«Hedera helix»
[29]
Случалось ли вам когда-нибудь приходить в умиление от маленьких сюрпризов? Мне случалось, но, должно быть, до конца дней я буду в этом раскаиваться.
Приведу всего лишь один пример, и, надеюсь, вы поймете, в чем дело. Как-то раз моя приятельница, чтобы порадовать меня, приготовила кушанье, которое я люблю больше всего на свете, а после пиршества подарила пакетик с ужасно напыщенным галстуком. Понимаю, что подобное определение по меньшей мере удивит вас, но я потратил уйму времени, подыскивая другое, и все-таки решил, что это — самое подходящее.
А ведь тогда не был день моего рождения, да и вообще в нашем возрасте давно уже не приходит в голову отмечать какие-либо даты, но, признаюсь, внимание моей приятельницы растрогало меня. И заметьте — несмотря на кошмарный цвет галстука и тот суровый образ жизни, исключающий всякие излишества, который должен был бы придать особую твердость моему характеру.
На следующий день я отправился на цветочный базар. Накануне я провел ночь без сна, выбирая ответный подарок, и, представьте себе, в конце концов решил купить какое-нибудь вьющееся растение. Дело в том, что в доме моей приятельницы был внутренний дворик и там одна голая стена, которую я терпеть не мог. Своим подарком я хотел, во-первых, отблагодарить за заботу, но главное — расправиться с проклятой стеной, задушив ее побегами плюща.
Мои друзья знают, что я тверд и спокоен, когда это необходимо, но в остальном порой проявляю ненужную поспешность. Так вот, в данном случае я почему-то сразу решил, что нельзя терять ни минуты, о чем и объявил продавцу, показавшему свой товар.
— Могу вам посоветовать один сорт: всего несколько дней — и…
— Ну нет! Это мне не подходит.
— Тогда вон тот, с краю, растет вдвое быстрее.
— И это слишком долго.
Продавец внимательно посмотрел на меня и сказал, что с такими особыми («весьма своеобразными», как он выразился) требованиями лучше обратиться к торговцу редкими растениями. Через несколько минут я уже пытался добиться своего у соседнего прилавка.
— Да, есть то, что вам нужно, — заявил другой продавец, — однако закон запрещает продавать подобные растения, если клиент не возьмет на себя полную ответственность за покупку. Согласны ли вы подписать некоторые бумаги?..
Ну конечно, я был на все согласен и тут же заполнил какие-то бланки. Тогда продавец бросил в цветочный горшок горсть семян и велел наблюдать за тем, что произойдет. Буквально через несколько секунд земля вспучилась в двух-трех местах и оттуда мгновенно вытянулось несколько зеленых ростков.
— Прекрасно, именно это я и ищу. Как называется?
— О, это редкая разновидность плюща — Hedera Helix.
Мы сошлись в цене, но прежде, чем я ушел, продавец почему-то посоветовал не слишком задерживаться по дороге домой.
Я схватил цветочный горшок обеими руками, крепко прижал к груди и поспешил к моей приятельнице, предвкушая ее радость.
Однако неподалеку от базара какой-то циркач устраивал представление, лихо отплясывая на битом стекле. Такие зрелища я никогда не пропускаю и на этот раз стал смотреть с большим интересом, как вдруг обнаружил, что плющ находится уже на уровне моего лица и продолжает стремительно расти с шумом, подобным пчелиному жужжанию. Я не на шутку встревожился. Тем временем листья поползли по лицу, а потом обвились вокруг ушей, и я почти перестал слышать.
Нужно было срочно поймать такси, но все таксисты со свойственным им злобным чутьем угадывали, что со мной случилось несчастье, и заламывали неимоверную цену. Рассердившись, я оставил эту затею и со всех ног бросился бежать.
Помню, что около какой-то церкви плющ обвил мне руки, и уже не я держал горшок, а сами листья, прилипшие к моему телу. Впрочем, горшок тоже сильно пострадал: снизу образовалась трещина и вылезшие корни жадно рванулись вниз в поисках земли.
В нескольких метрах от дома новые побеги в буквальном смысле слова связали меня по рукам и ногам, я стал прыгать, как стреноженная лошадь, и при этом отчаянно гримасничал, чтобы листья не лезли в глаза и можно было хоть что-нибудь видеть.
