Успех с проводкой большого конвоя был последним на счету японского флота и похоже теперь уже во всей войне. Та самоубийственная атака десятков малых кораблей, стоившая огромных потерь русским, была фактически агонией. Да в последнем рывке Того сумел нанести серьезные потери, но теперь его удел, не отходить далеко от Корейского пролива, осуществляя только проводку небольших конвоев до Чемульпо, имея возможность защитить их только от незначительных отрядов русских кораблей.

В настоящий момент потери понесенные в том бою, Макаров полностью восстановил, и даже прибавил в весе. Вторая Тихоокеанская эскадра в сильно усеченном виде все же прибыла в Артур и Того не мог этому воспрепятствовать при всем своем желании.

Единственно где еще продолжаются активные действия японского флота, это в Бидзыво. Все же военные транспорты продолжают туда прорываться, а саму временную морскую базу русские вскрыть все еще не могут, так как этому активно противодействуют оставшиеся там легкие силы. Русские было зарвались, почувствовав себя полными хозяевами, но это им стоило подрыва на мине крейсера 'Диана', который едва сумел уковылять, сильно кренясь на левый борт.

Еще до прибытия к японцам подкреплений, Куропаткин под давлением двора и лично его императорского величества, предпринял наступление под Вафангоу, о чем не соизволил известить крепость, а соответственно находящийся там корпус не предпринял ничего, чтобы оттянуть хотя бы часть сил на себя. Мало того, начавшие поступать в ходе этого сражения, подкрепления японской армии направлялись на фронт. Трехдневное сражение закончилось тем, что вначале японцы измотали русских в оборонительном бою, а затем контратаковали. Наступление было столь мощным и стремительным, что Куропаткин едва успел вывести войска из готового захлопнуться котла, но множество снаряжения было утрачено, в том числе и то, что было свезено в Инкоу, для переброски в Порт-Артур. Захватив этот порт, японцы окончательно отрезали крепость от сношения с империей, теперь оставалось только Желтое море. Не сказать, что японский флот сейчас представлял серьезную опасность, но он был и проход судов в Порт-Артур был сопряжен с определенным риском.

Мало того, была прервана прямая связь, крепости с империей, теперь депеши должны были доставляться в Чифу, откуда по проводному телеграфу в Мукден, таким образом в сообщениях была минимум суточная задержка, да еще и в Чифу приходилось постоянно держать миноносец, на случай получения депеш. Вот так вот теперь все и происходило. Тяжко и неэффективно.

В настоящий момент по имеющимся агентурным данным, японская армия спешно окапывалась на позициях в районе станции Хайчен, за которой следовал уже Ляоян, но все говорило о том, что противник вдумчиво готовится к длительной обороне, а это означало только одно… совсем скоро генерал Ноги усилится и начнет наступление.

— Ну и сколько он положит народу? — задумчиво поинтересовался у вещающего Семена, Сергей, — они сидели все в том же кабинете в 'Саратове', вот только теперь их было двое.

— А черт его знает. Но много, ох как много. Тут считай линия Манингейма, если не круче, потому как с флангов не обойти и мало того, их оба фланга простреливаются с моря и превосходство на море за нами и японцы не могут использовать свой флот. С другой стороны они сумели-таки разгрузить осадную артиллерию, так что весело не будет точно.

— Но потери будут большими?

— Смеешься? Попомни мои слова, они будут наступать по трупам своих товарищей.

— Вот и я о том.

— Слушай Сережа, после гибели Антона, ты какой-то сам не свой стал.

— А каким я должен быть? — Официально Песчанин считался пропавшим без вести, но то официально. Тому, что он имел хотя бы шанс выжить в той мясорубке, не верили даже друзья и тесть, — В последнем письме, Аня сообщила, что Светлана в положении. Вот так вот, не успела выйти замуж, как осталась вдовой, — это защитники крепости тоже были готовы поставить вину Куропаткину, с потерей им Инкоу, транспорты перестали доставлять и увозить скопившуюся почту

— Вот и хорошо, что у Антона будет сын или дочка, окружим заботой и лаской.

— Окружит он. Ты сначала вернись с этой войны.

— Слушай Сережа, да что же это творится. Ты чего как с цепи сорвался.

— Знаешь Гризли, у меня отчего-то стойкое убеждение, что мы что-то не то делаем, упускаем, что-то очень важное, смотрим совсем в другую сторону.

— Ты не прав. Оглянись вокруг. Что мы имеем? От японского флота практически ничего не осталось. Да, Россия понесла потери и не малые, но они не идут ни в какое сравнение с тем, что было в известной истории, тут скорее уже от японского флота остались рожки да ножки и это ей, а не России нипочем не восстановить свои силы. По известной нам истории, они уже должны бы отбросить наших от Ляояна, к Мукдену, но вот застряли и не с места.

— Расхождение в пару месяцев ничего не решают, главное, что они все же у Ляояна. Но я вообще-то не о том. Тебе не кажется, что мы упустили что-то очень важное? Меня не оставляет чувство, что все наши миллионы были пущены на ветер.

— А ты не зажрался, Сережа? Это ты называешь на ветер, мы уже сумели закрыть все кредиты, судя по последним сведениям, что нами были получены, в Магадане все обстоит самым лучшим образом, по крайней мере, после того как тамошним двум батальонам насовали полну горницу огурцов, когда они сунулись на Камчатку. Так что даже контракты не нарушаем, хотя ситуация вполне себе подпадает под форс-мажор. Сучанск запустили и оттуда потек уголек, правда не в тех количествах, что до войны, но и рабочих там поменьше. А ты говоришь на ветер. Да мы в значительном барыше, против того, что было до войны, когда мы и впрямь едва концы с концами сводили. И заметь, мы в выигрыше даже несмотря на то, что не наглеем, цен не задираем, первого росича подарили, вместе с артиллерией и всеми остальными прелестями. Так что грех нам жаловаться в этом отношении.

— А оно нужно было, городить весь этот огород?

— То есть, как это?.. Ты это, о чем?.. Что стоило?..

— Спокойно Гризли. Дыши. Вдох, выдох. И не надо на меня смотреть с таким возмущением, — впервые за долгое время, Сергей даже улыбнулся, уж больно потешно выглядел друг, — Вот не знал бы, что в жисть меня не ударишь, подумал бы, что ты готов мена растерзать.

— Объяснить не хочешь? — Гулко вздохнув, все же сумел сформулировать вопрос Гаврилов. — Или опять оседлал старую лошадку, дак ведь ты сам здесь остался, да еще и против наших пожеланий. Антон за то погиб, а ты говоришь зря.

— А нечего объяснять. Нет, о том, что я влез в эту кутерьму, я не жалею. Даже не представляю, чтобы чувствовал, узнай о гибели Антона, будучи в безопасности во Владивостоке. Я к тому, что меня не оставляет чувство, что все-то мы делаем не так. Где-то, что-то мы упустили или не заметили. Не знаю как объяснить, но вот свербит и все тут.

— Ничего, посвербит, посвербит, да отпустит, — упрямо мотнул головой Семен.

В этот момент в дверцу кабинета постучали и друзья удивленно переглянулись. Это что же такое должно было произойти, чтобы их потревожили? Уж к кому, к кому, но к ним здесь со всем пиететом. Но как видно причина серьезная иначе и быть не может.

— Да, — гулко бросил Семен, а когда дверь открылась так и опешил, этого человека увидеть здесь он никак не ожидал, — Виктор?

— Здравствуйте.

В дверях стоял улыбающийся в тридцать два зуба, молодой крепкий парень лет двадцати пяти, невысокого роста, но весьма крепкого телосложения. Звонарев так же внимательно смотрел на того, кого здесь не могло оказаться, по очень простой причине. Этот молодчик был правой рукой Варлама во Владивостоке, по линии службы безопасности. Молодой, но инициативный и сообразительный, он сумел довольно быстро пробиться вверх и стать помощником. На него глава, теперь уже глава, службы безопасности взваливал самые щекотливые дела.

Однако удивление быстро сменилось тревогой. Что же такое могло случиться, что этот парень пробрался сюда через войну, сквозь блокаду? Ладно, с морской блокадой у самураев сейчас не больно-то получается, но связи с Инкоу уже давно нет. Выходит, что он должен был пересечь Ляодунский залив, а если не нашел в том районе контрабандистов, то продвинуться по территории Китая дальше и пересечь уже Печилийский залив. Да что же такое случилось-то?

— Проходи, — первым пришел в себя Семен, — садись и докладывай.

— Меня Андрей Викторович послал.

— Ну это-то понятно, — отмахнулся Семен, как будто еще кто мог это сделать.

— Писать ничего не стал, а приказал только на словах передать, что Антон Сергеевич был прав и в стране скоро начнется бунт.

— Та-ак, было весело, стало еще веселее. А ну, давай по подробнее, — Семен аж всем телом подался вперед.

— Я доподлинно не в курсе, но Антон Сергеевич перед своим отбытием предупреждал Андрея Викторовича, что в стране может начаться революция. Он велел отслеживать эту ситуацию, для чего подключить оба отделения банка в столицах и тамошнюю службу безопасности.

— И что ситуация резко изменилась? — Теперь уже и Звонарев бил копытом, как ретивый скакун перед гонгом.

— Не, пока все стабильно…

— Так какого тогда тебя прислали за тридевять земель?

— Сережа, погоди. Если ты на каждом слове будешь его перебивать, то так мы быстро ничего не узнаем. Продолжай.

— Из отделений поступали сведения о том, что все эти революционеры никакой особой активности не проявляли, разве только эсеры бомбы все еще продолжают взрывать, да вот Плеве взорвали.

— Убили министра внутренних дел, а ты говоришь все стабильно?

— Сережа.

— Так, Сергей Владимирович, сколько они тех бомб взрывают за год. Антон Сергеевич приказывал особо отслеживать не бомбистов, а разные забастовки, стачки, если соберется большое народное выступление, хоть и в поддержку царя, да только такое, что там несколько тысяч человек будет. Так, тут все стабильно. Правда все чаще стали появляться листовки, даже у нас во Владивостоке. Мы сумели накрыть одну группу. Так вот им эти листовки из самой Европы привезли. Но такого, чтобы работный люд этим революционерам поддержку дал, такого нет. В Санкт-Петербурге недавно появился один поп, который все за рабочих ратует и большим уважением среди них пользуется, но он к политике никакого касательства не имеет. Внимание на него обратили, потому как он сможет поднять на митинг очень много рабочих, уж больно они его любят.

— Гапон?

— А Вы откуда знаете? Ну да, Гапон и есть. Так вот, все вроде бы и ничего, вот только с месяц назад к нам в руки попал майор Ямомото. Семен Андреевич, Вы должны его помнить.

— Помню, конечно. Умный зараза и очень на китайца похож.

