Жена-незнакомка
Мы встретились возле самого дома. Девушка шла из соседней рощи, а я возвращался из города и у подъезда пропустил ее вперед.
Девушка поблагодарила милой улыбкой, тихонько пробормотав что-то. Так шепчутся в соседнем саду листья, когда их ласкает ветер.
Открыв дверь лифта, я вошел туда вместе с незнакомкой и уже собирался закрыть кабину, но тут появился какой-то невысокий и толстый сеньор. На нем был светлый костюм, который дополняли яркий галстук и сдвинутая набок шляпа. Теперь мы оказались в лифте втроем.
Прежде чем нажать кнопку, я спросил:
— Вам какой этаж?
— Второй, пожалуйста, — ответил он.
Незнакомка не сказала ничего. Я нажал на кнопку, и лифт тронулся.
Девушка, стройная и худенькая, была одета просто и изящно: серая юбка и оранжевая блузка. Сразу бросались в глаза причудливо уложенная волна волос, аккуратные розовые ногти, правильный, мягкий овал лица и маленький острый носик, какой обычно бывает у очень любопытных людей.
Мы поднимались молча. Толстый сеньор заложил один палец в кармашек жилета, а остальные четыре торчали наружу, и казалось, им от этого было не по себе. Девушка с пристальнейшим вниманием изучала носки своих туфелек.
На втором этаже сеньор попрощался с нами и вышел. Когда я снова закрывал дверь, незнакомка сказала:
— Мне следующий.
Это был мой этаж, но я что-то не мог припомнить, чтобы она появлялась в доме раньше. Значит, идет в гости к соседям.
Девушка с удвоенным вниманием рассматривала теперь свои туфли и, видимо, то ли ожидала, то ли побаивалась попыток с моей стороны завязать разговор: ведь мы обычно поступаем именно так, стоит только какой-нибудь женщине попасться нам на глаза. Но я ничего не сказал — она была слишком красива, чтобы выслушивать пошлости.
На третьем мы вышли вместе.
Незнакомка направилась к первой двери, то есть как раз к моей, и принялась искать что-то в сумочке. Я закрыл лифт, а когда обернулся, то с величайшим изумлением обнаружил, что она собирается вставлять ключ в замочную скважину моей собственной двери.
— Сеньорита, — сказал я ей, — по всей вероятности, вы что-то перепутали. Ключ от этой квартиры есть только у меня.
— Что? — удивленно произнесла она, оборачиваясь. — Да это же моя квартира!
— Вы ошибаетесь, — возражение скрашивалось любезной улыбкой, — это моя квартира.
— Вы что, шутите? — Происходящее ее, видимо, немного забавляло, немного возмущало.
— Разрешите, — сказал я и, вставив свой ключ в замочную скважину, открыл дверь, потом снова закрыл и обернулся к ней. Девушка казалась растерянной, словно сомневалась в чем-то: то ли в моем существовании, то ли в своем собственном, то ли в том, существуем ли мы оба на самом деле.
— А теперь попытайтесь отпереть вашим. — Надо было развеять последние сомнения.
Незнакомка попробовала. Ключ мягко повернулся в замке, и дверь распахнулась. Девушка снова закрыла ее.
В полном недоумении мы уставились друг на друга.
— Ничего не понимаю, — сказал я наконец.
— Ничего не понимаю, — повторила она как эхо.
— Это какая-то нелепая случайность, — в моем голосе не было прежней уверенности, — здесь живу я.
— Все это очень странно, но здесь, в этой квартире, живу я, — заметила девушка.
Дело чересчур запутывалось, и надо было наконец во всем разобраться.
— Могу показать вам документы, удостоверяющие, что это мой дом, — сказал я и начал вынимать из портфеля бумаги, протягивая их ей одну за другой и поясняя по ходу дела. — Вот удостоверение личности. Посмотрите сами: улица… номер дома… третий этаж… первая квартира. И на визитных карточках то же самое, и на этом пропуске…
Она внимательно все изучила; но мгновение спустя выяснилось, что и у нее документы были в полном порядке. Я и глазом моргнуть не успел, как у меня в руках оказалось ее удостоверение личности, где значилось то же самое место жительства.
Вместо того чтобы внести ясность, подобная проверка документов еще больше запутывала ситуацию.
— Ну хорошо, — дело вдруг показалось мне не столь безнадежным, — давайте попытаемся решить наш спор по-другому. Вы ведь, несомненно, должны помнить расположение комнат и обстановку в собственном доме, не правда ли?
— Конечно!
— Тогда, — продолжил я, — напишем несколько одинаковых вопросов о квартире и пусть каждый письменно ответит на них. А потом войдем и посмотрим, кто из нас прав. Вы или я. У кого не будет ошибок — тот хозяин квартиры. Идет?
— Отлично. — В ее голосе звучало превосходство. — Я согласна!
