— Антон, — Светлана ничего не понимая смотрела на мужа который горящим взглядом пожирал жену с радостной улыбкой на губах. Растерянность вскоре сменилась осознанием, потом на лице супруги обозначилось ликование. — Антон!!! А-а-а-а!!!

Светлана вереща как маленькая девочка, которой дедушка Мороз положил под елку столь вожделенную куклу, о которой она грезила чуть не наяву, повисла на шее мужа едва не перекрыв ему дыхание. Девочка оказалась весьма не слабенькой, а по виду и не скажешь, утонченная и миниатюрная.

— Светик, моя радость ты меня…

Все больше произнести ни слова у него не получилось, так как его тут же утопили в вихре суматошных поцелуев. Атаке губ любимого существа подверглось буквально все, глаза, уши, господи, что она там-то забыла, нос, губы, этим как ни странно досталось меньше всего, лоб, щеки, подбородок. Антон даже усомнился, закончится ли все это.

Вообще-то он ожидал иной реакции, была даже мысль сначала посетить Варлама и отправить его, так сказать подготовить почву. Но все эти благие намерения истаяли как утренний туман едва он оказался на Владивостокской земле. Его словно магнитом неудержимо потянуло домой, к жене. Боже как же он по ней соскучился, так что голова в этот момент соображала мало. Как ни странно понимание пришло только тогда, когда он подвергся неожиданной и сметающей все на своем пути атаке жены.

Наконец остыв, супруги смогли пройти в гостиную. Светлана спохватившись тут же упорхнула на кухню, муж с дороги, его нужно кормить. Антон осмотрелся. Все как и прежде, ничего не изменилось. Светлана так и не завела прислугу, управляясь по хозяйству сама. Узнают конкуренты, засмеют, миллионер, а обеспечить дом прислугой не в состоянии, дома своего не имеет, живет в каком-то непрезентабельном обычном доме, да еще и принадлежащем тестю. Ну и пусть их. Все будет, потом, а сейчас ему было несказанно приятно, что о нем проявляет заботу лично его ненаглядная, остальное мелко и не существенно. Подумать только его не было здесь всего-то ничего, а казалось, что прошла целая вечность. И жена как-то изменилась или это только показалось? Да что могло измениться-то, за какие-то четыре месяца.

Обед прошел именно так, как и ожидал Антон. Светлана ни к чему не притронулась, заявив, что сыта и пристроившись напротив мужа, положив подбородок на ладошки, словно ребенок наблюдала за тем, как насыщается ее мужчина. Выглядела она при этом настолько забавно, настолько умилительно, что у Антона даже сердце зашлось.

Трапеза была без изысков, но сытной. Обычный такой обед, первое, второе, третье, а вот на десерт у него были другие планы. Бо-о-ольшие планы, на огро-омный такой десерт. Он едва сумел сдержаться, чтобы запихать в себя остатки еды, Света переживала если он плохо ел. Ей маменька всегда говорила, что если у мужчины плохой аппетит, то либо он болен, либо чем-то недоволен, третьего не дано, либо это и не мужчина вовсе.

Наконец он скользнул из-за стола и легко подхватив жену как янычар умыкнувший невольницу, потащил ее в спальню. Светлана поначалу забавно болтала ножками, оглашая комнаты родительского дома веселым верещанием, но когда поняла куда ее тащат, вдруг стала серьезной и крепко вцепилась в шею мужа, прижавшись к нему всем телом. Антон тут же почувствовал, что настроение у жены резко изменилось и отстранившись, ну насколько возможно, взглянул в ее тут же ставшее серьезным лицо.

— Что-то случилось, малыш.

— Антош, только не обижайся пожалуйста, но нельзя.

— А-а-а, ну нельзя, так нельзя, — разочарованно вздохнул Песчанин, подозревая, что правильно все понял.

— Нет, Антош, это не то. Понимаешь, доктор сказал, что лучше пока воздержаться, после твоего отъезда я сильно перенервничала и это может быть опасным.

— Да что случилось-то, — Антон теперь уже обеспокоенно смотрел на жену, которая пребывая в растерянности ослабила хватку и позволила ему слегка отстраниться. Он уже не первый год жил в этом мире или в этом времени, а потому уровень медицины ему в принципе был известен, наряду с гениальными решениями и открытиями, полное невежество в простейших вещах, ну для конца двадцатого века. Так что вполне заурядная для его времени женская болячка, здесь могла иметь весьма фатальные последствия.

— У нас будет маленький, — с оттенком грусти, что приходится разочаровывать мужа и в то же время, светясь каким-то внутренним светом, столь присущим всем будущим матерям, произнесла Света.

Ну конечно! Господи, он все не мог понять, что не так со Светой, ему даже показалось, что она слегка поправилась, да кой черт показалось, естественно поправилась. Так это что же получается…

— Света…

— Ага.

— Да ведь это же… Светка-а-а!!!

Вот теперь ее отпустило. Ну, да разочаровала мужа, тот вон весь извелся, она прекрасно видела, что держится только чтобы не обидеть ее, а потому быстро, как изголодавшийся, разделался с обедом. Но как видно, новость унесла прочь все дурные мысли. А почему это дурные? Ничего не дурные. Просто не ко времени, ну да время еще будет. А сейчас можно и о другом спросить. Поговорить-то о чем-то надо.

— Ну, раз с этим выяснили, рассказывай, как съездил? Как там Магадан, Авеково? Как они перезимовали? Мне тут рассказывали, что японцы могут захотеть захватить Камчатку и те места, мол, там с одной стороны глухомань, а с другой очень выгодные предприятия и Россия, случись, защитить их не сможет.

— Какой Магадан? Причем тут Магадан?

Антон просто опешил, от вопроса жены. А потом вдруг понял. Все верно, так уж сложилось, что писем он не писал, никогда не писал, даже маме, когда учился в училище, так что для него наличие такого вида связи как переписка просто не существовало. Поэтому даже когда появилась возможность отправлять из Артура личную корреспонденцию, он попросту не воспользовался этим, а потом забот хватало и других. Но вот Сергей и в особенности Семен писали регулярно. Получается, что из писем не явствовало, что он в Артуре или…

— Света, а какие у тебя отношения с Леной и Аней?

— А к чему ты это спросил? — Немало удивилась она перемене темы, — Хорошие отношения и даже замечательные, правда они все еще сердятся на тебя. Но когда стали получать письма от Сергея Владимировича и Семена Андреевича, вроде оттаяли. Немного.

— Они тебе ничего не рассказывали?

— Нет. А что они должны были мне рассказать?

— Да так, ничего. Не обращай внимания.

— Так, как там Магадан?

— А что Магадан. Там все в полном порядке. Все предприятия работают на полную.

— Откуда же вы взяли рабочих. Ведь тебе запретили вывозить наемных из Владивостока?

— Ты опять стала интересоваться моими делами? Ладно, не дуйся. С рабочими определились на месте, как выяснилось их там вполне достаточно.

В этот момент, в дверь позвонили, и Светлана легко соскочив с колен мужа направилась к двери. Озорно оглядываясь через плечо.

— Вот видишь, как иногда полезно быть в положении, а то сейчас занимались бы непотребством в неурочный час.

— Кто сказал, что это непотребство, — только и успел бросить вдогонку жене Антон, — нормальная потребность и даже очень нужная, — закончил он бурча себе под нос.

Кто бы сомневался. Ну, раз уж отношения у женщин сохранились на прежнем уровне, то забросить свою молодую подругу, старшие товарки никак не могли. Лена как всегда появилась подобно шквалу, сходу пройдя в гостиную на ходу снимая шляпку и о чем-то там вещая, о чем Антон так и не разобрал, так как был рад слышать столь родные голоса из далекого далека. Господи, как же давно это было. Но веселое щебетание тут же прекратилось, едва она увидела Антона.

— Антон?

— Здравствуй Лена.

— Антон? — Ага и Звонарева тут. Ох, что-то это все ему напоминает.

— Здравствуй Анечка.

— Здравствуй. Ах, да. 'Светлана' ведь уже час как в порту стоит. Не думала, что выйдя из Артура, яхта направится еще и в Магадан.

