В городе восемь тысяч домов, двести мельничных жерновов, двести валялен, двести тысяч дюлюмов виноградников, дивные сады и многое другое — все в прекрасном состоянии…
Из воспоминаний Ивана Селиминского
В середине августа капитан Мамарчев поехал на своем красивом белом коне в Сливен. Вместе с ним отбыл и Стойко Попович.
Стоял знойный летний день. Всадники ехали по узенькой горной тропе молча. Они уже высказали друг другу все, что у них было на душе.
Мамарчев обозревал тенистые леса, глубокие овраги, прислушивался к журчанию ручьев, и сердце его переполнялось счастьем и радостью. Сколько раз, будучи еще мальчишкой, он проезжал по этим местам; сколько раз бродил по этим тропам и буковым чащам; сколько раз склонялся над здешними родничками, чтобы напиться студеной воды и плеснуть ею себе в лицо! И вот он снова тут, опять душа его ликует, сердцу его легко!..
Снова он ехал в Сливен, после того как двадцать три года скитался на чужбине. Многое за это время изменилось, много людей — близких и знакомых — ушли в иной мир. Многих он забыл, многие, может быть, едва помнят его. Как-то его встретят? Что станут говорить, увидев его в офицерском мундире? Будут ли радоваться, когда перед ними предстанет в офицерской форме болгарин? Тронет ли это бунтарские сердца сливенцев? Пойдут ли они за ним, услышав его боевой призыв?
Приближаясь к городу, капитан Мамарчев и Стойко Попович увидели у самой дороги родничок; вода с журчанием лилась из нескольких отверстий в камне. Спешившись, всадники решили напоить лошадей.
Отсюда открывался вид на Сливен и его окрестности. Широко раскинулись тенистые сады и виноградники, окруженные громадными орехами и стройными тополями; в садах росли яблони, сливы, персики, миндаль. Из виноградников выглядывали низенькие сторожки, покрытые плитняком или дранкой… Среди просторных, тонущих в зелени дворов краснели черепичные крыши домов. Белели минареты мечетей. Высоко выступал купол старинной церкви. Гора приняла в свое лоно город, а высокие синие камни вонзились в небо и, не страшась ни ветров, ни бурь, ни туманов, охраняли его со всех сторон, словно молчаливые и гордые стражи.
Вблизи города, в глубоких ущельях, тарахтели водяные мельницы, шумели валяльни, лесопилки, а на окраинах и в самом городе работали кожевенные и шорные мастерские, кузницы. И среди горных лесов, и в ущельях, и в городе — всюду кипела работа.
Глядя на Сливен и венцом окружавшие его горы, капитан Мамарчев испытывал двоякое чувство. Он радовался богатству и красотам родного края и скорбел оттого, что этим богатством и красотами пользуются чужеземцы, тираны, захватившие его родную землю более трехсот лет назад. Сколько же еще будет продолжаться это рабство!
Капитан Мамарчев и Стойко Попович снова сели на коней и поехали к городу.
В этот будничный день народу в городе было мало. Многие ушли на полевые работы, в мастерские.
У Стойко Поповича было в Сливене немало знакомых, но ему не хотелось попусту отвлекать людей от дела, поэтому он предложил капитану отправиться в большой трактир, находившийся в болгарском квартале Клуцохор.
Трактир представлял собой невысокое здание с галереей и с широкими навесами. Вокруг галереи вились виноградные лозы, опоясывавшие все здание. Во двор въезжали через высокие кованые ворота с небольшим черепичным навесом.
Приближаясь к воротам, всадники соскочили с коней. Стойко Попович дважды постучал и крикнул:
— Эй, хаджи, ты тут? Иди-ка отворяй, гости приехали!
Чей-то высокий голос ответил:
— Сейчас, сейчас!
Звякнул крючок, загремело железо, и открывающиеся тяжелые ворота запели, словно по покойнику.
— Уж больно жалобно скрипят у тебя ворота, парень! — усмехнулся Стойко Попович. — Ты бы смазал их дегтем.
Виновато моргая глазами, паренек, открывший ворота, сдвинул на затылок феску и спросил:
— Кто вы будете, ваша милость?
— Из Котела приехали… Ступай-ка зови скорей хозяина, а то мы очень устали.
— Хаджи Драгана нету дома, — соврал мальчишка. — Но раз вы из Котела и знакомы с ним, входите. Дайте я отведу лошадей в тень.
Мальчик взял поводья и повел лошадей под развесистый тополь, стоявший посреди двора.
— А вы, ваша милость, русский капитан, да? — спросил паренек у Мамарчева, привязывая его коня.
— Русский.
Паренек таращил глаза.
— Русский, говоришь? А откуда знаешь болгарский?
— Выучил. Болгарский и русский языки очень похожи. Славянские, братские языки… А ты хотел бы научиться говорить по-русски?
Паренек усмехнулся:
— Хотел бы, только трудно.
— Вовсе не трудно.
— А ведь верно, — увлекся разговором мальчишка. — Когда тут проходили: братушки, я все понимал… «Эй, братушка, — кричали они, — не бойся! Мы прогоним турка…» И как припустят лошадей вдогонку басурманам!..
Капитан Мамарчев заулыбался.
— А у вас в городе есть еще басурманы?
— Попадаются… Скоро конец этим зловредным вшам, верно? Одних раздавишь — другие плодятся, точно гниды в складках рубахи.
Гости вошли в комнату. Мальчишка-слуга по-прежнему с любопытством вертелся вокруг них.
— А эти блестящие нашивки тоже из России? — спрашивал он.
— Из России.
— А пуговки?
— И они оттуда.
А можно мне их потрогать?
— Можно.
Капитан Мамарчев наклонился, чтобы мальчик мог потрогать эполеты и пуговицы его офицерского мундира, затем дал свою фуражку подержать в руках. Мальчишка и к сабле прикоснулся пальцами. Изумленный, он весь сиял от радости. С его лица не сходила улыбка. Он впервые разговаривал с русским офицером! Ему, бедняжке, и не снилось, что он когда-либо сможет поговорить с таким благородным человеком! Он буквально не знал, куда деваться от радости, и был готов исполнить все, что бы ему ни приказали.
— Как тебя звать? — спросил наконец Мамарчев.
— Радой.
— Из Сливена?
— Из Сливена.
— Хочешь стать офицером?
— Я хочу стать капитаном! Таким, как ты!
— Ладно, Радой, так и быть!.. Как освободим Болгарию, станешь капитаном или кем пожелаешь.
— Нет, я хочу стать только капитаном!
Мамарчев засмеялся, погладил его косматую голову и отечески добавил:
— Ладно, ладно! Только расти большой и крепкий.
Пока Мамарчев и Попович, сидя в комнате, разговаривали с мальчиком, трактирщик бай Драган успел подремать после обеда и неторопливо спустился вниз посмотреть, что за гости приехали.