Когда я был уже на пороге, корни наконец доросли до земли и пригвоздили меня к месту, превратив в неизвестный вид травянистого растения. Потом несколько ростков выбились из-под подбородка, поднялись по щекам и обвили голову, сжав челюсти, так что я не мог издать ни звука.
Единственное, что мне оставалось, — широко раскрывать глаза, чтобы смотреть в просвет между листьями. А теперь представьте мое состояние, когда я наконец увидел мою приятельницу, возвращающуюся из магазина!
На пороге дома она обнаружила странное дерево, с густой листвой, и узнала меня по галстуку, выделявшемуся на ее фоне. Потом, ласково погрозив мне пальцем, сказала тем нежным голосом, который всегда очаровывал меня:
— Слезай немедленно, бездельник. Неужели непонятно, что в твоем возрасте смешно лазать по деревьям?
Урок естествознания
Каждому образованному человеку известно, что в тропиках есть великолепные города, ни в чем не уступающие лучшим городам Запада.
Однако, как показывает опыт, не стоит торопиться с подобными заключениями, не узнав хорошенько всех подробностей, вот я и решил рассказать правдивую историю, которая может пролить новый свет на этот вопрос.
Как-то раз, в поисках отдохновения, сейчас уже не припомню от каких забот, я отправился в один тропический город. Это был настоящий город — с мостовыми, покрытыми асфальтом, и небоскребами на американский манер, со светофорами на каждом углу и полицейскими на каждой улице, с трамваями, которые ходили точно по расписанию, и религиозными заведениями на любой вкус.
Я снял квартиру в ультрасовременном доме, сплошь из стекла и бетона. Хозяин не без гордости заявил, что даже туалет и ванная, которые действительно были выше всяких похвал, оборудованы согласно последнему каталогу какой-то очень знаменитой фирмы.
Казалось, в этой замечательной квартире мне предстояло райское житье. Но не тут-то было. В первый же день из всех щелей полезли какие-то гадкие насекомые. Они бросали на меня жадные взоры, нетерпеливо поджидая, когда же я наконец усну, чтобы наброситься и искусать. Однако против этих тварей в доме имелись специальные средства, которыми нас, не скупясь, одаривает современная промышленность, и поэтому я решил, что могу спать спокойно.
Но на следующий день я обнаружил странных червяков, ползающих под ногами, затем появились крысы, какая-то тропическая рептилия, устраивающая по ночам сольные концерты, скорпионы, опасная mimeola-alleuquis, которая, как известно, отгрызает уши у младенцев, а за неимением лучшего, не брезгует и ушами взрослых, белые комары и т. д. и т. п.
Короче говоря, в один прекрасный момент, случайно поймав не слишком доброжелательный взгляд какого-то из этих странных существ, я почувствовал себя незваным гостем в собственной квартире. Но всем известно, что мы за народ — европейцы. Ни в чем никому не уступаем, упрямо стоим на своем и не упускаем возможности проявить свой строптивый нрав. Конечно же, я принял героическое решение бороться до конца, и с утра до вечера носился по комнатам с палкой в руке, время от времени прячась в темных углах, чтобы незаметно подстеречь очередное чудовище.
Но однажды — кажется, это случилось в среду, — войдя утром на кухню, я увидел тигра. Тут моему ангельскому терпению пришел конец. Согласитесь, это было уж слишком.
Я опрометью бросился вниз по лестнице к комнате консьержки.
— У меня в квартире тигр!
— Как, уже? — последовал ответ — В этом году что-то слишком рано…
— Рано? Неужели?
— Да, — невозмутимо продолжала консьержка, — видите ли, когда начинается сезон дождей, тигрицы ищут убежища в домах, чтобы выкармливать детенышей молоком. Если не беспокоить мать, она вас не тронет. Лучше всего сделать вид, что не замечаешь ее, а главное — стараться случайно не наступить на животное. Знаете, когда с ними хорошо обращаются, эти звери становятся ну просто ручными.
— Неужели?
— Вот увидите. Правда, могут возникнуть некоторые неудобства, когда появятся тигрята, но ведь вы сами можете все рассчитать и, как только поймете, что ответственный момент близок, денька на два переедете в гостиницу. Ваши расходы будут вычтены из квартирной платы.