Мы, как школьники, уселись прямо на ступеньки. Я вытащил из кармана блокнот и вырвал листок для нее. Второй ручки у меня не было, но девушка, порывшись в сумке, в конце концов извлекла оттуда карандаш.
— Ну, вот и отлично. Сначала напишем вопросы. Если хотите, давайте свои.
— Какая разница, — сказала она, — можете спрашивать сами.
— Ну хорошо. Тогда записываем: где расположена ванная: близко от прихожей или нет? Если да, то с какой стороны от нее? Есть ли в столовой картины? Если да, то сколько? Что изображено на первой из них, которая висит слева, сразу как войдешь в комнату? Сколько всего стульев в квартире? Пожалуй, хватит.
— По-моему, совершенно достаточно, — согласилась девушка, улыбаясь.
Мы отвернулись друг от друга и принялись за работу. Она старалась незаметно прикрыть свой листок рукой, и это меня очень позабавило, ведь, несомненно, если кто-то из нас имел основания прятать свои ответы, то этим человеком мог быть только я.
Через несколько минут мы обменялись бумажками. Почерк у нее оказался красивым и изящным, с мелкими круглыми буквами.
Ответы были одинаковыми: ванная находится рядом с прихожей, справа от нее; в столовой висит пять картин; первая — копия «Моны Лизы» (она написала «Джоконды») работы неизвестного художника; всего в квартире пятнадцать стульев.
Изумлению нашему не было границ. Возможность подобного совпадения ни тот ни другой предвидеть не мог.
— Невероятно! — воскликнули мы в один голос. — Невероятно!
— Ответы совпадают, — заключил я, оправившись от потрясения. — Теперь у нас остается единственный выход.
— Какой?
— Спросить у консьержа, кого из нас он считает жильцом первой квартиры на третьем этаже. Как вы на это смотрите? Вы готовы заранее согласиться с его решением?
— Да, пошли!
Мы спустились в комнату консьержа и застали его за работой. Балдомер пытался завязать какой-то пакет веревкой, которая явно была короче, чем нужно.
— Вы не хотите спросить его сами? — предложил я.
— Мне все равно, — ответила девушка, — можете вы.
Консьерж заметил, что мы подошли к окошку, перестал крутить и мучить несчастную веревку, до сих пор подвергавшуюся невыносимым пыткам, отложил сверток в сторону и приветствовал нас самой очаровательной своей улыбкой.
— Послушайте, Балдомер, — сказал я, — Не могли бы вы сказать, кто из нас живет в первой квартире на третьем этаже?
Консьерж не сразу понял, в чем дело, а потом громко расхохотался, как будто было сказано что-то ужасно смешное.
— Да вы шутники! — заявил он, не переставая смеяться.
— Нам не до шуток, Балдомер. Скажите: кто живет в первой квартире на третьем этаже?
— Да вы вдвоем и живете. Кто же еще?
Не говоря ни слова и оставив его в таком же недоумении, в котором пребывали сами, мы бросились к лифту. Какая-то пожилая дама тоже направлялась туда с явным намерением воспользоваться им, но мы и не подумали дожидаться ее и, взлетев на третий этаж, вошли в «нашу» квартиру со смутным предчувствием: что-то должно произойти.
Как и следовало предположить, дело было так: мы оба спали в одной и той же постели, вытирались одним и тем же полотенцем, сидели на одном и том же стуле, читали одни и те же книги и при этом никогда раньше не видели друг друга.
Чувствуя себя скорее союзниками, нежели соперниками, мы изо всех сил напрягали наши извилины в поисках какого-нибудь решения, которое позволило бы обоим и дальше пользоваться всем, что «нам» принадлежало.
Пожениться — другого выхода не оставалось. Если рассудить здраво, мы в общем-то нравились друг другу: два симпатичных молодых существа, вполне здоровых на первый взгляд. Но этой чепухи было явно недостаточно, чтобы с полной уверенностью утверждать: наша супружеская жизнь окажется счастливой. Следовало выяснить некоторые подробности, а для этого задать друг другу несколько вопросов, подобно тому как раньше на лестнице мы пытались таким образом решить спор о квартире, правда тогда — безрезультатно. Теперь, однако, задача была куда проще: всего-навсего узнать получше будущего спутника жизни.
Я начал задавать вопросы первым, потому что в тот день инициатива с самого начала принадлежала мне, а девушке пришлось отвечать.
— Как пишется слово «экстерьер»?
— Вначале — э оборотное, потом к, с, т, е, р, мягкий знак, е, р.
— Как приготовить омлет?
— Надо взбить яйцо в тарелке, немного посолить, добавить капельку молока, чуть-чуть петрушки, вылить все на сковороду, поджарить, а потом перевернуть. Ну и, конечно, масла надо положить совсем немного. Настоящий омлет должен быть слегка недожаренным.
— На каком боку ты спишь?
— На правом.
— Тебе делали прививки?
— Да.
— Ты когда-нибудь писала письма кинозвездам?
— Нет, никогда.
— Сколько будет шестью семь?