— А еще очень упрямый. Мы его случайно сцапали. Раньше-то он порой вокруг концерна крутился, вот и заприметили, а тут ни здрасте не до свидания, прямиком на вокзал. Если бы Андрей Викторович не приказал отслеживать ситуацию во всем городе, да если бы в этот день был поезд, то ушел бы, а так сцапали его по тихому в гостинице. Хотели уже его передать жандармам, да Варламов решил обождать, больно ему не понравилось, что этот вокруг концерна все крутился, когда никому и дела не было. Начали спрашивать. Жуть какой упертый попался, таких раньше и не было. Две недели ни черта из него выдавить не могли, он зараза даже кончить себя хотел, да ктож позволит, — тут парень ухмыльнулся, словно что-то припомнив, но в следующее мгновение опять был собран, — Вот из-за него-то меня и прислали. Из-за того, что он порассказал. Значит так, японцы поняли, что с Россией им не потягаться, быстро разгромить армию и флот не вышло, а потому чтобы склонить ее к миру и всеж таки выиграть, решили они поддержать наших революционеров, для чего выделены большие деньги для полковника, Акаши, что сейчас в Европе. Ямомото направили ему в помощь, так как он способен действовать необычно, как никому и в голову не придет. Когда его уж совсем разморило мы узнали, что пароход в проходе затопили его люди, он же устроил и аварию на 'Севастополе', вместе с одним поляком инженером, вернее Ямомото придумал, а инженер сделал.

— Ковальский?

— Он родимый. Кстати, был вместе с майором, он должен был вывести японца на националистов в Польше, обоих и повязали.

— Чего же они через всю страну-то.

— А как еще. Как Великий Сибирский путь открыли так до столицы за двадцать дней добраться можно, этож не пол мира на корабле обходить.

— Свербит, говоришь. Якорь тебе в седалище, — когда они вновь остались одни поведя плечами, прямо как когда-то Антон, бросил в сердцах Гаврилов. — Похоже, накаркал ты Сережа. Якорная цепь. И что теперь будем делать?

— А что мы можем сделать? Мы здесь, в осажденной крепости, события разворачиваются там, в центральной России. Даже не представляю что можно сделать в данной ситуации. Да и окажись мы по другую сторону фронта, тоже ничего не поделали бы. Похоже старуха снова продолжает гнуть свою линию, все наши сегодняшние успехи имеют только тактический успех, стратегически мы проигрываем. Теперь понимаешь, что я имел ввиду, когда говорил, что мы взялись ни с того конца?

— Понимаю. Лучше давай подумаем, как быть. Столько сил положили, столько раз под смертью ходили и что все зря? А вот хрена.

— Семен охолонь. Тут идет подковерная борьба. Японцы финансируют наших революционеров самых разных мастей и скорее всего большинство средств вкладываются в радикально настроенных, таких как эссеры. Перекупить их не получится, потому что они делают все это не за японские деньги, а на них. Понимаешь, японцы для них в данном случае просто средство, союзники в достижении своих целей. Если нужно, чтобы общественное мнение пошатнулось в результате поражения в войне, так тому и быть и плевать на кровь и жизни тысяч людей. Главное цель. Так что если мы дадим в два, три раза большие деньги, мы им только поможем. Нам не потянуть такое, сейчас не потянуть, тут нужно положить уйму труда и времени. Вот если бы мы шесть лет назад взяли курс политический, а не военный, то могли бы достичь положительного результата, а сейчас боюсь уже нет. Единственно, чего мы добились, это того, что Кровавое воскресенье будет не девятого января, а значительно раньше. Остается надеяться, что России удастся выстоять в эту революцию, сделать правильные выводы и переориентироваться в будущем. Больше никаких пулеметов, кораблей, танков, бронепоездов, только пропаганда, подкуп, черный пиар и прочие полит-технологии. А сейчас мы проиграли.

— Ты как знаешь, но я сдаваться не собираюсь.

— То есть?

— А то и есть. Войну на истощение Японии ни за что не потянуть, но и России ее затягивать никак нельзя. Сожрут изнутри. А судя по тактическому гению Куропаткина, он не сможет прийти к Артуру на помощь.

— Ну и что? Ноги попытается атаковать на перешейке, даже если ему удастся выбить Фока из первой линии обороны, что больше смахивает на фантастику, то есть вторая, которая за это время стала куда мощнее, тафаншинской. Даже если допустить фантастическую мысль о том, что ему удастся прорвать обе, то потери его будут таковы, что на дальнейшее наступление он будет не способен. Фок, теперь уже совместно с Кондратенко, займут позиции в Зеленых горах. Кстати там уже на всякий случай роют траншеи и устраивают полевые укрепления. Вот только как Ноги сможет восполнить свои потери, при хозяйничающих в этих водах русских кораблях?

— Глупость говоришь, Сережа.

— Отчего же?

— Надо думать не о том, как Ноги сумеет прорваться на Квантун, а о том, как его не только остановить, но и разбить, и желательно подгрести под себя всю артиллерию, в крайнем случае уничтожить осадную. Но лучше все же разгромить Ноги.

— Ты смеешься? Да у него не меньше сотни тысяч, хорошо если удастся не допустить прорыв, а ты замахиваешься на разгром. И вообще, начали про Ивана, закончили про болвана.

— Снова здорова. Сережа, повторяю, если ты что-то не расслышал — гений полевых сражений Курапаткин способен только отступать, это у него получается, ничего не скажешь. Из того, что мне стало известно от Кима, наших должны были окружить и схарчить, но они вывернулись. Впрочем, может в этом и нет заслуги командующего, а сами же японцы и прощелкали клювом нашу армию. Не суть. В таких условиях я лично не верю в то, что Маньчжурская армия способна наступать, если уж совсем дикий перевес, то тогда еще может быть. Но у нас нет времени. Еще пара месяцев и если не задушить Японию, то она возьмет Россию за кадык.

— Ты хочешь…

— Да, якорная цепь. Влезать в политические интриги слишком поздно, значит нужно давить на старуху там, где мы сильны, давить так, чтобы она падла сломалась. Куропаткину это не по плечу, да и не станет нас там никто слушать…

— А тут красный молодец, свет в окошке генерал Фок, — ухмыльнувшись произнес Звонарев.

— Ну уж не Куропаткин точно. К тому же есть и Кондратенко и заметь никто им тут палки в колеса не вставляет.

— Если только не сами себе.

— Ты за Кондратенко такое видел? А Фок разве сейчас занимается интригами? По моему как раз наоборот, всячески старается действовать на благо обороны.

— Интересно, а не ты ли хотел его … А теперь стало быть нарадоваться не можешь.

— Смейся, смейся. Ну, хотел. Ктож знал, что он окажется таким.

— А что ты там вещал насчет того, чтобы разбить Ноги? Есть какие наработки или как?

— Есть кое-что, вот только как это донести до командования.

— Так ты вроде теперь вполне можешь обратиться к самому Фоку, после того боя, а уж тем паче после проделок твоих снайперов и многого другого, он тебе благоволит.

— Не будет из этого толку. Самому ему не потянуть, ресурсов дивизии для такого мало, тут нужно весь корпус подтягивать обе дивизии, всю полевую артиллерию и крепостную не забыть, а гарнизонную службу взваливать на ополчение. И какой прибыток Александру Викторовичу.

— Да ты прямо Кутузов, — усмехнулся Звонарев, — Но где прав, там прав, не пойдет Фок просить ни о чем Кондратенко. Мне кажется он сильно разочаровался, что прямая связь прервалась, так как скорее всего ждал, что его назначат командиром корпуса. Кстати, здесь по большому не две дивизии, а три, причем полносписочные. Не понимаю, как так случилось, что у Макарова никто не отобрал полномочия.

— А я о чем? Смотри, если сосредоточить у перешейка обе дивизии с приданными частями, то получится чуть больше тридцати тысяч, еще флотский экипаж, да при полутора сотнях полевых орудий, прибавь крепостные и бронепоезда, да еще и мортиры установленные на железнодорожных платформах, две сотни перемахнем не поморщившись. Это против сотни тысяч Ноги, ну может ему подбросят еще дивизию, да только сомневаюсь, Против Куропаткина тоже нужно иметь силу, парой дивизий там не обойдешься. Принять на грудь атаку Ноги, а затем контратаковать, ох сдается мне — полетят наземь самураи. А чтобы совсем весело было, воспользоваться тем, что в свое время провернул Жуков, как только японцы будут готовы к броску, провести контр-артподготовку. Да еще и морячков подтянуть, чтобы они фланги обработали.

— А время наступления установить Ким успеет?

— Никуда не денется, влюбится и женится. Тут другое, к Фоку с этим соваться бесполезно. Если он сумеет самостоятельно выстоять на оборонительных рубежах, то ему снова честь и хвала. Если будет совместная операция, даже с разгромом Ноги, он просто один из участников, но уже не главный персонаж.

— Эк ты научился его чувствовать.

— А чего тут чувствовать, самолюбие у него взыграло выше крыши. Вот если бы Надеин уступил позиции, когда Фока ранили, то скорее всего ничего такого и не было бы, а как случилось так, то злость человека обуяла, вот и стал он думать, над тем, чтобы всех за пояс заткнуть. И то. Старый друг, обошел на повороте, став его непосредственным начальником. Малолетка Кондратенко, считай не имеющий боевого опыта, все время путается под ногами, а затем взлетает выше него. Обороной Квантуна назначают командовать моряка. Старый марозматик Надеин, обласкан и награжден личным указом его императорского величества. А он, Фок, везде прошел сторонкой.

— Да-а, прав был Антон, ты прекрасно разбираешься в людях, только долго придуривался.

— Ай брось, — Отмахнулся как от назойливой мухи Семен, — Что делать-то будем?

— Ну, если к Фоку обращаться бесполезно, обратимся к Кондратенко. Риск конечно есть, но сдается мне, Роман Исидорович пойдет на это. Кто сказал, что ему чужды интриги и не интересен карьерный рост? Такие, генералами не становятся. Так что Фок не во всем неправ, когда говорит, что Кондратенко сумел его обставить. Ну не выходят из простых служак генералы, такие выше комполка никогда не поднимутся и то, для человека равнодушного к карьерному росту и эта планка недосягаема.

— И как ты собираешься к нему обратиться?

— Напрямую как еще-то. Благо мы не простые смертные подпоручики, а потому имеем возможность изредка захаживать к генералам, ты к Фоку, я к Кондратенко и Белому, Антон вон, к Макарову мог попасть, — вновь грустнея закончил Сергей. Потеря друга далась трудно и с большой болью.

* * *

— Погодите, Сергей Владимирович.

Кондратенко тряхнул головой и сел за стол. Звонарев застал его уже выходящим из кабинета в штабе управления. Прекрасно помня его лично, Роман Исидорович, решил немного подзадержаться и уделить ему пару минут. Однако, как только тот произнес первые слова, пообщаться на ходу желание тут же пропало, в конце концов инспекторскую проверку по укреплениям можно было провести и чуть позже. Представители концерна уже успели снискать себе славу на ниве нестандартных решений, которые по факту оказывались чудовищно эффективными.

— Теперь по порядку.

— Ваше превосходительство, наступление Ноги это только вопрос времени и судя по всему ближайшего. Им жизненно необходимо выдавить наш флот из Желтого моря, чтобы наладить поставки для маньчжурской армии. Иначе как захватить Пот-Артур им этого не достичь. Поэтому наступление на тафаншино-нангалинских позициях будет со дня на день.

