Цинджоу. Небольшой городок, расположившийся неподалеку от самого узкого места Ляодунского полуострова. Расстояние между заливами Цинджоу и Хунуэза здесь не превышает четырех километров. Практически посредине этого перешейка расположена высота, склоны которой сбегают к обоим заливам, ближе к берегу делаясь совершенно пологими. С юго-востока эту высоту обходит ветка ЮКВЖД, с северо-запада старая Мандаринская дорога, по которой проходил торговый тракт, основная дорога, до того, как здесь появились русские и запустили железную дорогу.

Считалось, что этот перешеек является ключом ко всему Ляодунскому полуострову. Возможно из-за той самой узости, благодаря которой можно было бы обойтись малыми силами, чтобы сдержать куда большие. Но это только казалось. Любой, мало-мальски разбирающийся в военном деле мог указать на множество недостатков этой самой позиции. Так в силу особенностей рельефа, оборонительные позиции русских были выгнуты дугой в сторону противника и части расположенные на склонах горы были далеко выдвинуты вперед. Далее: местность способствовала расстановке артиллерийских батарей таким образом, что русские окопы простреливались с трех сторон, также была возможность обстрела и со стороны обоих заливов. Проход в Талиенванский залив, а соответственно, и в Хунуэза, был основательно минирован, что в принципе исключало бомбардировку с моря. Во всяком случае в известной друзьям истории так и было. На правом фланге акватория также была минирована, а вот это уже сильно отличалось от известного им. В той истории, именно из залива Цинджоу японские канонерки усиленно обстреливали левый фланг русских, что в немалой степени определило исход сражения, так как именно здесь наметилось повальное отступление, захлестнувшее все позиции и вызвавшее паническое бегство. Но теперь, оставшийся в живых адмирал, позаботился об этом направлении. Стало ли это известно японцам – пока непонятно, но если их канонерки все же появятся, то ответ очевиден.

Сами позиции были оборудованы окопами в два, а иногда в три ряда, соединенные ходами сообщений, вот только ни о каких зигзагах похоже здесь не знали. Перед окопами были устроены проволочные заграждения, но как правило проволока была гладкой, колючка еще не приобрела всеобщей популярности, а может ее не было в достатке, про путанку и говорить нечего, ее пока не было вообще.

В большом количестве имелись блиндажи, вот только их прочность вызывала серьезные опасения. Перекрытия этих полевых сооружений в один накат бревен, вполне могли противостоять непогоде, легкой полевой артиллерии, но орудия среднего калибра вполне себе успешно с ними справлялись. Песчанин предложил в свое время немного измененную конструкцию и даже намекнул на то, что концерн готов выделить под это дело лес, но переделывать укрепления никто не собирался, а Антон сделал вид, что и не предлагал передачу леса.

Артиллерия укреплений на перешейке была весьма разномастной и состояла из шестидесяти пяти трофейных китайских орудий, с весьма ограниченным боезапасом. Насколько было известно Звонареву, в той, знакомой ему истории, несмотря на то обстоятельство, что японцы сосредоточили на позициях русских весьма интенсивный огонь, орудия обороняющихся замолчали уже к десяти часам, то есть примерно через два часа после начала боя, из-за недостатка в боеприпасах. Были там также и несколько орудий от флота, но в этот раз, Макаров не стал направлять сюда стационарную артиллерию. В этот раз все было куда интереснее. Во-первых, орудий было отправлено гораздо больше, а во-вторых, в этот раз японцам придется очень сильно постараться, чтобы заставить морячков замолчать.

На станции Нангалин их встретил Путилов, который в настоящий момент красовался в форме прапорщика. Звонарев слишком хорошо помнил этого дельного инженера, который строил для концерна узкоколейку на Сучанких угольных копях и был обрадован тому обстоятельству, что этот энергичный и дельный инженер оказался здесь. Для великовозрастного прапорщика нашлась работа по специальности. Как только началось строительство бронепоездов, тут же было принято и решение о разветвлении ЮКВЖД, для более эффективного использования бронепоездов.

— Прапорщик Путилов, — войдя в штабной вагон, представился Иван Петрович, — я так понимаю, что оба командира бронепоездов присутствуют здесь? — он многозначительно взглянул на двух офицеров с лейтенантскими погонами.

Моряки не смогли отказать себе устроиться со всеми удобствами, а потому в составе обеспечения имелся отдельный вагон, который иначе как кают-компанией никто не именовал, впрочем так оно и было. Здесь были удобные диваны, пара столов, небольшая библиотека, даже пианино удалось где-то раздобыть, имелся и граммофон – дань моде. Веселая клетка с большим цветастым попугаем. Интересная птица, вроде и заморская, но крыла по-русски тáк, что могла смутить самого забористого боцмана, возможно потому что когда-то и принадлежала оному, вот только тот погиб, а узнав об этом один из мичманов с большим трудом сумел выкупить птицу у матросов. Поэтому разговорить ее особо не пытались. Есть для антуража и слава богу.

— Вы правильно понимаете. Начальник дивизиона подвижной береговой батареи лейтенант Покручин. Чем обязаны?

— Я руковожу строительством веток для ваших бронепоездов, прибыл ознакомить вас с ситуацией по железнодорожным путям.

— Замечательно. Вина?

— Нет, благодарю, — подходя к одному из столов и извлекая лист карты открестился Путилов, — Итак господа, вот то что мы имеем на сегодняшний день. Неподалеку от станции Тафаншин, в сторону наших позиций у деревни Тидятен, нами была устроена стрелка, откуда отходит путь предназначенный непосредственно для ваших бронепоездов. Дорога пересекает перешеек в направлении деревни Судятень, где затем поворачивает и идет вдоль старой Мандаринской дороги, — говоря это, Путилов показывал все на карте.

— Я вижу, закольцевать дорогу вам не удалось, — задумчиво изучая карту, заметил Покручин.

— К сожалению нет. Мы смогли продвинуться только до деревни Мудяген, это как раз напротив самой выдвинутой нашей позиции. С другой стороны, вы ведь не собираетесь вклиниваться в ряды противника. Эта закольцовка имела бы смысл, если бы противника сумели сдержать на подходах к самому городу, но теперь смысл теряется. На самой станции Тафаншин, устроено два коротких тупиковых ответвления, которые позволят вашим бронепоездам занять удобную позицию, для эффективного использования ваших орудий. Честно признаться, я был сильно удивлен, что никто из командования не прибыл для рекогносцировки.

— Наше упущение, — скрепя сердце, согласился Покручин.

— Так что не обессудьте, но мне пришлось привлечь артиллерийского офицера из местных. Капитан Гобята, был настолько любезен, что уделил внимание моей проблеме, — а что скажешь. Правильно обижается инженер, за всей беготней, все попросту позабыли о необходимости совместной работы с путейцами, — Не знаю как у вас налажено со стрельбой с закрытых позиций, но тупики на Тафаншине, предусматривают именно такую стрельбу.

— С этим у нас все нормально, — Покручин все же смутился. А как тут не смутиться, если за все время так и не нашел возможность прибыть сюда и ознакомиться с районом предстоящих действий. Непростительное головотяпство. Звонарев наблюдая эту картину, больно закусил губу. Нет, не идиот ли. Вместо того, чтобы предложить этот простой выход, всячески старался вытолкнуть сами бронепоезда. Господи, сколько же тобой отпущено на глупость человеческую.

— Хорошо, если так. Потому что саму ветку так же прокладывали по совету того же Гобяты и практически все позиции предусматривают ведение огня с закрытых позиций, за исключением района развилки у Тидятена и деревни Судятен. Кстати, вдоль Мандаринской дороги мы постарались сделать путь извилистым, с тем, чтобы вы могли занять удобную позицию. Вот в этом районе, с моря составы будут практически незаметными, разве только дым паровоза.

— С этим у нас порядок. Отопление нефтяное, так что дымы не особо разглядят.

— Хорошо. Вот на этом участке, предусмотрено два места, где ваши бронепоезда будут практически скрыты от глаз со стороны моря, если японцы все же появятся. Здесь удалось провести пути по низинам, так что над естественной преградой будет возвышаться только верхняя часть вагонов, ну и сами орудия. Устроить полностью закрытые позиции не получилось.

— Понятно. Но тут мы и сами кое-что придумали, — говоря это Покручин имел ввиду предложение унтеров, присланных Гавриловым. Как говорится, все гениальное просто. Берутся обычные крупноячеистые рыбацкие сети, на них крепятся лоскуты ткани, различной расцветки самой несуразной формы и пожалуйста, маскировочная сеть готова. Такие сети в достаточном количестве уже были изготовлены на оба бронепоезда, так что скоро им предстояло пройти боевое крещение, — А каковы дальнейшие планы?

— В данный момент, мы переводим все наличные силы сюда, в Нангалин, будем строить еще одну ветку. Да чуть не забыл. Гобята меня предупреждал, что моряки любители залпового огня. Так вот, убедительная просьба воздержитесь от этого. Тут и старые пути вряд ли выдержат, а об этих, сотканных на скорую руку и говорить нечего. Так что вполне себе может оказаться, что сами себя и запрете.

— Непременно учтем.

* * *

Несмотря на ранний час, утро огласилось различными звуками, столь присущими биваку. Здесь были и ржание лошадей и нескончаемые человеческие голоса, перемежающиеся резкими, отрывистыми командами офицеров и унтеров, перестук молотков, перезвон металла, грохот колес телег, посвист паровозов, лязг сцепок. Лагерь расположившийся в окрестностях и самой станции Нангалин проснулся довольно рано, предстоял еще один день и возможно не такой спокойный как раньше. Еще с ночи слышались звуки перестрелки у города и небольшая артиллерийская канонада.