— Сорок два.
— Что ты думаешь о социальных проблемах?
— Что не стоит этим забивать себе голову.
— Великолепно! — воскликнул я. — Кажется, ты будешь идеальной женой.
Затем стала спрашивать она. Наступил мой черед отвечать.
— Ты любишь футбол?
— Нет, совсем не люблю.
— Сколько раз ты собирался жениться?
— Всерьез — тринадцать.
— Какой табак ты куришь?
— Крепкий.
— Ты любишь посмеяться над людьми?
— Нет.
— Тебе нравятся сентиментальные романы?
— Терпеть их не могу!
— Ты хорошо относишься к женщинам вообще?
— Нет, плохо.
— Прекрасно, — заключила она, — из тебя выйдет идеальный муж.
Итак, мы оба были удовлетворены, оставалось только пожениться.
Само собой разумеется, мое прошлое отнюдь не было безупречным. Несколько лет тому назад, когда мне приходилось много колесить по Европе, я женился на одной итальянке из Рима, такой же нежной и сентиментальной, как песни ее родины. Мы познакомились при столь необычных обстоятельствах, что, пожалуй, не стоит здесь о них рассказывать. О моей женитьбе не знал никто, кроме одного приятеля, можно даже сказать друга, который сейчас жил в Лондоне. Этот человек в свое время вернул шведскому правительству крупную сумму денег, похищенную из государственной казны. Кажется, у него заговорила совесть. С другой стороны, я женился под чужим именем, вернее, под одним из тех имен, которыми пользовался, чтобы сбить с толку полицию двадцати трех стран, чересчур интересовавшуюся вашим покорным слугой, так что обвинение в двоеженстве мне вряд ли угрожало. А если бы кто-то и попытался, то ему бы пришлось изрядно попотеть, распутывая длинную цепь имен и адресов, через которую фирма Кука пересылала мою корреспонденцию. Правда, этот способ имел свои неудобства: довольно часто я получал чужие письма, а когда наконец приходили те, что действительно были адресованы мне, новости, заключенные в них, уже успевали порядком устареть. Что же касается первой жены — имеется в виду хронологический порядок, — то до нее дошли слухи о некоей катастрофе; бедняжка, по всей вероятности, сочла своего мужа погибшим и воспользовалась случаем, чтобы немного поплакать, а затем последовать моему примеру и вступить в столь же незаконную связь. Такова хваленая чувствительность женщин, будь они хоть сто раз итальянками.
Мы поженились. Наша семейная жизнь началась удачно и обещала быть счастливой: ведь ни тещи, ни свекрови не было и в помине. Само собой разумеется, моя супруга должна была употребить все свои способности и приложить немало усилий, чтобы, во-первых, освоить заочный курс кулинарного искусства, во-вторых, прослушать программу радиопередач для молодоженов и, наконец, обучиться по телефону составлению семейного бюджета; и все это, не считая отдельных ценных указаний, которые давал ей я. Кроме того, соседки со своей стороны преподали ей несколько уроков злословия. Но должен признать, что ученица не оправдала надежд, которые возлагали на нее учителя; она была еще слишком молода.
Моя профессия оставалась для жены тайной, а я, само собой разумеется, старался и дальше держать ее в полном неведении и, ссылаясь на неотложные дела, проводил вдали от семейного очага столько ночей, сколько это было нужно для моих черных дел. Это продолжалось до тех пор, пока однажды утром…
…Однажды пасмурным и холодным утром, когда на пустынных улицах глухо отдаются осторожные шаги и даже собственная тень кажется нежелательным свидетелем, я тайно проник с весьма неблаговидными целями в дом некоего миллионера. Великолепный густой сад был изучен вдоль и поперек, а вот с комнатами дело обстояло хуже. Однако мне было известно заранее о существовании одного окна, которое, как я и думал, открылось без особого труда.
Когда луч фонарика прорезал темноту в первой комнате, стало ясно, что это столовая. По моим сведениям, кабинет находился в конце коридора, в противоположном крыле здания. Стараясь не шуметь и испытывая то особое и, надо заметить, довольно приятное возбуждение, какое переживает всякий, кому приходится красться в чужом доме, я медленно продвигался вперед по коридору. По обе стороны тянулись двери, хранившие, вероятно, немало тайн, но мне было некогда. Вот небольшая квадратная комната. Это гостиная. За ней коридор шел дальше. Закрытая дверь в глубине должна вести в кабинет. Открыть ее было минутным делом.
Луч света от фонарика пробежал по двум стеллажам с книгами, по письменному столу, по камину… И вдруг — меня точно громом поразило. На каминной полке в черной стеклянной рамке стояла фотография. Лицо показалось мне знакомым и даже больше — родным. Сперва я просто глазам своим не поверил и подошел поближе, боясь, что предположение подтвердится. Ошибки быть не могло: из-за стекла на меня смотрело красивое и улыбающееся лицо моей таинственной жены.
