Прохладная вода раздалась в стороны, осыпав все вокруг водопадом брызг, а затем стремительно сошлась над погрузившимся в ее лоно человеком, взметнув небольшой фонтан. В ответ на это действо тут же раздался возмущенный женский крик. Впрочем, возмущения в нем было куда как меньше, чем игривости.

— Сумасшедший! Я же не хотела мочить волосы!

— И как ты собиралась купаться, не замочив головы? — Отфыркиваясь словно молодой жеребец, как ему казалось, вполне резонно возразил Петр.

— Да уж есть способы, — с безнадежным видом начав распускать толстую косу теперь уже безнадежно вымоченных волос, возразила Анна. — Ну вот как теперь быть? Это вам хорошо, обтерся и через минуту практически сух. Даже прическу особо ладить не надо.

— С чего это ты взяла? Туалет у иных мужчин занимает куда больше времени, чем у дам, — стоя по пояс в воде, и водя руками по ее поверхности, перед собой, возразил Петр.

При этом его взгляд был прикован к ладной фигуре жены, стоявшей перед ним по пояс в воде. Уже распущенные мокрые волосы облепили налитое белое тело, разметавшись по плечам, спине и высокой крепкой груди. Анна без труда перехватила взгляд мужа, и на ее щеках тут же появился застенчивый румянец. Не отдавая себе отчета, она воспользовалась единственным средством, остававшимся в ее распоряжении, чтобы прикрыть наготу. Волосы тут же переместились вперед, покрывая собой грудь.

— Тоже мне, мужчины, — смущенно фыркнула Анна. — Но я-то сейчас говорю о тебе. А ты у меня ни букли, ни парики не приемлешь. Нет, ну вот что мне теперь с этим делать? — Анна вновь безнадежно взбила свои волосы.

— Да оставь ты их. Давай купаться, все одно уж намокли. Я тебе обещаю, что лично буду сушить твои волосы, — прижав руки к груди, искренне пообещал Петр.

— Ну смотри, муженек, я тебя за язык не тянула, а императорское слово оно дорогого стоит.

Петр вдруг осознал, что только что попался, уж больно мстительно звучал голос молодой жены. Но в следующее мгновение, Анна оттолкнулась от дна, и заскользила по заводи. Сквозь пронизанную солнечным светом, прозрачную водную гладь были прекрасно видны гладкие очертания ее статной, широкобедрой фигуры, разметавшиеся по воде, словно тина густые длинные волосы.

От представшей картины, у Петра даже дыхание сперло. Слишком уж много на сегодня соблазнительных зрелищ. Ругая себя последними словами, он воровато осмотрелся. Вроде никого. Угу. Расскажите кому иному. Чтобы Ушаков не озаботился безопасностью императора…

Гвардейцы, те как и положено, несут службу в оцеплении. Они и не помышляют оборачиваться в сторону реки, где сейчас плещутся, в чем мать родила, царственные особы. А вот в служащих канцелярии безопасности такой уверенности нет. Наверняка глаз не сводят, без намека на стыд. Но боже, как же она хороша. Да пошло оно все! Обзавидуйтесь!..

— Ефремыч, ну отвернись ты. Неудобно же.

— Я те отвернусь. Я те так отвернусь, мало не покажется, — мужчина невыразительной внешности, да еще и обряженный в накидку с плетенным в нее камышом, строго зыркнул на своего более молодого напарника, а потом поспешно перевел взгляд на заводь.

— Так ведь таинство, — опять с явным смущением пролепетал молодой.

— Та-аинство, — передразнил молодого Ефремыч. — А ты не гляди, как они этим таинством занимаются. Ты окрест посматривай, так чтобы ни одна падла и близко не подобралась. А то, тать какой с камышиной во рту занырнет, да полоснет клинком. И что тогда будем делать?

— Так ить глаза сами лезут, чтоб им пусто было.

— А вот это уж твои трудности, — назидательно произнес ветеран…

Нда-а. Нет, это надо же, уже третье полотенце извел, а перед тем они их еще и выжали. Все без толку, ничего не помогает. Конечно волосы сейчас не такие мокрые как это было в начале, но и сухими их никак не назовешь.

— Что Петруша, не выходит? — Хихикая и с явной издевкой произнесла Анна.

— Я вот понять не могу, коли с этими волосами столько мороки, отчего вы так над ними трясетесь? Остригли бы и вся недолга.

— Ты сума сошел? — Анна даже вскочила с лавки и прибрала волосы, словно защищая их от посягательств царственного супруга.

Однако убедившись, что никто за ней с ножницами не гонится, успокоилась. Прошла к столу, взяла в руки гребень и начала расчесываться. При этом взгляду Петра предстала очередная соблазнительная картина. Настолько соблазнительная, что он непроизвольно сделал шаг к жене, нервно сглатывая. Однако, она его остановила красноречивым жестом.

— Вот ради такого взгляда и ради этой оторопи, мы и заботимся о своей косе, девичьей красе. Стой, дурень. Не смей. Петруша, скоро гости пожалу…

Договорить она так и не успела, оказавшись в страстных объятиях молодого супруга. Вообще, Анна заметила, что ей никак нельзя оставаться с Петром наедине. Тот не упускал ни одной возможности, чтобы тут же заявить свои супружеские права. Нет, ее это конечно же грело, но ведь всему есть пределы разумного.

Хм. В тот момент когда Петр начинал заниматься чем-либо, способным пробудить в нем страсть — никаких границ разумного для него не существовало в принципе. Без разницы. Будь то строительство корабля, исследовательского института, огненной махины или любимая женщина. Он был готов отдать себя всего без остатка.

Вот и сейчас происходило именно это. Сюда они завернули два дня назад и все это время, жили беззаботно не отвлекаясь ни на что. В эти дни для них существовали только они сами. Впрочем, чему тут удивляться. Тут впору задуматься, как они выдержали более двух месяцев. Поездка по различным предприятиям, городам и весям, никак не способствовала романтическому настроению. Конечно же, они и не думали уподобляться монахам и монашкам и ночами очень даже предавались жарким объятиям, но наслаждаться друг другом вот так, открыто и без оглядки, смогли только теперь.

Петр вспомнил об этом домике совершенно случайно. Его когда-то возвели на берегу заводи лесной реки. В то время, Петр только-только сумел вырваться из под опеки светлейшего и распробовать вкус охоты. Вот для охотничьих потех, и был поставлен этот домик.

Правда, побывать ему здесь довелось только однажды. Впрочем, имущество было царевым, а потому содержалось в полном порядке. Имелась и семья, присматривающая за домиком. Петр сильно удивился тому обстоятельству, что мужичок ничего не делая, только присматривая за, в общем-то никому не нужной постройкой, возведенной буквально за один день, исправно получает жалование равное армейскому.

Вот молодец шельма. Не растерялся. И жена у него, статная красавица и детишек семеро по лавкам, трое уж считай помощники. Но главное, домик и впрямь содержался в полном порядке. Все чисто и готово в любой момент встретить своего хозяина. Ни намека на затхлость или запустение.

— Петь, а этот дом по твоему велению поставили? — Откидывая со лба мокрую прядь волос, поинтересовалась Анна, лежа в объятиях мужа.

— Неа. Я даже и не знал ничего. Выехали на охоту, а ночевать заехали уже сюда. Оно может и почаще бывал бы, и даже скорее всего. Да только, меня тогда умыкнули в Москву. А домик стоит. Х-хм. Я даже удивился, когда Ефремыч, ну этот мужичок из Канцелярии, на мой вопрос ответил, что домик стоит и ждет не дождется моего появления.

— Места здесь, просто загляденье. А во-озду-ух. Свежий, пьянящий. И главное, комаров почти нет. Непонятно отчего так.

— Сам не знаю. Но наверное знающий человек место подбирал. Да иному и не доверили бы.

— Петь, ты не подумай, я не хочу лезть в твои государственные дела, — Анна, повернулась на бок, все так же держа голову на откинутой руке мужа, как на подушке, и заглянула в его глаза.

— Анечка, ты вообще-то моя супруга, а потому вместе со мной ответ перед господом, за Россию матушку держать будешь. Иль думаешь, настояла на своем, отказалась от коронации и взятки гладки? По сути, тут и разницы великой нет, потому как муж и жена, половинки одного целого. А еще говорят, что ночная кукушка, всяк дневную перекукует. Иль не слышала?