Звонарев поднялся легко, словно наново родился, что бывало у него довольно редко. Обычно, сон отступал медленно с неохотой, оставляя после себя тяжесть, которая развеивалась не так скоро, как хотелось бы, а потому, чтобы побыстрее прийти в себя приходилось прибегать к физической зарядке, но бывало и вот так, как сегодня.

— Доброе утро Сергей Владимирович.

— И вам доброе, Роман Дмитриевич. Если оно только доброе.

— Что-то вы как-то меланхолично настроены, или даже я бы сказал, пессимистически.

— Для особого оптимизма не вижу причин. Скорее всего сегодня предстоит бой, — отчего-то он был уверен, что непременно произойдет и не далее как через час, во всяком случае для того чтобы здесь произошли изменения, он лично причин не видел.

— Вы это бросьте. Вы не обыватель какой и даже не офицер интендантской службы, вы командир, а потому не забывайте, что на вас смотрят ваши подчиненные. Так что отставить хандру, выше нос, излучаем уверенность и бодрость духа.

— Есть уверенность и бодрость духа, — только вот слова эти особой бодростью отчего-то не отличались. Сам Покручин тоже видать не больно-то спокоен, если поднялся на рассвете.

— Да-а, тяжелый случай. Но насчет уверенности и бодрого духа это не пожелание, а приказ. Так что извольте исполнять. Я собираюсь восполнить пробел в образовании и проехать-таки по району предполагаемых действий. Как насчет составить компанию?

Как ни удивлен был Звонарев, но факт остается фактом, Покручин отчего-то проникся к нему уважением и всякий раз искал с ним общения или советовался по тому или иному вопросу. Возможно, причина крылась в том положении, что занимал Сергей в гражданской своей жизни, этого ему никак не хотелось, было бы жаль разочаровываться в человеке. А возможно, она была в том, что прапорщик просто таки фонтанировал различными идеями и для достижения результата не боялся затратить свои средства – так форма, маскировочная сеть, аэростат со всем оборудованием были поставлены именно за счет Звонарева. К тому же все эти идеи не так чтобы с радостью были восприняты, в том числе и Покручиным, но новоявленный офицер настоял и пока все говорило о том, что польза будет. Если имело место второе, то это грело.

— Не думаю, что это хорошая идея. Судя по всему, ночью японцы выбили наш заслон из города, стало быть, у них было время и для сосредоточения. Так что скоро начнется.

— А вы разве генерал Оку? Откуда вам знать это доподлинно?

— Я и не знаю. Это просто мои умозаключения.

— Что же, убедили. Подождем до обеда, если не начнется, то сегодня уже ничего не будет, такие дела лучше затевать с утра, чтобы впереди день был, а то эдак ночью вообще ума ничему не дашь, — Сказать-то сказал, да вот только и сам судя по всему не верит в то, что будет столько времени.

— Вполне с вами согласен, Роман Дмитриевич.

— Но время попусту терять тоже неправильно.

— И что вы предлагаете?

— Я гляжу, аэростат уже подготовили. Так что я пожалуй вместе с Михайлюком вознесусь в небо, — Михайлюк, это командир второго бронепоезда, — Заодно и корректировщика с собой прихватим. Нужно определить ориентиры, да хоть так обозреть местность. Как считаете, поднимет.

— Думаю, что труда не составит. Вот только если делать, то делать немедля, — глядя на часы произнес Звонарев. Четыре тридцать. Если ничего не изменится, то осталось не больше получаса.

— Вот и хорошо. Вестовой! Вызови лейтенанта Михайлюка к аэростату. Вы как, не хотите составить компанию?

— Я бы с удовольствием, но боюсь, что буду уже лишним. Грузоподъемность шарика не такая уж и безграничная. Так что свое любопытство потешу позже, сейчас главное дело.

Долго скучать не пришлось. Аэростат еще висел в воздухе, когда окрестности огласила канонада артиллерийской подготовки, а позиции пятого полка в мгновение покрылись множественными черными султанами различной величины, от разрывов разных калибров. Одни вздымались мощно и завораживающе, другие были не столь эффектны и как-то мелки, что ли, но в целом картина производила сильное впечатление, приковывая взгляд, отметая все иные мысли, сосредотачивая внимание только на себе. Прошла всего-то минута, а позиции полка уже заволокло практически непроглядным облаком пыли. Казалось, что выжить там не мог никто, в особенности на батареях, которым сейчас доставалось как никому другому. Однако, несмотря на творящийся там сейчас ад, было слышно, что русские орудия не отмалчиваются и ведут весьма интенсивную стрельбу.

Аэростат быстро притянули к земле, а затем он вновь потянулся в небо, высадив двух офицеров и вобрав в себя еще одного человека.

— Если наши будут продолжать в том же темпе, то очень скоро у них выйдут снаряды, — взволнованно проговорил Звонарев.

— Боюсь, что еще до того от них ничего не останется. Пора выдвигаться на позиции. Черт, времени совсем мало было, только и успели, что определить ориентиры. Осматриваться было некогда. Не успели засечь ни одной батареи. Хотя какие-то передвижения войск и наблюдали.

— Ничего мы еще не выйдем на позиции в районе Тафаншина, как корректировщик уже будет готов дать координаты. Батареи не корабли и уж тем более не наши бронепоезда, так что остановимся, пристреляемся и накроем. Не думаю, что им понравится наш калибр. Кстати, что там в море? Японцев не видно?

— С уверенностью утверждать не буду, залив затянут дымкой. Ее конечно скоро развеет, но пока…

— Ясно.

— Нужно согласовать свои действия с пехотой.

— Решать вам, но я лично смысла не вижу. Боюсь, что никто из них сейчас толком ничего не знает. Предлагаю дать указание корректировщику выискивать сначала батареи крупного калибра и разбираться с ними в первую очередь. Один бронепоезд, одна батарея. Заткнем одних, примемся за других.

— Тоже верно. В конце-концов, от этого точно будет побольше толку, чем от обстрела атакующих цепей. Вестовой!

— Я, ваше благородие, — тут же словно из под земли появился невысокий и юркий матрос.

— Давай-ка братец, бегом всех офицеров оповести, чтобы немедля в штабной вагон подходили.

— Слушаюсь, ваш бродь, — матроса как ветром сдуло, словно и не было никого здесь секунду назад.

Пока суть да дело, Звонарев осмотрелся по сторонам. Повсюду беготня, суета, толкотня, словно и не воинская часть стоит, а какой-то неуправляемый табор. Все это походило на панику или бедлам, но даже отдаленным порядком и не пахло. Однако, по мере того как время текло, не перестающие звучать команды офицеров и унтеров, не забывающих приправить для вящей убедительности крепким словцом, наконец возымели действие и порядок устанавливался.

Исключение составляли экипажи бронепоездов. Возможно, связано это было с тем, что моряки все последнее время только и делали, что тренировались и отрабатывали те или иные действия, так что просто не успели расслабиться. Как только раздались первые звуки канонады, а на позиции пятого полка посыпались снаряды, экипажи сноровисто заняли свои места согласно боевому расписанию и не получая никаких команд маялись от безделья, не зная куда себя деть и чем заняться.

— Господа, судя по всему, знакомиться с местностью нам придется уже в ходе боя. Вениамин Валерьевич, вам предстоит обеспечить нас данными по артиллерийским позициям противника. К моменту, когда мы будем на позициях, сведения должны уже поступить.

— Все сделаем, Роман Дмитриевич, — спокойно пожал плечами прапорщик Луконин, который командовал составом обеспечения.

В его подчинении находилось порядка сорока человек, куда входили все те, кому предстояло обеспечивать бесперебойное снабжение и обеспечение обоих бронепоездов. Были здесь и связисты, в том числе и телеграфист беспроволочного телеграфа, и команда, обеспечивающая работу аэростата, сплошь состоящая из вольноопределяющихся.

Эти молодые парни были из числа тех энтузиастов, что мечтали сделать небо обителью людей. Нельзя было сказать, что они были просто энтузиастами, нет. Их деятельность довольно неплохо оплачивалась, в распоряжении имелись самое совершенное оборудование и сами аэростаты. Имелась у них и богатая практика. Очень богатая надо заметить. Это они были составителями тех самых карт, которыми в настоящий момент предстояло пользоваться экипажам бронепоездов, ну нужно же было как-то доказывать свою полезность, опять же заработок, любимое дело, любимым делом, но и семьи кормит нужно и самим на что-то жить. Вот и выходило, что определяться и ориентироваться на местности для них было дело весьма привычное, а некоторое время проведенное на батарее Панова в отдельной роте Гаврилова, дала необходимую практику в корректировке артиллерийского огня. Остальное уже зависело от профессионализма артиллеристов. Впрочем орудия бронепоездов тоже метнули по паре снарядов с закрытых позиций, так что взаимодействие в принципе было отработано. В учебной обстановке. Но здесь был бой.

— Василий Александрович, как у вас?

— Порядок, ждем команду, — слегка взволнованно доложил командир "Ляодуна". Ничего удивительного, насколько знал Звонарев, ему предстоял первый бой.

