего это он мой, — обижено буркнул Звонарев, но видно, что на его лице аршинными буквами было написано облегчение. Кто они по сути, чтобы вершить суд? Вот то-то и оно. А так, и волки сыты и овцы целы. Затем немного подумав, выдал, — Думаю все же назначат Надеина. В конце-концов, он командовал участком фронта при обороне Порт-Артура.

— Вот и ладушки. Он хоть и старый крендель, но о геройском стоянии на Шипке не позабыл, так что будет держаться за Цинджоу, как за ту болгарскую горушку. А то как-то нехорошо получится. Ты тут днями и ночами мастеришь береговую батарею, а все прахом пойдет. Кстати, а что тут решили с пулеметчиками? Или сунули в руки машинку и иди управляйся как знаешь?

— Ну, где-то так.

— Выходит, артиллеристов учить собираетесь, а пулеметов набрали чуть не два десятка и в ус не дуете.

— Ты хочешь поязвить или есть предложение?

— Я тут четверых с собой прихватил… Как, прикомандировать сможем?

— Я думаю проблем не будет. Только зачем четверо?

— По два на бронепоезд. Кстати, смотри, чтобы Фролов и Васюков, непременно к тебе попали.

— Поня-атно. Значит, телохранителей назначил.

— Понимай как знаешь, но сделай так как я прошу. Пожалуйста.

— А на второй-то знающие бойцы пойдут?

— Здесь не переживай. Оба с боевым опытом, во время восстания не по тылам объедались, пулеметы изучили на ять, так что ни мне, ни тебе краснеть не придется.

— Постараюсь. Слу-ушай, ты знаешь кого я встретил, когда увязался за Макаровым на Электрический Утес? Вот не поверишь. Я там видел Степанова, ну того самого, что еще должен будет написать роман 'Порт-Артур'

— Ого. И как он?

— Да носится по батарее белобрысый двенадцати летний пацан, седых волос отцу прибавляет. Даже во время обстрела батареи не могли его удержать в каземате, все норовил посмотреть как там батя, супостата гоняет.

— Эх, где мои двенадцать лет. Слушай, а за всей этой кутерьмой парнишку-то не потеряем?

— Ктож его знает. Было бы жаль. Но что мы-то поделать можем?

— И то верно. Антону бы сказать.

— И что он вынесет для себя из общения с мальчишкой? А потом, думаешь ему неизвестно, что этот мальчик здесь и где именно его искать. Пустое это.

— Лады. Значит парней я тебе пришлю завтра поутру. Я их в город отпустил, пусть развеются немного.

— Давай. Все одно люди еще не подошли. Кстати, поехали и мы где-нибудь посидим. А то, с завтрашнего дня мне уже будет не продохнуть.

— А давай.

* * *

Тяжело в учении, легко в бою. Эх Александр Васильевич, Александр Васильевич. Все так, все верно, но как не просто. Вроде и не первогодки матросы, а вот не ладится хоть тресни. Понятно, не тому их учили. Если у артиллеристов все более или менее, ну не на корабле орудия, так что с того, считай та же тесная палуба. Оно конечно приходится учиться совсем уж непривычному, но с другой-то стороны, стрельбу с закрытых позиций уже отрабатывали, когда гоняли Того в Голубиной бухте. Ясно, что там были не эти комендоры, но опять же не с нуля все ладить. А тут…

Если с нахождением на бронеплощадках и самим десантированием еще туда сюда, все же привычны к корабельной тесноте, то после начинается форменное безобразие. Ни тебе рассыпаться грамотно, чтобы не попасть под обстрел, ни залечь, так чтобы все как надо, с этим вообще песня. Моряк это тебе не пехтура серая суконная, элита. Это с какого такого перепуга брюхом пыль мести, какие такие перекаты и перебежки с паданием в туже землю, а тут еще и дождик зарядил. Мало того, что идею Звонарева, переодеть в форму цвета хаки на смех подняли даже офицеры, так еще и мараться лишний раз никто не хочет. А ведь не раз и не два отрабатывается десант.

Понятно, что приказ взбалмошного прапорщика выполнят, но до чего же с неохотой. Если бы не было молчаливой поддержки лейтенанта Покручина, то возможно все прошло бы куда проще. Но матросы чувствовали, что командир бронепоезда взирает на это как на некое баловство. Придет время и матросы с залихватским 'полундра' разорвут на части любого противника. Это вам не пехота, забитая и замученная, это моряки, народ задорный, храбрый с куражом, а иным в море и делать нечего. Вот только Звонарев считал, что для появления беспримерной храбрости, матросикам как минимум нужно сохранить в целостности свое бренное тело, а вот его-то они беречь не хотели.

— И чего Вы беситесь, Сергей Владимирович? Ну, не с руки нашим матросам уподобляться пехоте, вот и проявляют ленцу. Попомните мои слова, как дойдет до дела, вы еще поражаться будете их храбрости, они еще покажут себя, да так, что стрелки будут с опаской на них поглядывать, а японцы при их виде рыдать.

— Поймите, Роман Дмитриевич, что для этого еще нужно живым остаться. С дуру поймать пулю любой может, а какой от этого толк. Вы думаете пехота зря в землю зарывается, да учится к каждому холмику припадать как к мамке.

— Все понимаю, но морскую натуру не переделать.

— Это Вы сейчас так говорите, а они посматривая на вашу поддержку куражатся как дети малые, но один два боя и будут кланяться и пулям и осколкам, станут искать любую возможность, чтобы избежать смерти или ранения, да вот только опыт этот дорогого будет стоить.

— Вас послушать, так моряки никогда на суше не воевали. Бывало такое и не раз, и всегда с честью выходили, да наперед пехоты. Так что Вы бы не больно-то усердствовали. Вот то, что стрельбы наладили, это дело. Правда, как бы по шапке не дали за эдакий перерасход патронов.

— Людей учить нужно, а без практических стрельб толку не будет. Кстати, надо бы организовать стрельбы и для комендоров, да и Вам потренироваться не мешало бы. Отработка нормативов прекрасно, но практику ничем не заменить.

— Вот смотрю я на Вас и диву даюсь, ведь гражданский по сути человек, а говорите правильные вещи, — вот так вот, как до стрельб или артиллерии, так полная поддержка и понимание, как отработка действий в пешем порядке, полное неодобрение. Поди пойми его, а ведь далеко не глупый человек, весьма не глупый. Придется что-то придумывать. А пока.

— Роман Дмитриевич, я думаю все же нужно убедить Степана Осиповича разрешить практические стрельбы.

— Вообще-то это епархия моя и артиллерийских офицеров. Но Вы правы, не думаю, что командующий будет против. Уж по пяток снарядов кинуть, всяко разно будет нужно.

— У меня есть предложение.

— Интересно, — что и говорить, послушать этого прапорщика и впрямь было интересно.

Его новый подчиненный был одним из учредителей 'Росича', а этот концерн уже успел снискать себе славу ящика фокусника из которого всякий раз появлялись весьма занятные вещи. Взять хотя бы их дальномеры, такие кстати были установлены и на бронепоездах, мало того что они были куда практичнее и точнее микрометров, которые использовались в настоящий момент, так еще и обеспечение высокой точности измерений до ста кабельтовых, тоже о чем-то говорило. Чего только не было в запасе у этих ребят. Идея новых мин с якорь тележкой, или парованный трал, установи такой на броненосце и проход тралить не надо, только успевай расстреливать всплывающие на безопасном расстоянии от борта мины. Потом, всегда можно было отмахнуться, как от этой его блажи, сделать из моряков пехотинцев, а вот выслушать вреда точно не будет.

— Вот взгляните, — Звонарев выложил перед ним лист карты. Карта как карта, вот только разлинеена на квадраты как и те, что передали представители концерна морякам, хотя и сухопутная.

— Не объясните?

— Разумеется. Это карта Квантуна, обща так сказать. Цифры в квадратах, номера листов. Допустим, нам нужны окрестности станции Нангалин, тогда мы берем лист номер шесть, — Звонарев извлек лист карты с номером шесть в углу, — Здесь вся карта так же поделена на квадраты, но только сторона квадрата составляет тысячу метров…

— Стало быть, метрическая система.

— Она просто удобнее.

— Ну, это кому как. Давайте дальше.

— Каждый квадрат мы мысленно делим еще на шестнадцать квадратов и движемся от левого верхнего угла по часовой стрелке, описывая своеобразную улитку. Вот так вот. К примеру, наша батарея…

— Бронепоезд.

— Я склонен воспринимать ее как подвижную батарею. Но не суть, пусть это будет любая другая батарея. Допустим нам необходимо накрыть вот этот участок, — Сергей произвольно указал точку на карте, — Для этого мы даем координаты: лист шесть, квадрат двенадцать три, по улитке семь.

— Командир батареи, имея такую же карту, получив ориентиры, наносит удар сюда, — сходу уловил Покручин, — Но квадрат все же получается великоват, сторона выходит метров двести пятьдесят.

— Дается пристрелочный выстрел, а дальше даются уточнения, по недолетам, перелетам и отклонениям вправо, влево. Исходя из доклада корректировщика, вносятся необходимые поправки. А вот готовальня, для работы с закрытых позиций.

— Дельно. Вы возьметесь провести занятия с нами.

— Я, нет. Из меня тот еще артиллерист, а вот один офицер из отдельной роты моего компаньона, с радостью поделится с вами своими наработками. Правда, он учился на старых китайских полевых пушках, но не думаю, что принципы будут отличаться, только характеристики орудий.

— Я вижу у Вас здесь и побережье имеется. Выходит, эти карты можно использовать и для береговой обороны, и опять таки с закрытых позиций это тоже возможно.

— Точно. Совсем как в Порт-Артуре, еще совсем недавно.

— Вот это уже совсем другое дело это не матросов перековывать в пехоту.

— А что, такое понятие как морская пехота, Вами отвергается напрочь.

— Здесь главное, морская.

Понятно, кто о чем, а вшивый о бане. Ну, нормальный ведь человек, новинку просек на раз, не стесняется поучиться у сухопутного артиллериста, а как только речь заходит о десанте… Моряки и никаких гвоздей. Так, это все полемика, но как быть с людьми, терять их из-за глупости вовсе не хочется. Звонарев все еще пребывал в расстройстве чувств, когда вышел из штабного вагона и столкнулся с Фроловым.

— Что командир, не ладится?

— Тьфу ты, Николай, эдак и заикой можно остаться.

Фролов вместе с Васюковым уже второй день находились в распоряжении Звонарева и столько же в его фактическом подчинении были матросы десанта, наконец снятые со строительства дополнительной ветки. Но прошедшие уже полтора дня, назвать продуктивными было никак нельзя. Время неумолимо отсчитывало последние дни и часы. До боя на Цинджоуских позициях оставалось девять дней, вернее восемь, так как если изменений не произойдет, а они судя по всему не предвиделись, то наутро девятого дня и начнется. Слишком малый срок, чтобы научить людей многому, но вполне достаточный, чтобы преподать хотя бы малое.

— Не, это Вам не грозит. Кто, кто, а Вы заикаться нипочем не станете. Так, что их благородие не желает влезать в учебу десанта?

Для этих двоих это тоже было зубной болью. Моряки посматривали на новоявленных инструкторов свысока, еще бы, пехтура. Уже не раз, сдружившиеся не на шутку унтера, едва сдерживались, чтобы не начать наводить порядок в подразделении по Гавриловски. Останавливало их то, что фактически Звонарев представил их как инструкторов по изучению пулемета, что сильно ограничивало их круг влияния. Вот пулеметчики, те да, зауважали пехотных унтеров, так как оценили виртуозность с которой те управлялись с новым оружием, а для остальных они были никто и звали их никак.

— Сергей Владимирович, Вы бы представили меня и Филю, как инструкторов по боевой подготовке.

— Да здесь и нет таких названий.

— Да нам-то без разницы. Назовите своими помощниками по боевой подготовке, перед строем назначьте, так чтобы последний глухой слышал, Ваши слова. Тогда мы уже будем действовать как бы от Вашего имени. Для морячков все будет полегче через себя переступать.

— Думаешь переступят?

— А куда они денутся.

Десантники замерли в общем строю, словно каменные изваяния. Но даже в таком, по уставному строгом построении, чувствуется их немая издевка над командиром. А то! В море не хаживал, соленых брызг не хватал, в шторм вахту не стоял, не чувствовал как палуба уходит из под ног, а душа уходит в пятки от того, что потеряна опора, не набивал он и шишек об окружающий тебя повсюду металл, а туда же, командовать морским десантом. И эти два скомороха притулились рядышком и тоже в струнку вытянулись, да только куда им до моряков. Вот они. Лихо заломленные бескозырки, с развивающимися лентами, залихватски подкрученные усы, молодцеватый вид продубленных всеми ветрами морских волков. Орлы! Етить твою.

— Это унтер-офицеры Фролов и Васюков. Вам они хорошо известны. До этого момента они занимались только подготовкой пулеметчиков, но сейчас я назначаю их моими помощниками по боевой подготовке. Их команды выполнять как мои, если кто-то захочет выказать норов, пусть лучше подумает, стоит ли оно того. У англичан есть хорошее правило, поднятие руки на солдата ее величества, приравнивается к поднятию оной лично на ее величество. Хорошая постановка вопроса, я буду придерживаться той же самой. Понимаю. Вы моряки и научить вас морским премудростям им не светит, но они и не собираются этим заниматься. Оба они, в отличии от вас, имеют боевой опыт ведения войны на суше и принимали самое активное участие в подавлении недавнего восстания, так что им есть чему научить, слишком много возомнивших о себе моряков. Здесь перед строем я заявляю: все, что они предпримут, будет сделано по моему одобрению и поддержано мною всецело, — строй стоит молча, как и положено поедая начальство взглядом. Вот только как-то неуловимо видно, что если они раньше еще худо-бедно мирились с тем, что ими командует не хаживавший в море прапорщик, то это его заявление разверзло между ними непреодолимую пропасть. Ну что же, цыплят по осени считают, бог даст все еще образумится. Только бы парни не перестарались, так как краем глаза Сергей уловил в их взгляде, что-то эдакое… Нехорошее одним словом. — Фролов, старший. Командуйте унтер.

— Есть ваше благородие. Р-рота-а! Напра-во! На стрельбище! Бегом Марш!

* * *

— Ты-ды-дыщ-щ.

Дружный залп из сотни винтовок бьет по ушам так, что невольно вспомнились события двухлетней давности, когда в этих же краях приходилось биться с осатаневшими 'боксерами'. Понятно, что те по сути воевали за свою родину, а они сами выступали в роли захватчиков, вот только дрались тогда китайцы настолько яростно и остервенело, что по иному и не скажешь.

Сейчас десантная рота выстроена в две шеренги, одна ведет огонь с колена, другая стоя. Отрабатывается залповый огонь. Впереди на взгорочке, в сотне сажень, расположился сплошной ряд из пяти десятков мишеней, которые и надлежит поразить стрелкам. Вот они и поражают, судя по фонтанчикам вокруг мишеней, каждый в силу своих способностей, так что тут впору заниматься не отработкой залповой стрельбы, а индивидуальной подготовкой. Но это пока не входит в планы унтеров. Сейчас нужно выгнать всех на поле, перед мишенями, так чтобы все до единого.

— Разряжай! Винтовки оставить на огневом рубеже! К мишеням марш! — Голос Фролова звучит уверено и властно, чай не первый год унтерскую лямку тянет, хотя кто он по сути и сам уже и не знает, толи стражник, толи сотрудник службы безопасности, толи ополченец. Господи не свихнуться бы, сколько всего наворотилось. Но жуть как интересно, ничего общего с прошлой жизнью полной безнадеги, кровь бурлит, глаза горят огнем. Вот всю жизнь так прожить, другой и не надо. Хотел было, да не срослось, а раз так… Ну, так, значит, так.

Матросы дружной гурьбой повалили к мишеням, сыпя шутками и прибаутками, подначивая друг друга и беззлобно отвешивая тумаки.

— Господи, ну прям дети, — не выдержав, ухмыльнулся Васюков. Сейчас на позиции остались только они вдвоем.

— Ага, дети и есть, — соглашаясь, хохотнул Фролов. — Филя ты все помнишь?

— Да помнить-то помню, — сразу посерьезнел друг, — вот только боязно. Ану как попаду в кого. Этож военный трибунал, тут никаким Сахалином не отделаешься.

— Промажешь, так дадим деру, я под расстрел или петлю не пойду. Да чего ты хмуришься, как на казенку спорить, так ряд бутылок с одной очереди разбиваешь, а как для дела нужно…

— Дак люди ведь, Николай.

— Ничего. Как говорит командир: а ты через не могу. Просто представь, что всех энтих архаровцев положат, если мы им науку не подадим, так тебе сразу и полегчает. Все, я пошел.

— Коля.

— Ну, чего тебе еще?

— Ты, это… Прежде чем сигнал подавать, там какую кочку найди, ладно.