- 'Светлана' в порту?

— Можно подумать, ты не знаешь?

— Да, нет. Я прибыл на другом корабле.

— Значит, так совпало, — пожав плечами, констатировала Аня. Что-то ее отношение ему совсем не нравилось. Какое-то безразличное. Ну да и черт с ним, не враждебное и слава Богу.

— Писем из Артура нет?

— Есть. И не только нам. Они собрали все скопившиеся на почте письма и доставили во Владивосток, папа наверное сейчас за голову хватается, не зная как разгрести такую кучу, — все же улыбнулась она, при упоминании об отце, работающем в почтовом ведомстве.

— А мне не было? — Поинтересовалась Света.

— Как же. Вот потому мы и прибежали, не захотели, чтобы матрос с яхты их нес. Хотим почитать с тобой, — с улыбкой доставая пухлый конверт, проговорила Лена.

— От папы и мамы?

— Ну не от Антона же в самом-то деле, — фыркнула Анна. Господи, да успокоится ли она когда-нибудь.

— Ладно, дамы, если позволите, то не буду Вам мешать. Схожу на завод, посещу НИИ, займусь одним словом чем-нибудь, чтобы не смущать вашу женскую компанию.

— Не хочешь узнать, что пишут твои друзья? — спросила Аня и как понял Антон, тон ее явно поменялся, в более теплую сторону, не иначе как первый шаг к примирению. — Мы специально не читали, хотели почитать все вместе. Конечно мы не рассчитывали, что ты окажешься здесь, но раз уж так вышло.

— Извините, дела. Вы мне потом все обстоятельно обскажите.

Дорога до здания управления времени заняла немного, так что уже совсем скоро он поднимался по лестнице в кабинет который занимал Варлам. Судя по всему, он был вполне лоялен к друзьям и не лукавил в том разговоре, перед отъездом Антона. Будь иначе, то женщины были бы куда более взволнованными, а может они попросту не были в курсе. Ладно, чего теперь-то гадать, он на месте, разберется.

Дверь подалась легко и совершенно бесшумно. За ней обозначился тамбурок, обитый дерматином со слоем ваты под ним, подобным образом были оборудованы все рабочие кабинеты службы безопасности, безопасность она и есть безопасность, подобный подход помогал предотвратить прослушивание. Стены кабинета были обиты декоративными деревянными рейками, вот только пространство за ними было набито паклей, так что вариант с приставленным с противоположной стороны стаканом так же не работал.

В самом кабинете ничего лишнего. Большой несгораемый шкаф в углу, такие были у всех руководителей, а в службе безопасности в каждом кабинете. Влетело в копеечку, но безопасность вообще штука не дешевая, чего уж там. Напротив окна большой письменный стол, стоит так, что сидящий за ним обращен спиной к окну и лицом к двери. К нему в форме буквы Т приставлен еще один, он поуже но подлиннее с двумя рядами стульев по обеим сторонам. У стены справа вдоль все стены книжный шкаф, не все бумаги хранятся в сейфе, а бумаг в ведомстве Варлама хватает.

Если все документы, которым надлежало храниться особо не умещаются в личные сейфы, есть секретка, сплошь заставленная металлическими шкафами, там бумаги сваливаются уже в общие папки или ячейки, согласно тематики. Эдакая секретная картотека. Поначалу Варламов стонал и кряхтел, ни раз и ни два поминал прежнюю жизнь и божился, что вот все бросит и вернется к прежнему житью бытью, благо денег у него в достатке. Это происходило всякий раз, когда он вдруг осознавал, что бумаг становится еще больше. Но слова так и оставались словами, в работу он втянулся и иной жизни уже просто не представлял.

Хозяин кабинета как и ожидалось сидел за своим столом, будь иначе, дверь была бы не просто закрыта, а еще и опечатана, пластилином в эдакой латуневой чашечке. Такая нехитрая приспособа по сей день используется, ну в смысле и в конце двадцатого века будет весьма распространена. За приставным столом сидел молодой парень, насколько помнил Антон, звали его Виктор, ближайший помощник Варлама. Смотрят на него во все глаза, словно привидение увидели. Впрочем, 'Светлана' прибыла пару часов назад, экипаж там сплошь из ведомства безопасности, так что новости из Артура самые свежайшие. Вот и смотрят как на воскресшего покойника.

— Спокойно, парни. Дышим глубоко и ровно. Это всего лишь я.

— Так, а как же…

— Как видите выжил.

— Ага… Ясно… Да кой черт, ни черта не ясно.

— Понятно. Значит пока не разъясню, разговор не получится. Если коротко, то миноносец потопили, меня и двоих матросов взяли в плен. После того как я оклемался, дал подписку, о том, что обязуюсь дальше в войне не участвовать. Вот и отпустили. Правда ни при каком ручательстве не отпустили ребят. Мы как, Андрей Викторович, сможем организовать им улучшенное содержание, они мне все же жизнь спасли.

— Да не вопрос, — разулыбался Варлам. — Хоть сам отправлюсь.

— Ага, я так и знал. Нет, в этом необходимости нету, я там сумел воспользоваться своим счетом в представительстве британского банка, ну и парням счет открыл, так что перебедуют, а там и глядишь скоро и войне конец.

— Вот как скажите, так и будет.

— Рассказывайте, какие тут у вас новости, а в особенности в Артуре? О моей гибели не нужно. Это я уже знаю.

Новости были не фонтан, да чего уж там, дрянные новости. Нет, в Артуре все вроде обстояло нормально, несмотря на то, что со дня на день ожидали штурма укреплений, а может все уже и случилось. А вот в остальном… В остальном было все хуже некуда. Если японская разведка в купе с американскими банкирами и в известной ему истории приложили свою руку к первой русской революции, то по всему выходило, что за борьбу с этим злом друзья взялись ни с того конца. Этож какие средства они фактически пустили на ветер. Нет, результат есть, вот только если сейчас срочно не переложить усилия в другом направлении, то беду уже не предотвратить. Не поможет и рождение цесаревича, некоторое время народ еще будет ликовать, но профинансированные революционные партии очень быстро это ликование и надежды сведут на нет. На что способен черный пиар, это понимал даже Антон, хотя от политических технологий он был и далек, вот только эти самые технологии в той России которую он застал, были столь разносторонними, грязными и успешными, что их эффективность не могла не броситься в глаза.

По всему выходило, что сказки по поводу немецких денег в октябрьском перевороте имели под собой реальную основу, об этом перед тем как провалиться во времени, Антон успел наслушаться и просмотреть документальные фильмы, а вот революция 1905 года как-то была обойдена стороной, может тема не интересная или оставили на закуску.

Значит нужно срочно начинать забрасывать грязью революционное движение в России. Но как это сделать, если времени не осталось, а соперник имеет значительную фору. Вон Гапон, уже пользуется в столице такой бешеной популярностью, что вряд ли кто сможет с ним соперничать ближайшее время, да что там, ближайшие несколько лет. Все же у человека талант, увлекать за собой массы. Насколько ему было известно, этот поп в Санкт-Петербурге появился меньше чем за год, до девятого января и сумел добиться непреложного авторитета среди рабочих, сильная личность, посредственной такого нипочем не добиться, будь он хоть трижды амбициозен. И как суметь перебороть такого противника и перетянуть массы на свою сторону.

Как, как… А как америкосы завалили союз. Великая сила искусства. Не каждый может читать, не каждому это интересно, потому и многие листовки иллюстрированы, потому у америкосов и распространены не книги, а комиксы. По всему выходит, что у них бедное воображение и им нужно наглядно показывать, что и как, да у них даже в комедийных сериалах, смехом за кадром показывают, вот мол, пора смеяться. Если сделать для рабочих доступным синематограф, да показать им то что нужно… Это же зрелище, причем незабываемое, да с этим никакие листовки не сравнятся.

— Какие по этому поводу распоряжения поступили от Звонарева и Гаврилова?

— Вот о том, мне сейчас Виктор и докладывал, — прокашлявшись продолжил Варлам, — Хотя, вот на части меня режьте, не понимаю, к чему нам это все нужно? Мы чай не жандармское управление. Я бы уже давно спровадил этого майора и поляка к жандармам, да только боюсь нам это аукнется, проще уж зачистить концы, благо их пропажу с нами не свяжут, чисто сработали.

