— Чего застыл как истукан? Ждешь кашу? Так рано еще. Работы непочатый край, давай за лопату.

— Григорий Иваныч, а чего это мы копаем и копаем? Уже месяц как здесь, а только и знаем, что копать.

— Отчего же? Разве боевых выходов, да занятий по боевой подготовке нет?

— Вот хоть они и есть, спину можно разогнуть, не то от такой работы и ноги протянешь. Я ить столько и дома не работал.

— Что так-то? Работа она крестьянину только на пользу, достаток в семье.

— Дак и без того не голодуем, а как осень приходит так я столько зверя и птицы набиваю, что ого-го.

— А землицу что же не пашете?

— Дак сколько той землицы вспахать нужно, чтобы семье на житье, деньгу только с охоты и зашибешь. А тута я уже столько земли перелопатил, что аж страшно вспомнить и сколько еще придется, даже не ведаю. Вот для чего это?

— А пойдет японец, да как начнет садить из орудий, враз поймешь.

— Дак если японец здесь пойдет, чего же тогда и в других местах копаем.

— Эк ты умный какой. Так тебе япошка и рассказал, откуда пойдет с десантом.

— Дак можа они вообще не станут десант устраивать и что тогда, все зазря.

— Тогда может и зазря, вот только кто же наверняка знает. Все, хватит разговоры разговаривать, эвон все лопаты побросали и нас слушают. А ну копать, кому сказал, аспиды.

Солдаты похохатывая и задорно косясь на унтера уже в годах, взялись за лопаты и вновь начали откидывать землю из уже образовавшегося котлована. Послышались скрип колес и покрики возчиков. Ага, стало быть вот и лес уже начали подвозить, а котлован еще не готов. Не порядок, выходит из графика выбились. Это только первая повозка, сейчас они пойдут потоком, подвозя лес от железной дороги, успевай только бревна укладывать.

Так уж вышло, что оставшись бесконтрольным, Гаврилов и не думал предаваться унынью и лени. Время от времени он проводил занятия по боевой подготовке в своей отдельной роте, вот только интенсивность этих занятий резко упала, так, только чтобы поддерживать форму, основные же усилия были направлены на устройство позиций в местах возможных высадок в окрестностях бухты Ичензы. На побережье как грибы вырастали взводные опорные пункты, включающие в себя два ДЗОТа, пару блиндажей, которые соединялись между собой извилистыми траншеями. На фоне всеобщего строительного бума в этом районе, выглядело это вполне себе незаметно, а потому и вопросов у начальства особо не возникало. Не бездельничает подразделение, готовит позиции, стало быть все в порядке, а чей приказ выполняют, так не все ли равно.

В настоящий момент было уже готово три таких опорных пункта вдоль побережья, от которых непосредственно до берега расстояние не превышало версты. Нельзя сказать, что Семен рассчитывал только при помощи них вести оборону этих мест, траншеи были куда разветвленнее и могли вобрать в себя всю его отдельную роту, были оборудованы и позиции для минометов и артиллерии.

Закончив с этим, он начал усиливать линию обороны. Была мысль использовать мины, благо в каждом взводе было по два бойца обученных минно-взрывному делу, а со всеми бойцами проводились занятия по установке растяжек и мин, так что общее понятие они имели. Поэтому, минное заграждение можно было поставить весьма быстро. Вот только выставлять их здесь он считал неразумным, пойдут ли здесь японцы или нет неизвестно, а вот так наобум использовать оружие, которого был весьма ограниченный запас, не хотелось.

Дело в том, что более простые конструктивно и в использовании противопехотные мины фугасного действия в деревянном корпусе не отличались герметичностью, а пироксилин, имеющийся в распоряжении русских, был гигроскопичен. Вот и было решено из арсенала изобретений использовать только гранаты и прыгающие мины, так называемые 'лягухи', у которых с герметичностью как раз все было в порядке, но эти мины были и сложнее в изготовлении. В общем они были, но не так чтобы можно было разбрасываться ими направо и налево.

Позиции устраивались таким образом, чтобы в случае необходимости можно было их использовать и для обороны с сухопутного направления, прикрывая железнодорожное полотно и старую Мандаринскую дорогу, которые на этом участке сходились и дальше шли практически параллельно до окончания горной гряды. Вот только ДЗОТы были только на побережье, Семен решил в первую очередь обезопасить именно это направление.

Но нельзя сказать, что Семен ориентировался только на оборонительные позиции. Они были на случай, если русским удастся удержаться на прежних позициях, в чем он собственно не сомневался. Но как говорится нет крепостей, которые рано или поздно не падут, нет обороны, которая не будет прорвана. Все зависит от упорства противоборствующей стороны. Поэтому взвода по очереди совершали трехдневные выходы, прочесывая местность отыскивая банды хунхузов, пару даже сумели прищучить и уничтожить, а главное досконально знакомясь с местностью, приучаясь действовать самостоятельно в отрыве от основных сил.

— Что, за часть?

Окрик был неожиданным и прозвучал настолько властно, что никто даже не усомнился в том, что поинтересовавшийся имеет все полномочия для того, чтобы задавать вопросы и мало того, получать на них незамедлительные ответы. Солдаты тут же вытянулись по стойке смирно взяв лопаты к ноге, словно винтовки. Унтер хоть и в годах, ловко выпрыгнул из котлована и предстал перед восседающем на гнедом жеребце в окружении офицеров генералом с густой черной бородой, не сказать, что окладистой, но не клинышком, какие сейчас предпочитали многие, такая борода была в ходу скорее при батюшке нынешнего царя.

— Ваше превосходительство, унтер-офицер отдельной ополченческой роты, Летяхин. Третий взвод производит работы по устройству полевых укреплений в направлении возможной высадки десанта противника.

Генерал Фок, а это был именно он, не без одобрения осмотрел ладную фигуру бывалого солдата. Вот ведь, вместе со всеми только что махал со всеми лопатой, а в мгновение успел привести себя в порядок и предстать перед начальством во всей красе. Понятно, что и землица на обмундировании и руки грязные как и подобает человеку только что ковырявшему землю, но орел.

— Что же ты унтер такую охрану выставил, что не упредил о приближении посторонних.

Летяхин скосил глаза на бойца, замершего словно каменное изваяние по стойке смирно, винтовка в положении за спиной, выправка отменная, вот только солдат смотри на его превосходительство, так, что ей-ей еще малость и в обморок грохнется. Ну, хорошо хоть так, не то он уж подумал, что стервеца и на месте-то нет, вот тогда держись, а так что же.

— Так что, сомлел служивый при виде вашего превосходительства, но не извольте беспокоиться при виде противника орел.

— Орел говоришь?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Что же, бывает, что своего начальства солдатики побольше боятся, чем врага. Вот только не правильно это. Недоработка, унтер Летяхин.

— Исправлюсь, ваше превосходительство.

— Кто командир роты?

— Подпоручик Гаврилов.

— А вызови-ка его сюда.

— Слушаюсь.

— Измайлов, пулей в блиндаж и телефоном вызови их благородие.

— Слушаюсь, — конечно человеку за лошадью не угнаться, но глядя на то, как понесся солдат в этом утверждении можно было и усомниться.

— Так у вас в роте, что же, телефонная связь налажена?

— Так точно, ваше превосходительство. Всего в заливе четыре наблюдательных пункта, все с телефонами, их благородие должен быть где-то на позициях, так что скоро будут.

— Эк братец ты и горластый, оглушил совсем.

— Дак, а…,- растерялся унтер от подобного обращения, вот вроде и сказал что-то генерал и вроде бы и ответить нужно, а что ответить-то.

— Иди братец, занимайся, а я тут подожду твоего командира. Да часовому скажи, чтобы на посту не камнем торчал, а службу нес, а то неровен час, хунхузы подберутся, — при этих словах он непроизвольно помял плечо, которое все еще беспокоило Александра Викторовича.

Из госпиталя его выписали уже через две недели после ранения, по его настоятельному требованию. Так что, едва оказавшись за дверями этого лечебного учреждения, он тут же вернулся к своим прежним обязанностям, сразу направившись в расположение дивизии. Здесь у него произошла встреча с Кондратенко, которого он откровенно недолюбливал и то, что Роман Исидорович фактически распоряжался его дивизией, хотя командовал ею Надеин, Фоку очень не понравилось.

Но как бы он не относился к Роману Исидоровичу, его начинания в плане устройства новых укреплений воспринял вполне благосклонно, но скорее всего это было вызвано тем, что предложения исходили не от самого Кондратенко, а от подполковника Рашевского. Александр Викторович вовсе не был ярым приверженцем всего старого и ничуть не был чужд чему-либо новому, вот только человеком он был весьма самолюбивым. Назначение Кондратенко, человека с которым он всячески соперничал, начальником сухопутной обороны, а по факту его, Фока, непосредственным начальником, никак не могло способствовать налаживанию отношений между двумя генералами. Так что он всячески старался выпроводить начальника куда подальше… в Порт-Артур, благо там забот по возведению укреплений было куда как много.

Непосредственно работами по возведению линии обороны руководил военный инженер капитан Шварц. Этот офицер, что говорится звезд с неба не хватал, но имел весьма деятельную натуру и кроме завидной исполнительности не был лишен и разумной инициативы. Именно он руководил приведением в порядок позиций на Цинджоусском перешейке и справился с поставленной задачей в срок, мало того, у него уже были налажены отношения с местными жителями, так что недостатка в рабочих руках не наблюдалось. К тому же в наличии были и солдаты дивизии, которые на время превратились в землекопов и плотников.

Возник было вопрос с нехваткой шанцевого инструмента, но не успев заостриться он тут же и пропал. В ход пошел инструмент имевшийся в подразделениях дивизии, а потом прибыло несколько вагонов с лопатами, ломами, кирками, молотками, скобами, гвоздями, одним словом со всем необходимым. И откуда только все и взялось. Фок точно знал, что во всем этом ощущается недостаток даже на возведении укреплений в самом Артуре, а тут…

Встал нешуточный вопрос с нехваткой леса, которого нужно было до неприличия много. Основными укреплениями должны были стать ДЗОТы, уже само название дерево-землянная огневая точка, подразумевало использование немалого количества бревен. При устройстве перекрытий в три наката, нужно было укреплять и стены, и устраивать частые опоры, так как кроме веса самих бревен, они должны были выдерживать еще и вес толстого слоя утрамбованной земли, в добавок иметь запас по прочности, чтобы попросту не сложиться при накрытии артиллерией. Судя по расчетам, снаряд стапятидесяти миллиметровой мортиры не мог причинить вреда этому укреплению даже при неоднократном прямом попадании. Все это требовало прямо таки огромного количества леса, а с этим было сложно, даже при устройстве старых позиций, на которые материалов ушло куда как меньше. Но строительный лес нашелся в Дальнем и в очень больших количествах, он бесперебойно поступал на строительные площадки.

Всего планировалось строительство двадцати пяти подобных огневых точек, плюс большое количество блиндажей и перекрытых щелей. Новшество пришлось ему по душе, так как он уже был наслышан о том, какие потери понесли японцы от пулеметного огня, что же способны они наделать будь установлены в надежном укрытии… Ему было откровенно жаль того, кто захочет в лоб овладеть этой позицией, разумеется при условии, что они успеют закончить ее оборудование. Что же касается самих пулеметов, то их в Артуре оказалось в избытке. Только на вооружение его дивизии было выделено сто пулеметов нового образца, не принятого на вооружение, но выказывавшего просто поразительную эффективность. Был уже опыт использования этого оружия в наступательном бою, пехота ведущая наступление в рассыпном строю сумела остановить атаку кавалерии, которая понеся значительные потери вынуждена была отступить, нахлестывая коней. Это что-то да значило.

В кратчайшие сроки были созданы пулеметные команды. Эти подразделения он считал своим детищем, хотя предложение и исходило не от него, но он рьяно взялся за ее воплощение. Наплевав на свою неприязнь к морякам, он договорился о выделении инструкторов и сейчас эти команды усилено занимались боевой подготовкой, расходуя драгоценные патроны. Фок Вполне осознавал, что это просто таки необходимо, так как не пожелай он расходовать патроны сейчас в бою их будет израсходовано гораздо больше и с куда меньшим толком. Он был готов противостоять любому, кто возжелал бы упрекнуть его в перерасходе огневого снаряжения, но таких отчего-то не нашлось, что несколько разочаровало генерала.

Отрытие просто таки немыслимой по протяженности линии траншей, в три линии, с ходами сообщения, задача не из легких, но дивизия вгрызалась в землю, стиснув зубы. Сами траншеи так же не оставили равнодушным Александра Викторовича, так как они не были прямыми или плавно изгибающимися, а имели зигзагообразную форму, от чего их протяженность как минимум увеличивалась в полтора раза. Но объяснения капитана Шварца, для командира дивизии прозвучали весьма убедительно. Так при попадании в окоп снаряда, ударная волна гасилась этими поворотами, а осколки не разлетались вдоль траншеи, принимаясь его стенками, что в значительной степени снижало потери, да и сами окопы были менее подвержены срытию вражеской артиллерией.

Вообще, на время превратившись в руководителя огромной строительной артели, Фок не переставал удивляться всему происходящему вокруг, а в первую очередь самому себе. Он настолько загорелся всяческими новшествами, что уже не мог смотреть по старому на те вещи, которые казались ему непреложными. По мере того, как была налажена работа по устройству передовых позиций, он стал задумываться об артиллерии.

