По возвращении в Астрань никакого фурора или чего-то отдаленно напоминающего торжественную встречу, разумеется не было. На борт 'Ворона' поднялся портовый чиновник, поинтересовался принадлежностью корабля и грузом, после чего получил причитающееся и убыл восвояси. Правда настоятельно рекомендовал в кратчайшие сроки обратиться к полковому воеводе, с прошением о выдаче необходимых бумаг. Чего только не бывает в море, да и не перепадет от того чиновнику, так что к тому, что ему сообщил Виктор он отнесся вполне себе прохладно.

А вот воевода с искренним удивлением взирал на представшего перед ним мужчину в зверином обличии. За свои пятьдесят лет он встречал много наглецов, но чтобы вот такого, который станет глядя в глаза беззастенчиво врать… Нет, такие ему не попадались. Оно ить терпение у воеводы не безграничное, чтобы выслушивать всякие байки, с ним надо как на духу, как на исповеди. Потому как характером он был крут. С другой стороны глупцом не был никогда.

Виктор долго ломал голову как быть с кораблем, который вот так не просто достался ему. Окунь и члены его команды, понятное дело ни на что не претендовали, это добыча, а они в плавании были по найму и плату получили сполна. Зван, паразит такой пообещал тройную плату, словно у контрабандистов был иной выход. Но с другой стороны, Бог с ними. Подряжались-то на одно, участвовать пришлось в другом, опять же двое убитых, трое раненных, причем одного едва довезли и выживет ли неизвестно.

Едва узнав, что караван уже прибыл, Виктор поспешил отправить на тот постоялый двор гонца. Во-первых, нужно было отменить распоряжение по продаже скотины, очень он надеялся, что за те пару дней обстоятельные Богдан и Беляна, еще не успели все пустить с молотка. Во-вторых, попросить бабушку Любаву посмотреть раненных, все же люди получили ранения вытаскивая его из переделки. В настоящий момент они находились на 'Вороне', он куда больше подходит для их перевозки. Там же были и еще пять человек из команды щуки. Ох и намаялись же они с этим переходом, мало, что людей в обрез, так еще с морской наукой незнакомы, но ничего помаленьку, полегоньку все же управились.

'Шустрый' задерживался с прибытием по известным причинам. Награда там или нет, но груз нужно сбросить в надежном месте. Дело прежде всего. А уж потом с пустым трюмом и со всем уважением в порт. Оно бригантина могла и в море обождать пол дня, но раненные ждать не могли им срочно нужна была квалифицированная помощь, так что пришлось разделиться.

Ну и немаловажен был молодой боярич Вяткин, над которым Бургас покуражился от души. Хорошо хоть живым и при памяти доставили, а то об их любви было давно известно, еще припишут, что пришиб его, из-за давних распрей. Так что оповестить гонец должен был и Смеяну. Вот сразу пусть убедятся, что к плохому самочувствию Бояна он не имеет никакого отношения. Оно конечно и за труп обещали плату, да только как бы та плата, плахой не обернулась. Лучше уж так.

А насчет корабля он все же удумал. Помнится еще на прежней Земле, он смотрел один документальный фильм о пиратах Карибского моря. Кажется эта идея принадлежала Эдварду Тичу. Обосновавшись на берегу и приняв личину добропорядочного сквайра он измыслил особый вид пиратства. Он вдруг стал обнаруживать в море бесхозные корабли, которые согласно существующего права становились собственностью нашедшего. Кажется, такое положение существовало и по сей день. Ну, в смысле там, откуда он прибыл. Не трудно догадаться как пират организовывал бесхозность кораблей, его притензии просто некому было оспорить, ведь никто из членов экипажа не выживал. С тамошним губернатором у него была договоренность. Так что до определенного времени, все было шито-крыто.

Окунь пояснил, что это вполне существует и здесь. Все что нашел в море бесхозное твое по праву и никто не может его оспорить. А кто собственно оспорит, коли вся команда до последнего человека крабов кормит. Боян не в счет. Даже если кто и захочет обратить на это внимание, он там был в качестве товара, но никак не члена экипажа. Да и сомнительно, что кто-то из Вякиных захочет так отплатить за услугу. Это нужно было скорее для Клузиума, никто иной в этом отношении даже не вякнет, а империя так и вовсе еще и похлопает в ладошки, ведь одним клузиумским пиратом, никак не подконтрольным им, стало меньше.

И вот теперь астраньский воевода взирал на того, кто с самым честным видом, ну насколько позволяла бандитская внешность, сообщает ему о счастливой находке.

— Это получается, что ты отправился на Клузиум, чтобы выкупить молодого боярича, уплатил откуп, а когда ворочался обратно, то встретил брошенный корабль?

— Именно так и было воевода батюшка.

— Ты за кого меня принимаешь? Хочешь, чтобы я поверил в такую басню?

— Истинную правду сказываю, — прижав руки к груди продолжал уверять Виктор.

— Так может там зараза какая от которой и померли все, а ты ее в Астрань прямиком доставил.

— Нету там ничего. Кабы от болезней люди погибали, то тела непременно были бы, а тогда я и сам бы на борт не взошел бы. Но никого там не было, ни людей, ни трупов.

— А корабль прозывается 'Ворон', капитан коего держал в плену боярича Вяткина и капитану коего ты откуп отдал?

— Ну, да. Отец небесный ведет нас своими путями, для нас не исповедимыми.

— Да-а, такое и впрямь только Отцу небесному под силу. Вот только я не вчера родился. И помнится мне, тот пират отказался брать выкуп за боярича.

— Передумал он, воевода батюшка, жадная натура свое взяла.

— Ты кому врешь!?