Фролов внимательно посмотрел на друга, который находился в полном расстройстве чувств. Понятно, что парню сейчас не по себе, ну а кому это делать если не ему. Охотник не в одном поколении, вполне способный потягаться в стрельбе с инородцами, опять же пулемет у него в руках как живой.

— Ладно. — Серьезно кивает Николай и решительно направляется к уже толпящимся у мишеней матросам. Вот же блаженный. Он что же думает, что Фролову вот так вот просто идти на рубеж. Ведь страшно. Одна надежда на талант друга, а он нате вам здрасьте, сомневаться решил. И что теперь? А ничего, решил делай. Вот только еще страшнее стало. Ну, Филя. Ну, погоди.

Матросы ведут себя с барской ленцой, всем своим видом выказывая свое превосходство, но только до того момента, пока не поступает конкретная команда, тогда уж они со всем старанием и прилежанием, а вот чуть ножкой не шаркая. Во всем этом чувствуется вызов и насмешка, но что ты им предъявишь, ведь команды-то выполняют. Излишне усердно? А как еще нужно исполнять команды командира? Вы конкретно укажите, что не так, господин унтер-офицер.

— Ну что орлы, как отстрелялись?

— Господин унтер-офицер, разрешите доложить. Матрос Мамонов. Супостат изничтожен полностью!

Вот же достали! Да когда это только закончится! Страха как не бывало, одна злость. Ну, мать, перемать! Так, значит! Фролов плотоядно улыбается, словно волк попавший в овчарню, если тот вообще умеет улыбаться, то его оскал должен соответствовать улыбке Николая, страшной и многообещающей. Он видит как с лиц матросов, кто посмышленее, сходят ехидные усмешки, а в глазах начинает появляться необъяснимая тревога. Боитесь. Правильно боитесь.

— Стало быть изничтожили врага. Молодцы. Хвалю. А теперь глядите в сторону огневого рубежа. Противник силами одного человека, вооруженного пулеметом завладел нашим оружием. Приказываю. Атаковать противника и отбить наше оружие. Вперед!

Фролов взмахивает рукой и тут с позиции, которую только недавно занимала рота, раздается захлебывающееся 'та-та-та-та-та', и так до бесконечности. Одна сплошная, непрерывная очередь. Пули бьют в землю у самых ног, поднимая частую непрерывную цепь из фонтанчиков. Нервы у матросов сдают и они валятся на землю ища укрытие. Фролов помнит, что обещал другу, но азарт захлестывает его настолько, что он оборачивается в сторону падающих подчиненных и с нескрываемым торжеством, медленно опускается на траву. Последним.

Убедившись, что больше ни одна фигура не отсвечивает, Васюков уже успев позабыть о страхе, уверено и самодовольно дает следующую очередь над головами, стараясь бить впритирку, так чтобы все ощутили противный и завораживающий посвист смертоносного свинца. Так, чтобы небо показалось с овчинку. Кто сказал, что эти снобы достали только его друга? Да ничуть не бывало! У него может руки еще больше чешутся. Пули летят совсем низко, а потом, коротко пропев свою пугающую 'фьють', с противным стуком ударяются в щиты. Этот дробный стук в купе с ломящим зубы свистом, заставляет гордых морячков вжиматься в матушку землю, так словно роднее нее у них никого и нет на всем бело свете.

Наконец пулемет замолкает. Однако, желающих подняться пока нет. Первым все с той же ленцой встает Фролов. Неторопливо отряхивается с застывшей на лице улыбкой. Хорошо-то как. Наконец-то отпустило.

— Ну и чего разлеглись? Где ваша хваленая 'полундра'? Что, от одного человека в штаны наложили? Встать!

Матросы поднимаются, вот только глаза их начинают наливаться гневом. Фролов быстро окидывает взглядом всю картину, удовлетворение становится полным. Поднимаются все и увечных не наблюдается. Вот и ладушки. А это что за…

Старый морской унтер с некогда пышными и завитыми мыльным раствором, а теперь всклокоченными с торчащими из них обломками сухих травинок усами, бросается вперед, словно рассвирепевший медведь. Медведь? Но не гризли ведь в самом-то деле! Уход влево, рука выбрасывается вправо, встречное движение. Нападающий только взбрыкивает ногами и летит на землю смачно приложившись о нее спиной. Господи, только бы не убить.

Второй, с незначительной задержкой так же идет в атаку. Сломать! Растоптать! За поруганную гордость! За секунды страха, показавшиеся вечностью! Не судьба. Фролов встречает его прямым ударом ноги в грудь и того буквально сносит, опрокидывая наземь.

Третий уже не несется очертя голову. Нет, он тоже движется быстро и видно, что успел постранствовать и побиться во многих портовых кабаках, в заморщине, опять же, видать и на Миллионке во Владивостоке, успел попрактиковаться. Да только и Николай не пальцем деланный. Боковой слева взят в жесткий блок, а рука уже отведенная назад на уровне пояса, с резким выдохом, стремительно уходит вперед.

— Ха!

— Хек. — Третий, поймав кулак в душу, переламывается пополам.

Четвертый. Пятый. Да сколько вас!

— Та-та-та-та-та-та.

Пулемет замолкает так же неожиданно как и заговорил. На ногах только Фролов. Филя, чертяка, об этом мы не уговаривались. Ану как в кого попал. Так с этим потом. Сначала к первому. Ни дай Господь, гортань перебил. Унтер хрипит, дышит с трудом, но жив. Жив, дурилка картонная! Так вот, вот так. Помассировать, как учил командир. Ага оживает. В глазах сквозь слезы пробивается мысль. Задышал ровнее. Оно и к лучшему. Теперь взгляд по сторонам. Та-ак, раненных вроде нет, хотя подниматься не спешат. Кто его знает, что этот блаженный с пулеметом еще учудит. Вон стволом водит из стороны в сторону.

— Ну, все братва, все. Встаем. Не боись, никого не тронем. Становись!

Хотя Фролов и заявил, что никого не тронут, но построил людей вдоль мишеней, да и Васюков все еще за пулеметом. Понятно, что и сам унтер стоит перед строем, но уж больно ловко управляется с новым оружием этот самый Филя.

— Не знаю, может в море вы чего и стоите, сам я сухопутный, пехтура серая суконная, но на суше вы никто и звать вас никак. Здесь любой пехотный Ваня, вам фору даст. Это там, броня и калибр, а здесь один солдат с простой винтовкой может остановить наступление целой роты. Если, к примеру, выставить вас всех против Васюкова, то я на него смело в заклад стану. Неча на меня щериться. Ну хорошо, пусть вы со своей 'полундрой' добежали до врага и сошлись в штыки. Вы штыком-то работать умеете, или думаете япошка завидев ваши тельники в штаны наложит. Держи карман шире. Он в отличии от вас 'полундру' не орет, а учится штыком ковырять тех кто о себе много думает и тельник носит, — наконец выпустив пар, он решил все же сбавить обороты, — На нас с Васюковым вы зла не держите, надо же было вам как-то показать, что вы дурью маетесь. А если вы думаете, что сильно отличаетесь от толпы, когда десантируетесь из вагонов, то сильно ошибаетесь. Не надо даже так мастерски стрелять как Филипп, чтобы положить вас всех. А вот теперь решайте сами, как быть. Кто хочет иметь шанс выжить, остаются и тренируются до седьмого пота, до полного не стояния. Кто хочет орать 'полундру' и пугать япошек своим бравым видом, свободны, можете делать что угодно, только под ногами не путайтесь.

— А тебе стало быть жалко нас стало?

— С чего бы мне вас жалеть. Дураков жалеть время попусту терять. Потому как, дурак всегда найдет свою пулю, а вот чтобы рядом с Сергеем Владимировичем оказалось хоть десяток умных бойцов, очень даже мне желательно, потому как, тогда и он целее будет.

— А чего это ты за него так печешься? Родня тебе что ли? — Высокий бравый матрос. Как там его? Ага, Мамонов.

— Родня не родня, а рабочего человека понимает как никто другой. Про концерн 'Росич' слышали?

— Ну дакт, кто же о нем не слышал, эвон сколько всего нового на флот от них пришло.

— А того, что у них не одна тысяча человек работает и получают в двое от других, не слышали? Оно конечно раздолбаев не держат, но работному люду только польза. Опять же организовали поселение на Чукотке и там народ вообще как сыр в масле катается. Но и это не самое главное. Концерном этим три друга заправляют, богаче них на Дальнем Востоке вряд ли кто сыщется и могли они спокойно в сторонке отсидеться, а не пожелали. Один командует ротой ополчения, в которой сейчас и я служу, а до того служил здесь и с хунхузами воевал, защищая православных в Маньчжурии, награду имеет боевую. Второй на флот подался добровольцем, о нем пока ничего не слышно, но еще услышите попомните мои слова, не тот это человек чтобы в сторонке по тихому отсиживаться. А третий… Третий наш прапорщик и есть. Богат как черт, а пошел простым прапорщиком, да не в тылы объедаться, а сюда на бронепоезд. Да, да, наш прапорщик. Вот только видел ли кто, что он своими деньгами и положением кичится? Не по людски ли он к вам подошел? Не хочет ли вас охламонов научить, чтобы головы под пули по дурному не подставляли? Без гонору человек. А вы тут перед ним как девки выкаблучиваетесь и гоголями ходите. Не нравится, что над вами поставили человека, который корабельного железа не видел? Да он если хотите…

— Чего замолчал-то? — хрипло вопрошает унтер, которому Фролов едва гортань не перебил.

— Да так, ничего, — равнодушно бросает Николай и тут же переводит тему, — Значит так. Кто будет осваивать науку, остаются на месте. Кто не желает, свободны. Только винтовки не забудьте забрать. Идите к их благородию, он определит вам задачу. Понятно, что по хозяйской части, ну да там не так умаетесь как здесь, это я вам точно говорю.

Больше половины предпочли уйти, чтобы заняться хозяйственными вопросами, гонору в них все же было побольше, чем здравомыслия, но треть осталась и с ними-то и началась настоящая учеба.

— Значится так. Перво-наперво, меняем позицию. Нам этот щит без надобности, — махнул Фролов в сторону одного сплошного дощатого щита, на который и крепились мишени, — Вы двое ступайте на позицию, спросите у Васюкова краску и кисти и идите вон туда, я вас там ждать буду.

Снова взмах руки. Бойцы видят в том направлении непривычные мишени, грязно зеленого цвета. Некоторые в рост человека, иные только в половину, а есть так и вовсе, словно человека по плечи обрубили, только треть и осталась. Вот только они не были вкопаны в землю, а покоились на раме. Всего таких рам было три, на каждой по десять мишеней. Пулеметчики рассказывали, что они эти мишени два дня ладили, но были они очень удобными. Попал в мишень, она и упала, промазал стоит как вкопанная. Нужно поднять, нет проблем, к каждой раме по веревке тянется, тянут пара человек за веревку, и поднимают мишени, а то бегом бегать не набегаешься, расстояние то от двух сотен шагов до ближайших. Баили, что сейчас ладили еще одну мишень, она будет двигаться то в право, то в лево, вот только к ней нужно было вороты делать и двигать нужно было из окопчика там же на позиции. Чудные они все же. Но вот шутить не любят, это точно.

— Еще восемь человек идут со мной, остальные на огневой рубеж, забирайте все барахло и перемещайтесь на другую позицию.

Матросы обернулись быстро. Все же было интересно, чего это удумали унтера. Для чего понадобилась черная краска? Не иначе как сейчас узнают.

— Так, братва. Вооружайтесь кистями, краской и быстро перекрашивайте мишени через одну. Одна остается зеленой, следующую перекрашиваем. Особо не усердствуйте, стала черной и ладно, переходите к следующей и так на всех рубежах. За дело.

Вскоре с покраской было покончено. Работа так себе. Халтура, одним словом. Но для того, что задумал Фролов, вполне годилась. Сейчас при взгляде на мишени, была прекрасна видна та часть из них, что была покрашена черной краской, а та что выкрашена в грязно зеленый цвет, вроде как полностью терялась на фоне черных.

— Ну что братцы, кто из вас первейшие стрелки? Только без трепа. Ага, десяток, стало быть. Ну, столько без надобности. Вы пятеро, заряжайте винтовки и на огневой рубеж. Задача, поразить все мишени, время на все про все две минуты. Понимаю, что патронов на все не хватит. Не беда, перезарядитесь. Сначала ложите ближние, потом второй ряд и наконец третий. Все выполнять, — когда бойцы отошли, Николай обратился уже к остальным, но так чтобы не слышали стрелки, — А вы парни смотрите внимательно и примечайте, что да как будет.

Наконец он подал команду и с рубежа раздались дробные выстрелы. Били в разнобой, прицельно, кто-то управлялся быстрее, кто-то медленнее, иногда выстрелы наслаивались, но не скорость сейчас интересовала Фролова. Парни не бахвалились, они и впрямь стреляли неплохо, а потому мишени падали одна за другой. Вот только одна особенность. При расстреле первого ряда, с самыми маленькими мишенями, в первую очередь попадали черные мишени, причем каждая из них валилась первой же пулей. После черных, выбивались грязно-зеленные, вот только здесь от чего-то случались и промахи, а ведь стрелки-то прежние. Покончив с первым рядом, перешли на второй, потом на третий и картина всякий раз повторялась. Наконец последняя мишень отвалилась назад и стрелки вернулись к остальным.

— Ну и кто, что увидел?

— Так чего. Все мишени попадали, стало быть супастат изнечтожен.

— Изнечтожен, стало быть. Ну, ну. А ну-ка другие пять человек, на огневой рубеж. Вам задача такая. У вас только по пять патронов, потому вы должны уложить каждый по пять мишеней, кто промажет, тот лишается вина на день. Вперед.

Никто не промазал. Еще бы, кому охота лишаться пайки. Правда тут уж той спешки, что у первой пятерки не было, так что каждый выцеливал аккуратно, так чтобы наверняка.

— Ну? И теперь никто ничего не заметил?

— Дак стоять остались только энти, зеленые.

— Правильно. А чего же вы только по черным-то стреляли? — это уже к последним стрелкам.

— А их лучше видно, — заговорил один из матросов, — а в эту зеленую целишься, она зараза расплывается.

— Все верно, — удовлетворенно произносит Фролов, — Ну так, как? Догадались или все вам разжевывать надо?

— Черные стало быть, это мы в нашей форме, — задумчиво проговорил высокий и статный Мамонов. Странно, Николай думал, что он уйдет, ан нет, вот он, да еще и в числе лучших стрелков.

— Заметили, что на мне форма, тоже зеленая? А теперь подумайте, если мы в одной цепи в атаку пойдем, в кого японец начнет первым садить? Так что братцы, надо переодеваться. Вот вернетесь на корабли, или в обслугу к орудиям встанете, там пожалте, опять в свою форму, а пока в десанте, не дело это. И от ботинок придется избавиться, сапоги на землице сподручнее будут. Запомните, вам не просто нужно в живых остаться, а еще и японца достать.

— Дак, а где мы новую форму возьмем. И опять же, мы ить моряки, а не пехтура.

— Форму вам, наш прапорщик обеспечит. А то, что моряки… Не переживай братва, прапорщик наш к морякам со всем уважением, так что будете так же отличаться, как и прежде. Опять же пехота в белом щеголяет. Ну, а как в увольнение или на случку, так ваша форма при вас останется.

— Выходит мы первыми будем и тут?

— Размечтался. На мне какая форма? А пограничников видел? Но не переживай, отличия все одно будут. С этим покончили? Вот и ладушки. У нас еще два часа на стрельбы, до обеда есть. После обеда других вопросов хватит.

Фролов ничуть не преувеличивал, когда говорил о том, что будет изматывать людей до последней возможности. К вечеру эта треть появилась в казарменных вагонах. Для обеспечения бронепоездов к каждому из них были приписаны специальные составы, в которых находились так же и спальные вагоны в которых размещался личный состав. На умаявшихся моряков, что говорится, без слез смотреть было невозможно. Измотанные, изможденные, едва волочащие ноги, но довольные собой. В течении дня многие не раз и не два наблюдали за тем, как грузились на бронеплатформы моряки десантной роты и потом словно горох ссыпались на землю, рассредоточиваясь и залегая, чтобы затем перебежками, прикрывая друг друга устремиться в атаку.

— Занят, Николай? — к Фролову подсел старый унтер, тот самый, что первым бросился объяснять распоясавшейся пехтуре, кто есть кто в этой жизни.

— Не видишь разве, сидим байки травим, — Николай кивнул на своего собеседника, которым разумеется был Васюков, — А ты хотел чего, Никодимыч? Если пришел обиду выказывать за то, что на стрельбище было, так я каяться не собираюсь, и за плюху тебе отпущенную тоже. По мне так и мало. Они-то по сути сосунки молодые, ты калач тертый, мужик бывалый, а ведешь себя как дите неразумное. Не совестно будет, если мальцов терять станешь одного за другим, из-за дурной своей упертости.