Ему было известно, насколько эффективно японцы сумели применить свою артиллерию с закрытых позиций в боях на Ялу, здесь у Цинджоу и в бою при Вафангоу, где русские были опять биты. Разгрома удалось избежать, но надежды на снятия блокады в ближайшее время не осталось. Не сказать, что японцы открыли Америку, в России уже давно были опыты по подобным стрельбам, вот только применить его на практике не представлялось возможным ввиду отсутствия необходимых орудий, а главное приспособлений для производства расчетов, которые оказались весьма дороги. В настоящий момент они имелись только в гвардейских частях и в ограниченном количестве.

Он решил устраивать батареи на закрытых позициях, но как это осуществить на практике не представлял. Не находя решения он приказал начальнику артиллерии дивизии в кротчайшие сроки представить ему свои предложения по этому вопросу. Каково же было его удивление, когда тот уже на следующий день представил ему ответ на этот вопрос. Оказывается на заводе концерна 'Росич' в Порт-Артуре уже приступили к переделке лафетов русских орудий, для увеличения угла возвышения, что позволило бы иметь более крутую траекторию снарядов, а соответственно способствовать ведению огня с закрытых позиций. С необходимыми приспособлениями так же не было трудностей, ограниченное производство их, так же было налажено концерном, количества скромные, но для обеспечения войск на Квантуне более чем достаточные.

Как не неприятно было обращаться к Кондратенко, но Фок вынужден был переступить через себя и обратиться к нему, самостоятельно вести закупки приборов и заказывать на заводе переделку орудийных лафетов он не мог. Но как выяснилось трудностей в этом не было никаких, командир дивизии даже заподозрил, что начальник сухопутной обороны просто ждал, когда к нему обратятся, так как в дивизию на замену старых орудий тут же стали поступать уже переделанные. Правда нельзя сказать, что их было в достаточном количестве. Роман Исидорович заверил, что по мере модернизации, артиллерийский парк четвертой дивизии будет меняться в первую очередь, но пока придется обходиться тем что есть.

Нашлись и те, кто приступил к обучению офицеров новому методу ведения огня. Ими оказались офицеры с бронепоездов, а так же офицеры прикомандированной к его дивизии батареи, которой командовал капитан Гобято. Эти офицеры уже имели опыт ведения подобных боевых действий. Присмотревшись к этому офицеру, а так же проанализировав его действия в прошлом бою, Фок назначил его помощником начальника артиллерийской бригады. Все же полученный им опыт трудно было переоценить, конечно если смотреть на это не с той стороны, что он действовал в разрез существующей доктрины. Да и была ли она непреложной, скорее вынужденной. Капитан очень быстро нашел выход из ситуации с недостатком модернизированных орудий, предложив устанавливать пушки на насыпях, позволяющих увеличить угол возвышения, неудобство заключалось только в том, что на возведение подобной батареи требовалось время и она была прикована к определенной позиции, в то время как переделанные орудия могли свободно маневрировать. В связи с этим было решено для каждой батареи оборудовать по две позиции, основную и запасную.

Судя по планам Кондратенко, который был назначен начальником сухопутной обороны, новым командующим Квантунским укрепленным районом Макаровым, старые позиции удерживать не планировалось. Там находилось до трех рот, которые всячески изображали активность, но сразу после начала артподготовки им было приказано покинуть позиции и отходить к Тафаншинским позициям, где должна была проходить первая линия обороны. В старых же окопах должна была остаться только одна конно-охотничья команда, усиленная двумя десятками этих ручных пулеметов. Им предписывалось нанеся потери противнику, так же оставить траншеи и отходить к основным частям. Удерживать было решено именно эту, новую позицию.

Второй линией обороны должна была стать Нангалинская позиция, которая в настоящий момент так же спешно возводилась. Господи, как же быстро можно оказывается строить, когда жареный петух… Памятуя о прошедшем бое, солдаты не ленились и отдавались работе целиком. Не сказать, что в этом не сыграло свою роль и обеспечение.

Еще только узнав о новой линии обороны, Фоку оставалось только поскрежетать зубами, разве не это он предлагал Стесселю, но понимания не встретил. Тот всячески настаивал на удержании цинджоусских позиций, а на взгляд Фока удерживать эту позицию можно было только большой кровью, такую цену в преддверии осады платить было глупо. Вот на новых рубежах, вогнутых во внутрь, что исключало обстрел с трех сторон, получался уже совсем иной расклад. Оставались фланги, которые при превосходстве японцев на море могли обстреливаться флотом противника, но Макаров сумел устранить эту опасность. Правда, сейчас флот опять не в лучшей форме, но если Степан Осипович сумел организовать поддержку в условиях запертого прохода, то сейчас, несмотря на тяжелую ситуацию сумеет организовать это тем паче. Командир четвертой дивизии недолюбливал адмирала, но не признать очевидного не мог.

Все знавшие Фока уже не первый год поражались тем переменам, что произошли с генералом. Это что же, ранение так повлияло на закостенелого консерватора? Но все было просто. В Александре Викторовиче взыграло самолюбие, эта его ахиллесова пята. Именно из-за него он возненавидел Кондратенко, который занимая такую же должность, что и он, пользовался большим уважением даже у старого сослуживца Фока, Стесселя. Сменился командующий, но Роман Исидорович все же умудрился вновь оказаться выше него. Всем и всегда казалось, что Кондратенко не вмешивался в непрекращающиеся интриги и свару, между моряками и армейцами, но на деле он оказался куда как более изворотливым. Всячески стараясь угодить и вашим и нашимё он смог обойти на повороте всех, оставив с носом и бывшего своего благодетеля Стесселя и своего начальника Смирнова, который по прежнему оставался комендантом крепости, вот только был в подчинении у Макарова, пока Квантун находится в руках русских. Только в случае отступления войск непосредственно к крепости, все полномочия по сухопутной обороне отходили к Смирнову, а Макарову оставался лишь флот. Такое вот решение было принято императором.

Была у Фока мысль, устроить потерю позиций и как следствие отступление к крепости. Таким образом он утирал нос и Макарову, отстраняя его от командования и Кондратенко, ставя его на одну ступень с собой, Смирнов не Стессель, он не станет перепоручать оборону кому-то другому, а сам все возьмет в свои руки. Но по здравому размышлению он пришел к выводу, что лично ему это не принесет никакой выгоды, разве только удовлетворение от приземления воспарившего соперника. Сомнительная выгода. Нужно мыслить иначе. Он о многом передумал, пока был прикован к постели. И пришел к выводу, что встреть сейчас того хунхуза, что влепил ему пулю в плечо, то не только не убил бы его или отдал под суд, но даже пожал бы руку, потому что своим выстрелом он не дал Фоку совершить ошибку. Вовремя. Ничего не скажешь, вовремя. Но насчет пожатой руки, это он пожалуй погорячился.

Он и Стессель были старыми сослуживцами и вместе воевали в русско-турецкую кампанию, кстати под началом Надеина, этого старого маразматика. Фок всегда считал себя лучше Стесселя и хотя они были дружны, постоянно доминировал над Анатолем, но только вот карьера у того была несколько более удачной, впрочем Александр Викторович не обманывался, прекрасно осознавая, что ею тот во многом обязан своей жене, вот женщина, настоящий кремень. Именно благодаря ней, он смог обойти своего друга. Жаль, что в свое время Фок решил, что эта своенравная дева ему не подходит. Впрочем, она и сама не прочила Фока в мужья, в этом плане Анатолий Михайлович подходил куда лучше.

Мало было этой напасти, так еще на горизонте появился этот Кондратенко, который в отличии от Александра Викторовича практически не имел боевого опыта, ну не называть же таковым участие в подавлении восстания здесь, в Китае. Желая ослабить влияние на мужа со стороны Фока, Вера Алексеевна всячески привечала Романа Исидоровича, этого хитреца и интригана, сумевшего все так ловко обставить.

Фок прекрасно отдавал себе отчет в том, что бой у Цинджоу он проиграл бы. Нет, не так. Он оставил бы позиции, несмотря на настоятельные требования Стесселя, удерживать их любой ценой. Тому были многие причины. Он находил позицию неудачной и что ее возможно удержать только ценой большой крови, а при всех своих недостатках, жизни солдат он ценил. Да, он считал себя выше серой массы, да, он был строгим и требовательным, но он всегда помнил цену солдату, помнил со времен обороны Шипки, где служил еще субалтерном.

Он указывал на недостатки позиции и предлагал устроить позиции на Тафаншинских высотах имея запасную у Нангалина, но его не стали слушать. Мало того, этот умник Кондратенко, лично проинспектировал Цинджоусские позиции и внес предложения по их укреплению, но даже не заикнулся о возможном ее переносе.

Его отход к крепости негативно сказался бы на карьере его старого друга и соперника Стесселя, в то же время лично ему не грозил бы ничем, так как полностью соответствовал мнению Куропаткина, считавшего, что войска должны оборонять крепость, остальным же должно заниматься полевой армии. В его телеграмме Стесселю это мнение звучало не двусмысленно: 'После баталии, войскам отступить и присоединиться к гарнизону крепости… Снять с позиций и вывезти орудия, чтобы они снова не стали добычей японцев'. Вот так вот, никаких недоговоренностей и коллизий, все четко и понятно.

Сейчас он не собирался совершать ошибку от которой его уберег тот выстрел. Для себя Александр Викторович уже решил, что здесь, на тафаншинских и нангалинских высотах будет его Шипка. Здесь он будет стоять насмерть, как в дни своей молодости. Он знал о чем шепчутся за его спиной, даже те кто был у него в фаворе. На что хватило командира дивизии, предоставить возможность японцам высадиться, а потом отойти практически не противодействуя продвижению противника. Толи дело старик Надеин, как он надрал холку Оку. Вот еще и этот маразматик, осыпан почестями и наградами. А почему он, Фок, должен был положить людей в тех боях? Разве он командует Маньчжурской армией? Теперь он хотел доказать всем, насколько они ошибались. Это был его шанс утереть нос всем недоброжелателям. Вот только цепляясь за старое достигнуть этого было невозможно, поэтому ему нужно было измениться. Измениться и подняться над всеми.

— Ваше превосходительство, командир отдельной роты ополчения, подпоручик Гаврилов.

Едва узнав, что в расположении роты появился командир четвертой дивизии, Семен тут же понял, что его вольнице пришел конец. Неизвестно кому его переподчинят, но то что теперь у него появится начальство он уже не сомневался и скорее всего его будущий начальник только что обозначился на горизонте. Это будет вполне логично, учитывая расположение роты в зоне ответственности дивизии.

Сказать, что он был этим расстроен? Да, нет в общем-то. Хочешь полной независимости иди на территорию занятую противником и организовывай партизанский отряд. Тем более все последнее время он со стороны наблюдал за генералом Фоком. Нельзя сказать, что Семен воспылал любовью к командиру четвертой дивизии, но все же разительная перемена в нем была заметна. Александр Викторович вдруг, ни с того, ни с сего превратился в новатора и все указывало на то, что он весьма серьезно подходит к вопросу обороны Квантуна, на порядок серьезнее чем еще месяц назад. А это полностью сообразовывалось с планами друзей. Может и прав был Звонарев, когда говорил, что возможно они слишком предвзято относятся к Фоку.

— И кому подчиняется ваша отдельная рота? — Посмотрев на подпоручика гигантских пропорций, поинтересовался генерал.

— Рота находилась в непосредственном подчинении генерал-лейтенанта Стесселя.

— Его превосходительства уже давно нет на территории Квантуна. Так у кого находится в подчинении рота? — Не сказать, что слова подпоручика не озадачили Фока.

— Не могу знать. Новых указаний из штаба не поступало.

— Интересно. И какие задачи Вы выполняете?

— В последнем приказе, полученном мною от его превосходительства, моей роте предписывалось охранять побережье бухты Инчензы от возможной высадки японского десанта. Так как это распоряжение отменено не было, этим я и занимаюсь.

— Все интереснее и интереснее. Что же, подпоручик, показывайте свое хозяйство.

Вообще-то у Александра Викторовича забот еще хватало и на сегодня было запланировано еще многое, но это непонятное подразделение его не на шутку заинтересовало. К тому же он никак не исключал высадку противника именно в этой бухте, собственно по этой причине он здесь и оказался.

Все его время съедала организация новых позиций, просто голова шла кругом, сколько еще предстояло сделать. Но время шло и мало по малу, линия предстоящей обороны вырисовывалась все четче и четче. Наконец настал момент, когда он мог с уверенностью заявить, что все возможное он сделал. Однако останавливаться на достигнутом никак не входило в его планы, а потому уже начались работы по устройству Нангалинской позиции. Несмотря на основательность, он все же не исключал возможность прорыва линии обороны на Тафаншине, а потому приступил к устройству страховки. На этот раз он решил предусмотреть все или почти все, так что даже доведись ему отступить, даже отсюда он собирался извлечь выгоду.

Не могло его заинтересовать и положение на флангах и в тылу. Японцы уже доказали свою склонность к обходным маневрам и фланговым ударам. Наконец пришло время проверить как обстоят дела с местами возможной высадки противника. Каково же было его удивление, когда он узнал, что в месте наиболее вероятного места высадки вражеского десанта нет ни одной части. Он спешно выехал на этот участок, для рекогносцировки, уже мысленно прикидывая какие силы сможет выделить для охраны этого участка, а на деле…

Обходом он остался доволен. Командир роты оказался на редкость дельным офицером и весьма продумано организовал систему обороны, с позициями для артиллерии, которая оказалась приданной роте и минометов, оружия нового, но как видно уже привычного в этом подразделении. Так же было странным то обстоятельство, что позиции были ориентированы на массовое применение пулеметов, правда было не понятно откуда этот подпоручик возьмет не меньше десятка пулеметов и это только в случае задействования только одной позиции, а если обе, которые вполне могли образовать единую систему, то и вовсе больше двух десятков. Если это количество действительно найдется, о десанте на этом участке японцам лучше было позабыть раз и навсегда.