— Не гневайся воевода батюшка, — смиренно опустив глаза, вдруг заговорил твердым голосом Виктор. — Но ить правда она разная бывает. Мы здесь, на корабле пиратов, из их команды никого не осталось, боярич, кровинка древнего рода хотя и не здоров, но на родину возвернулся. Так чья правда должна быть известна всем окрест, наша или Клузиума.

— Хм. Так ты мне-то правду скажи.

— Я тебе правду и сказываю. Самую что ни на есть. И ты можешь Отцом небесным любому поклясться, что сказываешь правду, ибо иного не ведаешь.

— Стало быть подтверждаешь все, что ранее тут говорил правда?

— От первого и до последнего слова, воевода батюшка.

Не глуп воевода. Оно конечно хотелось бы поставить наглеца на место и вызнать все доподлинно, мелькнула даже мысль о пыточной. Но потом он здраво рассудил, что прав этот шельмец. Кто пострадал? Пираты, от коих одни неприятности. А тут боярича из неволи вызволили, опять же со старшим Вяткиным он знался хорошо и тот нынче взлетел повыше самого воеводы. Да и случись какие неприятности, то он может положа руку на сердце заявить, что ничего не знал.

— Ладно, убедил. Верю. Я так понимаю, что тебе бумага на находку нужна?

— Нужна, воевода батюшка, дабы корабль этот под флагом Брячиславии в дальние моря хаживал и пользу княжеству приносил.

Ага. Это еще один плюс Воеводе. Можно сказать его стараниями в княжестве еще одно судно образовалось, причем вполне законное. То что оно не казенное, а частному лицу принадлежит, то не беда, Миролюб вовсе не собирался подминать все корабли под свою руку, просто желающих строить большие корабли для себя никак сыскиваться не желали. Опять же, будь корабль военным, а это торговая посудина. Так что все одно к одному.

— Доставишь двух видоков к дьяку. Он опросные листы запишет, а там уж мне бумаги подаст с твоим прошением. Все, можешь идти.

Ясно. Решил на всякий случай все же подстраховаться. Вот и ладушки, это Виктора вполне устраивало, время вполне позволяло, над корабликом нужно будет еще потрудиться. Он сейчас не готов, чтобы справиться с той задачей, которую на него собирается возложить. Да и команды пока еще не было. Тот еще геморрой мог получиться.

Дьяк на долго их не задержал. Быстро записал показания, не особо вдаваясь в тонкости, после чего составил прошение от имени Виктора и взял причитающуюся пошлину. Волков решил не пускать дело на самотек и присовокупил к прошению пять рублей. Дьяк отнесся к делу с пониманием и заверил, что сам известит нового владельца судна, когда патент будет готов. По виду чиновника Виктор сразу смекнул, что пошел по правильному пути. Одно дело исполнять долг, но ведь к своим обязанностям можно подходить по разному и сроки могут быть с большим разбегом.

На постоялом дворе было все слава Богу. Переезд каравана прошел без происшествий, никто даже животом не маялся. Как заверила бабка Любава, никого из своих людей Окунь больше не потеряет, все раненные выправятся. А вот с Бояном было совсем худо. Перестарался Бургас изрядно. Парень отходил, может и протянет пару дней, но не больше. Хорошо было хотя бы то, что был он при памяти и мог разговаривать. Ну и ляд с ним. Добролюб свое дело сделал. Может можно было бы сладить и лучше, он не забывал слова Клыка, но уж Вяткины собирались действовать ничуть не лучшими методами. Им его живым из лап пирата вовсе не получить было, как и само тело, которое просто предали бы морю.

К вечеру на постоялый двор заявился капитан нанятого судна, явно взвинченный. Ему стало известно о том, что вошедшая сегодня в гавань бригантина принадлежит ни кому иному, как его нанимателю. Понятно, переволновался мужик. Еще бы выгодный фрахт трещал по всем швам. Однако Виктор заверил его, что договоренность остается в силе и что два корабля куда больше отвечают его требованиям, чем один. Правда практичный владелец парусника тут же вскинулся, когда понял, что ему придется простоять в Астрани пока 'Ворон' не будет приведен в порядок в соответствии с требованиями для перевозки животных и не наберет команду. Это как же, терять просто так месяц.

Киренаикиец тут же начал выдвигать предложения по использованию этого времени к своей выгоде, а именно принять какой груз и совершить плавание по Теплому морю. Мол и клиент уже есть. Но тут Виктор стал твердо и заявил, что согласен оговорить условия простоя. Найти корабль в Новый Свет, да еще и из самой Астрани, дело вовсе не тривиальное, так что он готов был потерять еще толику денег, но чтобы судно было под рукой. Море оно такое, может шторм случиться, могут пираты повстречаться, а может кто в дальнем порту предложит и более выгодный контракт, деньги-то вперед не плачены, только договор составлен, но кто сказал, что западнику нельзя пренебречь обещанием славену. Договорились.

Только распрощался со шкипером, как появился Окунь. Хорошо хоть на бригантине оказалась изрядная казна, удачное начало сезона у Бургаса оказалось большой удачей для Виктора. Так что он мог обойтись и без награды боярской, и в кубышке неслабо осталось, и с контрабандистом расплатился честь по чести, да еще и за перегон корабля отдельно приплатил.

Но пренебрегать переданными деньгами Виктор не стал. После подсчетов вдруг выяснилось, что его капитал возрос более чем втрое. Это он удачно сплавал или моряки правильно говорят сходил. Хм. Нужно привыкать, чтобы не выглядеть совсем уж бледно, все же судовладелец. Оно вроде документа правообладателя пока нет, но то дело времени, притом и не столь уж и продолжительного.

— Поблагодарить хотел за заботу о раненных, — присев напротив Виктора произнес Окунь.

— То не меня, а бабушку нужно благодарить.

