Грузовик снова вздрогнул и покачнулся, приняв очередной ковш щебня. Вернее даже не очередной, а последний. Пора отъезжать, тем более что сзади его уже подпирает следующий в колонне. Поэтому Петр без лишних раздумий плавно утопил педаль акселератора, трогая многотонное авто с места.

Не проехал и пары десятков метров, как массивное боковое стекло на двери мягко скользнуло в полозьях, отсекая водителя от улицы. Обезопасить себя и установить бронестекла Петр решил еще раньше, едва узнав о том, что вокруг строящейся железной дороги хватает диверсий, и обстрелов рабочих в частности. Но в свете последних событий он предпочел отнестись к делу куда как серьезнее.

Оно, конечно, уходить в глухую оборону как-то не очень. Когда ты лишен инициативы, то у тебя нет возможности для маневра. И потом, лучшая защита — это нападение. Просто Петр пока не знал, как и куда бить. Да он даже понятия не имел, кто его враг. Только и того, что тот вроде как находится на японской базе у озера Хубсугул. Но ты поди доберись до этого Такахаси. Вот и приходится пока выжидать у моря погоды, ну и очередного удара, чтоб этому япошке пусто было. Хоть бери и в бега подавайся.

Для притока свежего воздуха в крыше был устроен люк, да и вентилятор пристроился на потолке, слева, у лобового стекла. Обзору это ничуть не мешало, зато обдувало водителя, даруя хоть какую-то прохладу. Поначалу была мысль приладить его посредине, но Петр вовремя сообразил, что затея не из лучших, потому что тогда тянуло бы теплым воздухом от трубы дымохода. Лето и без того выдалось жарким, чтобы издеваться над собой еще и подобным образом.

Вентилятор от начала и до конца был детищем Петра, решившего воспользоваться тем простым обстоятельством, что на «Муромцах» имеется как генератор, так и аккумулятор. Хоть они и несовершенны, ну да бог с ним. Главное, что в машине есть электричество, которого генератор производит с избытком. Не так уж много в авто электропотребителей. Собрать же небольшой электромотор труда не составило. Тем более что благодаря окрепшим связям с инженером Кессенихом у Петра появился доступ в мастерские, причем далеко не всегда только в качестве гостя.

В плане следования инструкциям и положениям немец пересмотрел свои взгляды в отношении Пастухова. Сыграла свою роль личная заинтересованность. В мастерских строго на коммерческой основе велись работы по созданию экскаватора. Петр платил в кассу за использование мощностей мастерских в личных целях. Вернее, платил вроде как инженер, и первой скрипкой тоже вроде был он, только деньги — из кошелька Петра. Угу. А как еще-то. Правда, Пастухову это дело обошлось бы куда дешевле, будь на месте Кессениха кто другой.

Вот же свалился на его голову этот немец, перец, колбаса. Впрочем, его недовольство было далеко от искреннего. Да, дороговато. Но не сказать, что столь уж существенная сумма. Зато Отто Рудольфович оказался настоящим кладом. Все схватывал на лету и был готов окинуть идею широким взглядом, воспринимая все новое с небывалым энтузиазмом и практичностью.

Да взять хотя бы вот этот вентилятор. Они уже использовались кое-где. Ну, к примеру, для отопления салонов тех авто, в которых котлы вынесены из кабины. В основном это легковые или те же аэросани. Петр же предложил использовать механизм совершенно иначе — для выработки прохлады. К тому же упомянул о том, что такой вентилятор можно сделать настольным, да еще устроить так, чтобы он поворачивался, охватывая больший сектор.

Ничего сложного? В принципе да. И если бы электрификация достигла должного уровня, до этого непременно кто-нибудь додумался бы. Потому как спрос рождает предложение. Но пока электричество в домах не было повседневностью, даже в престижных районах столиц всех государств.

Петр понятия не имел, кто первым решил ввести в обиход эти настольные и автомобильные вентиляторы в его мире. Но тут, похоже, это будет немецкий инженер Кессених. Пастухова же вполне устраивал тот факт, что ему не помешали осуществить свое намерение и обзавестись полезным девайсом, в некоторой мере облегчающим ему жизнь.

Впрочем, не только ему. Появились вентиляторы в конторе и дома у Кессениха. После чего поступили заказы от других служащих строящейся дороги. Лето в этих краях короткое, не отнять. Но и жаркое. Вот и получается, что бумаги в патентное бюро еще не дошли, а в мастерских уже выполнялись единичные заказы, благо с электричеством на строительстве проблем нет…

Грузовик довольно легко выскочил на пологий подъем и покатил дальше по дороге. Глядя на «Муромца», Петр уже и не был уверен в том, что ДВС — такая уж панацея. Нет, все его преимущества никуда не денешь, как, впрочем, и недостатки. Но стоит ли бросаться из крайности в крайность? В его мире безоговорочную победу одержал ДВС. Здесь властвует паровой двигатель вкупе со «стирлингом».

У Петра вообще возникло такое ощущение, что в этом мире существует некое лобби промышленников, не дающее развиться дэвээсам, давя их в зародыше. Словно эти люди точно знают о скрытом потенциале тарахтелок. Мелькнула даже мысль о том, что в этом мире есть еще один попаданец, преследующий свои цели. Нет, конечно, это необязательно. Очень может быть, что всему виной чей-то прозорливый ум и экономические интересы. Но факт остается фактом: Петр наблюдал настоящую и неприкрытую травлю самой идеи двигателя внутреннего сгорания.

В то время как наиболее разумным был бы компромисс. К примеру, тех же крестьян устроил бы паровой двигатель. С современными новыми котлами и машинами габариты такого трактора если и превзойдут трактор из мира Петра, то ненамного. Конечно, останется неудобство в виде частого обслуживания и краткости непрерывного рабочего цикла. Но последнее уже не столь актуально при современных котлах замкнутого контура. Зато топливо будет обходиться куда дешевле, что для крестьянина гораздо важнее.

Что же до лишних забот, так ведь крестьянин всю свою жизнь проводит в трудах. Поэтому, даже учитывая хлопоты в обслуживании, сельскохозяйственная техника все одно принесет ему огромное облегчение. К тому же паровик куда реже ломается и имеет гораздо меньше деталей. Как следствие, он более ремонтопригоден, а его обслуживание тоже будет стоить недорого.