— Слышала.

— Ну тогда давай, выкладывай, чего у тебя наболело. Такие замечательные деньки у нас удались, что так и быть, можно и поработать немного, — слегка потормошив, подбодрил супругу Петр.

— Я насчет Крыма и вообще татарских земель. Не слишком ли жестко ты обошелся? Понятно, что там все больше твои генералы старались, но ведь с твоего попустительства.

— И даже по моему устному повелению, — сразу став серьезным, ответил Петр. — Хочешь понять, отчего так? Оно конечно, может я и не прав, то история и потомки вынесут приговор и мне, и генералам моим — Миниху, Ласси, Леонтьеву да Румянцеву. Одни будут поносить, другие нахваливать. Но сегодня, сейчас я иного выхода не увидел. Сотни лет, Крым довлел над землями русскими. Сотни тысяч сгинули защищая от них свой дом, или не выдержав утомительного перехода в полоне. Еще больше оказались в рабстве и многие тысячи пребывают в рабстве и сегодня.

— Значит, ты хотел просто отомстить? Выместить свою злость?

— Я хочу, чтобы Крым на века остался русской землей. А значит, там должны жить русские. Только та земля, которую пашет русский крестьянин, становится русской. Никакими штыками не удержать и пяди земли, если там не живут люди, считающие ту землю своей Родиной. Татары всю свою жизнь были воины и жили грабежом, да набегами. Каждый их мужчина воин. Он знает это с рождения и растет с тем знанием. Когда, мы с трудом формируем армию, а потом еще и обучаем солдат, татары просто бросают клич, и собирают многотысячное войско. И рядом с этими волками, я должен поселить русского крестьянина. Спору нет, если он разъярится, то места окажется мало всем. Вот только терпение у него поистине безграничное. А еще, одной только ярости мало, нужно еще и умение. Но опять-таки, я хочу чтобы те земли легли под плуг тружеников, а не того чтобы крестьяне с оружием в руках защищали свои дома. Вот и получили приказ мои генералы, в случае проявления малейшего непокорства карать нещадно. Потому и потянулись вереницы беженцев на турецкую сторону. Сегодня считай половину жителей Констанцы крымские татары, да и вообще. Расселяются по Добрудже*

*Добруджа — историческая область сложившаяся на правобережье Дуная, вдоль побережья Черного моря.

— А пленные? Ты ведь еще и награду объявил за каждого пленного. Поди под это дело казачки да солдатики гребли всех подряд.

— Не без того. За всем не уследишь. Ну да и бог с ними. Не одобряешь? А зря. Даже те, кто ушел к туркам, вернутся чтобы грабить наши земли. Иначе им не прокормить свои семьи. Волка остановят только две вещи, страх и смерть.

— А как же с теми, кто остается? Ведь теперь они твои подданные.

— Тем кому не повезло вначале, я уже ничем не помогу. Над остальными воля и закон России. За обиду нанесенную татарину, обидчик ответит так же, как если бы обидел русского. И за это, с лиц уполномоченных на то, спрос будет строгий.

— А отчего ввел награду за полоненных, да еще чтобы без ран серьезных? Иль, за угнанных славян обида взяла? — Потеревшись щекой о плечо мужа, опять поинтересовалась Анна.

— Причем тут обида? Я не на потешном поле, на масленицу кулаками машу, чтобы обиды держать. Какой толк России от убитых? В набег более не пойдут? И только-то.

— А от пленных?

— Работать будут. Ты разве не знаешь, что еще после первого столкновения с крымчаками, я всех пленных определил на рытье канала между Волгой и Доном?

Петр даже изогнулся чтобы посмотреть в лицо жене. Она же в свою очередь скосила глаза вверх, глядя на него. Чем вызвала улыбку мужа, уж больно потешно выглядела.

— Канал уже прорыли, — опять устраиваясь поудобнее, и прижимая Анну, начал пояснять Петр. — Использовали старинный волок между Камышенкой и Иловлей. Правда, дело больно затратное вышло, опять же, шлюзов пришлось установить невесть сколько, потому как к лету вода в реках падает. Но управились. Нам этот путь теперь до зарезу надобен будет. Пусть война еще продлится, то не беда. Того что мы вышли к южным морям, уж никто не изменит. И султан никуда не денется, согласится с тем, чтобы мы торговлю морскую вели.

— А новых пленных куда? И сколь их уж набралось?

— Набралось достаточно. Тысяч пятьдесят уже, никак не меньше. И число их понемногу множится. Но работа всем найдется. Страна у нас необъятная, а потому нужны и дороги, и речные пути. Первые нужно ладить так, чтобы и в распутицу были проезжими. Вторые, соединять каналами, проходимыми в самое засушливое лето. Работа тяжкая, на долгие годы рассчитанная. Так что, народу еще и мало будет.

В этот момент с улицы послышались звуки подъезжающей кареты и судя по всему, не одной. Петр и Анна разом сели на кровати, и переглянулись как нашкодившие дети. Впрочем, так оно по сути и было. Увлечься настолько, чтобы позабыть о прибытии гостей.

Однако, повели молодые себя по разному. Петр поднялся, и начал одеваться. Он конечно же не мешкал, но и суеты в его движениях не наблюдалось. Чего никак не сказать об Анне. Она словно заполошная, подскочила к зеркалу и с безнадежным видом приподняла непокорную, все еще влажную, да еще и нечесаную копну волос.

Петр поймал на себе осуждающий взгляд Анны и только пожал плечами. Ну, а что ему еще оставалось. Можно подумать, это он все затеял и никакой поддержки с ее стороны не наблюдалось. Оба проштрафились, чего уж.

— Анечка, да ты не расстраивайся так. Ничего страшного не случилось. Сейчас Евдокию призову, она тебе куда лучше меня поможет. Ну, а я пока с гостями займусь. Вон, Семеныч все уж верно понял и под навесом стол накрыл. Да так оно и лучше будет, на свежем воздухе-то. Так что, никто тебя не потревожит.

Гостей оказалось четверо, те кого собственно и ожидал Петр. Остерман, канцлер и ведает делами императорской канцелярии, являясь первым советником. Ягужинский, генерал-прокурор, главенствует в сенате, на который нынче легла вся полнота власти, пока Петр Алексеевич, вместе с супругой изволит быть в отъезде. Князь Трубецкой, ныне ведающий военной коллегией, куда же без него, коли война с турками в разгаре. Ну и Ушаков, без этого Петр и вовсе как без рук.

Разумеется император доверял тем, кто вместе с ним делил всю ношу власти. Не сказать, что безгранично, от прежней юношеской наивности и непосредственности не осталось и следа, но все же доверял. Если во всех окружающих видеть только врагов, при первой же возможности готовых вцепиться тебе в глотку, то и жить не стоит.

Вернее, долго так не протянешь. Либо сгоришь, либо подозрительностью, и как следствие расправами, восстановишь против себя всех окрест. А врагов у Петра и без того хватало. Чуть не все помещичье дворянство волком смотрит. Промышленникам то же не по нутру, терять прибыли, выплачивая жалование наемным рабочим. Да много еще каких иных внутренних проблем. Так что, люди на которых можно положиться необходимы как воздух.

Понимая, что Анна может его потом забросать вопросами, Петр решил обождать с делами, пока она не приведет себя в порядок и не выйдет к гостям. Он вовсе не был сторонником того, что жена должна держаться от дел мужа в стороне. Нет, если бы она была просто красавицей, в которую он был бы влюблен или женился по надобности, то дело иное.

Но Анна, уже давно показала, что обладает весьма практичным умом, а потому он был готов прислушиваться к ее советам. Мало того, он и рассчитывал на ее советы, так как она могла взглянуть на возникающие вопросы как бы со стороны. И наконец, уж в ком, в ком, но в ней он мог быть уверенным до конца. Вот в это верилось без каких-либо оговорок.

Они успели утолить голод, и так как император решил обождать с делами, гости не преминули пройтись по поводу молодоженов. Мол, государство в опасности. Турок на южных рубежах шалит. На северных швед зубы скалит. А государь пропал. С фотогенными лампами уж все уголки необъятной империи облазили, а найти не могут. И что делать бедным подданным, ума не приложат.