— Значит так, — раскладывая карту с пометками Путилова начал Покручин, — "Ляодун" выдвигается вот на эту точку, ближе к левому флангу, судя по отметкам, тут он останется незамеченным. "Квантун" выдвинется, на правый фланг, вот сюда. Вениамин Валерьевич, корректировщики, в первую очередь высматривают цель для "Квантуна", пока "Ляодун" выйдет на позицию, мы уже сможем открыть огонь. Вопросы?

— Никак нет, — лаконично ответил Луконин.

— Выполняйте. Господа офицеры по местам.

— Рома, а ты уверен, что нам следует влезать со своим кадилом. — Когда они остались одни, обратился к Покручину, Михайлюк, — ведь наша первоочередная задача, прикрытие флангов с моря. А потом, ни нормальных фугасов, ни шрапнели у нас нет.

— Знаю Вася, но и просто так смотреть как расстреливают наших я тоже не могу. Уж всяко-разно заставим замолчать пару-тройку батарей, все нашим полегче будет.

— Да, скорее всего ты прав. А свои действия с сухопутным начальством ты согласовал?

— Нет. Но не думаю, что принуждение к молчанию батарей противника будет им не одобрено. Да и некогда. Где сейчас искать то начальство, а нашим помощь нужна не в обозримом будущем. Вон сколько орудий разом молотят, куда там сотня, чуть ли не две.

Бронепоезд идет под всеми парами, машинист выжимает все на что способен паровоз, понимает, что вот сейчас там на позициях, славян раскатывают вчистую и им нужна помощь. Местопребывание командира комфортным никак не назовешь, что ни говори не классный вагон. Теснота, не развернешься, да еще легкий запах мазута. Командирская рубка расположена в тендере паровоза, а у того отопление нефтяное, хотя потеков топлива не наблюдается, запашок имеет место. Хоть бы не отравиться. Хотя, герметичной конструкцию не назовешь и сквознячок гуляет, да и не та концентрация паров, так больше обозначается запах.

Покручин стоит на специальной площадке устроенной под командирской башенкой, так чтобы можно было осматриваться. Здесь имеется небольшой столик, на котором прикреплена карта, а в углу имеется готовальня, сейчас она закрыта, незачем ей открытой быть, не то все разлетится по узкому проходу, трясет немилосердно. Здесь же два телефона, от одного тянется линия на полевой коммутатор, все продумано, командир может связаться с любой частью бронепоезда. Второй телефон прямая связь с машинистом, паровоз это сердце, так что связь с ним вообще отдельная песня. К машинисту при случае, командир может пройти напрямую. При надобности можно пройти и в хвост, только в голову состава никак не получится перебраться, если только не устраивать цирковой аттракцион. Да, продумано все, вот только удобств никаких, это не состав обеспечения с кают-компанией, или спальными вагонами, чуть зазевался и получи шишку или ссадину, а ведь можно и лицом приложиться. Так что когда "Квантун" несется под всеми парами, то лучше лишний раз поберечься, целее будешь.

Бронепоезд сильно тряхнуло и Покручина слегка повело вправо, ага стало быть прошли стрелку и повернули на дополнительную ветку, которую специально для них ладили. Лейтенант приник к смотровым щелям, стараясь определиться с местоположением. Молодцы все же этот Гобята и Путилов, зная, что прибудут те, кто незнаком с местностью, озаботились ориентирами, главное не проморгать их. А вот и отдельно стоящее дерево справа по курсу. Командир берет телефонную трубку и резко крутит ручку.

— Машина, стоп!

— Есть стоп, — слышится степенный голос машиниста.

Что это? Показалось или действительно он услышал в тоне бывалого мужика легкую иронию. А, ну да, им сухопутным режет слух команда, отданная на морской манер. Ничего, пусть привыкают, здесь все по морскому и вооружение, и экипаж, так что и машинист пусть переквалифицируется. Кстати, нужно будет одеть его подобающим образом. С другой стороны он и без того в форме железнодорожника. Нет, пожалуй, перегибать не стоит.

— Рубка, — взяв зазвонивший второй телефон ответил Покручин.

— Господин лейтенант, телеграфист вольноопределяющийся Лужов, передали данные с аэростата, — вовремя.

— Диктуй, — в руках у лейтенанта уже карандаш, а взгляд прикован к карте.

— Ориентир один, право пятнадцать, пять тысяч двести.

— Принял. — Сноровисто работая линейкой и транспортиром, Покручин быстро определяет позицию батареи противника, относительно наблюдателя на шаре. Теперь измерения относительно их позиции. Нужно торопиться, необходимо успеть пристреляться пока, "Ляодун" не вышел на позицию, время, чтоб ему. Готово. Рука вращает ручку телефона.

— БЧ один, — это предложение Звонарева. БЧ-1 – головные бронеплатформы, БЧ-2 – в хвосте, БЧ-3 – десантный вагон, рубка –  тендер с командиром и дальномером, машина – паровоз. Простенько так, но удобно. — Андрюша, ориентир один, право двадцать шесть, три тысячи сто, одно орудие, пристрелочным.

— Ориентир один, право двадцать шесть, три тысячи сто, одно орудие, пристрелочный. Принял.

Время тянется бесконечно. Чего они там возятся. Ну же. Время, Андрюша, время. Нашим нужна помощь. Наконец полка под ногами мелко вздрогнула, и сквозь броневые плиты доносится гулкий звук выстрела, резко контрастирующий с канонадой раздающейся снаружи. Теперь ждать. Сейчас наблюдатель засечет разрыв снаряда, скорректирует и передаст уточненные данные на телеграф, оттуда данные поступят на бронепоезд и только потом их получит Покручин. Долго. Очень долго, но иначе не получится. Делать нечего, нужно ждать. Раздался резкий звонок, трубка сама собой скакнула к уху.

— Рубка.

— Господин капитан, радиотелеграфист…

— Слушай Лужов, в боевой обстановке отставить! Четко и коротко!

— База передает: в яблочко.

— Принял. Отбой, — снова вращается ручка, — коммутатор, общую с БЧ один и два, — и через несколько секунд, — Ориентир один, право двадцать шесть, три тысячи сто, беглым, пятью снарядами, огонь.

Снова тянется время. Но на этот раз все проходит быстрее. Как видно БЧ-1 получив предварительные данные, сразу выставили оба орудия. Раздаются один за другим два выстрела, вторя им с хвоста, вдогонку также звучат выстрелы. Затем орудия начинают молотить уже без команд и какого-либо порядка. По пять выстрелов, двадцать морских снарядов, калибром сто двадцать миллиметров. Мало точно не покажется. Эх, если бы еще и полноценные фугасы, а лучше шрапнель. Но чего нет, того нет.

Покручин ждет, напряженно вслушиваясь в звуки выстрелов, отсчитывая про себя количество выстрелов, собственно заняться ему больше нечем. Можно конечно посмотреть и в смотровые щели, и в перископ, но смысла нет. Результата своей стрельбы он не увидит, можно только рассмотреть, как раскатывают на позициях пятый полк, но травить лишний раз душу не хотелось.

— Ваше благородие, тут кто-то стучится в дверь, — раздается взволнованный голос дальномерщика.

— Ну дак спроси кто, — бросает Покручин, сходя на пол и извлекая из кобуры парабеллум. Это его гордость, очень редкое оружие, сам достал только по случаю. Оно понятно, что вроде как нарушение, офицерам разрешено вместо штатного нагана иметь маузер, но никак не парабеллум, но с другой стороны здесь и сейчас, особого значения этому никто не придавал.

Роман Дмитриевич быстро проходит к дальномерщику, тот с кем-то переговаривается через дверь, обозревая в смотровую щель, при этом пытаясь хоть как-то взять наизготовку длинную и неуклюжую винтовку, да только ничего у него из этого не выходит, не для стесненных пространств оружие, а стало быть, в настоящий момент практически бесполезное. Если есть желание воспользоваться винтовкой, то возможно это либо вдоль узкого коридора, либо в бойницу в двери тендера или паровоза. Вот такая вот арифметика.

— Кто, там?

— Дык прапорщик с батареи Гобята, ваш бродь.

— Слушаю вас господин прапорщик.

— Может все же впустите. Или мы так и будем переговариваться через дверь.

— Отойдите так, чтобы я вас видел.

— Господи, да откуда здесь взяться японцам, — послышался возмущенный голос из-за двери, но команду он все же выполнил, отойдя на несколько шагов и спустившись с насыпи. Да, непорядок. Нужно будет обговорить со Звонаревым, чтобы в случае вот таких вот стоянок, выставлялся наружный караул, и сюда одного матроса нужно будет определить, не то только командир и дальномерщик, неправильно это. Да, и вооружить его нужно будет чем-нибудь более подходящим, с винтовкой тут точно делать нечего.

Ничего особенного, среднего роста, подтянутый прапорщик с артиллерийскими эмблемами. Типичный русский офицер. Ладно это полемика. Покручин отпирает запор, и выглядывает наружу. Никого. Только прапорщик.

— Чем обязаны?

— Гобята просил у вас уточнить, не сможете ли помочь с корректировкой, вон ваш шарик висит, далеко глядит. По пехоте и без того есть кому отработать, мы большой погоды не сделаем, а вот если накроем хоть одну батарею, толку будет куда больше.

— Согласен. Вот только не представляю, как это будет выглядеть с технической точки зрения. Максимум что мы можем, это только передать координаты, которые вы затем доставите на батарею. Если бы у батареи была телефонная связь, хотя бы с Нангалином, то нет проблем.

— Такая связь есть.