Однако только одним побережьем это странное подразделение ограничиваться не собиралось, так как в настоящий момент уже начались работы по устройству оборонительной линии которая должна была перекрыть единственную дорогу на Артур. Были и обходные пути, но те грунтовки и тропы, мало подходили для переброски больших сил, здесь же сходились и железная и старая Мандаринская дороги. Очень интересно и дельно. В случае отступления на этих позициях вполне можно было задержать противника, пока войска не отойдут к Зеленым горам. Понятно, что задержать не на долго, окружающая местность никак не отличалась непроходимостью, но переброска войск по пересеченной местности это вовсе не то же, что и по дороге.

Мысли об отступлении причиняли Александру Викторовичу, прямо таки физическую боль, но он уже многое повидал на своем веку, а потому понимал, что и отступление может быть разным. Если ему все же придется отступить, то он намеревался это сделать так, чтобы даже это, было поставлено ему в заслугу. Поэтому всесторонне прорабатывал и этот вопрос. Его начальник штаба был уже готов выть на луну, от свалившихся на него забот и проблем, но пока вполне справлялся со своими обязанностями. Так что каждый командир полка был подробнейшим образом ознакомлен со своими действиями при том или ином развитии ситуации. Не сказать, что это добавило популярности Фоку. Если все его действия на укрепление позиций были восприняты, хотя и без восторга, так как добавляли забот и головной боли, но с одобрением, то его забота о возможном отступлении и столь детальная его проработка, не могли не вызвать новой волны недовольного ворчания и косых взглядов. Но он плевать хотел на мнение остальных. Здесь он командир.

— Вынужден заметить, что позиции Вами устроены весьма разумно. Несмотря на то, что Вы всячески пытаетесь остаться вольным стрелком, назвать ваши действия неразумными я не могу.

— Ваше превосходительство…

— Не оправдывайтесь, подпоручик. Не то я стану о Вас думать хуже, чем думаю сейчас. Если бы, вы глупо стояли в Ичензах и ничего не предпринимали, то поверьте, я был бы куда менее сдержан к этой выходке, но налицо весьма продуманные действия. Кстати, а откуда у Вас минометы. Это оружие только появилось, да и то никто толком не умеет им обращаться, а уж о его количестве я вовсе молчу.

— Дело в том, что я стоял у истоков создания этого оружия как и многого другого.

— Погодите. Гаврилов. Уж не являетесь ли Вы одним из учредителей концерна 'Росич'?

— Так точно.

— Значит и необходимое количество пулеметов у Вас так же имеется, — это не был вопрос, это было утверждение. А что мог ответить Семен. Разумеется у него было достаточно пулеметов для обеспечения всей этой системы обороны. — Что еще имеется у вас в тайниках? Молчите. А напрасно, вы не вражеский лазутчик, а я не офицер проводящий дознание. Итак?

А что собственно говоря было делать, только колоться, причем со всей искренностью и ничего не утаивая. Рассказ Гаврилова был долгим, по мере того как он выкладывал все и без утайки, Фок буквально преображался на глазах, так как к его лицу намертво приклеилось удивленное выражение. Подумать только. Да это не рота, а черт знает что. Времени потраченного на этом участке теперь было ничуть не жаль. Вот ни капельки.

Все же не понятно, как так могло произойти, что целая рота, при артиллерии смогла попросту потеряться. Впрочем. Для строительства укреплений они не позаимствовали у интендантской службы ни одного гвоздя, ни одной доски, все было поставлено за счет концерна. Теперь ему было известно, что и весь материал и инструмент имевшиеся в его распоряжении так же заслуга этого концерна. Все остальное снабжение так же прекратилось с отзывом Стесселя, все завезено загодя, так вот и затерялись.

— Я сегодня же доложу о вашем подразделении и попрошу переподчинить его мне, скорее всего возражений не будет. Не надо так расстраиваться. Я не собираюсь разоружать вашу роту. Хотя не использовать такое подразделение не могу. Итак. Вы остаетесь на прежних позициях, подумать только я хотел перебросить сюда целый батальон. Но имейте ввиду, ваша рота является одновременно и резервом, если противник не предпримет попыток десанта, разумеется. Но если десант будет, то на помощь не рассчитывайте. Нужно объяснять почему именно?

— Никак нет. Высадка десанта может преследовать только цель отвлечь силы с основных позиций и лишить резервов, а так же перерезать пути возможного отступления.

— Все верно. Но дополнительные задачи я все же Вам нарежу. Вон там, чуть дальше пересечения дорог нужно будет поставить еще пару ДЗОТов.

— В случае прорыва десанта, они перекроют направление в тыл нашим позициям, в случае же отступления наших войск, прикроют отходящие части.

— Все верно. Далее. Ваши противопехотные мины, как они задействуются. Признаться использовать фугасы на цинджоусских позициях не получилось, насколько мне докладывали были перебиты провода.

— С гранатами вы уже знакомы, ваше превосходительство, здесь почти тот же принцип. Солдат наступает на рычаг или задевает растяжку, срабатывает запал, только без замедлителя, сразу же воспламеняется вышибной заряд, который выбрасывает мину примерно на метр, полтора вверх, затем следует взрыв, шрапнельный заряд гарантирует сплошное поражение в радиусе двадцати метров.

— Великолепно. Сколько у Вас мин?

— Только три сотни.

— Направите ко мне ваших саперов, я лично укажу им задачу, после чего верну их обратно. Теперь по вашим снайперам. Мне кажется, что на передовой им будет много работы. Так что отправьте ко мне десяток вместе с саперами. Хорошие унтера это соль земли, посмотрим как получится у господ самураев обходиться без унтер-офицеров или как они у них называются сержантов.

При этих словах Семен только мысленно усмехнулся, как же сержанты, первыми под раздачу как раз попадут именно офицеры, но об этом говорить он не стал, в конце концов когда закончатся первые, снайперы примутся за вторых, да и кто их будет контролировать на поле боя. Оно конечно, вроде и обещал никого не забирать, а сгребает половину снайперов, но Семен с этим был согласен. Пора наводить панику среди японского командования, пусть чешут репу и думают, как восполнять невосполнимые потери, а в то, что будет высокий процент раненных Гаврилов не верил, не те стрелки, тут только успевай строчить похоронки. Так что очень скоро господа офицеры начнут наступать за спинами подчиненных, да еще и пригибаться пониже. Хотя, десяток снайперов на такой протяженный участок… Да не такой уж он и протяженный у Тафаншина, вот Нангалин, тот да. А может всех снайперов направить? Вот шороху наведут! Нет. С корректировщиками четыре десятка получится, не дело это. Пусть уж будет как есть. А вот с минами.

— Разрешите, ваше превосходительство?

— Слушаю Вас подпоручик, — с того момента как Фок узнал с кем именно имеет дело, он стал вести себя более любезно, правда, ради справедливости стоит заметить, что и до этого он был настроен весьма благожелательно, ну, после того как прошелся по позициям.

— Дело в том, что даже не будучи ни у кого в подчинении я рассматривал вариант с отступлением наших войск. Перекрыть этот участок дело хорошее, но проблемы не решит. Есть множество проселочных дорог, местность горная, покрытая лесами и гаоляном, но далеко не непроходимая, так что войска смогут передвигаться относительно быстро, даже с артиллерией. Мои бойцы не просто стояли в Инчензах, они совершали постоянные рейды по этим местам, даже накрыли пару банд хунхузов…

— И где они, — резко перебил генерал, как видно вопрос для него был весьма интересен. Ха, еще бы.

— А нет их. Совсем нет. Оказали сопротивление и не пожелали сдаться.

— Так-таки никто и не сдался?

— Ваше превосходительство это просто звери какие-то, всегда дерутся до последней возможности, — Гаврилов прямо смотрел в глаза генералу, как будто хотел сказать, что и себя и своих людей считает правыми.

— Участвовали в подавлении восстания?

— Так точно. В то время служил в страже КВЖД.

— Да, хунхузы они такие, — прекрасно понял Семена Фок. — Продолжайте.

— Так вот, мои люди прекрасно ориентируются в этих местах, за время выходов успели освоиться как у себя дома. Все с боевым опытом, принимали участие в подавлении восстания 'боксеров', служили в пограничной страже и страже КВЖД, многие охотники. Таких бойцов использовать в окопах, несколько нецелесообразно, а вот затруднить продвижение армии в условиях пересеченной местности, это как раз то, что нужно. Вот тут-то и пригодятся мины. Будь их хотя бы три тысячи, имело бы смысл устроить минное заграждение на позициях дивизии, а так… Лучше их использовать точечно.

— Отчего же концерн не наладил производство этих мин?

— И кто у нас их купил бы? Взять пулеметы. Сейчас командование их закупило, но только после того, как морячки показали, насколько это убийственная штука. Гранаты и минометы, командование их закупило, но когда? Тогда, когда командующим стал Макаров который поверил в наши разработки, — при этих словах Фок мысленно поморщился, но внешне остался невозмутим. — Мы не в состоянии вести поставки в армию без экономической выгоды, так как просто вылетим в трубу. Закупать у нас наши новинки не торопятся, вот и изготавливаем пробные партии, чтобы доказать эффективность и только потом, когда появляется контракт, налаживаем выпуск.

— Как планируете действовать?

— Если только наметится отступление, то один взвод посажу в месте указанном Вами, остальные уйдут в леса. Пять взводов, на каждый в среднем придется по пять верст фронта, японцы местность знают плохо, мы хорошо. Пять минно-пулеметных засад и противник начнет продвигаться вперед буквально крадучись, а там и еще добавим. Для того чтобы сбить каждую такую засаду, японцам придется подтаскивать артиллерию. Правда если будет иметь место десант, то еще один взвод нужно будет оставить здесь, на пересечении дорог, чтобы прикрыть пути отхода.

— Думаю, что в этом случае, мы сможем контратаковать десант и сбросить его в море. В общем и целом, мне Ваш план пришелся по душе, правда только что, Вы лишили меня очень серьезного резерва, но случись отступление, вы и впрямь сможете снять очень серьезную головную боль и нанести куда более ощутимый ущерб противнику. Правда, если Ваши люди действительно так хороши как Вы утверждаете.

— На этот счет можете не сомневаться, ваше превосходительство.

— Тогда сегодня же встретьтесь с моим начальником штаба. Предвижу его недовольство, ведь это внесет изменения в уже существующие планы. Ну да жизнь не стоит на месте, а Ваша затея с подвижными заслонами мне пришлась по душе. С другой стороны Вы снимите не слабую головную боль с Дмитриевского, так что пожалуй он еще будет и рад. Кстати, я гляжу у ваших солдат так же в ходу эти каски, что используют экипажи бронепоездов?

— Так точно. Это в значительной степени может сократить потери от ранения в голову. Пулю с трех сотен шагов она не удержит, но если подалее или осколки и камни от взрывов, то вполне защитит.

— Новинка концерна?

— Ну, как новинка, ваше превосходительство, ведь шеломы с древнейших времен известны.

— Их у Вас тоже на складах хранится в изрядном количестве, — а Фок-то как видно заинтересовался. Не судьба.

— Никак нет. Для их изготовления применяется хорошая сталь иначе это просто лишняя тяжесть на голове, а потом производство тоже чего-то стоит. Изготовили несколько сотен, так сказать пробная партия в целях демонстрации.

— Но наладить производство концерн сможет?

— Необходимое оборудование имеется, но сможет ли концерн наладить производство не знаю, забот и иных хватает. Это уже к Зимову, он ведет все дела концерна на Квантуне. Но думаю, если заказ поступит, то производство наладит, худо-бедно штук тридцать сорок в день делать наверное смогут, а если людей и материалов будет в достатке, то может и больше.

— Хорошо, — делая зарубку в памяти, закруглил тему Фок. Я вижу, у Вас хорошо налажена телефонная связь. Можете организовать сношение с моим штабом?

— Так точно.

— Сделайте это и в кротчайшие сроки.

— Есть.

* * *

Александр Сергеевич, Александр Сергеевич и как это у Вас так выходит? Ведь не были в бою ни разу, но так написать… Не прибавить не убавить. Цинджоусские позиции буквально утопают в дыму и пыли, султаны земли вздымаются так часто, что одного взгляда на творящийся ад достаточно чтобы сделать один единственный вывод, там нет живых, они попросту не могут находиться в этом бурлящем котле беспрерывных разрывов тысяч снарядов. Складывается такое впечатление, что противник решил попросту срыть находящиеся перед ним высоты. Японцы снарядов не жалеют. Те кто видел, что творилось здесь в первый раз, мог с уверенностью заявить, что на этот раз все хуже, значительно хуже.

В блиндаже, оборудованном смотровой амбразурой находиться совсем неуютно. То и дело вздрагивает перекрытие от то и дело падающих на него снарядов. Иногда разрыв сопровождается, осыпавшейся в незначительном количестве трухой, а порой жалобным треском бревен и целыми струйками песчаного грунта. Внутри уже практически не продохнуть от висящего облака пыли. Говорят, что снаряд не попадает в одну воронку дважды, Фок мог бы с этим поспорить, так как только за полчаса артподготовки на перекрытие его наблюдательного пункта упало как минимум четыре снаряда, правда относительно крупный попал только раз, но от этого не было легче.

Бинокль вскинут к глазам, но видно плохо, очень плохо. Какое-то неудачное место для НП, стоило подобрать какое-нибудь другое, не то из-за этих чертовых разрывов ни черта не видно. Впрочем, а есть ли сейчас место на этих холмах не подверженное обстрелам? Сомнительно. Прошлые потери кое чему научили японцев, так что снарядов они не жалеют и буквально засыпают им позиции двух сборных батальонов.