Высказали надежду, что государь все же в поте лица трудится на благо всенародное. Уж и так и эдак старается, дабы вселить в сердца рабов своих уверенность в завтрашнем дне. И труды те не напрасные, так как в час положенный возрадуется богоизбранный народ, осчастливленный рождением законного наследника.

Словом Петр уже и пожалеть успел, о своем пожелании. Поэтому, появление жены воспринял как избавление. Хм. Рановато обрадовался. Как ни старалась девушка, но ни с мокрыми волосами, ни с ярким румянцем, ни со взглядом, она ничего поделать так и не смогла. Гости дорогие и без того подозревали, что молодые с нетерпением ожидали их прибытия, но едва увидели ее, как сразу же в этом уверились еще больше.

— Гхм. Господа, может все же сжалитесь, над молодыми. Эдак Петр Алексеевич и о делах государственных позабудет, станет над кознями умышлять, дабы отомстить нам, — всячески стараясь справиться с охватившим его весельем, все же решил заступиться за государя Трубецкой.

Молодец генерал. Быть тебе фельдмаршалом. Ну, во всяком случае, направление верное, а там поглядим. А то, эти старички не на шутку разошлись и никак не желают утихомириваться. Нда-а. В том-то и дело что старики.

Вон Ягужинский, вроде и моложе всех, а как сдал за последнее время. Доктора так те вообще в один голос твердят, что кабы он продолжал вести прежний образ жизни, так может и отпели бы уже. Врут наверное, но уж помощник из него был бы никакой, это точно.

В виду того, что время все же военное, ну и учитывая заступничество, решили начать с президента военной коллегии. Против чего Петр и не думал возражать. Если кратко, то дела обстояли следующим образом.

Турки планировали взять реванш за поражения прошлого года. В этой связи в Констанце начала собираться эскадра и армия. Силы выходили изрядными настолько, что турками планировались сразу два удара. При поддержке флота по Аккерману. И Бендерам, тут уж силами только армии.

Однако, командующему Черноморским флотом, адмиралу Бредалю, удалось слегка поумерить турецкий пыл. По его команде флот, каким бы смешным он не выглядел со стороны, снялся с якорей и двинулся к Констанце. При этом адмирал прихватил с собой один из прамов.

Эти плавучие артиллерийские батареи Петр вообще не держал за суда, а потому поначалу хотел их просто пустить на дрова. Но Бредаль отговорил. С одной стороны, польза от них какая-никакая, а будет. Во-вторых, они могут послужить транспортом с которым можно будет доставить и орудия, и припасы, и людей.

Так оно в итоге и вышло. Но кроме этого, когда с них были сняты орудия для установки батарей в крымских портах, сами прамы превратили в блокшивы, плавучие казармы. Но вот одному из них пришлось опять вспомнить о своем военном предназначении.

Приблизившись к Констанце, и встав на якоря вне досягаемости береговых батарей, Бреаль, а вернее капитан Аничкин, начал обстрел своими ракетами порта и города. Надо заметить что городу досталось больше, чем эскадре, потерявшей всего лишь одну галеру и один старенький фрегат. Наученные горьким опытом, турки больше не скучивали свои корабли, да и точность у ракет на такой дистанции, мягко говоря, была слабой. А вот в Констанце начался такой пожар, что дым от него прикрыл все побережье.

Русские так же понесли потери. Им едва удалось снять с пылающего прама свои ракетные установки. Как не заливали водой палубу, но практика показала, что деревянные суда не очень-то подходят для использования реактивных снарядов.

Однако, эта вылазка никак не повлияла на планы паши. Хотя и позже намеченного срока, две турецкие армии и эскадра, выступили в поход. В Бендерах и Аккермане стояли двадцати тысячные гарнизоны. Укрепления были приведены в порядок. Боевые и продовольственные припасы восполнены, настолько, что нужды не должно было возникнуть в течении года.

Остальное было в руках офицеров и солдат. Сорока тысячам, предстояло остановить продвижение двухсот. Серьезное испытание, если не сказать больше. Но и выхода иного не было. Турция нешуточный противник, имеющий поистине огромный потенциал.

— Выстоят ли, Никита Юрьевич? — Усомнился Петр, услышав озвученные цифры.

— Выстоят, Государь. Крепости подправили, с учетом всех недостатков, имевшихся у турок. Ракет с греческим огнем у противника нет, так что будут воевать по старинке. Прямым штурмом только людей положат, и они это знают. Поэтому сразу начнут правильную осаду, а она потребует времени. Туда уже подтянулись казачки, общим числом до десяти тысяч. Так что, спокойной жизни не дадут, станут щипать помаленьку.

Да, выхода, кроме как держаться, перемалывая силы турок под стенами крепостей, не было. На случай падения Бендер и Аккермана, имелись еще три опорных пункта — Очаков, Кибурн и Перекоп. Они прикрывали Крым и имели гарнизоны общей численностью до двадцати тысяч. Сам полуостров должен был защищать Миних, у которого для этого имелась еще тридцати тысячная армия.

Петр собирался во что бы то ни стало удержать Крым. Этот полуостров являлся выходом к южным морям. А еще, обладание им являлось давним стремлением русских царей. Но при всем стремлении удержать Крым, ни о каких наступательных операциях в Причерноморье речи не шло. Перейдя здесь к глухой обороне, император намеревался предпринять наступление в другом месте.

Недаром же, на основе двух грузинских и армянских полков, собранных с невероятным трудом, сейчас были развернуты уже две бригады, по три полка в каждой. Сейчас уже не было острой необходимости в сохранении военной тайны, к тому же в прошедших боях, полки получили бесценный опыт. И именно их участие в боях, способствовало столь бурному росту бригад. И эти солдаты горели желанием отправиться на другой берег моря, чтобы освободить свою Родину.

Данные бригады общим числом в десять тысяч, входили в тридцатитысячную армию Ласси, готовящуюся к десанту на грузинском побережье. Конечно, силы не так чтобы и велики, для того чтобы отбить столь обширные территории, даже с учетом того, что большинство земель Армении и Грузии, находятся под властью персов.

Но с одной стороны, основные усилия турок будут сосредоточены в Причерноморье. С другой, наверняка в закавказских царствах, народ поддержит русскую армию и особых проблем, как с продовольствием, так и с пополнением личным составом, не будет. Даром что ли, создавались эти полки. Так что, армия Ласси могла даже разрастись.

Вместе с тем, ситуация на севере, оставалась весьма сложной. Из-за этого в Санкт-Петербургской губернии приходилось держать весьма серьезные силы. Пятидесяти тысячная армия, пребывала в готовности, на случай начала боевых действий со стороны Швеции.

Усиленно готовился Балтийский флот. Правда всех удивляло то обстоятельство, что император не отдал приказ о перевооружении торговых судов. По идее, на время войны, они должны были пополниться вооружением и личным составом, после чего встать в строй в качестве фрегатов. Вместо этого, суда продолжали свои рейсы, согласно торговых операций. Кстати, в ту же Швецию, словно ничего и не происходило.

Разумеется о делах флотов, Трубецкой не докладывал. Тут ведь какое дело. Генерал не имел никакого отношения к делам флотским, а потому не мог в них и лезть. Разве только высказать свое мнение со стороны. Просто Петр и сам знал, как обстоят дела на флоте, тем более, что там все происходило согласно его распоряжений.

После Трубецкого, последовал доклад от Ягужинского, по поводу происходящего в сенате. Надо заметить там все было не столь гладко. Многие сенаторы, склонялись к мысли, что государь уж больно круто заворачивает. Открыто противиться его воле, никто не стал, но все же высказать свое мнение посчитали нужным. Благо если оставаться в рамках, то и последствий можно было не опасаться.

Петру нужно было законодательное собрание и правительствующий сенат. От сборища болванчиков, готовых поддержать любое начинание императора, был бы только вред. Однако, это вовсе не значило, что мнение сената могло возобладать над его волей. Он мог отдать решение вопроса в их руки. Мог прислушаться к аргументированным доводам против. Даже последовать этим самым доводам. Но он всегда имел достаточно власти, чтобы наложить вето или единолично претворить в жизнь нужный закон.