— Тогда не теряйте здесь время и отправляйтесь прямиком к начальнику состава обеспечения, распоряжение я передам немедленно. Он организует телефонную связь с вашим узлом.

— А вот это будет просто превосходно. Честь имею.

Прапорщик вскочил в седло и тут же припустил в сторону станции, а как иначе, не пешком же бегать по горячему. Опять, что-то не то в голове носится. Здесь все, пора возвращаться. Черт, телефон разрывается, да и орудия прекратили обстрел.

— Рубка.

— Телеграф. База передает, батарея молчит, одно орудие разбито, два опрокинуты состояние непонятно, прислуга разбежалась. Новая цель, ориентир один лево семнадцать, пять тысяч шестьсот.

— Принял…

* * *

— Ваня, только учти, ни в коем случае не убей, нам его жизнь без надобности. Тебе нужно его ранить, серьезно, но не смертельно.

Господи, тоже мне Ваня, нет ну и смех и грех, вот так скажешь и перед глазами тут же предстает эдакий простой рязанский, или вологодский, или еще какой парень, а взглянешь. Низкий со смуглой кожей, кривыми ногами, хотя про него точно знали, что наездником он особым не был, с характерным азиатским лицом. Этого якута скорее можно было признать за какого-либо самурая, но никак не за русского. Однако никакой подоплеки. Самый настоящий Иван и есть, как дали имя при крещении, так и носит его.

— Все исполню в лучшем виде, не переживайте, ваш бродь.

Вот так вот. Ему приказывают совершить покушение на русского генерала, но никаких сомнений у него нет. Раз приказано, значит надо. Иван был не просто снайпером, он также входил в состав службы безопасности концерна, а там вопросы задавать не принято. Есть приказ и тебе следует думать над его наилучшим исполнением, все остальное не твоя забота. Кстати, никакого намека на акцент, вот отвернись и впрямь, самый что ни на есть славянин.

— Ким.

— И на позицию выведу и цель укажу и отход обеспечу. Все будет в полном порядке, — улыбается кореец. А кому еще поручить такое как не ему, уж кто-кто, а он эти места и вдоль и поперек излазил.

— И еще. Только один выстрел. Промазал, — ироничный взгляд Ивана, — попал, только один. Как только достаточно удалитесь от винтовки тут же избавиться, прицел с собой, — а теперь осуждающий.

Арисака вполне хорошая винтовка, с точным боем, калибр поменьше чем у мосинки, но это ничуть не умаляет ее достоинств, а что такое хорошая винтовка для охотника, это понимать надо. Но недосуг разбираться в чувствах снайпера. Вот вернется, тут его своя трехлинейка дожидается, а лишняя улика на руках ни к чему. Была бы просто винтовка, так ничего страшного, но на ней ведь крепление под оптику, а такая вполне себе используется в его батальоне, по всем спискам проходящем как отдельная рота ополчения.

Гаврилов был сильно удивлен, когда поступил приказ передислоцироваться в Инчэнзы, для обеспечения наблюдения и охраны от десанта бухты Инченцзывань. Но приказ есть приказ, а потому батальон быстро снялся и направился его исполнять. Не сказать, что это было не на руку самому Гаврилову, который не знал как можно подобраться поближе к месту событий, что ни говори, а руки у него чесались и очень сильно, правда это все едино было далековато от Цинджоу, но все ближе, чем раньше.

Семену было и невдомек, что еще накануне Фок получил телеграмму примерно следующего содержания: "Так как в тылу высадки нет и не видно приготовлений, то атаки Цинджоусской позиции можно ожидать только с востока, так как они уже близко подошли, в этом случае, если нет высадки в тылу, то на самую упорную оборону позиции должно быть обращено все внимание, резервы должны быть усилены, одного полка там мало, пока Цинджоу наш, Артур безопасен, батальон из Ичензы возьмите, я буду охранять ее отсюда". Вот так и вышло, что его рота усиленная артиллерией была выслана в этот населенны пункт.

* * *

Несмотря на то, что из Ичензы, Стессель приказал убрать войска, генерал Фок решил все же перестраховаться. Гарнизон в этом селе был ориентирован на другое направление, а оставалось еще и западное побережье залива Цинджоу. Макаров конечно указал, что залив сильно минирован, но веры этим самотопам у генерала не было. Эвон, умудрились чего устроить. Бедняга Того потерял около полутора десятка пароходов, пытаясь заткнуть проход в гавань, да все без толку, а эти умники взяли да и потопили свой же пароход, да так удачно, что тот лег поперек прохода. Поговаривали правда, что это японцы устроили диверсию, ну да все это бабкины сказки, эдак японцев можно обвинять в чем угодно. С другой стороны, а что еще говорить морякам. Вот они японцы, уже приблизились к Ляодуну, а наш флот стоит себе на внутреннем рейде и в ус не дует. Оно, может Макаров и хотел бы выйти, все же в предприимчивости ему никак не откажешь, опять же на днях устроил японцам кровавую баню, но с другой стороны, несмотря на самоотверженность миноносников и причиненные потери, противник уже готов атаковать, а на поддержку с моря рассчитывать не приходится.

Так что, есть там мины, нет, а страховка не помешает, десант в тылу совсем не нужен. К тому же, несмотря на заверения Макарова, не далее как вчера вечером японские канонерки вошли в залив и участвовали в обстреле при взятии японцами города. О том, чтобы кто-то из них подорвался на минах, донесений не поступало.

С рекогносцировкой было уже практически покончено, когда к его штабу подскакал вестовой с донесением от начальника штаба о том, что занимающий позиции на цинджоусском перешейке пятый полк подвергся атаке превосходящих сил противника. Кто бы сомневался. Все пора здесь заканчивать, нужно возвращаться.

Одиночный выстрел раздался совершенно неожиданно, застав всех врасплох. Судя по звуку, стреляли шагов с четырехсот, никак не меньше и вроде как во-он с той горушки, покрытой леском. Никто еще толком ничего не понял, а командир дивизии уже падает на землю, схватившись за правое плечо. Да что же это творится-то, совсем хунхузы обнаглели при приближении японцев. Куда только эти хваленые пограничники смотрят.

Офицеры штаба тут же поспешили к генералу, мгновенно побледневшему, но все еще остающемуся в сознании. Его быстро освободили от мундира и наскоро осмотрели. Рана не пустяшная, как видно задета какая-то вена, так как темная кровь толчками покидает тело, а генерал чувствует себя все хуже и хуже. Но слава богу не смертельная. Сопровождавший штаб военврач, тут же наложил повязку, сейчас главное остановить кровотечение, иначе есть все шансы, что раненный изойдет кровью.

— Что там? — интересуется Фок побелевшими губами.

— Рана не смертельная, ваше превосходительство, пара недель-месяц и вы будете как новенький.

— Вот и ладно. Нужно двигаться к Нангалину.

— Ни в коем случае, — тут же вскинулся врач, — да, рана не смертельная, но весьма серьезная. Необходимо как можно быстрее остановить кровотечение и предотвратить ее возобновление иначе вы просто изойдете кровью. А еще вас немедленно нужно направить в госпиталь, нужна операция. Не надо на меня так смотреть, ваше превосходительство, вы уж простите, но здесь буду командовать я, так как всецело несу за вас ответственность.

— Хорошо. Капитан Романовский.

— Я, ваше превосходительство.

— Передайте генерал-майору Надеину, чтобы вступал в командование дивизией.

— Есть.

Вернулся эскорт, что сразу же после выстрела рванул в ту сторону, где засел стрелок. Найти никого не удалось, как не удалось и определить откуда именно стреляли. Мудрено, найти охотника, всю жизнь скрадывающего зверя, и научившегося сызмальства маскироваться так, чтобы этот самый зверь его не увидел и не почуял, куда там человеку с ним тягаться.

* * *

Все было один в один с историей, которая была знакома Звонареву. Бред. Этого не может быть. Но это есть. Примерно через полтора часа после начала артподготовки в дело вступили канонерки японского флота. Как выяснилось, они еще накануне вечером вошли в залив и даже приняли участие в поддержке атаки на город. Как видно в ранний час, корабли не приняли участие в обстреле из-за плохой видимости, но как только дымка рассеялась и позиции русских стали хорошо различимы, они не замедлили поддержать свою пехоту. Как такое могло произойти, ведь Макаров заминировал залив? Где именно были установлены мины было неизвестно, но они были и в немалом количестве. Однако вот они японские корабли, лежат в дрейфе и абсолютно безнаказанно расстреливают русские позиции. Ну да недолго осталось.

"Квантун" и "Ляодун" довольно быстро выходят на позиции, которые предусмотрительный Путилов определил для обстрела залива. Путейщик не обманул, все было именно так, как он и говорил, платформы и впрямь скрывались практически полностью за небольшой возвышенностью, которая являлась естественной защитой. Над природным бруствером возвышались только жерла орудий и части стальных корпусов вагонов и паровоза, но назвать их легкой мишенью было бы не справедливо. Благодаря маскировочным мероприятиям, контуры бронепоездов размывались и терялись на общем фоне, даже сами орудия, нижняя часть которых и без того, была скрыта, сейчас накрыты сетью. Вот состав остановился, гулко загромыхав сцепкой и сети дружно поползли с орудий.

— На дальномере. Дистанция до головного. — Покручин собран и серьезен.