— А я объясню. Если здесь начнется революция то прольется много крови, очень много и по нам это ударит в немалой степени, это не война, где существует вполне реальный шанс заработать, это революция и гражданская война, а вот в возможность заработать здесь я уже не верю, потому как сменится правительство и государственный строй, кто знает куда его унесет. Может начнется как было в свое время во Франции, когда головы рубили только за то, что ты родился дворянином или высказал симпатию по отношении к королевской семье. Я знаю есть множество промышленников и купцов, которые дают деньг революционерам, некоторые из боязни быть взорванными, иные из-за жажды перемен, так как им нравится свобода имеющаяся в просвещенной Европе и Америке, вот только нет там никакой свободы и полицейских в разы больше чем в России и всякие стачки и демонстрации там разгоняют без жалости и не гнушаясь использовать оружие, вот только они и сами не распространяются об этом и другим не позволяют.

— Дак, а почему мы-то?

— А кто если не мы?

— Ну, есть полиция, жандармы, есть правительство, министры. Мы ведь простые дельцы.

— Лично я сын своей Родины. Ни я, ни мои ближайшие друзья и соратники не остались в стороне и когда пришел час, встали в строй, чтобы бороться за интересы нашей страны. Ты тоже не остался, хотя и не был на фронте. Скольких шпионов с твоей помощью препроводили в застенки? Так что ты в этом уже участвуешь. Ладно, давай по полученным распоряжениям.

— Семен Андреевич и Сергей Владимирович направили сюда около двух десятков человек и кое-какое оборудование, уж не знаю как они все это смогли обставить. Что-то имеется здесь, в том числе и пленки и синематографическая оснастка. Главным у всей этой оравы Палухин, вот уж не думал, что станет таким важным, он зараза хотел и передо мной нос задрать выше просто не могу, причем прямо с трапа. Мне нужно то, се, пятое десятое, у меня мол приоритет по вашему ведомству, пришлось охладить.

— Надеюсь не резко, — тут же забеспокоился Антон. Палухин ему был необходим, необходим как воздух, где он другого спеца в этой области найдет.

— Да нет. Просто сказал, чтобы он засунул свой язык в известное место и пока я не ознакомлюсь со всеми распоряжениями, а потом уж и решим.

— Это называется не резко?

— Вообще-то нет.

— Ясно. Я сейчас в мой кабинет, а ты позаботься о следующем. Немедленно ко мне в кабинет прибыть Ивану Гансовичу, Белозерову, тебе и Палухину. Нужна объемлющая информация о наличии синематографического оборудования. Пока все.

Цейтнот. Опять этот чертов цейтнот. Господи да закончится ли это все когда-нибудь. Когда уже он начнет думать головой, а не одним местом. Это же каким нужно быть идиотом, чтобы поверить в то, что маленькая Япония сможет выстоять против России в затяжной войне. Да, потеряли бы русские флот, ну и что с того, Япония просто сама издохла бы не в состоянии вести войну на истощение. Как там говорится в старой доброй поговорке: Пока толстый сохнет, худой издохнет. Как-то вот так. А значит изначально они подошли к этой проблеме не с того конца, ведь главное было не победить в войне, а предотвратить революцию. А с этими творцами будущего, нужно бороться их же методами, агитацией, обливанием помоями, вытаскиванием НУЖНОЙ ПРАВДЫ из тени, очернением, клеветой, понадобится террором, только тихим и неприметным, был человек и нет человека, не то мучеников можно наплодить выше крыши, иди борись с погибшим борцом за светлое будущее.

— Антон Сергеевич…

— Да-да, это я, Иван Петрович, собственной так сказать персоной.

— Но ведь…

— Как видите жив и здоров и давайте не будем об этом.

Главный экономист Зиберт не без удивления взирал на творящиеся с Палухиным метаморфозы, было видно, что финансист не любит быть не в курсе чего-то, кругозор у него был весьма разносторонний. Антон тут же это понял, а потому, чтобы глава банка не забивал себе голову ненужными вопросами и занимался своим делом, решил его проинформировать.

— Вот так вот, Иван Гансович, с нашей последней встречи я успел погибнуть и воскреснуть. Возродиться так сказать, как птица феникс.

— Если Вы решили, что у меня будет меньше вопросов, то ошиблись. Вопросов еще больше, — тут же встрепенулся немец.

— Хорошо, обещаю ответить на все, вот только сначала дело, а как выдастся свободная минута, то сразу. Уж до отъезда, обещаю поведать Вам все. Иван Петрович, к Вам это не относится, у вас будет работы выше крыши, с Вами мы поговорим пока будем трястись в поезде.

— В поезде?

— Так, все, отставить разговоры. Иван Гансович, сегодня же свяжитесь с отделениями в столицах и поставьте им задачу найти просторные помещения для показа синематографа вблизи от рабочих слободок, так чтобы они могли вместить не меньше двухсот человек зрителей. Немедленно начать ремонт и оборудование, ряды должны подниматься, так чтобы задние без труда могли наблюдать происходящее на экране. Должна быть хорошая акустика, чтобы хорошо было слышно чтеца. Таких мест должно быть по два в Москве и Петербурге. Начать развешивать афиши, что с первого числа следующего месяца, в данных залах в качестве рекламного показа будет крутиться бесплатный синематограф.

— Гхм. Антон Сергеевич, я понимаю, что Вы хотите сбить конкуренцию, но поймите правильно, дело это совершенно новое, в бесплатных демонстрациях нет необходимости, оно и без того окажется прибыльным, а если учесть, что Ивану Петровичу удалось добиться очень больших результатов, в съемке фильмов, то у концерна просто не будет конкурентов. Поверьте, я знаю о чем говорю, так как сам человек не впечатлительный, но работы Палухина смотрю с превеликим удовольствием и по нескольку раз.

— Иван Гансович, разве я спрашивал совета как поступить?

— Нет, но…

— Я Вас понял. Но я сейчас только отдаю распоряжения и требую их неукоснительного исполнения. Четыре зала, по два в обеих столицах и анонс о бесплатном просмотре в течении недели с первого числа. По конкретному выполнению вопросы есть.

— Откуда будет идти финансирование.

— Проблемы с финансами?

— Проблем нет, более того, мы сумели закрыть все кредиты, чтобы не переплачивать проценты, в настоящий момент мы имеем абсолютно свободные полтора миллиона рублей, которые я пока не знаю куда направить.

— Отлично. Пол миллиона сразу переводите в бюджет службы безопасности.

— Оттуда же пойдет и финансирование этой затеи.

— Все правильно.

— Антон Сергеевич, а служба безопасности-то тут причем, мы как бы привыкли тратить деньги, а не зарабатывать, — не на шутку разволновался Варламов, сразу почувствовавший, что для него начинается жаркая пора. А чего тут скажешь, прав он.

— Потом. Все потом. Иван Гансович, если нет вопросов, то я продолжу. Иван Петрович, Вам надлежит подготовить оборудование для укомплектования четырех просмотровых залов, все что нужно, вплоть до нот. Далее нужна будет подвижная лаборатория, монтажная, одним словом подвижная киностудия. Все нужно организовать таким образом, чтобы снимать фильмы даже в пути.

— Да как же…

— А вот так, как будто спектакль. Потребуется оборудовать несколько вагонов. Я предполагаю что три, а еще иметь складской вагон для декораций и мастерской. Мы будем в пути двадцать дней, за это время успеем кое-что снять. Анатолий Михайлович, это полностью ложится на ваши плечи, потребуются не просто вагоны а большие, изготовьте их из четырехосных платформ, что используются под уголь.

— Хорошо, — спокойно кивнул директор завода.

— Как все это переделать, вот Иван Петрович, с ним и разбирайтесь, что да к чему.

— Хорошо.