Именно так обстояло дело практически относительно всех законов, касающихся крестьянства. Если государь и получал поддержку со стороны сенаторов, то они неизменно были в меньшинстве. Три года назад, когда принималось решение относительно заселения Запорожья, в сенате поднялась настоящая буря. Но Петр все же выдержал напор несогласия, и вышло так, как того хотел он.

Из доклада Ягужинского следовало, что крестьянский вопрос, теперь уже по всему Причерноморью, опять стал камнем преткновения. Практически все сенаторы, встали на дыбы. И опять, разделяющие взгляды государя оказались в меньшинстве.

— Я вот думаю, Павел Иванович, может мне гнать из сената всех помещичьих дворян, а оставить только служилых? — Вперив в Ягужинского строгий взгляд, сквозь зубы процедил Петр. — Ведь это вы, воду мутите. И ты в том числе, Павел Иванович, не надо мне тут честные глазки строить. Хотя тот закон вас почитай и не касается, знаете, что он может и вам аукнуться.

— Государь, да он скорее уж аукнется России, а не нам, — не стал отрицать своего неодобрения закона, Ягужинский. — Сам посуди. Ты хочешь чтобы среди казенных крестьян был брошен жребий, по которому десять тысяч семей будут переселены на новые земли. Но не просто так, а с выдачей каждой семье займа в виде лошади, коровы, инвентаря, продовольствия на год, семян и десяти рублей серебром. Мало того, эти семьи освобождаются от всяческих налогов сроком на пятьдесят лет. Они получают в собственность землю, по пять десятин на каждую ревизскую душу, коей могут распоряжаться по своему усмотрению. Отсрочку по выплате займа на пять лет, но и после этого срока выплачивать только малыми частями и без роста.

— И что в том плохого? — Все так же хмуро поглядывая на Ягужинского, поинтересовался Петр.

— Так ведь с учетом дороги переселение только одной семьи обойдется казне в пятьдесят рублей. Полмиллиона рублей, государь. И это тогда когда мы ведем войну с турками, и вот-вот может начаться война со шведом. Но кроме этого, среди крестьян могут начаться волнения. Сам посуди, как люди будут смотреть на тех, кто избавился от крепости. А может случиться и обратное, люди посчитают, что их обрекают на рабство в туретчине.

— А еще, помещичьи крестьяне поймут, что у казенных крестьян есть свет в окошке. А вот у них грешных, ничего такого и нет, — припечатал Петр.

— Государь, помещики, есть соль земли, — убежденно произнес Ягужинский. — Нельзя крестьянам давать много воли. Над ними должен быть постоянный догляд. Нешто думаешь, если раздашь крестьянам землю, то они все станут пахать да сеять на радость тебе? Поверь, найдется немало тех кто попросту сбежит, почувствовав волю. Просто бросят землю и уйдут за лучшей долей, коли уж у них будут открытые паспорта, как ты того хочешь.

— Ну, напраслину-то не возводи, — остановил Петр Ягужинского, подкрепив свои слова жестом. — Ни о каких открытых паспортах, пока не будет выплачен весь заем, речи нет. Так что, ничего страшного не случится. Пусть даже найдется какое-то число семей, которые смогут выплатить казне долг и получить отметку в паспорт. В том особой беды нет. Во-первых, их будет мало. Во-вторых, не захотят землю обихаживать, отправятся на иные промыслы. На те же фабрики и заводы устроятся, благо в ремесленных училищах при них, обучение бесплатное.

— Но государь, беды отсюда могут быть большие.

— Ты, Павел Иванович, передай господам сенаторам, чтобы они к своим крестьянам как к детям относились, с любовью и лаской. А если ремешком прикладывались, то только по особой нужде, по отечески. Вот тогда и народ бунтовать не станет. Все. Вопрос решенный. Указ с тобой?

— Да, государь, — Ягужинский со вздохом извлек из сумки уже написанный указ, на котором не хватало только подписи императора.

К этому времени, на столе оставались лишь легкие закуски и вино, поэтому места для письма было предостаточно. Не без сожаления, Петр поставил свою подпись на документе и скрепил ее личной печатью. Жаль. Опять сенат не поддержал его. Всякое начинание государя, направленное на раскрепощение народа, встречалось буквально в штыки. Даже в общинах, помещики видели прямую себе угрозу.

А вот строительство в Крыму нового города, сенат воспринял с воодушевлением. Хотя только в этом году траты должны были составить полмиллиона рублей. А ведь работы будут лишь начаты. Место для строительства будущего главного порта Черноморского флота, присмотрел лично адмирал Бредаль. Как лицо заинтересованное.

Этим целям как нельзя лучше подходила бухта, на берегу которой когда-то был древнегреческий город Херсонес-Таврический. Петр решил, что коли главный северный порт имеет имя своего основателя, императора Петра Великого, то южный вполне достоин его имени. Однако Петр не забыл о том, что Крым некогда относился к Понтийскому царству. Да и новому городу предстояло вырасти на руинах древнегреческого. Вот исходя из этого, он и назвал его Петрополем.

Закончив разговор по делам сената, Петр перевел взгляд на Остермана. Судя по сказанному канцлером, у него дела обстояли вполне пристойно. Во всяком случае, Петру его доклад не стоил лишних нервов. Даже наоборот. Сведения по дипломатической линии свидетельствовали о том, что Австрия вскоре должна была вступить в войну с Турцией.

— После смерти принца Евгения, военная партия, готова одержать верх над мирной, государь, — докладывал Остерман. — Не хватает самой малости, еще одной удачной военной операции с нашей стороны и Австрия объявит войну Турции. Ланчинский* просто уверен в этом, — говоря это, Остерман взглянул на князя Трубецкого, словно продолжая прерванную беседу.

*Людовик Ланчинский — В реальной истории, с 1721–1752 г.г. российский резидент при австрийском дворе.

Все ясно. Похоже, этот разговор уже имел место между ними, причем скорее всего начинался уже не раз. Но Никита Юрьевич, собирался строго придерживаться намеченного плана. По плану же у них были Грузия и Армения.

— Что скажешь, Никита Юрьевич? — Все же поинтересовался Петр у президента военной коллегии.

— Государь, на мой взгляд, нам необходимо сосредоточить усилия в Закавказье. В настоящий момент там практически нет вражеских сил, мало того, турки не ожидают от нас такого удара. К тому же в отличии от Молдавии и Валахии*, где бояре все больше посматривают в сторону турок, грузины и армяне просто не могут дождаться нашего прихода, — Трубецкой не без иронии вернул взгляд Остерману.

*Румыния делилась на три части: Валахия, Молдавия и Трансильвания. Первые две находились под турецким вассалитетом. Последняя входила в Венгерское королевство.

— Я все понимаю, государь. Но как только Австрия вступит в войну, напряжение для нашей армии сразу же ослабнет.

— Сомневаюсь, Андрей Иванович, — задумчиво произнес Ушаков, до этого старавшийся вообще держаться в тени. Впрочем, это в его характере, скорее удивительно то, что он все же вмешался в разговор. — Согласно имеющимся у меня сведениям, турки держат в Валахии весьма серьезные силы. И как раз из-за опасения вступления в войну Австрии. Причем, это ни какое-то там ополчение, а регулярная армия. Чего не скажешь о тех частях, что направились против нас. Нет они вполне боеспособны и представляют реальную опасность для наших крепостей. Но все же, это не валашская армия.

— Вы думаете, что австрийцы побоятся вступить в войну? — Остерман не без вызова посмотрел на Ушакова. Еще бы, союз с Австрией был детищем канцлера.

— Я думаю, что Австрия одним только договором с нами, уже отвлекает на себя серьезные силы. Насколько я понимаю, большего нам и не надо, — пожав плечами, ответил Ушаков.

— Это потому что, вы не дипломат, Андрей Иванович, — Остерман отвесил Ушакову ироничный поклон. — Если нам не удастся склонить Австрию к войне, то Франции и Англии удастся склонить ее к миру с Турцией. А вот тогда уже, валашская армия будет совершенно свободна.

— Хм. Сдаюсь, — вынужден был отступить Ушаков.

— Значит, порешим так, — прекращая препирательства заговорил Петр. — Коллегии иностранных дел подготовить подробнейшие сведения относительно состояния дел с Австрией. Военной коллегии о состоянии армии и наших возможностях для проведения наступательных операций…

— Хотя бы одной, — опасаясь, что его идею могут зарубить на корню, решился вставить реплику Остерман.