Я уныло поплелся домой, одолеваемый самыми мрачными предчувствиями. Уже у дверей квартиры меня настигли последние наставления консьержки:
— Чуть не забыла, обязательно постелите на полу в кухне циновку, и очень прошу вас, позаботьтесь, чтобы на всякий случай там всегда стояло ведро с чистой водой.
Система «Роберт Хейн»
Готов поручиться, что мало найдется на свете таких неудачников, как мой приятель Льюис Урдал. Я любил его, хотя прекрасно понимал, что человек он весьма ограниченный.
Мы снимали небольшую квартирку, договорившись, что каждый платит половину. Но договор так и не вступил в силу, потому что Урдал менял работу чуть ли не каждую неделю, а попросту говоря, тут же лишался любого, с большим трудом найденного места. Денег у него никогда не водилось, я же не только полностью оплачивал квартиру, но и давал соседу взаймы — хоть и немного, зато часто.
Нет, я вовсе не собираюсь упрекать беднягу! Просто хочу, чтобы вы поняли, насколько невероятно то, что произошло потом. Урдал был хорошим товарищем, говорил мало, зато много и внимательно слушал, отчего всегда производил приятное впечатление человека, интересующегося делами ближних. Он был скромным и ненавязчивым, молчаливым и аккуратным — сочетание качеств, весьма ценное для совместного житья. Об умственных способностях моего соседа судить довольно трудно: тот, кто хотел ближе узнать его, окунался с головой в унылую пустоту, так как в вопросах познания окружающего мира Урдал не слишком-то продвинулся. Мой приятель никогда ничего не читал и не проявлял ни малейшего интереса к политике, общественной жизни и вообще к чему бы то ни было. Только одна особенность характера иногда помогала скрасить серость его существования: время от времени Урдал устраивал какие-то мистификации, становился скрытным и изо всех сил старался придать значительность самым ничтожным тайнам.
Жить вместе с таким человеком было легко. Два раза в день, когда мы виделись (рано утром и вечером), все шло тихо и мирно, оба старались избегать любых поводов для ссоры. Перед сном я зажигал лампочку над кроватью и долго читал. Урдал клал руки за голову и внимательно изучал потолок (уверен, что он никогда ничего там не видел), а через несколько минут засыпал, не меняя позы. Сны его были такими же серыми и бездарными, как и жизнь.
И вот однажды произошло удивительное событие — сосед вернулся домой с книгой под мышкой.
— Ну наконец-то, — обрадовался я, — как называется? — И машинально протянул руку, чтобы прочитать заглавие, но Урдал отстранился и строго взглянул на меня.
— Давай не будем вмешиваться в дела друг друга, — сказал он, будто хотел уточнить основные пункты какого-то договора.
С тех пор книга стала играть важную роль в его жизни. Я больше не упоминал о ней, давая понять, что оскорблен скрытностью Урдала, однако не мог не удивляться, что мой сосед не переставая читает и каждый вечер лампочка над его постелью горит дольше моей.
Несколько дней спустя рано утром он подошел ко мне и резко спросил:
— Сколько я тебе должен?
Наши отношения были очень натянутыми, и я решил, что Урдал, будучи человеком недалеким, но от природы порядочным, осознал свою вину передо мной. Все обиды сразу же улетучились, и я стал горячо убеждать приятеля, что беспокоиться не о чем.
— Да нет, просто теперь я могу все вернуть, — сказал он с невиннейшей улыбкой, вытащил из кармана пачку денег и, зажав ее в одной руке, другой стал делать подсчеты на бумаге, взывая к моей помощи, потому что припомнить все старые долги было совсем не просто. Когда наконец мы вывели сумму, Урдал послюнявил палец, осторожно отделил несколько банкнотов и, передавая их мне, пробормотал: — Проверь, ты же знаешь, я вечно ошибаюсь.
— Что, удалось найти работу? — учтиво спросил я, желая сгладить неловкость.
Он покраснел, опустил глаза, чуть слышно пролепетал «нет» и отвернулся, давая понять, что хотел бы закончить разговор на эту тему, чем снова разозлил меня.