Как видно Белозеров был готов к любому развитию ситуации, наверное попривык, работая в таком странном месте. Опять же за эти годы, молодой инженер успел превратиться в зрелого рассудительного мужчину, с недюжинной хваткой. Антон был вынужден признать, что окажись этот человек в Порт-Артуре, тамошние предприятия работали бы с куда большей отдачей. Нет, Зимов вполне справлялся, но Белозеров мог дать ему сто очков вперед, повышение производительности в полтора раза, это минимум. Сегодня в Маньчжурской армии каждый десятый снаряд был концерновским, в войска уже поставлено две сотни пулеметов, уже два месяца как заработал патронный цех и все это под руководством Белозерова, без каких либо понуканий со стороны учредителей концерна, благодаря его единолично принятому решению.

— Но у нас может и не оказаться всего необходимого в достаточном количестве, — встрепенулся Палухин.

— Иван Гансович, — Антон обернулся к финансисту.

— Не вижу причин для беспокойства. Я так понимаю, что в запасе есть примерно месяц, пусть подает список, наши представители успеют все закупить в Европе и доставить в Россию, еще до вашего прибытия.

— Я так понимаю, судя по количеству людей на борту 'Светланы', Вы вывезли практически всю свою труппу, — Палухин только кивнул, сразу давая понять, что необходимость переговорить с людьми о предстоящей поездки он уже уяснил.

Вообще все как-то загорелись задором Антона, схватывая все налету и стараясь не задавать лишних вопросов. Наконец Антон и Варлам остались одни. Начальник службы безопасности, медленно достал портсигар, извлек папиросу и столь же неторопливо прикурил. Антон последовал его примеру, так как травить табачным дымом некурящих не привык, а их перед этим в кабинете было двое.

— Раз уж вы не отпустили меня вместе со всеми, выходит, со мной еще не закончено.

— Правильно понимаешь. Итак. Свяжешься со своими людьми в обеих столицах. Пусть все поставят с ног на уши, пусть носом землю роют, подкупают, угрожают, но вытащат всю подноготную на этого святого отца Гапона. Такие люди не могут где-нибудь не наследить.

— А чем он-то опасен? Я понял, что Вы хотите, надавить на горло революционерам, но он никогда не высказывал политических требований. Он просто отстаивает интересы рабочих.

— Это пока. Дальше будет хуже, потому что аппетит приходит во время еды. В тот момент когда он осознает, что стоит ему пожелать и многие тысячи людей пойдут за ним, разве он сумеет устоять?

— Ну, Вы-то смогли, — не удержавшись хохотнул Варлам.

— Не смешно. А потом, сколько людей пойдут за мной, десять тысяч, хорошо, найдутся сочувствующие и всего наберется двадцать. А Гапон через месяц другой сможет вывести на улицу больше ста тысяч. А как ты думаешь, что будет если на улицу выйдет столько народу?

— Дак, в столице не хватит никаких полицейских, чтобы порядок соблюсти, армию нужно будет привлекать.

— А что будет, если по полицейским и солдатам из толпы начнут стрелять?

— Вы думаете…

— Эти твари забрасывают бомбами не только представителей власти, бомбы рвутся в парках отдыха, убивая эксплуататоров, а попросту мужчин, женщин и детей. Взрывают купцов и промышленников, которые отказываются дать деньги на революционную деятельность. Убивают полицейских, чтобы совершить очередное ограбление почтовой кареты или банка, а потом со спокойной совестью проедают и спускают в варьете и на проституток большинство этих денег, которые они якобы экспроприируют для революционной борьбы с прогнившим режимом. Неужели ты думаешь их остановит то, что кто-то там погибнет. Уверен, что и ты сейчас думаешь об этом как о чем-то постороннем, никоим образом не касающимся тебя. Не надо отворачивать взгляд, это нормальная реакция, моя хата с краю, ничего не знаю, так бы ты к этому и относился, вот только я ставлю задачу, а ты ее выполняешь, потому что тебе плевать на остальных, только не на тех, кто тебе стал близок и дорог. Ведь так?

— Гхм.

— А вот мне не плевать. Мне не плевать на русских людей, которых хотят использовать заграничные толстосумы, чтобы ослабить Россию и оторвать от нее кусок пожирнее, использовать и выбросить как ненужную вещь. И с этими суками нужно бороться их же методами. Но сейчас нужно предотвратить, а вот потом мы будем бить, бить по самому больному.

— По кошельку?

— Как тебе перспектива, быть причастным к разорению какого нить богатейшего дома где-нибудь у черта на куличках, в Германии или в Америке.

— Ох не зря я с Вами связался. Я-то грешным делом подумал, что кончится война с Японией и я могу заскучать, а тут такое…

— Ага. Смотри как бы все здесь не пришлось оставить на Виктора навсегда, а самому не перейти на другое поле.

— Чего это Вы за Виктора заговорили?

— Уж не думаешь ли ты, что я тебя здесь оставлю. Тоже готовься к поездке.

— Дак об этом я и не думал, но есть кому этим заняться, не волнуйтесь, все будет чин чином, а Виктор, проныра такая, мне и там понадобится. Опять же думаю десятка два парней с собой забрать. Чую, без силы там делать нечего.

— Правильно понимаешь. И специальное снаряжение не забудь.

— А мы без него никуда. Кстати, нас тут чуть не целый состав набирается, что отдельный поезд будем фрахтовать?

— Скажешь тоже состав. Пять шесть вагонов, это еще не состав. Просто прицепимся к поезду и айда, чай в несовершенном мире живем, тут за деньги можно практически все.

— Да-а, Россия.

— Причем тут Россия? Ты думаешь в других странах по другому? Я тебя умоляю, все то же самое, просто нужно знать кому и сколько дать, вот и все, да там может еще и хуже чем у нас.

— Но в любом случае я так думаю еще вагон добавляйте.

— Это еще почему?

— Дак Сергей Владимирович еще и человек двадцать раненных вывез на 'Светлане', оно конечно почитай все тяжкие, но за время пути подлечатся. Есть моряки, а есть и солдатики, среди них двое из наших, из отряда Семена Андреевича.

— Ну Сережа… Фронтовики, моряки участвовавшие в боях…

— А Белозеров-то успеет за неделю оборудовать вагоны, я так понимаю, что уже на следующую в путь? — сменил тему варлам.

— За Анатолия Михайловича не переживай, все он успеет, а вот Иван Петрович, творческая натура, этот вполне может закружиться, больно стал нос задирать, но специалист, так что пусть куражится.

— Я так понимаю, что основной упор будет на синематограф?

— Ты был на показах? Видел как люди смотрят и какие потом выходят из зала?

— Признаться ни раз ловил себя на мысли, что они как дети малые верят всему, что там показывают, да что там, я и сам… Гхм…

— Вот, то-то и оно. Если начать показывать революционеров с не лучшей стороны, то степень доверия к ним упадет. Вот это на сегодня станет нашим основным оружием. Это и Сергей Владимирович прочувствовал направляя сюда Палухина. Да если это еще и разбавить фронтовиками… Кстати, что-то Иван Петрович не показался мне человеком проинформированным по поводу предстоящего.

— А он и не проинформирован. Когда Вы вошли, мы с Виктором как раз собирались начать изучать целую пачку инструкций, от Сергея Владимировича, уверен, что там все расписано.

— Так ты их не изучил?

— Когда бы я успел?

— Обязательно изучи. Скорее всего там будет что-то о чем я даже не подумал, у Сережи не голова а дом советов.

— Хорошо.

Домой он возвращался пешком, хотелось о многом подумать. В своей задумчивости он даже не обратил внимания на то, что его все время опекают двое сопровождающих. Варлам как видно слишком близко к сердцу принял известие о его гибели, решил перебдеть.

После того, как задачи были поставлены, он как и обещал направился к Ивану Гансовичу, чтобы поведать свою историю. Пунктуальный и исполнительный немец уже успел отправить телеграммы с необходимыми распоряжениями и вполне располагал временем для обстоятельной беседы. Время проведенное в здании банка было потрачено не зря, так как помимо рассказа Антона, они смогли наметить план будущих действий по разорению некоторых банкиров как в Англии так и в Америке. Антон правда несколько усомнился, смогут ли они добиться успеха в борьбе с этими акулами финансового моря, но Зиберт только посмеялся над его страхами.