— Ей уже поклонился и добрым словом и деньгой, да ить она не сама на корабле появилась, ты призвал.

— Ну, тогда не за что.

— Я тут слышал ты, на призе своем в Новый Свет собрался?

— Хочешь шкипером ко мне?

— Э-э не-е, от добра, добра не ищут. Но тут уж так вышло, что хотя я и потерял двоих в этом рейсе, но и заработал изрядно и опять же договор с тобой честь по чести исполнил. Ну чего скалишься? Ну да, под стволами мушкетов твоих архаровцев, но ить исполнил.

— Исполнил, исполнил, не кипи как самовар. Вот хочешь, сейчас на площадь выйду и во всеуслышание заявлю, что знатный контрабандист Окунь, слову своему хозяин.

— Нет. Так не хочу. И не контрабандист я, а честный муж Астраньский, рыбной ловлей пробавляющийся. О том всем ведомо, пусть и далее так будет.

— Пусть, — легко согласился Виктор.

— Кому надо, тот и так узнает, — уточнил свою позицию кормчий. — Я тебе не о том хотел сказать. Есть у меня один паренек на примете. Морскому делу знатно обучен, хаживал на иноземных судах.

— Отчего же не сосватать его на те корабли, что вскорости в строй войдут?

— Можно и туда, да только тут ить дело какое. Капитаном ему не стать, в лучшем случае только боцманом, потому как он без роду без племени и служба на княжьих кораблях, только пожизненная. Да и патента капитанского нет.

— А у меня выходит, может сразу в капитаны скакнуть? Ты меня за кого принимаешь? Как я смогу довериться тому, о ком ничего не знаю, да еще и без патента?

— Патента нет, но кормчий он знатный. Опять же в тех местах бывал. Молодым ить на месте не сидится, хочется мир посмотреть, вот и посмотрел, да обучился многому.

— А как он и себя и нас на корм рыбам пустит?

— Не стал бы я тебе неуча советовать и кровиночку на убой посылать. Племяш он мой родный, так что сомневайся я в нем, то советовать не стал бы, не враг чай. Как брату на том свете в глаза глядеть буду. Но вот случилась оказия пособить парнишке, так отчего же не сделать. Опять же, команда тебе потребна будет, снова пособлю племяшу, наберем добрых моряков, чтобы и дело знали и в подспорье племяшу были, а не бузотеры какие.

— Тут ведь дело какое. Я обратно не собираюсь возвращаться, а так чтобы корабль в одной стороне, а я в другой… Не порядок получается. Пока по морям там ходит ладно, но порт приписки там где я буду.

— Гхм. Не успел еще отчалить, а уж сманиваешь к себе на совсем. Тебе главное корабль довести и людей в сохранности, ну а как приветить людишек, чтобы они при тебе остались уж сам решишь.

— И что, вот так вот кровинушку отпустишь?

— Скучно ему в Теплом море, когда из конца в конец за несколько дней обернуться можно, все одно не удержу. А ты вроде мужик справный, иначе твои обормоты не рвались бы за тобой в пекло. Глядишь присмотришь за ним.

— Ну присылай его. Устрою ему экзамен.

— Так ты же ни уха ни рыла в нашем деле. Ты уж извини.

— Я, да, а вот нанятый мною шкипер очень даже разбирается, придется его еще деньгой одарить, чтобы он его поэкзаменовал.

Оно вроде и глупо так поступать, но по всему выходило, что парень и впрямь толковый, сам знающий насколько может быть опасным море, Окунь, нипочем не стал бы советовать родного племянника, не считай его достойным. Ведь тот по недомыслию мог и корабль угробить и себя грешного, а здесь родственные узы значили очень много. С другой стороны, заиметь шкипера из славен, куда как более предпочтительно, но стоящие кормчие они все с семьями и на совсем уж большие сроки от родного очага не оторвутся, а зимовать так тут и вовсе, только домой. Иное дело, коли на службу государеву, тут уж никуда не денешься, просто нет выбора, Великому князю не больно-то и возразишь, хотя и не хочется с вольготной жизнью прощаться, но приходится.

Вот же, гадство. Вроде и провел на корабле всего ничего, а подиж ты, привык к постоянной качке, так что теперь и не уснешь. Нет ни скрипа такелажа, ни мерного покачивания на волне, словно в колыбельке, а вполне себе твердо стоящая на грешной земле кровать, да то разрастающийся, то затихающий брех собак. Виктор в очередной раз перевернулся на другой бок и постарался отстраниться от окружающего мира, изгнав все мысли из головы, обычно это средство помогало.

Далеко за полночь он все же умудрился задремать, да видно не судьба. Кто-то аккуратно так, словно котенок заскреб в дверь. Виктор подумал даже, что ему померещилось, уж больно осторожно и тих скреблись. Спать с незапертой дверью дураков нет. Мало того, он и оружие изготовленное к бою держал при себе. Вот вроде уже ничего и нет. А нет, вот опять. Сам не зная почему, Виктор решил подыграть тому кто за дверью, правда не забыв прихватить кольты. Мало ли.

— Кто? — Став рядом с дверью и держа оружие на изготовку, поинтересовался он шепотом.

— Я.

От этого 'я', он едва не выронил из рук оружие, даже шепот, доносящийся из-за двери не смог изменить этого голоса. Не веря самому себе, он суетливо отодвинул засов и слегка толкнув дверь, сделал пару шагов назад. Дверь отворилась до конца, и тут же была закрыта, едва пропустив во внутрь легкую фигурку, в ночной рубашке, закутанную в просторную шаль. Смеяна! Она в любом наряде обворожительна и надолго приковывает взгляд, заставляя думать только о ней, а в этом…

— Не ждал? — Понурившись, едва слышно произнесла она срывающимся голосом.