Внешне мы сохраняли нормальные отношения, и, казалось, жизнь шла по-прежнему, но таинственные события продолжали развиваться. Через несколько дней мой приятель приобрел новую одежду, золотые часы одной из лучших фирм, некоторые предметы личного пользования и всякие шикарные безделушки, совершенно изменившие облик нашего жилища. Все было очень красивым, с той печатью добротности, которая всегда отличает дорогие вещи. Свое имущество Урдал предлагал мне с застенчивостью, заставлявшей поверить в искренность его щедрости.
В день рождения я получил от Урдала прекрасный фотоаппарат, который давно уже мечтал купить, но это было мне не по карману.
— Извини, — сказал я, возвращая подарок, — но у меня нет возможности сделать тебе такой же.
— Ничего-ничего, это не страшно, — промямлил Урдал, еще более робко, чем обычно, — мне ведь это ровно ничего не стоит.
Да уж, то, что это ему ничего не стоило, было очевидно. Резкая перемена в жизни моего соседа, казалось, совершилась сама собой, с удивительной легкостью. Иногда я связывал все это с таинственной книгой: Урдал продолжал увлеченно читать ее каждый вечер, отчаянно моргая, чтобы не уснуть. Конечно, можно было предполагать и другое: известно, что торговцы наркотиками иногда пользуются услугами простаков, чтобы переправлять пакетики, о содержимом которых никто даже не подозревает. Эти пакетики и есть таинственный источник тех богатств, который потом получает название счастливого выигрыша в лотерею, неожиданного наследства или случайно найденного клада.
Несмотря на подобные догадки, меня поражало, что человек, в жизни ничего не читавший, вдруг проявил такую несказанную любовь к одной-единственной книге. Не скрою, это занимало мое воображение и не в меру разжигало любопытство. Зеленая обложка и блестящие золотые буквы не давали мне покоя, но, украдкой поглядывая на них из своего угла, я никак не мог прочитать название.
Однажды Урдал заснул с открытой книгой на груди. Машинально он как бы защищал ее, обхватив руками. Глянцевый блеск бумаги буквально заворожил меня, а полная тишина придавала смелости. Сейчас смешно было бы оправдываться, но я действительно чувствовал себя виновным — сам уж не знаю в чем, — когда, откинув одеяло и встав с постели, на цыпочках подошел к Урдалу.
К несчастью, на открытых страницах можно было увидеть только окончание одной главы и начало следующей: слева имя автора — Роберт Хейн, а справа римскую цифру и надпись курсивом: «Ваш первый автомобиль». Руки закрывали все остальное, так что я толком ничего не смог разобрать, но отступать вовсе не собирался: взял пальцами уголок обложки и медленно потянул ее вверх. Урдал заворочался, поджал ноги и повернул голову. Книга оставалась в том же положении. Сердце у меня готово было выскочить из груди, и я вдруг испугался, что его удары разбудят спящего. Но все-таки любопытство победило страх, вторая попытка увенчалась успехом, и я увидел, как тонкими золотыми буквами на роскошной бумаге засияло название книги: «Как стать богатым».
На мгновение я остолбенел, удивившись, как нагло авторы и издатели спекулируют на человеческой глупости, а потом, уже в постели, долго не мог заснуть и все думал о моем друге и о том, как могла повлиять на него подобная книга. Кто знает, может, он уже способен на какую-нибудь низость или преступление?
И постепенно во мне закипала какая-то глухая злоба на Урдала. Никто не имеет права строить подобные иллюзии, думал я. Дать себя завлечь ложными обещаниями, возлагать надежды на ярмарочных гадалок и искать между строк какой-то книжицы спасительную формулу алхимии — все это казалось мне крайностями, недостойными взрослого человека. И с этого момента, может быть сам того не желая, я затаил обиду на Урдала.
Мой сосед делал вид, что ничего не замечает, или скрывал, что ему это неприятно. Через пару дней он с обычной кротостью попросил меня выйти на балкон и показал «ягуар» последней модели, ярко блестящий в свете уличного фонаря.
— Это моя первая машина, — сказал Урдал, пряча глаза.
И тут я просто взорвался: «Знаю, знаю, глава пятая!» А потом невнятно, сумбурно, запинаясь и путаясь, потому что доводов у меня было больше, чем слов, чтобы их выразить, стал проклинать всех шарлатанов и тех, кто им верит, и это идиотское стремление к счастью и благополучию, в котором такие малодушные люди, как Урдал, хотят обрести успех без борьбы.