Все верно. Фок не стал следовать плану разработанному Кондратенко и сейчас на старых позициях находилось два батальона добровольцев, тому были причины. Во-первых, очень не хотелось действовать по плану предложенному соперником. Во-вторых, Александру Викторовичу было известно, что японцы стянули к перешейку порядка шестидесяти тысяч солдат. Для атаки на таком узком участке слишком много. Из метрополии прибыло две дивизии и еще две были направлены из армии Оку, которая сейчас фактически превратилась в корпус и заняла позиции у Вафангоу, на случай, если отошедшие части русских, решат взять реванш.

О продвижении вперед сынам страны восходящего солнца пришлось пока позабыть. Последний морской бой показал, что у Макарова вполне достаточно сил, для того, чтобы успешно противостоять японскому флоту, мало того, несмотря на превосходство в количестве, скорости и невыгодном положении русской эскадры Того не сумел добиться сколь-нибудь серьезного положительного эффекта. Этот бой заставил японское командование пересмотреть свои планы, сосредоточив основные усилия на Порт-Артуре. Необходимо было, если не уничтожить русский флот, то вынудить его уйти во Владивосток. Его наличие в Желтом море угрожало воинским перевозкам, осуществляющимся именно по этим водам.

По всему выходило, что командующий новой третьей армией, сформированной против группировки на Квантунском полуострове, генерал Ноги, будет стремиться во что бы то ни стало опрокинуть русских. Остановить это стремление можно было ошеломив его просто таки запредельными потерями, заставив его солдат цепенеть от страха, вместо того, чтобы атаковать позиции русских. А для этого их нужно было заманить в огневой мешок, подготовленный для японцев, вывести основные части под стволы сотни пулеметов и просто выкосить их. Однако получится эта засада или нет было неизвестно, надеяться на то, что удастся нанести огромные потери только там Фок не мог. А потом Нангалинская линия не закончена, если противник прорвется на Тафаншине, то остановить его уже будет нереально, максимум задержать. Вот и приходится использовать старую позицию, только личного состава здесь поменьше, чем в прошлый раз, ну да не насмерть стоять, а только нанести ощутимые потери и только на время замедлить продвижение противника. Заставить Ноги поверить, что здесь русские собираются держаться крепко и вынудить использовать свой боезапас. Если он потеряет в первой атаке хотя бы тысячу человек и израсходует треть боезапаса, Фок будет считать, что первая фаза боя, осталась за ним. Разумеется, будут потери, без этого войны не бывает, но потери будут оправданными.

Все последнее время он старался быть на виду у солдат, стараясь всячески вникать в их проблемы, реагируя на них максимально быстро и эффективно. Ему нужно было, чтобы солдаты поверили в командира и воспринимали его как своего генерала. От отношения солдат зависит очень многое, бойцы любящие своего начальника сражаются совсем иначе. Именно по этой причине, а не по тактической необходимости он сейчас был здесь. Да в крепком блиндаже, но на позиции, и каждый солдат знал, что их командир дивизии сейчас лично стоит с ними в строю, руководя боем.

Очередной разрыв на насыпи блиндажа, еще одно такое попадание и ее практически сроет. Все же ошибка устраивать НП на бывшей батарее, японцам и невдомек, что сейчас на этих высотах нет ни одной пушки. Вся артиллерия вывезена отсюда темными ночами, а на смену пушкам встали муляжи. Ноги задуматься бы, отчего это русские орудия не стреляют, да куда там, продолжает сыпать снарядами, а эти чертовы разрывы закрывают весь обзор. Опять же есть вероятность, что в амбразуры влетят осколки. Так, дурные мысли в сторону.

Русская артиллерия из-за холмов тоже ведет обстрел, вот только их работу не видно. Не сказать, что это вселяет бодрость духа в солдат, сейчас находящихся в дальних от переднего края траншеях, а вернее в блиндажах, неподалеку от которых расположились наблюдатели. Александр Викторович прямо таки представлял, как кто-то из солдат, пригибаясь от очередного близкого разрыва вопрошает наблюдателя:

— Ну чего там, Степан?

— Садит японец, не видишь что ли.

— А наши?

— А не видать, чтобы наши стреляли, ни одного разрыва.

Что-то подобное обязательно должно было происходить и это никак не могло вселить бодрость духа. Пусть стрельба абсолютно безрезультатная, пусть там нет ни одного солдата противника, но вид того, что не только на них падают неприятельские снаряды, но и наши рвутся на позициях противника, все же греет душу. Нет, русская артиллерия сейчас не отмалчивается и если прислушаться, то можно услышать отдаленную канонаду, вот только бьют они сейчас все по батареям противника, скрытым от глаз за возвышенностями и перелесками, а потому и их работа остается незамеченной.

Несомненно у японцев сейчас есть потери в артиллерии и какие-то батареи приведены к молчанию. Иначе и быть не может, так как русская артиллерия бьет при помощи корректировщиков, расположившихся на аэростатах. Один как и в прошлый раз запустили морячки, только на этот раз, Фок не стал терпеть анархию и их действия координируются с сухопутным командованием, мало того, они находятся в прямом его подчинении. Второй передали из Артура, он еще в первый день войны был доставлен в крепость транспортом Маньчжурия. А вот у японцев похоже с этим проблемы. Завис было шарик, да видно оказия какая приключилась. Вдруг, ни с того ни с сего, шар расцвел огненным цветком и горящие останки рухнули низ. Ну да, оно и к лучшему.

В Артур уже ушло сообщение, что на рассвете тринадцатого июня японцы начали артподготовку. Быстро все же обернулись самураи. Понятно, что торопятся, ведь если русские успеют подлатать свои корабли, то все может и измениться. Но все одно, очень быстро, да еще и собрать такое количество войск. В том, что данные о количестве противника верные, Фок не сомневался. Как-то там Кондратенко сумел наладить получение разведданных, и в их подлинности до сих пор сомнений не возникало, так что если сказано, что сосредоточено порядка шестидесяти тысяч, то так скорее всего и есть. Тем более, сообщение о начале наступления подтвердилось полностью, вплоть до часа, а судя по канонаде и плотности обстрела и в этом ошибки нет.

* * *

Ким засел на вершине покрытого гаоляном холма всматриваясь в скопление копошащихся как муравьи японских солдат. Ну не ложиться же в самом-то деле, гаолян здесь высотой в пояс, так что лежа ничего не увидишь.

Он безвылазно находился на оккупированной территории уже неделю. А чего кататься каждый раз на русскую территории. Оно и не безопасно и маятно, а так очень даже удобно. Ходить приходилось много, но это все одно не по проливу на джонке кататься. Как только стало ясно, что русские вполне возможно удержатся на своих позициях, Семен приказал передислоцировать радиостанцию. Место нашлось довольно скоро, в скалах на побережье, а если точнее, то на одной из скал расположенных в кабельтове от берега, нашлась там пещерка, где и установили громоздкую аппаратуру. Теперь телеграфист и его помощник безвылазно сидели на той скале, сатанея от скуки и стесненности пространства. Из развлечений были только ежедневные выходы на связь с Артуром, шахматы, да книги. Зато там их никто искать не станет. Были сложности с подходами для самого Кима и его команды, в полную воду только на лодке, во время отлива, по пояс в воде, но лучше уж так.

Похоже все подготовительные работы уже подходят к концу, вдали уже загрохотали орудия. Но сейчас они обрабатывают в основном передний край. Грохот стоит такой, что даже здесь отдается звоном в ушах, тем более, что и ветер, хотя и легкий, дует со стороны Цинджоусского перешейка. Японское командование сделало правильный вывод из опыта русских, поэтому сюда были доставлены аэростаты. Вот только с выявлением русских батарей у них не ладилось, это было установлено доподлинно. Применение маскировочных сетей, столь хорошо проявивших себя на бронепоездах, позволило весьма успешно маскировать батареи от наблюдателей, расположившихся весьма далеко от передовой. Это тоже опыт русских, позаимствованный японцами, помнившими как они в бессильной злобе наблюдали за русскими корректировщиками, расположившимися вне досягаемости орудий противника.

С началом обстрела, должны были заговорить и русские орудия, их целями предстояло стать в первую очередь батареи японской армии. Пехоту можно бить и стрелковым оружием, а вот подавление артиллерии противника требовало отдельного подхода, потому как орудий у японцев скопилось не много нимало двести тридцать стволов. Вот и должны были воздухоплаватели засекать русские батареи и корректировать огонь своих батарей.

И чего они копошатся, ведь должны были еще с началом обстрела подняться в воздух. Видно что-то не клеится. А может ну его, стрельнуть прямо сейчас. Рядом лежала винтовка с прилаженным оптическим прицелом. Понятно, что Ким это не якут Ваня, но и промазать в шарик диаметром в шесть метров это нужно очень постараться. Почему стрелять нужно в шар? А куда еще, не в пилотов же. Винтовка Кима была заряжена не простыми патронами, а какими-то новыми, их на патронной фабрике всего-то сделали два десятка. Патрон как патрон, вот только пуля не простая, а трассирующая, как ее назвал Гаврилов, передавая эти заряды разведчику-диверсанту. Влетит такая во внутрь оболочки заполненной водородом и нет шарика.

Выстрелить немедленно желание было большое, но командир сказал, что лучше это сделать, когда шар поднимется в воздух и будет на виду у всех. Русским это добавит уверенности, японцам наоборот. Главное постараться это проделать так, чтобы никто не понял, что именно произошло. Ну да такая канонада стоит, что скорее всего выстрел не заметят. Понятно, что у японцев есть ни один шар. Сгорит этот, начнут снаряжать другой, вот только это все требовало времени и самое главное большого количества газа, так что за сутки точно не управятся. Пусть думают, что хотят, по поводу пожара.

Наконец шар плавно начал подниматься, унося в заоблачные дали пилота и корректировщика. Ну, в заоблачные это только фигурально. Нет сейчас облаков, чистое голубое небо, только в море еще держится рваными полосами туман, но и он вскорости истает, вот пригреет солнышко и тумана как не бывало.

Пора. Ким, ложится на спину, берет винтовку и прикладывается к прицелу, шар скакнул навстречу, сразу увеличившись в размерах. Затаил дыхание, потянул спуск. Винтовка лягнулась, толкнув в плечо, упирающееся сейчас в землю. Все теперь не шевелиться. Да и куда шевелиться, когда взгляд буквально прикован к завораживающей и страшной картине.

Едва короткий росчерк трассера достиг оболочки аэростата, как раздался оглушительный хлопок, в небе расцвел огромный огненный шар и на землю начали опадать бесформенные полыхающие жарким пламенем останки.

* * *

Ага. Началось. Фок буквально подался вперед, чуть не наваливаясь на бревенчатое обрамление амбразуры. Черт! Видимость прямо таки никакая. Пыль, дым, беспрерывные разрывы, да еще и форма японских солдат, сливающаяся с местностью, все это никак не способствовало наблюдению. Ну да, не имея гербовой, пишут на простой. Видно конечно плохо, но для того, чтобы понять, что и как, вполне достаточно.

Вот из траншей, примерно в четырехстах метрах от русских позиций появились цепи японской пехоты. Ничему не учатся, прут в плотном построении. А-а, ну да. Железнодорожное полотно на левом фланге русских подверглось столь же массированному обстрелу, что и позиции артиллерии. Причем били туда скорее всего стапятидесяти миллиметровые орудия, вон как срыли насыпь, да еще вздыбившиеся и торчащие как гнилые зубы шпалы и рельсы. Теперь там без капитального ремонта, поездам не пройти. Понагнали страху морячки. Орлы, ничего не скажешь.

— Связь с НП дивизии, — не отрываясь от оптики бросил Фок.

Ему тут же протянули телефонную трубку, связь поддерживали постоянно, чтобы случись порыв кабеля узнать об этом сразу, а не в самый неподходящий момент. Для восстановления линии на полковом НП постоянно находились пять телефонистов, а так же была протянута и резервная линия, подходящая с другой стороны.

— Дмитриевский, Ирмана к аппарату. Владимир Александрович, пора. Передаю трубку капитану Гобято. Действуйте капитан.

Понятно, что есть шарики и корректировать огонь можно и с них, но Гобято убедил командира дивизии, что с места эта корректировка будет на порядок точнее, а наблюдателям на шарике и без того забот хватает, с борьбой против японских батарей.

— Слушаюсь.

Леонид Николаевич вскинул к глазам бинокль и приникнув к амбразуре, удерживая правой рукой трубку телефона начал диктовать данные для артиллерийского огня, даже не прибегая к карте, а руководя стрельбой на глазок. Однако, как говорится глаз алмаз. По мере передачи данных, низко над наступающими цепями начали рваться белые невесомые облачка, только побывавший под шрапнельным огнем может знать цену этому в чем-то красивому зрелищу. Потому что из этих вспухающих словно вата дымков вырываются сотни свинцовых пуль, густо накрывающих пехоту и сеющих вокруг смерть. От шрапнельного огня можно укрыться даже за незначительным укрытием, в мелкой канаве, но невозможно этого сделать в наступающей цепи.

Фок хотел было сделать выговор капитану, за халатный подход к столь ответственному делу, ведь малейшая ошибка и под обстрел попадут свои же солдаты, но едва первая шрапнель начала рваться над наступающими, тут же передумал. Такого учить, только портить. Но каков! От японских траншей до русских не больше двухсот сажен, а он на глазок.