За прошедшие полтора часа они уже сумели быть в немалой степени полезными. Правда того результата, что был при обстреле первой батареи достигнуть больше не удалось, но кое-кому сегодня они все же кровушку попортили. Трем батареям приходилось в срочном порядке менять позиции, пока их обстреливали. Внес свою лепту и "Ляодун". Из-за сильно замедленной связи, имел место некоторый перерасход боеприпасов, но это не критично, главное, что орудия противника некоторое время не вели огонь по русским позициям, а перевести батарею на новую позицию, это не роту стрелков увести из под обстрела. Всего двумя батареями к полному или временному молчанию были приведено восемь батарей, а "Ляодун" еще умудрился попасть в складированные на батарее боеприпасы, возможно их только подвезли, а может командир отчего-то решил устроить общий склад, непонятно, но рвануло знатно, разом разметав половину батареи.

Сейчас ситуация совсем другая. Вот они, корабли противника, как на ладони и дистанция так себе, считай прямой наводкой бить. Похоже о бронепоездах им ничего не известно, да и не мудрено, откуда им знать, связь с берегом если и есть, то скорее номинальная. Составы они видели, но скорее всего не придали особого значения, для них главное сейчас раскатать позиции русских. А вот зря вы так.

— Дистанция тысяча восемьсот.

— Принял, — как все же удобно работать когда дальномерщик вот он, под боком и нет пауз не меньше минуты. Телефонная трубка уже в руке, вторая вращает ручку. — Рубка. Общую БЧ-1 и БЧ-2. Дистанция до головного тысяча восемьсот. Огонь по готовности.

Проходят томительные секунды, наконец бронепоезд вздрагивает от звучащих один за одним выстрелов. Покручин приникает к перископу, оно конечно приближение не то, что у морского бинокля, но и расстояние так себе. Цель берется под накрытие сразу, и даже наблюдаются два попадания, один снаряд бьет в надстройку, второй падает на ют. Ничего удивительного, не попасть в неподвижный корабль с неподвижной позиции. Ну это нужно быть совсем криворуким, а у него комендоры все же не первогодки.

Опять ожидание, затем вновь раздаются выстрелы морских орудий, теперь интервалы не равные, так как готовность это дело такое, как какой унтер свой расчет натаскает, и у кого какой наводчик. Поэтому два выстрела раздаются один за другим с трехсекундной задержкой, два других звучат один за другим, практически накладываясь друг на друга.

Японцы прекратили обстрел русских позиций выискивая нового противника. Удается им это только после второго залпа, а вот подавить противника никак не получается. Снаряды вздымают черные султаны земли перед позицией бронепоезда, но добиться попаданий или причинить иной ущерб у них не получается.

Покручин переводит взгляд на другой корабль, также подвергшийся обстрелу. Неплохо, комендоры Михайлюка ничем не уступают его артиллеристам. Тоже добились нескольких попаданий. Некоторое время японские моряки пытаются вести артиллерийскую дуэль продолжая лежать в дрейфе, но целый ряд попаданий вынуждает их все же изменить тактику. Канонерки начинают движение и результативность русских резко снижается, но все же попадания есть и назвать их слишком редкими трудно. Достижения же японских моряков остаются на прежнем уровне, иными словами их практически нет, взять под накрытие русских им все еще не удается.

Но продолжаться так до бесконечности не может. Маскировка хорошая вещь, но она не может спасать постоянно. Снаряды начинают рваться уже в опасной близости, осколки градом забарабанили по броне, некоторые рвутся с перелетом, а это уже чревато, так как орудийная прислуга с тыла ничем не защищена. Но делать нечего, нужно стоять и только усиливать обстрел. Будь сейчас дуэль с противником на закрытой позиции, имело смысл переместиться в сторону, но в данной ситуации бронепоезда просто напросто вышли бы на открытое место, лишившись своего преимущества естественной защиты. Значит, сжать челюсти и стоять, стоять насмерть. Главная задача уже достигнута, японцы перестали обстреливать окопы, осталось только их прогнать.

Артиллерийская дуэль продолжалась уже около пятнадцати минут, когда на одной из канонерок вдруг разгорелся пожар и она была вынуждена потянуться в сторону, прекратив огонь. К этому времени в дело вступили уже миноносцы и хотя их калибр не шел ни в какое сравнение с калибром канонерок, крови они попортили изрядно. Сейчас вся артиллерия задействована на то, что бы заткнуть эти две батареи вдруг возникшие из ниоткуда.

Но вот одна из канонерок вдруг запнулась, под ее левым бортом вспух водяной бугор, который словно нарыв лопается и взмывает вверх огромным водяным столбом. Ну наконец-то, вот и мины пошли в ход.

Видно последние события многому научили японцев, так как они сразу же распознали, что именно произошло. Корабли стали резко замедляться, затем остановились и попятились назад, при этом беспрерывно ведя обстрел русских и сами подвергаясь сильному обстрелу. Два миноносца бросились на помощь к тонущему кораблю, обстрел с них прекратился, а потому и русские оставили их в покое, предоставив возможность спасти людей. Целей и без того хватало.

Скорее всего японцев не остановило бы то обстоятельство, что у русских на побережье оказалось две батареи с морскими орудиями, даже подрыв одного из кораблей не поколебал их стойкости, но ситуация резко менялась. Начинался отлив и оказаться неподвижной мишенью для русской артиллерии у них не было никакого желания. Правильное в общем-то решение. Корабли двигались стараясь придерживаться уже известного маршрута, по которому им удалось пройти раньше не встретив мин русских, планомерно двигаясь в сторону открытого моря. При этом артиллерийская дуэль не затихала ни на мгновение. Еще на одном корабле возник пожар. Впрочем, с ним противник справился весьма быстро, а орудия канонерки так и не прекратили огонь, только интенсивность стрельбы немного снизилась, скорее всего, наблюдался дефицит в обслуге, да еще и дым закрывал обзор. Окончательное решение об отступлении командиром отряда было принято, когда один из миноносцев вдруг подорвался на очередной мине, да еще и там, где корабли уже проходили ранее.

Если канонерка получила мину в борт и стала быстро крениться, то миноносец имел все шансы остаться на воде, даже не потеряв способности двигаться. Конечно, скорость его упала до черепашьей, но он двигался. Ну уж нет. Это их законная добыча и упускать ее Покручин не собирался.

— На дальномере!

— Есть на дальномере!

— Дистанция до подорвавшегося миноносца!

— Две тысячи сто!

— Принял! Рубка! БЧ один, БЧ два! Сосредоточить огонь на подорвавшемся миноносце! Дистанция две тысячи сто.

Как видно Михайлюк пришел к тому же выводу, потому что количество всплесков вокруг поврежденного кораблика было слишком много для одной батареи. Пара залпов, несколько попаданий, миноносец запарил. Все. Теперь он уже никуда не денется.

Русские переносят огонь на канонерки, которые усилили обстрел, стараясь прикрыть поврежденного товарища. Не так быстро, чтоб вам. Опять снаряды падают вокруг одной из канонерок. Вскоре присоединяется и Михайлюк, беря под накрытие другой корабль. Сняв команду с канонерки, оба миноносца направляются к неподвижно замершему собрату, но обстрел русских не ведут. Следуя молчаливому соглашению, им тоже не мешают, да и других забот в избытке.

Когда японцы уже приблизились к миноносцу, тонущая канонерка огласила окрестности взрывом на мгновение перекрывшим нескончаемую канонаду. Что же, вполне логично, решили взорвать, чтобы не досталась русским. Оно конечно, японцы собирались выиграть в этой войне, а следовательно после победы вполне себе можно было бы поднять кораблик, но с другой стороны, русские могли и удержаться на своих позициях, а следовательно как минимум снять вооружение с корабля, который должен был значительно выступить из воды при отливе, он и сейчас не смог погрузиться полностью, а лег на грунт, оставив над поверхностью накренившуюся палубу. К чему такие риски.

Артиллерийская дуэль еще продолжалась, но было уже понятно, что поле боя осталось за бронепоездами, так как корабли японцев, сильно потрепанные, но все еще боеспособные спешно отступали, покидая залив.

* * *

— Ну слава тебе Господи, хоть какая-то польза от морячков, — Третьяков облегченно вздохнул, когда увидел как два бронепоезда начали обстрел японских кораблей, полностью переключив их внимание на себя.

— Оно конечно полегче, вот только ненамного, — высказал свое мнение капитан Высоких, который помимо командования своей батареей, руководил всей артиллерией на позиции, — Еще немного и мы замолчим без помощи японских орудий. Снарядов слишком мало. Нашу заявку на пополнение боекомплекта не удовлетворили.

— Плохо. Без артиллерии нам не удержать позицию, — крякнул командир полка. Высоких безошибочно определил осуждающие интонации в голосе Третьякова.

— А что я могу поделать. Не я ведь командую артиллерией, я вообще если хотите знать только второе лицо, батареями на позиции комендует…

— Мне и без вас известно, кто командует артиллерией, но сейчас его на позиции нет, а имеетесь вы. Ладно, цепляться друг к другу некогда. Насколько еще хватит снарядов?

— Часа на полтора не больше.

— Сейчас составлю донесение, может все же на станции есть боеприпасы.

— Сомнительно, что… Ах, мать…, — взрыв произошел прямо на насыпи перекрытия, как видно калибр довольно солидный, так как даже сквозь оглушительный звук разрыва, был слышен треск бревен, но бревенчатый свод все же выдержал, засыпав находящихся в блиндаже трухой и просыпавшейся землей, — Господи да как же можно воевать при таком соотношении артиллерии.

— Так о чем это вы? В чем сомнения?