— Все это опасно, Урдал, — настаивал я, — Ты плохо кончишь.
— Да почему? Что со мной может случиться? — спросил он, искренне испугавшись.
Меня удивил его умоляющий тон. Я не понимал тогда, что с ним происходит, и, надеясь помочь, думая страстными пророчествами заменить бедность аргументов, изрек:
— Ты уподобишься тем, кто хочет излечить рак полевыми травками.
Урдал вздрогнул, закрыл лицо руками и пробормотал:
— Теперь уже поздно отступать. Дело зашло слишком далеко.
И все осталось по-прежнему. Через некоторое время мой друг завел себе личного шофера, секретаршу-блондинку (сложенную совершенно безупречно), купил дом в городе, виллу на берегу моря, самолет, яхту и прочие средства передвижения, соответствующие различным настроениям. Правда, он предлагал мне разделить все это с ним, но я хранил истовость миссионера и возмущение общественного обличителя, что сейчас, когда можно взглянуть на события со стороны, не перестает удивлять меня. Я твердо стоял на своем и предрекал Урдапу бедствия, которым никогда не суждено было пасть на его голову. Единственным результатом моего поведения явилось наше взаимное охлаждение и окончательный разрыв.
Должен признаться, что виноват был именно я и что к возмущению вдруг присоединилась досада на самого себя. «А что тут, собственно, такого? Если сейчас все вокруг расцветает и совершенствуется, если есть учреждения, обучающие заочно игре на скрипке или математике во сне, почему же не может существовать способ разбогатеть?» Постепенно сомнения рассеялись, и я пришел к твердому убеждению, что он существует и что необходимо срочно внедрить его в международном масштабе.
Я долго колебался и вот однажды вечером после работы зашел в книжный магазин. Какое-то смущение заставило меня сначала пролистать несколько журналов и поинтересоваться последними литературными новинками. Было немного неловко сразу перейти к сути дела, но наконец со светской улыбкой человека, снисходительно относящегося к людским слабостям, я спросил:
— Простите, нет ли у вас книги Роберта Хейна «Как стать богатым»?
— Распродана.
Стоило большого труда скрыть досаду и сохранить любезное выражение лица. Как же так? Да ведь у меня уже было столько планов, проектов, короче говоря, я рассчитывал на эту книгу. Обидно снова остаться ни с чем, когда чувствуешь, что счастье вот-вот улыбнется тебе!
Но не все еще было потеряно. Существуют другие магазины, и, в конце концов, товар не может исчезнуть с рынка мгновенно. Я обежал весь город, и с каждым отказом росло разочарование и злоба на недальновидного издателя, выпустившего столь ценное произведение малым тиражом.
Тут я вспомнил об одном старом друге, владельце книжной лавки, человеке очень знающем, с великолепной памятью. Мысль о том, что кто-то узнает мою тайну, мучила меня, однако, по вполне понятным соображениям, я скорее отказался бы от всех благ, чем попросил книгу у Урдала.
Так или иначе, ноги сами привели меня к лавке моего друга. Когда я вошел, во рту у меня пересохло, руки вспотели, волосы, вероятно, были взъерошены, а галстук сбился на сторону. Не в состоянии придумать какой-либо предлог и отбросив все формулы вежливости, я выпалил:
— Есть у тебя «Как стать богатым» Роберта Хейна?
— Нет. Ты ее нигде не найдешь.
Приятель стал объяснять, что от переиздания книги пришлось отказаться, так как наборщики, корректоры — словом, все, кто участвовал в ее выпуске, — увольнялись, начинали жить на собственные доходы, и издательство теряло ценных работников. С другой стороны, правительства стремились запретить книгу, и власти изъяли все экземпляры, так что даже в публичных библиотеках ее нельзя было достать.
— А у кого-нибудь из знакомых? Ведь можно взять почитать и заплатить…
— Мы уже пытались — ничего не вышло.
Я оперся о прилавок, в горле нестерпимо жгло. Приятель любезно пытался успокоить меня.
— Конечно, смешно уверять тебя, что деньги не главное в жизни. Ты уже не мальчик и прекрасно это понимаешь. Если хочешь, я могу предложить другое руководство из той же серии…
— Еще что-нибудь Роберта Хейна?