— Да, разведка сообщает о повышенной активности противника. Кстати, примите еще раз искреннюю благодарность. Ваш концерн сумел озаботиться тем, чем не сумела ни наша разведка, ни контрразведка. Насколько известно сегодня в Порт-Артуре практически повывели всех шпионов, и это благодаря вашей службе безопасности, а работа на территории занятой противником… Просто нет слов. Итак, Вы предлагаете…

— Да, ваше превосходительство. Я предлагаю, как только станет известно о дне и часе наступления, за час до назначенного срока ударить по противнику из всех стволов, проведя таким образом контр-артиллерийскую подготовку. Привлечь к операции моряков, которым вполне по силам ввести в залив Цинджоу канонерки, а из залива Джонок использовать крейсера.

— А если это будет дезинформация? Если с началом артобстрела противник отведет из передовых линий свои немногочисленные части первого эшелона? Вы представляете какое количество снарядов будет выброшено на ветер.

— До сих пор у нас не было причин не доверять сведениям с территории оккупированной японцами. Дальше, если японцы приготовятся к броску, то передовые траншеи будут забиты солдатами, и я не предлагал ограничиться только их обстрелом, но пройтись и по ближним тылам. Японцам известно о возможностях нашей линии укреплений, поэтому они сосредоточат на перешейке большие силы, а учитывая его узость, скученность должна быть очень большой. Далее измотать противника в оборонительных боях, и нанеся ему значительные потери перейти в контрнаступление. Разумеется, численное превосходство все еще будет на стороне противника, но можно использовать некоторые новшества. Так, применение минометов и новых фугасных снарядов, позволяет выставить перед наступающими цепями огненный вал, противник не успевает поднять голову после обстрела, как на него сваливается наступающая пехота. Для японцев это будет полной неожиданностью. Что касается подобной стрельбы, то это уже применялось капитаном Гобято, так что вполне возможно, а вот принять за новый тактический прием это никому в голову не прейдет, скорее примут за случайность. Так же можно применить рейд по тылам противника.

— Предлагаете высадить десант?

— Можно и десант, вот только большие силы разом не высадить, малые будут легко остановлены. А вот если бросить в прорыв 'Стерегущий', то может получиться очень даже интересно, — первый и пока еще единственный фронтовой бронепоезд назвали в честь геройски погибшего миноносца.

— А японцы что же никак не испортили пути?

— Судя по имеющимся сведениям нет, к тому же бронепоезда никогда не подходят слишком близко к передовой.

— И что может дать прорыв бронепоезда в тыл противника? Нет, по тылам вы пройдетесь очень даже хорошо. А что дальше? Японцы легко повредят пути и вы окажетесь отрезанными.

— А мы не станем прорываться обратно. Наоборот окапаемся там и будем поджидать подхода наших частей. Заодно лишим японцев централизованного командования.

— Интересно. Не поделитесь каким образом?

— Что каким образом?

— Каким образом вы лишите противника централизованного командования, и как сотня человек собирается выстоять против нескольких полков противника.

— Ну, с командованием все просто. Полевой штаб Ноги, откуда он будет осуществлять руководство, будет расположен на станции Киньчжоу, примерно в шести верстах от переднего края. Он уже полностью готов и оборудован, а его не так просто перенести, поэтому наш бронепоезд может его накрыть, если действовать достаточно быстро. И еще. Есть одна рота, весьма необычная, та самая которая смогла остановить высадку целого полка в бухте Инчензы.

— Погодите, но ею по моему командует ваш компаньон.

— Именно. В этой роте сконцентрировано тридцать пулеметов, имеется приданная батарея китайских пушек и минометная батарея. Все это легко размещается на железнодорожном составе, платформы можно обложить мешками с песком. Итак, бронепоезд прорывает линию обороны, следом за ним идет состав с ротой, в течении десяти минут десять полевых орудий, восемь минометов, триста стрелков, при сорока пяти пулеметах, будут на станции, захват которой будет осуществлен менее чем за пять минут.

— Не слишком ли малый срок?

— Больше нельзя. Больше, это уже наша гибель.

— Что будет со штабом Ноги?

— Если сдадутся, то сдадутся, если нет… Идет война и они солдаты.

— Они высшие и старшие офицеры.

— Они солдаты Японии. Им будет предложено сдаться, сдадутся останутся живы. Нет… Боюсь, что времени для длительных переговоров у нас не будет. Что произойдет если, армия лишится общего руководства объяснять Вам не надо.

— А Вы понимаете, что наше контрнаступление может и захлебнуться, тогда это верная смерть для вас, а противник еще получит и полсотни пулеметов. Не имеет значения какие они понесут потери, это оружие слишком хорошо зарекомендовало себя как в оборонительном, так и в наступательном бою. Почему Вы готовы пойти на этот риск, к чему Вам это? Я знаю, что войну эту Вы не одобряете, знаю о занимаемом Вами положении в обществе. И вдруг, предлагаете такую рискованную операцию, результатом которой с большой вероятностью может стать Ваша безвременная кончина.

— Вы правы, Роман Исидорович. Всему есть причины. Доподлинно я их Вам озвучивать не буду, но кое-что не сказать не могу. Может это придаст Вам решимости, отстаивать свое мнение в дальнейшем перед Степаном Осиповичем. Так уж случилось, что нам стало доподлинно известно, об одной операции японской разведки, направленной на финансирование и всяческую поддержку российских революционеров. Цель революционные выступления и дестабилизация положения в Российской империи, которые должны вынудить царя заключить мир, на невыгодных для России условиях.

— Что понимается под дестабилизацией?

— Вооруженное восстание в столице и по всей территории страны. Нет, представители революционеров не считают себя предателями, так как искренне полагают, что действуют во благо страны, которое невозможно купить не заплатив за него кровью. Мало того, так же думает и большая часть интеллигенции. Вы ведь в курсе, что наши интеллигенты, называют Россию полицейским государством? Вижу, что это для Вас не в новинку. Так вот, поддержка у этих революционеров будет и весьма серьезная. Отчего-то русские больше всего ненавидят именно русских и с умилением взирают на запад, считая его светочем свобод. Одним словом сегодня сражаясь здесь на Дальнем Востоке, на территории исконно не принадлежащей России, мы будем драться за нашу Родину. Революция, если ее не смогут задавить в зародыше, это гражданская война и гибель империи, а вот мировые державы вздохнут с облегчением, так как бурно развивающийся конкурент сойдет с дистанции.

— Вы начали с контрнаступления, а закончили международной политикой.

— Я не хочу влезать в политику, но и видеть как о мою Родину вытирают ноги, как рвут ее на части, тоже не хочу. А связь между политикой и контрударом простая. Куропаткин не способен разбить японцев, потому что он хороший тыловик, способный организовать снабжение большой армии и проделать это почти виртуозно, но командующий он плохой. Здесь есть Макаров, есть Вы, есть Фок и над вами нет никого, кто мешался бы под ногами. У вас имеется корпус численность которого при желании, собрав все в кулак, можно довести до сорока тысяч солдат. Солдат знающих вкус побед верящих в своих командиров и готовых рвать врага. Есть достаточное количество боеприпасов, артиллерии, чтобы обеспечить поддержку наступающим частям. Есть новая тактика и оружие, которые дают Вам преимущество и которым противник пока еще не готов ничего противопоставить. Именно Квантунский корпус может начать разгром японской армии. Если мы победим еще до начала революционных выступлений, у России будет шанс. Если нет, то может произойти все что угодно. Понимаю, что все это звучит странно и как-то надуманно. Вот именно поэтому я и Семен не предлагаем кому-то там сделать это, а готовы идти на острие удара, взять на себя одно из самых опасных предприятий в предстоящей операции.

— Ну, до операции еще очень и очень долго, если мы вообще захотим поддержать вашу инициативу. Нужно все взвесить, прикинуть за и против, а потом уже думать над тем стоит ли вообще ввязываться в подобную авантюру.

— Отчего же авантюру?

— Сергей Владимирович, а что это по сути если не авантюра. Вы ведь в курсе, что третья армия Ноги насчитывает уже сто тысяч человек.

— Разумеется понимаю, как и то, что они рассчитывают при помощи осадной артиллерии разобрать наши укрепления, прорвать линию обороны и на плечах отступающих ворваться в Порт-Артур, у них нет другого выхода. Но они пока еще не в курсе, что за это время все ДЗОТы и блиндажи были значительно укреплены, так что той артиллерии, что им удалось доставить по большому счету не по зубам. Мои слова не более чем высказывание, а не детально разработанный план, но только не авантюра, все это возможно. Только времени все меньше с каждым днем. Честь имею.

* * *

Все еще темно и видимость очень плоха, но это уже не ночь. На востоке обозначилась темно синяя полоса, пришедшая на смену непроглядной черноте, еще немного и солнце, по заведенному миллионы лет назад порядку вступит в свои права, заливая землю животворным теплом. Судя по приметам, день должен быть не просто солнечным, но жарким. В этот предрассветный час все замерло в предвкушении появления небесного светила. Не слышна трель соловья, распевавшего свои песни всю ночь напролет, прекратили свой стрекот сверчки, все предпочитающие ночной образ жизни попрятались в своих норках или устроились на дневку, дети же света, все еще находятся в объятиях сна. Мир повис в хрупком равновесии перехода от ночи к утру.

Только человек не знает покоя в эти минуты. Японцы всю ночь выдвигали на позиции части, которым предстояло атаковать. На русских, готовили к бою артиллерию, всячески стараясь оставаться незамеченными, прекрасно зная, что на противной стороне, сейчас так же спешно идет подготовка к предстоящему сражению. В траншеях сейчас находятся не посты из трех человек, а только одинокие наблюдатели, остальные стрелки бодрствуют и находятся в прочных блиндажах, с усиленными бетоном перекрытиями. В столь же прочных ДЗОТах пулеметчики деловито приводят в порядок свое хозяйство, что бы когда придет час, все было бы под руками. На батареях с обеих сторон так же деловая и неторопливая суета, орудия проходят последнюю проверку, располагаются поудобнее снарядные ящики, чтобы обеспечить бесперебойную подачу и ровную стрельбу. Офицеры в последний раз раздают указания фейерверкерам и комендорам, чтобы в этот раз никто не увлекся и не допустил разрыва стволов, были прецеденты в прошлый раз, когда позабыв обо всем артиллеристы доводили дело до беды. Русские корабли, скрываемые безлунной теменью, вышли на позиции и замерли неподалеку от береговой линии в ожидании сигнала.

Четыре утра. До часа назначенного японским командованием для начала артиллерийской подготовки остается тридцать минут. Все уже готово, противник ничего не ожидает, так как еще вчера на его позициях не наблюдалось никакого движения. Полностью рассветет только к пяти утра, а до того времени русские аэростаты бесполезны, так что не смогут ничего рассмотреть и скорректировать огонь своей артиллерии.