— Андрей Иванович, уймись уже, — покачав головой, отмахнулся Петр от Остермана. Что и говорить, подбросил головной боли канцлер. — И еще, Никита Юрьевич, при подготовке сведений исходи из двух позиций. Первая, походу в Закавказье быть. Со времен Ивана Грозного, русские цари именуются грузинскими, а воз и ныне там. Вторая, нанести удар по туркам в Причерноморье желательно. Но тут нужно будет учитывать множество факторов. Так что, не погнушайся вызнать мнения из иных коллегий, да с военно-морской сойдись накоротке.

То что Ушаков не стал говорить при всех, Петра ничуть не удивило. Да он и сам не стал бы вести с ним какие-либо беседы. Если только не касающиеся дел. У Андрея Ивановича была слишком особая специфика, а потому, лучше обойтись без посторонних ушей.

Никто и не подумал обижаться по данному поводу. Во всяком случае, уже привычно гости не подали виду. В конце концов, государю виднее с кем вести тайные беседы. Приближенных это вполне устраивает, пока их положение остается незыблемым. Опять же, все в их руках, стоит только доказать, что достойны большего и Петр не станет скупиться. В этом он сильно походил на своего деда.

— Ну что же, Андрей Иванович, пора переходить и к нашим делам, — провожая взглядом отъезжающие кареты с гостями, произнес Петр, обращаясь к главе КГБ.

— Кгхм.

— Ты не кхэкай, Андрей Иванович. Не кхэкай. Анечка моя жена и ей престол наследовать. Или быть регентом при наследнике, — произнеся последнее с нажимом, Петр воткнул в жену твердый взгляд, заставив ее поперхнуться так и не высказанными суждениями. — Так что, пора ей привыкать к тому, что грязного и непотребного в нашем деле ничуть не меньше. Чем светлого и чистого.

— Нда. Скорее уж больше, — переминаясь, как-то невпопад произнес Ушаков.

— Или так, — с легкостью согласился Петр. — Ну да, будет о том. Как считаешь, Андрей Иванович, Остерман прав?

— Брожение при австрийском дворе, это факт. Хотя я и не сказал бы, что голос Франции там громко звучит. Габсбурги и Бурбоны не больно-то ладят.

— А Англия?

— С этими сложнее. Георг Второй, будучи королем Англии является еще и курфюрстом Ганновера, а значит является как бы вассалом Австрии. Нагородили, сам черт ногу сломит.

— Ну, это я и сам ведаю. Думаешь, если Карл не станет слушать французов, к своему вассалу все же прислушается?

— Угу. А учитывая, насколько англичане болезненно реагируют на все относящееся к флоту… Словом, им очень не понравились две сожженные турецкие эскадры. Не люблю быть не правым, но тут похоже с Остерманом не поспоришь.

— Хочешь сказать, что канцлер прав и нам нужно в очередной раз доказать Австрии, что Россия способна вести наступательную войну.

— Боюсь что так. И как раз именно в Причерноморье. Даже если мы захватим все Закавказье, то должного впечатления не произведем.

— Понял. Кстати, как обстоят дела в Швеции? Насколько возможно избежать с ними войны в этом году?

— Надо сказать у членов партии «колпаков», благодаря нашей финансовой поддержке, сейчас дела получше…

— Наша казна платит шведам? — Не выдержав удивилась Анна.

— Не просто шведам, а членам шведского риксдага, — не сдержав ухмылки, заверил жену Петр.

— И они берут деньги у нас? После того как потерпели поражение в войне? Они предатели?

— Анна Александровна, не стоит реагировать так категорично, — возразил Ушаков. — Признаться, они и понятия не имеют, у кого берут деньги. Да даже если бы и знали, уверен, что ничего не изменилось бы. Мы платим им за то, чтобы они всеми силами удерживали Швецию от войны с нами, они хотят того же. Так что, мы просто помогаем им осуществить их же намерения, а так же укрепляем веру в свою правоту.

— Но это подло. Петр, как можно иметь дело с подобными людьми? Это не делает чести, государю, — едва не задохнувшись, буквально выплюнула Анна.

— Именно что не делает, Анечка, — резко сорвав травинку и сунув ее в рот, хмуро ответил император. — Зато способствует сохранению мира, и тысяч жизней наших подданных.

— Когда ты объявил войну Турции, ты не думал о том, что погибнут тысячи людей.

— Отчего же. Очень даже подумал. Как и о том, что за последние десять лет крымские татары убили и угнали в полон, более пятидесяти тысяч русских. И если бы мы не остановили их, это продолжилось бы.

— Ладно. Но там ты действовал открыто, с гордо поднятой головой. А здесь, словно тать…

— Анна, остановись. Досчитай до десяти, все взвесь, обдумай и только потом бросайся обвинениями, — сказал, как припечатал Петр. После чего обернулся к Ушакову. — Продолжай, Андрей Иванович.

— Кхм. На руку нам пошло и то, что ты не стал спешить с перевооружением торгового флота. Как и продолжающиеся регулярные рейсы наших судов в шведские порты с российскими товарами. Дает свои результаты и торговое соглашение, с его льготными пошлинами и ценами. Не сказать, что шведы начали нам улыбаться, но уже и не скалятся. «Шляпы» исходят желчью, кричат на всех углах, что это только хитрый ход со стороны диких московитов, готовых вогнать шведам нож в спину.

— Значит, в этом году «шляпам» не продавить войну с Россией.

— Хочешь забрать армию с северного направления, государь?

— Не только с северного, но и с западного. Думаю, тысяч пятьдесят получится высвободить. И тогда можно будет ударить по туркам, сначала у Бендер, а потом и у Аккермана.

— Может наоборот, — с сомнением произнес Ушаков. — Все же, в Бендерах куда более основательные укрепления, и нашим удержаться будет проще.

— Именно поэтому там будет большая часть турецких войск, а значит лучше ударить вначале по ним. Что же касается Аккермана, то тут турки будут рассчитывать на поддержку флота, и опять столкнутся с неприятным сюрпризом в виде твоих пловцов.

Это новое подразделение было создано буквально перед самым началом войны, и состояло всего-то из трех десятков человек. Набор, как всегда лежал на Канцелярии, с соблюдением необходимой секретности. Туда брали превосходных пловцов, способных на длительный срок задерживать дыхание.

На их плечи ложились диверсии против вражеского флота. Специально для этой цели в Саглино была разработана особая мина, с начинкой из греческого огня или пороха.

По сути это была бочка, с нулевой плавучестью, которую пловец буксировал к цели, и привинчивал специальными бурами к корпусу корабля. После этого следовало провернуть рычаг хитрого взрывателя и успеть убраться. В случае использования греческого огня, незначительный заряд пороха разваливал бочку и воспламенял смесь. В результате такого подрыва, страдал не только заминированный корабль, горящая смесь растекалась по воде и дотягивалась до других судов.

Такой способ был особенно эффективным в случае скученности судов. Как, например, в случае с турецкой эскадрой у Азова. Именно там, боевые пловцы прошли свое боевое крещение и надо заметить весьма успешно.

Сейчас этот особый плутонг находился в Аккермане и в случае подхода турецкой эскадры обеспечит им теплый прием. Правда, турки стали куда более осторожными и больше не допускают скученности кораблей. Но это ничего, добрый заряд пороха, заложенный подводой, ничуть не менее эффективен. Разве только пострадает лишь заминированное судно.

Впрочем, это не столь важно. В любом случае, турецкий паша поспешит увести эскадру и не подвергать свои корабли излишней опасности. Это был последний кулак турецкого флота и подвергать его излишнему риску они не будут. Правда, в случае удачной атаки пловцов, от эскадры мало что останется.

Без поддержки же флота, армия еще долго будет разгрызать этот орешек, Аккерман. Несмотря на то, что крепость эта достаточно древняя, турки успели изменить систему обороны. Да и русские не сидели все это время сложа руки. Так что, взять ее будет очень непросто.

— Значит, опять все внимание обратишь на юг, — подвел итог Ушаков.

— Именно, — согласился Петр, но тут же добавил. — Вот только проделаем мы это не ради того чтобы втянуть в войну Австрию.