За время стояния друг против друга и японцы и русские постоянно вели фортификационные работы, время от времени начиная обстрел друг друга. Японцам в основном доставалось, когда они начинали усиленно копать траншеи с тем чтобы приблизиться к русским позициям. Русским, когда они проявляли излишнюю активность в укреплении позиций или замечались скопления обороняющихся. Обстрелы сильно разнились по интенсивности, на каждый русский снаряд, японцы отвечали тремя, четырьмя, защитники Квантуна были вынуждены экономить боеприпасы. Но все же приблизиться ближе японским саперам не дали. Во многом благодаря таким вот обстрелам, батареи в настоящий момент весьма неплохо пристрелялись.

Японская артиллерия все еще продолжала обстрел русских позиций, но стрелки уже начали выдвигаться в передовые траншеи. Фок прекрасно видел как по ходам сообщения перемещаются пригнувшиеся и подставляющие для обозрения своему генералу спины, солдаты. Есть старинный русский обычай, идя на рать обряжаться в чистое и ему русские солдаты следовали всегда неукоснительно, вот только не сегодня. Или вернее сегодня они исполнили этот обычай только частично, обойдясь чистым нательным бельем, белые же рубахи стрелков, сегодня были в весьма плачевном состоянии. Уже было отдано распоряжение по крепости и в Порт-Артуре спешно перекрашивали белые гимнастерки в грязно-зеленый цвет, но новое обмундирование в дивизию поставить не успели, вот и марали бойцы свою форму, кто во что горазд. Обычно требовательный Фок, на этот раз закрыл глаза на такое безобразие. Однако далеко не все пошли по этому пути, время от времени мелькали и белоснежные гимнастерки, это в основном старослужащие которым было зазорно ходить в грязном. Жаль если из-за этого упрямства кто-то погибнет, так как эти в основном имеют уже боевой опыт, а значит особенно ценны. Да что там, обязательно процент потерь будет выше, но не приказывать же солдату вываливаться в грязи словно хрюшке.

Сто пятьдесят сажен. Японцы несут большие потери от русской шрапнели, но упрямо рвутся вперед. Вот из неприятельских окоп появляется уже вторая волна атакующих. Густой цепью, пригнувшись, японские пехотинцы быстрым шагом направляются к русским позициям. Пора.

Обстрел японской артиллерии все еще не прекращается, он только переносится чуть глубже, так как уже есть возможность накрыть свои части. А вот русские артиллеристы, словно им и сам черт не брат, продолжают садить, засыпая шрапнелью все еще первую линию. Фок недобро косится на Гобято. Но тот не смотрит в сторону генерала, а потому не видит его недовольства. Все так же стоя у амбразуры с биноклем у глаз он продолжает диктовать данные для командира артиллерийской бригады. Наконец характер данных меняется и постепенно, батарея за батареей, огонь переносится на вторую волну. Вот же шельмец!

Наконец русские окопы оживают и изрядно прореженная артиллерией первая волна атакующих, попадает под прицельный огонь русских. Александр Викторович был против, предложения младших офицеров об отказе от залповой стрельбы, считая, что кроме нанесения потерь, залповая стрельбы весьма эффективна в психологическом плане, но в конце концов, он уступил и дал разрешение стрелкам стрелять самостоятельно по готовности. Господи, в чем еще он отступит, где еще наступит себе на горло, опять что-то новое, но он был готов на многое. Главное результат. Разномастная трескотня, иногда между выстрелами намечается промежуток, иногда они наслаиваются друг на друга, порой звучат как нескончаемая пулеметная очередь, но выглядит это все как-то неприлично. Нет монолитности. Словно строй солдат, идущий не в ногу, кто в лес, кто по дрова. Плохое настроение выправляется, когда он начинает обозревать цепи противника, то там, то здесь падают японские пехотинцы, зачастую по одному, но иногда и по нескольку сразу. Но самое главное в дело еще не вступили пулеметы, а от первой волны уже практически ничего не остается и цепь залегает. И это при том, что сейчас здесь около дух тысяч человек, почти вдвое меньше, против занимающих эти же позиции в первом бое. Можно конечно списать и на артиллерию, но скорее всего причиной тому то, что здесь, в этих окопах, только добровольцы, а такими обычно идут лучшие солдаты, те кто поплоше и пожиже, никогда не высовываются. Вот так вот, не было тут постоянных подразделений, сборная солянка. Офицеры тоже только добровольцы. Все же за этот неполный месяц, Фок сумел добиться уважения подчиненных и вложить в них веру в себя.

Третья волна пошла с гораздо меньшим отрывом. Японская артиллерия, видя, что пехота залегла, вновь сместила огонь на передовые русские траншеи. Но теперь отводить стрелков назад никак нельзя. Да, первая линия понесла значительные потери, но больше половины все еще находится вблизи русских позиций, можно и не успеть вернуть людей, а оставлять позиции еще рано, ох как рано. Еще далеко не весь потенциал этой позиции использован, а потом, противник должен поверить, что Фок намерен удерживать именно эту позицию, иначе не будет внезапности и сокрушительных потерь. Вот и стоят русские солдаты под ураганным артиллерийским обстрелом не имея возможности отступить.

Кто бы сомневался. Ноги, как в свое время и Оку решил воспользоваться оплошностью русских и использовать железнодорожную насыпь, для накопления перед решительным броском. Левый фланг. Даже без поддержки с моря, противник все же решил нанести решительный удар именно здесь, где была возможность приблизиться к русским позициям практически вплотную. Вот только учтя отрицательный опыт Оку, командующий новой армией решил исключить возможность использования бронепоездов, а потому, сделал все возможное для разрушения пути, и весьма в этом преуспел. Ну и пусть его. В конце-концов, никто и не планировал вести в бой эти подвижные батареи, нечего им делать на переднем крае, во всяком случае, на виду у противника. Но зачем же принимать русских за идиотов?

* * *

— Иван, ты куда!?

— А ты чего замер? Ждешь обеденную кашу?

— Дак, кроет японец не продохнуть.

— Давай, поднимайся, я и сам могу, но с корректировщиком проще, время теряется меньше.

— А как же обстрел?

— Дался тебе этот обстрел, когда там дичи навалило.

Якут только ухмыльнулся и перехватив поудобнее винтовку пригнулся и юркнул по ходу сообщения. А что делать, парень только вздохнул и припустил за ним. До первой траншеи спускаться не стали, сейчас основной огонь ведется по ней и батареям. Позиция устроена загодя, перекрыта досками с наваленной сверху землей, это они сами расстарались, никто не собирался оборудовать укрытие для снайперов расходуя бревна. Ну да, от шрапнели спасет, от мелкого фугаса уже сомнительно, прямое попадание перекрытию не выдержать, но может и повезет, отделаются только контузией. Есть и запасная позиция, тоже на середине склона, правее шагах в двухстах. Некогда об этом, нужно работу делать. До первой цепи порядка трехсот сажен, можно работать.

— Ориентир три, право пятьдесят, офицер, — начал диктовать корректировщик, вооружившись небольшой подзорной трубой. Его задача выискивать цели, Ивана, уничтожать.

— Вижу.

Видит, вот и хорошо, пора искать следующего. Выстрел. Корректировщик замешкался.

— Ты чего молчишь? Умер или обделался?

— Жду подтверждения.

— Ты тут не умничай, не на стрельбище. Услышал выстрел, значит готов, — зло бросил Иван. И что это все взялись сомневаться в его способностях стрелка, то Семен Андреевич, теперь вот этот. В поселке узнают, на смех поднимут. А он стрелок от бога, вон он генерал, уже и оклемался, мало того и на позициях. Было сказано, серьезно, но не насмерть, пожалте, так что он, Иван, свое дело знает, нечего сомневаться.

— Ориентир три, лево шестьдесят, офицер.

— Вижу.

Выстрел.

* * *

— Панкратов! Панкратов! Да что ты будешь делать. Смолин, бегом по линии, похоже провод перебило.

— Есть.

Прапорщик проводил солдатика зло выматерившись. Судя по последнему докладу наблюдателя, японцы уже должны укрыться за насыпью и начать накапливаться, а тут как на зло связь перебило. Не дай бог, появится ракета и что делать. Пристрелки не было, три минометные батареи вообще появились здесь только вчера вечером, но им строго настрого было запрещено выпускать хоть одну мину. Мол, пристреляетесь по ходу, незачем японцам знать, что мертвая зона за насыпью уже и не мертвая вовсе. Знают, что ни одно орудие не может их там достать, вот пусть и дальше знают. Ну, кинут на пару мин больше, вот и пристреляются на ходу, для чего-то их ведь учили. Только сектора и назначили.

Но тут и впрямь ничего сложного, только бы связь с корректировщиком была постоянной, а там, можно садить так, что япошкам небо с овчинку покажется. Поглядел он на полигоне, что случается после разрыва мины. Куда там фугасу, мина дает такое количество осколков, что мама не горюй. Опять же скорострельность такая, что закачаешься, пока одна мина летит, можно еще четыре вдогон отправить, полет идет по крутой траектории и можно достать противника там, где и мортира спасует. Вот только дальность… Так себе дальность, всего-то восемьсот сажен и прямой наводкой не ударишь, минимальная дистанция пятьдесят сажен, а приблизился противник вплотную, собирай манатки и отходи, иначе не накрыть. Но зато для смены позиции не нужно никаких лошадей, один несет трубу, второй плиту, остальные ящики с минами в каждом по десять штук. С позицией тоже нет проблем, можно за бугорком пристроиться или вообще на ровной как стол поверхности, отрыл окопчик и готово, тогда тебя только прямым попаданием и достанут.

Вот и сейчас они сидят в окопе, заряжающий нервно вцепился в мину вспотевшими ладонями, ждет команду. Как поступило сообщение от корректировщика, что японцы начали наступление, так и вцепился в нее. Ну и пусть держит, раз уж неймется.

Зазуммерил телефон, стало быть наладил связь. Вот и молодец.

— Слушаю.

— Ваше благородие, это Смолин. Так что с линией все в порядке, а вот Панкратов…

— Что там еще?

— Нет Панкратова. Осколком зашибло, царствие ему небесное.

— Понял. Возвращайся.

А что ему там делать? Корректировать огонь он не сможет, этому обучены только унтер-офицеры, да и то, так себе обучены. Учили его, командира батареи, он учил унтеров, ни он, ни они боевого опыта не имеют, пробных стрельб было всего-то ничего, по десятку мин на расчет бросили, вот и вся учеба. Оружие новое, боеприпасов не так чтобы и много и взять их неоткуда, что сумеют сделать на заводе в Порт-Артуре, то и будет, а расход, судя по прошлому бою должен быть оргомным. Хорошее по всему видать оружие, но вот практики применения нет.

— Силкин!

— Я ваш бродь!

— Давай за корректировщика.

— А Панкратов?

— Нету Панкратова. Ну чего стоишь, чай не на блины сюда пришли. Двигай.

— Слушаюсь.

Едва новый наблюдатель занял свое место, как вверх взмыла красная ракета. Ну, вот и началось, прости Господи дела наши грешные.

— Первое орудие! — господи и смех и грех, тоже мне орудие, — пристрелочным! Огонь!

Глухо и в тоже время как-то звонко хлопнул выстрел и мина по крутой траектории устремилась ввысь. Разрыва мины они понятное дело не услышали, тут вообще, вокруг столько разрывов, хорошо хоть бойцы его слышат.

— Перелет. Уменьшите целик на два деления. Недолет. Увеличьте на одно. Есть! Попали!

— Батарея! Целик пять! Пятью минами! Огонь!

* * *

Первая атака захлебнулась, когда казалось, что удержать эту лавину, несущуюся на русские позиции уже невозможно. А все началось с того, что чувствующие себя в безопасности уже практически завершившие накапливание части на левом фланге, внезапно подверглись массированному артиллерийскому обстрелу. Эти минометы… Фок конечно предполагал, что японцам придется не по вкусу подобный обстрел, но он даже не представлял, что может натворить всего лишь дюжина минометов, с их невероятной скорострельностью.

Подвергнувшись внезапному и губительному обстрелу, японские офицеры погнали солдат вперед, но даже таким образом выскочить из под огня у них никак не получалось, так как огонь минометов своевременно корректировался и разрывы мин сопровождали атакующие цепи. Затем был кинжальный огонь пулеметов. Только увидев воочию своими глазами, что могут сделать эти погремушки, к которым у него было весьма сомнительное отношение, он наконец осознал, что это за оружие. Понятно, что ему были известны результаты массового применения пулеметов, но одно дело знать, другое видеть, как под непрерывный стрекот, выкашиваются солдаты противника словно колосья пшеницы под косой крестьянина во время жатвы. В настоящий момент на позициях было не двадцать пулеметов, как планировалось Кондратенко, а сорок. Двадцать пулеметчиков были сняты с бронепоездов, в настоящее время располагавшихся за холмами, на временной ветке железной дороги и ведущих огонь на подавление батарей противника. Плотность огня была такой, что наступающая пехота словно нарвалась на какую-то непреодолимую стену, не имея возможности перейти незримую грань буквально в полусотне саженей от русских траншей.

Но упорства и ярости японским солдатам было не занимать. Несмотря на страшную картину представшую перед ним, не каждому дано вот так, хладнокровно смотреть на то, как люди гибнут буквально сотнями, Фок не мог не восхититься мужеством японской пехоты. Эти маленькие азиаты, имели поистине большое и храброе сердце, если могли вот так, в лобовую, идти на пулеметы. Если, несмотря на непрерывный огонь, все же сумели преодолеть ту незримую линию, проведенную русским оружием.

Но всему есть предел, настал он и для этих храбрецов, устремившихся в беспримерную атаку. Трудно сохранять упорство когда видишь падающих вокруг товарищей, когда тех, кто еще стоит на ногах и продолжает атаку становится все меньше и меньше, когда вокруг тебя с омерзительным и завораживающим свистом проносятся пули, эти свинцовые вестники смерти. На левом фланге противник начал откатываться.