— Н… Гхм. Ты как тут? Случилось чего?

— Нет. Просто…

— Понятно, — вдруг начал злиться Виктор. Спроси его, на кого направлена та злость, он не нашелся бы что ответить. Он был зол на нее, он был зол на себя и на весь белый свет в придачу. — Значится слово боярское дорогого стоит. Да только и для меня оно не пустой звук. Сказывал же, плату серебром возьму.

— Глупый. Отец небесный, какой же ты глупый, в скинулась она, жарко зашептав. — И я дурында, коли раньше в себе разобраться не смогла. Думала, что Боян моя судьба, а как тогда силы в себе нашла, сказать, так с того дня и покоя не ведаю. Люб ты мне.

— А как же Боян.

— И он люб, но вы разные и к тебе сердечко тянется, хотя и мыслю, что вместе нам не быть. Но уж одна ночь, наша и никто тебя у меня сегодня не заберет, ни дочка твоя, ни супруга покойная, кою по сей день чтишь. Мой. Сегодня мой, даже если погонишь никуда не уйду.

Последние слова она говорила уже прильнув к могучей груди и обдавая ее своим жарким дыханием. Глухо брякнули выроненные пистоли, а руки сами собой обняли податливое тело. Разверзнись сейчас под ним земля, он не выпустил бы ее. Ворвись сюда кто, и он не задумываясь убил бы любого, он был готов уничтожить весь свет, если только кто попытался бы помешать им в этот момент. Сейчас на всем белом свете для него существовало только это мгновение и ОНА, столь желанная и наконец обретенная.

***

Карета плавно покачивалась, катя по мягкой полевой дороге, вздымая за собой пыль. Благо возница особо не погонял и кони шли легкой рысью. Будь иначе, пыли было бы столько, что она забила бы все помещение и дышать было бы нечем. Впрочем, ее хватало и сейчас, поэтому время от времени раздавались чихания.

В очередной раз чихнув, Смеяна вдруг вспомнила как все же привольно путешествовать верхом. Там конечно пыли тоже в достатке, тем более, что двигаться приходится в окружении боевых холопов, но зато тебя овивает вольный ветер и самочувствие много лучше, чем в душной карете, с поднятыми окнами. Опускать их никак нельзя, иначе пыли станет не в пример больше, настолько, что не поможет и появившийся сквозняк. К тому же последний вреден для годовалого сына.

Мысль не смогла в достаточной мере задержаться на верховой езде и плавно свернула на дела насущные. Отец небесный, за что ей это? Чем она прогневала Бога, что он послал такое испытание? Все верно. Прелюбодеяние тяжкий грех и с тем ей теперь жить, до конца дней своих. Никто ей не сможет помочь, видно судьба такая.

Два дня после той ночи она жила словно сама не своя. При виде Добролюба, ее сердце начинало петь, а на щеках сам собой загорался румянец, оборачиваясь спиной она чувствовала его взгляд и от того у нее словно крылья вырастали. Когда же возвращалась в светелку где лежал Боян, на грудь наваливалась непереносимая тяжесть и сердце начинало болеть от нестерпимой боли. Кто же из них был дороже? Ответа на этот вопрос она не знала и сейчас.

К исходу второго дня в Астрани появился Угрюм. Боян словно ждал прибытия старшего брата. Ему как-то сразу полегчало. Поговорил с ним, а потом тихо отошел. В граде их теперь больше ничего не удерживало. Уже на утро, скорбная процессия двинулась в обратный путь. Сердце Смеяны при этом разрывалось на части от охватившего ее горя. Одного любимого она везла, чтобы схоронить в родовой усыпальнице, второй был жив, но и его она потеряла на всю жизнь, потому как совсем скоро он направится за океан, откуда уже не вернется.

Но беды молодой женщины на том не закончились. Угрюм, возжелал воспользоваться древним правом близкого родственника и жениться на Смеяне. Не будь у нее детей или родись дочь, то она могла и отказаться от подобной чести, но у нее был сын, потомок рода Вяткиных, Вяткин по крови и по праву. Теоретически он был наследником рода, хотя на деле такое было маловероятным. С другой стороны у Смолиных еще был жив пример того, как младший отпрыск, неожиданно оказался единственным кто мог наследовать древнему роду.

Так что по всему выходило, что Угрюм имел право взять жену своего брата и воспитать его сына. Это было совсем не обязательным и вдова могла пойти за другого, при этом сын так и остался бы Вяткиным, но старший брат, сам вдовый возжелал воспользоваться древним правом и никто ему в том не мог воспрепятствовать.

Не сказать, что Угрюм был плох, жесток или имел какой иной изъян. Нелюдим, малообщителен, даже с женой, в коей души не чаял, разговаривал так, словно слова через губу выплевывал. Но при этом они друг друга любили и жили душа в душу. В общении с детьми он преображался, дурачился и играл с ними, так что сразу и не поймешь, что это тот самый Угрюм. Этот мужчина мог быть завидной партией, вот только иначе как старшего брата мужа, она его воспринимать не могла. Но и поделать, что-либо было не в ее власти.

Вскоре карета вкатила во двор господского дома, в сельце пожалованном главой рода сыну на прокорм. Ничего у нее не было своего, только наряды, да украшения, в остальном она жила милостью свекра. У Бояна было какое-никакое жалование, но оно было скорее символическим, потому как род заботился о своих отпрысках. Нет, винить кого-то в жадности она не собиралась. Это было нормально. Владения должны были переходить по наследству к старшему сыну, единой и неделимой вотчиной, дробить их никто не собирался, так как это неизменно вело к ослаблению рода.