Я сразу забыл, зачем пришел в дом, и чувствовал страстное желание раскрыть тайну нашей удивительной встречи и одновременно уверенность: эта фотография, этот дом могут подсказать мне ответ. В голове роились тысячи вопросов, но среди них был один, самый важный. Как очутилась здесь ее фотография? Я машинально взял портрет в руки и несколько минут внимательно рассматривал, пока не решил: чтобы раскрыть тайну, надо действовать. В эту самую минуту в комнате бесшумно зажегся свет и за моей спиной раздался голос, который был мне безумно знаком. Какой-то молодой человек сказал повелительно:
— Не двигайтесь!
Не выпуская из рук фотографии, я медленно повернулся и вздрогнул от изумления. Возле двери, все еще держа одну руку на выключателе, а другой сжимая пистолет, стоял человек, необычайно похожий на меня. Он рассматривал мое лицо скорее с любопытством, чем с негодованием. Самым странным было то, что двойник, казалось, вовсе не был удивлен нашим поразительным сходством.
Не говоря ни слова, он подошел к телефону, который стоял на столе, и, прежде чем поднять трубку, сказал:
— Будьте любезны, поставьте фотографию на место.
Я подчинился, машинально продолжая разглядывать его.
— А теперь садитесь, — приказал он.
Убедившись, что приказ выполнен, хозяин дома, не спуская с меня глаз, вызвал полицию, потом опустился на стул, вытащил сигареты и молча протянул одну через стол. Я тоже ничего не говорил, потому что в тот момент был не в силах произнести ни звука. Привычное хладнокровие куда-то исчезло, вместе с обычной живостью и находчивостью. Эти качества не раз выручали меня в бесчисленных переделках, которыми изобиловала моя жизнь, но теперь, казалось, я превратился в жалкую тряпичную куклу, безвольную и лишенную способности мыслить.
Так мы и просидели молча до прихода полиции. Я не пытался бежать и без сопротивления дал надеть на себя наручники и увести…
Потом — допросы и несколько месяцев тюрьмы. За все это время никто не пришел навестить меня, и я не знал ничего о том, что происходит в мире. Потом — освобождение и возвращение домой. Но моей жены там не оказалось, в нашей квартире жили какие-то незнакомые люди, а консьерж заявил, что никогда не видел меня. Тогда я отправился в дом миллионера, и там…
…там, когда я курил, уютно устроившись в своем любимом кресле, мне вдруг припомнилась одна история. Как-то раз, это было давным-давно, в мой дом забрался вор. Этот человек был удивительно похож на меня. Когда я вошел, он пристально рассматривал портрет моей невесты.
Агентство
Несмотря на красивую вывеску — A.T.E.N., — агентство, занимавшееся оформлением купли-продажи предприятий и контор, имело более чем тривиальную историю. Да и цели оно преследовало весьма прозаические, хотя и несколько необычные. Его основатель, Жозеп Фреу, к тридцати двум годам уже перепробовал множество профессий: торговал винами и иными спиртными напитками от имени одной солидной фирмы, получая от заключенных сделок скромные комиссионные, работал в рекламном бюро, потом помогал уличному разносчику мыла и бритв сбывать товар, служил капельдинером в заштатном театре и т. д. и т. п. Короче говоря, он всегда жил впроголодь. И вдруг неожиданно для него начался период благоденствия.
В сорок четвертом году Жозеп встретил одного старого приятеля, который, обладая превосходной деловой хваткой, основал посредническое агентство. Их знакомство возобновилось в тот момент, когда глава новоиспеченного предприятия был настроен благодушно, и Фреу была любезно предоставлена возможность работать в фирме коммивояжером. Времена были хорошими, всеми торговцами и коммерсантами города овладело безудержное желание наживать состояния и тратить их, и Жозеп Фреу нежданно-негаданно оказался в самой гуще событий.
Когда миновало несколько недель, время первых опытов и первых неудач, чуть не заставивших его бросить дело, он обнаружил, что доходы растут с каждым днем, и его изумлению не было границ. Никогда раньше у него в карманах не водилось столько денег сразу. После долгих лет нищенского существования Жозеп смог наконец купить себе шерстяной костюм, светло-коричневые ботинки, полдюжины цветных галстуков и зеленую шляпу. С другой стороны, ради справедливости следует отметить, весь честной народ — кажется, это именно так говорится — был крайне восхищен неожиданно открывшимися у него способностями и даже особым призванием к той работе, которой он занимался. Очень скоро во всем городе ему не стало равных: утонченно-вежливый, неназойливый в обращении с клиентами, Фреу умел добиться для агентства монополии на ведение дел, а ведь только в таких условиях предприятие могло достичь процветания. В конце концов он стал незаменимым человеком. Жозеп, малый отнюдь не глупый, моментально понял это. И тут-то приятелю и патрону пришлось не раз повышать ему комиссионные, потому что другие конкурирующие агентства начали интересоваться, и, надо сказать, довольно настойчиво, его личностью и деятельностью.