— Да.
Новость оживила меня.
— А как называется?
— «Как обрести счастье в бедности».
Название книги было настолько малопривлекательным, что снова повергло меня в уныние. Только ради приличия я, не торгуясь, купил ее и удалился, забыв попрощаться, так же как, входя, забыл поздороваться.
Усталый и раздраженный, я рано лег в постель с нездоровым желанием подвергнуть себя пытке бессонницей.
Я долго сетовал на судьбу, но все же не предполагал, что ночь может быть так длинна, когда сон не помогает скоротать ее. Несколько часов я ворочался с богу на бок, смял всю постель и наконец протянул руку к книге Роберта Хейна. Это был жест отчаяния.
Но должен сказать, что чтение заворожило меня с первых же страниц. Стиль автора, вкрадчивый и ненавязчивый, успокаивал душу. Начинался долгий рассказ о том, без чего человек может обойтись, уменьшая свою ответственность перед другими. Затем постепенно ослаблялись все социальные связи, и обязанности граждан перед обществом становились весьма расплывчатыми. Когда я дошел до середины, мне уже было наплевать на колебания цен, периодические кризисы западной экономики и безработицу. Впервые я смотрел в будущее с насмешливой безучастностью.
На следующий день я уволился со службы, еще через два дня распрощался с квартирной хозяйкой, подарив консьержке всю мою собственность, и предался новому занятию — стал путешествовать и созерцать.
Спустя две недели, перескочив через две главы книги (а следовательно, опередив события, развивающиеся по системе «Роберт Хейн»), я нашел у себя первую вошь. Помню, что в тот момент сидел, прислонившись к стволу персикового дерева на берегу ручья, убаюкивающего меня нежным журчанием. С радостью, всегда приходящей, когда обретаешь новых друзей, я рассматривал на своей руке это насекомое, в котором текла моя кровь. Вдруг с дерева упала капля росы, и, ограждая беззащитное созданье от грозящих ему неотвратимых бедствий, я бережно возвратил вошь себе за пазуху.
Однажды утром
Однажды мальчик по имени Абель придумал новое слово: Антавьяна. Оно явилось неожиданно, как откровение, и, наверное, приснилось ему во сне. Абель сразу полюбил это чудесное слово и сначала хранил его в тайне. Рано утром, доделывая уроки перед школой, он все время отвлекался и задумчиво повторял: «Антавьяна, Антавьяна…»
— Что ты там бормочешь? — спросила мама, которая готовила завтрак.
— Ничего, ничего, географию учу.
Конечно же, Абель соврал, и ему тут же стало стыдно. Но, во-первых, эта ложь никому не вредила, а во-вторых, Антавьяна и вправду могла быть географическим названием. Какой-нибудь далекий, затерявшийся в океане материк с индейцами и деревьями-людоедами. Вот если бы однажды, стоя на капитанском мостике, увидеть его в бинокль, он, не задумываясь, окрестил бы так. Первооткрыватель представил, как он рисует карту — чтобы сразу послать ее в лондонское научное общество, — вот он лизнул кончик карандаша, обвел неровный контур берега и раскрасил карту в оранжевый цвет. Потом, тщательно все осмотрев, Абель нарисовал бы буквы на расстоянии одна от другой, чтобы случайно не задеть какую-нибудь реку: «Ан-та-вья-на».
И тут мальчик подумал, что слово действительно должно что-то обозначать. Ведь само по себе оно не имеет смысла, если ничего не называет. Абель вдруг ощутил пустоту, какую-то внутреннюю тревогу. Эта история с новым материком может затянуться еще бог знает на сколько, а он не из тех, кто умеет ждать. Мальчик поднял глаза от тетрадки и медленно обвел взглядом комнату.
Но у всех предметов были привычные, хорошо знакомые названия, и на долю Антавьяны совершенно ничего не оставалось. Подперев щеку рукой, Абель следил за движениями мамы, на которой был красивый розовый халат. Этот халат ему нравился, можно было назвать его Антавьяной. Но ведь у простого домашнего халата не бывает имени, это же не шпага короля Артура и не конь Сида.
— Не отвлекайся, Абель, а то получишь сегодня единицу.