С рассветом в небе появятся и три японских аэростата. Как видно с неполадками разобрались, так как в бою при Вафангоу, они применялись и весьма удачно, умудрялись их использовать и при наступлении на Инкоу. Не сказать, что с оперативностью получения информации все обстояло на высоте, но в тот момент, когда задержка происходила дольше чем на два часа, полезные сведения от пилотов все же поступали. Именно ими была обнаружена русская кавалерия, пытавшаяся нанести фланговый удар, благодаря вовремя полученной информации командование смогло организовать противодействие.

Однажды Ноги уже пытался завладеть этими рубежами, но тогда все обернулось трагедией огромными и напрасными потерями, так как полевая артиллерия ничего не смогла поделать с блиндажами русских, в которых они установили пулеметы. На этот раз здесь сосредоточено около трехсот орудий, треть из которых осадные, так как с укреплениями русских нужно было что-то делать или просто идти по телам павших товарищей. Если хватит народу, то тогда скорее всего им удастся ворваться в окопы противника.

Однако русские вновь преподнесли сюрприз. За полчаса до начала японской артподготовки, их позиции вдруг озарились всполохами зарева, а воздух содрогнулся от грохнувшей практически одновременно по всему фронту канонады. Всполохи были видны и со стороны обоих заливов. Если суммировать все орудийные стволы, что сейчас вели обстрел японских позиций, то их количество легко переваливало за триста единиц, и эти орудия в едином порыве вели обстрел японских позиций в четыре километра по фронту и два в глубину.

Чтобы сосредоточить достаточные силы и артиллерию, Ноги был вынужден скучить и тех и других в нарушение всех существующих наставлений. Вернее это было сделано не им, а его давним другом и в настоящий момент начальником штаба армий в Маньчжурии, Кодамой. Японии было кровно необходимо вымести русских с Квантуна и вынудить русский флот уйти во Владивосток, только таким образом можно было наладить снабжение армий всем необходимым, так же в случае захвата Порт-Артура, высвобождалась еще одна армия, которая топталась на месте, против все еще боеспособного и опасного противника. Сам Ноги, предлагал укрепить позиции и имея в наличии две дивизии, удерживать противника у Цинджоу, так как считал, что атака русских будет стоить слишком больших жертв и огневого снаряжения, в то время, как если все это применить против Куропаткина, то была возможность его разбить. Квантун он считал слишком крепким орешком. Но Кодаму переубедить ему не удалось, а потому подготовка к решительному штурму шла полным ходом. И вдруг этот обстрел.

Полчаса. Целых полчаса полевые и морские орудия русских превращали передний край и ближайшие тылы в ад, перемалывая и вздыбливая тонны земли, перемешанной с кровью и останками солдат, обломками орудийных лафетов, и перекрытий блиндажей. Сотни огненных смерчей одновременно взметались там, где сосредотачивались для рывка японские войска.

В час, на который было назначено наступление японской армии, русская артиллерия замолчала. Молчали и орудия противника. Штаб Ноги сейчас походил на растревоженный улей, раздавались зуммеры телефонов, вбегали и выбегали вестовые, отовсюду звучали голоса, иные звучали на повышенных тонах, иные тихо, а были и такие, которые походили скорее на шепот. Кодама замер перед столом с расстеленной картой, сжав кулаки и перекатывая желваки. Столько усилий, было приложено для организации этого наступления, а тут вдруг русские сами решили наступать. Будь это известно раньше, можно было бы подготовиться к обороне, а затем измотав противника перейти в контрнаступление. Сколько же русским подвезли подкреплений, что они решили наступать? А может они просто не думают, что перед ними стоит стотысячная армия, полагая, что здесь сосредоточено не больше трех дивизий, при поддержке на флангах флота, они вполне могли бы рассчитывать на успех, вот только японцы тоже не сидели сложа руки и готовились к наступлению. Сейчас под огнем приходится вносить коррективы менять диспозицию, оттягивать лишние войска, чтобы встретить наступающие русские цепи, излишняя концентрация войск в первой линии это большие потери. Если русские решились атаковать, то необходимо нанести максимальный урон заплатив за это как можно меньшую цену, чтобы достало сил для развития наступления до самого Порт-Артура.

Орудия русских замолчали. Кодама ждет сведений о начале наступления русских, но ничего подобного. Сведений поступает великое множество, складывается такое впечатление, что каждый офицер в звании от майора, решил обозначить свою значимость или просто засветиться перед командованием, но ни в одном не говорится о начавшейся атаке. Что это было? Постепенно до него доходит, что в основном это сведения о потерях. Больших потерях. Еще ни одно японское орудие не произвело ни единого выстрела, еще ни один японский солдат не шагнул за бруствер окопа, а их кровь уже обильно слилась на эту землю.

Потери убитыми и раненными в трех дивизиях первого эшелона дошли до двадцати пяти процентов. Потери второго, порядка десяти процентов и ведь атаки еще не было. Однако менять что-либо поздно. Выхода иного просто нет, рас уж Кондратенко не хочет наступать, а такое количество орудий и использование флота могли говорить только о том, что операция не может проводиться силами одной только дивизии Фока. При мысли о том, что здесь может быть сосредоточен практически весь гарнизон Порт-Артура, Кодама хищно улыбнулся. Замечательно. Даже в этом случае они имеют трехкратное превосходство, не успели русские подвезти много войск, их и у Куропаткина недостаточно, просто каким-то образом им стало известно о готовящемся наступлении и они решили его сорвать.

Решение принято сразу же, как стало известно об отсутствии активности со стороны русских. Снова потекли в передовые окопы стрелки, готовясь начать наступление. Батареи спешно приводятся в порядок, чтобы обрушить свой огонь на противника. Окончательно рассвело, солнечные лучи разметали утреннюю дымку и аэростаты взмыли вверх, для того, чтобы вести корректировку артиллерийского огня. Прошло два часа после намеченного для начала артподготовки и наконец воздух вздрогнул от залпа сотен орудий.

* * *

Нет, не хотят эти японцы ничему учиться. Опять приперли сюда аэростаты, на этот раз три, ну да людей у Кима хватит, главное, что они расположены в глубоком тылу, а здесь с войсками попроще, основная их масса выдвинута вперед. Вот аэростаты поползли вверх, значит осталось немного. Если удастся все сделать столь же скрытно, как это было и раньше, то японцам еще предстоит поломать голову над тем, как защитники крепости умудрялись сбивать их аэростаты.

Выстрел! Резкий росчерк трассера. Расцветающий высоко в небе огненный цветок. Падающие на землю пылающие останки. Картина повторившаяся трижды. Становится окончательно понятно, что имеет место русская диверсия, хотя способ остается неизвестным. И опять полуслепые японские артиллеристы, против зрячих русских.

Ким быстро стекает с холма и прячет винтовку в заранее подготовленный тайник. Вот в его руках вместо оружия тяжелая поклажа, которую необходимо доставить домой. Конечно есть возможность столкнуться с военным патрулем, но таковая возможность есть всегда и зачастую такие встречи очень опасны, так как все зависит от того в каком настроении будут солдаты. Бывали случаи и убивали, самого Кима не раз и не два избивали, просто так походя, от делать нечего. Но парень терпел. Скрипел зубами, изнывал от клокотавшей в нем злобы, но терпел. И вот сегодня его терпение вознаграждено.

Японские собаки, получают свое сполна. Ему удалось раздобыть точные сведения, а японцы пусть еще поищут своего вестового. Кстати, никакого самурайского духа в нем и близко не оказалось, раскололся очень быстро, да так тараторил, что Ким едва успевал понимать о чем ему вещает пленник. Нет, жизнь это ему не спасло, а вот от дальнейших мучений, избавило.

— Эй ты! А ну стой!

Не даром бабушка все время повторяла: Никогда не думай о плохом, оно и не случится. Патруль. Трое всадников. Не иначе как услышали выстрел, а не увидеть полыхнувший аэростат это вообще слепым нужно быть. Свели ли они это воедино пока не понятно, так что даже если и начнут мять бока, придется опять терпеть.

— Да, господин, — смиренно поклонившись, как и подобает перед солдатами великой Японии, откликнулся Ким.

— Ты кто такой? Откуда? Что тут делаешь? — сурово сдвинув брови, поинтересовался всадник с капральскими нашивками.

— Я Арым, из Яньдзюандзы, возвращаюсь домой. Я был носильщиком у солдат, а теперь меня отпустили домой. Сказали, чтобы возвращался, когда стрельбы не станет, а пока носильщики не нужны.

— А чего ты с холма спускался?

— Интересно было посмотреть, но оттуда ничего не видно. А когда в небе взорвалась эта штука, сильно испугался.

— Господин капрал, врет он все. Он русский шпион. Вы же видели как и я тот росчерк в небе, я уверен, что он был с этого холма. Скорее всего какая-то шутиха, на которые китайцы такие мастера, а шару много и не надо, одной искры хватит.

— Этот кореец.

— А какая разница, позвольте поспрашивать эту свинью, как положено, вот увидите, что я прав.

— Давай. Если окажешься прав, то награда обеспечена.

Ким сжавшись в подобострастной позе, сильно замешанной на ужасе, охватившем бедного корейца, внутренне весь изготовился к схватке.

Эти что-то видели и похоже сделали правильные выводы, знай они о существовании трассирующих пуль и тут же сообразили бы о способе, но даже не обладая этой информации, выводы сделали весьма близкие к истине. Правда будь здесь возможность разговаривать и решить таким образом хоть что-либо, можно было разбить эту теорию на раз. Здесь и слишком большое расстояние, на котором невозможно удержать точное прицеливание, чтобы попасть в такую маленькую цель, здесь и невозможность маленькой шутихи пролететь так далеко, а большая будет выглядеть иначе, здесь и отсутствие дымного шлейфа и слишком низкая скорость шутихи. Одним словом выдвинуть можно было очень много контраргументов, вот только кавалеристы и не думали интересоваться возможно или невозможно, их интересовало только как, а в том, что он имеет к этому отношение они ничуть не сомневались. Ну ошибутся и что с того, одним недочеловеком больше, одним меньше, какая разница.

Ким понял, что на этот раз обойтись простыми тумаками не получится, а если так, то и изображать из себя увальня в дальнейшем нет никакого смысла. Главное чтобы они все слезли с коней. Напрасные тревоги. Как видно фигура сильного молодого человека проступала даже несмотря на развивающиеся свободные лохмотья. Все трое японских солдат спешились и быстро обступили корейца. Все, дальше тянуть нельзя, инициатива должна исходить именно от него, это непреложный закон противостояния одиночки группе.

Никаких столь любимых в восточных единоборствах стоек, перетекающих поз, выверенных, четких, красивых и завораживающих движений, походящих на странный притягивающий взор танец. Ничего близкого. Только смертоносная эффективность, скупые резкие движения, ничего лишнего, каждый удар направлен если не на мгновенную смерть, то как минимум на увечье, чтобы вывести противника из боя хотя бы кратковременно, добить можно и позже.

Рука корейца словно атакующая кобра метнулась навстречу самому опасному из тройки. Почему он самый опасный? А на войне просто так за красивые глазки капралами не становятся, это по меньшей мере не выгодно офицерам, которые за своих капралов и сержантов, держатся как за самое драгоценное имущество. Удар костяшками согнутых пальцев пришелся именно туда, куда и целил Ким, сдерживать его он не пытался, а потому в том что у повалившегося на землю и хрипящего начальника патруля перебита трахея даже не сомневался.

