Наступил 1835 год. В первые месяцы нового года в Тырнове лихорадочная подпольная деятельность достигла такого размаха, какого еще не знал этот древний престольный город. Никогда еще тырновцы не испытывали подобного воодушевления!.. Рачо Котельщик отливал пули и делал патроны; отец Сергий накоплял запасы провианта и обучал военному делу монастырских работников и служек; Велчо Стекольщик носился верхом по городам и весям, забрасывая нити заговора все шире в народ; мастер Митю собирал каменщиков и чернорабочих для того, чтобы восстанавливать Варненскую крепость; Колю Гайтанджия то и дело наведывался к скорнякам и шорникам, торопил их, чтобы они скорее шили черные бараньи шапки, поживей кроили царвули и изготовляли седла; Йордан Борода не давал ни минуты покоя буйновским кузнецам… Все трудились день и ночь, устраивали тайные встречи; все жили мыслью о предстоящем восстании, которое должно было вспыхнуть весной, в пасхальные дни.
Один только молодой чорбаджия Йордан Кисьов из Елены оставался в стороне. Он все еще не мог простить Велчо и своему крестному Йордану Бороде того, что они потребовали от него провизию и людей. Это обстоятельство и старые обиды, имевшие место между двумя старинными родами — Йордана Бороды и Кисьовых, — делали Дачо мрачным и недовольным. Он не был против того, чтобы произошло восстание и можно было после изгнания турок воспользоваться плодами свободы, однако скупость и страх удерживали его от деятельного участия в заговоре.
После того как все раскусили, в чем дело, заговорщики стали избегать этого честолюбивого скупца, обходиться без его помощи. Это еще больше задело спесивого чорбаджию. Однажды он сказал своему крестному:
— Почему ты меня перестал звать, когда едешь в Тырново?
— Я сам уже с каких пор там не был… — соврал Йордан Борода. — На всю ту затею, про которую ты знаешь, мы давно махнули рукой.
— А где же ты был в канун Васильева дня? Я спрашивал у крестной, и она мне сказала, что ты уехал в Тырново, к Велчо Стекольщику… Зачем ты это скрываешь? Не доверяешь, да? Мне же известны ваши тайны. Я ведь тоже давал клятву! Или вы решили без меня делить шкуру неубитого медведя? Если вы норовите сами все прибрать к рукам, когда прогоним турок, то так и скажите.
— Что ты несешь, Дачо? — отмахнулся Борода. — Мы давно от этого всего отказались. Каждый ищет выгоду для себя. А раз так, то мы, чтоб не нажить беды, решили плюнуть на это дело.
— А верно, что бай Велчо хочет стать князем после взятия Тырнова? — продолжал Дачо.
— Откуда ты набрался подобных глупостей? Ты только вдумайся в то, что говоришь?
— Зря ты от меня скрываешь, мне все известно. Вы хотите обойти меня, чтоб я остался в дураках. Разве не так?
— Да ничего подобного, крестник, — начал успокаивать его Йордан Борода. — Какой такой князь не дает тебе покоя? Рыба еще в море, а ты уже разводишь огонь. А будет ли у нас свой князь, узнаем, когда освободимся.
— Зачем ты меня обманываешь, крестный? Митрополит Илларион мне все рассказал. От меня ничего скрыть не удастся.
Йордан Борода побледнел.
— Крестник, неужто ты про это заводил разговор с митрополитом?
Молодой чорбаджия хитро усмехнулся — нашел-таки больное место.
— Скажи, Дачо, ты с ним говорил, нет?
— Я же тебе сказал, что он об этом знает.
— Дачо! — гневно вскричал старый Йордан, приблизившись к крестнику. — Если ты перед ним обмолвился хоть словечком, бог и народ тебе судья!
— С богом я сумею поладить, а народ меня не интересует!
— Вот как?
— Так-то.
— А клятва… Ты про нее забыл?
Молодой чорбаджия задумался — он ведь в самом деле поклялся на кресте и Евангелии… А что, если это ему припомнится на том свете?
— Дачо, — продолжал старик, — сознайся перед богом и перед собственной совестью: ты что-нибудь говорил с митрополитом о наших делах? Отвечай!
Видя, что дело может обернуться скверно, молодой чорбаджия решил соврать, тем более что ему, с его нечистой совестью, это было не трудно. Он перекрестился и сказал:
— Ничего я с ним не говорил. Хочешь — верь, хочешь — нет!
— Ни слова?
— Ни слова.
Помолчав немного, Дачо снова взялся за свое:
— Крестный, я тоже хочу быть в главных.
Старик даже растерялся.
— Велчо Стекольщик ничем не лучше меня, — продолжал Дачо. — Ни богатством он меня не превзошел, ни почетом.
— Это, крестник, от меня не зависит.
— А от кого же?
— От людей…
— От каких людей? От Мамарца? Обидно мне, крестный, вы только о себе печетесь, а про меня забываете… Только деньги да людей вам подавай.
— А ты, кстати, пока ничего не дал.
— И не дам до тех пор, пока не увижу, чем все это кончится.
— Ты лучше помалкивай и не становись поперек дороги! — сказал в заключение Борода и, охваченный страшными предчувствиями, оставил своего родича.
А полный тщеславия молодой чорбаджия не унимался. Он ходил в Тырново, приставал к Велчо Стекольщику, упорно настаивая, чтобы его причислили к главным заговорщикам. Затем он стал наведываться к Колю Гайтанджии, даже в Плаковский монастырь к отцу Сергию ходил на переговоры. Но, встречая всюду решительное сопротивление и видя, что все ему оказывают холодный прием, Дачо решил делать ставку на заговорщиков малой руки, задумал их настраивать и науськивать против Велчо.
В феврале 1835 года среди участников заговора возникли серьезные разногласия. Это обстоятельство вынудило Велчо Стекольщика снова позвать в Тырново капитана Георгия Мамарчева.
Приезжай как можно скорей, — говорилось в послании, — да прихвати с собой свою офицерскую форму!
Капитан Мамарчев не заставил себя долго ждать. Все заговорщики первой руки собрались в Плаковском монастыре, чтобы избрать генеральный штаб заговора и назначить день восстания.
Главнокомандующим с полным единодушием был избран капитан Георгий Мамарчев, его помощником — Велчо Атанасов Стекольщик; кроме того, в состав штаба вошли Митю Софиянец, Колю Гайтанджия, Йордан Борода и отец Сергий. Восстание должно было состояться в пасхальные дни.
Отдав последние распоряжения, касающиеся организации и оружия, чтобы не привлечь внимания турок, Мамарчев поспешил вернуться в Силистру. Да и у русского командования, которое о нем не забыло, могли возникнуть всякие опасения и догадки в связи с его продолжительным отсутствием из Силистры.
Провожая его, Велчо сказал озабоченно:
— Все ничего, но что нам делать с Йорданом Кисьовым?
— Вы пока старайтесь его не дразнить, — ответил Мамарчев. — Обходитесь с ним помягче, а как начнется восстание, тогда посмотрим… Может, к тому времени образумится. Делайте вид, что вы отказались от задуманного плана. Как будто ничего не было и не будет.
— И я так считаю, капитан.