Впереди дорогу перебежали трое мужчин, и Петр сразу же напрягся. Кто его знает, кого там носит. Может, беглые каторжники. В последнее время это не редкость. Вокруг стройки постоянно кружат какие-то таинственные снайперы. Выдвигаются на позицию, делают пару-тройку выстрелов с большого расстояния по работающим каторжанам и уходят. Результат — убитые и раненые.

Только за этот год на строительстве Кругобайкальской железной дороги эти снайперы убили около трех десятков человек. Слишком незначительная цифра в сравнении с привлеченными людскими ресурсами? Ну это как поглядеть. Если сюда присовокупить участившиеся побеги каторжан, то получается уже не так чтобы и мало. А ведь в бега стали подаваться даже ссыльные. И это при том, что за побег можно огрести каторгу. Многие ссыльные завалили суды и канцелярию генерал-губернатора прошениями об отправке их для отбывания срока на Крайний Север.

Петр проверил, как выходит из держателей винчестер. Провел рукой по маузеру, устроившемуся наискось груди. Сунул руку под пиджак, погладив рукоять браунинга. И только ощупав весь свой богатый арсенал, почувствовал себя более или менее уверенно. К сожалению, после того случая с купцом и его подручными чувства полной защищенности нет. Даже после того, как он лично выпустил несколько пуль по кабине своего грузовика из «мосинки» с расстояния в полета шагов.

По телу пробежала дрожь. Мелькнуло желание пустить в воздух ракету. Теперь у каждого водителя были картонные тубусы с красными ракетами. Это для того, чтобы подать сигнал бедствия для охотничьих казачьих команд. Те реагировали довольно оперативно — разумеется, по местным меркам, — но перекрыть все подступы были не в состоянии. Нападения случались в самых неожиданных местах. Эти клятые снайперы если и повторялись, то крайне редко и с большим временным интервалом.

Так вот. Если это его напрасные страхи, то получится, что Петр оттянет на себя охотников и, возможно, невольно станет повинным в чьей-то смерти. А так ему почти ничто не угрожает. Да у него вообще, считай, настоящий броневик.

Мимо того места, где заприметил подозрительную группу, Петр проехал, костеря себя последними словами. Нет, ну надо же так себя накрутить! Хотя… Доброжелателей у него хоть отбавляй. Взять тех же каторжан. Кессених вроде и перевел Петра на другой участок, но полной уверенности, что те урки ничего не учудят, нет. Вот и приходится вертеть головой на все триста шестьдесят градусов.

И потом, за его доставку Такахаси обещал пять тысяч рублей. И коль скоро даже купец польстился на эти деньги, то о тех же инородцах и говорить нечего. Огромная сумма, между прочим. А то, что все эти диверсанты так или иначе связаны с японским офицером разведки, ясно как божий день.

До железнодорожной насыпи доехал без проблем. Правда, во время разгрузки отчего-то более настороженно крутил головой, чтобы никто из каторжан и близко не подошел. Одного, направившегося к нему с явным желанием прикурить, даже шуганул, демонстративно положив руку на расстегнутую кобуру маузера.

— Ты чего такой нервный? — подойдя к нему, спросил учетчик.

Потом повернулся к каторжнику и бросил ему спички. Тот прикурил и со словами благодарности вернул коробок. Тем же способом. Ну его, этого нервного водителя. Еще пальнет сдуру. Как будто без него веселья тут не хватает.

— Да так, — слегка поведя плечами, ответил Петр. — Есть немного в последнее время. А тут еще с одним Иваном повздорил.

— Это с Крапивой, что ли?

— Знаешь?

— Смеешься? Здесь слухи быстро разлетаются. Но на моем участке можешь быть спокоен. Тут Налим заправляет, и припахать кого-то, уж тем более на мокруху, без его ведома — без вариантов. А у Налима с Крапивой кое-какие терки.

— Угу.

— Не веришь?

— Если я поверю каторжнику, то сразу усомнюсь в собственном душевном здоровье.

— Так и я из бывших каторжан.

— Афанасий, а с чего это ты взял, что я тебе верю? — посмотрев прямо ему в глаза, спросил Петр.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. А что так-то? Поводов я вроде бы не давал.

— Ты не обижайся, Афанасий. Просто понимание имей. Меня уже столько раз хотели жизни лишить, что тут и маме родной верить перестанешь.

— Ох и тяжко же тебе будет жить, Петр.

— Согласен. Но тут ведь главное, чтобы жить.

— Ясно. Ну тогда учти и такое дело. Тут час назад снайперы отметились. Двоих положили, троих в лазарет увезли. Один, наверное, не выживет. Трое так и вовсе в бега подались.

— То-то я гляжу, народ по сторонам зыркает.

— Угу. А тут еще и ты за маузер хватаешься.

— Ладно. Ошибку понял, — подняв руки, признал свою неправоту Петр.

— Вот и ладно, что понял, — кивнув, удовлетворенно произнес учетчик.

— А чего так много подстрелили-то? — все же высказал свое удивление Петр.

— Да того. Сколько этим дурням ни говори, чтобы после выстрела падали на землю и не шевелились, все одно добрая половина из них мечется, как блохи на сковороде.

— Охотники-то на след стали?

— Наверняка. Я ракету пустил. Но к нам уточнять ситуацию никто не вышел. Значит, сами сообразили, что к чему, и подались за стрелками.

— Или где-нибудь пузо греют.

— Это вряд ли. Казачков я, конечно, не жалую. Паскудный народец. Но то, что они вояки справные и работу свою делают хорошо, этого у них не отнять. Да только и стрелки не пальцем деланы.

— Согласен. Кстати, я тех троих беглых, похоже, видел. Через дорогу переходили.

— Может быть. Ловить-то их сейчас некому. Конвою дай бог этих удержать. Охотничьи команды наверняка за стрелками гоняются. Ничего, вернутся беглецы. Они же сдуру рванули. Никакой тебе подготовки. Даже лопаты побросали.

— А не вернутся?