Он стремительно шагнул вперед, переступая через повалившегося противника, двое других только-только сообразили, что произошло нечто такое, чего они собственно не ожидали. Один из солдат потянул из ножен меч, второй бросился на врага намереваясь достать его ногой. Ким присел под удар, слегка подавшись вперед и нанес сокрушительный удар кулаком в пах. Да-а, как видно японскому парню такое обхождение не понравилось, потому как его крик практически тут же перешел в тонкое сипение и хрип, а сам нападающий сжался от скрючившей его боли, сотрясаясь всем телом.

Еще не успев полностью подняться, Ким уже был вынужден уклоняться от третьего, решившего достать его мечом. Ему едва удалось уйти в сторону, клинок просвистел буквально у самого уха и даже слегка рассек плечо, но вот большего добиться японец не смог, так как продолжая движение кореец с разворота нанес удар ногой в основание шеи противника, от чего его буквально снесло и опрокинуло на землю. Добить буквально обездвиженных противников дело нескольких секунд, а потом уходить. Раствориться как можно быстрее, хватит на сегодня испытывать судьбу.

* * *

— Опять пошли.

Солдат по всему видно не первогодок, не будь войны, так наверное уже дома был бы, вспахивая родимый клин, внимательно вглядывается в поле перед траншеями. Из-за висящей сплошной пеленой пыли и все время вздымающихся султанов разрывов видно плохо, но рассмотреть происходящее впереди все же можно. От проволочного заграждения уже ничего не осталось, частью порвано взрывами снарядов, частью перерублено солдатами в прежние попытки атаковать зарывшихся глубоко в землю русских. Тела многих храбрецов сейчас лежат там, обозначая некую линию, оставшуюся для неприятеля непреодолимой.

Поле перед позициями усеяно трупами и раненными, настолько густо, что наступающим приходится ступать по телам своих товарищей в буквальном смысле. Цепи наступают все так же густо, потери ничему не учат этих самураев. В первых рядах почти сплошной стеной идут солдаты, несущие тяжелые стальные щиты, к этим щитоносцам стараются жаться остальные, так как эта нехитрая конструкция гарантирует защиту хотя бы от пулеметов и винтовок. Если случится шрапнель или осколки снарядов, тоже вполне себе защищают, вот только если разрыв будет впереди и как минимум в нескольких метрах, а так, снесет взрывной волной и никакие осколки не нужны.

Словно в подтверждение мыслей солдата, перед самыми рядами наступающих и в их порядках начинают рваться мины, как видно наблюдатели минометчиков даром времени не теряют, вскоре в дело вступают и артиллеристы. Полевые пушки за сегодняшний день намолотили ничуть не меньше минометов и стрельба у них очень даже слаженная, а потом умудряются обстреливать врага даже когда ему остается до позиций по сотне шагов. Всякий раз русские стрелки со страхом взирали на работу пушкарей, каждое мгновение ожидая, что вот-вот снаряд упадет в их ряды. Но нет. Ни одного подобного случая пока не было. Но до чего же боязно, когда разрывы все приближаются и приближаются.

— Сашко, давай в блиндаж за нашими, неча там отсиживаться.

— Ага, понял, — задорно улыбнувшись с горящими глазами на запыленном с грязными разводами лице, парнишка тут же юркнул в ход сообщения.

Но вскоре он вернулся и от былого задора не осталось и следа. Лицо бледное, губа трясется, глаза навыкате. Видно, что силится что-то сказать, но слова застревают в горле и дышит с трудом, с непередаваемым хрипом.

— Ты чего Сашко? Ранило, — ветеран озабочено осматривает молодого, но на грязной одежде нет никаких разводов крови. Стало быть, цел.

— Там… Там…

— Да говори ты, итить твою.

— Там всех наших… Там блиндаж…

— Быть того не может. Как же так-то. Ведь сказывали, что японцу нипочем не поломать блиндажи. А точно все мертвые-то?

— Там все лежат, кровищи столько, а еще крики… Я испугался и сюда.

— А ну пошли.

Картина представшая никак не радовала. Все верно, перекрытие блиндажа не выдержало, вот только не весь взвод погиб, это парнишке со страху показалось. Но погибших было и впрямь много, а еще больше побитых. А вот и унтер. Жив, только повязку на голову накладывают.

— Саватеич, японцы поперли.

— У твари, неймется им, — страдальчески поморщился старый унтер. — Сашко, чего губой трясешь, разыщи его благородие и доложи, что от третьего взвода и половины не осталось, да санитаров сюда направь. Все ли понял?

— Так точно!

— И чего тогда стоишь? Бегом! Братцы, все кто может держать оружие, давайте на передок, некогда раненых собирать. Вяткин, возьми пулемет, Петюня, к нему вторым номером. Шевелись братцы, — тут взгляд старого унтера задержался на одном из раненных, беспомощно взирающего на своего начальника. От этого в сердце старого вояки закралось сомнение, а прав ли он, что оставляет без помощи своих товарищей. Видно это отразилось на его лице, так как понявший все верно солдат превозмогая боль ободряюще улыбнулся и прохрипел.

— Все верно Саватеич… Иначе никак… Идите… Мы тут… Сами… Идите.

— Вы это… Держитесь тут. Чего замерли! Давайте братцы! Пошли! Не допустим сюда японца, тем парней и спасем.

Около полутора десятка солдат бросив последний взгляд на тех, кто оставался без помощи сжав до боли зубы последовали за унтером. Раненых надо бы обиходить, не то и те кто может выжить, Богу душу отдадут, а кто будет японца держать? А тот уже осатанел и не мудрено, столько-то боевых товарищей потерять.

* * *

— Ваше превосходительство, наши передовые цепи в центре смогли ворваться во вражеские окопы!

— Я вижу, — перекатывая желваки бросил Кодама, который устроил свой НП на Наньшанских высотах, в центре позиций.

Его взгляд прикован к окопам русских, где сейчас постепенно расползаются, заполняя траншеи японские солдаты. Дело уже к вечеру, но видно все еще хорошо. Он видит как русские значительно уступая японцам продолжают сражаться и там где еще есть защитники, они сдерживают наступающих. В одном месте получился затор, так как там оказался пулеметчик, который напрочь закупорил проход. Но разъяренные солдаты выскакивают из траншеи и бегут поверху, пулеметчик замечает опасность и открывает по ним огонь. Как видно хороший стрелок, так как минимум десяток падают сраженные им, остальные залегают и начинают по нему стрелять из винтовок. Пока стрелок отвлекся другие продвигаются по траншее, вскоре все же его пулемет замолкает.

Кодама скользит взглядом дальше. Оптика приближает хорошо, а потому ему видно все практически в деталях. Вон солдат, судя по всему еще совсем молодой, поднимает руки, но японские стрелки словно не замечают этого, валят русского на землю и штыки впиваются в незащищенное тело. Еще перед началом войны было решено, что война будет протекать по всем европейским канонам, согласно Женевской конвенции, Японии было необходимо, чтобы ее признали страны лидеры, не только признали, но и приняли в свое общество. В последнее время пленных практически не было, рассвирепевшие солдаты попросту добивали раненных прямо на поле боя и это наблюдалось не только здесь и сейчас, это было и при Вафангоу и при Инкоу. Осуждал ли Кодама их за это? Нет.

Как можно осуждать солдат, которые по большому счету бьются не за Императора, ни за Родину, а за своих же боевых товарищей. Им не оставалось ничего другого как биться, чтобы выжить и помочь сделать это другим, таким же бедолагам, которым не повезло оказаться на войне. Это там, в метрополии, люди в военной форме гордо пыжились и рассуждали о долге и чести, здесь на полях сражения от этой напыщенности не оставалось и следа, здесь они сражались за себя, за то, чтобы иметь шанс вернуться домой и обнять своих родных. В конце концов, нет смысла обряжать волка в овечью шкуру, потому что натура все едино возьмет свое.

Его взгляд скользит дальше. Участок захваченный солдатами четвертой дивизии все разрастается. Ее обескровленным частям это не под силу, на последних силах им удалось ворваться в русские порядки, но двигаться дальше сил уже не оставалось. Однако это под силу вливающимся следом частям третьей дивизии. Поэтому брешь продолжает разрастаться.

* * *

Санитары так и не появились. С передка какое-то время слышалась отчаянная пальба, затем выстрелы практически затихли и только пулемет продолжал огрызаться короткими, а порой и длинными очередями. Но вскоре замолчал и он. Солдат еще не отдавая себе отчета стал ощупывать свой пояс, наконец его пальцы залитые его же кровью, все это он время зажимал рану на животе, нащупали то, что искали. Небольшой брезентовый подсумок, какие появились совсем недавно, в них солдаты хранили гранаты. Одну он израсходовал еще во время прошлой атаки, а вот эта оставалась.

С трудом удалось открыть клапан и извлечь гранату. Пальцы не слушались, а потому отогнуть усики чеки никак не получалось. В отчаянии стрелок поднял гранату ко рту и вцепился в кольцо зубами, последним отчаянным усилием он потянул гранату и мягкий метал, таки подался, разгибаясь и вытягиваясь из отверстия в запале. Ну, слава Богу, не то уж думал за непонюх табаку… А так очень даже ничего… Так можно…

Несколько низкорослых солдат с перекошенными от злобы лицами появились совершенно неожиданно, стремительно продвигаясь по ходу сообщения. Стрелок только успел удивиться своим чувствам, ведь знал же, что вот-вот появятся, знал и готовился, а подиж ты, удивился.

— Чего скалишься морда. Ы-ы-ы-х-х.

Японский тесак по самую рукоять ушел в грудь солдата вырывая последний стон и хрип, вот только губы искривило не страдание, а злорадный оскал. Рука разжалась выпуская гранату.

Взрыв! На общем фоне творящегося он не был чем-то примечательным, в общем-то по большому счету он остался незамеченным, вот только этот заштатный случай стоил нескольких русских и японских жизней.

* * *

— Ваше превосходительство, передовые траншеи в центре заняты противником. Им удалось захватить три дзота. Брешь постоянно растет, противник продвигается вверх по склонам, еще немного и линия обороны будет прорвана окончательно.

— Насколько мне помнится, Вы с Александром Викторовичем имели план действий на этот случай.

Генерал Фок погиб этим утром, когда решил воспользоваться затишьем и проверить состояние передовой линии. Случайный, можно сказать шальной, на фоне общего затишья снаряд, разорвался прямо под лошадью генерала. Тот прожил еще примерно с полчаса, но рана оказалась смертельной. Кондратенко тут же назначил на должность командира дивизии Надеина, но общее руководство боем взял все же в свои руки. Что не говори, но дивизия только номинально вела бой. В нем уже принимали участие соединения кораблей, крепостная артиллерия, практически вся наличествующая на Квантуне полевая артиллерия, были задействованы даже полевые китайские пушки, к которым приставили расчеты собранные с береговых батарей, где оставалось едва ли половина личного состава.