— Совестно. Но и ты пойми. Мы ить и впрямь не ровня сухопутчикам. Срок службы больше, мир посмотрели, служба гораздо опаснее, опять же дружба крепче, учиться нужно не в пример больше чем стрелкам. Вот и выходит, что по всему мы впереди, и в плохом и в хорошем. А тут такое…

— Опять дурак. Я ить не лезу учить вас где у корабля нос, а где корма, да с какого боку подходить к орудию. Потому как здесь вы мне сможете науку преподать, а я только и знаю, что снаряд надо в казенник загонять. Но тут вот какое дело, не я к вам на флот пришел, а вы ко мне на сушу, а здесь законы другие. Тут если попал под обстрел, одним маневром не выскочишь и будут по тебе садить, пока у тебя штаны не вспреют, а ты не моги сойти с позиции, потому как, ты ее держать должен и никого через себя не пропустить.

— Не об том спросить хотел.

— А о чем же?

— Ты почто не сказал, что еще в первый день войны с прапорщиком нашим японский миноносец на дно спровадил?

Вот, что угодно ожидал услышать Фролов, но только не это. Звонарев крепко накрепко приказал об этом ни слова, так как их вполне себе могли в угоду международному праву и еще черт его знает чему, отдать под суд за пиратство. Вот и предпочли все участники тех событий, позабыть о том происшествии. А подиж ты, оказывается, слухами земля полнится.

— Ты это о чем, Никодимыч? — внутренне напрягшись, но внешне сохраняя безмятежность спросил Фролов.

— Ты дуру-то не включай. Было?

— Не было ничего. Треп это чей-то, — равнодушно пожав плечами, возразил Николай.

— Треп, это когда себя нахваливаешь. А коли про другого баешь, то тут уж иное.

— Говорю же тебе, брехня. Ты на мне Егория видишь? — нарочито выпятив грудь спросил Николай, намекая на Георгиевский крест, — Вот то-то и оно.

Старый унтер внимательно посмотрел на собеседника, стараясь уловить что-то понятное только ему. Наконец после непродолжительной игры в гляделки, кивнул своим мыслям и степенно поднялся.

— За науку, пока спасибо. За остальное, видно будет.

— Ты это к чему?

— А к тому, как учить будете. Вот если большую часть сберечь сумеем благодаря твоей науке, то лично в ноги поклонюсь, хоть и через экватор не раз хаживал, и в заморщине не один год пробыл, и калибр японский на себе спытать довелось. Несмотря ни на что, поклонюсь в самые ноги.

— Стало быть, завтра тоже придешь на учения?

— Не один. Вся рота придет. И еще. Прапорщик наш, он конечно немного блаженный, но ни намека поперек от братвы, он больше не увидит. Тут я тебе слово даю, а оно крепкое.

— Во как! Стало быть, как только слушок непонятный прошелся, то сразу ему полное доверие вышло? Странные вы, 'полундра'.

— Ты 'полундру' не замай. С 'полундрой' многие на смерть хаживали и голову сложили, так что хотя вам и уважение вышло, не гни сильно, не то обломится. А что до прапорщика… Уважение ему вышло от того, что ить в его словах и приказах и впрямь, только польза матросу, которую мы за гонором нашим не рассмотрели. Взять хоть форму. Порассказали сегодня ребятки, что ты там после нас на стрельбище учудил. Да и миноносец угробить, когда все только клювами щелкали, это тоже не семечки.

— Да не было миноносца, — обреченно вздохнув, опять ушел в отказ Николай.

— Ну не было, так не было, — легко согласился унтер. Вот только звучало это как желание прекратить пустопорожний спор, а не признание правоты собеседника. Вот если бы эта пехтура начал грудь колесом выпячивать, да стучать в нее пяткой, то да, сомнения появились бы, а так… Нет, не спроста это.

* * *

— Противник слева! Дистанция триста метров! Приготовиться к десантированию!

Звонарев взволнован не на шутку. Бронепоезд идет полным ходом, он сейчас выдает около сорока пяти километров в час, по ровной местности можно и все пятьдесят, но сказывается небольшой подъем, а потому чувствуется, что паровоз тяжко пыхтя перегретым паром, натужно тянет весьма увесистые бронеплощадки, сейчас полностью укомплектованные всем снаряжением и полным составом экипажа.

Наконец ход замедлятся. Раздаются гулкие звуки выстрелов мощных морских орудий. Бьют не залпом, а беглым огнем. От залповой стрельбы предпочли отказаться, кто его знает, как поведет себя состав при такой стрельбе, проверять как-то не хотелось, хотя расчеты показывали, что такое вполне себе возможно. С другой стороны это не корабль, а сам бронепоезд находится на железнодорожном полотне, так что если опрокидывание и не случится, то подобная нагрузка никак не скажется положительным образом на состоянии путей, а они для 'Квантуна' и путь передвижения, и возможность маневра, от чего зависела его целостность и жизнь экипажа.

'Квантун', это название бронепоезда. Идея принадлежала Макарову, так как очень уж бронепоезда напоминали корабли, опять же команды из моряков. Так что без названия никак. Можно было ограничиться просто присвоением номера, но больно уж по сильному артиллерийскому вооружению он походил на крейсер, правда бороздить ему предстояло не моря, а просторы полуострова, да и то, только по проложенным путям. Второй получил название 'Ляодун', сейчас он был на другом участке дороги.

Звонко загрохотала сцепка, состав резко снижал скорость, дабы десантники не попереломали себе кости, когда будут спрыгивать. Останавливаться полностью никак нельзя, иначе вполне себе попадешь под накрытие. Осколки еще худо бедно, но прямое попадание это гарантированное поражение даже от гранаты полевого орудия, бронирование-то несерьезное, только пулю да осколок и остановит.

Сергей замер у узких смотровых щелей в командирской башенке, забранных стеклами в несколько слоев. При попадании в них уже ничего не рассмотришь и придется откидывать остекление, чтобы наблюдать напрямую, но пулю или осколок один раз все же удержит, опять же вопрос под каким углом ударит. Что касается осколка, то ему под прямым нипочем не попасть, так что от них защита вполне эффективна, а вот пуля… Если выстрел из винтовки будет с расстояния меньше трехсот метров, да под углом ближе к прямому, то свинцовый вестник смерти прошьет эту преграду с относительной легкостью. Ну не озаботились они триплексами, не до того было, а сейчас уже поздно, ну да уж как-нибудь. Все, пора.

— Пулеметчикам огонь на подавление! — тут же загрохотали пулеметы, мгновенно наполнив тесное помещение лязгом металла, дробным грохотом выстрелов и едкими пороховыми газами. Вот еще и это, как-то про вентиляцию никто не подумал. Впрочем, и времени на это не было, — С левого борта! Пошли!

Стальные створки широких дверей раздаются в стороны и моряки мелко крестясь, начинают сноровисто выпрыгивать из продолжающего движение вагона. Действуют быстро и слажено, все как и отрабатывалось на множестве тренировок. Спрыгнуть на землю, сгруппироваться, перекатиться, и занять позицию. Винтовка уже у плеча, глаза выискивают цель. Бездумно палить нет смысла, противника сейчас прижимает пулеметный огонь, как-никак все четыре пулемета десантного отделения, сейчас сосредоточены с этой стороны, опять же, пулеметы на остальных площадках не молчат. Быстрый осмотр местности. Осмысление обстановки. Ага, вот они. Десантник припадает к прикладу, сажает цель на мушку. Выстрел.

Над головой грозно и страшно рявкает орудие, вслед за ним садят остальные. Итить твою! Со штанами-то все в порядке? Иди потом объясняй братве. На урезе холма вздымаются черные султаны разрывов. Артиллеристы бьют сходу, но ничего, не мажут. Хорошо так, кладут. Бронепоезд продолжает медленно, не быстрее дести верст, двигаться вперед, на его бортах мечутся языки пламени от захлебывающихся пулеметов, пули с противным посвистом проносятся над головой. Невольно вспоминается тот день на стрельбище. Вот же уклунки, сколько страху тогда понагнали. Но сейчас полегче, пули проходят высоко над головой, не то что Васюков садил, чуть не задевая шкуру. Как-то издалека прилетает команда.

— Рота! В атаку! Перебежками! Ма-арш!

Стало быть ему двигаться вперед. Все как учили. Если перебежками, то сначала вперед бежит первый взвод, а второй прикрывает, ведя огонь на подавление. Потом меняются. Руки под себя, толчок. Молодое тело легко подбрасывается, ноги толкают глинистую и каменистую почву, предательски осыпающуюся под сапогами. Новая форма пока еще не обмятая, создает некоторые неудобства, но это только по первости, с новым оно всегда так. Прапорщик сдержал таки слово и моряки десанта обзавелись новой формой, но с формой стрелков ее никак не сравнить. По сути, она была все той же морской, вот только цвет у нее защитный и полоски на гюйсе не белые, а серые. А вот бескозырок не стало, вместо них какие-то береты, но ничего так, удобно, опять же и с форсом их носить тоже очень даже возможно. Кстати, сам прапорщик и показал как, ничего так прикид получился, солидный, а если еще и ряшка не слабая, так и вовсе орел, не хуже бескозырки. Сапоги то же ни как у пехоты, голенища раза в два короче. А вот блеска нет. Вообще нет. Кокарды и пряжки выкрашены в грязно-зеленый цвет.

Пригнувшись и выписывая зигзаги, десантник пробегает пару десятков шагов и падает на землю, тут же перекатывается влево и снова приклад упирается в плечо, а глаза выискивают цель. Вот она. Выстрел. Затвор передернут, новый патрон досылается в ствол. Выстрел… Неподалеку плюхается кто-то из второго взвода. Значит сейчас…

— Первый взвод! Вперед!

Снова безудержный бег. Халтурить никак нельзя. Схалтурил, мертвец. Матрос бежит низко пригнувшись и вихляя как пьяный, выкладываясь по полной. Очередные двадцать шагов позади. Залечь. Оружие к бою. Где ты там родимый…

* * *

— Экипа-аж! Станови-ись! Равняйсь! Сми-ирна! Равнение на… Средину!

О как! Моряк, моряк, а строевая подготовка и выправка, куда кремлевским курсантам. Каста! Сейчас в строю замер весь личный состав бронепоезда, за исключением вооруженных дневальных, которые по одному постоянно несут службу на бронеплатформах и паровозе. Иначе никак. Военный объект, все же, а потому охрана должна быть постоянной.

— Ваше превосходительство, в ходе учебного боя, противник с занимаемых позиций выбит, все цели поражены! Потерь среди личного состава нет! Командир бронепоезда 'Квантун', лейтенант Покручин!

— Спасибо за службу, братцы!

— Рады стараться ваше пре-вос-хо-ди-тель-ство! — несется из полутора сотен луженых глоток.

Вид геройский, глаза горят азартом и радостью. Вот они стоят в монолитном строю, все как один. Пока, все. Как сложится судьба дальше неизвестно, уже сегодня в ночь оба бронепоезда выдвигаются к Цинджоу, там говорят совсем скоро, будет жарко. Японцы таки высадили десант, не смогли их братья остановить это безобразие. Эскадра заперта, миноносцы понесли большие потери, так что теперь и не понятно, сможет ли кто, случись, поддержать позиции с флангов. Пехтура, так и вовсе сказывают ушами прохлопала, считай и в бой с япошками не вступала. Несколько дней те преспокойно высаживались, а стрелки просто наблюдали. Было несколько столкновений, после чего все русские части откатились за перешеек. Так что считай кроме них и поддержать дивизию будет некому, если японские корабли решат обстрелять русских с моря.

— Спасибо, Роман Дмитриевич, за подготовку экипажа бронепоезда, — когда распустили личный состав и остались одни офицеры, поблагодарил Макаров.- 'Ляодун' тоже был не плох, но вы превзошли все мои ожидания. Роман Исидорович очень высоко оценил выучку вашего десанта.

— Признаться не ожидал подобного от моряков, — подтвердил слова адмирала генерал Кондратенко, — Очень грамотные действия. Вот только не лишний ли расход патронов при атаке противника на закрытых позициях?

— Никак нет, ваше превосходительство, — не выдержал присутствующий здесь же Звонарев. Оно, прапорщику-то помолчать, но вот не выдержал, видать совсем отвык от службы. Ну да чего уж теперь-то, — В этом случае пулеметы действуют на подавление противника, не давая ему высунуться, что способствует беспрепятственному продвижению атакующих и как результат, более низкие потери. Жизни людей дороже, чем лишняя сотня патронов.

— Кажется, это Вы были инициатором идеи с бронепоездами?

— Я только высказал предложение, остальные заслуги принадлежат подполковнику Меллеру.

— Полноте, — довольный собой, решил поскромничать названный офицер, — Не надо так скромничать. Да, что касается деталей, тут без ложной скромности соглашусь с Вами, но Вы явились генератором идеи, а это тоже дорогого стоит. Знаете Роман Исидорович, Сергей Владимирович является учредителем концерна 'Росич' и все, что я о нем слышал, указывает на то, что он обладает талантом замечать неочевидное, но лежащее на поверхности.

Тут уж пришлось краснеть самому Сергею. Если Меллер покрылся румянцем от удовольствия, осознавая, что похвала вполне заслуженная, то его залила краска стыда. Да, да именно стыда. Он на протяжении многих лет бессовестно присваивал себе изобретения, фонтанировал идеями, беззастенчиво выдавая их за свои, а вот теперь, перед этими людьми ему стало стыдно. Кто он по сути, простой среднестатистический представитель общества двадцать первого века, знающий то, что здесь и сейчас еще неизвестно. А еще, вор. Однако он предпочел отмести эти мысли. Лишнее это. Потом, выхода у него все одно нет, надо быть тем, за кого тебя все принимают.

— Однако как же быть с лишней сотней патронов? — внимательно посмотрев на Звонарева, поинтересовался Кондратенко.

— А очень просто, наладить выпуск и всех делов. Сегодня на казенных заводах производят патроны используя технологию, которой уже около пятидесяти лет, отсюда и дороговизна и незначительные объемы. У 'Росича', к примеру, в Артуре имеется патронный цех, так я Вас уверяю, что в чем, в чем, но в патронах в Порт-Артуре недостатка не будет.

— Если их у Вас будут закупать?

— Прошу прощения Ваше превосходительство, но в настоящий момент я на службе и к коммерческим операциям касательства не имею.

— И все же?

— Дело в том, что кроме патриотизма, существуют еще и законы экономики, поэтому мы не можем вечно выступать в роли миценатов. Если вспомнить сколько концерн уже пожертвовал на эту войну, то этот вопрос становится по меньшей мере неуместным. Но зато в отличии от других, мы не станем задирать цен, и более того, согласны поступиться личной выгодой, отсрочив часть платежей до конца войны. Но опять таки, повторюсь по вопросам закупок и производства не ко мне, а к Зимову, который сейчас всецело занимается делами концерна в Порт-Артуре.

— Но Вы в курсе дел?

— Разумеется.

— А что Вы можете пояснить по пулеметам. Честно признаться мои офицеры просто таки облизываются, глядя как обеспечены моряки. Подумать только порядка двадцати пулеметов на каждом бронепоезде, да еще по два на каждом миноносце, — Макаров довольно улыбается.

— Не надо обвинять нас в предвзятости, — тоже улыбнулся Звонарев, — Дело в том, что мы предлагали командованию закупить у нас пулеметы, но получили отказ за ненадобностью. Так что если в войсках нет наших пулеметов, то это никак не наша вина и уж тем более политика концерна. В настоящий момент на складах концерна, здесь в Порт-Артуре имеется более двухсот пулеметов, но они не востребованы. Более того, мы готовы наладить производство семидесяти пяти миллиметровых снарядов, нашей новой конструкции.

— О каких объемах может идти речь, — Это уже не выдержал генерал Белый, который на данный момент командовал крепостной артиллерией, но уже витало нечто, что указывало, о скором взваливании на его плечи всей артиллерии Квантунского укрепрайона.

— В настоящий момент мы производим по пятьдесят снарядов. Правда, мы ориентированы на морские орудия, но вполне сможем перековаться на сухопутное направление.

— А вот об этом не может быть и речи. Пока концерн не обеспечит потребности флота, выпуск снарядов к морским орудиям не может быть прекращен, — тут же обозначил свою позицию Макаров. Ему было уже известно, что на заводе в Порт-Артуре налажено производство этих снарядов, но изготавливалось их не так чтобы и много, а вот расход намечался изрядный.

— Степан Осипович, ситуация Вам прекрасно известна, но никто не собирается снижать производство. В настоящий момент у нас высвобождаются свободные руки, а потому Зимов уже готовится к переводу работы завода на круглосуточный режим, так что объемы ничуть не уменьшатся, а только возрастут, правда теперь уже половину можно будет переориентировать на сухопутное направление, если командование будет в этом заинтересовано.

