1—2. Кумудвати родила отпрыску Солнечного рода сына, названного Атитхи, как рождает мысли просветление последняя стража ночи. Он, несравненный, сын доброго отца, даровал славу и очищение как отцовскому роду, так и материнскому, как солнце несравненным сиянием своим озаряет как северный, так и южный свои пути.

3—4. Отец его, лучший из разумных, сначала преподал ему науки, наследственные в их роду, потом же просватал ему достойных царских дочерей. Высокородный, отважный, собою владеющий Куша в нем — благородном, храбром и владеющем собою — видел второго себя.

5—7. Однажды, следуя обычаю своего рода, Куша пришел на помощь Индре в войне с демонами, и в битве он сразил дайтью Дурджаю, но и сам был им убит. И Кумудвати, сестра царя нагов Кумуды, последовала за ним, неразлучная, как лунное сияние с месяцем, отрадою лотосов. И он разделил престол с Владыкою небес, она же стала подругою Шачи, разделив с нею владение чудесным древом Париджата.

8—11. Тогда престарелые советники, памятуя последний наказ царя, отданный им перед уходом на войну, возвели на трон его сына. По их распоряжению мастера построили шатер на четырех столбах с возвышением внутри для обряда помазания на царство. Там Атитхи воссел на великолепном троне, окруженный советниками, и золотые кувшины были наполнены священной водою. И приятно рокочущий бой барабанов, начавшийся вместе с обрядом, предсказал долгое и ненарушаемое благополучие его царствованию.

12—16. Прежде устроен был для него обряд освящения оружия, на котором старшие родичи его совершили приношения молодыми веточками, корой баньяна и стеблями ячменя и полевицы. Затем брахманы, возглавляемые родовым жрецом, начали торжественную церемонию помазания, окропляя его священной водою с чтением мантр из Книги Заклинаний, приносящих победу, — ему же суждено было быть победоносным. И та чудесная вода, обильными потоками изливаемая на его голову, была светла, как многоводная Ганга, ниспадающая на главу Врага Трипуры. Восхваляемый придворными певцами, он выглядел в тот миг, как туча, изливающая дождь и приветствуемая чатаками. И величие царя, когда омывали его эти воды, освященные могущественными мантрами, проявлялось еще ярче, как молния, сверкающая сквозь потоки дождя.

17—20. По завершении торжеств посвящения на царство, он одарил всех молодоженов в городе — достаточно, чтобы они могли совершить для себя все должные обряды и заплатить жрецам. Но благословения, которые они, благодарные, на него призывали, ничего не могли прибавить к плодам тех добрых дел, что совершил он еще в прошлом своем существовании. Он повелел срезать узы с заточенных и выпустить их на свободу, помиловал осужденных на казнь, распорядился дать отдых вьючным животным и дойным коровам. И даже попугаи и другие птицы, содержавшиеся в клетках, были выпущены летать по воле.

21—26. Во дворе своего дворца, где для него поставлено было покрытое тканью чистое сиденье из слоновой кости, слуги облачили его в царские одежды. Прислужники с чисто вымытыми руками одели на него также различные украшения; в волосы его, подсушенные благовонными воскурениями, они вплели жемчужные нити и цветочные венки и украсили их ярко сияющими рубинами; его тело умастили сандалом и благоуханным мускусом и желтой краской вывели на нем узор из листьев. В шелковом одеянии с изображениями фламинго, с венцом на голове и разнообразными украшениями, он блистал красотою, как жених, обрученный с невестой — Царской Властью. И когда он посмотрелся в золотое зеркало, он предстал в нем со всеми украшениями, блистательный, как волшебное древо в сиянии солнца на вершине горы Меру.

27—29. Со знаками царского достоинства в руках, в сопровождении придворных, следовавших за ним на почтительном расстоянии и певших ему хвалу, он прошел в свои чертоги, не уступающие великолепием чертогу бессмертных на небесах. И он занял место на царском троне своих предков, осененном балдахином, — подножие его истерто было драгоценными каменьями в венцах других царей. И оснащенный предметами, сулящими счастье, большой зал дворца, любезного сердцу Шри, где пребывал он на троне, блистал, как грудь Кешавы, уснащенная талисманами и отмеченная знаком Шриватса с драгоценным камнем Каустубха посередине.