— Если Вы позволите мне воспользоваться возможностями ведомства Варламова. Господи ведь подобная служба это просто мечта. Это не только безопасность, но и информация и дезинформация и вполне незаконные мероприятия. Если служба безопасности приложит максимум усилий в направлениях, которые укажу ей я, а ваш покорный слуга в свою очередь применит кое-какие шаги, уверяю Вас, мы изжарим этих акул на медленном огне. Можно было бы приступать уже сегодня, но я так понимаю, что это слегка не ко времени. Что же обождем.

Отчего-то Антон не сомневался в том, что это не пустая бравада. Зиберт вообще не любил разбрасываться обещаниями, и если о чем-то заявлял с уверенностью, то в его правоте можно было не сомневаться, а тут он был очень уверен, даже походил на гончую вставшую на след дичи.

Так за размышлениями он подошел к дому. На улице уже начало темнеть. Неправильно это. Светлана не успела как следует встретить мужа, а он убежал на весь день, теперь вот опять собирается уезжать на неизвестный срок. Конечно он чувствовал себя виноватым перед женой, но вот поступить иначе не получалось. Либо он выложится без остатка и добьется победы, либо все зря. Все те жизни, что были положены, их усилия, все зря. И сейчас Сергей и Семен зря рискуют своими жизнями, потому что выигранная война не гарантирует отсутствие в стране волнений и революции. Ну хорошо, не достанутся японцам Порт-Артур и Сахалин, что это меняет? Да ничего. Главное, что в стране начнутся волнения, которые вполне себе могут перерасти в первую революцию, а это значит, что они проиграли. У России украдут победу, так как она вынуждена будет пойти на уступки и результатом войны будет скорее всего довоенное положение дел.

К его удивлению дома он застал всю троицу. Как видно женщины никуда не уходили, мало того, накрытый к ужину стол говорил о том, что они собираются изрядно задержаться, а то, что ужин еще не начат, о том, что все ждут возвращения блудного попугая, в смысле Антона.

— Антон, — едва Светлана взглянула на мужа, как в ее глазах тут же заблестели слезы. Понятно. Стало быть, в этот раз друзья отписались по его поводу, причем, скорее всего оба разом. Да еще и Петр Афанасьевич, так сказать контрольный. — Антон это правда?

— Что правда, малыш? То, что я здесь и я тебя люблю? Самая, что ни на есть.

— Я не об этом. Ты был в Артуре?

— А у тебя есть повод не доверять нашим друзьям и твоим родителям?

— Как ты мог? — Света тут же залилась слезами, хотя было видно, что и до этого было выплакано немало и прижавшись к его груди начала орошать влагой его рубашку.

— Ничего не поделаешь. Я не мог рассказывать об этом никому, даже тебе, — нежно поглаживая шелковистые волосы жены произнес он.

— Значит когда мы тебя обвиняли, ты готовился к отбытию в уже осажденный Порт-Артур, — ну вот, теперь и Анечка созрела, вернее это случилось уже давно, вот только Антона здесь не было и повиниться было не перед кем. Давайте девчата, а я займу гордую и неприступную позу.

— Девчата, а давайте ужинать, а, — желание изображать из себя неприступную гордость или уязвленное самолюбие как-то само собой пропало, вместе с приходом осознания, что вот с этого момента все будет как прежде.

— Непременно. Только сначала ответь, — не унималась Звонарева.

— Мы ждали начала войны, мы готовились к ней. Я и Семен должны были принять непосредственное участие в боевых действиях. Семен на суше, я на море, именно по этой причине в Порт-Артуре нами был построен механический и судоремонтный заводы, на которых начали производить разработанные в НИИ новинки. Наша задача была только в том, чтобы продвигать их по мере возможностей в море и на суше. Сережа вообще должен был остаться во Владивостоке, обеспечивать тыл и при случае заботу о семьях. Но меня свалила лихорадка, Семен уехал в командировку, в Артур поехать кроме Сережи было некому, а потом он взял и призвался.

— Так получается, когда ты приехал сюда…

— Я приехал, чтобы с началом навигации отбыть в Магадан, где находился 'Росич' и специалисты для других кораблей.

— Значит, Куршавель и Баден-Баден.

— Леночка, а что я мог Вам сказать? Об этом не знало даже командование отряда крейсеров, да что там, вообще никто не знал, кроме адмирала Макарова и Петра Афанасьевича, да и то, только потому что он был назначен командовать соединением, к которому потом присоединился и я.

— Папа? Значит, папа тоже мог…

— Любой мог и все еще может. Идет война, — вздохнул Антон.

— Хорошо. Но все разом пишут, что ты погиб? — устремила вопросительный взгляд на Антона Лена.

— А что им оставалось думать? Вообще-то я предполагаю, что я и команда 'Росича' прошли по спискам как без вести пропавшие, но с другой стороны… Случайность, нас спаслось только трое из всей команды. Парни остались в плену, я дал подписку о том, что больше не буду участвовать в войне, потому что ничего целесообразного в героическом сидении в плену не вижу, а так еще послужу Родине.

— То есть как это? — Анна бросила вопросительный взгляд на Антона, — Ты собираешься поступиться словом чести?

— Ох уж мне эти высокие понятия. Поступился бы, но служить можно по разному. Мы будем сегодня ужинать, в конце концов, или мне можно готовиться к голодному вечеру.

— Ясно, опять что-то задумал, — ухмыльнувшись резюмировала Гаврилова, — И когда уезжаешь?

— Через неделю, — вздохнув был вынужден признать очевидное Антон. Светлана при этих словах еще крепче вжалась в мужа, прекрасно понимая, что и на этот раз он уедет оставив ее на попечение старших подруг.

* * *

— Особое внимание Андрей Викторович, обратите на оборонные заводы, Всякие там ткацкие фабрики и тому подобное интереса не представляют, забастуют хорошо, нет и не надо, — мужчина весьма приятной наружности в светлом пиджаке, с широким галстуком поверх белой рубашки, в последний раз пыхнул папиросой, на мгновенье окутавшись облачком дыма и вальяжно затушил ее в пепельнице.

— Но возможно ли это, Павел Степанович? Ведь на этих заводах размещены заказы для маньчжурской армии, которая в настоящее время ведет боевые действия, — второй был выразителен и в знак протеста даже прижал руки к груди, — Забастовка на этих предприятиях приведет к срыву заказов, это недополученные снаряды, патроны, артиллерия, это может стать причиной гибели русских солдат.

— Ну и что? Все это ляжет не на наши плечи, — Павел Степанович, равнодушно пожал плечами и откинулся на спинку кресла, — Это будет поставлено в вину правительству и царскому режиму. Каждая капля русской крови на полях сражения, это лишний гвоздь в гроб самодержавия.

— Я поражен Вашим гением Павел Степанович.

Едва только дверь за собеседником закрылась, как из-за занавесей прикрывающих дверь в соседнюю комнату, появился низкорослый мужчина азиатской внешности, хотя и одетый по последней европейской моде.

— Вы уверены, что этот человек сумеет добиться того, о чем мы с Вами говорили, Павел Степанович?

— Разумеется Токива сан. Он глуп и до сих пор верит в светлое будущее, но обладает поразительной способностью увлекать массы, люди ему верят и готовы пойти за ним куда угодно.

— Но один и даже два дня забастовок дело не решит, — с сомнением высказался азиат.

— Все будет зависеть от суммы, которую вы готовы заплатить на дело революции.

— Как насчет двухсот тысяч? — с этими словами собеседник выложил на стол несколько пачек ассигнаций.

— Значит кроме беспорядков, будет еще и кровь, а значит дойдет до оружия, которое кстати Вы нам обещали.

— Оружие уже отгружено на пароход и завтра же выдвигается в Россию. Но как вы собираетесь заставить русских солдат стрелять по своим же?

— Русский не русский, какая разница, если у тебя есть оружие ты непременно выстрелишь в того, кто стреляет в тебя.

— Но кто будет стрелять из толпы. Сомневаюсь, что простые рабочие возьмут с собой оружие.

— Разумеется они его не возьмут. А вот наши товарищи по партии во имя наших революционных идеалов непременно станут стрелять в полицейских и солдат, чтобы напугать их и расчистить дорогу для демонстрантов.