— Отчего так?

— Просто, я тут подумал, ее ведь потом еще нужно будет и выводить из войны. Карл же захочет свой кусок пирога. Нет, действовать нужно стремительно, так чтобы турки согласились на мир, уже в этом году. А лучше еще до осени.

— Потеряв Причерноморье, да еще и территории в Закавказье? Сомневаюсь, что они пойдут на это.

— Не сомневайся, Андрей Иванович. Еще как пойдут. Главное наподдать им от всей нашей широкой русской души, а там и угроза объявления войны со стороны Австрии. Либо уступят нам, либо потеряют еще больше, потому как будучи союзниками, мы уже не сможем так просто пойти на примирение.

— А если австрийцы объявят войну, едва только мы подпишем мир?

— Ну, они же не спешили исполнять свой союзнический долг. У нас же для этого куда больше оснований.

— Думаешь, турки дадут им по сопатке?

— Есть такая мысль. Покойный принц Евгений хотя и выступал против войны с Турцией, но тем не менее был великолепным полководцем. Сегодня в Австрии ему замены попросту нет. Вот так вот, Анечка. Похоже наш отдых закончился, — не без сожаления закончил Петр, глядя на жену.

Ничего не поделаешь, похоже пора опять отправляться на юг. В последнее время, правители все реже появляются на полях сражений. Но Петр придерживался иного мнения. Порой солдату полезно видеть своего государя, готового разделить с ним и радость победы, и горечь поражения, и тяготы похода. У Петра был высокий авторитет в армии, и терять его не хотелось.

Именно поэтому, он оказывался на наиболее серьезных направлениях. Вот и сегодня его место под Бендерами и Аккерманом. Именно там решается исход войны и судьба закавказских народов.

* * *

Как Петр не стремился, отбыть на театр военных действий, сделать это в сжатые сроки ему не удалось. Впрочем, в этом и не было особой необходимости. Главное то, что он сумел организовать переброску войск. Не все прошло гладко, как того хотелось бы, но в то же время, без особых сложностей. В настоящий момент, войска речными маршрутами стекались к Царицыну, откуда им предстояло перейти к Дону. А вот там их уже подхватят корабли Черноморского флота.

Армия в район Очакова будет переброшена водным путем. Это не только будет менее утомительно для солдат, но и позволит сэкономить время. Признаться его и без того было потеряно изрядно.

На дворе стояло начало июля 1738 года. Армия Ласси, уже высадилась на восточном побережье Черного моря и успешно продвигалась по Грузии, практически не встречая сопротивления. Сведения добытые Канцелярией, относительно настроений местных жителей, полностью соответствовали истине.

Освободителей встречали не только с радостью, но и оказывали всестороннюю помощь. А уж наличие в русской армии бригады состоящей только из грузин, и вовсе вызвало ликование. Однако, Ласси было строго настрого приказано, ограничиваться пополнением полков грузинской и армянской бригад, только до штатной численности. Всех остальных добровольцев сводить в ополчение.

В намерения Петра вовсе не входило создание регулярной армии для Грузии и Армении. Конечно же сомнительно, чтобы они могли себе позволить ее содержание. При той разобщенности, что наблюдалась в Закавказье, это просто нереально. Но с другой стороны, незачем и лишний раз этому потворствовать.

Думая об этом, Петр не отрывал взора от пейзажа проплывающего мимо него. Что-то до боли знакомое было в этом мерном подрагивании судна и плеске гребных колес, хотя он впервые идет на пароходе. Или не впервые?

Ох не так прост этот ангел хранитель. И судя по его подсказкам, он точно сталкивался с подобным. Вот только добиться от него внятного ответа никогда не получалось. То может затеять целую дискуссию по тому или иному вопросу, то вдруг замолчит, словно обрубило. Как будто его и не было никогда, а все связанное с ним, Петру просто померещилось…

История с пароходом началась три года назад, когда все же удалось изготовить достаточно компактную модель паровой машины Новикова. Попытки пристроить к этому делу машину Силина не увенчались успехом. Она была более экономичной, простой, практически бесшумной, с большим рабочим ресурсом, что несомненно являлось ее преимуществами. Но при этом сама машина, в отличии от паровой получалась слишком уж громоздкой.

Именно из-за больших габаритов ее никак не получалось установить на какое-либо судно. Вернее это получалось, если брался маломощный образец, с соответствующим полезным выходом. Силины были хороши в другом, они как нельзя лучше подходили для использования на производстве.

А вот для установки на суда, великолепно подошла паровая машина. Первые опыты с машиной Ньюкомена, проводившиеся еще в Англии, не увенчались успехом. Она так же была чересчур массивной. А вот Новикову, удалось добиться уменьшения ее габаритов до приемлемых размеров, с довольно высокой отдачей. Правда и принцип работы у его машины, значительно отличался от такового в машине англичанина.

Однако, чтобы добиться успеха, Новикову пришлось изрядно над ней потрудиться. Причем трудиться пришлось не одному, а привлечь для консультаций других специалистов. Кроме самой механики, необходимых математических расчетов и отыскания оригинальных решений, возникала еще и проблема с качеством материалов. При том, что машина получалась более компактной и совершенной, паровой котел, как и опасность исходящая от него, никуда не делись.

Для испытаний первого образца использовали уже отслужившее свое коноводное судно с гребными колесами. Вместо того, чтобы пустить на слом, его отремонтировали, произвели кое-какие переделки, установили машину и…

Первый пароход прошел тридцать верст, показав на таком прогоне большую прыть, в отличии от коноводного судна. Вот только на этом его преимущества, как и триумф создателя, закончились. По неизвестной причине котел взорвался.

Убыток от трагедии оказался просто огромным. Нет, не судно, и даже не машина. Бог бы с ними, с деревом, да железом. А вот из двенадцати специалистов и ближайших помощников Новикова, что вместе с ним были на борту шестеро погибли на месте, Еще трое, обваренные кипятком, скончались в течении двух суток, один за другим. Сам Новиков, получив серьезные травмы, долгое время находился между жизнью и смертью.

Петр даже думал, что после такой неудачи, Новиков отступится. Но ученый стал только злее в работе. На следующий год, он представил новую машину, с котлом изготовленным из нового сорта стали. Ради этого, Новиков даже особо встречался с Демидовым, разъясняя, чего именно хочет.

И наконец, два года назад, первый… Нет, уже второй пароход, вспенил воды Невы. Несмотря на запрет императора, Новиков сам отработал на пароходе до ледостава. Появился даже своеобразный маршрут между Саглино и Санкт-Петербургом.

За время испытаний, чего только не было. Случалось и так, что на один день, приходилось по две серьезные неисправности. Так, шаг за шагом, создатель и его машина учились ходить, и наконец добились положительных результатов. Разумеется, решены не все проблемы и не все болячки успели себя проявить. Но теперь уже с уверенностью можно было сказать, что машина вполне рабочая и достаточно надежная.

Будь иначе, никто не позволил бы императорской чете взойти на борт, первой в мире, паровой яхты. Ее строительство началось, едва только Новиков доложился об окончании работ по машине, и продемонстрировал ее возможности высокой комиссии.

Случилось это в отсутствии Петра. Но он вполне доверял авторитетной комиссии, а в особенности Нартову, не скупившемуся на похвалы изобретателю. Поэтому сразу же подписал указ о строительстве яхты.

Все касающееся технической составляющей, то есть установки машины, гребных колес и валов, делалось только строго в соответствии с требованиями Новикова. Касаемо остального, строители подошли с выдумкой и фантазией. Судно получилось в прямом смысле этого слова расписным, его убранство вполне могло соперничать с дворцовым. Впрочем, чего там соперничать, коли Петр предпочитал во всем придерживаться скромности. Кстати, название судну дали значимое — «Штандарт».

Ну да, речь о машине. Так вот, в течении трех месяцев, с начала навигации, судно проходило всесторонние испытания. К настоящему моменту оно успело пробежать как по рекам, так и по водам залива, более тысячи верст. Все неизменные сбои в работе механизмов были устранены, машина работала как часы, гордо представляя своего создателя.

Кстати, Акинфий Никитич снова проявил дальновидность и остроту ума. Едва только узнав о том, что испытания паровой машины прошли успешно, он тут же бросился заказывать такую и себе. Мало того, привез и определил на учебу несколько человек.