Звонарев имел ввиду то, что в течении нескольких месяцев завод работал на склады, то есть готовились заготовки, без взрывчатки. Сегодня флот взялся за поставки взрывчатки и было налажено не только изготовление снарядов, но и снаряжение уже готовых. Цифра в пятьдесят снарядов, соответствовала производству, столько же снаряжали из готовых комплектующих, так что фактически на выходе имелась сотня снарядов. При начале же производства на сухопутное направление, количество снарядов вряд ли превзошло бы цифру в полсотни снарядов, так как конструктивно они все же отличались как по габаритам так и по весу, а потому имеющиеся заготовки использовать было нельзя. Что поделать, это производство в первую очередь рассматривалось именно для обеспечения росичей, хотя и не сбрасывалась со счетов и возможность поставок для полевой артиллерии, вот только стесненность в средствах вынудила сильно ограничить аппетиты.

— А что с ценовой политикой?

— Я уже высказал позицию концерна, потребуется частичная оплата, и выдача обязательств об оплате по окончании войны, цены останутся на довоенном уровне.

— Да-а, дожили, генералы с прапорщиком обсуждают вопросы военных поставок, — не выдержав хохотнул Кондратенко, чем вызвал новую краску смущения на лице Звонарева.

— Ваше превосходительство, я ведь сказал, что всеми делами концерна в Порт-Артуре занимается Зимов, но…

— Не принимайте так близко к сердцу, мы ведь тоже хороши, вот подай нам ответ, здесь и сейчас. С другой стороны, — вдруг посерьезнев продолжил генерал, — Вам тут делать нечего. Не так много в России, а уж тем паче на Дальнем Востоке, таких дельцов, чтобы они вот так вот становились в строй, по первому требованию.

— Для меня это гораздо важнее, чем можно подумать. Хотя, если признаться, войну эту, как и присутствие здесь России я не одобряю.

— Но тем не менее пошли добровольцем?

— На наших предприятиях до сегодняшнего дня не было ни одной забастовки, ни одна листовка не провисела или пролежала дольше, чем ее кто-нибудь увидел и смог понять, что это. Не приживаются у нас господа рэвулиционэнры. Во многом это благодаря политике концерна, а еще потому что нам верят. После этой войны, многие разделятся на тех, кто стоял в строю и тех кого там не было, на тех кто проливал свою кровь и тех, кто жировал на этой крови. Мы хотим, чтобы люди и дальше верили нам, а если так, то наше место здесь.

— А как же Россия и долг перед Родиной? Это, стало быть, Вами в расчет не берется?

— А разве не на пользу России, если будет существовать островок спокойствия где не будет места смуте?

— Своеобразная позиция.

— Согласен, но в чем я не прав?

— По своему Вы правы. Кстати, еще один вопрос не дает мне покоя. Форма ваших десантников. Я не знал, что моряки начали переобмундировываться.

— Это моя идея, — тут же вскинулся Звонарев, — Вернее не совсем моя. Я подсмотрел ее в армиях других стран, в частности у японцев. Такая расцветка хорошо маскирует, а значит и потери меньше.

— А что это за головной убор?

— Берет. Очень удобно.

— Как видите Роман Исидорович, моряки весьма основательно подошли к вопросу участия в боевых действиях на суше, — слегка пожал плечами Макаров, заставив Звонарева покраснеть еще больше и смутиться окончательно. Вот опять вылез, наперед адмирала, а каково Степану Осиповичу, коли его подчиненные такие выкрутасы устраивают. Но адмирал, вроде не обозлился. Вот и слава богу, не хватало еще потом и огрести. Это он там, на гражданке раздавал пилюли направо и налево, а тут он самый младший чин среди офицеров. Спросят, отвечай, нет, молчи в тряпочку.

О том, что молодой прапорщик не встретив понимания у своего командира, перепрыгнул через несколько ступеней и обратился непосредственно к нему, а потом битых два часа тратил его время, убеждая в необходимости этого шага, он решил умолчать. Убедила его в правоте слов прапорщика беседа с матросами десанта, поведавшими ему о стрельбах по различным мишеням. Не малую роль в этом сыграло и то, что форма кроме окраски, практически не претерпела изменений, опять же пилотки пока еще не были в ходу, и вполне себе служили дополнительной отличительной чертой, морской пехоты.

— Господа, — отведя в сторону офицеров бронепоезда обратился Макаров, — Ситуация складывается не очень хорошая. Несмотря на то, что сражение на Ялу, явно указало на неприемлемость в современной войне устанавливать орудия на открытых позициях, все орудия Цинджоусского перешейка стоят совершенно открыто. К тому же, насколько мне стало известно это все старые китайские орудия, с весьма ограниченным боезапасом.

— Это что же получается, Стесель решил сдать позиции, — угрюмо бросил Покручин.

— Вы этого не говорили, а я не слышал, — резко оборвал Макаров, — Так уж вышло, что эскадра сейчас не имеет возможности вступить в бой, — угрюмо продолжил он, — потому представлять ее будут две канонерки и ваши бронепоезда. Мне известно мнение Куропаткина, относительно удержания цинджоусских позиций, он считает верным отход войск в крепость, Стесель считает, что позиции нужно удерживать любой ценой, как будет действовать Фок и насколько будет настойчив и убедителен Оку, пока неизвестно.

— Японцы будут очень настойчивы, — ухмыльнулся Покручин.

— А иначе не стоило и затеваться, но все же неизвестно в каком состоянии его тылы. Нашим миноносникам этой ночью удалось потопить еще один большой транспорт.

— Потерь нет?

— Без повреждений и убитых не обошлось, но корабли все вернулись. Что касаемо удержания позиций: В Талиенванский залив японцам путь заказан, мы там все основательно минировали. Не менее основательно минирован и залив Цинджоу, так что Бог даст, Оку будет сильно разочарован, тем обстоятельством, что поддержки с моря ему не видать. Однако не исключается то, что японцы решат протралить проход до предполагаемых позиций. К сожалению помешать им мы не в состоянии. Так же мы вынуждены прекратить атаки на их транспорты, иначе рискуем остаться вообше без миноносцев. Если японцы задержатся с атакой еще хотя бы на неделю, то мы успеем кое-что подлатать, но рассчитывать на это не приходится, а потому на бронепоезда ложится весьма серьезная ответственность.

После того как стало очевидным, что японцы начали десантную операцию и мало того, практически не встречают противодействия со стороны генерала Фока, было принято решение о минировании залива Цинджоу. К этой операции Макаров приурочил и вызов 'Сивуча' из Инкоу, который соединился с миноносцами устраивавшими минное заграждение и вместе с ними вернулся в Артур. Степан Осипович не мог себе позволить держать корабль неизвестно где, тогда как его ресурсы были очень ограничены. По счастью, встречи с японскими кораблями не случилось и отряд благополучно прибыл в крепость.

— Мы не подведем, Ваше превосходительство.

— Верю. Выдвигайтесь уже сегодня.

Вскоре к 'Квантуну' присоединился состав обеспечения. Состав был один на два бронепоезда. Командование справедливо рассудило, что железнодорожный путь здесь не столь уж и разветвленный, а 'Квантун' и 'Ляодун' будут действовать не в таком уж и разбеге друг от друга, а потому одного состава на двоих будет достаточно. В него, помимо жилых вагонов, входили, штабной вагон с радиостанцией, четыре платформы с материалами, вагон мастерская, для проведения мелкого ремонта, к которому были причислены моряки из бывших мастеровых, вагон погреб с дополнительным запасом снарядов, две цистерны с мазутом, вагон с запасом продовольствия и еще одна платформа, это уже был очередной подарок от концерна.

Звонарева очень удивляло то обстоятельство, что получив таки парк аэростатов, сухопутное командование не озаботилось выделением хотя бы одного, для цинджоусского перешейка. Глупость? Или не хотели его потерять в случае отступления? Вообще происходящее там для друзей было полной загадкой. С одной стороны в отличии от Куропаткина, Стесель приказывает держать позицию до последней возможности, с другой полное попустительство. Вот и сделали очередной подарок, выделив один из своих аэростатов, который должен был базироваться на одной из платформ состава обеспечения. Под это дело удалось выпросить и одну радиостанцию с сильно поврежденного миноносца, который еще долго не войдет в строй.

Вообще, говоря, что у концерна в скором времени высвободятся руки, Звонарев сильно преувеличил. Да, с росичами уже было практически покончено, но свалились новые напасти и вопросы, как то, участие в работах по подъему 'Бывалого'. Правда, свое оборудование не светили, но нашлись вполне себе традиционные водолазные костюмы, в которых пловцы тоже были обучены работать. Вот только матерились они изрядно, от той неповоротливости, что наблюдалась в этих костюмах. Тихо так матерились, чтобы никто не услышал. Опять же, участие в ремонте кораблей. Если с крейсерами и броненосцами все уже было в порядке, то с миноносцами ситуация была просто плачевной.

На работу уже начали принимать китайцев, для которых были введены ускоренные курсы по овладению специальностью. Каждого рабочего прогоняли через службу безопасности, чтобы ни дай Бог, не затесался какой шпион или диверсант, опять же на жительство их определили в наскоро возведенные общежития, под неусыпным контролем со стороны безопасников. Так что дополнительные рабочие должны были в скором времени появиться, но не так скоро как хотелось бы.

Солнце уже садилось, над невысокими горами оставался только урезанный в половину алый диск. Алый. Не предвестник ли крови, которая в скором времени должна будет обильно слиться на эту землю. Вполне возможно, если учесть то обстоятельство, что уже завтра утром, генерал Оку должен был перейти в наступление. Звонарев всеми силами пытался вытолкать бронепоезда на позиции раньше, но безрезультатно, так что морякам придется вступать в бой не ознакомившись предварительно с предстоящим полем боя. Это минус. Но с другой стороны, батареи все же прибудут вовремя, это плюс.

Если при помощи моряков удастся удержаться под Цинджоу, то это вполне сможет сыграть на руку адмиралу, который сейчас всячески пытался добиться переподчинения всех сил Ляодунского полуострова ему. Ни от Алексеева, а уж тем более Куропаткина поддержки он ждать не мог, следовательно, оставалось только высочайшее повеление, а для того, чтобы его получить нужна победа. Громкая победа. Потопление кораблей, это прекрасно, но если окажется, что адмирал сделал немало и на сухопутном фронте, а уж тем более если вмешательство моряков будет решающим, то это будет весьма весомый аргумент для Его Величества. Это понимали все, кто был в курсе подковерной борьбы Макарова, понимал и сам адмирал.

Наконец раздался перестук сцепки, колеса сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее завертелись и бронепоезд двинулся на восток, туда где совсем скоро без него будет никак не обойтись.

* * *

Цинджоу. Небольшой городок, расположившийся неподалеку от самого узкого места Ляодунского полуострова. Расстояние между заливами Цинджоу и Хунуэза здесь не превышает четырех километров. Практически по средине этого перешейка расположена высота, склоны которой сбегают к обоим заливам, ближе к берегу делаясь совершенно пологими. С юго-востока эту высоту обходит ветка ЮКВЖД, с северо-запада старая Мандаринская дорога, по которой проходил торговый тракт, основная дорога, до того, как здесь появились русские и запустили железную дорог.

Считалось, что этот перешеек является ключом ко всему Ляодунскому полуострову. Возможно из-за той самой узости, благодаря которой можно было бы обойтись малыми силами, чтобы сдержать куда большие. Но это только казалось. Любой, мало-мальски разбирающийся в военном деле мог указать на множество недостатков этой самой позиции. Так в силу особенностей рельефа, оборонительные позиции русских были выгнуты дугой в сторону противника и части расположенные на склонах горы были далеко выдвинуты вперед. Далее: местность способствовала расстановке артиллерийских батарей таким образом, что русские окопы простреливались с трех сторон, так же была возможность обстрела и со стороны обоих заливов. Проход в Талиенванский залив, а соответственно и в Хунуэза, был основательно минирован, что в принципе исключало бомбардировку с моря. Во всяком случае в известной друзьям истории так и было. На правом фланге акватория так же была минирована, а вот это уже сильно отличалось от известного им. В той истории, именно из залива Цинджоу японские канонерки усиленно обстреливали левый фланг русских, что в немалой степени определило исход сражения, так как именно здесь наметилось повальное отступление, захлестнувшее все позиции и вызвавшее паническое бегство. Но теперь, оставшийся в живых адмирал, позаботился об этом направлении. Стало ли это известно японцам пока непонятно, но если их канонерки все же появятся, то ответ очевиден.

Сами позиции были оборудованы окопами в два, а иногда в три ряда, соединенные ходами сообщений, вот только ни о каких зигзагах похоже здесь не знали. Перед окопами были устроены проволочные заграждения, но как правило проволока была гладкой, колючка еще не приобрела всеобщей популярности, а может ее не было в достатке, про путанку и говорить нечего, ее пока не было вообще.

В большом количестве имелись блиндажи, вот только их прочность вызывала серьезные опасения. Перекрытия этих полевых сооружений в один накат бревен, вполне могли противостоять непогоде, легкой полевой артиллерии, но орудия среднего калибра вполне себе успешно с ними справлялись. Песчанин предложил в свое время немного измененную конструкцию и даже намекнул на то, что концерн готов выделить под это дело лес, но переделывать укрепления никто не собирался, а Антон сделал вид, что и не предлагал передачу леса.

Артиллерия укреплений на перешейке была весьма разномастной и состояла из шестидесяти пяти трофейных китайских орудий, с весьма ограниченным боезапасом. Насколько было известно Звонареву, в той, знакомой ему истории, несмотря на то обстоятельство, что японцы сосредоточили на позициях русских весьма интенсивный огонь, орудия обороняющихся замолчали уже к десяти часам, то есть примерно через два часа после начала боя, из-за недостатка в боеприпасах. Были там так же и несколько орудий от флота, но в этот раз, Макаров не стал направлять сюда стационарную артиллерию. В этот раз все было куда интереснее. Во-первых, орудий было отправлено гораздо больше, а во-вторых, в этот раз японцам придется очень сильно постараться, чтобы заставить морячков замолчать.

На станции Нангалин их встретил Путилов, который в настоящий момент красовался в форме прапорщика. Звонарев слишком хорошо помнил этого дельного инженера, который строил для концерна узкоколейку на Сучанких угольных копях и был обрадован тому обстоятельству, что этот энергичный и дельный инженер оказался здесь. Для великовозрастного прапорщика нашлась работа по специальности. Как только началось строительство бронепоездов, тут же было принято и решение о разветвлении ЮКВЖД, для более эффективного использования бронепоездов.

— Прапорщик Путилов, — войдя в штабной вагон, представился Иван Петрович, — Я так понимаю, что оба командира бронепоездов присутствуют здесь? — он многозначительно взглянул на двух офицеров с лейтенантскими погонами.

Моряки не смогли отказать себе устроиться со всеми удобствами, а потому в составе обеспечения имелся отдельный вагон, который иначе как кают-компанией никто не именовал, впрочем так оно и было. Здесь были удобные диваны пара столов, небольшая библиотека, даже пианино удалось где-то раздобыть, имелся и граммофон, дань моде. Весела клетка с большим цветастым попугаем. Интересная птица, вроде и заморская, но крыла на русском так, что могла смутить самого забористого боцмана, возможно потому что когда-то и принадлежала оному, вот только тот погиб, а узнав об этом один из мичманов с большим трудом сумел выкупить птицу у матросов. Поэтому разговорить ее особо не пытались. Есть для антуража и слава богу.

— Вы правильно понимаете. Начальник дивизиона подвижной береговой батареи лейтенант Покручин. Чем обязаны?

— Я руковожу строительством веток для ваших бронепоездов, прибыл ознакомить вас с ситуацией по железнодорожным путям.

— Замечательно. Вина?

— Нет, благодарю, — подходя к одному из столов и извлекая лист карты открестился Путилов, — Итак господа, вот то что мы имеем на сегодняшний день. Неподалеку от станции Тафаншин, в сторону наших позиций у деревни Тидятен, нами была устроена стрелка, откуда отходит путь предназначенный непосредственно для ваших бронепоездов. Дорога пересекает перешеек в направлении деревни Судятень, где затем поворачивает и идет вдоль старой Мандаринской дороги, — говоря это, Путилов показывал все на карте.

— Я вижу, закольцевать дорогу вам не удалось, — задумчиво изучая карту, заметил Покручин.

— К сожалению нет. Мы смогли продвинуться только до деревни Мудяген, это как раз напротив самой выдвинутой нашей позиции. С другой стороны, вы ведь не собираетесь вклиниваться в ряды противника. Эта закольцовка имела бы смысл, если бы противника сумели сдержать на подходах к самому городу, но теперь смысл теряется. На самой станции Тафаншин, устроено два коротких тупиковых ответвления, которые позволят вашим бронепоездам занять удобную позицию, для эффективного использования ваших орудий. Честно признаться, я был сильно удивлен, что никто из командования не прибыл для рекогносцировки.

— Наше упущение, — скрепя сердце, согласился Покручин.

— Так что не обессудьте, но мне пришлось привлечь артиллерийского офицера из местных. Капитан Гобята, был настолько любезен, что уделил внимание моей проблеме, — а что скажешь. Правильно обижается инженер, за всей беготней, все попросту позабыли о необходимости совместной работы с путейцами, — Не знаю как у вас налажено со стрельбой с закрытых позиций, но тупики на Тафаншине, предусматривают именно такую стрельбу.