— А не вернутся, так и далеко не уйдут. Охотники их похватают. Тут без вариантов. С кондачка в побег только полные дурни уходят.

— Ну что, бывай. Поехал я, — забирая у Афанасия путевой лист с отметкой, произнес Петр.

— Давай. Недоверчивый. Вот хотел тебя в кабак пригласить, а теперь думаю — на кой ляд ты мне такой красивый нужен.

— И это правильно. Тем более что я к этому делу как-то равнодушен. Есть — ладно, нет — так и ну его к лешему.

— А вот это ты зря, — глубокомысленно изрек учетчик и отошел в сторону.

Петр проводил его взглядом и полез в кабину, оставшись при своем мнении. Когда же оказался за рулем, подумал о том, что водителю пить вообще последнее дело, пусть до появления первых гаишников еще как минимум пяток лет. Сейчас их функции исполняют обычные городовые. Да и правил дорожного движения как таковых нет. Так, бессистемно издают кое-что. Но какое это имеет значение? Дорога — она ведь корочки не спрашивает и наказывает больно. Очень больно.

Отъехав от железнодорожного полотна, Петр вывернул на подъездной путь и направился к шоссе. Его прокладывали параллельно железной дороге. Разве только чуть в стороне, по склонам сопок. Уж больно железная дорога жалась к Байкалу, местами по таким узостям, что там приходилось рвать скалы взрывчаткой. Автодорогу было куда дешевле провести повыше.

Насколько знал Петр, этому шоссе также отводилась роль важной транспортной артерии, которая должна пронизать всю страну с запада на восток. Причем грейдер здесь укатывали на совесть, чтобы ни в какую слякоть не расквасило. И вроде как идут разговоры насчет асфальтирования. Сомнительно, конечно. Потому как даже нынешний проект — весьма дорогое удовольствие.

Ну хоть что-то делают по-человечески. Железную дорогу профукали лет на двадцать, не меньше. Так хоть о набирающем обороты автотранспорте заранее думают. А автомобилей год от года становится все больше и больше. Это особенно бросается в глаза.

Еще два года назад в том же Красноярске весь автотранспорт был наперечет, и горожане знали не только сами авто, но и кому они принадлежат, а также что собой представляет шофер. Сегодня же эти подробности уже никого не интересуют, потому как слишком много нужно держать в голове. Одних только автобусов теперь две дюжины, и маршрутов стало целых четыре.

Грузовик взял очередной подъем и вошел в поворот. Петр едва успел ударить по тормозам, чтобы не влететь в поваленное дерево. Машина встала колом, тут же окутавшись пыльным облаком. Петр врубил заднюю передачу и тут услышал, как сзади затрещало падающее дерево. Все. Пути назад нет. Классика жанра, етишкин пистолет.

Слева крутой склон сопки, убегающий вверх. Справа обочина шириной метра три с цепочкой деревьев и небольшой обрыв. Дальше опять склон сопки, резво убегающий к самому Байкалу. Н-да. Обрыв-то небольшой. Да только тут ведь все относительно. Четыре метра — вроде и немного. А вот прыгать тут сродни изощренному самоубийству. Потому как после приземления кувыркнешься так, что мало не покажется.

Оставаться в кабине? Угу. Она только при обстреле на ходу броневик. А вот так, обездвиженная, — настоящая мышеловка. И выковырять его отсюда можно множеством простых способов. Начать с того, что двери кабины не оборудованы запорами. Только защелками. Коммунизм, итить твою!

Все это пронеслось в голове Петра буквально в считаные доли секунды. В это время его рука уже сомкнулась на цевье винчестера. Еще мгновение, и Петр скользнул к правой двери, перегнувшись через котел. Лезть в водительскую дверь — значит, подставляться под выстрел. Поднятую пыль быстро сносит ветер, так что прикрытия никакого, и нужно выбираться в противоположную сторону.

Вылезти нормально не получилось. Петр попросту вывалился, едва не сломав себе шею. Ни выстрелов. Ни окриков. Ничего. Может, это просто случайность? Угу. Как же. Случайность. Петр потянул из подсумка на груди картонный патрон ракетницы и, отвинтив колпачок, дернул шнур. Хлопок! Красная ракета с легким шуршанием устремилась в небо.

Остается надеяться, что охотничья команда заметит сигнал тревоги. Ему же нужно лишь продержаться какое-то время. Вот только как? Если за него возьмутся всерьез… Вверх по склону видно в лучшем случае метров на тридцать. Вправо вдоль дороги — метров на сто пятьдесят. Влево — уже через двадцать метров поворот. Да и на обочине, где Петр пристроился, помимо деревьев есть и кусты.

Стоило об этом подумать, как кто-то навалился ему на спину, обдав тяжелым зловонным дыханием и прижимая к земле. Петра спасло только то, что он непроизвольно дернулся от неожиданности. Ну и от испуга, чего уж там. Удар каким-то твердым предметом прошел вскользь, рассадив ухо. Да что же ему так везет-то!

Похоже, нападавший решил, что если и не оглушил Петра, то по меньшей мере ошеломил. Потому что он тут же поспешил заломить его правую руку на болевой. Еще немного, и противник сумел бы проделать то же самое и с левой. Вот только жизнь уже приучила Петра не теряться, какой бы безнадежной ни казалась ситуация. А еще он привык к тому, что многие, очень многие, отчего-то непременно хотят его смерти.

Работать левой рукой оказалось не в пример неудобнее, чем правой. Хорошо хоть наплечная кобура располагалась пониже, а потому схватить рукоять браунинга было не так трудно. Вообще-то Петр никогда не тренировался левой рукой, потому что был безнадежным правшой. А тут, когда приперло, проделал все с виртуозностью заядлого стрелка.

Еще помогла одна особенность браунинга. Его дублирующий предохранитель, рассчитанный на хват руки. Благодаря ему Петр никогда не ставил оружие на основной. Ну а патрон у него всегда и во всем оружии был в стволе. Так что оставалось вывернуть руку и, уперев ствол в чье-то тело, нажать на спуск. Дважды.