Решением Вяткина старшего, Угрюм и Смеяна, после венчания будут жить именно в этом селе. Здесь решили и венчаться, как минует сорок дней. Ни о какой свадьбе и речи быть не может. Коли выдержали бы год, тогда дело иное, а так, только венчание в узком семейном кругу. Только теперь Смеяна вдруг поняла, насколько желал ее Угрюм, коли настоял на минимальном сроке, дозволенном приличиями и церковью.

Неделя прошла в какой-то отстраненности, она словно со стороны наблюдала за собой, за тем, как она ела, давала распоряжения по хозяйству, заботилась о сыне. Все это время она была рассеяна, могла по нескольку раз отдать один и тот же приказ, или вовсе противоречить самой себе. Только одно она знала точно, даже если ее разбудить среди ночи, то безошибочно ответит сколько дней осталось до венчания. Каждый прошедший день, каждый закат отдавались в ее груди тяжким и протяжным звоном, слышимым только ею.

Вот еще один день миновал. Осталось десять. Усадьба как и село погрузилась в сон. Она подошла к колыбельке, в которой мирно спал сын, рожденный в любви, в том сомнений никаких. Да она согрешила, но она искренне любила мужа. Что же, пора смириться с потерей. Может и права молва — стерпится, слюбится. И иные дети у нее будут и будет она их любить, даже если муж нелюбим, дети они всегда подле сердца матери.

Она едва не закричала дурным голосом, когда в окно ввалился какой-то мужчина, в странной одежде и изборожденным шрамами как висельник лицом. Такое зрелище кого угодно напугает до колик, да и некому иному так вламываться в дом, если это не тать. Однако, она вовремя рассмотрела и узнала этого человека, едва сумев подавить чуть не вырвавшийся наружу испуганный крик, зажав ладошками рот, от чего в светелке раздался только слабый сдавленный писк. Добролюб! Но как?

Виктор стоял и смотрел на ту, ради которой был готов на многое и в общем-то сейчас и делающий это самое, 'многое'. Этот его поступок ставил его в пику одному из самых могущественных родов Брячиславии, вот только чихать он хотел на все. Если бы она ничего не предприняла, если бы не пришла к нему той ночью, то ничего этого не было бы, но после того… Он не мог позволить себе потерять ее опять. Вот если она сама прогонит, оттолкнет… Будет тяжко, но зато все точки будут расставлены.

После той ночи, он буквально преобразился. Его просто переполняла энергия и он с удвоенными усилиями взялся за воплощение в жизнь своих планов. Одного мимолетного взгляда на Смеяну было достаточно, чтобы эта энергия начала бурлить с удвоенной силой, а мысль о том, что Бояну осталось недолго, вообще заставляла всего трепетать. Грешно ждать чьей-то смерти с таким нетерпением, так что на него порой накатывали угрызения совести и чувство вины. Но не сказать, что подобные мысли могли удержаться в его голове надолго. В конце концов, он сделал все от него зависящее, чтобы спасти его жизнь. Да, можно было реально ее спасти, а не доставить израненного человека, чтобы он умер на руках близких, но это была глупость, непредусмотрительность, все что угодно, только не злой умысел или трезвый расчет.

Когда Смеяна уехала в сопровождении брата покойного боярича, Виктор вдруг полностью осознал, что это все, конец. Она была с ним только раз и как сказала, была вся без остатка, это все, что она могла ему дать и судя по всему, взять себе. Отдайся она ему просто, так сказать в исполнение своего слова, он все одно сделал бы это. Заявлять, даже самому себе, что такого ему не надо и удержаться от подобного соблазна, вещи абсолютно разные. Когда тебя переполняют чувства на протяжении длительного времени, ты просто не способен отказаться. Иное дело, что порой случается так, что твои ожидания не оправдываются и тебя охватывает разочарование. Но вот он разочарован не был. А главное то, что сказала Смеяна. Он не был ей безразличен, это не было простым исполнением данного обещания, она сама желала этого и не из-за похоти. Тут еще и бабка Любава, выступила в роли истопника и подкинула пару поленьев, когда брякнула не подумав, о том как Смеяна своей грудью кормила Неждану, даже после того как малышку забрали в дом Бояна, тогда она уже знала, что она его дочь.

С отъездом Вяткиной, Виктор вновь преобразился, вот только не в лучшую сторону. На него часто накатывала апатия и он забрасывал дела, пуская их на самотек. Однако дела все одно двигались вперед, и силой заставляющей его делать хоть что-то была дочь. Потетешкавшись с Нежданой, Волков возвращался к делам, вот только задора и огня уже не было. Все время после отъезда любимой, он походил на тягловую лошадь, тянущую тяжело груженную повозку и понукаемую возницей.

В немалой степени снаряжение кораблей и людей в дальнее странствие легло на плечи Богдана и Беляны. Эти были теперь заинтересованы в отплытии лично, поэтому старались не за страх, а за совесть. Наличие второго корабля во многом снимало сложности по комфортному размещению нуждающихся в этом, детей, стариков и беременных женщин, несмотря на строгие наставления Виктора таких было трое. Ничего, Бог даст, все срастется так как надо. Так вот, эта пара тоже изъявила желание отправиться в дальнее путешествие и никаких возражений слушать не хотела. Хм. Вообще-то, Виктор ни разу не был против, тем более, что на 'Вороне' должна была находиться и их лекарка. Волков твердо решил не допустить гибели ни одного человека, а потому все рекомендации лекарки и бывалых моряков выполнялись неукоснительно, несмотря на лишние затраты.