При мысли о единице у него сильно забилось сердце. Да ведь Антавьяна могла пригодиться для оценок! Не плохих, конечно, а только для хороших. Для чего-нибудь выдающегося и замечательного.
Мальчик закрыл глаза и представил, как, сияя от радости, он прибегает домой с книжками под мышкой: «Сегодня я получил Антавьяну по грамматике!» Взрослые страшно довольны, ну просто на руках носят. Тут же ведут в кино, и фильм выбирает он сам. Правда, так трудно выбирать среди уймы названий, да еще когда мама говорит: «Нет, только не этот, это для совсем маленьких. Тебе не понравится» или же «И этот не пойдет: не дорос еще, тебя не пустят». Абель убедился, что у него ужасно сложный возраст — не ребенок и не взрослый и абсолютно ничего нельзя. Но вот если получить хорошую оценку по грамматике, тогда совсем другое дело. Уж тут-то позволят выбирать самому, и можно будет пойти на фильм, ну, скажем… «Антавьяна, королева сельвы».
Но мальчик не успел как следует обдумать свой поход в кино. Ведь фильмы умирают. Исчезают, и никто не знает, куда они деваются. А новое слово должно было жить и обозначать что-нибудь постоянное.
А может, предложить Антавьяну правительству? Он вдруг почувствовал себя серьезным и важным, настоящим гражданином. Должно быть, правительству всегда не хватает слов — столько всего нужно назвать. Вот, например, какую-нибудь гору раньше не замечали, или военному кораблю нужно срочно дать имя, потому что его уже спустили на воду. Абель сразу представил, как ему вручают большую красивую медаль, а может быть, даже производят в кавалеры ордена «Антавьяна». Но тут он вдруг испугался за свои лавры: а что, если завистники похитят изобретение и опередят его? Ну тогда…
— Очнись, Абель, проспишь все на свете.
— Нет, нет, мама. Я не сплю: вычислив периметр, нужно искать площадь круга.
Рядом с чашкой ароматного дымящегося шоколада лежал открытый учебник геометрии, и мальчик прочел первое, что там увидел, ткнув пальцем наугад. А что, если его слововолшебное? Оно могло прийти как откровение. Именно так всегда и бывает!
Он сосредоточился, закрыл глаза и прошептал: «Антавьяна, именем власти, которую ты можешь мне дать, заклинаю тебя, ну пожалуйста, сделай так, чтобы я выучил наизусть всю геометрию» — и, осмелев, прибавил: «Для старших классов тоже и вообще все-все!» Абель подождал немного с сильно бьющимся сердцем, но ничего не произошло. В голове продолжали плясать в смутном беспорядке радиусы, диаметры и неуловимое число три-четырнадцать-шестнадцать. «Маленькая окружность, вписанная в большую пунктирной линией…» Нет, не получается. Все оставалось как прежде.
Конечно же, эти волшебные слова нужно произносить по-особенному. Скрестить пальцы или проговорить быстробыстро три раза подряд, а потом еще раз, помолчав. Да, нелегко придется, но уж дело того стоит.
Абель медленно повернул голову, чтобы взглянуть назад. А вдруг там уже стоит волшебник в тюрбане, готовый исполнить любое желание? Мальчик немного волновался, и это было ему неприятно: «Совсем как маленький…»
Но волшебника не оказалось. Тогда, вспомнив, что надо сложить пальцы крестом, Абель резко вытянул руку. И нужно сказать, не слишком-то удачно: чашка с шоколадом опрокинулась на стол раньше, чем он успел произнести три раза подряд «Антавьяна», как было задумано.
— Вечно ты что-нибудь натворишь! — закричала мама.
— Нет, нет, ничего… Просто капелька шоколада на скатерть пролилась…
Эта «капелька», аккуратно посаженная посреди заклинания, была, прямо скажем, ни к чему. Пятно расползалось, и Абель едва успел спасти карты, но не тетрадку по геометрии.
— Ну что за несчастье! Просто наказание какое-то! Уж если этот мальчишка что-нибудь проливает, то обязательно на чистую скатерть. Ну сколько раз можно говорить!