Едва нападавший скатился с него, оглашая окрестности диким ревом, как поднявшийся на колени Петр заметил еще одного. Тот несся к нему с перекошенной в крике рожей, сжимая в руках винтовку. Наверняка тот самый, что повалил дерево на повороте, позади машины. Впрочем, Петр думал об этом, уже нажимая на спусковой крючок.

Пять выстрелов, и затвор встал на затворную задержку. Многовато, не без того. Но с другой стороны, и нападавший вовсе не собирался бежать по прямой. И все же оказался недостаточно ловок. Потому что лежал сейчас на спине посреди дороги и мелко сучил ногами.

Петр выронил браунинг и выхватил маузер. На то, чтобы присоединить кобуру-приклад, потребовалась пара секунд. Практика — великое дело. Курок с сухим щелчком встал на боевой взвод. Винчестер лежал рядом, но Пастухов даже не подумал вооружаться им. Просто потому, что если ему и предстояло драться, то накоротке. Видимость просто отвратная. А в таких условиях скорострельность и оборотистость оружия куда важнее.

Еще один. Петр заметил, что винтовка бежавшего по дороге была оснащена оптикой. Значит, это японские диверсанты. Ну или наемники, потому что и бегун, и тот, что лежал рядом, уже недвижимый, буряты. За время обитания в Слюдянке Петр научился различать инородцев. Но сейчас это не суть важно. Главное — это то, что снайперы, обстреливающие строителей, всегда работают тройками. Трое. Их должно быть трое. Значит, где-то прячется еще один.

От этой мысли Петру стало откровенно тоскливо. Так тоскливо, что, не желая тратить патрон в маузере, он подхватил винчестер и всадил пулю в раненого на дороге. Затих. Петр подхватил маузер. Потом вновь оставил и доснарядил патрон в винчестер. Снова маузер. И вновь положил его, сменил обойму в браунинге, его в кобуру. И опять в руки пистолет-карабин.

И все это время лихорадочно всматривался и вслушивался в окружающее пространство. Нет ничего хуже ожидания. Когда Петр видел противника перед собой, ему не было страшно. Вот он враг, и все ясно как божий день: либо ты, либо тебя. Неизвестность же пугала. Вернее, не столько она, сколько осознание собственной беспомощности.

Конечно, за прошедшее время Петр кое-чему научился у бывалых охотников. Но только и того, что кое-чему да кое-как. А сейчас против него матерый боец. Тут к гадалке не ходи. И в этих зарослях противопоставить ему Петр ничего не мог. Ну ладно, практически ничего.

Послышался звук грузовика, натужно пыхтящего вверх по склону со стороны Слюдянки. Идет груженый. И все говорит о том, что сигнальную ракету водитель не видел. Как не слышал и выстрелов. Несмотря на то что машина работает куда тише дэвээса, тарахтеть и греметь у грузовика есть чему. Петр схватил винчестер, у него выстрел громче. Навел в сторону подъезжающего авто, чтобы шофер услышал наверняка, и нажал на спуск. Потом еще и еще.

Есть контакт. Машина остановилась и тут же, пыхтя, зажужжала куда как резвее. Не иначе шофер улепетывал на всех парах задним ходом. Ну и правильно. Главное, справиться с управлением. А не справится, ничего страшного. Это здесь скала, а там — пологий склон, густо поросший деревьями, так что далеко не улетит в любом случае.

Петр без энтузиазма посмотрел вниз. Как назло, возле скалы ни одного дерева, на которое можно было бы прыгнуть и спуститься. Однозначно свернет шею. Пробежать метров двадцать вдоль обрыва до поворота с поваленным деревом или в другую сторону какие-то полторы сотни метров, где заканчивается эта скала. Всего-то ничего. Да только засевший бурят и на этой короткой дистанции отстрелит ему любую часть тела. На выбор. Охотники же, итить их!

Здесь же Петра защищает машина. Во всяком случае, иного объяснения тому, что его еще не подстрелили, он не видел. А как гласит народная мудрость: от добра добра не ищут. Вот и он искать не будет. А то кто знает, что он там сможет найти. И коль скоро охотника Петру не переиграть, остается предоставить ему инициативу, переходя к глухой обороне. В конце концов, время работает на него.

Вновь послышался звук подъезжающего грузовика. На этот раз с той стороны, откуда приехал Петр. Предупредить шофера выстрелом не успел. Все же паровики работают куда тише дэвээсов, а потому и звук работы двигателя значительно легче скрадывается местностью. «Муромец» как-то неожиданно появился из-за поворота и резко остановился у поваленного дерева.

Этот шофер не стал сдавать назад, хотя за ним тянулся прямой участок дороги минимум метров в триста. Вместо этого он выскочил из кабины, как-то уж очень ловко ушел в перекат и скрылся из виду. Через пару секунд ввысь взлетела тревожная ракета. И все.

Единственное, что сумел рассмотреть Петр, — ружье в его руках. Впрочем, это был кавалерийский карабин. Петр узнал машину, как признал и водителя. Родион из семьи охотников, бывший фронтовик — по его словам, служил в партизанском отряде. Словом, калач тертый. И если у Петра против бурятов шансов никаких, то у этого их предостаточно.

— Родион, я двоих приложил. Буряты.

Пастухов не боялся себя обнаружить. Чего тут опасаться, если бандиту точно известно, где он находится? Родиону же информация вовсе не помешает. Одна только национальная принадлежность может сказать о многом. Обычаи и образ жизни накладывают свой отпечаток на повадки. Как и предполагалось, бывший партизан не ответил.

В томительном ожидании прошло минут двадцать. Все это время Пастухов внимательно вслушивался в звуки леса, силясь различить хоть что-нибудь, кроме щебета птиц и шуршания листвы. Нет, не из страха, а чтобы успеть на помощь, если вдруг услышит звуки борьбы. Выходить же раньше времени считал не только опасным, но и лишним. Глупая идея — вертеться под ногами у профессионала.

— Петр, порядок, выходи. Да гляди не стрельни сдуру-то, — послышался голос Родиона.

— Не девка испуганная палить без разбору, — обиженно возразил Пастухов.

— Вижу, что не девка, — подходя к трупу на дороге, произнес Родион. — Готов, — вздохнув, констатировал он результаты осмотра.