Он стал самым высокооплачиваемым агентом в Барселоне. Но стоило прийти этому неожиданному успеху, как в душе Фреу проснулось тщеславие. Никаких яств не хватало, чтобы утолить его голод, ничто не могло умерить жажду. По мнению Жозепа, его ждали дела куда более значительные.
Став обладателем обширной картотеки и познакомившись со всеми надежными клиентами, он счел, что час его независимости пробил, и открыл собственное дело. С помощью одного приятеля, такого же коммивояжера, каким раньше был сам, Фреу создал A.T.E.N., агентство с весьма скромным капиталом, на которое, однако, друзья возлагали большие надежды. И не без оснований. Дела шли превосходно. Уже через несколько месяцев у них оказалось столько работы, что пришлось пригласить еще одного агента, ставшего третьим компаньоном.
Прошли годы… Мало-помалу ситуация изменилась. У людей перестали водиться деньги, и теперь все хотели продавать, а покупать не хотел никто. В стране, правда, оставалось несколько дюжин, а то и сотен миллионеров, чьи баснословные капиталы росли сами по себе, без какого-либо усилия со стороны их обладателей, просто потому, что так уж повелось. У остальных жителей столицы, у сотен и сотен людей, не было ни гроша за душой, и они едва сводили концы с концами. Картотека предприятий, которые хозяева хотели продать, выросла до невероятных размеров, но случалось, что за весь день, от открытия до закрытия конторы, звонок у входной двери ни разу не оповещал о прибытии покупателя. Времена переменились.
Однако поначалу друзья не падали духом. Ведь до этого дела шли хорошо, и теперь они надеялись пережить кризис. Но он все тянулся и тянулся, и конца ему не предвиделось. С другой стороны, в эпоху всеобщего процветания подобные агентства росли как грибы, и конкуренция, особенно возросшая в эти трудные дни, была безудержной и яростной.
Жозеп Фреу, оценив создавшееся положение, решил, что пора выйти из игры. В последние месяцы им с величайшим трудом удавалось лишь покрывать расходы предприятия, надо заметить, ничтожные. Несмотря на это, друзья жили как и раньше, в старые добрые времена. Неожиданно они обнаружили, что разорены. Надо было избавиться от конторы и придумать что-нибудь новенькое. Для этого, правда, следовало извлечь при малейшей возможности еще несколько тысяч из обанкротившегося агентства. И тогда они изобрели способ, которым потом неоднократно пользовались другие.
Однажды утром сотни людей прочли в городской газете следующее объявление:
«Требуется пайщик, располагающий десятью тысячами песет. Дается надежная гарантия минимального месячного дохода в размере одной тысячи песет».
Большинство из этих сотен читателей не располагало указанной суммой. Они прочли объявление и забыли о нем. Однако другие, более состоятельные, могли позволить себе роскошь заинтересоваться столь многообещающими условиями. Многие из них, кто из-за лености, кто из-за равнодушия, кто из-за пассивности характера, а кто из-за природной недоверчивости ко всякому чересчур щедрому предложению, не поверили объявлению. Несмотря на это, девять человек все же сочли, что стоило побеспокоиться и зайти по адресу, указанному в газете, и однажды встретились в приемной A.T.E.N. Одного за другим их провожали в кабинет Жозепа Фреу.
Как только каждый из потенциальных пайщиков входил в кабинет, глава предприятия поднимался со стула и протягивал через стол руку вновь прибывшему, чье имя ему еще не было известно. После нескольких вводных фраз начинался разговор, суть которого, если откинуть отдельные незначительные детали, сводилась к следующему:
— Речь идет, — начинал Фреу, — как вы, наверное, уже поняли, о посреднической конторе. Вы, по всей вероятности, — говорил он иногда вопросительным, а иногда утвердительным тоном, — никогда не работали в этой области.
Претендент подобным опытом обычно не располагал.
— Впрочем, это не имеет значения, — продолжал Фреу бодрым голосом, — На самом деле ничего сложного тут нет. А с другой стороны, мы всегда рядом, — тут следовала сердечная улыбка, — и поможем вам во всем. Нам важно не столько получить опытного сотрудника, сколько абсолютно надежного человека, понимаете?
Его собеседник, естественно, все понимал.
— Один из наших компаньонов вынужден отлучиться на неопределенный срок. По этой причине мы ищем подходящего человека, который бы выразил желание участвовать в деле на тех же условиях, что и мы, исполняя те же обязанности и пользуясь теми же правами. Следовательно, нам нужен человек порядочный. Я могу быть с вами полностью откровенным, — он неожиданно переходил на доверительный тон, — сначала мы хотели увеличить число агентов, но вы же сами понимаете, что это такое. Мы еще раз все взвесили. Наша фирма за четыре года своего существования зарекомендовала себя как солидное и действенное предприятие, а такой репутацией не стоит рисковать, нанимая кого попало. Лучше найти человека, который был бы заинтересован, непосредственно заинтересован — вы меня понимаете? — в судьбе агентства, а его профессиональная подготовка для нас не столь важна.