— С этим у нас все нормально, — Покручин все же смутился. А как тут не смутиться, если за все время так и не нашел возможность прибыть сюда и ознакомиться с районом предстоящих действий. Непростительное головотяпство. Звонарев наблюдая эту картину, больно закусил губу. Нет, не идиот ли. Вместо того, чтобы предложить этот простой выход, всячески старался вытолкнуть сами бронепоезда. Господи, сколько же тобой отпущено на глупость человеческую.

— Хорошо, если так. Потому что саму ветку так же прокладывали по совету того же Гобята и практически все позиции предусматривают ведение огня с закрытых позиций, за исключением района развилки у Тидятена и деревни Судятен. Кстати, вдоль Мандаринской дороги мы постарались сделать путь извилистым, с тем, чтобы вы могли занять удобную позицию. Вот в этом районе, с моря составы будут практически незаметными, разве только дым паровоза.

— С этим у нас порядок. Отопление нефтяное, так что дымы не особо разглядят.

— Хорошо. Вот на этом участке, предусмотрено два места, где ваши бронепоезда будут практически скрыты от глаз со стороны моря, если японцы все же появятся. Здесь удалось провести пути по низинам, так что над естественной преградой будет возвышаться только верхняя часть вагонов, ну и сами орудия. Устроить полностью закрытые позиции не получилось.

— Понятно. Но тут мы и сами кое что придумали, — говоря это Покручин имел ввиду предложение унтеров, присланных Гавриловым. Как говорится, все гениальное просто. Берутся обычные крупноячеистые рыбацкие сети, на них крепятся лоскуты ткани, различной расцветки самой несуразной формы и пожалуйста, маскировочная сеть готова. Такие сети в достаточном количестве уже были изготовлены на оба бронепоезда, так что скоро им предстояло пройти боевое крещение, — А каковы дальнейшие планы?

— В данный момент, мы переводим все наличные силы сюда, в Нангалин, будем строить еще одну ветку. Да чуть не забыл. Гобята меня предупреждал, что моряки любители залпового огня. Так вот, убедительная просьба воздержитесь от этого. Тут и старые пути вряд ли выдержат, а об этих, сотканных на скорую руку и говорить нечего. Так что вполне себе может оказаться, что сами себя и запрете.

— Непременно учтем.

* * *

Несмотря на ранний час, утро огласилось различными звуками, столь присущими биваку. Здесь были и ржание лошадей и нескончаемые человеческие голоса, перемежающиеся резкими, отрывистыми командами офицеров и унтеров, перестук молотков, перезвон металла, грохот колес телег, посвист паровозов, лязг сцепок. Лагерь расположившийся в окрестностях и самой станции Нангалин проснулся довольно рано, предстоял еще один день и возможно не такой спокойный как раньше. Еще с ночи слышались звуки перестрелки у города и небольшая артиллерийская канонада.

Звонарев поднялся легко, словно наново родился, что бывало у него довольно редко. Обычно, сон отступал медленно с неохотой, оставляя после себя тяжесть, которая развеивалась не так скоро как хотелось бы, а потому, чтобы побыстрее прийти в себя приходилось прибегать к физической зарядке, но бывало и вот так, как сегодня.

— Доброе утро Сергей Владимирович.

— И вам доброе, Роман Дмитриевич. Если оно только доброе.

— Что-то вы как-то меланхолично настроены, или даже я бы сказал, пессимистически.

— Для особого оптимизма не вижу причин. Скорее всего сегодня предстоит бой, — от чего-то он был уверен, что непременно произойдет и не далее как через час, во всяком случае для того чтобы здесь произошли изменения, он лично причин не видел.

— Вы это бросьте. Вы не обыватель какой и даже не офицер интендантской службы, Вы командир, а потому не забывайте, что на Вас смотрят ваши подчиненные. Так что отставить хандру, выше нос, излучаем уверенность и бодрость духа.

— Есть уверенность и бодрость духа, — только вот слова эти особой бодростью отчего-то не отличались. Сам Покручин тоже видать не больно-то спокоен, если поднялся на рассвете.

— Да-а, тяжелый случай. Но насчет уверенности и бодрого духа это не пожелание, а приказ. Так что извольте исполнять. Я собираюсь восполнить пробел в образовании и проехать таки по району предполагаемых действий. Как насчет составить компанию?

Как не удивлен был Звонарев, но факт остается фактом, Покручин от чего-то проникся к нему уважением и всякий раз искал с ним общения или советовался по тому или иному вопросу. Возможно, причина крылась в том положении, что занимал Сергей в гражданской своей жизни, этого ему никак не хотелось, было бы жаль разочаровываться в человеке. А возможно, она была в том, что прапорщик просто таки фонтанировал различными идеями и для достижения результата не боялся затратить свои средства, так форма, маскировочная сеть, аэростат со всем оборудованием были поставлены именно за счет Звонарева. К тому же все эти идеи не так чтобы с радостью были восприняты, в том числе и Покручиным, но новоявленный офицер настоял и пока все говорило о том, что польза будет. Если имело место второе, то это грело.

— Не думаю, что это хорошая идея. Судя по всему, ночью японцы выбили наш заслон из города, стало быть, у них было время и для сосредоточения. Так что скоро начнется.

— А Вы разве генерал Оку? Откуда Вам знать это доподлинно?

— Я и не знаю. Это просто мои умозаключения.

— Что же убедили. Подождем до обеда, если не начнется, то сегодня уже ничего не будет, такие дела лучше затевать с утра, чтобы впереди день был, а то эдак ночью вообще ума ничему не дашь, — Сказать-то сказал, да вот только и сам судя по всему не верит в то, что будет столько времени.

— Вполне с Вами согласен, Роман Дмитриевич.

— Но время попусту терять тоже неправильно.

— И что Вы предлагаете?

— Я гляжу, аэростат уже подготовили. Так что я пожалуй вместе с Михайлюком вознесусь в небо, — Михайлюк, это командир второго бронепоезда, — Заодно и корректировщика с собой прихватим. Нужно определить ориентиры, да хоть так обозреть местность. Как считаете, поднимет.

— Думаю, что труда не составит. Вот только если делать, то делать немедля, — глядя на часы произнес Звонарев. Четыре тридцать. Если ничего не изменится, то осталось не больше получаса.

— Вот и хорошо. Вестовой! Вызови лейтенанта Михайлюк к аэростату. Вы как, не хотите составить компанию?

— Я бы с удовольствием, но боюсь, что буду уже лишним. Грузоподъемность шарика не такая ужи безграничная. Так что свое любопытство потешу позже, сейчас главное дело.

Долго скучать не пришлось. Аэростат еще висел в воздухе, когда окрестности огласила канонада артиллерийской подготовки, а позиции пятого полка в мгновение покрылись множественными черными султанами различной величины, от разрывов разных калибров. Одни вздымались мощно и завораживающе, другие были не столь эффектны и как-то мелки, что ли, но в целом картина производила сильное впечатление, приковывая взгляд, отметая все иные мысли, сосредотачивая внимание только на себе. Прошла всего-то минута, а позиции полка уже заволокло практически непроглядным облаком пыли. Казалось, что выжить там не мог никто, в особенности на батареях, которым сейчас доставалось как никому другому. Однако, несмотря на творящийся там сейчас ад, было слышно, что русские орудия не отмалчиваются и ведут весьма интенсивную стрельбу.

Аэростат быстро притянули к земле, а затем он вновь потянулся в небо, высадив двух офицеров и вобрав в себя еще одного человека.

— Если наши будут продолжать в том же темпе, то очень скоро у них выйдут снаряды, — взволнованно проговорил Звонарев.

— Боюсь, что еще до того, от них ничего не останется. Пора выдвигаться на позиции. Черт, времени совсем мало было, только и успели, что определить ориентиры. Осматриваться было некогда. Не успели засечь ни одной батареи. Хотя какие-то передвижения войск и наблюдали.

— Ничего мы еще не выйдем на позиции в районе Тафаншина, как корректировщик уже будет готов дать координаты. Батареи не корабли и уж тем более не наши бронепоезда, так что остановимся, пристреляемся и накроем. Не думаю, что им понравится наш калибр. Кстати, что там в море? Японцев не видно?

— С уверенностью утверждать не буду, залив затянут дымкой. Ее конечно скоро развеет, но пока…

— Ясно.

— Нужно согласовать свои действия с пехотой.

— Решать Вам, но я лично смысла не вижу. Боюсь, что никто из них сейчас толком ничего не знает. Предлагаю дать указание корректировщику выискивать сначала батареи крупного калибра и разбираться с ними в первую очередь. Один бронепоезд, одна батарея. Заткнем одних, примемся за других.

— Тоже верно. В конце-концов, от этого точно будет побольше толку, чем от обстрела атакующих цепей. Вестовой!

— Я Ваше благородие, — тут же словно из под земли появился невысокий и юркий матрос.

— Давай-ка братец, бегом всех офицеров оповести, чтобы немедля в штабной вагон подходили.

— Слушаюсь, ваш бродь, — матроса как ветром сдуло, словно и не было никого здесь секунду назад.

Пока суть, да дело, Звонарев осмотрелся по сторонам. Повсюду беготня, суета, толкотня, словно и не воинская часть стоит, а какой-то неуправляемый табор. Все это походило на панику или бедлам, но даже отдаленным порядком и не пахло. Однако, по мере того как время текло, не перестающие звучать команды офицеров и унтеров, не забывающих приправить для вящей убедительности крепким словцом, наконец возымели действие и порядок устанавливался.

Исключение составляли экипажи бронепоездов. Возможно, связано это было с тем, что моряки все последнее время только и делали, что тренировались и отрабатывали те или иные действия, так что просто не успели расслабиться. Как только раздались первые звуки канонады, а на позиции пятого полка посыпались снаряды, экипажи сноровисто заняли свои места согласно боевого расписания и не получая никаких команд маялись от безделья, не зная куда себя деть и чем заняться.

— Господа, судя по всему, знакомиться с местностью нам придется уже в ходе боя. Вениамин Валерьевич, Вам предстоит обеспечить нас данными по артиллерийским позициям противника. К моменту, когда мы будем на позициях, сведения должны уже поступить.

— Все сделаем, Роман Дмитриевич, — спокойно пожал плечами прапорщик Луконин, который командовал составом обеспечения.

В его подчинении находилось порядка сорока человек, куда входили все те, кому предстояло обеспечивать бесперебойное снабжение и обеспечение обоих бронепоездов. Были здесь и связисты, в том числе и телеграфист беспроволочного телеграфа, и команда обеспечивающая работу аэростата, сплошь состоящая из вольноопределяющихся.

Эти молодые парни были из числа тех энтузиастов, что мечтали сделать небо обителью людей. Нельзя было сказать, что они были просто энтузиастами, нет. Их деятельность довольно неплохо оплачивалась, в распоряжении имелись самое совершенное оборудование и сами аэростаты. Имелась у них и богатая практика. Очень богатая надо заметить. Это они были составителями тех самых карт, которыми в настоящий момент предстояло пользоваться экипажам бронепоездов, ну нужно же было как-то доказывать свою полезность, опять же заработок, любимое дело, любимым делом, но и семьи кормит нужно и самим на что-то жить. Вот и выходило, что определяться и ориентироваться на местности для них было дело весьма привычное, а некоторое время проведенное на батарее Панова в отдельной роте Гаврилова, дала необходимую практику в корректировке артиллерийского огня. Остальное уже зависело от профессионализма артиллеристов. Впрочем орудия бронепоездов тоже метнули по паре снарядов с закрытых позиций, так что взаимодействие в принципе было отработано. В учебной обстановке. Но здесь был бой.

— Василий Александрович, как у вас?

— Порядок, ждем команду, — слегка взволнованно доложил командир 'Ляодуна'. Ничего удивительного, насколько знал Звонарев, ему предстоял первый бой.

— Значит так, — раскладывая карту с пометками Путилова начал Покручин, — 'Ляодун' выдвигается вот на эту точку, ближе к левому флангу, судя по отметкам, тут он останется незамеченным. 'Квантун' выдвинется, на правый фланг, вот сюда. Вениамин Валерьевич, корректировщики, в первую очередь высматривают цель для 'Квантуна', пока 'Ляодун' выйдет на позицию, мы уже сможем открыть огонь. Вопросы?

— Никак нет, — лаконично ответил Луконин.

— Выполняйте. Господа офицеры по местам.

— Рома, а ты уверен, что нам следует влезать со своим кадилом. — Когда они остались одни, обратился к Покручину, Михайлюк, — Ведь наша первоочередная задача, прикрытие флангов с моря. А потом, ни нормальных фугасов, ни шрапнели у нас нет.

— Знаю Вася, но и просто так смотреть как расстреливают наших я тоже не могу. Уж всяко разно заставим замолчать пару тройку батарей, все нашим полегче будет.

— Да, скорее всего ты прав. А свои действия с сухопутным начальством ты согласовал?

— Нет. Но не думаю, что принуждение к молчанию батарей противника будет им не одобрено. Да и некогда. Где сейчас искать то начальство, а нашим помощь нужна не в обозримом будущем. Вон сколько орудий разом молотят, куда там сотня, как бы не две.

Бронепоезд идет под всеми парами, машинист выжимает все на что способен паровоз, понимает, что вот сейчас там на позициях, славян раскатывают вчистую и им нужна помощь. Местопребывания командира комфортным никак не назовешь, что не говори не классный вагон. Теснота не развернешься, да еще легкий запах мазута. Командирская рубка расположена в тендере паровоза, а у того отопление нефтяное, хотя потеков топлива не наблюдается, запашок имеет место. Хоть бы не отравиться. Хотя, герметичной конструкцию не назовешь и сквознячок гуляет, да и не та концентрация паров, так больше обозначается запах.

Покручин стоит на специальной площадке устроенной под командирской башенкой, так чтобы можно было осматриваться. Здесь имеется небольшой столик, на котором прикреплена карта, а в углу имеется готовальня, сейчас она закрыта, незачем ей открытой быть, нетто все разлетится по узкому проходу, трясет немилосердно. Здесь же два телефона, от одного тянется линия на полевой коммутатор, все продумано, командир может связаться с любой частью бронепоезда. Второй телефон прямая связь с машинистом, паровоз это сердце, так что связь с ним вообще отдельная песня. К машинисту при случае, командир может пройти напрямую. При надобности можно пройти и в хвост, только в голову состава никак не получится перебраться, если только не устраивать цирковой аттракцион. Да, продумано все, вот только удобств никаких, это не состав обеспечения с кают-компанией, или спальными вагонами, чуть зазевался и получи шишку или ссадину, а ведь можно и лицом приложиться. Так что когда 'Квантун' несется под всеми парами, то лучше лишний раз поберечься, целее будешь.

Бронепоезд сильно тряхнуло и Покручина слегка повело в право, ага стало быть прошли стрелку и повернули на дополнительную ветку, которую специально для них ладили. Лейтенант приник к смотровым щелям, стараясь определиться с местоположением. Молодцы все же этот Гобята и Путилов, зная, что прибудут те, кто не знаком с местностью, озаботились ориентирами, главное не проморгать их. А вот и отдельно стоящее дерево с права по курсу. Командир берт телефонную трубку и резко крутит ручку.

— Машина, стоп!

— Есть стоп, — слышится степенный голос машиниста.

Что это? Показалось или действительно он услышал в тоне бывалого мужика легкую иронию. А, ну да, им сухопутным режет слух команда, отданная на морской манер. Ничего, пусть привыкают, здесь все по морскому и вооружение, и экипаж, так что и машинист пусть переквалифицируется. Кстати, нужно будет одеть его подобающим образом. С другой стороны он и без того в форме железнодорожника. Нет, пожалуй, перегибать не стоит.

— Рубка, — взяв зазвонивший второй телефон ответил Покручин.

— Господин лейтенант, телеграфист вольноопределяющийся Лужов, передали данные с аэростата, — вовремя.

— Диктуй, — в руках у лейтенанта уже карандаш, а взгляд прикован к карте.

— Ориентир один, право пятнадцать, пять тысяч двести.

— Принял. — Сноровисто работая линейкой и транспортиром, Покручин быстро определяет позицию батареи противника, относительно наблюдателя на шаре. Теперь измерения относительно их позиции. Нужно торопиться, необходимо успеть пристреляться пока, 'Ляодун' не вышел на позицию, время, чтоб ему. Готово. Рука вращает ручку телефона.

— БЧ один, — Это предложение Звонарева. БЧ-1 — головные бронеплатформы, БЧ-2 — в хвосте, БЧ-3 — десантный вагон, рубка — тендер с командиром и дальномером, машина — паровоз. Простенько так, но удобно. — Андрюша, ориентир один, право двадцать шесть, три тысячи сто, одно орудие, пристрелочным.

— Ориентр один, право двадцать шесть, три тысячи сто, одно орудие, пристрелочный. Принял.