На правом японцы приблизились вплотную даже несмотря на ураганный огонь. Когда до русских окопов оставалось не больше тридцати шагов, когда оставался последний рывок и можно было ворваться на позиции врага, чтобы рвать его на части, в ряды наступающих полетели гранаты. Несмотря на то, что это оружие было весьма ограниченным, всего концерн успел произвести и поставить в армию не более двадцати тысяч гранат, в этом сборном отряде на перешейке было более четырех тысяч единиц этой новинки. Эти новинки пущенные прицельно, с расстояния не более тридцати шагов, с радиусом поражения до двухсот метров, были куда более губительными чем даже шрапнель. Любому мужеству есть предел…

На такое Фок не рассчитывал даже в самых смелых предположениях. Потери японцев были прямо таки катастрофическими. Полоса перед позициями была буквально усеяна трупами и раненными. Что с потерями русских рот, пока было непонятно, но судя по интенсивности стрельбы, до критической отметки они еще не дошли. Было видно, как санитары выносят по ходам сообщения раненных, которых сносили не в блиндажи, а уносили дальше. В промежутке между двумя бронепоездами пристроились два состава, на которых и планировалась эвакуация. Сами подвижные батареи должны были выполнять роль прикрытия, им предписывалось отсечь наседающую пехоту противника при отступлении добровольцев.

— Ваше превосходительство, может пора оставить позиции, пока японцы откатились. Результат уже превзошел наши ожидания, а если мы начнем отход под давлением противника, то потери намного превзойдут те, что мы имеем сейчас.

Фок взглянул на полковника Третьякова, который вызвался руководить обороной уже ставшей ему привычной позиции еще до того, как узнал, что вместе с ним, здесь будет и командир дивизии. Нет, страха нет, он просто предлагает то, что считает разумным. Не безосновательно считает. Уничтожить лишнюю тысячу солдат противника имея все шансы потерять до трети бойцов сейчас находящихся здесь, для гарнизона Квантуна это была неравнозначное соотношение. Для самого Фока неравнозначное. Эти две тысячи пошли добровольцами, считай пошли за ним, поверили в него. Таких людей нужно беречь. Но как быть? Если начать отвод частей, то Ноги что-то заподозрит и разумеется поймет, что вторая линия более укреплена чем эта. Тогда рассчитывать на то, что японская пехота попадет в устроенную засаду не приходится.

— Отходить слишком рано. Нам слишком легко удалось удержаться здесь и если мы отойдем сейчас, то противник не пойдет в массированную атаку на тафаншинские позиции, а нам нужно именно это. Уточните потери.

— Есть.

В этот момент зазуммерил телефон связи со штабом. Что бы это могло значить. У Фока неприятно засосало под ложечкой. Увлекшись этой авантюрой он отчего-то напрочь позабыл о том, что он командует дивизией, а не полком. Его место как командующего на НП дивизии, а не здесь, на переднем крае. С другой стороны ничего особенного, ну телефон, что с того. Однако неприятное тянущее чувство никак не желало отпускать.

— Ваше превосходительство, подполковник Дмитриевский.

— Фок, слушаю.

— Ваше превосходительство, японцы высаживают десант.

— Где? — Проклятье, ведь чувствовал! Мальчишка! Здесь будет моя Шипка! Не твое дело торчать на переднем крае, у тебя дивизия, так и командуй ею, нечего путаться под ногами у командира полка.

— Бухта Инчензы.

— Немедленно свяжите меня с командиром отдельной роты в Инчензах.

Разумеется японцам известно о готовящейся второй линии обороны. Однако, скорее всего им неизвестны все подробности. При всей своей неприязни к жандармскому корпусу, Фок выпросил сюда нескольких жандармов, которые постоянно работали выявляя возможных шпионов. Кстати, тут опять помогли представители концерна 'Росич', как выяснилось у них существовала просто превосходная служба безопасности, которая уже успела поднатореть в борьбе с японскими агентами и плотно сотрудничала с жандармским корпусом. Поэтому он был уверен, что все подробности Ноги попросту неизвестны. Но как бы то ни было, как видно он все же решил нанести двойной удар, предприняв высадку в тылу оборонительной линии русских. Рискованно, но Ноги просто кровно необходимо ослабить русские позиции, от тянуть с переднего края как можно большие силы.

— Командир отдельной ополченческой роты подпоручик Гаврилов, — послышался далекий голос давешнего офицера.

— Генерал Фок, докладывайте.

— Ваше превосходительство, противник приступил к высадке десанта в бухте Инчензы.

— Какими силами?

— Два транспорта, предполагаю полк. Прикрывают два легких крейсера и восемь миноносцев.

— Как они миновали минные заграждения?

— Скорее всего, использовали катера с крейсеров и миноносцев, а затем миноносцы. Утро было туманное, вот они и воспользовались.

— Что предпринимаете?

— Пока жду, — показалось или этот гигант и впрямь ухмыльнулся, — Пусть высадятся, тем более, они собираются сделать это в очень удобном для нас месте, как раз попадут под перекрестный огонь. Но я боюсь, что крейсера могут обстрелять левый фланг на Нангалинских позициях, Тафаншинские им не достать, глубины не позволят приблизиться, если только миноносцами.

— Что с высадкой?

— Под высадку кроме специальных судов, задействовали все что только возможно, — правильно понял вопрос командира дивизии Гаврилов, — думаю, в первой волне будет не меньше батальона, может и больше, наблюдаю четыре полевые пушки. К тому же транспорты подошли в большую воду и максимально приблизились сев на мель, так что расстояние которое должны пройти высаживаемы не так чтобы и большое.

— Хорошо. При первой же возможности вышлю к вам бронепоезда, пока действуйте по обстановке. В случае изменений сразу докладывайте.

Вот и первая неожиданность. Но опасаться бомбардировки левого фланга пока не стоит, как только станет известно о горячем приеме, японские корабли будут вынуждены прикрывать свой десант, а этого хитреца подпоручика не так легко выковырять с его позиций, понадобятся только прямые попадания тяжелых морских снарядов, чтобы разобрать ДЗОТы.

С одной стороны вроде и неожиданность, но с другой, Господь не попустил. Стремясь высадить десант как можно ближе, чтобы создать угрозу для тылов русских, японцы сами того не ведая шли прямиком на хорошо укрепленные позиции. Значит Ноги не так уж и информирован о системе русских укреплений. А вот это, даже радовало, в этом плане этот десант не то что не вселил неуверенность, а наоборот укрепил Фока в решимости.

— А вот теперь Николай Александрович пора отходить. Убедитесь, что приказ дошел до каждой роты и только потом начинайте отвод.

Все, теперь будет Тафаншин. Теперь там будет первая линия обороны и там уже нужно будет держаться зубами потому что нангалинская позиция, в отличии от тафаншинской закончена не была и представляла собой не сплошную линию траншей, а опорные пункты, с незанятыми войсками промежутками, на правом и левом флангах имелось по два дзота. Построить больше никак не успевали, а потому были вынуждены ограничиться пока только этим. Фланги считались наиболее уязвимыми местами, что подтвердил прошлый бой, когда в залив Цинджоу вошли японские канонерки, оно конечно моряки минировали его и перекрыли минами доступ в Талиенвань, но сбрасывать со счетов флот никто не собирался. Ведь смогли же они протралить участок и начать десант в Инчензах. Тем более все прежние бои с японцами указывали на их склонность именно к фланговым ударам и охвату позиций противника. Немецкая школа, именно ее придерживались в армии страны восходящего солнца.

Ничего, даст Бог, сегодня удержимся, а потом можно будет и ускорить работы по улучшению позиций под Нангалином. Только бы японский флот не изыскал возможность попасть в Талиенваньский залив, тогда будет совсем кисло. На левом фланге уже обозначились крейсера и миноносцы, но это не столь фатально. Крейсера не смогут приблизиться к тафаншинским позициям, для них слишком мелко, миноносцы не имеют серьезной артиллерии, а потом там скоро будут бронепоезда. А вот от правого фланга дивизии до временной морской базы японцев совсем близко, состояние русской эскадры оставляет желать лучшего, так что если в дело вступит флот… Лучше не надо, потому как потом о героическом стоянии на Тафаншине, подобно Шипке, можно сразу ставить крест. Можно положить не одну тысячу солдатиков для достижения своей цели, но тут было два 'но'. Во-первых, несмотря на строгость и требовательность, Александр Викторович никогда не был кровожаден и не шел к своей цели проливая потоки крови своих солдат. Во-вторых, это были бы напрасные жертвы, загубленные солдатские жизни в стремлении сделать невозможное. Если на фланге появится флот, то отправь Фок хоть всю дивизию, это не имело бы значения, так как морской калибр перемолол бы всех, сколько не пошли.

Другое дело, что и отойти можно достойно, так, что это будет сродни славе победителя. Эвон Кутузов, отошел с Бородинского поля, сдал Москву, но сберег армию и наподдал французам. Хм. Как-то не правильно получается, сравнивать себя с прославленным фельдмаршалом. А с другой стороны, никто не претендует на сравнение с ним, но на кого-то равняться нужно.

Вот потекли ручейки отходящих рот. Сейчас в передовых окопах осталось только половина пулеметных расчетов. Как только другая половина займет позиции во второй траншее, потянутся и эти. Иначе никак. Противник залег, но не отошел слишком далеко, а потому атака может возобновиться в любой момент. Сейчас артиллерия противника вновь усиленно обрабатывает русские траншеи.

Солдаты уходят не просто так. Многие несут на себе раненных, санитары не справляются с потоком, уносят и мертвых. Никто не хочет оставлять на поругание тела своих товарищей. Если есть такая возможность, отчего не унести и не придать земле по православному обычаю. И то верно. Заслужили, как никто другой. Фок вскидывает к глазам бинокль и в который раз, сквозь разрывы, пыль, огонь и дым осматривает поле боя. Хорошо.

А действительно хорошо. Противнику до основных позиций дивизии еще идти и идти, а потери они уже понесли значительные, даже если три четверти лежащих на поле только раненные. Каждый раненный, это капля в общем потоке, льющемся на мельницу России, ведь он требует лечения ухода, стало быть, расхода драгоценных ресурсов, а они у маленькой Японии далеко не безграничны. Александр Викторович, еще будучи в госпитале, вносил предложение о передаче раненных японцев находящихся в плену, противной стороне. Пусть японцы сами лечат своих, тем более там были и те, кто должен был стать инвалидом, а каждый инвалид, появившийся в метрополии, это опять на руку России. Но его никто слушать не стал, потому как исходили из того, что эти раненные выздоровят и встанут в строй.

— Виктор Александрович, пора, — Третьяков не без сожаления осмотрел блиндаж.

Столько жизней, столько усилий, ох как не хотелось оставлять рубеж, который его солдаты все еще вполне могли удерживать. Но это уже с куда большими потерями, а потому в героическом стоянии на неудобной позиции смысла уже не было. Лишняя тысяча солдат еще ох как пригодится.

— Николай Александрович, отправьте вестового к лейтенанту Покручину. Бронепоездам следовать к Инчензам не останавливаясь. Связь с НП дивизии. Здесь Фок. Дмитриевский, слушайте меня внимательно. Отдайте распоряжение на станцию, бронепоезда пропустить беспрепятственно направление на Инчензы. Эвакуационные составы, пустить сначала на боковые ветки, пропустить моряков, а затем отправить вслед за ними, пока все, — Александр Викторович положил трубку и взглянул на Третьякова, — Вам все понятно?

— Так точно. Два сборных батальона выдвигаются для ликвидации угрозы десанта.

— Нет не так. Вы дойдете до Кечемпу, где остановитесь и не выгружая личный состав, будете ждать моего приказа.

— Но там вроде только одна рота?

— Правильно, вот только не просто рота, а до зубов вооруженная и в полевых укреплениях. Это просто удача, что Ноги решил устроить десант именно в этой бухте. Там только одних пулеметов около трех десятков, плюс шесть орудий и четыре миномета. Так что они смогут удержаться и без Вас, а вот под Тафаншином, вы очень даже можете пригодиться.

В блиндаже уже во всю царил ажиотаж, деловито перемещаясь по помещению солдаты споро сворачивали все имущество. Ну не оставлять же противнику.

Пригибаясь, под непрекращающимся обстрелом офицеры под предводительством Фока быстро спустились к железнодорожной ветке, где на платформы уже грузились солдаты. Александр Викторович взглянул в право, там вдали так же стоял состав и возле него наблюдалась такая же суета что и здесь. Однако никакой паники, все возбуждены, но собраны, слышатся даже шуточки, как видно это те, кто не потерял сегодня тех, с кем успел сблизиться за время службы. Большинство серьезны, у кого-то на глазах слезы, кто-то нервно кусает усы, кто-то сдерживает рыдания, но все до последнего излучают решимость и готовность сражаться и дальше. А еще взгляды. Взгляды, бросаемые на него, их командира дивизии, который стоит в сторонке и ждет, пока последний солдат не поднимется на платформу, взгляды полные уважения и восторга. И как он мог даже ненадолго задуматься, отходить или нет. Правильное решение. Может кто-то и скажет, что позиция оставлена слишком рано, но вот эти солдаты, разбредутся по своим подразделениям, рассказывая как ИХ генерал стоял вместе с ними под огнем и руководил боем. Приукрасят, не без того, но оно и к лучшему. Те кто сейчас уходил отсюда, оставляя позиции противнику были ЕГО солдатами и их жизни были ему очень дороги.