— Их будет так много?

— Разумеется нет, но даже одного достаточно, чтобы заставить солдат начать стрельбу по людям. Прольется кровь, много крови и тогда мы призовем народ к борьбе.

— А если прольется мало крови?

— Тогда мы начнем кричать, что пролились реки крови и опять призовем народ к восстанию. В конце концов, народ это быдло, он поверит всему, что кричат ему в уши. Не сомневайтесь Токива сан, я умею отрабатывать деньги, а уж такие деньги и подавно.

Наконец Павел Степанович остался один и припав к столу начал жадно пересчитывать деньги. Очень скоро ему удалось покончить с этим, деньги считать у него получалось с просто таки фантастической скоростью, как видно богатая практика. Наконец когда последняя пачка легла в сейф, в дверь постучали, а затем в комнату вихрем влетела одетая в самое модное платье молодая и красивая девушка.

— Пашенька, котик, ты совсем забросил свою Кети.

— Что ты моя милая. Просто я был занят.

— Настолько занят, что позабыл о том, что я тебя жду в кафе-шантан?

— Нет дорогая, я разумеется помнил об этом, но внезапно возникшие дела не позволили мне спуститься к тебе.

— И чем ты был занят?

— Зарабатывал нам деньги на кругосветное путешествие.

— И насколько удачно?

— О-о-о, очень удачно, — Павел Степанович открыл сейф и предъявил для просмотра оставленные азиатом деньги…

— Товарищи!!! Бросайте работу!!! До тех пор пока не будут выполнены наши требования, мы не станем работать! — Андрей Викторович принял картинную позу, с протянутой вперед и вверх рукой, — Сегодня, здесь, куется наше будущее! Долой эксплуататоров!

— Ты чего тут кричишь! — Не выдерживает один из рабочих, в стоящей перед трибуной толпе.

— Авдей, погодь, дай послухать, что он баить будет, — одернул его за рукав пиджачка другой рабочий с умиленным видом слушающий оратора.

— А чего его слушать? Он что рабочий? — Говоря это, мужчина пробился сквозь толпу и потеснил оратора, — Вы на руки его гляньте, да на одежку, вот оделся вроде как рабочий, а одежа наша ему идет как корове седло. Он жа из энтих, анитилегентов, что думают будто знають, что рабочему человеку надо. Нечего его слушать братцы!

— Опять ты Авдей. А вдруг он что дельное скажет.

— Дельное говоришь. Вот мой свояк сейчас в Маньжурии, с японцем воюет, а для того чтобы ему воевать нужны снаряды. А откуда он их возьмет, если их мы делаем?

— Ну дак сделаем и отправят твоему свояку те снаряды, не мешай слушать!

— Как жа, отправишь ты! А кто будет их делать, коли вы все тута стоите, а не работаете!?

— А ведь и то верно братцы! Мой брат тожа на фронте, а чем он воевать будет, если ему заместа оружия с ядреной матерью в бой идти!? А ну гони этого агитатора в шею!..

Опять рядом рвануло и двоих стрелков расположившихся на дне окопа в очередной раз засыпало землей. От близкого разрыва солдаты пригнулись, заодно пряча самокрутки.

— Опять японец садит. И садит, и садит, откуда только снаряды берет. А наши орудия хорошо как на пять вражьих одним выстрелом отвечают, — сокрушенно вздыхает тот солдат, что помельче.

— Ничего Василь, будет и на нашей улице праздник. Вот подвезут снаряды и наши вдарят, а там и мы в штыки пойдем. Обделаются еще япошки.

— Как жа подвезут. А если там забастовка, ваш брат рабочий любит побунтовать, не то что крестьяне. Слыхал я, как перед войной разные забастовки устраивали.

— Ты говори, говори, да не заговаривайся. Одно дело до войны, за свои права стоять, иное дело война. Рабочий он нипочем не станет лить воду на мельницу супротивника. Вот мой свояк Авдей, работает на заводе и что ты думаешь, он позволит, чтобы кто-то воду мутил, вместо того, чтобы снаряды ладить. Не знаешь ты о чем говоришь, нешта они не русские и не православные. Будут снаряды, точно тебе говорю. Просто нужно немного потерпеть. Самую малость…

Народ расходился в сгущающейся ночи возбужденно гомоня, переговариваясь, пересказывая и бурно обсуждая то, чему только что были свидетелями. Оно конечно, поздно, но с другой стороны, работать ведь тоже надо, синима она только после работы. Понятно, что от отдыха время отнялось, чтобы попасть на сеанс пришлось отстоять в очереди, теперь пока до дому доберешься, на сон времени считай и не остается. Но времени совсем не жаль.

— А этот-то гад, весь из себя такой благообразный, а сам вражина.

— Ага, я как его увидал, подумал хороший, а он падла: Прольется кровь и мы призовем народ к борьбе.

— Точно, а еще сказал что станут стрелять в солдат, чтобы они значит в рабочих. Тварь.

— Ой, а ты видел какое платье было у этой Кети. Ну, прямо страсть какое красивое, — прижав ладошки к груди восторженно говорила девушка идущая в сопровождении молодого парня.

— Ты глянь, как все жизненно, — это уже зрелый мужик, идущий со старым товарищем, — вот глянул я на этот самый экран, будто на нашем заводе все проходило.

— Да-а, очень похоже. Вот только насчет забастовки и воды на мельницу японцев, это враки.

— Отчего же.

— Дак сам посуди, до войны-то мы чай тоже работали, а где делись все те снаряды?

— Ну дак тратится много.

— Ну-ну. А свояк да в Маньчжурии, прям чудеса.

— И чего ты придираешься. Ты Василя помнишь, Прохорова?

— Ну и?

— А когда его в последний раз видел?

— Дак и не упомню.

— То-то и оно. А он с Макаровым в Порт-Артур уехал, корабли чинить и сейчас там.

— Слушай, а ты видел афишу. Через три дня будут показывать новый фильм 'По местам стоять' называется. Ты как пойдешь.

— Конечно. Тем паче, что денег пока не берут.

Антон подперев плечом стену делал одну нервную затяжку за другой, внимательно вслушиваясь о чем говорят люди. То что было показано сейчас на экране иначе как халтурой и не назовешь. Эту работу не назовет работой не то, что какой-то там начинающий режиссер, но даже самый полный профан в кинематографии из живущих в конце двадцатого века. Но для этих людей, начала века научно технического прогресса, только что виденное, было поистине шедевром, оставившим в них глубокий след. Это было видно, по тому как эмоционально они переживали происходившее на экране. Одни уходили, другие стояли в очереди, времени для отдыха им оставалось все меньше, но зал и не думал закрываться. Он будет работать до тех пор пока есть посетители. В таком же режиме работают и остальные.

Судя по тому, что он слышал идея уже начала себя оправдывать, во всяком случае, в головах людей заронилось сомнение. А ведь не все так радостно и безоблачно начиналось. Цензуру едва прошли, так как те настаивали об удалении текста где упоминалось про самодержавие. Насилу удалось убедить, что это необходимо, для сохранения целостности картины и в плане пропаганды.

Удачным ходом было привлечь чтецов субтитров, вот только если в Артуре этим занимался просто бегло читающий и обладающий громким голосом, то здесь Антон настоял, чтобы чтецы умели выразительно декламировать стихи, да еще они не раз и не два просмотрели саму картину, чтобы иметь практику. Так что по сути у фильма была озвучка, можно было даже не выводить на экран субтитры, но картина была целостной, ей предстояло еще и по стране колесить, сомнительно, что в других синематографических залах будет чтец.