Время тянется бесконечно. Чего они там возятся. Ну же. Время, Андрюша, время. Нашим нужна помощь. Наконец полка под ногами мелко вздрогнула, и сквозь броневые плиты доносится гулкий звук выстрела, резко контрастирующий с канонадой раздающейся снаружи. Теперь ждать. Сейчас наблюдатель засечет разрыв снаряда, скорректирует и передаст уточненные данные на телеграф, оттуда данные поступят на бронепоезд и только потом их получит Покручин. Долго. Очень долго, но иначе не получится. Делать нечего, нужно ждать. Раздался резкий звонок, трубка сама собой скакнула к уху.

— Рубка.

— Господин капитан, радиотелеграфист…

— Слушай Лужов, в боевой обстановке отставить! Четко и коротко!

— База передает: в яблочко.

— Принял. Отбой, — снова вращается ручка, — коммутатор Общую с БЧ один и два, — и через несколько секунд, — Ориентир один, право двадцать шесть, три тысячи сто, беглым, пятью снарядами, огонь.

Снова тянется время. Но на этот раз все проходит быстрее. Как видно БЧ-1 получив предварительные данные, сразу выставили оба орудия. Раздаются один за другим два выстрела, вторя им с хвоста, вдогонку так же звучат выстрелы. Затем орудия начинают молотить уже без команд и какого-либо порядка. По пять выстрелов, двадцать морских снарядов, калибром сто двадцать миллиметров. Мало точно не покажется. Эх, если бы еще и полноценные фугасы, а лучше шрапнель. Но чего нет, того нет.

Покручин ждет, напряженно вслушиваясь в звуки выстрелов, отсчитывая про себя количество выстрелов, собственно заняться ему больше нечем. Можно конечно посмотреть и в смотровые щели, и в перископ, но смысла нет. Результата своей стрельбы он не увидит, можно только рассмотреть, как раскатывают на позициях пятый полк, но травить лишний раз душу не хотелось.

— Ваше благородие, тут кто-то стучится в дверь, — раздается взволнованный голос дальномерщика.

— Ну дак спроси кто, — бросает Покручин, сходя на пол и извлекая из кобуры парабеллум. Это его гордость, очень редкое оружие, сам достал только по случаю. Оно понятно, что вроде как нарушение, офицерам разрешено вместо штатного нагана иметь маузер, но никак не парабеллум, но с другой стороны здесь и сейчас, особого значения этому никто не предавал.

Роман Дмитриевич быстро проходит к дальномерщику, тот с кем-то переговаривается через дверь, обозревая в смотровую щель, при этом пытаясь хоть как-то взять на изготовку длинную и неуклюжую винтовку, да только ничего у него из этого не выходит, не для стесненных пространств оружие, а стало быть, в настоящий момент практически бесполезное. Если есть желание воспользоваться винтовкой, то возможно это, либо вдоль узкого коридора, либо в бойницу в двери тендера или паровоза. Вот такая вот арифметика.

— Кто, там?

— Дак прапорщик с батареи Гобята, ваш бродь.

— Слушаю Вас господин прапорщик.

— Может все же впустите. Или мы так и будем переговариваться через дверь.

— Отойдите так, чтобы я Вас видел.

— Господи, да откуда здесь взяться японцам, — послышался возмущенный голос из-за двери, но команду он все же выполнил, отойдя на несколько шагов и спустившись с насыпи. Да, непорядок. Нужно будет обговорить со Звонаревым, чтобы в случае вот таких вот стоянок, выставлялся наружный караул, и сюда одного матроса нужно будет определить, не то только командир и дальномерщик, неправильно это. Да, и вооружить его нужно будет чем-нибудь более подходящим, с винтовкой тут точно делать нечего.

Ничего особенного, среднего роста, подтянутый прапорщик с артиллерийскими эмблемами. Типичный русский офицер. Ладно это полемика. Покручин отпирает запор, и выглядывает наружу. Никого. Только прапорщик.

— Чем обязаны?

— Гобята просил у Вас уточнить, не сможете ли помочь с корректировкой, вон ваш шарик висит, далеко глядит. По пехоте и без того есть кому отработать, мы большой погоды не сделаем, а вот если накроем хоть одну батарею, току будет куда больше.

— Согласен. Вот только не представляю, как это будет выглядеть с технической точки зрения. Максимум что мы можем, это только передать координаты, которые Вы затем доставите на батарею. Если бы у батареи была телефонная связь, хотя бы с Нангалином, то нет проблем.

— Такая связь есть.

— Тогда не теряйте здесь время и отправляйтесь прямиком к начальнику состава обеспечения, распоряжение я передам немедленно. Он организует телефонную связь с вашим узлом.

— А вот это будет просто превосходно. Честь имею.

Прапорщик вскочил в седло и тут же припустил в сторону станции, а как иначе, не пешком же бегать по горячему. Опять, что-то не то в голове носится. Здесь все, пора возвращаться. Черт, телефон разрывается, да и орудия прекратили обстрел.

— Рубка.

— Телеграф. База передает, батарея молчит, одно орудие разбито, два опрокинуты состояние не понятно, прислуга разбежалась. Новая цель, ориентир один лево семнадцать, пять тысяч шестьсот.

— Принял…

* * *

— Ваня, только учти, ни в коем случае не убей, нам его жизнь без надобности. Тебе нужно его ранить, серьезно, но не смертельно.

Господи, тоже мне Ваня, нет ну и смех и грех, вот так скажешь и перед глазами тут же предстает эдакий простой рязанский, или вологодский, или еще какой парень, а взглянешь. Низкий со смуглой кожей, кривыми ногами, хотя про него точно знали, что наездником он особым не был, с характерным азиатским лицом. Этого якута скорее можно было признать за какого-либо самурая, но никак не за русского. Однако никакой подоплеки. Самый настоящий Иван и есть, как дали имя при крещении, так и носит его.

— Все исполню в лучшем виде, не переживайте ваш бродь.

Вот так вот. Ему приказывают совершить покушение на русского генерала, но никаких сомнений у него нет. Раз приказано, значит надо. Иван был не просто снайпером, он так же входил в состав службы безопасности концерна, а там вопросы задавать не принято. Есть приказ и тебе следует думать над его наилучшим исполнением, все остальное не твоя забота. Кстати, никакого намека на акцент, вот отвернись и впрямь, самый что ни наесть славянин.

— Ким.

— И на позицию выведу и цель укажу и отход обеспечу. Все будет в полном порядке, — улыбается кореец. А кому еще поручить такое как не ему, уж кто-кто, а он эти места и вдоль и поперек излазил.

— И еще. Только один выстрел. Промазал, — ироничный взгляд Ивана, — попал, только один. Как только достаточно удалитесь от винтовки тут же избавиться, прицел с собой, — а теперь осуждающий.

Арисака вполне хорошая винтовка, с точным боем, калибр поменьше чем у мосинки, но это ничуть не умоляет ее достоинств, а что такое хорошая винтовка для охотника, это понимать надо. Но недосуг разбираться в чувствах снайпера. Вот вернется, тут его своя трехлинейка дожидается, а лишняя улика на руках ни к чему. Была бы просто винтовка, так ничего страшного, но на ней ведь крепление под оптику, а такая вполне себе используется в его батальоне, по всем спискам проходящем как отдельная рота ополчения.

Гаврилов был сильно удивлен, когда поступил приказ передислоцироваться в Инчэнзы, для обеспечения наблюдения и охраны от десанта бухты Инченцзывань. Но приказ есть приказ, а потому батальон быстро снялся и направился его исполнять. Не сказать, что это было не на руку самому Гаврилову, который не знал как можно подобраться поближе к месту событий, что не говори, а руки у него чесались и очень сильно, правда это все едино было далековато от Цинджоу, но все ближе, чем раньше.

Семену было и невдомек, что еще накануне Фок получил телеграмму примерно следующего содержания: 'Так как в тылу высадки нет и не видно приготовлений, то атаки Цинджоусской позиции можно ожидать только с востока, так как они уже близко подошли, в этом случае, если нет высадки в тылу, то на самую упорную оборону позиции должно быть обращено все внимание, резервы должны быть усилены, одного полка там мало, пока Цинджоу наш, Артур безопасен, батальон из Ичензы возьмите, я буду охранять ее отсюда'. Вот так и вышло, что его рота усиленная артиллерией была выслана в этот населенны пункт.

* * *

Несмотря на то, что из Ичензы, Стесель приказал убрать войска, генерал Фок решил все же перестраховаться. Гарнизон в этом селе был ориентирован на другое направление, а оставалось еще и западное побережье залива Цинджоу. Макаров конечно указал, что залив сильно минирован, но веры этим самотопам у генерала не было. Эвон, умудрились чего устроить. Бедняга Того потерял около полутора десятка пароходов, пытаясь заткнуть проход в гавань, да все без толку, а эти умники взяли да и потопили свой же пароход, да так удачно, что тот лег поперек прохода. Поговаривали правда, что это японцы устроили диверсию, ну да все это бабкины сказки, эдак японцев можно обвинять в чем угодно. С другой стороны, а что еще говорить морякам. Вот они японцы, уже приблизились к Ляодуну, а наш флот стоит себе на внутреннем рейде и в ус не дует. Оно, может Макаров и хотел бы выйти, все же в предприимчивости ему никак не откажешь, опять же на днях устроил японцам кровавую баню, но с другой стороны, несмотря на самоотверженность миноносников и причиненные потери, противник уже готов атаковать, а на поддержку с моря рассчитывать не приходится.

Так что есть там мины, нет, а страховка не помешает, десант в тылу совсем не нужен. К тому же, несмотря на заверения Макарова, не далее как вчера вечером японские канонерки вошли в залив и участвовали в обстреле при взятии японцами города. О том, чтобы кто-то из них подорвался на минах, донесений не поступало.

С рекогносцировкой было уже практически покончено, когда к его штабу подскакал вестовой с донесением от начальника штаба о том, что занимающий позиции на цинджоусском перешейке пятый полк подвергся атаке превосходящих сил противника. Кто бы сомневался. Все пора здесь заканчивать, нужно возвращаться.

Одиночный выстрел раздался совершенно неожиданно, застав всех врасплох. Судя по звуку, стреляли шагов с четырехсот, никак не меньше и вроде как во-он с той горушки, покрытой леском. Никто еще толком ничего не понял, а командир дивизии уже падает на землю, схватившись за правое плечо. Да что же это творится-то, совсем хунхузы обнаглели при приближении японцев. Куда только эти хваленые пограничники смотрят.

Офицеры штаба тут же поспешили к генералу, мгновенно побледневшему, но все еще остающемуся в сознании. Его быстро освободили от мундира и наскоро осмотрели. Рана не пустяшная, как видно задета какая-то вена, так как темная кровь толчками покидает тело, а генерал чувствует себя все хуже и хуже. Но слава богу не смертельная. Сопровождавший штаб военврач, тут же наложил повязку, сейчас главное остановить кровотечение, иначе есть все шансы, что раненный изойдет кровью.

— Что там? — интересуется Фок побелевшими губами.

— Рана не смертельная, ваше превосходительство, пара недель, месяц и вы будете как новенький.

— Вот и ладно. Нужно двигаться к Нангалину.

— Ни в коем случае, — тут же вскинулся врач, — Да, рана не смертельная, но весьма серьезная. Необходимо как можно быстрее остановить кровотечение и предотвратить ее возобновление иначе Вы просто изойдете кровью. А еще Вас немедленно нужно направить в госпиталь, нужна операция. Не надо на меня так смотреть, ваше превосходительство, вы уж простите, но здесь буду командовать я, так как всецело несу за Вас ответственность.

— Хорошо. Капитан Романовский.

— Я, ваше превосходительство.

— Передайте генерал-майору Надеину, чтобы вступал в командование дивизией.

— Есть.

Вернулся эскорт, что сразу же после выстрела рванул в ту сторону, где засел стрелок. Найти никого не удалось, как не удалось и определить откуда именно стреляли. Мудрено, найти охотника, всю жизнь скрадывающего зверя, и научившегося сызмальства маскироваться так, чтобы этот самый зверь его не увидел и не почуял, куда там человеку с ним тягаться.

* * *

Все было один в один с историей, которая была знакома Звонареву. Бред. Этого не может быть. Но это есть. Примерно через полтора часа после начала артподготовки в дело вступили канонерки японского флота. Как выяснилось, они еще накануне вечером вошли в залив и даже приняли участие в поддержке атаки на город. Как видно в ранний час, корабли не приняли участие в обстреле из-за плохой видимости, но как только дымка рассеялась и позиции русских стали хорошо различимы, они не замедлили поддержать свою пехоту. Как такое могло произойти, ведь Макаров заминировал залив? Где именно были установлены мины было неизвестно, но они были и в немалом количестве. Однако вот они японские корабли, лежат в дрейфе и абсолютно безнаказанно расстреливают русские позиции. Ну да недолго осталось.

'Квантун' и 'Ляодун' довольно быстро выходят на позиции, которые предусмотрительный Путилов определил для обстрела залива. Путейщик не обманул, все было именно так, как он и говорил, платформы и впрямь скрывались практически полностью за небольшой возвышенностью, которая являлась естественной защитой. Над природным бруствером возвышались только жерла орудий и части стальных корпусов вагонов и паровоза, но назвать их легкой мишенью было бы не справедливо. Благодаря маскировочным мероприятиям, контуры бронепоездов размывались и терялись на общем фоне, даже сами орудия, нижняя часть которых и без того, была скрыта, сейчас накрыты сетью. Вот состав остановился, гулко загромыхав сцепкой и сети дружно поползли с орудий.

— На дальномере. Дистанция до головного. — Покручин собран и серьезен.

За прошедшие полтора часа они уже сумели быть не в малой степени полезными. Правда того результата, что был при обстреле первой батареи достигнуть больше не удалось, но кое-кому сегодня они все же кровушку попортили. Трем батареям приходилось в срочном порядке менять позиции, пока их обстреливали. Внес свою лепту и 'Ляодун'. Из-за сильно замедленной связи, имел место некоторый перерасход боеприпасов, но это не критично, главное, что орудия противника некоторое время не вели огонь по русским позициям, а перевести батарею на новую позицию, это не роту стрелков увести из под обстрела. Всего двумя батареями к полному или временному молчанию были приведено восемь батарей, а 'Ляодун' еще умудрился попасть в складированные на батарее боеприпасы, возможно их только подвезли, а может командир отчего-то решил устроить общий склад, непонятно, но рвануло знатно, разом разметав половину батареи.

Сейчас ситуация совсем другая. Вот они, корабли противника, как на ладони и дистанция так себе, считай прямой наводкой бить. Похоже о бронепоездах им ничего не известно, да и не мудрено, откуда им знать, связь с берегом если и есть, то скорее номинальная. Составы они видели, но скорее всего не придали особого значения, для них главное сейчас раскатать позиции русских. А вот зря вы так.

— Дистанция тысяча восемьсот.

— Принял, — как все же удобно работать когда дальномерщик вот он, под боком и нет пауз не меньше минуты. Телефонная трубка уже в руке, вторая вращает ручку. — Рубка. Общую БЧ-1 и БЧ-2. Дистанция до головного тысяча восемьсот. Огонь по готовности.

Проходят томительные секунды, наконец бронепоезд вздрагивает от звучащих один за одним выстрелов. Покручин приникает к перископу, оно конечно приближение не то, что у морского бинокля, но и расстояние так себе. Цель берется под накрытие сразу, и даже наблюдаются два попадания, один снаряд бьет в надстройку, второй падает на ют. Ничего удивительного, не попасть в неподвижный корабль с неподвижной позиции. Ну это нужно быть совсем криворуким, а у него комендоры все же не первогодки.

Опять ожидание, затем вновь раздаются выстрелы морских орудий, теперь интервалы не равные, так как готовность это дело такое, как какой унтер свой расчет натаскает, и у кого какой наводчик. Поэтому два выстрела раздаются один за другим с трехсекундной задержкой, два других звучат один за другим, практически накладываясь друг на друга.

Японцы прекратили обстрел русских позиций выискивая нового противника. Удается им это только после второго залпа, а вот подавить противника никак не получается. Снаряды вздымают черные султаны земли перед позицией бронепоезда, но добиться попаданий или причинить иной ущерб у них не получается.

Покручин переводит взгляд на другой корабль, так же подвергшийся обстрелу. Неплохо, комендоры Михайлюка ничем не уступают его артиллеристам. Тоже добились нескольких попаданий. Некоторое время японские моряки пытаются вести артиллерийскую дуэль продолжая лежать в дрейфе, но целый ряд попаданий вынуждает их все же изменить тактику. Канонерки начинают движение и результативность русских резко снижается, но все же попадания есть и назвать их слишком редкими трудно. Достижения же японских моряков остаются на прежнем уровне, иными словами их практически нет, взять под накрытие русских им все еще не удается.

Но продолжаться так до бесконечности не может. Маскировка хорошая вещь, но она не может спасать постоянно. Снаряды начинают рваться уже в опасной близости, осколки градом забарабанили по броне, некоторые рвутся с перелетом, а это уже чревато, так как орудийная прислуга с тыла ничем не защищена. Но делать нечего, нужно стоять и только усиливать обстрел. Будь сейчас дуэль с противником на закрытой позиции, имело смысл переместиться в сторону, но в данной ситуации бронепоезда просто напросто вышли бы на открытое место, лишившись своего преимущества естественной защиты. Значит, сжать челюсти и стоять, стоять насмерть. Главная задача уже достигнута, японцы перестали обстреливать окопы, осталось только их прогнать.