— А на каких условиях этот человек войдет в дело? — впервые вставлял претендент.
— Вот к этому-то я все и веду. Нас здесь трое компаньонов, трое друзей, и до сих пор мы всегда понимали друг друга с полуслова. Сейчас, как уже было сказано, речь идет о том, чтобы заменить одного из нас. Новый пайщик войдет в дело на тех же условиях, на которых работаем мы. Короче говоря: вся прибыль делится поровну.
— Да, я понимаю, — замечал соискатель, — но не кажется ли вам, что три человека для агентства подобного рода — это многовато?
Лицо Фреу освещалось широкой улыбкой.
— Вовсе нет, — пояснял он, — количество дел у нас так велико, что вдвоем никак не справиться. Смотрите сами: один из компаньонов должен неотлучно находиться в конторе, чтобы принимать клиентов, а остальные двое ездят с покупателями по интересующим их предприятиям. Конечно, можно перепоручить эту работу агентам, но наш опыт доказывает, что личные контакты очень важны.
— И все-таки, — его собеседник по-прежнему колебался, — каковы ваши месячные доходы… в среднем?
— Трудно назвать точную цифру… Дабы не вводить вас в заблуждение, могу сказать, что доход колеблется от пятнадцати до двадцати тысяч песет в месяц. Но я округляю: нам случается получать много больше; иногда, правда, прибыль не столь велика.
Подобная информация несколько поднимала дух у претендента.
— Расходы же, — продолжал Фреу, — фактически ничтожны, — И перечислял — Аренда помещения, телефон, муниципальный налог… все это не превышает тысячи песет в месяц. Ну и затем, конечно, реклама — около двухсот песет в неделю, потому что мы даем больше объявлений, чем другие, и, я полагаю, именно в этом секрет успеха нашего предприятия.
— Хорошо, и все же мне не совсем ясно, — и тут почти всегда возникало следующее замечание, — зачем вам, при ваших доходах, такая ничтожная сумма, как десять тысяч песет?
Фреу снова улыбался, но на сей раз в уголке рта искоркой промелькнула насмешка.
— Вы меня не поняли, — огорченно говорил он, — мы вовсе не нуждаемся в десяти тысячах. Нам, как я уже сказал, требуется надежный человек. Но вы, надеюсь, согласны с тем, что, вступая в дело на равных условиях, новичок должен внести свой вклад в общественные фонды предприятия, назовем это так. Ну а если подойти с другой стороны, то речь идет как раз о той сумме, которую мы должны выплатить покидающему нас товарищу. Идея состоит в следующем: мы начинали с тридцатью тысячью песет, каждый вложил по десять тысяч. По логике вещей, таким образом, если кто-то из нас оставляет агентство, то ему должны быть возвращены деньги, а новый компаньон, и мне это кажется справедливым, вносит столько же, сколько когда-то мы. На самом деле сейчас можно было бы запросить гораздо больше, ведь наш новый товарищ будет иметь дело с солидным и хорошо зарекомендовавшим себя предприятием. Но нас интересует, — еще раз настойчиво повторил он, — человек, а не деньги, понимаете?
Его собеседник кивал. После обсуждения этого момента одни продолжали расспросы, выясняя, можно сказать, суть предстоящей работы, другие же заканчивали беседу, полагая, что узнали все, что их интересовало. Однако как те, так и другие, завершая разговор, непременно заявляли:
— Хорошо, ваше предложение кажется мне небезынтересным. Я считаю, что стоит обдумать его, ибо это не тот случай, когда следует спешить с решением. Ну так вот, спокойно взвесив все «за» и «против»…
— О, безусловно, — говорил на это Фреу. — Теперь вы имеете полное представление о деле и можете все продумать. Но хочу предупредить, что по объявлению к нам обратилось сразу несколько человек…
— Да, да, я понимаю.
— …а поэтому, — продолжал Фреу, — мы со своей стороны тоже не можем сейчас дать никаких гарантий.
— Конечно, конечно, ведь вы прежде всего должны беспокоиться о судьбе предприятия.
— Именно так, мы не можем связывать себя какими-либо обязательствами. Но все же подумайте и… если в конце концов решите, что дело вас интересует, а мы к тому времени еще ни с кем не договоримся, можно будет обсудить вопрос более подробно, углубленно…
— Да, да, давайте так и решим. Я поговорю с домашними, сделаю кое-какие расчеты… и, ну скажем, послезавтра или самое позднее денька через два непременно зайду.
— Превосходно. Мы всегда здесь, но если вам удобнее позвонить, — он протягивал руку к стопке визитных карточек на краю стола, — тут указан наш телефон.
Рукопожатия, взаимные улыбки… и потенциальный компаньон уступал место следующему претенденту, желавшему удостоиться той же чести.