Фильм снимался буквально на коленке, в стахановские сроки. Сорок минут картины было снято за какой-то месяц и даже меньше. Массовые сцены, сцены на воздухе, снимались в спешном порядке во Владивостоке, все остальное в вагонах. Вообще то показ планировалось начать с картины 'По местам стоять', фильм о Порт-Артуре, снятый на основе реальных событий. Он был куда более масштабный, так как снимался на натуре, на реальных кораблях, все события происходившие на том или ином корабле, на нем и снимались. Присутствовала там и батальная сцена, вообще картина была снята качественно, опять же для этого времени, не 'Броненосец 'Птемкин', но очень близко к этому и снимался он не на коленке, а вполне себе вдумчиво. Вот только пускать его в прокат не показав предварительно Его Величеству, не получалось, а тот как на зло никак не мог найти время. Когда же соизволение было получено, в прокат уже запустили эту сверстанную на скорую руку политагитку, впрочем, справедливости ради нужно отметить, что и актеры и вся съемочная группа подошли к вопросу очень серьезно и выкладывались по полной. Сейчас наблюдая за расходящимися людьми, Антон понимал, что старались они не зря. Они вообще по сути были первыми, кто начал снимать игровое кино, это вам не прибытие поезда и не мальчик со шлангом.

* * *

— Не надо вертеть головой, Георгий Аполлонович. Увидеть Вы все одно ничего не увидите, а так только лишнее беспокойство.

Человек в одеянии священника и с повязкой на глазах перестал вертеть головой. Незримый собеседник прав, бесполезное занятие, повязка из плотной ткани, сидит крепко, не оставляя щелей, даже в районе переносицы, которую весьма плотно облегает. Он даже не мог определить имеется ли освещение в помещении куда его затащили или нет. В том, что это помещение, он ничуть не сомневался, судя по запахам не просто какая-то комната, а похоже на подпол. Он плотно связан, ничего не видит, но…

— Помогите!!! Спасите!!! Люди!!! На помощь!!!

Он кричал недолго. Не прошло и минуты, как он бросил эти попытки, так как то, что ему не мешали говорило только об одном.

— Вот, приятно иметь дело с умным человеком, — усмехнувшись, вновь заговорил неизвестный, — иные кричат пока не охрипнут, а Вы быстро смекнули, что орать тут бесполезно, только голос посадишь.

— Кто Вы? Что Вам нужно?

— А Вы успокоились, Георгий Аполлонович? К беседе готовы? А то я могу и еще обождать?

— Я готов к беседе. И снимите эту повязку, темно и неуютно.

— А вот этого я сделать не могу. Я ведь и голос изменил, чтобы вы потом его узнать не смогли, — собеседник не врал, голос его звучал и впрямь как-то неестественно глухо, словно рот прикрыли чем-то, да еще и что-то явно мешало говорившему, из-за чего он слегка шепелявил, так бывает, когда человек пытается говорить ну например с леденцом во рту.

— Стало быть, боитесь меня, — теперь уже ухмыльнулся пленник, а что, он вполне серьезный противник, стоит только бровью повести и не один, сотни рабочих пойдут топтать осмелившегося встать на его пути. Рабочие и не то готовы сделать ради Гапона.

— Умный Вы, но дурак ей богу. Не Вас я боюсь, а того, что Вы увидите наши лица и сможете узнать при случае, тогда выходит кончать Вас надо, а от мертвого толку, что с козла молока.

— Иногда от мертвого нет проблем.

— Это так, но мертвый бесполезен.

— А я вам нужен, — подпустив иронии проговорил поп.

— Нужен, — не стал отпираться незнакомец, — но насколько это уже от Вас зависит. Я тут немного по рассуждаю, а Вы послушайте, хорошо? Вот и ладушки. Так вот, жил был один поп, который все время считал, что он с его талантами достоин гораздо большего, чем уготовила ему судьба. И тогда он решил взять судьбу в свои руки, так как обладал сильным характером и недюжинным даром убеждения. Он мог убедить кого угодно, в чем угодно, мало того, обладал таким обаянием, что буквально влюблял в себя, что мужчин, что женщин, последних в особенности. Так вот, начал этот поп устраивать свою жизнь так, как считал нужным, а хотелось ему немного немало стать народным лидером и устроить жизнь рабочих к лучшему, вот только на рабочих ему было плевать, ему хотелось власти и чем больше ее шло к нему в руки, тем больше хотелось. Я пока все верно излагаю?

— Если Вы пытаетесь описать мое жите, то ничего похожего.

— Ой ли. Два года назад Вы влезли в 'Собрание русских фабрично-заводских рабочих', организацию имеющую полицейские корни и находящуюся под контролем полиции. Но Вам удалось подсидеть господина Зубатова и при этом еще остаться с ним в добрых отношениях…

— Я не подсиживал Зубатова…

— Пусть так, — легко согласился незнакомец, — Но Вы внесли кардинальные изменения в устав, Вы вывели организацию из под юрисдикции полиции, вы избавились от какого-либо контроля со стороны властей и сегодня никто не знает, что творится на ваших собраниях, так как обладают только той информацией, которую вы даете сами. Я просто поражаюсь, как Вам удалось убедить начальника департамента полиции. У вас на собраниях льются революционные речи, любой доморощенный революционер может выступить перед рабочими не боясь того, что будет задержан полицией, потому как Вы лично, приказали гнать в шею любого полицейского или филера, ибо чувствуете поддержку начальника полиции. Дурак он, хотя и при чинах и с большим опытом работы, развеж можно верить пригретой на груди змее.

— Вы из полиции?

— Да боже упаси, служить в этой канторе. Не-е-ет, мы из другой организации, а потому можете не переживать неприятностей Вы нам не устроите, а вот мы Вам, с легкостью. И информированы мы на порядок лучше, чем департамент полиции. Итак. Нам стало известно, что вы воспользовавшись тем, что троих рабочих Путиловского завода уволили за прогул и пьянку, решили организовать всеобщую забастовку и организовать массовое шествие. Странно. Откуда такая тяга к защите тунеядцев и пьяниц. Нет, будь это нормальные работяги, то еще как-то понять можно, но поднимать массы в защиту этих. Мало того, Вы решили воспользоваться моментом и выдвинуть царю политические требования. Вы вообще, что о себе возомнили? Вы кем себя считаете? Нет, я не против того, что политическое устройство должно поменяться, но не так же, как хотите сделать это Вы и Ваши соратники эсеры. Я надеюсь Вы не в курсе, что на заседании ЦК партии эсеров, было принято решение воспользоваться ситуацией и в случае выхода царя к народу убить его? Надеюсь, Вы так же не знаете, что в колоннах манифестантов будут находиться боевики, которые будут стрелять в полицейских и солдат, чтобы спровоцировать ответный огонь. Не знаете, что в Россию направлялось оружие с целью организации вооруженного восстания. Я надеюсь, что Вам все это неизвестно, потому что если известно, то лучше бы Вам не встречаться со мной.

— И что вы сделаете? Убьете меня?

— И сделать из Вас мученика? Да ни за что. Для начала Вы просто исчезнете, причем со всей кассой организации. Потом поползут разные слухи, в газетах появятся статьи и фотографии, настоящие фотографии, с настоящим Гапоном, придающемуся разврату на рабочие деньги, поверьте мы умеем убеждать. А когда к Вам станут относиться как к дерьму, вы напишите предсмертную записку и повеситесь. Так-что, так просто Вам не умереть, Вы будете жить еще пару месяцев, осознавая, что ваше имя опозорено и что Вас однозначно ждет смерть. Повторяю, мы не полиция, а потому нам закон не писан. Мы такое же дерьмо, что и ваши друзья революционеры, вот только нам не нужна кровь своего же народа, а вот ваша, ваша очень даже по вкусу.

— Так чего же Вы от меня хотите?

— А ничего. Прекратите допускать на ваши собрания всякую политическую мразь. У вас есть огромный авторитет среди рабочих, Вы способны выжать воду даже из камня, так и действуйте на благо людям. Защищайте их права, добивайтесь повышения заработной платы и других привилегий, но не лезьте в политику. Мне известно, что решение о всеобщей забастовке и шествии еще не принято, значит и отменить их будет просто. По восстановлению на работе этих тунеядцев, чего уж, лицо нужно держать, то Вам это удастся без особого труда, талантов у Вас предостаточно и как я говорил самый яркий из них это дар убеждения. И запомните, если вдруг решите все же устроить шествие, то этим постараются воспользоваться бунтовщики, правда безрезультатно, потому как шествия не будет, ввиду отсутствия лидера, а что мы сделаем с Вами я уже рассказал. Буду откровенен, мне бы не хотелось, чтобы такой талантливый человек был потерян для России, это была бы большая потеря для борьбы рабочих за свои права, вот только не надо путать ее с политической борьбой. Решайте. И не надо пытаться нас обмануть, мы не охранка, а потому умеем добывать информацию куда как лучше нее, и руки у нас абсолютно свободны.