Артиллерийская дуэль продолжалась уже около пятнадцати минут, когда на одной из канонерок вдруг разгорелся пожар и она была вынуждена потянуться в сторону, прекратив огонь. К этому времени в дело вступили уже миноносцы и хотя их калибр не шел ни в какое сравнение с калибром канонерок, крови они попортили изрядно. Сейчас вся артиллерия задействована на то, что бы заткнуть эти две батареи вдруг возникшие из ниоткуда.

Но вот одна из канонерок вдруг запнулась, под ее левым бортом вспух водяной бугор, который словно нарыв лопается и взмывает вверх огромным водяным столбом. Ну наконец-то, вот и мины пошли в ход.

Видно последние события многому научили японцев, так как они сразу же распознали, что именно произошло. Корабли стали резко замедляться, затем остановились и попятились назад, при этом беспрерывно ведя обстрел русских и сами подвергаясь сильному обстрелу. Два миноносца бросились на помощь к тонущему кораблю, обстрел с них прекратился, а потому и русские оставили их в покое, предоставив возможность спасти людей. Целей и без того хватало.

Скорее всего японцев не остановило бы то обстоятельство, что у русских на побережье оказалось две батареи с морскими орудиями, даже подрыв одного из кораблей не поколебал их стойкости, но ситуация резко менялась. Начинался отлив и оказаться неподвижной мишенью для русской артиллерии у них не было никакого желания. Правильное в общем-то решение. Корабли двигались стараясь придерживаться уже известного маршрута, по которому им удалось пройти раньше не встретив мин русских, планомерно двигаясь в сторону открытого моря. При этом артиллерийская дуэль не затихала ни на мгновение. Еще на одном корабле возник пожар. Впрочем, с ним противник справился весьма быстро, а орудия канонерки так и не прекратили огонь, только интенсивность стрельбы немного снизилась, скорее всего, наблюдался дефицит в обслуге, да еще и дым закрывал обзор. Окончательное решение об отступлении командиром отряда было принято, когда один из миноносцев вдруг подорвался на очередной мине, да еще и там, где корабли уже проходили ранее.

Если канонерка получила мину в борт и стала быстро крениться, то миноносец имел все шансы остаться на воде, даже не потеряв способности двигаться. Конечно, скорость его упала до черепашьей, но он двигался. Ну уж нет. Это их законная добыча и упускать ее Покручин не собирался.

— На дальномере!

— Есть на дальномере!

— Дистанция до подорвавшегося миноносца!

— Две тысячи сто!

— Принял! Рубка! БЧ один, БЧ два! Сосредоточить огонь на подорвавшемся миноносце! Дистанция две тысячи сто.

Как видно Михайлюк пришел к тому же выводу, потому что количество всплесков вокруг поврежденного кораблика было слишком много для одной батареи. Пара залпов, несколько попаданий, миноносец запарил. Все. Теперь он уже никуда не денется.

Русские переносят огонь на канонерки, которые усилили обстрел, стараясь прикрыть поврежденного товарища. Не так быстро, чтоб вам. Опять снаряды падают вокруг одной из канонерок. Вскоре присоединяется и Михайлюк, беря под накрытие другой корабль. Сняв команду с канонерки, оба миноносца направляются к неподвижно замершему собрату, но обстрел русских не ведут. Следуя молчаливому соглашению, им тоже не мешают, да и других забот в избытке.

Когда японцы уже приблизились к миноносцу, тонущая канонерка огласила окрестности взрывом на мгновение перекрывшим нескончаемую канонаду. Что же, вполне логично, решили взорвать, чтобы не досталась русским. Оно конечно, японцы собирались выиграть в этой войне, а следовательно после победы вполне себе можно было бы поднять кораблик, но с другой стороны, русские могли и удержаться на своих позициях, а следовательно как минимум снять вооружение с корабля, который должен был значительно выступить из воды при отливе, он и сейчас не смог погрузиться полностью, а лег на грунт, оставив над поверхностью накренившуюся палубу. К чему такие риски.

Артиллерийская дуэль еще продолжалась, но было уже понятно, что поле боя осталось за бронепоездами, так как корабли японцев, сильно потрепанные, но все еще боеспособные спешно отступали, покидая залив.

* * *

— Ну слава тебе Господи, хоть какая-то польза от морячков, — Третьяков облегченно вздохнул, когда увидел как два бронепоезда начали обстрел японских кораблей, полностью переключив их внимание на себя.

— Оно конечно полегче, вот только не на много, — высказал свое мнение капитан Высоких, который помимо командования своей батареей, руководил всей артиллерией на позиции, — Еще немного и мы замолчим без помощи японских орудий. Снарядов слишком мало. Нашу заявку на пополнение боекомплекта не удовлетворили.

— Плохо. Без артиллерии нам не удержать позицию, — крякнул командир полка. Высоких безошибочно определил осуждающие интонации в голосе Третьякова.

— А что я могу поделать. Не я ведь командую артиллерией, я вообще если хотите знать только второе лицо, батареями на позиции комендует…

— Мне и без Вас известно, кто командует артиллерией, но сейчас его на позиции нет, а имеетесь Вы. Ладно, цепляться друг к другу некогда. На сколько еще хватит снарядов?

— Часа на полтора не больше.

— Сейчас составлю донесение, может все же на станции есть боеприпасы.

— Сомнительно, что… Ах, мать…,- взрыв произошел прямо на насыпи перекрытия, как видно калибр довольно солидный, так как даже сквозь оглушительный звук разрыва, был слышен треск бревен, но бревенчатый свод все же выдержал, засыпав находящихся в блиндаже трухой и просыпавшейся землей, — Господи да как же можно воевать при таком соотношении артиллерии.

— Так о чем это Вы? В чем сомнения?

— Сомнения, господин полковник, в том, что вряд ли на станции окажутся снаряды к нашим орудиям. Добрая половина из них китайские, вторая крепостные орудия, а там скорее всего только к полевым, если иначе, то смысла их держать там нет вообще никакого.

— Я все же запрошу, чем черт не шутит, пока бог спит.

— Не поминали бы Вы не ко времени.

— Что-то вы больно суеверным стали.

— Станешь тут. Разрешите, я к орудиям?

— Давайте

Третьяков вслед за Высоких вышел из блиндажа и вновь посмотрел на левый фланг, японским кораблям все еще было не до позиций его полка, доставалось им изрядно, это несколько приободрило его, хотя, положение назвать стабильным было сложно, японцы явно нащупали обе батареи и вели их интенсивный обстрел, пока без явных результатов, но снаряды рвались в опасной близости от подвижной батареи. И чего моряки так вцепились в эту позицию, вон японцы начали двигаться и попадать по ним стали куда реже, с другой стороны, морячки наверное знали, что делали, так как с виду все платформы были в порядке и все восемь орудий исправно молотили по противнику. Затем его взгляд скользнул по позициям левого фланга и настроение тут же испортилось. Во многих местах десятки метров траншей попросту отсутствовали, срытые морским калибром. Как не долог был обстрел канонерок, понаделать делов они все же успели. И как прикажете держаться на подобных укреплениях, если глубина траншеи составляет едва по колено, да и не траншеи это, а так, некое углубление.

Взгляд в центр. Здесь вроде стабильно, цепи снова залегли, им до траншей еще порядка двухсот метров. Но если самураи соберутся с духом и поднажмут, то вполне может дойти и до штыковой свалки. Оно конечно, русским солдатам японцы в подобном бое не конкуренты, но только больно уж их много. Нет, если дойдет до штыков, то полку точно не выстоять.

Порадовало его только положение на правом фланге, две русские канонерки и два миноносца утюжили наступающие цепи японцев беспощадно. Хотя, какой там наступающие, противник попросту рассеян и поспешно отступает. Нечего японцам противопоставить морякам. Вот так вот, прочувствуйте на себе, каково это под морским калибром.

Все это хорошо, но вот с левым флангом нужно что-то решать. Пожалуй пара батальонов совсем не помешает. Третьяков вернулся в блиндаж, были опасения, что второго прямого попадания он не выдержит, ну да это еще попасть нужно, необходимо было составить донесение для его превосходительства, затребовать снаряды и подкрепления.

* * *

Пехота накатывала плотными цепями, волна за волной, неся большие потери, но не сбавляя натиска. Вперед, только вперед. Позиции русских теряются в дыму и пыли. Артиллерия уже молчит, но стрелки продолжают бить из винтовок и пулеметов, сея смерть среди наступающих. Но еще немного и славные сыны богини Аматерасу ворвутся в русские траншеи, а тогда их уже будет не удержать.

Выправилось положение и на правом фланге русских. Эти проклятые канонерки таки ушли, толи снаряды закончились, толи отлив их угнал прочь, но без поддержки с моря русским все же не удержаться. На левом фланге противника, дела обстоят получше. Адмирал Того хотя бы частично сдержал свое обещание поддержать огнем своих кораблей наступление пехоты, то недолгое время, что канонерки отработали по позициям русских было весьма плодотворным. Морская артиллерия успела буквально срыть траншеи русских. Другое дело, что флот был вынужден отступить, потеряв два корабля, так как русские додумались установить на железнодорожные платформы орудия и выдвинуть их на берег.

Идея не новая, ей как минимум сорок лет и ее то и дело применяют в тех или иных войнах. В последний раз бронепоезда широко использовались в англо-бурской войне. Стоило бы и им озаботиться подобным оружием, но для этого требуется, хотя бы захватить Дальний, так как без его доков и депо, создать такое на коленке не получится. Доставить сюда уже готовые? Даже не смешно. Сейчас весьма сложно осуществить разгрузку даже снарядов.

Однако, судя по всему, основная причина вовсе не в русских батареях. Как доложил флотский лейтенант, приписанный к его штабу, корабли подорвались на минах. Это плохо. Очень плохо. Именно из-за этих проклятых мин, адмирал не отправил в Талиенванский залив свои корабли. Да и при десантировании не обошлось без потерь, подорвались два корабля. При тралении попал на мину и затонул номерной миноносец, при снятии с якорной стоянки, попал на мину авизо 'Мияки', затонувший менее чем за полчаса. В результате этого, а так же нахождения там русских войск, количество которых осталось неизвестным, пришлось отказаться от десанта в бухте Керр, где все это произошло. Под Бидзыво тоже не все прошло гладко, в акватории вроде протраленной тральным отрядом, наскочил на мину один из транспортов, к несчастью на нем было много солдат, так что без жертв не обошлось, более сотни солдат погибло. Но капитан, несмотря на поднявшуюся панику все же сумел вывести судно на мелководье, чем избежал потопления и спас охваченных паникой людей.

На сегодняшний день к минным постановкам русских стали относиться куда как серьезно. За прошедший неполный месяц флот лишился двух броненосцев, двух крейсеров, авизо, канонерки и четырех эсминцев, четвертым был миноносец 'Акацуки', подорвавшийся через два дня после гибели броненосцев, в районе Ляотешаня. Большинство потерь пришлись именно на минные постановки. Если корабли в заливе Цинджоу подорвались на минах, то на поддержку флота рассчитывать не приходится. Моряки не сунутся в него без предварительного траления, а русские не позволят проделывать это безнаказанно. Как выяснилось им удалось таки решить вопрос с береговыми батареями, чтобы обезопасить себя с флангов.

От тяжких мыслей Оку отвлекает вдруг ослабевшая канонада. Какие-то батареи все еще продолжали обстрел, но большинство орудий вдруг замолчали. Что могло случиться? Почему артиллерия прекратила обстрел? Он вскидывает к глазам бинокль и видит, что практически в плотную приблизившаяся к русским окопам пехота вдруг залегла под обстрелом противника, уже на протяжении двух часов отстреливавшегося практически одним стрелковым оружием. Наконец первые ряды не выдерживают огня обороняющихся и начинают откатываться назад. Неудержимая атака захлебывается и цепи начинают откатываться назад. Казалось бы русским уже не удержаться, но они держатся. Мало того, его солдаты отступают по всему фронту.

Только на левом фланге, части четвертой дивизии, закрепились, используя как прикрытие железнодорожную ветку. Он сначала недоумевал, для чего нужно было это ответвление, но ввод в дело орудий на железнодорожных платформах все расставил по своим местам. Русские готовили эти пути, для этих составов, но не успели закончить их возведение. Что же, это ему на руку.

Русские не сделали выводов из сражения на реке Ялу и расположили орудия на открытых позициях. Да и было ли у них время, чтобы переоборудовать батареи, даже если они и захотели это сделать? Сомнительно. Практически в самом начале боя, они полностью лишились своей артиллерии и вот уже два часа ни одно их орудие больше не стреляло. Пока еще действовала какая-то батарея, время от времени доставлявшая неприятности но этого было явно мало. Кое-какие проблемы доставили и эти морские орудия на железнодорожных платформах, с уходом кораблей, они вновь переключились на сухопутный фронт. Но этого было явно недостаточно, чтобы в самый решительный момент, орудия его армии вдруг, практически полностью прекратили огонь.

— Адъютант, связь с начальником артиллерии, — и через некоторое время, — Что происходит! Почему в самый решительный момент прекратили обстрел!

— Ваше превосходительство, практически все снаряды израсходованы. Боеприпасы не успевают подвозить из Бидзыво, на море вновь началось волнение, что затрудняет разгрузку транспортов.

Оку приложил немало усилий, чтобы не сорваться. Да, артиллерия прекратила обстрел в самый решительный момент, но кто может поручиться, что именно в этот момент бой достиг своего пика. Русские все еще не ввели в бой ни одного резерва. Что если они решат контратаковать? С чем он будет отражать наступление русских? Нет, начальник артиллерии сделал все правильно, он просто выполнял свой долг. Но, вот что-то подсказывало Оку, что русские не станут вводить в бой резервы, а уж тем более атаковать. На это указывала вся прежняя нерешительность, с которой действовали русские. Скорее всего, генерал Фок ждал, когда ему дадут пинка, чтобы побыстрее оставить позиции и откатиться к крепости. Но генерал Оку, замахнувшись все еще никак не мог нанести того удара, который собьет русских с позиции. Один полк! Только один полк, сейчас находился против всей его армии и никак не желал оставлять свои позиции! Он командующий и у него есть чутье, нет ничего удивительного в том, что этого нет у начальника артиллерии, заботящегося об армии на своем участке. Но он видит только свою кухню, Оку же, всю картину в целом.

— Сколько осталось боеприпасов? — все же совладав с собой, поинтересовался командующий.

— Только неприкосновенный запас, по пятьдесят снарядов на орудие.

— Каковы потери в артиллерии?

— Пятнадцать орудий разбиты полностью, еще тридцать нуждаются в ремонте, убито и ранено около двухсот солдат и офицеров.

— Как такое…,- но наконец начавшее было выплескиваться возмущение тут же замерло, едва его взгляд остановился на висящем вдалеке аэростате. А вот как. Практически все передвижения войск и расположения батарей у русских были как на ладони. — Немедленно прибыть на мой командный пункт, — сказав это, Оку опустил трубку на рычаг и бросил через плечо, — Адъютант, вызовите ко мне всех командиров дивизий.

Пришло время для переформирования войск. И нужно все это проделать так, чтобы русские не заметили ничего. Проклятый шарик! Нет, до него не добить ни одной пушке. Значит придется обмануть русских и времени для этого мало. Очень мало. Что там у русских на левом фланге? Моряки все же успели хорошо потрудиться, если сейчас сосредоточить на этом направлении большинство имеющейся артиллерии и навалиться всеми силами, то русские побегут, а за ними побегут и остальные войска. Не могут не побежать. Фок ждет от него, Оку, подобного одолжения, так как хочет как можно быстрее оказаться в Порт-Артуре. Не стоит его разочаровывать. Все в дело! Все до последнего снаряда! Банзай!

* * *

Бронепоезд снова содрогнулся от скороговоркой отстрелявшихся орудий. Когда выстрелило орудие на соседней платформе Звонарев вновь болезненно сморщился от гулкого звука. Сейчас орудие било довернув ствол в сторону с которой находился десантный вагон, а это совсем не одно и тоже, что с отвернутым в противоположную сторону или под прямым углом к составу, поэтому доставалось всем изрядно. Более или менее чувствовал только телеграфист, с головными телефонами, хоть как-то оберегающими уши. Может стоит внести предложение об обивке вагона изнутри пробкой. Неплохая должна получиться звукоизоляция. Это сейчас все страдают от выстрелов своего орудия, а до того, когда вокруг рвались снаряды, едва удалось сохранить спокойствие когда по бронированным стенкам застучали сотни осколков. Грохот стоял такой, что казалось вот-вот какой-нибудь осколок прорвет таки сталь и ворвется во внутрь. Еще это ощущение, что тебе на голову надели ведро и молотят по нему почем зря. Жуть как приятно, а главное способствует бодрости духа.