Демидов вообще поражал своей способностью не только идти в ногу со временем, но и опережать его. Машины Силина у него на производстве использовались довольно широко и весьма эффективно. Но принцип работы у них сильно разнился с паровыми, поэтому здесь нужно было обучать отдельно.

Вот так и вышло, что первым заказчиком на машины Новикова, стал Акинфий Никитич. Хм. Даже не казна. Были те что удивлялись, отчего именно так. Раньше Петр все норовил ввести монополию, а тут вдруг отошел в сторону. И ведь вслед за Демидовым потянулись иные.

Но Петр и не думал оставаться полностью в стороне. Разве только, казна заказала лишь две машины. Просто дело это новое, машина вышла достаточно капризной и сырой, в отличии от той же силиновской. Если казна сейчас кинется закупать эти машины, да на казенном же заводе…

Ни недочеты, ни детские болезни никуда не делись, в этом император был убежден. Конечно польза от их использования будет несомненной. Но отчего же, все эти недочеты должны устраняться за счет той же казны, если можно поступить иначе. Те две казенные машины, так же внесут свою лепту в общую статистику, но основные траты будут все же не на казне.

Кстати, с началом производства, государь прекратит выделение средств Новикову, который являлся совладельцем завода. Доводить машину он будет за свой счет. Так сказать, понесет всю полноту ответственности за взросление своего детища.

Чтоб тебе! Господи, эдак и сердце зайдется. Анна! Петр вскочил из-за стола и выбежал из каюты. Супруга, не захотела находиться в душном помещении и вышла на палубу. Странно, где она духоту нашла. Окна открыты, по каюте гуляет сквозняк, при котором о духоте и речи быть не может.

Впрочем. Уже пару недель как, она разительно изменилась. Чует запахи, какие и собака не всегда разберет. Воротит нос от блюд, которые еще недавно вызывали ее восхищение. Мало того, еще и бурно так на них реагирует. Девка, кровь с молоком, таяла словно снежная баба после масленицы.

Угу. Молодая чета вняла-таки, чаяниям и мольбам своих подданных. Расстарались от всей своей души. Вот как вернулись из охотничьего домика, так и началось веселье. Петр даже приказал ей не появляться на фабриках и заводах, куда она было нацелилась, ввиду занятости супруга, подготовкой похода.

А и то, что ей там делать, если она как бешеная на всех кидается. Чуть что не так, все, гаси свечи и прячься в самый дальний угол. Ибо в тот момент она уподоблялась разорвавшейся бомбе, выкашивающей всякого оказавшегося в опасной близости.

Это же до чего довела она всех тех, кто в ней души не чаял, если управляющие, чуть не в один голос взмолились, представ перед императором. Пришлось внять их мольбам и оградить от опеки супруги. Она сейчас сама не своя, может даже порушить то, что по ее же указке и делалось.

Блюментрост, все еще будучи лейб-медиком, строго настрого наказал перетерпеть эту напасть. Ни в коем случае не допускать, чтобы будущая мать подвергалась серьезным переживаниям. Сейчас здоровье будущего наследника, в прямой зависимости от состояния матери. Ну, а если совсем уж невтерпеж, то можно спрятаться за государственными делами. Да вот, хотя бы убежать на войну.

Ну, на войну еще успеется. Здесь то же дел хватает. Вот например в Саглино его уж давно зазывают. За одно и на яхте покатаются. Он-то еще и до Царицына на ней дойдет, а вот Анне интересно. Но вот этот гудок. Как бы не испугалась. Очень даже может быть, коли уж он от неожиданности, едва… со стула не упал.

Второй раз гудок раздался когда он уже выбежал на палубу. Первое же, что он там увидел, это улыбающаяся и светящаяся невообразимым счастьем Анна. Судя по ее взгляду, перед появлением мужа, она как раз смотрела на свисток, примостившийся у трубы, из которой валил густой дым.

— Петр, какая прелесть этот пароход! Здесь так замечательно! И такие головокружительные запахи! Век бы жила здесь и каталась, каталась, каталась, — Заметив супруга, тут же подбежала к нему будущая мать.

Петр в растерянности посмотрел на Новикова, который лично сопровождал императорскую чету. Но тот, только растерянно пожал плечами. Ясно. Получается, это Анна попросила подудеть, и ей не смогли отказать.

— Варвара Алексеевна, а что у нас имеется покушать? — Подобно вихрю, обернувшись к Шереметевой, тут же выпалила Анна.

— Вы уверены?

— Еще как.

— А чего бы вам хотелось, Анна Александровна? — Мило улыбнувшись поинтересовалась старшая фрейлина.

Раньше во время путешествий они вполне уютно чувствовали себя и вдвоем, не нуждаясь ни в какой кампании. Но после того, как Анна понесла, Петр предпочел, чтобы рядом с ней было как минимум несколько товарок. И желательно, парочка из таких что уже ходили по той дорожке, на которую ступила Анна.

— Чего бы мне хотелось? Не знаю. Я сейчас наверное съела бы и теленка, — жизнерадостно сообщила Шереметевой, Анна.

— Давайте сделаем так. Раз уж вам так сильно захотелось есть, я сначала узнаю, что имеется из готовых блюд, и что можно приготовить в ближайшее время, и обо всем доложусь.

— Не стоит все так усложнять, — тут же замахала руками непоседа. — Просто несите все что есть, мне сейчас все равно что там будет.

— Вы уверены, ваше величество.

— Ага. Вполне. Господи, и чего сразу сюда не отправились.

Петр наблюдал за переменами происходящими с женой, с нескрываемым удивлением. Впрочем, облегчения в этом взгляде было куда как больше. Просто невероятно, что ей вот так сразу полегчало. Впрочем, в этой бочке меда оказалась эдакая ложка дегтя. Похоже, яхты он лишился. Уж во всяком случае, пока жену не отпустит окончательно это клятое недомогание.

Значит, в поход придется отправляться по старинке, на какой-нибудь расшиве, с парусами и гребцами. Он ведь от практичности своей и скупости, даже о собственном коноводном судне не озаботился. Все должно было приносить прибыль казне и никак иначе. А если траты, то только оправданные. Вот только с этой яхтой и не удержался.

Обед соорудили довольно быстро, накрыв стол прямо на палубе, под растянутым паланкином. Господи, какое же это счастье, наблюдать за тем, как дорогой тебе человек, просто уплетает за обе щеки. Правда, Петра все не отпускало ощущение, что вот сейчас Анне снова станет плохо. Но она словно желая непременно развеять его опасения, продолжала уничтожать все продукты, до каких только могла дотянуться.

После плотного обеда, Анна хотела было завладеть Новиковым. Он непременно должен показать во всей красе то чудо, которое так необыкновенно благоухает, оказывая столь целительное действие. Но тут вмешался Петр, отбив изобретателя от посягательств супруги.

В конце концов ей все сможет разъяснить и судовой механик. Кстати, он стоял у самых истоков и только чудом сумел пережить тот жуткий взрыв котла, на первом образце. Анна было надулась, так как за время работы на своей, да и на казенной фабрике, она научилась вполне сносно разбираться в различных механизмах. Но Новиков заверил ее, что механик, ничуть не уступит ему самому, а даже превзойдет. В отличии от Петра Викторовича, он куда больше времени проводит подле машины.

— Господи скажи кому, что ей полегчало, от запаха копоти и перегретого металла, ведь не поверят, — провожая взглядом жену, обряженную в простенький сарафан, произнес Петр.

— Ну, здесь есть и свои плюсы. Она хотя бы не порывалась во что бы то ни стало выпить фотоген. Гхм. Прошу прощения, ваше величество, — едва рассказав это, тут же стушевался Новиков, поймав на себе взгляд императора.

— Нет, нет, Петр Викторович. Ты не правильно понял. Что твоя супруга действительно порывалась выпить фотоген?

— Хм. Можно сказать это была ее навязчивая идея.

— Господи, что же делает с женщинами беременность.

— А что они делают с нами, — под одобрительный смех государя, закатил глаза Новиков.

— Петр Викторович, а я ведь не просто так оставил тебя при себе. У меня знаешь ли появилась одна идея.

— Ваше величество, признаться, я еще не осуществил до конца одну вашу идею, а вы уж вторую подбрасываете.