Пока мама убирала посуду, вытирала стол мокрой тряпкой и ворчала, что приходится возиться с утра до вечера, что «все в этом доме» над ней издеваются; пока она горько жаловалась, что «никто» здесь ее не любит, Абель понурив голову побрел в свою комнату.
По дороге он бормотал: «Антавьяна, Антавьяна, верни шоколад в чашку, и пусть все будет по-прежнему. А маму верни на кухню, успокой, и выбей у нее из головы, что я ее не люблю».
С каждым разом становилось яснее, что ничего не выйдет, если не произносить слово по-особенному. Нужно было серьезно искать, совсем как мадам Кюри, когда она с таким трудом открывала свой радий. «Кстати говоря, — подумал Абель, — «Антавьяна» звучит куда красивее, чем «пекбленда»».
У себя в комнате мальчик погрузился в терпеливые поиски. Он произносил заклинание, стоя на одной ноге, широко раскрывая, а потом быстро зажмуривая глаза, становясь на четвереньки или «изображая ангела» — размахивая руками, словно крыльями. Оказалось, что все не так-то просто.
Потом мальчик повернулся лицом к стене, сложил руки за спиной и стал взывать: «Антавьяна, предстань передо мной! Антавьяна, выходи из лампочки или из бутылки! Явись немедленно!» Но тут запас заклинаний иссяк, и Абель, склонив голову, крепко задумался.
Внезапно послышался слабый шум, легкие приближающиеся шаги. У него перехватило дыхание: а может, чтобы заклинание подействовало, надо крепко задуматься? Абель побледнел и не решался взглянуть назад. Потом, закрыв лицо ладонью, он медленно повернулся и, резко отдернув руку, смело распахнул глаза.
Прямо перед ним стояла мама и смотрела на сына с мягкой ласковой улыбкой. В ее глазах светились тепло и нежность.
— Абель, да что с тобой сегодня?
Он так любил это выражение лица и этот голос. Они придавали мальчику уверенность в себе, правда, иногда и обижали, лишний раз напоминая, что он еще совсем ребенок. Но именно материнский взгляд и улыбка — все то, что Абель никак не сумел бы назвать, — могли быть его Антавьяной. Ну конечно же!
— Иди-ка завтракать. Я уже поставила тебе другую чашку. И смотри не отвлекайся, а то опоздаешь…
За завтраком Абель вдруг решил, что очень жалко потратить слово на что-нибудь одно. Ведь и правда, когда название удачно придумано и хорошо подходит, его можно использовать несколько раз. Ну вот, например, «роза» — это же цветок, а его двоюродную сестру зовут точно так же. А «размазня» — и каша, которую дети едят по утрам, и соседка с нижнего этажа, та, что вечно жалуется на погоду и никогда не может вовремя приготовить обед. Да, тут нужно хорошенько все обдумать.
В утренней суете, запихивая в портфель книги и тетрадки, ползая в поисках ботинка, у которого была нахальная привычка пропадать каждый день неизвестно куда, Абель напряженно перебирал в уме названия и предметы. Мама поправляла ему пробор и, проводя расческой по волосам, говорила: «И почему у тебя так пусто в голове? Когда же ты научишься хоть немножечко думать?»
Уже на лестничной площадке он решил на всякий случай предупредить:
— Мама, если я получу единицу, не сердись. В среду сеньор Серра всегда в плохом настроении.
И стал спускаться по лестнице, прыгая через три ступеньки и размахивая портфелем. Около двери консьержки мальчика вдруг настигла внезапная догадка: Антавьяна могла быть волшебным словом, чем-то вроде джокера — этой всемогущей карты взрослых. Ну, тогда его тайна очень, очень важная!
Абель выбежал на улицу и с серьезным видом направился к школе. На перекрестке, прежде чем перейти улицу, мальчик остановился и внимательно посмотрел на светофор: желтый кружок, красный, зеленый…
А ведь можно добавить туда еще один, гораздо более полезный (например, в желтую, красную и зеленую клетку) — кружок-антавьяна, который будет загораться для того, чтобы все машины и люди могли ехать и идти куда вздумается — вверх и вниз, направо и налево.
И тут его осенило: в школе Абель предложит Эрнесту — своему лучшему другу — обменять Антавьяну на новый волчок. Волчок Эрнеста, со стальным наконечником и крепким шнурком, давно покорил его сердце.