Антон сидел за обшарпанным столом в подвале, на том самом стуле, где буквально толь что сидел Гапон и нервно курил. Тварь, Господи, какая же он тварь. В то, что этот человек стремился облагодетельствовать всех людей и всем сделать хорошо Песчанин попросту не верил, тот скорее хотел показать всем и в первую очередь царю насколько он значимая фигура и чем черт не шутит стать первым его советником. Чушь? Возможно кто другой и решил бы именно так, вот только Антону было прекрасно известно, что очень скоро появится такой старец, Распутин и будет безграмотный крестьянин вертеть царской семьей как угодно. Были слухи, что вертел он не только семьей, но и царицей лично, но то только слухи и домыслы. Суть не в том, что было и как, а в том, что это вполне возможно. Неужели Гапон так четко сумел разгадать царя? А может им движут исторические примеры, того же Ришелье или Маззарини? Антон был готов поверить в это, но только не в то, что отец Георгий решил покончить с царской семьей, не-э-эт, не того полета птица.

— Все в порядке Антон Сергеевич. Гостя проводил. Парни вывезут его в лучшем виде.

— Там случайно следов от веревок не осталось?

— Обижаете, — ухмыльнулся Варлам, — мы свою работу знаем туго.

— Карамельку будешь?

— Кабы мне говорить пришлось, то тогда можно бы, а так, ну его, зубы от них ломит. Думаете проникся?

— Даже не надейся. Нам еще предстоит с ним встреча. Испугался, это да, но не настолько чтобы сразу и бесповоротно свернуть с ранее намеченного пути. Так что завтра, край послезавтра, его нужно будет опять доставить для беседы.

— И зачем Вам это все?

— Мне причина ведома, только не проси ее назвать, все одно не поверишь. А вот ты и парни… Почему помогаете мне, ведь все что мы делаем совсем даже незаконно. Потом, я обещал, что с прошлым будет покончено, а вот опять нарушаете закон и ходите по острию.

— Так говорил я уже, мне это интерес к жизни дает, скучно мне если не по острию. А с Вами и риск пожалте и опять же сволочью последней себя не чувствуешь. Эвон сколько мы всего наворотили до войны и закон нарушали и смертушку на руки приняли, и людей без суда какого в ссылку спроваживали, вот тогда у меня были сомнения. Нет, мысли, все бросить не было, а вот сомнения были. Но как пришла война, да как пошло все на пользу России матушке, так и плечи мои расправились. Оно вроде как и о себе пеклись, а вроде как и не о себе уже. Так что и сейчас не сомневаюсь, что-то Вы ведаете. Вот сейчас скажете, что можете предрекать будущее, враз поверю. А Вы не улыбайтесь. Хотите верьте, хотите нет, но вот верю и все тут.

— Так что же получается, что ради Родины готов на все?

— Вы это… Антон Сергеевич, Родина оно конечно хорошо и душу греет, когда твоя страна велика и державна, да только не это главное. Главное это интерес к жизни, а если от этого не только вред получается, то и интерес совсем другой. Вот и парней в ближний круг я из таких подбираю.

— Андрей Викторович, доставили, — в подвал заглянул рослый парень из ближнего окружения Варлама.

— Ведите, — взволнованно бросил Антон на немой взгляд начальника службы безопасности.

— Отчего же ни к шарфу, ни к карамельке не тянетесь, Антон Сергеевич? Стало быть…

— Этому жить незачем.

— Хоть объясните, почему человека жизни лишать будем.

— Так нужно. Не спрашивай почему, но нужно.

Второй 'посетитель' был высок, крепкого сложения в просторной рубахе, перехваченной обычным пояском, в обычных сапогах и просторных штанах. Глаза его были завязаны, но страха он не испытывал, сопротивления не оказывал, хотя по его конвоирам было заметно, что помучаться им пришлось изрядно, пока вразумляли этого крепкого мужика крестьянского вида, с длинной жидковатой бородой.

Его подвели к стулу и усадили, тут же примотав ноги к ножкам стула, а тело к спинке. После этого конвоиры вышли оставив двоих начальников с пленником. Тяжко вздохнув Антон подошел к мужчине и сдернул с глаз повязку. Ну так и есть, во взгляде нет и тени страха, только любопытство.

— Ты кто? — Самоуверенно поинтересовался мужик. Хм, мало, что не трус, так еще и нахал, впрочем, иной и не сумел бы добиться того, чего сумел этот человек. Вернее сумеет.

— Распутин Григорий Ефимович?

— Да это я. А ты кто, тать?

Мужик вперил в Антона внимательный взгляд и Песчанин что-то такое почувствовал. Он не мог бы объяснить что именно, но вот что-то такое было необъяснимое, на какой-то момент он почувствовал себя бездушной куклой с тянущимися от него нитями, марионетка одним словом. Но это мелькнуло и пропало.

— Раб божий обшит кожей.

— Кхм, силен, — кивнул каким-то своим мыслям Григорий. Затем взглянул в глаза своему собеседнику и тут же стал походить на обреченного человека смерившегося со своей судьбой. — Вот как, стало быть. Не увидеть мне как взойдет солнышко. Чего молчишь? Ить и винить тебе меня не в чем. Да ты и не винишь. Но в правоту свою веришь.

— Верю, — наконец разжал челюсти Антон и потянул из-за отворота пиджака револьвер с уже навернутым на него глушителем, необходимости в том не было никакой, выстрел все одно не вырвется наружу, ну да глушитель уже навернут, не отвинчивать же. Вот только решительности в его действиях не было, он словно сам все еще сомневался, стоит ли это того.

— А ить не это мне на роду написано.

— Тебе-то откуда знать? — Не выдержав, хмыкнул Антон.

Ну да, мужик скорее всего из знахарей и гипноз ему подвластен, то-то так смотрел на Песчанина и даже едва не взял под контроль, но вот в то что он предсказатель не верилось ни в какую. Если так, то почему же его заманили в гости и убили? Шалишь, на Кунашире тоже жила бабка травница, которая хвори лечила наговорами, так что в народных лекарей Антон вполне верил, не отрицал он и наличие предсказателей, природа человеческая неизведанна, но верить тому, кто не смог уберечь себя же от смерти… ну уж нет.

— Косаемое меня я видеть не могу, — тяжко вздохнул мужчина, — только то, что касаемо тех кто находится окрест меня, а если их житье зависит от меня, то и свою судьбу тогда могу предречь, а через то и попытаться изменить. Было уж такое.

Антону тут же вспомнилось одно из предсказаний Распутина по отношению царской семьи. Он слышал множество его интерпретаций: ' Меня не станет и им не жить', 'Покуда я жив- будет жить и династия', 'Если в смерти моей будут повинны твои родственники, то ты и близкие твои не проживут и двух лет', это якобы в беседе с царем. Бог весть, может и правда, этому человеку что-то открыто, вот только повлиять на решение Антона это никак не могло. Он не знал будет ли лучше или хуже, но знал, что будет иначе. Вот и война уже начала близиться к концу и потери в ней на данный момент на порядок ниже, причем с обеих сторон. В известной ему истории Япония потеряла только под Порт- Артуром около ста десяти тысяч одними убитыми.

— Погоди, — Распутин вскинулся когда зрачок глушителя уже замер у его лба, но на удивление голос его звучал ровно и сильно, — А ведь твое время еще не пришло, — в голосе крестьянина слышались понимание и убежденность, от чего рука Антона непроизвольно дрогнула, — Помни, убьешь меня, заботиться о НИХ придется тебе и не сойти с этой дорожки, до конца дней своих, ни тебе, ни детям твоим, а как сойдут так и конец придет, только внуки покой и узнают. Сына Григорием назови. Просто поверь. А теперь делай свое дело, коли не можешь иначе.