Разговор с незначительными изменениями повторялся девять раз. Девять человек, один за другим, покинули кабинет, пообещав вернуться. Возвратились, однако, только трое. Один, добропорядочный чудак, — для того чтобы известить, что дело не представляет для него никакого интереса; другой — для выяснения каких-то подробностей; третий же изъявил желание рискнуть своими десятью тысячами песет. Звали его Жозеп Абака.
Жозепа Абаку ожидало несколько неприятных сюрпризов. Во-первых, тот самый человек, с которым он беседовал, и оказался компаньоном, покидавшим фирму. Во-вторых, и это удручало его куда больше, остальные, казалось, потеряли всякий интерес к делу. Они приходили в контору поздно, а уходили задолго до закрытия, слонялись туда-сюда, курили, разговаривали по телефону с какими-то неизвестными Абаке личностями. После обеда приятели либо вовсе не появлялись, либо забегали на минутку с подозрительно тонкими папками под мышкой, вели туманные разговоры о предприятиях, которые надлежало посетить, о возможных клиентах, а затем исчезали вновь. Никаких клиентов, однако, не было и в помине. Из данных ему объяснений Абака понял, что фирма располагает целым штатом служащих, но и в этом ему пришлось разочароваться.
Обреченный на безделье в тиши кабинета, Жозеп целыми часами машинально перебирал картотеку, рисовал на оборотах бланков человечков и смотрел в окно на безучастных прохожих, пересекавших улицу. Когда же, по чистой случайности, наклевывался покупатель, он поступал, как ему было велено: заводил на вновь прибывшего бланк, просил его расписаться и, если в этот момент другие компаньоны отсутствовали, вручал ему визитную карточку, написав на обороте несколько адресов. Потом он провожал клиента до дверей и прощался с ним по большей части навсегда, ибо тот обычно не возвращался, а если и появлялся опять, то лишь для того, чтобы попросить новые адреса и потом исчезнуть окончательно.
Когда пошел второй месяц его службы, произошли два знаменательных события: во-первых, им удалось заполучить клиента и заработать на этом восемь тысяч песет; во-вторых, один из приятелей заговорил о желании покинуть фирму.
Они оплатили издержки предприятия, поделили оставшиеся деньги, и вскоре в газете — в разделе «Требуется» — появилось объявление, подобное первому. На этот раз пришло семь человек, и оставляющий агентство компаньон провел с ними беседу, весьма схожую с той, которая произошла незадолго до этого между Фреу и Абакой. Один из обладателей необходимой суммы, Жозеп Масиа, решил рискнуть и войти в дело.
За следующий месяц ничего существенного не произошло. Новоиспеченный пайщик был полон самых благих намерений и слишком молод, чтобы разбираться в ситуации. Он обучился у Абаки основам работы, но оказался не слишком способным. С одной стороны, ученик не отличался живостью ума, с другой — и сам учитель не очень хорошо смыслил в делах, ибо никто не удосужился объяснить ему подробно, что к чему. Они вдвоем проводили ежедневно по восемь часов в конторе за разговорами о женщинах и кино, время от времени пытаясь завлечь зазевавшегося клиента и занося в картотеку новые предприятия, так как хозяева, желающие продать их, по старой памяти обращались в A.T.E.N.
Из прежних компаньонов оставался теперь лишь один. Он по-прежнему появлялся редко, вечно спешил, на ходу говорил о делах, в которые и сам не верил, пока наконец не решил последовать примеру своих друзей.
Новое объявление поместили в том же разделе газеты, но на сей раз все складывалось не столь удачно. Может быть, людей, располагающих десятью тысячами песет, почти не осталось, а может, уже поползли слухи, что с агентством творится что-то неладное. Во всяком случае, замены пришлось ждать целых три месяца.
Вновь прибывший, некий Жозеп Роуре, оказался человеком весьма честолюбивым и предприимчивым. Он сразу понял, в сколь плачевном состоянии находится фирма, и решил вернуть ей былую славу. По его почину трое совладельцев обсудили ситуацию. Новый компаньон, быстро сообразивший, что отдал десять тысяч в обмен на пустой звук, попытался подзадорить остальных. Но предприятие стояло на грани разорения, и все его богатство составляли теперь лишь массивные ящики картотеки, громоздившиеся в кабинете, а такого капитала было явно недостаточно. За последние месяцы A.T.E.N. не провела ни одного дела. Монопольные права они потеряли, потому что никто не удосужился вовремя позаботиться об этом.
Роуре, который появился в агентстве последним, сразу понял, что терял время понапрасну, и решил искать новую жертву, хотя шел лишь первый месяц его работы. Тонущий корабль следовало покинуть. Остальные сочли его претензии несправедливыми: они-то ведь прозябали в конторе, не извлекая из этого никакой выгоды, гораздо дольше, чем их новый товарищ, и рассчитывали вырваться на свободу раньше его. Роуре мог бы подождать своей очереди. Но новичок оказался самым ловким из троих; он дал объявление в газету, оплатил его и в результате сделал все по-своему. Вот только решать проблему с каждым разом становилось труднее, легковерных теперь было немного. Четыре с лишним месяца ушло на то, чтобы найти человека, готового отдать десять тысяч песет наличными за право стать компаньоном несуществующего предприятия. Но и на сей раз объявление, регулярно появлявшееся в газете, в конце концов возымело действие, ибо каких только чудаков не сыщешь в этом мире. Еще один Жозеп, по фамилии Аломар, сменил Жозепа Роуре.