— Так точно, — подтвердил подполковник Дмитриевский, уловив взгляд Надеина.

— Хорошо. Приступайте к отводу частей.

Двое суток, русским удавалось сдерживать натиск противника нанеся ему просто огромные потери, пространство между передовыми траншеями противников были буквально усеяны трупами наступающих и это несмотря на ураганный артиллерийский обстрел со стороны противника, который применил и осадные орудия. За день удалось привести к молчанию множество батарей противника.

В этом плане очень хорошо поработали морячки, как на бронепоездах, так и на море. На левом фланге действовали пять канонерок при поддержке восьми миноносцев, вдали на глубокой воде маячили крейсера, Макаров не хотел давать противнику ни единого шанса, нанести флоту хоть какие-то потери. На правом в заливе Джонок встали сразу три крейсера. Огонь всех морских сил осуществлялся посредством корректировки с базы бронепоездов. Кондратенко не видел необходимости в том, чтобы вмешиваться в их деятельность, в конце концов, они неплохо справлялись со своей работой. Настолько, что на флангах японцы так и не смогли добиться сколь-нибудь значимых результатов. А вот в центре, к исходу второго дня, их упорство все же было вознаграждено.

Как ни много батарей противника было приведено к молчанию, но их все еще оставалось достаточно, чтобы взломать оборонительную линию. Уже начали опускаться сумерки, когда русские все же были вынуждены начать отвод войск на вторую линию, оставляя заслоны, активно поддерживаемые артиллерией. Роман Исидорович вынужден был признать, что Фок в свое время даром времени не терял, подразделения действовали довольно слаженно, осуществляя именно отход, но не убегая сломя голову. Впрочем, японцы похоже на сегодня выдохлись и не были в состоянии атаковать и дальше.

* * *

Противник не выдохся. Проведя реорганизацию в самые сжатые сроки, японцы начали атаку уже в час пополуночи, проходила она в полном молчании без артподготовки с максимальной маскировкой. Японским стрелкам таким образом удалось подойти довольно близко, свою роль здесь сыграла и темная ночь с затянутым облаками небосводом. Но как бы то ни было, когда до русских окопов оставалось примерно с сотню шагов, кому-то из наблюдателей что-то показалось и он выпустил осветительную ракету, ввиду их ограниченности, ракеты экономили и применяли только в крайнем случае. Этот именно таким и оказался.

В бледном свете падающего огонька, наблюдатели тут же рассмотрели густые цепи наступающих. В небо полетели ракеты и на других участках, Поднялась тревога и солдаты устремились в передовые траншеи. Все же противника заметили слишком поздно, японские стрелки уже резали проволоку заграждений, когда были обнаружены, но это не было критичным. Личный состав отводился в блиндажи находящиеся во второй линии траншей, эдак и людям есть где отдохнуть и на случай внезапного артиллерийского налета солдаты будут в укрытии. В первой линии оставались только по три наблюдателя от каждого взвода, которые внимательно осматривали подступы к позициям. Основной упор, в случае внезапной атаки, делался именно на ДОТы, которым предстояло принять на пулеметы основной напор, по меньшей мере в начале, здешние обитатели никуда не уходили, благо и места для отдыха имелись и защита здесь была куда как более надежная, чем в блиндажах. Эти бетонные сооружения были под силу разве только морскому калибру, причем не среднему.

Буквально за минуту солдаты были уже на позициях. К этому моменту небо уже полыхало от беспрерывно запускаемых в него осветительных ракет. Все пространство перед траншеями было залито бледным светом и причудливым набором самых разнообразных теней, отбрасываемых в разные стороны, от этой игры света и тени, глаза начинали буквально слезиться, но несмотря на это, противник был достаточно хорошо различим и по нему можно было вести прицельный огонь. Пулеметы захлебываясь хлестали по наступающим фронтальным и фланговым огнем, сметая наступающих чуть не взводами. Ударили орудия и минометы.

Как там говорят: 'Фелиал АДА'. Да, это пожалуй точнее всего может охарактеризовать то, что сейчас творилось перед Нангалинскими позициями. Беспрерывные всполохи выстрелов, иные просто искры сверкнувшие в ночи, это винтовки, другие мечущиеся на конце стволов языки пламени, это уже пулеметы. Резкие всполохи и вздыбливаемая в неровном свете осветительных ракет и прожекторов, земля, это уже артиллерия. А перед этой огненной стеной и между султанами вздымаемой земли мечущиеся люди. Поначалу они еще рвались вперед, но постепенно в их рядах становилось все меньше и меньше слаженности и все больше проявлялась хаотичность, пока они наконец не стали метаться в творящемся вокруг аду окончательно потеряв голову. Люди гибли в огромных количествах, не видя выхода из творящегося вокруг, так как попросту потеряли ориентацию.

Рассвет. Теперь уже поле перед Нангалинскими позициями было усеяно телами наступающих. Но японское командование и не думает отказываться от дальнейшего наступления. У них имеется только один шанс, взломать русскую оборону, опрокинуть обороняющиеся части и буквально на плечах отходящих войск ворваться в Артур, так как если это не удастся, то крепость им уже не взять, ведь там тоже эти проклятые укрепления и как видно к их возведению русские относятся очень серьезно. Кто-то очень сильно ошибся докладывая в генеральный штаб о неподготовленности русских оборонительных сооружений. Если они здесь, на значительном удалении от крепости, практически непреодолимы, то что говорить о самом Порт-Артуре.

* * *

— Все, сдается мне, япошки выдохлись.

— Думаешь?

— Уверен Семен. Ты как готов?

— Я как пионер, всегда готов, — не выдержав, хохотнул Семен.

Штурм русских позиций продолжался уже четвертые сутки. Все это время японское командование раз за разом бросало войска в самоубийственные атаки, вводя в дело все новые и новые части. Иные подразделения попросту прекратили свое существование, в иных едва ли оставалось по десять процентов от первоначальной численности. Японские стрелки подобно самоубийцам бросались в смертельные атаки, каждый раз вплотную приближаясь к позициям русских, казалось бы еще немного, еще самую малость пехота ворвется в траншеи, а уже потом их никому не удержать. Тот момент когда они смогут таки сойтись в штыковой, будет смертельным приговором для русских, как это уже было на тафаншинских позициях. Но этого не происходило.

Самый лучший результат это подобравшиеся вплотную несколько рот на левом фланге, там русские временно остались без поддержки моряков, ушедших для пополнения боезапаса. Однако этот успех оказался иллюзорным. Как только противник приблизился на дистанцию броска гранаты, в рядах нападающих начали рваться снаряды этой карманной артиллерии. Тяжелые чугунные осколки выкашивали людей ничуть не хуже пулеметов или артиллерии, при удачном попадании одна такая граната могла поразить до десятка солдат.

И вот наконец настал момент, когда количество отчаянных голов значительно поубавилось, они пополнили ряды погибших и раненных. Атаки японцев потеряли ту ярость и накал что были прежде. Все указывало на то, что противник наконец все же выдохся. Русские же к этому моменту задействовали едва три полка, которые за эти дни были измотаны и избиты, потеряв чуть не половину личного состава, но так и не пропустили через себя наступающего противника. Кондратенко несколько раз был уже готов бросить в дело резервы, но всякий раз командирам обороняющихся полков и их личному составу удавалось выправить положение.

В частях уже началось брожение. Люди уже четвертые сутки наблюдали за тем, как их товарищи прилагая огромные усилия продолжают удерживать позиции, а они в это время отсиживаются в тылу и ничего не предпринимают. Не прибавлял настроения и постоянно текущий с передовой поток раненных, которых после оказания первой помощи тут же грузили в вагоны и отправляли в Артур. Вид раненных не вносил смятения в сердца солдат, он только разжигал злость. Да что же это творится-то? Вот при Александре Викторовиче, царствие ему небесное… А тут…

— Сережа, а может ну его. Давай по быстрому организуем тебе ранение и иди в госпиталь.

— Ты за кого меня принимаешь Гризли? Да как ты…

— Не кипятись Сережа. Хочешь думать обо мне как о наседке, пожалуйста. Но посмотри на это и с другой стороны. Старуха прогибается, якорь ей в седалище, только там, где оказываемся мы. Вот влез Антон в морскую баталию и от атаки камикадзе вышел только пшик. Влезли мы в события на Квантуне и топчутся японцы у перешейка, шагу ступить не могут. А нет никого из нас у Куропаткина и он зараза, даже при куда меньшей обеспеченности японцев проигрывает им один бой за другим. А что если нас там обоих накроют? Как тогда будет?

— Значит, о деле думаешь?

— И о деле тоже. А потом, мне будет куда спокойнее, если я буду знать, что если случись что, о наших семьях позаботится никакой-то там дядя, а ты.

— А почему не ты?

— Потому что я изначально поддержал эту затею, потому что я имею куда больший боевой опыт, потому что я в конце концов в отличии от тебя обученный боец.

— Все так, Семен. А как ты думаешь, смогу я после этого жить? Каково оно мне будет, ты об этом подумал? Одно дело, если свалит в бою, приложило, оказался на больничной койке, другое вот так вот. Э-э, даже не думай, медведь тупорылый. Я те тогда пулю в лоб закатаю, а не в плечо.

— Все, все. Нет дурных мыслей. Но неправильно это Сережа.

— Нормально. А вдруг под напором сразу двоих, у нее наступит перелом и она окончательно сломается. Такое ты не допускаешь?

— После того, что с нами случилось, я уже допускаю все что угодно. Вот только понапрасну рисковать не хочется.

— Посмотри на это и под другим ракурсом, быть может именно то, что мы оба премся в эту авантюру в первых рядах по большому счету и убедило Макарова и Кондратенко в нашей правоте.

— А правы ли мы? Может это станет гибелью крепости, вот возьмут самураи и выстоят, а потом ломанутся снова в последний и решительный, а наши возьмут, да и не выдержат. Кто сказал, что мы лучше всех знаем как нужно действовать?

— А я и не говорю, что знаем. Просто мне кажется, что ты был прав. Времени у нас совсем не осталось, направление изначально нами было взято не то, остается ломать через колено. Не знаю как там будет у японцев, но для нас это и впрямь, последний и решительный. Либо она здесь и сегодня переломится, либо все зря и эта война закончится так как и положено, только с куда большими жертвами.

— А ведь если бы ты согласился, у нас был бы еще один гарантированный шанс. Ведь теперь-то мы знаем, как надо действовать. У нас будет целая киноиндустрия, синематографы по всей стране, палит агитки, просто патриотические фильмы, документальные фильмы о происходящем заграницей, чтобы сбить спесь и тупость с нашей интеллигенции. Наймем кучу борзописцев по всему миру и пусть клепают статьи на благо России, нет, откроем свои газеты. Раскроем глаза на наших революционеров. Вон про Ковальского фильм сняли, теперь его переправят в Питер и Москву, не думаю, что народу это понравится. Это же сколько можно наворотить.

— Вот если выживем, займемся. И не смотри на меня так. Если нет, эвон Варламу подробную инструкцию расписали, как что и зачем.

— Варлам, не то.