— Третий ушел? — уточнил Петр, выходя из своего укрытия.

— А не было третьего, — поднимаясь и направляясь к Пастухову, ответил бывший партизан.

— Как это не было? Они же всегда по трое работают.

— Говорю тебе, двое их было. Как вышло-то? — опускаясь над вторым трупом и щупая живчик, задал Родион вполне естественный вопрос.

— Да так. Выскочил я из-за поворота, вижу, дерево поперек дороги валяется. Остановился, решил заднюю дать. А тут и позади дерево рухнуло. Ну, я карабин с ракетницей в охапку — и в правую дверь.

— И этот готов, — крякнул Родион и поинтересовался: — А чего задергался? У тебя же не машина, а чисто броневик.

— Издеваешься? Да они бы выкурили меня оттуда в два счета. Вся эта броня только от обстрела, а не от штурма.

— Тоже верно. И что дальше?

— А что дальше. Пустил ракету. И тут на меня кто-то сзади навалился. Попытался огреть по голове, да я сам не понял, как увернулся. Хотя и растерялся. А этот давай мне руку крутить, так я извернулся, достал браунинг и всадил в него две пули. Потом второй появился. И чего не стрелял? Не понимаю. Прямо на меня бежал.

— Живым ты им за каким-то лядом понадобился. Вот и не стрелял.

— Да он мог мне что угодно отстрелить, особо не попортив шкурку.

— Угу. Только на царапину ты мог и внимания не обратить, а ранить тебя более или менее серьезно смысла нет. Потому как придется тащить на себе. А тут ведь и охотники могут на хвост сесть. Так что проще тебя грохнуть. Ничего рассказать не хочешь?

— А должен?

— Вообще-то я сейчас тут рисковал из-за тебя жизнью.

— Так никого не было.

— И кто об этом знал?

Петр хотел было и впрямь рассказать, но потом передумал. Ну его к лешему. Пять тысяч — крупная сумма. Настолько крупная, что не хотелось вводить мужика в соблазн. Но с другой стороны, что-то ведь сказать нужно. Нет, правда. Родион ведь и впрямь, не раздумывая, бросился ему помогать. И это вот так просто не отбросишь.

— Год тому назад на своем прииске я завалил трех инородцев. Может, они этим были родственниками или друзьями, вот и решили посчитаться, — решил он выдать полуправду.

— Побитые бурятами были?

— Тогда я их не различал. Пришлый я в этих краях. А теперь и лиц-то не упомню. Но вооружены они были японским оружием. Как и эти.

— Угу. А как же так вышло, что там троих уработал, а здесь от одного за машиной прятался?

— Любопытный ты, Родион, прямо спасу нет.

— А что? Имею право.

— Имеешь, кто же против-то, — пожал плечами Петр.

В общем-то великую тайну из этого он делать не собирался, поэтому рассказал Родиону историю нападения на них с Митей так, как оно и было. Разве только о том, что нападавшие были китайцами, говорить не стал. Ник чему это.

— Н-да. Странный ты все же, купец. Столько денег отвалил, чистый броневик из машины сделал. А толку от этого ноль. На одном страхе и удаче вылезаешь, — помяв подбородок, с ухмылкой ответил Родион.

— Угу. Вот где ты прав, там прав.

Вскоре к месту нападения подтянулись господа полицейские во главе со становым приставом. Тот внимательно выслушал обоих рассказчиков, а потом обложил от всей широкой души таких растаких нехороших ухарей, после которых остались одни только трупы. Тот факт, что оба убиенных были на счету Петра, его как-то мало волновал.

Хм. А вообще, чего он разошелся-то? Ну прибил Пастухов бандитов. И что с того? Чай, не в первый раз. Опять же приставу мороки меньше. Напишет пару-тройку бумажек да закроет дело. Никакой головной боли. Наоборот, можно выставить это себе в заслугу. Мол, так и так, уничтожены бандиты, нападавшие на рабочих. Еще и медаль получит.

Впрочем, недоумение Петра развеялось уже вечером этого же дня. Как ни странно, от работы его никто освобождать и не думал. Мало того, Кессених еще и заставил выполнить дневную норму. Рабочий день был продлен на пару часов и закончился только с наступлением темноты. И это в летнюю-то пору! А когда Петр решил, что теперь-то он отдохнет, его потащили в становой участок.

— Удивляетесь, отчего я вас вызвал? — предложив ему присесть, спросил пристав.

Признаться, Петра интересовала не столько причина, сколько тот факт, что пристав отчего-то с ним уж больно любезен. Всего несколько часов назад костерил на чем свет стоит, и это было вполне нормально. Пару месяцев назад, когда Пастухов совал ему деньги, выказал пренебрежение, даже обозлился, и вообще обращался к нему с высокомерным пренебрежением. А тут «присаживайтесь», да еще и на «вы»… Чего от него следует ожидать при таком раскладе?

— Признаться, удивляюсь, ваше высокоблагородие, — все же опускаясь на стул, подтвердил Петр.

— Сейчас объясню. Только подпишите вот это. — Пристав положил перед Петром лист бумаги с напечатанным текстом.

— А что это?

— Подписка о неразглашении. А вот — о сотрудничестве в качестве внештатного сотрудника.

— Я так понимаю, выбора у меня нет?

— Отчего же, Петр Викторович. Есть. Для начала вы можете сменить свое положение ссыльнопоселенца на каторжанина. На вас столько трупов, что причину найти не так уж и сложно. Вот и сегодня убили двух мирных бурятов. Ну чего вы так на меня смотрите? Все ведь зависит от того, как это дело повернуть. Стреляли-то только вы. Отбывать же срок вас определят на каторгу Слюдянка-два. Там обретается ваш старый знакомый. Крапива, кажется. Вижу, что вы все понимаете. Пишите. Мною прочитано лично, подпись, фамилия, имя, отчество.

— И к чему это, если вы и без того держите меня за причинное место?

— Ну это ведь между нами, Петр Викторович. А отчетность должна быть в полном порядке.

— Ясно, — вздохнул Пастухов, берясь за ручку.