* * *

Когда Фок прибыл на НП дивизии там стоял непрекращающийся гомон, звучали зуммеры телефонных аппаратов, отдавались команды, выбегали и вбегали вестовые. Дмитриевский склонившись над Картой, что-то объяснял полковнику Ирману. Нормальная деловая суета. Хотя, что-то Дмитриевский нервничает.

Отход прошел без каких либо происшествий, если не считать того, что к моменту выхода к стрелке на станции Тафаншин, в настоящий момент разрушенной до основания, дабы лишить хоть каких-то укрытий противника, так как ее удерживать не планировалось, два состава с отходящими ротами и бронепоезда подверглись обстрелу. Но все обошлось, ни один снаряд так и не попал в цель. Едва японцами были обнаружены эти составы, как обстрел позиций тут же прекратился. Как видно Ноги сообразил, что там сейчас никого нет и скорее всего двинул туда свои полки. Вот только Фок не собирался предоставлять в распоряжение противника готовые блиндажи. Как только на позициях были замечены солдаты противника, там вновь взвились султаны разрывов, это сработала конно-охотничья команда, подорвавшая заложенные заряды, а затем верхами в спешном порядке начала уходить. Япоцы пытались было их обстрелять, но тут, прикрывая отход всадников, заговорила русская артиллерии, на этот раз обрушивая огонь на позиции еще недавно бывшие в руках защитников Квантуна.

— Смирна! Ваше превосходительство…

— Вольно, — перебил Дмитриевского Фок, — Докладывайте полковник, только коротко и по существу.

— Японцы высаживают десант.

— Ну, это не новость.

— Но это другой десант, в бухте Маланьхэ.

— А вот тут поподробнее, — да что же это такое творится? Вот только что все было хорошо, а вот теперь плохо.

* * *

Кто бы сомневался. Уже на следующий день, после посещения Фока, поступило распоряжение, согласно которого отдельная ополченческая рота с приданной ей батареей переходила в подчинение командира четвертой Восточно-Сибирской стрелковой дивизии. Ну, да и Бог с ним. Главное, что Фок не собирался ставить палки в колеса и всецело одобрил намерения Гаврилова, а большего ему и не нужно. Вообще Семен был не в малой степени удивлен поведением нового начальника. По всему выходило, что он намерен буквально зубами держаться здесь, в районе перешейка. Это его намерение никак не вязалось с тем, что рассказывал Антон. Сам Семен мало интересовался историей, а о русско-японской войне знал только то, что таковая была и что царский режим получил по зубам, ведя захватническую войну. Знал о Цусимском сражении и сокрушительном поражении русского флота, в результате которого была уничтожена или пленена практически вся русская эскадра, ведомая бездарными адмиралами. Одним словом позорная страница русского оружия.

Хороший позор, нечего сказать. Если правда все то, о чем рассказывал Антон, то в это верилось с трудом. То что совершили предки, в известной Семену истории это не позор, а подвиг. Почти полгода тесной блокады, четыре успешно отраженных штурма, потери один к десяти и ведь крепость не пала, ее сдали. Кстати, Фок и сдал. Нет, сдал Стессель, но по всему выходит, что Фок подвел под сдачу. Точно так же как и сдал позиции под Цинджоу. А теперь он собирается стоять тут так, как в годы своей юности на Шипке? Бред какой-то. Или кто-то захворал на голову или он просто чего-то не понимает.

Ладно, не будем о грустном. Сейчас важно подготовить достойную встречу для десанта. Господи, как же все удачно складывается. Дать второй волне высадиться или начать разбираться сразу же с первой, второй-то деваться некуда, капитаны посадили свои пароходы на мель, так что им либо дожидаться самой высокой воды, либо без посторонней помощи не стронуться, второе более вероятно. Хотя, есть миноносцы, они вполне смогут снять пехоту. Нет, пусть начнут высаживаться. Правда, если уже высадившиеся не вздумают самостоятельно начать продвигаться вперед.

Позиции роты были хорошо замаскированы, так что за то, что их обнаружат не приблизившись, Семен не переживал. Другое дело, если противник не пожелает сидеть у берега. Но он пожелал. Десант отдалился от берега, максимум на триста метров, да и то, это были скорее дозорные отряды. Значит, хотят сначала собраться в кулак, а только потом выдвинуться. Ну так, значит так, это как нельзя лучше соответствовало планам самого Семена. Тем более бронепоезда уже идут сюда, чтобы наподдать морячкам, провернувшим весьма рискованную операцию по тралению и все же проникшим в запертый залив.

Гаврилов все еще осматривал берег, сейчас занятый противником, время от времени переводя взор, чтобы взглянуть на отдаляющиеся от берега шлюпки, баркасы и плоскодонки, которым предстояло принять на свой борт и доставить вторую волну, в том что будет еще и третья были очень большие сомнения, вряд ли сюда было доставлено больше одного полка, когда зазуммерил телефон.

— Подпоручик Гаврилов, слушаю.

— Ваш бродь, унтер Кротов, — Кротов, это наблюдатель на самой высокой точке полуострова, проспавший японцев. Впрочем, винить его в этом было нельзя. Невозможно рассмотреть то, чего не видно, а ночью и утром был туман.

— Докладывай.

— Так что, японцы что-то задумали. Вижу один катер, который движется в сторону нангалинской позиции.

— Ты ничего не путаешь?

— Никак нет. Там с дюжину солдат сидит. Подошли к берегу, высаживаются.

— Где?

— Дак почитай в восьми верстах от меня.

Быстрый взгляд на карту. Восемь верст от наблюдательного пункта, почти шесть от места где сейчас находится Семен. Вот жжешь черти. Да как же он мог этого не учесть. Отчаянные головы все же японцы, ох отчаянные. Хотя, чему удивляться, когда через сорок лет в этой стране должны появиться камикадзе. Это не солдат, который в пылу боя, находясь в эйфории от сражения, когда ему сам черт не брат, когда все инстинкты, кроме достать и загрызть врага притупляются, со связкой гранат бросается на танк. Это специальные подразделения, сотни людей, целенаправленно готовые погибнуть, пожертвовать своей жизнью, ради достижения определенной цели.

Любой другой недоумевал бы, по поводу действий японцев. Вдумчиво чесал бы темечко, соображая: а что это было. Только не Семен, у которого все инстинкты бойца диверсанта, тут же вздыбились как шерсть на загривке рассерженного кота. Оставался вопрос, отчего не задействовали диверсионную группу, ведь вон как провернули с русским пароходом, любо дорого, а тут… Может русским все же удалось основательно подвыбить агентурную сеть, или того умника уже не было на Квантуне, а заранее отправлять на территорию кишащую войсками противника группу для подрыва путей, опасно. Эдак можно выдать свои намерения. Одним словом как бы то ни было, было так как было и необходимо действовать, причем немедленно. Телефонная трубка, связи со штабом Фока, сама прыгнула в руку.

— Командир отдельной ополченческой роты подпоручик Гаврилов. Генерала Фока, срочно! Ваше превосходительство, японцы направили диверсионную группу в составе десяти двенадцати человек, к повороту железнодорожного полотна, чтобы взорвать его.

— Где?

— Скорее всего там, где дорога подходит к берегу и потом идет вдоль моря. Если позволит время, то постараются продвинуться вперед по дороге, чтобы прервать сообщение как можно дальше.

— Вы уверены?

— Более чем. Я сам поступил бы так, а еще постарался бы подорвать пути как раз под колесами бронепоезда. Они не дураки и понимают, что как только десант будет обнаружен, то первыми туда направятся именно бронепоезда.

— Что десант?

— Стоит на месте, как видно решили завершить накапливание.

— Хорошо.

* * *

Положив трубку Фок тут же обратился к своему порученцу.

— Свяжитесь с командиром состава обеспечения бронепоездов, передайте им приказ дойти до Кечемпу и остановиться, до особого распоряжения. Дмитриевский у нас есть подвижные части в районе Кечемпу?

— Так точно. Именно там стоит полусотня казаков из стражи КВЖД.

— Связь с ними имеется?

— Только нарочными.

— Немедленно отправьте кого-нибудь верхами. Пусть прочешут территорию прилегающую к железной дороге, там должна быть группа из десяти двенадцати человек, скорее всего намереваются подорвать полотно.

— Есть.

— Отставить. Капитан, — вновь окликнул он порученца, которому поручил связаться с составом обеспечения бронепоездов, — передайте лейтенанту Покручину, чтобы передал распоряжение о прочесывании командиру полусотни.

— Есть, ваше превосходительство.

— Вам подполковник есть другое задание. Немедленно начинайте грузить на платформы тринадцатый полк и отправляйте его в Дальний. Полковник Ирман, начинайте погрузку одной из полевых батарей, со старыми лафетами. Делать все спешно, так словно жаренный петух клюнул.

— Но…

— Все потом, — резко оборвал начальника штаба генерал, — Прикажите командиру полка продвинуться на поездах только до того места откуда его не смогут засечь японские наблюдатели, где остановиться и ждать дальнейших распоряжений, личный состав не выгружать. Выполнять.

Решение пришло спонтанно. Господи, сообразить бы раньше. Вот только, узнав о втором десанте и растерявшись в первую минуту, он тут же взял себя в руки. Связавшись с командиром шестнадцатого полка и выяснив, что к месту десанта уже выдвинулись два батальона, при двух батареях, успокоился. Но, возможно все еще и получится. Да, сейчас он снимал с позиции практически единственный свой резерв, но это было просто необходимо. Части Ноги, сейчас заняли Наньшаньские высоты, которые доминируют над местностью в районе станций Тафанншин и Нангалин. Мертвых пространств хватает, но именно Нангалин очень хорошо просматривается, а значит погрузка и отправка частей не пройдет незамеченной. Что может решить командующий японской армией, получив от наблюдателей подобное сообщение. Только одно. Русские не имеют частей достаточных для отражения десанта в Инчензах и Маланьхэ, отчего вынуждены направить для ликвидации угрозы свои резервы. Не может он подумать иначе. Сам Фок непременно попался бы на такое. Да он был просто обречен поступить именно таким образом, не появись в его распоряжении этой непонятной, вооруженной до зубов роты, под началом деятельного, энергичного и далеко не глупого офицера. Роты, о которой Ноги ничего не знал. Ничего удивительного, Александр Викторович и сам узнал только пару дней назад.

* * *

Генерал Ноги устремил задумчивый взгляд на лежащую перед ним карту. Неужели все получается именно так как и планировалось. Неужели в свое время Оку, а затем и сам Ноги правильно сумели оценить личность русского генерала, который только и ждал, чтобы ему дали пинка, чтобы начать спешное отступление?

А как же быть с этими поездами, которые скрывались за холмами? От чего русские так легко уступили позиции на которых они столь успешно отбили первую атаку? Командиры дивизий сообщают просто о катастрофических потерях. На обстрел потребовалось израсходовать треть боезапаса, но русские все еще крепко стояли на своих рубежах. Так же поступил доклад о том, что позиции были основательно минированы и едва были заняты войсками, как были тут же подорваны.

Что собой представляют позиции на тафаншинских высотах? Судя по всему, это полевые укрепления, а стало быть они будут идентичны тем которые русские только что оставили. Не успеть им поставить бетонных укреплений. Значит еще один удар. Один единый могучий лобовой натиск и русские покатятся. Фок просто не верит, что сможет противостоять превосходящему противнику, отсюда и поезда для эвакуации личного состава. К тому же, по докладам наблюдателей, поезда ушли прямиком к Инчензам, русский генерал боится, что будет перерезана железная дорога. Сейчас на станции в другие поезда грузится не меньше полка при артиллерии. Куда они направятся? В Инчензы? А может в Дальний? А может Фок уже начал общее отступление? Нет, последнее вряд ли.

В любом случае без артиллерии он наступать не намерен, а ее нужно еще подтянуть, дальнобойность не позволяет вести обстрел со старых позиций. Причем проделывать это нужно как можно более скрытно. Русские имеют возможность наблюдения с воздуха, а вот он такой возможности лишен. Аэростат по непонятной причине загорелся, оставив его артиллеристов, да его самого практически слепым. Будь это на земле, можно было предположить диверсию, но это случилось, когда шар уже был в воздухе. Второй смогут подготовить не раньше завтрашнего утра. Как все это не вовремя.

Ноги не хотел торопиться, так как было слишком много непонятного. Нет, отправь Фок свои части к местам десанта не оставляя позиций на Наньшанских высотах и он решил бы, что все идет согласно плана. Но случилось то, что случилось и весь его многолетний опыт тут же забил тревогу. Нельзя оставлять позицию когда весь ее потенциал еще не исчерпан. С другой стороны до сегодняшнего дня Фок проявил себя как безвольный и трусливый военачальник. Будь иначе и десантная операция, когда все было против японцев, так как не успев высадить и один полк они были вынуждены несколько дней ждать пока успокоится море, провалилась бы с треском. Сегодня уже было известно, что в том бою за перешеек он не успел издать ни одного приказа и заслуги, в том, что русские выстояли, нет никакой.

Значит, он все же ждет благовидного предлога для отхода в крепость. Что же, мы дадим ему такой предлог, но только ни одной части он отвести не успеет. Сейчас ничто не сдерживает японскую армию, она не опасается удара в спину, так как Оку и Куроки прикрывают ее с тыла. Мы на плечах отступающих ворвемся в крепость и овладеем ею сходу. А для этого нужен один мощный удал. Удар такой силы, чтобы русские не успели опомниться. Все. Сомнения в сторону.

* * *

Плав-средства вновь потянулись к застывшим и уже начавшим слегка крениться транспортам. Все верно, природа берет свое, идет отлив. Но судам не грозит опрокинуться, вода прибудет и они вновь выправятся.