Беляна, не полагаясь на свои познания и опыт, не стеснялась советоваться с бабами, по поводу того, что им может еще понадобиться, стараясь не упустить ничего. Богдан, так же старался во всю использовать тот факт, что у них в распоряжении теперь появился еще один корабль, способный унести большой груз. Так что в числе закупленного был и большой запас железа. Разумеется они не принимали решения самостоятельно, а советовались с Виктором, но он только одобрительно кивал, не забывая правда обратиться к капитанам кораблей, которым четко были даны указания, не допустить перегруза судов. Однако с этим похоже проблем возникнуть не должно, скорее у него иссякнет казна.

Наконец снаряжение кораблей подошло к концу. За это время, 'Ворон' успел сделать пробный двухдневный выход в море, с новой командой и под руководством молодого капитана, за которым присматривал шкипер, разумеется за отдельную плату. Все прошло великолепно и иноземец остался доволен как действиями капитана, так и самой команды.

Первым в море вышел, зафрахтованный барк. Он имел более низкий ход, поэтому должен был добраться до порта Сана, на западном побережье Империи, где ему предстояло пополнить припасы и там дождаться подхода 'Ворона', который задерживался с отплытием. Виктор решил оставить старое название, разве только его переписали на славенском.

Когда оставалось только поднять паруса и двинуться в путь, Виктор вдруг понял, что не сможет просто так уехать. Он назначил крайний срок, до которого его следовало ждать и один, со сменными лошадьми тронулся в дальний путь. Порывавшихся его сопровождать ватажников он просто одернул и велел не дергаться. Это его личное дело и его риск, никого подставлять он не собирался и случись, за все ответит сам.

Добравшись до Брячиславля в рекордные сроки, он узнал обо всем, что случилось со Смеяной и о близкой свадьбе с Угрюмом и о том, что она в настоящий момент скорбит о покойном супруге в селе, отданном им на прокорм. Вот только есть ли у нее желание выйти замуж за брата Бояна, или она поступает таким образом под тяжестью обстоятельств, оставалось все еще неизвестным и он был намерен выяснить это доподлинно.

Пару дней он наблюдал за господской усадьбой, расположившись на высокой сосне и делая по ночам вылазки. За это время он успел разобраться и с системой охраны и расположением обитателей дома. Так что действовал он не наобум, а вполне продуманно, с холодным и ясным расчетом, используя все свои навыки наработанные за бурное время.

— Здравствуй, Смеяна. Ты уж прости, что как тать к тебе пробрался, но с красного крыльца, меня никто не впустил бы.

— Но…

— Хотел поговорить. Мой корабль уже готов двинуться в путь, только распустить паруса. Но вот жизни мне без тебя нет. Если сказанное тобой не пустое, то хочу позвать тебя с собой.

— Нет. Не могу я. Мне ведь скоро под венец.

— Значит, ты сама желаешь Угрюма, — горестно произнес Виктор. Он не вопрошал, а говорил как человек которого постигло большое разочарование, как пришибленный горем страдалец.

— То не важно, — тяжко опустившись на лавку и понурившись, ответила молодая женщина. Вот только несчастный ее вид, вдруг взбодрил Виктора. Она не хочет этого! Она вынуждена так поступить, но не хочет!

— Смеяна, брось все и иди со мной. Ведь вижу, что не мил тебе Угрюм и за него ты не желаешь, ведь ты хочешь быть со мной. Хочешь, но не можешь, потому как считаешь, что это недостойно дочери боярина. Но что недостойного в любви? Там в Новом Свете, все по иному и там мы будем счастливы.

— Да я с радостью отправилась бы с тобой, но закон на стороне Угрюма и его родовичей, мой сын Вяткин и он желает взять о нем заботу. Если поступлю по своему, то не будет нам прощения.

— Плевать. Нам бы только до Астрани добраться, а там ищи свищи. А как новых берегов доберемся, так нам сам черт не брат. Пусть попробуют до нас дотянуться.

— Дак там ить тоже, власть Великого князя.

— Какое ему дело до того, что Вяткины не смогли совладать со своей невесткой. То дело семейное, так что пусть сами и разбираются.

— Даже коли и так. А как быть с многолетней дружбой меж родами Смолиных и Вяткиных. Посеять раздор и вражду?

— Пустое. Ты сейчас к роду Смолиных не принадлежишь. Ты вообще была бы вольна делать все что угодно, коли Угрюму не возжелалось бы тебя получить. Ты Вяткина и поступки твои повредить Смолиным никак не могут.

— Нельзя так.

— Можно, — убежденно сказал, словно припечатал Виктор. — Нельзя измываться над собой, коли можно этого избежать и быть счастливым. Решай. Времени нет вовсе. Либо ты пойдешь с тем кого любишь и проживешь остаток дней счастливой, либо будешь всю оставшуюся жизнь мучиться и сожалеть о том, что не сделала одного единственного шага, способного изменить всю твою жизнь.

— Но как же так-то. Нет. Нет, я не могу. Уходи Добролюб. Богом тебя заклинаю, не мучь ни себя ни меня.

— Смеяна.

— Уходи.

Что же, он хотел расставить все точки. Расставил. Правда, расчет был на совсем иной результат, но вышло так, как вышло. Главное слово было за ней, потому как именно Смеяне предстояло сделать выбор, именно она была связана по рукам и ногам и это ей нужно было порвать оковы. Она сделала свой выбор и теперь им с этим жить. Жить порознь, каждому своей жизнью и лучше как можно быстрее позабыть друг о друге. Вначале будет трудно и больно, но время и большие расстояния помогут если не излечиться полностью, то притупить боль, он это знал точно. Сейчас же нужно просто уйти и ни в коем случае не оборачиваться, иначе сил сделать это не останется.

— Отец небесный, да что же это! Любый!