А что тут поделаешь. Пришлось подписывать. Хотя все его существо кричало о том, что делать этого не стоит, что он еще пожалеет, что его втягивают во что-то непонятное и явно опасное. Вот только выбора у него действительно не было. Совсем.

— Итак, позвольте представиться — капитан контрразведки Генерального штаба Клюев Клим Сергеевич. Осуществляю руководство оперативным прикрытием строительства Кругобайкальской железной дороги.

— И чем заинтересовала контрразведку моя скромная персона?

— Так уж случилось, что вы перешли дорогу моему визави с японской стороны. Некоему майору Генерального штаба Такахаси. Вижу, вас это не удивляет. Не подскажете, отчего так?

— Помнится, два года назад при оказании помощи полиции в задержании бандитов мною были убиты два японских офицера, один из которых носил фамилию Такахаси. Я прожил несколько лет на Кавказе, и кровной местью меня не удивить. Сегодняшние двое на дороге пытались захватить меня живым. Два плюс два — четыре. Не скажу, что меня это мало волнует. Но нет, я не удивлен.

— А вы можете держать удар, Петр Викторович.

— Просто последние два года у меня выдались особенно бурными. Знаете, когда я был в столице, то от одного таксиста слышал занятную присказку. «Если вас трамвай задавит, вы сначала вскрикнете. Раз задавит, два задавит, а потом привыкнете».

Вообще-то это была присказка из его детства и из другого мира. Но какая разница? Главное, что суть верна.

— Действительно занятно. А главное, как точно подмечено, — усмехнулся Клюев. — Только я ее отчего-то ни разу не слышал. Надо будет запомнить.

— Так зачем я вам понадобился, ваше высокоблагородие?

— А понадобились вы мне в роли живца. Уж больно мне хочется поближе познакомиться с господином майором.

— И насколько близко?

— В идеале завербовать. Господин Такахаси весьма информированная личность, пусть и всего лишь майор.

— Решили преподнести ему меня в качестве жеста доброй воли?

— Глупости не городите. Стал бы я тогда тут перед вами бумажки раскладывать и выбивать подписи.

— Кхм. Это да, — вынужден был признать Петр.

Правда, это вовсе не означало, что он поверил капитану.

Ничуть не бывало. Те буряты тоже не спешили в него стрелять, чтобы потом не тащить на своем горбу. А так ножичком уколол в задницу, и побежал барашек в нужном направлении и с требуемой прытью. Иное дело, что поделать Пастухов ничего не мог. Наживкой ему придется быть в любом случае, остается только выторговать приемлемые условия.

— Значит, так, — начал деловым тоном капитан. — Оружие, я вижу, при вас. Остальное снаряжение мы берем на себя. Заходить домой и вообще лишний раз маячить не нужно. Будем надеяться, что нам удастся опередить японских агентов. Все же информация о неудавшемся нападении — не столь горячая новость, чтобы сломя голову бежать на доклад.

— И что, вот так заявимся прямо на японскую базу?

— Смешно, — покачал головой капитан.

— Я так полагаю, вы и раньше использовали меня, только втемную. Теперь же решили раскрыть карты. Так давайте играть в открытую.

— За вашу голову назначена награда в пять тысяч рублей. Как вы понимаете, сумма более чем приличная. Эти трое бурятов решили заработать легким способом.

— Трое?

— Да, трое. Сначала они устроили обстрел каторжников на насыпи и подались в бега. Потом разделились. Один из них должен был повесить себе на плечи казачков из охотничьей команды и увести подальше. Двое других — захватить вас. Да только просчитались они. Двоих вы убили. И видит бог, я готов был сам вас прибить.

— За что?

— За то, что обрубили ниточку, ведущую к Такахаси. Он ведь не на базе встречается со своей агентурой. А вы — так и вовсе особый случай. Использование должностного положения корысти ради. И убиенным это место было известно, как и порядок вызова майора. Но, по счастью, казачки сработали выше всяческих похвал. Обыграли хитрого бурята. Он сейчас в лесу дожидается в компании с охотничьей командой.

— Ну и берите майора на месте встречи. Я-то вам зачем?

— Во-первых, майор наверняка располагает вашей фотографической карточкой. Я бы непременно озаботился: при таком крупном вознаграждении могут подсунуть кого угодно. Тем более что за мертвого обещано две с половиной тысячи. Во-вторых, я понятия не имею, как там оно все будет, а потому лучше бы, чтобы вас могли опознать.

— Только учтите, связывать себя я не дам. И с оружием не расстанусь.

— Не доверяете?

— А вы бы на моем месте доверяли?

— Согласен. Перед встречей оставите при себе ваш браунинг. Путы мы сымитируем. Вроде все. Выдвигайтесь к перекрестку на карьер. Там вас встретят. Я подойду чуть позже.

Нет, однозначно жизнь Петра разделилась на «до» и «после». В прежнем мире, несмотря на относительно бурное детство, в общем и целом его жизнь была достаточно обыденной. Учеба, служба в армии, работа, мечта о своем доме и семье. Нормальное желание детдомовского парня, не слетевшего с нарезки. Здесь же его судьба словно с цепи сорвалась. Остается только удивляться тому, что он до сих пор жив.

И главное, ни разу не возникло мысли о тихом и уютном доме, полном детворы. Разумеется, Петр не забыл девушку Александру, пусть ее образ и успел в значительной мере померкнуть. Но даже когда при виде нее словно шарахнуло по голове, мыслей о семье отчего-то не было. Может, это любовь с первого взгляда, может, просто вспыхнувшая страсть, которой было суждено быстро прогореть, Петр этого не знал. Но спутницей своей жизни он ее не видел, это точно.

Итак, он оказался в очередной заднице. Какая по счету? Вообще-то считать не хотелось, хотя чем еще заниматься? Их путь пролегал по долине реки Иркут. При этом они жались к подножию гор. Уж больно извилистое русло как у основного русла Иркута, так и у его рукавов. Этим путем группа шла четверо суток. Так что времени на раздумья у Петра было более чем достаточно.