— Сомнения, господин полковник, в том, что вряд ли на станции окажутся снаряды к нашим орудиям. Добрая половина из них китайские, вторая крепостные орудия, а там скорее всего только к полевым, если иначе, то смысла их держать там нет вообще никакого.

— Я все же запрошу, чем черт не шутит, пока Бог спит.

— Не поминали бы вы не ко времени.

— Что-то вы больно суеверным стали.

— Станешь тут. Разрешите, я к орудиям?

— Давайте

Третьяков вслед за Высоких вышел из блиндажа и вновь посмотрел на левый фланг, японским кораблям все еще было не до позиций его полка, доставалось им изрядно, это несколько приободрило его, хотя, положение назвать стабильным было сложно, японцы явно нащупали обе батареи и вели их интенсивный обстрел, пока без явных результатов, но снаряды рвались в опасной близости от подвижной батареи. И чего моряки так вцепились в эту позицию, вон японцы начали двигаться и попадать по ним стали куда реже, с другой стороны, морячки наверное знали, что делали, так как с виду все платформы были в порядке и все восемь орудий исправно молотили по противнику. Затем его взгляд скользнул по позициям левого фланга и настроение тут же испортилось. Во многих местах десятки метров траншей попросту отсутствовали, срытые морским калибром. Недолог был обстрел канонерок, понаделать делов они все же успели. И как прикажете держаться на подобных укреплениях, если глубина траншеи составляет едва по колено, да и не траншеи это, а так, некое углубление.

Взгляд в центр. Здесь вроде стабильно, цепи снова залегли, им до траншей еще порядка двухсот метров. Но если самураи соберутся с духом и поднажмут, то вполне может дойти и до штыковой свалки. Оно конечно, русским солдатам японцы в подобном бое не конкуренты, но только больно уж их много. Нет, если дойдет до штыков, то полку точно не выстоять.

Порадовало его только положение на правом фланге, две русские канонерки и два миноносца утюжили наступающие цепи японцев беспощадно. Хотя, какой там наступающие, противник попросту рассеян и поспешно отступает. Нечего японцам противопоставить морякам. Вот так вот, прочувствуйте на себе, каково это под морским калибром.

Все это хорошо, но вот с левым флангом нужно что-то решать. Пожалуй пара батальонов совсем не помешает. Третьяков вернулся в блиндаж, были опасения, что второго прямого попадания он не выдержит, ну да это еще попасть нужно, необходимо было составить донесение для его превосходительства, затребовать снаряды и подкрепления.

* * *

Пехота накатывала плотными цепями, волна за волной, неся большие потери, но не сбавляя натиска. Вперед, только вперед. Позиции русских теряются в дыму и пыли. Артиллерия уже молчит, но стрелки продолжают бить из винтовок и пулеметов, сея смерть среди наступающих. Но еще немного и славные сыны богини Аматерасу ворвутся в русские траншеи, а тогда их уже будет не удержать.

Выправилось положение и на правом фланге русских. Эти проклятые канонерки таки ушли, то ли снаряды закончились, то ли отлив их угнал прочь, но без поддержки с моря русским все же не удержаться. На левом фланге противника, дела обстоят получше. Адмирал Того хотя бы частично сдержал свое обещание поддержать огнем своих кораблей наступление пехоты, то недолгое время, что канонерки отработали по позициям русских было весьма плодотворным. Морская артиллерия успела буквально срыть траншеи русских. Другое дело, что флот был вынужден отступить, потеряв два корабля, так как русские додумались установить на железнодорожные платформы орудия и выдвинуть их на берег.

Идея не новая, ей как минимум сорок лет и ее то и дело применяют в тех или иных войнах. В последний раз бронепоезда широко использовались в англо-бурской войне. Стоило бы и им озаботиться подобным оружием, но для этого требуется, хотя бы захватить Дальний, так как без его доков и депо, создать такое на коленке не получится. Доставить сюда уже готовые? Даже не смешно. Сейчас весьма сложно осуществить разгрузку даже снарядов.

Однако, судя по всему, основная причина вовсе не в русских батареях. Как доложил флотский лейтенант, приписанный к его штабу, корабли подорвались на минах. Это плохо. Очень плохо. Именно из-за этих проклятых мин, адмирал не отправил в Талиенванский залив свои корабли. Да и при десантировании не обошлось без потерь, подорвались два корабля. При тралении попал на мину и затонул номерной миноносец, при снятии с якорной стоянки, попал на мину авизо "Мияки", затонувший менее чем за полчаса. В результате этого, а также нахождения там русских войск, количество которых осталось неизвестным, пришлось отказаться от десанта в бухте Керр, где все это произошло. Под Бидзыво тоже не все прошло гладко, в акватории вроде протраленной тральным отрядом, наскочил на мину один из транспортов, к несчастью на нем было много солдат, так что без жертв не обошлось, более сотни солдат погибло. Но капитан, несмотря на поднявшуюся панику все же сумел вывести судно на мелководье, чем избежал потопления и спас охваченных паникой людей.

На сегодняшний день к минным постановкам русских стали относиться куда как серьезно. За прошедший неполный месяц флот лишился двух броненосцев, двух крейсеров, авизо, канонерки и четырех эсминцев, четвертым был миноносец "Акацуки", подорвавшийся через два дня после гибели броненосцев, в районе Ляотешаня. Большинство потерь пришлись именно на минные постановки. Если корабли в заливе Цинджоу подорвались на минах, то на поддержку флота рассчитывать не приходится. Моряки не сунутся в него без предварительного траления, а русские не позволят проделывать это безнаказанно. Как выяснилось им удалось таки решить вопрос с береговыми батареями, чтобы обезопасить себя с флангов.

От тяжких мыслей Оку отвлекает вдруг ослабевшая канонада. Какие-то батареи все еще продолжали обстрел, но большинство орудий вдруг замолчали. Что могло случиться? Почему артиллерия прекратила обстрел? Он вскидывает к глазам бинокль и видит, что практически вплотную приблизившаяся к русским окопам пехота вдруг залегла под обстрелом противника, уже на протяжении двух часов отстреливавшегося практически одним стрелковым оружием. Наконец первые ряды не выдерживают огня обороняющихся и начинают откатываться назад. Неудержимая атака захлебывается и цепи начинают откатываться назад. Казалось бы русским уже не удержаться, но они держатся. Мало того, его солдаты отступают по всему фронту.

Только на левом фланге, части четвертой дивизии, закрепились, используя как прикрытие железнодорожную ветку. Он сначала недоумевал, для чего нужно было это ответвление, но ввод в дело орудий на железнодорожных платформах все расставил по своим местам. Русские готовили эти пути, для этих составов, но не успели закончить их возведение. Что же, это ему на руку.

Русские не сделали выводов из сражения на реке Ялу и расположили орудия на открытых позициях. Да и было ли у них время, чтобы переоборудовать батареи, даже если они и захотели это сделать? Сомнительно. Практически в самом начале боя, они полностью лишились своей артиллерии и вот уже два часа ни одно их орудие больше не стреляло. Пока еще действовала какая-то батарея, время от времени доставлявшая неприятности но этого было явно мало. Кое-какие проблемы доставили и эти морские орудия на железнодорожных платформах, с уходом кораблей, они вновь переключились на сухопутный фронт. Но этого было явно недостаточно, чтобы в самый решительный момент, орудия его армии вдруг, практически полностью прекратили огонь.

— Адъютант, связь с начальником артиллерии, — и через некоторое время, — Что происходит! Почему в самый решительный момент прекратили обстрел!

— Ваше превосходительство, практически все снаряды израсходованы. Боеприпасы не успевают подвозить из Бидзыво, на море вновь началось волнение, что затрудняет разгрузку транспортов.

Оку приложил немало усилий, чтобы не сорваться. Да, артиллерия прекратила обстрел в самый решительный момент, но кто может поручиться, что именно в этот момент бой достиг своего пика. Русские все еще не ввели в бой ни одного резерва. Что если они решат контратаковать? С чем он будет отражать наступление русских? Нет, начальник артиллерии сделал все правильно, он просто выполнял свой долг. Но, вот что-то подсказывало Оку, что русские не станут вводить в бой резервы, а уж тем более атаковать. На это указывала вся прежняя нерешительность, с которой действовали русские. Скорее всего, генерал Фок ждал, когда ему дадут пинка, чтобы побыстрее оставить позиции и откатиться к крепости. Но генерал Оку, замахнувшись все еще никак не мог нанести того удара, который собьет русских с позиции. Один полк! Только один полк, сейчас находился против всей его армии и никак не желал оставлять свои позиции! Он командующий и у него есть чутье, нет ничего удивительного в том, что этого нет у начальника артиллерии, заботящегося об армии на своем участке. Но он видит только свою кухню, Оку же, всю картину в целом.

— Сколько осталось боеприпасов? — все же совладав с собой, поинтересовался командующий.

— Только неприкосновенный запас, по пятьдесят снарядов на орудие.

— Каковы потери в артиллерии?

— Пятнадцать орудий разбиты полностью, еще тридцать нуждаются в ремонте, убито и ранено около двухсот солдат и офицеров.

— Как такое…, — но наконец начавшее было выплескиваться возмущение тут же замерло, едва его взгляд остановился на висящем вдалеке аэростате. А вот как. Практически все передвижения войск и расположения батарей у русских были как на ладони. — Немедленно прибыть на мой командный пункт, — сказав это, Оку опустил трубку на рычаг и бросил через плечо, — Адъютант, вызовите ко мне всех командиров дивизий.

