– Ну ладно, ладно тебе! – Михаил Васильевич заслонился от Коти, кинувшегося ему на грудь. – Не кормил небось? Я ему кашки овсяной приготовил костей. Хрипуха твоя звонила. Я говорю, на дачу выехал… Еще тещенька. Справлялась, как живешь, что кушаешь? Наведаться обещала. И меня одним разом полечит. Свет включи.
Юрка нашарил выключатель, но лампочка перегорела. Юрка открыл дверь в комнату, включил свет. Тут только Михаил Васильевич углядел Габи. И несколько опешил. Потому что наговорил лишнего, а одет был недостаточно: под распахнутым тулупом синие китайские подштанники и такая же рубаха навыпуск.
Михаил Васильевич попятился, пытаясь запахнуться; на груди тулуп сошелся, а на животе не получалось.
– Прошу пардону, не приодет, не думал, что… барышня.
– Это не главное, – Габи улыбнулась, подошла к старику поближе: – Здравствуйте. Я есть Габриэль. Из
– Как, как?
Габи повторила свое имя.
– А-а-а, так это вы утром-то звонили? А я думал, кто ж так рано… Все больше к вечеру названивают…
– Ну, ладно, Михаил Васильевич, – перебил соседа Юрка.
– Так, так… – переводя взгляд с Юрки на Габи, забормотал Михаил Васильевич. – На отдых к нам или по службе?
– Журналистка она, – сказал Юрка, затягивая Габи в комнату. – В командировке.
Юркина комната неожиданно понравилась Габи. Понравилось, что квадратная, что с маленьким балкончиком на проспект Мира, который сегодня, к концу воскресенья, был тихий.
Из сыра и черствого хлеба Габи мгновенно приготовила в духовке вкусные крекеры. В сумочке у нее нашлись пакетики растворимого кофе. Она накрыла на журнальном столике и включила телев
– Садись! – сказал Юрка и потянул ее на тахту.
Не глядя на него, Габи медленно приблилась к стене.
– О, о!.. Вас ис дас?
На стене на видном месте зеленым фломастером было написано: «Я тебя очень, очень, очень люблю!»
– Кри-пу-ха?!. Шшайсе! – прошипела Габи и трагическим движением опустилась в кресло.
Юрка уже знал, что это самое грубое у немцев слово, хотя в переводе на русский оно было довольно безобидное.
– Не сверкай очами, Габи, – пропел Юрка и погладил ее по голове. – Хочешь, я тебя в маковку поцелую? А это дело мы замажем. Это же просто так… Наскальные надписи. лучше покушаем.
– А старик? – Габи кивнула на дверь.
– Можно позвать. Михаил Васильевич!
На крик в комнату ворвался Котя.
– Найн! – Габи отпихнула его перепачканную овсянкой морду. – На-айн, майн клинер!
В открытую дверь постучал сосед.
Михаил Васильевич был в помятом костюме с галстуком. В руке он держал розовый графин.
– Наливочка вот, – он проковылял в комнату и поставил графин посреди столика. Дружок у меня сам готавливает. На даче фруктов вырастит и делает. А может, кашки желаете? На мясном бульоне.
– Данке. Спасибо. Я устала головой, забываю по-русски.
– Я тоже на память страдаю, – покивал ей старик и сказал сурово: – Ты ему морду умой лучше, чем газетой шоркать.
Юрка увел Котю в ванную.
– Я вот по-немецки все вспомнить хотел. На войне-то знал, а теперь, – Михаил Васильевич развел руками.
– Приятно было познакомиться, Габриэла?.. Как по батюшке? Отца как зовут?
– Мартин.
– Габриэла Мартыновна. Вы тут выпейте со свиданьицем, а я пойду: к вечеру мочи нет – ноги грызет. Ноги-то побитые.
– Уходите уже? – сказал Юрка, пропуская соседа в дверь.
– Башмак надо кончить, завтра на сельхозвыставку намереваюсь.
Сосед ушел, Габи выключила телев Скинула туфли и сразу стала маленькая.
– И чего ты на каблучищах маешься? – удивился Юрка.
– Ты есть причина, что я себя заставляю мучить мои ноги. У меня ноги короткие!
– Отрастут, какие еще твои годы… – пробормотал Юрка, ловя себя на том, что говорит словами Роста.
– А хочешь, положи их повыше, Вита всегда так делает.
– Вита? Майн гот!.. Я знала!.. Я говорила!..
– Габинька… – Юрка подошел к ней и обнял за плечи.
– Ну, что ты! Это же Вита.
– Устала… Было так много окружающих… Скажи еще: почему Рост так странно одетый? – Она достала круглую красную жестяночку с вьетнамским бальзамом и помазала себе виски. – Он хиппи?
– Ну, ты даешь!.. У него две дочери! Взрослые! В институте учатся. Две-е. Цвай!
– Не говори со мной, как с дуркой, я тебе дам один шаг в зад! Я умею!..
– Ты меня лучше шпагой заколи. Только она гнется. На!
– Юрка достал шкафа старинную шпагу с потемневшим лезвием. – Рост подарил. Он на ней шашлыки жарил.
– Вар-вар! – простонала Габи. – Это раритет. Это надо д – Она отыскала над тахтой гвоздик и повесила шпагу за эфес.
– А если ночью по головушке?
– Слушай, ванна где есть? – устало спросила Габи.
– Я зовсем разбита… Открой окно, чтобы люфт… хунд спит…
– Я ничего не поняла здесь в этот раз, – сказала Габи на остановке автобуса. В глазах ее стояли слезы. Говорила она тихо и все время держала Юрку за руку. – Ни-че-го… – Она с ненавистью посмотрела на приближающийся автобус. – Ты сейчас вернешь Котю домой и потом?
– На работу.
– О майн кл… – тихо прошептала Габи, непонятно к кому обращаясь: то ли к Юрке, то ли к терьеру…