Смеяна не отдавая себе отчета, бросилась к отвернувшемуся от нее мужчине и повисла на нем, желая всеми силами удержать его подле себя. Волков весь сжался, едва сдерживаясь, чтобы не дать волю своим чувствам. Чертова баба! Она что думает, что ему сейчас легко!? Стоять! Не оборачиваться! Кулаки сжимаются с яростной силой, так что пальцы побелели, а в суставах образовалась ломота, челюсти сжаты так, что еще малость и зубы покрошатся в крошку, на лбу выступила холодная испарина, а в глазах вселенская печаль и боль. Но она ничего этого не видит, только чувствует, как он весь напрягся, разом превратившись в камень. Только не оборачиваться, потому как это будет конец. Никого он больше не будет слушать, а схватит в охапку свою ладу и потащит ее с собой, как бы она не брыкалась. Он вдруг ощутил это всем своим существом, потому как почувствовал как в нем просыпается зверь, живущий только своими инстинктами и берущий все, что считает своим по праву, не спрашивая о том никого.

— Прости меня, дурру грешную. Согласна. Я на все согласна. Даже если придется конец принять, то вместе с тобой.

А вот теперь, только бы не потерять голову. Ага. Легко сказать. Смеяна тут же оказалась в крепких объятиях, и он с жадностью впился в ее губы. Страсть волной начала подниматься в них, угрожая затопить собой все. Да что там, грозить, когда она трясясь как осиновый лист, уже тянет его к постели, а он как телок идет на привязи, не в силах противостоять собственным желаниям.

Однако, толика здравого смысла у него все же еще осталась и он сумел таки вынырнуть из затягивающего омута. Больно! Боже, как же больно! Душа разрывается на части, от того, что приходится гасить всеобъемлющий восторг. Стоять, телячья немочь!

— Милая, лада моя. Потом. Все потом. Нужно торопиться. Обряжайся для верховой езды, возьми вещи для сына и все.

— Д-да, к-конечно. Ой, а как же…

— Более ничего не бери. Ночь уж на убыль пошла, нужно спешить.

Конечно Виктор не мог знать наверняка, согласится ли Смеяна, но надежду на то имел, а потому и позаботился обо всем. Сейчас на опушке леса их дожидались четыре лошади, одна из которых была оседлана дамским седлом. Волков помнил, что она хорошая наездница, сейчас это было как нельзя кстати, потому как от будущего счастья их отделяла только скорость, выносливость лошадей и их силы.

Чего стоила им та многодневная скачка, лучше и не думать, потому как вымотались они до последнего. В Астрань они прибыли на взмыленных лошадях, едва не падая от истощения. Как не странно, но легче всего перенес тяжелое путешествие маленький Ратибор, проведший почти весь путь на руках Виктора, что измотало его почище любых иных нагрузок. Усталые, изможденные и вымотанные до последнего, но счастливые, они поспели вернуться к сроку назначенным Виктором и даже на три дня раньше. Поди пойми этих влюбленных, на что они способны когда оказываются вместе и задаются общей целью.

Знай Вяткины откуда пришла беда и в каком направлении искать беглянку, то скорее всего им все же не удалось бы благополучно закончить свое путешествие. Но, как говорится — у убегающего одна дорога, у догоняющего, сотня. Видно Отец небесный простер над ними свою длань, весь путь они проделали без происшествий и лишних задержек, двигаясь настолько быстро, насколько это вообще было возможно в данное время.

Виктор открыл глаза и взглянул на низкий потолок просторной каюты, чувствуя как уже привычно покачивается его ложе. Скрип такелажа, качка, слышащиеся команды, если ты хоть раз путешествовал на корабле, то навсегда запомнишь признаки указывающие на то, что корабль в настоящее время находится в движении.

Он повернул голову набок и увидел, сидящую у распахнутого окна Смеяну, держащую в руках ребенка и улыбающуюся ему так, как может улыбаться только любящая мать. Сколько бы он не провалялся, она спала значительно меньше. Вопреки расхожему мнению, женщины все же куда более выносливы, чем мужчины, и восстановить силы они могут значительно быстрее. Вот и его любимая, встала раньше него и мало того, уже проявляет заботу о сыне. Виктор невольно залюбовался представшей картиной и перекатившись для удобства на бок стал всматриваться в любимый образ, млея от охватившей его нежности.

— Ой. Ты уж проснулся.

— Ага.

— И давно за нами наблюдаешь?

— Не знаю, — искренне ответил Виктор озаряясь счастливой улыбкой и впрямь потерявший счет времени.

— Есть будешь? Я сейчас попрошу Беляну и …

— Нет. Это потом.

— Ты не голоден?

— Голоден и готов быка съесть, но это подождет, — Виктор легко соскочил на пол, или палубу, с этим нужно будет еще разобраться, а затем спешно оделся. — Вот уладим одно дельце, а тогда уж и поедим.

Выйдя на палубу он тут же оказался под жаркими лучами солнца. В каюте было куда как прохладнее, оно и тень и сквознячок гуляет в распахнутые окна. Здесь же было самая натуральная жара, от которой не спасал и ветер. Люди старались располагаться в тени от парусов, на баке растянули тент, под которым так же расположились пассажиры. По вантам и реям сноровисто движутся матросы, споро управляясь с оснасткой, как видно корабль готовится к какому-то маневру. Для Виктора это темный лес, но догадаться о чем-то таком можно. Чего без дела заставлять маяться людей. Море относительно спокойное, лишь незначительная волна, которую и волнением-то не назовешь, корабль летит под всеми парусами.

До ноздрей донесся запах навоза, свежего молока и сена. Ну прямо утро в деревне. Большая часть батарейной палубы сейчас отведена под скотину и лошадей. От пушек Виктор отказываться не стал. Оно можно было их и продать, да только денег на закупку всего необходимого достало и без того, еще и осталось, а пушки это дело такое, никогда не помешают, ведь не на обжитые места собрались. Там все может случиться, от столкновения с аборигенами, до нападения беспокойных соседей или пиратов. Против последних аргумент в виде установленных в нужном месте пушек, наиболее весом.