Пришло время для переформирования войск. И нужно все это проделать так, чтобы русские не заметили ничего. Проклятый шар! Нет, до него не добить ни одной пушке. Значит придется обмануть русских и времени для этого мало. Очень мало. Что там у русских на левом фланге? Моряки все же успели хорошо потрудиться, если сейчас сосредоточить на этом направлении большинство имеющейся артиллерии и навалиться всеми силами, то русские побегут, а за ними побегут и остальные войска. Не могут не побежать. Фок ждет от него, Оку, подобного одолжения, так как хочет как можно быстрее оказаться в Порт-Артуре. Не стоит его разочаровывать. Все в дело! Все до последнего снаряда! Банзай!

* * *

Бронепоезд снова содрогнулся от скороговоркой отстрелявшихся орудий. Когда выстрелило орудие на соседней платформе Звонарев вновь болезненно сморщился от гулкого звука. Сейчас орудие било довернув ствол в сторону с которой находился десантный вагон, а это совсем не одно и тоже, что с отвернутым в противоположную сторону или под прямым углом к составу, поэтому доставалось всем изрядно. Более или менее чувствовал только телеграфист, с головными телефонами, хоть как-то оберегающими уши. Может стоит внести предложение об обивке вагона изнутри пробкой. Неплохая должна получиться звукоизоляция. Это сейчас все страдают от выстрелов своего орудия, а до того, когда вокруг рвались снаряды, едва удалось сохранить спокойствие когда по бронированным стенкам застучали сотни осколков. Грохот стоял такой, что казалось вот-вот какой-нибудь осколок прорвет таки сталь и ворвется внутрь. Еще это ощущение, что тебе на голову надели ведро и молотят по нему почем зря. Жуть как приятно, а главное способствует бодрости духа.

Неприятные ощущения прошли, организм непроизвольно напрягся в ожидании нового выстрела. Взгляд по сторонам. Ничего так себя чувствуют матросы, многие шутят и подтрунивают над теми, кто не отличается особой бодростью. Оно и к лучшему. И из себя страх гонят и другим особо стушеваться не дают, так как беспрерывно тормошат их, заставляя отшучиваться. Судя по тому, что увидел Сергей, будь такая возможность, большинство постаралось бы перевестись с бронепоезда к чертовой матери, во всяком случае, из десантников. Понять их несложно, артиллеристы те при деле, а ты тут сиди и жди, прилетит снаряд или нет.

Передвижение по вагону это отдельная песня. Звонарев пытался намекнуть, что нужно бы подбирать личный состав пониже ростом, но его не больно-то слушали, вот и напихали чудо-богатырей, а им тут только в три погибели. Так что на ногах никого нет, все пятой точкой пол топчут, ну и он тоже, правда ему предоставили ящик из под патронов, но сути это не меняет.

Что же там происходит-то? Примерно в десять часов, канонерки окончательно покинули залив, к сожалению, никто на минах больше не подорвался. Бронепоезда вновь откатились, для того чтобы заняться артиллерией противника. Орудия беспрерывно молотили еще какое-то время, а затем потянулись к Нангалину, израсходовав все до последнего снаряда. Нужно было пополнить боезапас. Благо Макаров не поскупился и еще один полный боекомплект дожидался в составе обеспечения.

К полудню японская артиллерия вдруг прекратила обстрел, а пехота откатилась от позиций пятого полка. Иметь бы возможность сообщить, что у генерала Оку, наметились трудности со снарядами. Но кто его будет слушать.

В Нангалине Звонарев узнал, что на левом фланге, пока они отрабатывали по канонеркам и миноносцам, наметилась очень сложное положение. Противник уже практически ворвался в траншеи, но тут в дело вступил один батальон, направленный туда генералом Надеином, так что ситуация перерасти в острую так и не успела, правда потери были весьма ощутимы. Как выяснилось, несмотря на кратковременность обстрела, канонерки успели во многом нарушить систему обороны левого фланга.

Слушая это, Звонарев не верил своим ушам. Ведь ему было известно, что в той истории, на позиции не было отправлено никаких резервов, даже в количестве одной роты. Мало того, Фок завернул два батальона, направленные Надеином. Что-то было не так. Решив забросить пробный камень, он похвалил и Надеина и Фока, вот тогда-то ему и сообщили, что Фок ранен, хунхузы постарались, а в командование дивизией вступил Надеин. Семен, чертяка! Он все же осуществил свое намерение. Ладно, может оно и к лучшему.

Примерно в три часа пополудни, японцы вновь возобновили обстрел, вот только они явно осуществили переброску войск и артиллерии. Вот когда не помешали бы орудия на позициях полка, но они молчали, будучи либо разбитыми, либо лишенными снарядов, так как японцы выкатили свои орудия практически на прямую наводку. Этому обстоятельству недоумевали многие, вот только не Сергей. Все было просто. Испытывая недостаток снарядов, Оку выкатил свои орудия, для более точной стрельбы. Оставалось непонятным, как противнику удалось провести передислокацию войск незамеченным, ведь аэростат ни на минуту не покидал своей позиции и наблюдатели непрестанно вели наблюдение за японцами. Как видно, Оку сделал верные выводы по поводу этого шарика, а потому предпринял все меры к тому, чтобы русские ничего не заметили. Что же, он сумел добиться этого.

Основная часть артиллерии была сосредоточена на левом фланге, сейчас позиции буквально скрылись под непрестанными разрывами, поверить в то, что там оставался хоть кто-то живой, было сложно. Велся обстрел и остальных позиций, но основная доля приходилась именно на левый фланг. Как видно японцы решили сосредоточить там основные свои усилия и прорвать фронт. Случись это, исход боя был бы практически предрешенным, так как скорее всего повторился бы сценарий известный Звонареву. Направлять туда подкрепления – заведомо обречь людей на гибель.

Надеин попытался выслать в поддержку пехоте, две батареи полевых орудий, но те даже не успели занять позицию, чтобы начать обстрел противника, как были им буквально сметены. Опять в дело вступили бронепоезда. Вот только целей было, более чем предостаточно, чтобы их слово оказалось веским.

— Запроси как там дела на левом фланге, — переместившись поближе к телеграфисту, попросил Звонарев.

Вольноопределяющийся согласно кивнул и тут же застучал ключом. Некоторое время ничего не происходило, а затем он внимательно вслушавшись стал что-то записывать. Наконец покончив с этим, обернулся к Сергею.

— Сообщают, что японцы укрылись за железнодорожной насыпью и обстреливают наши позиции. Похоже, что накапливаются для решительного броска.

Ага. Не было печали. Сами же русские и создали для них укрытие, устроив эту самую насыпь, примерно в двухстах шагах от передней линии траншей. В добавок ко всему, она еще идет практически параллельно траншеям. Почти до середины позиций. Полотно-то хотели закольцевать. Насыпь не особо высокая, русские траншеи все же повыше будут, но мертвую зону от тридцати до сорока метров она давала. Мало того, что там окопались части, которые вели наступление до этого, так еще и под прикрытием своей артиллерии, сейчас там сосредотачиваются войска, для последнего, решительного удара. Нужно срочно что-то предпринимать, иначе нашим ни за что не удержаться. Эх, сейчас бы сюда Семена с минометами, уж они-то достали бы японцев.

— Роман Дмитриевич, Звонарев.

— Слушаю вас, — доносится по проводам гулкий голос Покручина. Все же ничего общего с тем, что он видел в фильмах про революцию, с истерично кричащими в трубку: "Барышня! Смольный!". Возможно причина в том, что аппараты были новые, а может преувеличили в тех фильмах. Ответа он не знал.

— Противник накапливается за железнодорожным полотном, стрелкáм их не достать, нам похоже тоже. Еще немного и они начнут бросок.

— Есть конкретные предложения?

— Как только японцы бросятся в наступление, выдвинуться в тыл атакующим цепям и взять их в пулеметы с тыла. Артиллерия примется за обстрел батарей.

— Оку выкатил орудия на прямую наводку, а бронирование у нас, один смех.

— Понимаю. Но иначе наших сомнут. И подкрепления подойти не успеют, — Звонарев прекрасно осознавал, что броня была не способна защитить от прямых попаданий даже мелкокалиберных орудий, но он не был смертником, так как прекрасно знал, что в настоящий момент японская артиллерия попросту достреливает последние снаряды.

— Мы можем попасть и в своих.

— Можем, но шансы не так уж и велики, ведь они в каких-никаких, но укрытиях. Решение нужно принимать быстро, пока японцы не начали наступление.

— Передайте трубку телеграфисту.

Вскоре орудия бронепоезда замолчали и все облегченно вздохнули, не был исключением и Звонарев. Оно конечно, до контузии было еще очень далеко, но голова уже болела изрядно. Затем вновь загромыхала сцепка и бронепоезд покатил по путям, приближаясь к левому флангу, чтобы затем его обогнуть. Перестук колес на стыках рельс звучал сначала редко, затем все чаще и чаще, пока состав не набрал максимальную скорость. Вагон закачало и затрясло с такой силой, что Сергей едва сдерживал охватившее его беспокойство, а ну как на каком повороте состав сойдет с рельс, он даже мысленно перекрестился. Вот же. Когда состав развивал подобную скорость на основных путях, то у него не возникало и тени сомнений, а как оказались на этих, сотканных на скорую руку, тут тебе и всякие дурные мысли. Хотя, чего это дурные, вон как трясет, на основной линии такого вроде не наблюдалось.