Просто вспоминать свои злоключения не хотелось. И без того есть о чем подумать. В частности, о своем будущем. Если у него нет будущего, тогда незачем вспоминать и прошлое. Тем более что следа в виде потомков за ним не останется. Появился в этом мире из ниоткуда и ушел в никуда. Вот и все. Так что мысли Петра были устремлены вперед, к озеру Хубсугул, и к тому, что его может там ожидать.

Н-да. А мысли-то были все больше нехорошие. Впрочем, и те кружились в голове в первый день. Потому что к вечеру Петр мог думать только о своей многострадальной пятой точке. Как, собственно, и последующие двое суток. Это лишь кажется, что верховая езда — одно сплошное удовольствие, на самом деле все куда как интереснее и чудесатей. С непривычки так и вовсе сродни самой изощренной пытке.

Вот только никто не собирался входить в его положение и давать возможность оклематься. Один казачок, постарше, пожалел страдальца и сделал массаж, который, можно сказать, оживил Петра, пусть и не избавил от страданий окончательно. Правда, второй курс оказался платным. Хитрован заявил, что один сеанс его оживляющего массажа стоит три рубля. Пришлось пообещать, что выплатит долг в Слюдянке. С собой-то было всего пять рублей с копейками.

К стойбищу пленного бурята группа могла выйти еще вечером четвертого дня. Но Клюев последовал советам бывалых казаков и решил не торопить события. С одной стороны, пленнику пообещали, что если с их отрядом что-то случится, то его род это не спасет. С другой — кто знает, на что могли решиться кочевники, припертые к стенке. Может, подумают, что им теперь сам черт не брат. И нападут, воспользовавшись ночной порой.

А вот днем у них никаких шансов. Отряд включал в себя шесть тертых казаков охотничьей команды, Клюева, Петра и… Родиона, ни дна ему ни покрышки. Оказывается, он был очень даже штатным унтером и работал под прикрытием. Они с Клюевым вместе еще с войны, поэтому капитан не преминул взять его с собой для пущей надежности.

При ручном пулемете, что везли во вьюке, отряд представлял собой весьма серьезную силу. А еще в их распоряжении были три снайперские винтовки. Пастухову не позволили завладеть дорогим трофеем в виде оптики. Изъяли как вещдок. А тут оружие вдруг материализовалось. Правда, было объявлено, что винтовки в отряде на время выполнения задания, а потом, мол, все будет сдано. Только Петр в это не верил. Казачки свое не упустят.

В роду же пленного оставалось пять взрослых мужчин, включая его самого. В открытом противостоянии бурятам ничего не светило. Тем более что казаки и Родион ни в чем им не уступили бы. А то еще и превзошли бы. Охотничья наука — это, конечно, хорошо, но у русских плюсом к этому шел еще и боевой опыт. А это ядреная смесь.

Утром, появившись в стойбище, быстро навели должный порядок. Казачий урядник, дядька в годах, в двух словах и весьма доходчиво объяснил родне плененного и погибших, что и как им надлежит делать, дабы не усугублять ситуацию. Казак оказался достаточно убедителен: все-таки за прошедшие двое суток, пока пленник на лодке добирался до японской базы и возвращался обратно, никаких происшествий не случилось.

Майор прибыл вместе с ним на паровом катере в сопровождении шести солдат и экипажа катера из трех человек, со станковым пулеметом на борту. Вопреки ожиданиям Клюева Такахаси не стал мудрить, а сразу же сошел на берег в сопровождении шестерки солдат и под прикрытием пулемета приказал вести его прямиком к пленнику. Что бурят и сделал.

Петра устроили в юрте, стоявшей особняком от остальных. Это капитан приказал переставить на всякий случай, чтобы избежать случайных жертв.

Когда Такахаси вошел в юрту, то первое, что бросилось в глаза Петру, так это узнавание в его взгляде. Как пить дать, Клюев оказался прав и японец раздобыл фотографию Петра. Впрочем, что тут сложного, коль скоро у него на связи был красноярский купец Заболотный. Фотография же имелась в паспортном столе. И взятки никто еще не отменял.

Внимательно посмотрев на Петра, майор озарился довольной и в то же время злорадной улыбкой и шагнул вглубь юрты. При этом он совершенно не обратил внимания на вещи, висящие справа от входа на деревянных крючьях. Он вообще в этот момент мало что замечал, вперив свой взор в того, кого он так жаждал получить в свои руки.

А зря. Длиннополый халат, висевший на крюке, отлетел в сторону, и появившийся из-за него Родион без замаха приложил разведчика по затылку, отправляя его в нокаут. Едва его обмякшее тело оказалось на руках унтера контрразведки, как капитан Клюев тут же зашелся кашлем, подавая условный сигнал казакам.

В ответ сразу послышались револьверная трескотня и три хлестких винтовочных выстрела. Петр только и успел, что выпростать руки из-за спины, сжимая браунинг. Но к тому моменту, когда он вроде как был готов действовать, в стойбище наступила тишина, нарушаемая лишь лошадиным ржанием, топотом копыт да лаем собак. А нет. Вот послышался детский плач. Но звуков схватки — никаких…

— Старик, если не хотите проблем, погрузите тела на катер, оттащите подальше от берега и утопите, — уже сидя в седле, напутствовал старейшину рода Клюев. — Да глядите не вздумайте с них ничего брать. Лишнее это. Пять тысяч, что были при майоре, я вам отдал. Если будем дружить и дальше, то не обижу. Слово офицера. Алтан пока прокатится с нами, отпущу через два дня. Если все сделаете правильно, никто здесь японцев искать не станет. Все. Прощай.

Угу. Похоже, пока Петр хлопал ушами, Клюев тут провел самую настоящую вербовку. Причем не только пленника по имени Алтан, но и всего его рода. И первый взнос сделал деньгами японца. Н-да. Может, что и выгорит. У бурятов вроде не практикуется кровная месть. Будь иначе, ни о каком уговоре не могло бы идти и речи.

Отряд выехал, несмотря на опускавшиеся вечерние сумерки, и ехал до глубокой ночи. Очевидно, Клюев точно знал, куда направляется. Не иначе как вездесущие казачки присмотрели надежное место. Или же его показал Алтан. Он ведь теперь вроде как союзник. Как бы то ни было, а в полночь разбили лагерь в уютном овражке, под сенью лиственного леса.