— Как же не осуществил? А это что?

— Ну-у, машина еще несовершенна. Мне тут как-то по случаю в руки попал татарский лук. Оказывается это весьма сложное в изготовлении оружие. А между тем, наши охотники пользуют слабые однодеревки. И тогда я просто представил себе эволюцию этого оружия. Это же уму непостижимо, тысячи лет оно медленно развивалось, пока не достигло своего пика, и ему на смену пришло огнестрельное оружие. Так что, мне с моим детищем хватит забот до конца дней, и еще потомкам останется.

— Что же. Раз так, то я не буду тебя озадачивать. Доводи до совершенства свою машину. Или, если я правильно понял, только начни этот путь.

— Но с другой стороны, ваше величество. Кто мне мешает оставить потомкам не один ребус, а два. Или даже больше. И потом, быть родоначальником чего-либо это такое волнительное чувство…

— Да с чего ты взял, Петр Викторович, что это что-то новое? — С озорной улыбкой, прервал Новикова Петр.

— А с того, что вы вот так же, тогда говорили и о паровой машине. Итак, я весь внимание.

— Ну, раз уж ты весь внимание, то пошли в каюту. У меня там на столе кое-какие наброски имеются.

Долго изучать чертежи Новикову не пришлось. Нет, не потому что он сразу же все понял. Он конечно же обладал пытливым и светлым умом, но не настолько, чтобы сразу понять, что именно изображено на верхнем листе, а бумаги лежали именно стопой. Едва взглянув на чертеж, он тут же попросил разъяснить, что это изобразил государь и в какую вообще сторону нужно думать.

— Это железная дорога. Вот это, имеющие специальный профиль стальные пруты, рельсы. Они крепятся к поперечным шпалам, стальными же костылями. Все это устанавливается на насыпь, рельсы скрепляются между собой и получается эдакая дорога. Но не простая, а железная дорога. Ровная, без ям, рытвин и иных неровностей.

— Это же сколько стали на эту дорогу должно уйти? — Тут же озадачился Новиков. — Признаться, мне даже страшно представить сколько будет стоить одна верста такой дороги.

— На сегодняшний день, порядка восьми тысяч, — вполне спокойно, ответил Петр.

— Да она прямо-таки золотая получается.

— И тем не менее, польза от нее очевидна. Настолько очевидна, что оба брата Демидовы устроили такие пути на своих заводах, а так же соединили свои плавильные печи с рудниками. Это позволило увеличить добычу вдвое против прежнего, при том же количестве людей и лошадей. Что было просто необходимо, так как введение в производство машин Силина, резко увеличило производительность оборудования.

— А отчего стальные. Почему не попробовать чугунные. Во-первых, они будут отливаться, а не коваться. Во-вторых, чугун сам по себе куда как дешевле.

— Акинфий Никитич пробовал сначала именно с чугуном, благо подобные дороги из дерева ладили уже давно. Но чугун хотя и оказался получше дерева, но все же хрупок. Так что, самое оптимальное это даже не железо, а сталь.

— Понимаю. Процесс производства этих рельсов слишком дорогостоящ и вы хотите, чтобы я подумал над тем, как его можно будет упростить.

— Э-э не-эт, Петр Викторович. Это все равно что ткача, отправлять на работу в кузню. Толк конечно будет, но самую малость.

— Но как же. Я уверен, что без машин тут не обойтись, а значит…

— Ничего это не значит, — отмахнулся Петр. — Без машин конечно же не обойтись, но тут понадобятся скорее сильновы, а не паровики. Потому что именно им отдается предпочтение на производстве. Да и есть кому поручить заняться упрощением производства рельсов. Да-да, ты все правильно понял, Петр Викторович, за этими путями я вижу будущее. Большое будущее. Но для тебя у меня имеется другое дело. Раз уж у тебя получилось создать пароход, так может выйдет сделать и паровоз.

С этими словами Петр убрал верхний лист и представил следующий чертеж. Новиков сразу же впился в него взглядом. Петр прекрасно рисовал и чертил довольно внятно и аккуратно. Вот только, на этом все хорошее и заканчивалось. Никакой конкретики, просто красивый рисунок. Вот как хочешь, так и решай проблему взаимодействия представленных и весьма абстрактных механизмов.

— А почему паровоз, — пребывая в глубокой задумчивости, поинтересовался Новиков.

— Не знаю. Просто к слову пришлось. Можно назвать парокатом или паротягом, но паровоз вроде звучит лучше. Пароход ходит по воде, паровоз, возит грузы по земле.

— Ну да, вполне, вполне. Хм, очень интересно. Мою машину можно даже особо не переделывать, разве только привод сделать несколько иным. Как тут у вас…

Еще около часа они корпели над чертежами. Вернее увлеченно корпел именно Новиков. Петр скорее находился рядом. Время от времени высказывая свое мнение. У саглиновцев было уже доброй традицией, при первой же возможности засыпать государя кучей вопросов или просить его взглянуть на их достижения со стороны. А уж привлекать его для решения вопросов поднятых им же самим и подавно. Там где им нужно было ломать голову, придумывая какое-либо решение, Петру порой было достаточно просто взглянуть, чтобы задать нужное направление или рассмотреть ошибочность пути.

Разумеется. Петр и не думал посвящать кого-либо в то, что именно в эти моменты его ангел хранитель вдруг становится наиболее активным. По факту в это время, Петр просто со стороны наблюдал за его высказываниями и художествами. Ну да, ангел без труда пользовался и руками Петра, и его талантом рисования, вычерчивая различные чертежи. Уже давно миновало то время, когда он этому удивлялся и даже пугался.

Разумеется ученые ни раз и ни два задавались вопросом, откуда у государя такие разносторонние знания. Но и такой ответ как божье проведение, их вполне устраивал. А как же иначе объяснить то чудесное избавление от смерти. Пометил Господь чело государя своей дланью, так этому нужно радоваться и постараться как можно больше успеть воплотить в жизнь, ибо век человеческий краток.

— Нда-а. А ведь получится. Голову готов прозакладывать, что получится. Только этот самый паровоз выйдет уж больно тяжелым. Нужно будет делать основательные пути, чтобы они под его весом не расползлись. Ага. Рама этих тележек, или как вы их обозвали, платформ, и колесные пары должны быть из железа. Господи, это сколько же одного только железа потребуется? Одно сплошное разорение.

Вид у Новикова в этот момент был, что у расстроенного ребенка, которого поманили петушком, а потом сунули под нос фигу. Нет, в том, что и финансирование и всемерная помощь в работе ему будет оказана, Новиков ничуть не сомневался. Тут вопрос был в другом. Любой изобретатель хочет, чтобы его детище было воплощено в жизнь. А при такой дороговизне, о подобном не приходилось даже мечтать.

— И не думай раньше времени расстраиваться. Ну сам посуди, ты же не выдашь эдакий совершенный паровоз, — а что, Новикову похоже название пришлось по душе, как в свое время и пароход, так чего же тогда мудрить.

— Конечно же до совершенства… Да что до совершенства, до нормальной рабочей машины, будет еще далеко. Опять же, материалы. Те же оси нужно будет делать из стали, и я сомневаюсь, что сегодняшняя сталь даст нужную прочность. Получается, металлургам задачу нужно ставить. Так ведь они даже для осей орудийных лафетов не смогли выдать ничего стоящего, а тут…

— Вот и я о том же. Значит сейчас разрабатываешь паровоз, собираешь, и мы заталкиваем его на какой-нибудь казенный завод. Возить грузы. Можешь не сомневаться, уже совсем скоро, потянутся заказчики. Вот пока по заводам эти первые паровозы покатаются, глядишь их детские болезни и повылазят. А что касается осей, ну сладите более массивные. Это в артиллерии лишний вес нежелателен, а по таким путям ничего страшного. Опять же, прицепим на одну платформу меньше, чтобы паровоз потянул, и всех делов-то.

— А как же быть с колесными парами? Не станем же мы, подстраиваться под каждый завод в отдельности. А там наверняка, каждый стелил, кто во что горазд.

— Здесь будь покоен. Рельсы перестелить все проще, чем переделывать паровоз и платформы. Главное машину измыслить и пользу заводчикам показать, а там глядишь, и толк будет.