— Семен, вот умеешь ты настроение добавить. Тут вот-вот в бой, а он стонет, как раненный поносом в самую… Иди вон, лучше займись своим батальоном.

— Ротой.

— Это ты им рассказывай.

Выдвигаться было решено в три эшелона, без артиллерийской подготовки и вообще с минимумом шума. Первым по путям должен был проследовать один паровоз, с двумя добровольцами, они должны были проверить целостность пути, конечно парням не позавидуешь, случись путь нарушен, но они знали на что шли. Далее шел фронтовой бронепоезд 'Стерегущий' ощетинившийся во все стороны орудиями и пулеметами. Уже следом за ним двигался состав состоящий из платформ обложенных мешками с песком и блиндированных вагонов, которые были изготовлены для КВЖД еще в довоенное время, только у них срезали верхнюю часть, чтобы уменьшить площадь и увеличить свободу маневра, тем более что бронированной была только нижняя часть до окон.

Далее за этими составами выдвигались 'Квантун' и 'Ляодун', на них возлагалась задача по артиллерийской поддержке выдвигающихся частей. Уже следом за ними шли два состава с первой и второй подвижными батареями, это шестидюймовые мортиры установленные на обычные двухостные платформы и обложенные шпалами, всего шестнадцать орудий. Их дальности в семь с половиной верст было вполне достаточно, для осуществления артиллерийской поддержки.

Корабли с пополненным и даже завышенным боекомплектом уже заняли привычные для них позиции. Но на этот раз в заливе Джонок находилось так же четыре броненосца, готовые метать свои крупные фугасы по противнику. На левом фланге были собраны практически все миноносцы, которые должны были дополнить канонерки. Флот намеревался поддержать армию по максимуму.

За полночь началось выдвижение войск. Подобно японцам до этого выдвигались без артиллерийской подготовки, всячески стараясь сохранять скрытность, с тем, чтобы приблизиться как можно больше. Артиллерия должна была вступить в дело в последний момент, средней предстояло громить ближние тылы, мелкому калибру предписывалась непосредственная поддержка атакующих.

С этой целью от каждой батареи были выдвинуты по два корректировщика, которым было придано аж по два связиста. В этом бою корректировка и связь должны были означать очень много, только от бесперебойной работы этой сцепки зависела эффективность огня. При потере связи и отсутствии свежих данных, батареям предписывалось тут же прекращать огонь, чтобы не накрыть свои же части, больно уж тесно должны были взаимодействовать боги войны и королева полей. Такого до сих пор нигде не было, если не считать единственного случай поддержки атаки под руководством капитана Гобято. В последние дни русские артиллеристы вели огонь на пределе, вот только свои части при этом находились в траншеях, сейчас опасность возрастала многократно, так как предстояло все же поддерживать атакующие цепи.

* * *

Огонь. Дым. Пыль. Мечущиеся тени, в неровном свете ракет и пожара. Нескончаемая трескотня винтовочных выстрелов, перемежаемых весьма часто слышимыми свирепыми пулеметными очередями. Тяжкие вздохи разрывов.

— Ура-а-а!!!

— Банза-а-ай!!!

— Палудндра-а!!!

На маленьком пятачке промежуточной станции творится просто невообразимое, русский японец, едва разобрав кто перед ним, бросается в схватку очертя голову, напрочь позабыв об инстинкте самосохранения. Достать! Порвать! Вцепиться в глотку! Ни страха, ни сомнений, одна только ярость рукопашной схватки.

— Сергей Владимирович! Куда!?

— Достали уже, то Семен, теперь еще и ты. В няньки нанялся!? А может позабыл, кто тут командир!?

— Не забыл я ничего. А только не дело командиру поперед подчиненных в атаку ходить. Вы головой думайте, а не маузером направо и налево махайте. За Вами эвон сотня парней стоят. Ставьте задачу.

— Дело говорит Фролов, — выдохнул присевший рядом старый унтер Никодимыч. Вот вроде и в штыки принял нового начальника, а как время пришло и предложили остаться на 'Квантуне' не удержался, рванул за подпоручиком на 'Стерегущий',- Надумали что, ваш бродь. Дак скажите.

В принципе в настоящий момент все шло так, как и планировалось и какие-либо изменения в намеченный план вносить смысла не было. Рота Гаврилова зачищала окрестности станции, десант бронепоезда захватывал саму станцию. Хотя чего тут захватывать. Кирпичное здание самой станции, водокачка, разгрузочная платформа и рядом с ней, вытянутое каменное здание склада и притулившаяся с боку каморка станционных рабочих, вот пожалуй и все хозяйство. Не было ни мастерских, ни депо, ни вагонов, одни только голые железнодорожные пути и стрелки.

— Да ничего нового. Нужно срочно захватывать здание станции, если штаб здесь, то в нем. Только времени нет совсем.

— Сделаем. Только там ить енералы, — все же высказал сомнение моряк.

— А нам откуда знать. Темень. Делать все как учили, в здание сначала граната и только потом входить, кто сдастся вязать, нет гасить.

— Ясно. Эгей братва. Второй взвод у бронепоезда! Первый к станции, гранат не жалеть! Палудра-а!!!

— Палундра-а!!!

— Чего копытом землю роешь? Давай за ними, — толкнул в плечо Фролова Сергей.

— Там есть кому заняться, — возразил ветеран, внимательно осматриваясь по сторонам.

Со стороны передовой нарастала канонада, с моря ударил калибр. Орудия бронепоезда и китайские пушки на платформах садили не переставая по обнаруженным неподалеку батареям. Туда же бежали взвода из роты Семена. Минометы со звонкими хлопками посылали мины одну за другой, поддерживая наступление других взводов в сторону водокачки, за которой собственно и заканчивается территория станции.

С момента как они ворвались на станцию Киньчжоу, не прошло и пяти минут, как все было кончено. Японцы еще держались в здании станции, вот только огонь оттуда был все какой-то не солидный, такое впечатление, что отстреливались только из револьверов. Наконец внутри ухнули взрывами несколько гранат заброшенных десантниками и во все проемы полезли как тараканы морячки, в лихо заломленных беретах, были правда и те кто все же был в касках, но вот большинство все же предпочитало целесообразности лихость.

Ну, что ты будешь делать, видать это у морячков все же в крови. Взять хоть Вторую Мировую. Уж насколько к тому времени была доказана целесообразность касок, уже в армейскую форму матросов обрядили, а они как только атака, пилотку в сторону, каску к черту, бескозырку на темечко, ленты в зубы и айда с 'палундрой'. Так чего же требовать от этих-то.

— Жив Сережа?

— А сам-то не видишь?

— Ты, что еврей, вопросом на вопрос отвечать?

— Семен.

— Ладно тебе, — задорно засмеялся гигант, — Фролов.

— Не извольте беспокоиться, приглядываю.

— Молоток. Так, Сережа, давай-ка теперь будем определяться, что дальше. Сейчас они в себя придут и попрут своего командующего выручать.

— Ты все напутал. Тебе к командиру бронепоезда.

— Ваше благородие, так что господина лейтенанта ранило, — молодой морячок словно поджидал этого момента и материализовался перед офицерами словно из под земли.

— Что с ним? — Не скрывая волнения, поинтересовался Звонарев, как видно вступать в командование ему никак не блажило.

— Дак снаряд аккурат в тендер саданул, да напротив командира. Контузило его, никак в себя не придет, без сознания.

— Все Сережа времени нет, — как видно Гаврилов все же был прав.

— А что тут решать, Семен. Все решено еще перед выходом на бронепоезде изменений никаких. Твой поезд пусть отводят в тупик, у здания станции, там разгрузочная платформа, будет дополнительной защитой. Туда же и передовой провоз, прицепите сзади, так что если случись, будет замена. Центральную ветку будем использовать для маневра бронепоезда. По своим людям определяйся сам.

— Ну, по плану, значит по плану. Да десант свой лучше определи в здание станции. Моих людей едва на периметр хватит, так что твои орлы единственный резерв.

— Понял.

— Сам в бронепоезд. Да не смотри на меня так. Кто-то должен этой махиной командовать, а десантом и унтер скомандует.

— Согласен, — скрепя сердце согласился Сергей, — Значит так Николай, со мной останется Филя, — понимая, что без присмотра его не оставят, начал раздавать команды Звонарев, — Никодимыч берет на себя командование десантом, ты принимаешь первый взвод вместо него.

— Ваш бродь, так что взяли мы ентих супчиков, вот только их там чуть не десяток одних енералов.

— Всех побили? — забеспокоился Сергей.

— Как можно. Тех кто сдался и раненных взяли. Куда их?

— Всех в десантный вагон, к ним четверых в охрану. Политесы разводить некогда, потому вяжи их к ядреной матери, только не тех кто серьезно ранен.

— Понимание имеем.

— И еще, четверых пулеметчиков на бронепоезд.

— Ясно.

— Фролов берет первый взвод, ты команду над десантом. Расположитесь в здании станции. Поступаешь в распоряжение господина подпоручика Гаврилова.

— Ясно.

— И еще. Если увижу кого без каски, в нарядах сгною.

— Есть. Разрешите идти.

— Давай.

Все шло настолько удачно, что страшно было даже думать на эту тему, чтобы не дай бог не накликать беду. Но беда это дело такое, смотря что под этим подразумевать. Вот если, к примеру, атака сразу двух полков и не беда вовсе, а вроде как и ожидаемое развитие событий, то что тогда беда? Три полка? А интересно разница сильно большая когда едва ли пять сотен выходят против шести тысяч? Тут уж пожалуй тысячей больше, тысячей меньше, разница небольшая.

Но есть разница или нет, а тем не менее на станцию навалилось именно три полка с трех различных направлений, да еще и со стороны позиций вот-вот должны были подтянуться отходящие части. Конечно высокая концентрация автоматического оружия, то обстоятельство, что оказавшиеся поблизости батареи удалось фактически уничтожить, а точнее поснимать замки, еще в начале, значительно упрощали дело, но не так чтобы и очень.

Не прошло и пятнадцати минут с момента прорыва составов на станцию, которая как бы находилась во вполне себе глубоком тылу, как на наглецов, позволивших себе подобное навалились со всех сторон.

* * *

— Ориентир три, право пятьдесят, офицер.

— Вижу.

Выстрел!

— Ориентир два право тридцать, дальше двадцать, сержант.

Команда была четкой, в первую очередь выбивать офицеров, лишая подразделения противника руководства, а только потом переключаться на сержантов. Но Иван со своим корректировщиком работал уже не первый день, а потому если он направляет на сержанта, пренебрегая офицерами, знать так надо. Большинство сержантов обладают боевым опытом и зачастую именно они руководят повседневной жизнью подразделения, а уж в бою и подавно.

Сержанта якут нашел практически сразу, не мудрено, что корректировщик выбрал его, тот пытался прятаться и активно жестикулировал, направляя действия взвода. Дельный как видно сержант, явно ветеран и в переделках бывал не раз. Опять же успел оценить русских стрелков и их привычку выкашивать в первую очередь комсостав, складки местности он использует довольно грамотно, не реши Иван забраться на водокачку, так скорее всего его и не заметил бы. Но они засели именно на водокачке. Выстрел!