На этом месте провели весь следующий день. Клюев с японцем пристроились в дальней расщелине под нависшим каменным карнизом. Охранял их Родион. Неплохое местечко, учитывая начавший моросить дождик. В отряде же только плащ-палатки, а попросту говоря, эдакие квадратные куски тонкого брезента. Конечно, какое-никакое укрытие смастерили, но не сказать, что это так уж спасало от сырости. А под карнизом было по-настоящему сухо, и костерок весьма уютно горел.

Петр частенько бросал взгляды под карниз. И не единожды ему доводилось встретиться взглядом с японцем. И то, что он видел, ему совершенно не нравилось. Непонятно, до чего договорятся эти рыцари плаща и кинжала, но очень возможно, что Петру это будет не по вкусу. Ну не мог Клюев не видеть этот взгляд японца, явственно обещающий Петру скорую встречу. И тем не менее делал вид, что ничего не замечает. Н-да. А ведь похоже, что Петр стал для Такахаси чуть ли не идеей фикс.

Петр с удовольствием приблизился бы и послушал, о чем там любезничают два разведчика. Но Родион бдел и не давал для этого ни единого шанса. Помимо этого унтер еще и успевал то кофе приготовить, то чай подать, а то и обед на три персоны сообразить. Ценный кадр. Вперехлест его через колено. А как Петру хотелось послушать, о чем там речь! До зубовного скрежета хотелось.

— Петр, а чего ты с этой американской игрушкой носишься? — решил поддеть Пастухова казак-массажист.

К его огорчению, после прибытия на место клиент отказался от столь дорогостоящих услуг, предпочтя терпеть боль. Должен же он когда-нибудь привыкнуть к этому издевательству. К тому же Петру предстояли два дня передышки, которые, надо заметить, сказались весьма благотворно. Но казака явно не обрадовало, что он упустил солидный приработок, вот и подначивает парня при всяком удобном случае.

— А чем тебе не нравится винчестер? — вопросом на вопрос ответил Петр, протирая затвор промасленной тряпицей.

Сырость. Так что лишним в любом случае не будет. Правда, не мешало бы почистить куда более основательно, но придется обождать подходящего места. Этот карабин без отвертки не разобрать, а без разборки не чистка, а какое-то недоразумение.

— Пользовал я эту игрушку. Баловство одно, да и только, — махнул рукой казак.

— Зря ты так, — возразил Петр. — На средних дистанциях отличное оружие. Скорострельность, семь патронов в магазине и неплохая точность — это дорогого стоит.

— Да ну-у, скажешь тоже. Лежа из нее палить с этой скобой неудобно. Грязи и мороза боится как черт ладана. Возьми нашу трехлинейку, так чудо, а не винтовка. Тот же хваленый маузер того не вынесет, что наша красавица. И насчет точности у винчестера ну честное слово насмешил.

— Ничего смешного. Я с полтораста шагов в спичечный коробок попаду.

— Да ты даже в крынку не попадешь, не то что в коробок.

— Ну, в крынку не в крынку, а в лоб закатаю.

— С полтораста шагов?

— Именно.

— Из этого винчестера?

— Ну да.

— Бре-хня, — авторитетно и с расстановкой подытожил казак.

Петр, заталкивавший в магазин патроны, пожал плечами, передернул рычаг и вскинул карабин к плечу. Выстрел в овраге прозвучал довольно гулко, стеганув по ушам. Майор Такахаси как-то уж слишком резво мотнул головой и откинулся на спину. Сидевший рядом Клюев замер, ошарашенный произошедшим. Родион уже сорвался с места и бежал в сторону Петра.

— Ох-хренеть, — только и смог произнести казак, вырывая карабин из рук Петра.

Ответить Петр ничего не успел, потому что в этот момент его отправил в нокаут подбежавший Родион. Крепок, зар-раза. И ловок. Реши Петр завалить и его, то даже не уверен, что попал бы в бросающегося из стороны в сторону унтера. А выучка какая! Сразу видно, натаскан не убивать, а ловить. Н-да. В который уже раз Петр убеждался в том, что порой в самые краткие мгновения человек способен подумать о многом…

— Ну что, пришел в себя, Аника-воин? — окинув его злым взглядом, спросил Клюев.

— Пришел, ваше высокоблагородие. Как не прийти. Родион, отличный удар, — заприметив унтера чуть в стороне, похвалил Петр.

Тот только сплюнул и отвернулся. Оно вроде как между ними наметились неплохие отношения, и тут такое. Ну какому профи понравится, когда кто-то спускает в унитаз отлично проделанную работу?

— Может, объяснишь? — возвращая к себе внимание связанного Петра, спросил капитан.

— А чего объяснять? Вы и сами все прекрасно понимаете. Пока эта гнида была жива, мне жизни не было бы. В японцах понятие кровной мести сидит так прочно, что никаким трактором не выкорчевать. А жить, все время оглядываясь, не появится ли этот ублюдок, как-то не хочется. И потом, выдвини он условие — его работа в обмен на мою жизнь, вы бы меня ему отдали. Отдали бы. Отдали. Жизнь какого-то ссыльного Пастухова, несостоявшегося купца, а до недавнего времени вообще перекати-поле, в обмен на интересы государства. Да вы бы и секунды не раздумывали.

— Вот, значит, как. А ты не допускал мысли, что я своих не сдаю?

— Нет. С подобными соплями вам в контрразведке делать нечего.

— Ну а коли я без соплей, кто сказал, что я тебя не убью сейчас, на этом самом месте? И заметь, мне за это ничего не будет.

— Не убьете. Какая вам от этого польза? Живой я еще на что-то сгожусь. Мертвый просто бесполезен. А и убьете… Так ведь за дело. Я пристукнул братца этого ублюдка, спасая жизнь свою и хорошего человека. Можно сказать, в бою. А этот решил меня просто израсходовать. Как барана. Так что пусть я и сдохну, но не этот ублюдок будет стоять над моим трупом. — Петр глянул на убитого и невесело ухмыльнулся: — Гляди-ка, с семидесяти шагов точно между глаз. Нужно было поспорить.