Семен внимательно посмотрел на пароходы. Особого оживления на палубе не наблюдается, стало быть если что еще и будет выгружаться, то только снаряжение, так как личный состав уже свезен. Как он и предполагал японцы уложились в две ходки, сумев выгрузить и две батареи. Сейчас во временном японском лагере происходила метаморфоза, части начали выдвижение в сторону железнодорожного полотна. А вот этого допустить никак нельзя, вообще в идеале, противник должен оставаться там где стоит, нечего ему менять место дислокации. Черт, где бронепоезда? Как только он откроет огонь, крейсера тут же задействуют свой калибр. Семен потянулся к телефону.

— Кротов, что там, бронепоезда не видно?

— Никак нет, ва… Вижу! Один показался! А вон и второй!

— Принял.

Ну вот, давно бы так. Теперь можно и повоевать. Семен приладился к своему личному пулемету, не поучаствовать в предстоящем действе он никак не мог, тем более что его выстрелы должны были быть первыми, а пока он выпустит первую ленту вряд ли произойдет что-то, что потребует его вмешательства.

Едва заговорил пулемет Гаврилова как эстафету тут же приняли остальные, затрещали винтовочные выстрелы, гулко ухнули орудия, послышался свист выметающихся из труб мин. На берегу началась форменная свалка. Офицеры пытались было навести порядок, но люди продолжали метаться в поисках укрытия. Не прошло и минуты, как все японские солдаты лежали на земле, уже не помышляя, о том, чтобы подняться. Едва это случилось как прекратился и обстрел.

А вот теперь держись. Крейсера полыхнули пламенем и теперь уже в русских полетели тяжелые морские гостинцы. Вот только с результативностью у них было в общем-то никак. Позиции роты были хорошо применены к местности и замаскированы, так что обнаружить их уже было задачей не из простых, да еще и в условиях, когда огневые точки прекратили обстрел и не демаскировали себя вспышками. А дзоту нужно было только прямое попадание и не факт, что тяжелый морской фугас с первого раза сможет заставить замолчать ДЗОТ, так как из-за своей чувствительности японские снаряды рвались на поверхности, не проникая под слой земли. Ополченческая рота знала с кем им придется иметь дело, а потому слой утрамбованной глины был изрядный.

Почувствовав поддержку моряков зашевелилась и пехота. Первыми среагировали артиллеристы, попытавшиеся было начать приводить в боевое положение орудия. Но тут в дело вступили снайпера. Все как инструктировал Семен: Если противник не проявляет большой активности, а исходит она лишь от малочисленной группы, то работают снайпера. Но этим стрелкам не пришлось долго оставаться в одиночестве, не подпуская с орудиям обслугу, так как начал подниматься в атаку и остальной полк. Вновь заговорили пулеметы, выплескивая злые короткие очереди. Вот теперь морские снаряды уже стали рваться поблизости от огневых точек, но опять таки не всех и не так чтобы и особо метко.

Наконец настал момент когда вокруг одного из крейсеров взметнулись водяные столбы, а на палубе и в борту обозначились взрывы. Бронепоезда наконец подошли и принялись за обстрел неприятеля. Завязавшаяся дуэль была сколь жаркой столь и скоротечной, так как японцы очень быстро потянулись в море, оставляя на произвол судьбы десант и севшие на мель пароходы. Может все происходило бы и иначе, но случилось так, что дабы не представлять собой неподвижную мишень японцы были вынуждены начать маневрировать и во время движения один из миноносцев наскочил на мину. Все же Макаров не поскупился, устраивая минные банки в заливе. Моряки тут же осознали, что продвижение по протраленному участку и по остальному пространству сильно отличается, а потому предпочли развернуться и уйти уже знакомой дорогой. Получать серьезные повреждения тогда, когда им предстоял обратный путь вокруг полуострова, да еще и мимо базы, где вполне имелись боеспособные корабли, им не блажило.

Единственно, что они еще позволили себе сделать, это снять с транспортов экипажи и выпустить в них по две мины. Подорвавшийся миноносец в этом не нуждался, так как затонул меньше чем за минуту, с него удалось снять чуть больше половины экипажа, остальные погибли.

* * *

Двое суток. Двое суток, японцы остервенело рвались вперед неся огромные потери в лобовых атаках. Орудийные стволы раскалились так, что дальнейшая стрельба уже сопровождалась опасностью разрыва стволов, впрочем, несколько таких случаев уже были, причем с обеих сторон, когда чрезмерно увлекшиеся артиллеристы забывали о необходимости дать орудиям остыть.

Был момент, когда Фок уже было решил, что все, еще немного и им не выстоять. Это случилось уже ближе к закату. Что за умник до этого додумался еще предстояло выяснить, но так уж случилось, что сразу в двух дзотах в центре позиции, пулеметчики не смогли придумать ничего лучше, как составить большую пулеметную ленту, для чего соединили в одну, ленты из четырех коробок, благо металлические звенья делали эту задачу выполнимой без труда. В то время, когда их товарищам в других огневых точках приходилось терять время перезаряжаясь, подгадывать, чтобы не замолчать одновременно, прикрывать друг друга, бить очередями, эти орлы лупили беспрерывным огнем. Стоит ли говорить, что пулеметы попросту не выдержали такого издевательства. Помня о тяге японцев к фланговым ударам, максимы, имеющие водяное охлаждение и способные выдерживать высокий темп стрельбы были установлены в ДЗОТах вперемешку с ручными горскими, именно на флангах, в центре были только ручные пулеметы.

Вот там-то и наметилась критическая ситуация, если бы не резерв из тех самых сборных батальонов, спешно брошенных в бой, то нащупавшие слабину в русской обороне японцы скорее всего прорвали бы ее. Но введенный резерв сумел прямо таки выдавить противника уже из траншей. Как только не клеймил себя Фок, за оставление старых позиций. Оставляя их и глядя на людей, он был доволен собой, так как эти люди ему были нужны, но именно они-то и понесли основные потери, когда ликвидировали прорыв.

Ноги уже праздновал победу, когда его полк в центре наконец ворвался в русские окопы, туда начали стягиваться другие части, но радость его была не долгой, так как очень скоро в дело вступило никак не меньше двух батальонов, которые сумели сначала остановить продвижение его солдат, а затем повернуть вспять или погибнуть. Насколько ему доложили, большую роль в этом сыграло применение новых пулеметов, которых у русских оказалось в избытке, они легко моли быть использованы в наступательном бою и бомбы, которые использовались противником повсеместно. Но как так могло произойти, ведь Фок отправил войска для ликвидации десанта? Они сумели столь быстро разобраться с этой опасностью?

С десантами к этому времени действительно уже разобрались. В Инчензах после ухода крейсеров, за работу основательно взялись снайпера, занимавшие удобные позиции на возвышенностях, а потому в течении пары часов среди залегших на ровной как стол местности солдат не осталось ни одного кто мог бы отдавать распоряжения, так как таковые выискивались и отстреливались, отстрелу подверглись отличающиеся деятельностью как офицеры, так и сержанты. Все это происходило разумеется под обстрелом как стрелкового оружия, так и артиллерии. А через два часа Гаврилов с белым флагом предстал перед японскими солдатами и предложил сдаться. В плен попало три четверти от высадившегося полка, половина из которых имели различные ранения.

В бухте Маланьхэ и вовсе приключилось целое сражение, так как японский десант в количестве двух полков прикрывала эскадра адмирала Катаока при поддержке трех броненосных крейсеров. Чтобы пресечь эти действия Макаров был вынужден вывести в море два броненосца имевшие наименьшие повреждения, три крейсера и все миноносцы, которые теперь уже не стеснялись использовать дальнеходные самодвижущиеся мины. Правда, только одна из них достигла цели, повредив один из броненосных крейсеров, но японцы могли наблюдать и другие, прошедшие мимо, что не могло их не впечатлить.

Пока моряки рвали друг друга на море, на берегу разворачивалось другое сражение. Фоку пришлось таки задействовать тринадцатый полк, что он проделал возблагодарив Бога, за то, что решил устроить демонстрацию для Ноги. Все же наличие уже погруженного и готового к выдвижению полка сыграло немаловажную роль. Шестнадцатый полк сумел таки блокировать высадившиеся части, которые все еще продолжали высадку, атаки русских миноносцев были отбиты японскими. Окончание высадки совпало с прибытием тринадцатого полка, а уже совместными усилиями удалось прижать противника к воде, а к вечеру вынудить остатки сдаться, так как они остались без поддержки с моря.

Макарову удалось таки вынудить японцев отступить, после того как на мине подорвался еще один крейсер, что тут же напомнило японскому адмиралу о том, что бой все же происходит в прибрежных водах, а русские активно использовали минирование. Следует заметить, что подрыв на мине вовсе не был случайностью. Макаров решил использовать тот факт, что Катаока вынужден держаться прибрежной полосы, прикрывая десантирующиеся части, не имея возможности оставить их на произвол судьбы, так что и характер боя и дистанцию, связанным по рукам и ногам японцам, диктовали русские. Степан Осипович планомерно отжимал японцев к минным постановкам и результат не заставил долго себя ждать. Это был первый бой, когда русские вынудили отступить японских моряков без поддержки береговых батарей. Можно конечно, вспомнить и схватку у Лаотешаня, к тому же тогда японцы понесли куда более значимые потери, а здесь не потеряли ни одного корабля, но там имела место грамотно подготовленная засада, а здесь именно эскадренный бой, хотя эскадры и были в сильно усеченном виде.

После того, как японский флот был вынужден отступить, начался обстрел десанта. Стоит ли говорить, что в сложившейся ситуации японцам ничего не оставалось, кроме как сдаться.

Четвертая дивизия не осталась без поддержки с моря и в этот раз. Три канонерки весьма эффективно сдерживали попытки японской пехоты организовать наступление на правом фланге русских, а так же не давали развернуть артиллерийские батареи, активно сотрудничая в этом плане с начальником состава обеспечения бронепоездов Лукониным, щедро снабжавшего их данными воздушной разведки и корректировавшего работу их артиллерии. В отличии от прошлого боя, когда канонерки подверглись таки обстрелу береговых батарей, на этот раз в первый день, этого удалось избежать, так как со старых позиций японские пушки не могли их достать, а на новых им просто не давали развернуться. Японцы хотели было отыграться на следующий день, но им опять не повезло, так как моряки быстро подавили огонь вражеских батарей, правда получив при этом несколько попаданий.

Не сумели японцы задействовать и свою воздушную разведку, так как у них там явно что-то не заладилось. Второй аэростат так же полыхнул прямо в небе. По всему выходило, что имело место какая-то диверсия, но как русским удавалось поджигать их в небе, было просто не понятно. Над этим придется долго и упорно трудиться дознавателям, все же возможно имело место небрежное отношение и нарушение инструкций.

Окрыленный успехом, к исходу вторых суток, Фок даже предпринял контратаку, в результате которой удалось отбросить противника по всему фронту и вновь овладеть позициями на Наньшаньских высотах. Во многом это стало возможным благодаря действиям капитана Гобято, который на левом фланге умудрился координировать действие артиллерии при поддержке наступающих цепей, перемещая обстрел по мере продвижения пехоты. Здесь и сейчас накапливался неоценимый опыт, который в первой мировой войне получил название 'огненный вал'. На правом фланге значительная роль в этом плане досталась морякам. Вот только удержать эти позиции не удалось, так как Ноги так же пустил в ход свои резервы, окончательно осознав, что прорвать линию обороны не удастся и следовательно использовать резервы для развития наступления тоже. Необходимо было закрепить хоть какой-то успех. Удержать отбитые позиции и развить успех у Фока так и не получилось, он вынужден был отойти на тафаншинские позиции.

Результат сражения длившегося двое суток был далеко не в пользу японцев, потерявших в общей сложности убитыми, раненными и пленными около тридцати тысяч, причем поражали невосполнимые потери среди офицеров, так как количество убитых превышало раненных, что было невозможно в принципе. Потери русских перевалили отметку в четыре тысячи, что было весьма существенно для обороняющихся. Но в общем и целом, боевой дух армии и флота возросли, люди окончательно поверили в то, что выстоят и дождутся Куропанткина, когда бы он не пришел.

Были горячие головы, утверждавшие, что третий Восточно-Сибирский стрелковый корпус сам в состоянии разбить врага, вот только подлечить раненных, провести реорганизацию и подготовиться. Самое интересное, что такие настроения владели не отдельными личностями, а очень большим количеством солдат и офицеров. Моряки так же прохаживались гоголями, деловито заявляя, что они не нуждаются в помощи второй эскадры, которую спешно собирают на Балтике. Дайте только срок, подлатаем наши корабли, выйдем в море и так наподдадим Того, что он и нос не высунет из портов в Японии.

* * *

Прибытие в Порт-Артур Фока произвело такой фурор, словно в горд въехал фельдмаршал Кутузов, обративший в бегство французскую армию. Никто никому ничего не сообщал специально. Сестры милосердия слушали и передавали остальным то, что рассказывали раненные, выписывающиеся из госпиталей, уносили эти новости с собой в свои роты. Один сказал другому, тот третьему и пошло поехало. Когда поезд генерала прибыл на станцию, там уже была толпа. Хвалебные выкрики, спонтанные, но дружно подхватываемые собравшимися гражданскими и военными крики 'ура', цветы, много цветов летящие со всех сторон. И взгляды. Опять взгляды. Лица, полные обожания и веры. Веры в него. Да, не он командует сухопутной обороной Квантуна, но кто герой и на ком держится оборона сегодня вопрос риторический, потому что вот они люди, гражданские, армейцы и даже моряки присутствуют. Кто посмеет не услышать глас народа? Да сегодня он только командир дивизии, но кто сказал, что так будет всегда.