С тех пор дело окончательно пошло прахом. Абака, единственный человек, который знал хоть что-то о сути предприятия, обучившись худо-бедно ведению дел у трех старых владельцев агентства, наконец смог, благодаря удачному стечению обстоятельств, возместить свои десять тысяч песет и уступить место некоему Жозепу Модесту спустя пятнадцать дней после появления Аломара.
Жозеп Модест обнаружил, таким образом, что ни один из его товарищей по несчастью не имел ни малейшего представления о том, чем должен был заниматься. Правда, у них в руках оставалась картотека, но данные безнадежно устарели, и она стала просто мертвым грузом. Газеты по-прежнему публиковали объявление, Масиа ждал момента своего освобождения… и тут-то компаньоны решились на отчаянный шаг и попытались привести дела в порядок. Прежде всего они проверили, насколько их информация соответствует действительности. Результаты оказались плачевными: двадцать пять процентов значившихся у них предприятий хозяева уже давно продали, а остальные… О них лучше было вообще не говорить.
Вторым решительным шагом стала попытка обновить картотеку, завязав новые связи и собрав последние данные о продаваемых предприятиях. Мало-помалу дело продвигалось, в ящиках появились свежие карточки. Иногда, как в былые времена, в контору заходил покупатель. Заполнялся бланк, клиент расписывался, ему вручались необходимые адреса… и на этом все кончалось. Компаньоны не представляли себе, что следовало самим провожать покупателей. По правде говоря, в глубине души они предпочитали не заключать никаких сделок, ведь им было неизвестно, что нужно при этом делать. С начала своей карьеры никто из них ни разу не видел, как оформляются документы; а последние наставления Абаки, данные им при расставании, не могли внести ясности, так как он сам всего лишь один раз присутствовал при подобной операции в качестве свидетеля.
Итак, агентство работало вхолостую, пока ее хозяева ждали, не откликнется ли кто-нибудь на объявление, которое Масиа дважды в неделю давал в газету, тратя на это свои последние деньги. Прошло несколько месяцев, и наконец счастье улыбнулось им: вместо одного претендента явились сразу двое. Тут дело едва не дошло до драки. Масиа утверждал, что раз он давал и оплачивал объявления, то Аломар, имевший теперь возможность воспользоваться плодами его трудов, должен был по меньшей мере возместить ему половину расходов, но тот и слышать ничего не хотел. В результате двух «старых» Жозепов сменили двое «новых», Брена и Сотерес, не знавших о деле, естественно, ничего.
Модест оказался единственным человеком, который все же видел, как функционировало агентство, хотя его знакомство было весьма поверхностным, а фирма в тот момент уже переживала кризис. Однако даже таким скудным опытом он не удосужился поделиться с новичками. Теперь, когда эти двое были связаны по рукам и ногам, ему хотелось одного — поскорее вырваться на волю. Замены пришлось ждать не одну неделю, но в конце концов Жозеп Модест достиг своей цели и передал эстафету другому Жозепу, по фамилии Монтана. Когда тот появился в конторе, ни один из его более опытных товарищей не знал даже, как заполнить карточку для каталога. У обоих имелись на этот счет некие весьма смутные соображения, в правильности которых и тот и другой сомневались.
Лихорадочная смена персонала продолжалась. Несколько месяцев спустя три Жоана — Ферта, Олиана и Клара — заняли места Жозепов. Новые владельцы не только не знали, но даже и не подозревали, как на самом деле должно работать принадлежавшее им предприятие. Этот вопрос нисколько не занимал и не беспокоил их. Свою непосредственную функцию агентство давно уже не выполняло. У дверей конторы по-прежнему красовалась, привлекая внимание прохожих, табличка A.T.E.N., но в соответствующих разделах газет навсегда исчезли рекламные объявления агентства. Клиенты, заходившие за информацией и затем исчезавшие бесследно, уносили с собой бланки; мало-помалу весь запас кончился, но никто не взял на себя труд заказать новые. Уже несколько месяцев не вносилась арендная плата, за телефон они задолжали так, что рисковали лишиться его, но никого это не волновало. Не проходило и дня, чтобы в газете, в разделе «Требуется», не появилось уже знакомое читателям объявление:
«Нужен пайщик, располагающий десятью тысячами песет. Дается надежная гарантия минимального месячного дохода в размере одной тысячи песет».
Смена владельцев — другой цели теперь у предприятия не было.
Насколько мне известно, ловушка все еще действует.