В планы Виктора теперь вовсе не входило селиться в славенской колонии. Ну их к ляду. Мало ли как там и что, ведь Вяткины так просто обиду не спустят. Сомнительно, что великий князь влезет в эту склоку, очень сомнительно, но зато родовичам покойного мужа Смеяны, а главное униженному и оскорбленному Угрюму, куда легче будет добраться до обидчиков в местах обжитых. Так что лучше создать новое поселение. Оно с одной стороны вроде и опаснее, чем сходить на берег там, где уж есть соплеменники, но с другой от них же опасности ждать и не стоит. Да и Миролюбу это только на руку, вместо одного поселения, появятся сразу два.

Виктор поднялся на шканцы, теперь-то уж его никто не одернет, чай его корабль-то. Поздоровался со Студенеем, как звали молодого, лет двадцати пяти, капитана, поинтересовался делами на корабле, а потом огорошил вопросом.

— А правда ли, что капитан на корабле, первый после Бога?

Студень с нескрываемым подозрением взглянул на Виктора. Не покушается ли тот на права капитана, оно ведь как ни крути, а он владелец судна. Ох не даром все шкиперы, с кем ему доводилось ходить по морям, всегда как огня боялись присутствия на корабле его владельца.

— Правда, — осторожно ответил он, еще не понимая куда клонит собеседник.

— Выходит, случись отпевать кого, то ты имеешь все права сделать это вместо священника?

— Ну, да. Только все здоровы, а питание такое, что о том и мечтать нечего. Эвон и молоко парное и сыр свежайший и сметана и яйца, я и не припомню такого, сколь по морям хаживаю. Опять же и цинга нам не грозит, запаслись в путь, опыт у меня в таких долгих переходах есть, так что отсюда беды не жди.

— Ага. Тогда получается, и окрестить кого сможешь?

— Могу, — в конец растерялся Студень, — да только нам столько в пути не быть, чтобы в море кто разродился, я у бабушки Любавы о том уж узнавал.

— А вот скажем, обвенчать кого?

Так вот куда клонит Добролюб. О его похождениях и о том, кого он привез парню уж было известно, потому при последних словах он озарился понимающей улыбкой. А что, Добролюб ему нравился, несмотря на свое отталкивающее обличье. Опять же люди знавшие его куда как дольше, к нему не просто с уважением, а даже с любовью, знать человек достойный. Да и за то время, что он знал его, он уже успел проникнуться к нему уважением.

— Могу и обвенчать. Только потом нужно в церкви запись подобающую сделать, опять же с моего подтверждения.

— Но даже до того, сколько бы времени ни прошло, брак тот действительный?

— Так и есть.

— Отлично. Готовься, через час будем венчаться.

— Да как же это, — вдруг растерялся Студень, — Я ить никогда… Мне подготовится надо. В писание заглянуть, чтобы все ладно, по закону божьему. А может погодим до Саны? Там чин чином в церкви и обвенчаетесь, — попытался он все же свалить со своих плеч ответственность.

— До туда сколько еще идти, а мне все, уж край как невтерпеж. Там конечно церковь посетим, чай православная, там и запись сделаем, но венчаться будем через час.

Размечтался. Как только Беляна узнала чего удумал этот олух, то едва не набросилась на него с кулаками. А как же, обед-то праздничный устраивать нужно и никто лучше нее с тем не сладит, потому ее он поставил в известность в первую очередь, после капитана. Не желая слушать никаких отговорок, она усадила его есть прямо на камбузе, потому как ходу ему в свою каюту не было, а сама убежала чтобы огорошить нежданной вестью Смеяну. Ну не успел он сказать, что молодая как бы еще не в курсе намеченного мероприятия…

— Ох ты и баламут, Добролюб, — прильнув к груди мужа счастливо улыбаясь вынесла свой вердикт Смеяна.

— А что не так-то? — Шутя возмутился этому Виктор, прижимая к себе супругу и скосив на нее взгляд.

— Дак ить, хоть бы спросил, согласная ли я. А может я просто сбежала, чтобы от постылого брака избавиться.

— А как же: 'Любый мой'. Или уж и не люб.

— Да, люб, люб, успокойся. Просто как-то оно все не по людски. Опять же без церкви.

— Я столько не выдержал бы, а ты без венчания к себе не допустила бы, чай нам среди этих людей жить и их уважение для нас не последнее дело.

— А тебе так хотелось?

— А ты разве не заметила.

— Как же, не заметишь тут, — прыснула уткнувшись в грудь мужа, молодая. Но затем посерьезнела, приподнялась и заглянув в его глаза серьезно спросила. — И как теперь все будет?

— Как в сказке: 'И жили они долго и счастливо'.

— Ой ли? Сказки они сказки и есть, а быль оно иное.

— Мы рождены, чтоб сказку сделать былью.

— Складно, — все так же серьезно глядя в его глаза произнесла она.

— Знаешь, один мой знакомый сказал золотые слова — если ты проснулся однажды и почувствовал, что у тебя нет проблем, пощупай воздух перед собой, нет ли там крышки гроба. Конечно будут и проблемы, и волнения, и опасности, и радости, и горести, но ведь теперь мы вместе, а значит нам все по плечу. Горы своротим, реки поворотим вспять, превратим пустыню в цветущий сад. Мне сейчас все по плечу. Ты просто верь в меня и я всего достигну.

— Я верю, — с самым серьезным видом произнесла она и впрямь веря, потому как вид у него при этих словах был таков, что он готов был подписаться под каждым словом собственной кровью.