— Ориентир пять, право десять, ближе пять, рядовой.

— Белены объелся?!

— Делай!

Иван быстро перемещает оптику и выискивает примерное местонахождения выбранной корректировщиком цели. Да, нет, не объелся он ничего. Этот похоже что-то заметил и очень так внимательно поглядывает на водокачку. Ага, обернулся к товарищу. Ну уж нет, шалишь, больно позиция хорошая, да и менять ее под огнем, когда противник наступает… Выстрел! Выстрел! Выстрел! Паренек и ближайшие его соседи по цепи уткнулись лицом в песок или откинулись на спину. Этим санитары уже без надобности. А не надо быть таким глазастым. Опять же соседей подвел, кто его знает, может успел чего рассказать. Иван быстро затолкал в приемник патроны, дослал затвор.

— Готов.

— Ориентир четыре, право пятнадцать, офицер.

Опять оптика заскользила по полю боя. Это уже третья атака, японцы сумели перенаправить сюда как минимум три батареи и садили из орудий нещадно. Одновременно наседая так, что нет никакой мочи удержать этих аспидов, больно густо лезут. У Ивана уже плечо болит, а уж у него-то практика ого-го, и в голове нехорошие мысли, не мало ли патронов он с собой взял.

Он успел снять офицера, когда в район водокачки подкатил бронепоезд. Вырвавшись за позиции обороняющихся он продвинулся вперед садя из нескольких пулеметов с обоих бортов, сметая атакующих и в который раз отправляя их восвояси. По нему бьют из орудий, но пока все бестолку, не дается японцам 'Стерегущий'. Отогнав очередную волну, стальная змея потянулась обратно и вскоре втянулась на территорию станции, а затем поползла дальше. Как видно с тылу тоже невесело.

* * *

В это невозможно было поверить, но это было. Сто тысяч. Японцы бросили на узкий перешеек сто тысяч солдат, осадную и полевую артиллерию. Они собрали в один могучий кулак практически все, на что была способна полевая армия в Маньчжурии, но не смогли преодолеть рубеж возведенный русским. Знойные дни и прохладные ночи проведенные в беспрестанных работах, тысячи тонн перелопаченного грунта, сотни литров пота обильно слитого в эту землю, тысячами русских и китайцев не пропали даром. Цена всех этих усилии сейчас стояла перед глазами Кондратенко, который прибыл на станцию Тафаншин, от которой впрочем не осталось ни одной постройки, они были снесены еще по приказу генерала Фока. Дальше начальнику сухопутной обороны продвинуться не дали, офицеры и солдаты попросту заступили ему дорогу. Всеобщее мнение высказал один старый унтер стрелок, с обвисшими усами.

— Неча Вам там делать, ваше превосходительство, эвон у Вас штаб, пошлите все обскажут как есть, а эдак… Лександр Викторович тожа не робкого десятку был, а и на него нашелся шальной снаряд.

Ничего сказать весьма вольное обращение к офицерам, а уж к генералу… Но Кондратенко не стал наказывать старого вояку и осадил других офицеров, мало того, остался там где ему заступил дорогу унтер. Он вдруг осознал, что солдаты смотрят на него так же как еще совсем недавно на Фока. Генерал подаривший им победу, не просто победу, а разгромивший почти в трое превосходящего противника. А чего вы хотите, солдаты они тоже массы, а массам нужен лидер и желательно в героическом ареоле, за таким легче идти, выполняя приказ такого, проще принять смерть, хотя можно ли так сказать о смерти, с другой стороны, а почему нет.

Роман Исидорович взглянул на колонну пленных, двигающуюся под конвоем русских стрелков. Нескончаемая вереница, захоти они разбежаться, непонятно как их будет удерживать жидкая цепочка конвоиров, одно радовало, у них сейчас не было даже перочинных ножей, а потому они были не столь опасны. Опять же, отчаянные сорви головы, в своей большей массе погибли в боях или сейчас лежали раненные.

Паровозный гудок, заставил Кондратенко отвлечься от созерцания картины препровождения в тыл пленных. Паровоз со стороны Цинджоу? Ах да, туда ведь убыло несколько составов и бронепоезда и подвижные батареи и состав с десантной ротой. Что же, поезд это дело такое… Надо посторониться. Генерал вместе со штабными офицерами отъехал немного в сторону и взглянул на медленно проходящий состав. На площадках сейчас не было шпал, их скинули за ненадобностью, так как сейчас было необходимо высвободить как можно большее пространство. Все платформы были завалены раненными, русскими и японцами вперемешку, картина уже знакомая, русские санитары и врачи не делали различий между своими и чужими, оказывая помощь по мере сложности ранений. Японских солдат было гораздо больше. Господи, да где же их всех располагать, опять главный врач начнет клевать, по поводу недостатка коек и персонала.

Ага, а вот и 'Стерегущий'. Не рано ли в тыл подался? Там вроде еще есть очаги сопротивления, хотя многие из попавших в окружение войск сдались, некоторые продолжали сражаться даже будучи в плотном кольце и избиваемые артиллерией. Некоторые части сумели отойти и избежать полного разгрома, хотя и их потрепали изрядно. В настоящий момент около двух дивизий более или менее организованно откатывались по направлению Бидзыво. В остальном налицо было полное отсутствие общего руководства, разве только на уровне полков, но дивизиями точно никто не командовал. Неужели налет десанта был столь удачным.

При виде генерала бронепоезд остановился и из тендера выскочил подпоручик Звонарев. Вид бодрый, хотя и не сказать, что не озабоченный.

— Ваше превосходительство, сводный десантный батальон с поставленной задачей справился.

— Вижу, что справились, — спустившись с коня и пожимая руку Сергею, улыбаясь произнес Кондратенко. — Судя по тому как протекал бой, вам удалось накрыть штаб Ноги?

— Не только, ваше превосходительство. В тот момент когда мы начали контратаку, в штабе третьей армии как раз проводилось совещание по передислокации войск. Там присутствовали все командиры дивизий и их начальники штабов, за исключением двух дивизий, временно отведенных в тыл. Это они на данный момент организованно отходят, сумели вывезти и часть артиллерии. Нашим сейчас не до них, выставили полк в качестве заслона и продолжают подчищать.

— Это мне известно. А вот то, что вам удалось захватить практически все командование армии… Кстати, все члены штаба живы?

— Прошу прощения ваше превосходительство, но члены штаба оказали отчаянное сопротивление, общая ситуация была такова, что вести длительные переговоры мы не могли, да и не сдались бы они так просто. Одним словом после отказа сдаться, мы предприняли штурм, некоторые погибли, некоторые получили ранения, но большинство захвачено. Они сейчас в десантном вагоне, под охраной. Собственно по этой причине и двигаюсь в тыл.

— Ноги?

— Погиб.

— Кодама?

— Ни царапины.

Кондратенко не удержался и тут же направился к десантному вагону. Ему еще ни разу не доводилось бывать внутри бронепоездов, а потому низкие потолки произвели несколько негативное впечатление, росточка он все же был не низкого. Сразу припомнилось то, что этот самый Звонарев настаивал на том, чтобы на бронепоезда назначали только низкорослых моряков. При мысли об этом, Роман Исдорович невольно улыбнулся. Он прекрасно помнил, что когда он наблюдал экипажи, в строю замерли сплошь чудо богатыри. Вот и эти, что охраняют пленных, косая сажень в плечах, стоят согнувшись чуть не в три погибели. Но улыбка тут же слетела с его лица, года в полумраке стального помещения он увидел пленных.

С раненными было все в порядке. Им оказали медицинскую помощь, и они лежали на расстеленных шинелях. Мертвые члены штаба так же были здесь и лежали отдельно, а вот те кто не имел ранений или имел легкие, были связаны, причем не было различий не между младшими офицерами, ни даже самим Кодамой, которого Роман Исидорович тут же узнал, так как помнил его по встрече, когда тот посещал Приамурье и Маньчжурию еще перед войной, весьма запоминающееся лицо.

— Подпоручик, что это?!

— Ваше превосходительство в боевой…

— Вы что себе позволяете?! Немедленно развязать!

— Есть.

Дублировать команду не потребовалось, моряки охранявшие пленников, тут же бросились выполнять приказ генерала. Не прошло и минуты, как все были развязаны. Кодама потирая руки затекшие от веревок все время внимательно смотрел на Кондратенко.

— Благодарю, ваше превосходительство, — медленно проговаривая слова, с характерным акцентом произнес генерал, — Не стоит сердиться на офицера, который просто выполняет свой долг. Сегодня мы враги он действует соответственно.

— Не враги, а противники. А что касается пут, так их нет на рядовых, которых в настоящий момент препровождают в тыл, отчего они должны быть на вас. Я официально приношу свои извинения за недостойное поведение нашего офицера и обещаю, что он понесет заслуженное наказание.

— Я принимаю Ваши извинения, от своего лица и от лица моих офицеров. Но еще раз прошу, не наказывать этого молодого человека, он просто выполнял свой долг.

— Долг можно выполнять по разному, в том числе и так, чтобы это не задевало чести и достоинства офицера. Капитан Свойский.

— Я ваше превосходительство.

— Сопроводите пленных на станцию Нангалин и разместите их в моем составе, позаботьтесь о надлежащей медицинской помощи и обеспечением всего необходимого.

— Есть.

— Ваше превосходительство, прошу прощения, но вынужден Вас оставить, мне надлежит заняться делами.

— Разумеется, — не скрывая горечи согласился Кодама. А какие дела могли быть у Кондратенко, как не добивание японской армии. Счастливчик Ноги, ему не пришлось испытать горечь поражения, он погиб как и подобает солдату, в бою. Ему же оставалось только погибнуть как подобает настоящему самураю.

— Сергей Владимирович, что Вы себе позволяете? — когда они уже были снаружи, вновь набросился Кондратенко.

— Воевать с вероломным противником, если Вы не возражаете. Ведь это они, а не мы напали на нас ночью, без объявления войны.

— Это, — Кондратенко не скрывая раздражения кивнул в сторону стального вагона, где остались пленные, — военнопленные, мало того, высшие офицеры противной стороны.

— Мне их стоит обнять и расцеловать, ваше превосходительство.

— Как видно до Вас не доходит. По поводу пленения штаба будет проведено самое тщательное расследование и если выяснится, что в вооруженном нападении не было необходимости, то…

— Ваше превосходительство, Вы это сейчас серьезно? Вы собираетесь отдать приказ расследовать действия мои и моих подчиненных?

— Разумеется.

А что тут скажешь. Солдаты рвут друг друга на части, причем в буквальном смысле этого слова, когда доходит до рукопашной, а их превосходительствам остается только сохраняя политес, раскланяться и принять одному у другого клинок в знак капитуляции. Сказать, что Звонарев был ошарашен, это не сказать ничего, он был просто в шоке.

Стало быть расследование. Ладно, пусть расследование, но чтобы он и дальше служил… Да нате выкусите. Как видно дибелизм с подставой своих же военных под молотки в угоду политике и мнения просвещенной Европы в России не в период развала СССР родился, он всегда был.