Неприятные ощущения прошли, организм непроизвольно напрягся в ожидании нового выстрела. Взгляд по сторонам. Ничего так себя чувствуют матросы, многие шутят и подтрунивают над теми, кто не отличается особой бодростью. Оно и к лучшему. И из себя страх гонят и другим особо стушеваться не дают, так как беспрерывно тормошат их, заставляя отшучиваться. Судя по тому, что увидел Сергей, будь такая возможность, большинство постаралось бы перевестись с бронепоезда к чертовой матери, во всяком случае, из десантников. Понять их не сложно, артиллеристы те при деле, а ты тут сиди и жди, прилетит снаряд или нет.

Передвижение по вагону это отдельная песня. Звонарев пытался намекнуть, что нужно бы подбирать личный состав пониже ростом, но его не больно-то слушали, вот и напихали чудо богатырей, а им тут только в три погибели. Так что на ногах никого нет, все пятой точкой пол топчут, ну и он тоже, правда ему предоставили ящик из под патронов, но сути это не меняет.

Что же там происходит-то? Примерно в десять часов, канонерки окончательно покинули залив, к сожалению, никто на минах больше не подорвался. Бронепоезда вновь откатились, для того чтобы заняться артиллерией противника. Орудия беспрерывно молотили еще какое-то время, а затем потянулись к Нангалину, израсходовав все до последнего снаряда. Нужно было пополнить боезапас. Благо Макаров не поскупился и еще один полный боекомплект дожидался в составе обеспечения.

К полудню японская артиллерия вдруг прекратила обстрел, а пехота откатилась от позиций пятого полка. Иметь бы возможность сообщить, что у генерала Оку, наметились трудности со снарядами. Но кто его будет слушать.

В Нангалине Звонарев узнал, что на левом фланге, пока они отрабатывали по канонеркам и миноносцам, наметилась очень сложное положение. Противник уже практически ворвался в траншеи, но тут в дело вступил один батальон, направленный туда генералом Надеином, так что ситуация перерасти в острую так и не успела, правда потери были весьма ощутимы. Как выяснилось, несмотря на кратковременность обстрела, канонерки успели во многом нарушить систему обороны левого фланга.

Слушая это, Звонарев не верил своим ушам. Ведь ему было известно, что в той истории, на позиции не было отправлено никаких резервов, даже в количестве одной роты. Мало того, Фок завернул два батальона, направленные Надеином. Что-то было не так. Решив забросить пробный камень, он похвалил и Надеина и Фока, вот тогда-то ему и сообщили, что Фок ранен, хунхузы постарались, а в командование дивизией вступил Надеин. Семен, чертяка! Он все же осуществил свое намерение. Ладно, может оно и к лучшему.

Примерно в три часа по полудни, японцы вновь возобновили обстрел, вот только они явно осуществили переброску войск и артиллерии. Вот когда не помешали бы орудия на позициях полка, но они молчали, будучи либо разбитыми, либо лишенными снарядов, так как японцы выкатили свои орудия практически на прямую наводку. Этому обстоятельству недоумевали многие, вот только не Сергей. Все было просто. Испытывая недостаток снарядов, Оку выкатил свои орудия, для более точной стрельбы. Оставалось непонятным, как противнику удалось провести передислокацию войск незамеченным, ведь аэростат ни на минуту не покидал своей позиции и наблюдатели непрестанно вели наблюдение за японцами. Как видно, Оку сделал верные выводы по поводу этого шарика, а потому предпринял все меры к тому, чтобы русские ничего не заметили. Что же, он сумел добиться этого.

Основная часть артиллерии была сосредоточена на левом фланге, сейчас позиции буквально скрылись под непрестанными разрывами, поверить в то, что там оставался хоть кто-то живой, было сложно. Велся обстрел и остальных позиций, но основная доля приходилась именно на левый фланг. Как видно японцы решили сосредоточить там основные свои усилия и прорвать фронт. Случись это, исход боя был бы практически предрешенным, так как скорее всего повторился бы сценарий известный Звонареву. Направлять туда подкрепления, заведомо обречь людей на гибель.

Надеин попытался выслать в поддержку пехоте, две батареи полевых орудий, но те даже не успели занять позицию, чтобы начать обстрел противника, как были им буквально сметены. Опять в дело вступили бронепоезда. Вот только целей было, более чем предостаточно, чтобы их слово оказалось веским.

— Запроси как там дела на левом фланге, — переместившись поближе к телеграфисту, попросил Звонарев.

Вольноопределяющийся согласно кивнул и тут же застучал ключом. Некоторое время ничего не происходило, а затем он внимательно вслушавшись стал что-то записывать. Наконец покончив с этим, обернулся к Сергею.

— Сообщают, что японцы укрылись за железнодорожной насыпью и обстреливают наши позиции. Похоже, что накапливаются для решительного броска.

Ага. Не было печали. Сами же русские и создали для них укрытие, устроив эту самую насыпь, примерно в двухстах шагах от передней линии траншей. В добавок ко всему, она еще идет и практически параллельно траншеям. Почти до средины позиций. Полотно-то хотели закольцевать. Насыпь не особо высокая, русские траншеи все же повыше будут, но мертвую зону от тридцати до сорока метров она давала. Мало того, что там окапались части, которые вели наступление до этого, так еще и под прикрытием своей артиллерии, сейчас там сосредотачиваются войска, для последнего, решительного удара. Нужно срочно что-то предпринимать, иначе нашим ни за что не удержаться. Эх, сейчас бы сюда Семена с минометами, уж они-то достали бы японцев.

— Роман Дмитриевич, Звонарев.

— Слушаю Вас, — доносится по проводам гулкий голос Покручина. Все же ничего общего с тем, что он видел в фильмах про революцию, с истерично кричащими в трубку: 'Барышня! Смольный!'. Возможно причина в том, что аппараты были новые, а может преувеличили в тех фильмах. Ответа он не знал.

— Противник накапливается за железнодорожным полотном, стрелкам их не достать, нам похоже тоже. Еще немного и они начнут бросок.

— Есть конкретные предложения?

— Как только японцы бросятся в наступление, выдвинуться в тыл атакующим цепям и взять их в пулеметы с тыла. Артиллерия примется за обстрел батарей.

— Оку выкатил орудия на прямую наводку, а бронирование у нас, один смех.

— Понимаю. Но иначе наших сомнут. И подкрепления подойти не успеют, — Звонарев прекрасно осознавал, что броня была не способна защитить от прямых попаданий даже мелкокалиберных орудий, но он не был смертником, так как прекрасно знал, что в настоящий момент японская артиллерия попросту достреливает последние снаряды.

— Мы можем попасть и в своих.

— Можем, но шансы не так уж и велики, ведь они в каких никаких, но укрытиях. Решение нужно принимать быстро, пока японцы не начали наступление.

— Передайте трубку телеграфисту.

Вскоре орудия бронепоезда замолчали и все облегченно вздохнули, не был исключением и Звонарев. Оно конечно, до контузии было еще очень далеко, но голова уже болела изрядно. Затем вновь загромыхала сцепка и бронепоезд покатил по путям, приближаясь к левому флангу, чтобы затем его обогнуть. Перестук колес на стыках рельс звучал сначала редко, затем все чаще и чаще, пока состав не набрал максимальную скорость. Вагон закачало и затрясло с такой силой, что Сергей едва сдерживал охватившее его беспокойство, а ну как на каком повороте состав сойдет с рельс, он даже мысленно перекрестился. Вот же. Когда состав развивал подобную скорость на основных путях, то у него не возникало и тени сомнений, а как оказались на этих, сотканных на скорую руку, тут тебе и всякие дурные мысли. Хотя, чего это дурные, вон как трясет, на основной линии такого вроде не наблюдалось.

Звонарев взобрался на площадочку под командирской башенкой и приник к смотровым щелям. Вокруг проносится унылый пейзаж с перепаханной, искореженной взрывами землей. Стало быть бронепоезд уже проходит через позиции пятого полка. Вот его взгляд выхватывает несколько солдатских фигур, которые машут руками и что-то там кричат. Затем картину закрывают разрывы снарядов со взметнувшейся ввысь землей. По вагону тут же забарабанили комья земли, камни и осколки, но достать укрывшихся за стальными стенами людей им не под силу. Но моментик не приятный, стало быть, японцы начали обстрел бронепоездов, они пока не догадываются о той опасности, что таят в себе эти монстры, но уже не ждут от них ничего хорошего.

А вот и японские цепи, волна за волной накатывающие на русские позиции, они по обе стороны от путей, очень удобная позиция, для флангового огня, но Покручин решил действовать иначе, а потому пулеметы 'Квантуна' м 'Ляодуна' молчат, а сами они стремительно движутся вперед, фактически разрезая надвое наступающие части. Начавшийся было обстрел бронепоездов прекратился, артиллеристы боялись попасть по своим. Что же подобное вполне могло сработать. Один раз. Вторично на такое японцев уже не подловишь.

Вот описав дугу бронепоезда вышли в тыл атакующим сбавили ход. Артиллеристы противника уже вновь возобновили огонь, так как цепи довольно далеко, орудия развернуты в сторону батарей противника и в подтверждение своих намерений, изрыгают гром и пламя, посылая уже не в первый раз за сегодня, свои смертельные гостинцы в расположение японцев. Завязывается артиллерийская дуэль, но самое страшное происходит уже после того, как отзвучали звуки первых залпов. Внезапно окрестности огласились треском десятков пулеметов. Сотни, тысячи пуль смертельными осами устремились в подставленные спины, выкашивая вражескую пехоту, десятками, сотнями.

Понятно, что Звонарев сам был инициатором этой затеи, понятно, что он предполагал большие, прямо таки огромные потери противника, но это были цифры. Голые цифры. А сейчас перед его глазами предстала настоящая трагедия, люди, живые люди падали как скошенная трава, извивались словно змеи, от нестерпимой боли, кричали навзрыд. Картина была не просто страшной, она была ужасной.

Оторвавшись от избиваемого противника, он видит русские позиции. Траншеи легко угадываются по выложенным позади трупам русских солдат. Множеству трупов. Их убрали из траншей, чтобы не загромождать проход. Такова жестокая арифметика войны.

* * *

— Сережа, ты как?

— Н-нормально. Боже, никогда не думал, что будет так страшно.

— Давай еще стаканчик.

Семен появился здесь ближе к вечеру, заняв со своим батальоном одну из высот и изготовившись к бою. Бог весть как оно все пойдет. Насколько им было известно, японцы не преследовали противника, начав спешно укреплять захваченные позиции и готовясь к контратаке. Но многое уже пошло не так, как было в той истории, а потому неожиданности могли быть самыми разными. Случись, генерал Оку начнет преследование, Гаврилов хотел остановить его, большая концентрация автоматического оружия вполне могла способствовать успеху предприятия, правда потери могли быть слишком большими, но иначе он поступить не мог.

Однако, его перестраховка оказалась излишней. Надеин оказался куда более решительным, чем Фок в свое время, да и здесь он успел показать, что не горит особым желанием таскать горячие каштаны из огня. Старый же генерал, едва сам не пошел в атаку, едва удержали анику воина.

Внезапный выход в тыл бронепоездов оказался переломным моментом в ходе боя. Около двух полков были выкошены в одночасье, сильно потрепанными были и части наступающие в центре, а затем было контрнаступление четвертой дивизии. В ходе этой операции был отбит город Цинджоу, который впрочем, не стали удерживать, откатившись обратно за позиции. В плен было захвачено около трех сотен человек, более пяти сотен раненных было собрано на поле боя. Сейчас им оказывали медицинскую помощь наравне с русскими солдатами. Медики не делали никаких различий и подчас японцы перемежались с русскими, и лежали рядом друг с другом, как уже обихоженные раненные, так и те, кому еще не была оказана первая помощь. Затем раненных, все так же вперемешку, грузили в вагоны и отправляли в Порт-Артур.

Обоим бронепоездам досталось на орехи. Оба получили несколько прямых попаданий, десанты приняли свой первый бой на суше. Примерно половина личного состава была либо убита, либо ранена. Радовало хотя бы то обстоятельство, что убитых всего было двадцать девять, правда, полтора десятка имели тяжелые ранения, но они пока еще были живы. Моряки расхаживали гоголями, принимая заслуженные слова благодарности от пехтуры и было от чего. Именно их вмешательство, дважды за день спасало положение. Благодаря морякам было стабилизировано положение на правом фланге и устранена угроза на левом, а когда казалось, противник вот-вот опрокинет обороняющихся, решительный выход в тыл двух бронепоездов, окончательно перевесил чашу весов в сторону русских.

— Г-гризли, ты что решил меня напоить?

— Есть такое дело. Для тебя сейчас это самое то.

На Звонарева без жалости смотреть было просто невозможно, его трясло как осиновый лист, бледный с глазами навыкате, тот еще видок. А какой должен был быть у него вид, если сегодня ему впервые пришлось убить человека и не издалека, а лицом к лицу в рукопашной схватке. Да еще и та куча народу, что они покрошили…

Уложив захмелевшего друга, Гаврилов вышел из вагона и подозвал находившихся неподалеку Фролова и Васюкова. Эти хотя и не моряки, а вид куда более бравый. Те хоть и пыжились, но что говорится, были под впечатлением от произошедшего. С этих же как с гуся вода. Все же закалка прошлых боев давала о себе знать, опять же ни одной царапины, словно заговоренные, но это так, к слову, тут опять сказался опыт, от дурной пули как говорится, никто не застрахован, но дурная обошла стороной, а иным они не дались. Хорошая школа была у парней за плечами.

— Вы как?

— Нормально все, Семен Андреевич, — задорно улыбнувшись, заверил Фролов.

— Норма-ально. А как такое получилось, что Сергей Владимирович оказался в рукопашной и штыком махал как рядовой?

— Не уследили, — оба потупили взор, — Я ему говорю не лезьте вперед, а он, 'рота за мной' и первым сиганул из вагона, а там закрутилось, понеслось. Вот честное слово, все время пытались к нему приблизиться, чертову тучу народу покрошили, а не вышло. Спасибо Мамонов, громила стоеросовая, поблизости оказался, два раза прикрывал Сергея Владимировича, во второй раз сам схлопотал японский тесак, в задницу, — не удержавшись, хохотнул Николай, — ох что он с тем япошкой сделал.

— А как вообще получилось так, что вы в штыковую-то пошли?

— Снаряд угодил прямо в рельсу, вот колеса и сошли, потом еще было два попадания по платформам, народу накрошило… А тут видим, со стороны японских позиций цепи. Ну, половину пулеметов перебросили на левый борт, а потом, Сергей Владимирович решил, что нужно в атаку идти, так как иначе нас из орудий покрошат, хотя снарядов у них и кот наплакал. А парни-то уже целый день под страхом в этой консервной банке, вот и рванули страх и злость выливать. Когда до рукопашной дошло, большинство либо на земле валялось, либо драпа давали, против нас не так чтобы и много оставалось. Ну и этим, стало быть, ускорения поддали. А Сергей Владимирович, ничего так, молодцом, двоих на штык принял, не зря на заимке пот проливал, да еще двоих застрелил, одного уже в спину, когда тот деру давал, осатанел в конец. А как наши пошли в наступление, за вагонами блевал чуть не полчаса. Не, Семен Андреевич, не переживайте, матросы к нему со всем уважением, да там почитай половина проблевалась, в атаку-то нас не отправили. Звонарев всех завернул, путь чинить, чтобы бронепоезд увести, там уже без нас обходились.

— Понятно. Но чтобы это в последний раз. Я зачем вас сюда определил? А вы?

— Честное слово, больше не повторится.

— Выпьете?

— Не. По чарке нам налили, а более не надо. Матросикам сейчас похуже будет, а им никто больше не нальет. Неудобно. Мы уж как-нибудь так. Привычные.

— Привычные они, — передразнил Фролова Семен и взболтнув фляжку сделал добрый глоток дорогого коньяку. Коньяк он любил, вот только глушил о его сейчас как спирт, сказывалось большое нервное напряжение.

Вот же судьба злодейка. Самый неподготовленный из них, умудрился оказаться в самом пекле, но слава Богу все обошлось. Вон валяется опоенный другом и в ус не дует. Господи как же он перенервничал, когда узнал, что бронепоезда выкатились под прямую наводку японской артиллерии. Семен сделал еще один глоток и вдруг заметил, что вокруг значительно посветлело. Это что же получается, уже ночь прошла. Надо же, а он и не заметил и ни усталости, ни сна ни в одном глазу. Обернувшись на восток, он увидел как из-за невысоких гор появился алый диск солнца. Начинался новый день. Да нет, не просто новый, а самый настоящий, так как солнце возвещало о начале действительно чего-то нового, история таки шагнула с проторенной дорожки и начала бить другую колею. Что же, не напрасно выходит они трудились на протяжении многих лет, вот и первый значительный результат. Первый. А вот чтобы он не стал последним, придется приложить еще достаточно много сил, но он был к этому готов, были готовы и его друзья.