Звонарев взобрался на площадочку под командирской башенкой и приник к смотровым щелям. Вокруг проносится унылый пейзаж с перепаханной, искореженной взрывами землей. Стало быть бронепоезд уже проходит через позиции пятого полка. Вот его взгляд выхватывает несколько солдатских фигур, которые машут руками и что-то там кричат. Затем картину закрывают разрывы снарядов со взметнувшейся ввысь землей. По вагону тут же забарабанили комья земли, камни и осколки, но достать укрывшихся за стальными стенами людей им не под силу. Но моментик неприятный, стало быть, японцы начали обстрел бронепоездов, они пока не догадываются о той опасности, что таят в себе эти монстры, но уже не ждут от них ничего хорошего.

А вот и японские цепи, волна за волной накатывающие на русские позиции, они по обе стороны от путей, очень удобная позиция, для флангового огня, но Покручин решил действовать иначе, а потому пулеметы "Квантуна" и "Ляодуна" молчат, а сами они стремительно движутся вперед, фактически разрезая надвое наступающие части. Начавшийся было обстрел бронепоездов прекратился, артиллеристы боялись попасть по своим. Что же подобное вполне могло сработать. Один раз. Вторично на такое японцев уже не подловишь.

Вот описав дугу бронепоезда вышли в тыл атакующим сбавили ход. Артиллеристы противника уже вновь возобновили огонь, так как цепи довольно далеко, орудия развернуты в сторону батарей противника и в подтверждение своих намерений, изрыгают гром и пламя, посылая уже не в первый раз за сегодня, свои смертельные гостинцы в расположение японцев. Завязывается артиллерийская дуэль, но самое страшное происходит уже после того, как отзвучали звуки первых залпов. Внезапно окрестности огласились треском десятков пулеметов. Сотни, тысячи пуль смертельными осами устремились в подставленные спины, выкашивая вражескую пехоту, десятками, сотнями.

Понятно, что Звонарев сам был инициатором этой затеи, понятно, что он предполагал большие, прямо таки огромные потери противника, но это были цифры. Голые цифры. А сейчас перед его глазами предстала настоящая трагедия, люди, живые люди падали как скошенная трава, извивались словно змеи, от нестерпимой боли, кричали навзрыд. Картина была не просто страшной, она была ужасной.

Оторвавшись от избиваемого противника, он видит русские позиции. Траншеи легко угадываются по выложенным позади трупам русских солдат. Множеству трупов. Их убрали из траншей, чтобы не загромождать проход. Такова жестокая арифметика войны.

* * *

— Сережа, ты как?

— Н-нормально. Боже, никогда не думал, что будет так страшно.

— Давай еще стаканчик.

Семен появился здесь ближе к вечеру, заняв со своим батальоном одну из высот и изготовившись к бою. Бог весть как оно все пойдет. Насколько им было известно, японцы не преследовали противника, начав спешно укреплять захваченные позиции и готовясь к контратаке. Но многое уже пошло не так, как было в той истории, а потому неожиданности могли быть самыми разными. Случись, генерал Оку начнет преследование, Гаврилов хотел остановить его, большая концентрация автоматического оружия вполне могла способствовать успеху предприятия, правда потери могли быть слишком большими, но иначе он поступить не мог.

Однако, его перестраховка оказалась излишней. Надеин оказался куда более решительным, чем Фок в свое время, да и здесь он успел показать, что не горит особым желанием таскать горячие каштаны из огня. Старый же генерал, чуть сам не пошел в атаку, едва удержали анику-воина.

Внезапный выход в тыл бронепоездов оказался переломным моментом в ходе боя. Около двух полков были выкошены в одночасье, сильно потрепанными были и части наступающие в центре, а затем было контрнаступление четвертой дивизии. В ходе этой операции был отбит город Цинджоу, который впрочем, не стали удерживать, откатившись обратно за позиции. В плен было захвачено около трех сотен человек, более пяти сотен раненных было собрано на поле боя. Сейчас им оказывали медицинскую помощь наравне с русскими солдатами. Медики не делали никаких различий и подчас японцы перемежались с русскими, и лежали рядом друг с другом, как уже обихоженные раненые, так и те, кому еще не была оказана первая помощь. Затем раненых, все так же вперемешку, грузили в вагоны и отправляли в Порт-Артур.

Обоим бронепоездам досталось на орехи. Оба получили несколько прямых попаданий, десанты приняли свой первый бой на суше. Примерно половина личного состава была либо убита, либо ранена. Радовало хотя бы то обстоятельство, что убитых всего было двадцать девять, правда, полтора десятка имели тяжелые ранения, но они пока еще были живы. Моряки расхаживали гоголями, принимая заслуженные слова благодарности от пехтуры и было отчего. Именно их вмешательство, дважды за день спасало положение. Благодаря морякам было стабилизировано положение на правом фланге и устранена угроза на левом, а когда казалось, противник вот-вот опрокинет обороняющихся, решительный выход в тыл двух бронепоездов, окончательно перевесил чашу весов в сторону русских.

— Г-гризли, ты что решил меня напоить?

— Есть такое дело. Для тебя сейчас это самое то.

На Звонарева без жалости смотреть было просто невозможно, его трясло как осиновый лист, бледный с глазами навыкате, тот еще видок. А какой должен был быть у него вид, если сегодня ему впервые пришлось убить человека и не издалека, а лицом к лицу в рукопашной схватке. Да еще и та куча народу, что они покрошили…

Уложив захмелевшего друга, Гаврилов вышел из вагона и подозвал находившихся неподалеку Фролова и Васюкова. Эти хотя и не моряки, а вид куда более бравый. Те хоть и пыжились, но что говорится, были под впечатлением от произошедшего. С этих же как с гуся вода. Все же закалка прошлых боев давала о себе знать, опять же ни одной царапины, словно заговоренные, но это так, к слову, тут опять сказался опыт, от дурной пули как говорится, никто не застрахован, но дурная обошла стороной, а иным они не дались. Хорошая школа была у парней за плечами.

— Вы как?

— Нормально все, Семен Андреевич, — задорно улыбнувшись, заверил Фролов.

— Норма-ально. А как такое получилось, что Сергей Владимирович оказался в рукопашной и штыком махал как рядовой?

— Не уследили, — оба потупили взор, — я ему говорю не лезьте вперед, а он, "рота, за мной" и первым сиганул из вагона, а там закрутилось, понеслось. Вот честное слово, все время пытались к нему приблизиться, чертову тучу народу покрошили, а не вышло. Спасибо Мамонов, громила стоеросовая, поблизости оказался, два раза прикрывал Сергея Владимировича, во второй раз сам схлопотал японский тесак, в задницу, — не удержавшись, хохотнул Николай, — ох что он с тем япошкой сделал.

— А как вообще получилось так, что вы в штыковую-то пошли?

— Снаряд угодил прямо в рельсу, вот колеса и сошли, потом еще было два попадания по платформам, народу накрошило… А тут видим, со стороны японских позиций цепи. Ну, половину пулеметов перебросили на левый борт, а потом, Сергей Владимирович решил, что нужно в атаку идти, так как иначе нас из орудий покрошат, хотя снарядов у них и кот наплакал. А парни-то уже целый день под страхом в этой консервной банке, вот и рванули страх и злость выливать. Когда до рукопашной дошло, большинство либо на земле валялось, либо драпа давали, против нас не так чтобы и много оставалось. Ну и этим, стало быть, ускорения поддали. А Сергей Владимирович, ничего так, молодцом, двоих на штык принял, не зря на заимке пот проливал, да еще двоих застрелил, одного уже в спину, когда тот деру давал, осатанел в конец. А как наши пошли в наступление, за вагонами блевал чуть не полчаса. Не, Семен Андреевич, не переживайте, матросы к нему со всем уважением, да там почитай половина проблевалась, в атаку-то нас не отправили. Звонарев всех завернул, путь чинить, чтобы бронепоезд увести, там уже без нас обходились.

— Понятно. Но чтобы это в последний раз. Я зачем вас сюда определил? А вы?

— Честное слово, больше не повторится.

— Выпьете?

— Не. По чарке нам налили, а более не надо. Матросикам сейчас похуже будет, а им никто больше не нальет. Неудобно. Мы уж как-нибудь так. Привычные.

— Привычные они, — передразнил Фролова Семен и взболтнув фляжку сделал добрый глоток дорогого коньяку. Коньяк он любил, вот только глушил о его сейчас как спирт, сказывалось большое нервное напряжение.

Вот же судьба-злодейка. Самый неподготовленный из них, умудрился оказаться в самом пекле, но слава Богу, все обошлось. Вон валяется опоенный другом и в ус не дует. Господи, как же он перенервничал, когда узнал, что бронепоезда выкатились под прямую наводку японской артиллерии. Семен сделал еще один глоток и вдруг заметил, что вокруг значительно посветлело. Это что же получается, уже ночь прошла. Надо же, а он и не заметил и ни усталости, ни сна ни в одном глазу. Обернувшись на восток, он увидел как из-за невысоких гор появился алый диск солнца. Начинался новый день. Да нет, не просто новый, а самый настоящий, так как солнце возвещало о начале действительно чего-то нового, история таки шагнула с проторенной дорожки и начала бить другую колею. Что же, не напрасно выходит они трудились на протяжении многих лет, вот и первый значительный результат. Первый. А вот чтобы он не стал последним, придется приложить еще достаточно много сил, но он был к этому готов, были готовы и его друзья.