30—36. Обретший высшую власть едва выйдя из отроческого возраста, он воссиял, как воссиял бы полумесяц, вдруг ставший полным после новолуния. Его, чей лик всегда был благосклонным к приближенным и чьей речи, к ним обращенной, всегда предшествовала улыбка, они почитали воплощением доверия. И когда он, могучим станом подобный Индре, на слоне, силой равном Айравате, проезжал по улице, осененной стягами, как волшебными деревьями, город словно обращался во второе небо. Он был единственным, чью голову осенял белый царский зонт, ярко блистающий и смягчающий видом своим горе страны, утратившей прежнего государя. Пламя поднимается от костра вслед за дымом; лучи следуют восходу солнца; но он, превосходящий природу светил, воссиял всеми своими достоинствами одновременно. Прекрасные горожанки преследовали его своими взорами, которые светились любовью, как осенние ночи светлеют от блистающих созвездий, следующих за Полярной звездою. И божества Айодхьи, почитаемые в просторных храмах, благосклонно взирали на него, их милость заслужившего, очами своих статуй.

37—41. Прежде чем высохла священная вода на алтаре обряда помазания, его неодолимое могущество достигло пределов земли на морских берегах. Было ли тогда что-нибудь на земле, чего не могли бы достигнуть в единстве советы мудрого наставника Васиштхи и стрелы великого лучника? Друг добродетельных, он ежедневно сам с чрезвычайным тщанием разбирал запутанные дела истцов и ответчиков, возбуждавшие сомнения, которые требовали незамедлительного и точного решения. А что до просьб приближенных, скорое исполнение их они всегда могли предвидеть по тому, как милостиво он их выслушивал. Подданные, умножая состояние свое при его покровительстве, как реки прибывают в месяц шравана, достигали потом совершенного благополучия, как те же реки — многоводья в месяц бхадрапада.

42—57. Изреченное им никогда не было ложным; дарованное он никогда не отбирал обратно; единственный обет он нарушал — искоренения врагов, когда, победив их, возвращал им их владения. Можно законно гордиться юностью, красотой, богатством, но, хотя обладал он всеми этими достоинствами, они не наполняли его духом высокомерия. Как посаженное в землю дерево прочно укореняется в ней, так и этот государь, едва посажен был на царство, начал с каждым днем все глубже укореняться в сердцах своих подданных, исполняющихся все большей преданности ему; и тем он стал непобедим. А поскольку внешние враги были далеко и редко себя проявляли, он начал с того, что победил шесть внутренних врагов в себе самом. И Богиня Царского Счастья, ветреная по природе, к нему пристала прочно, как золотая черта на пробном камне. Осторожность часто переходит в трусость; храбрость может повести путем, приличествующим диким зверям; он же в политике своей искал успеха в объединении той и другой. Ничто в стране не избегало его бдительного надзора, из конца в конец он освещал ее своими лучами-соглядатаями; так солнце видит все на земле, когда взор его не застилают облака. И все, что полагается делать государю в различные часы дня и ночи, он, чуждый сомнений, соблюдал неукоснительно. Каждый день он держал совет со своими советниками, но двери были закрыты надежно, и какие бы решения ни принимались, они не разглашались никогда. Хотя соблюдал он часы сна, но оставался постоянно бодрствующим благодаря соглядатаям своим, подосланным им и к врагам, и к друзьям, ничего друг о друге не знающим. Крепости его были неприступны, но врагов он готов был встретить в чистом поле — ведь не из страха отлеживается в горной пещере лев, гроза слонов. Его предприятия, имеющие целью процветание страны, всякий раз глубоко обдуманные и потому безошибочные, приносили плод незаметно, как посевы риса шали, созревающего внутри кожуры. Достигнув могущества, никогда не сбивался он на ложный путь, как и в час прилива только через устье реки сливает с нею воды океан. Хотя любое возмущение среди подданных он мог тотчас подавить, никогда не делал он того, что могло бы побудить его к этому. Хотя был он могущественным властителем, в поход он ходил только на доступных покорению — так лесной пожар, хотя и в союзе с ветром, на воды не посягает. Никогда не нарушал он долга ради богатства или страстей, но и не жертвовал закону пользой или желанием, не упускал пользы ради желания и не отказывался от желания ради пользы, блюдя справедливость относительно всех трех целей жизни.

58—75. Если друзей унижать, они не отплатят благодарностью, если возвысить чрезмерно, они замыслят мятеж, и потому в отношении дружественно настроенных соседей он всегда придерживался умеренности. Точно оценив военную силу, свою и врага, обстоятельства, сроки и прочее, он только тогда вторгался в его владения, если уверен был в своем превосходстве, иначе —— улаживал дело миром. «Царя почитают по казне его» — мысля так, он скопил несметные богатства; ведь только обремененное дождем облако станут приветствовать чатаки. Разрушая замыслы врагов, он осуществлял свои неуклонно; нанося врагам удары в уязвимые места он тщательно скрывал от них свои. Огромное войско царя, обуздавшего страсти, которое непрестанно увеличивал его отец, превосходно обученное владению оружием и предназначенное для войны только, было для него неотделимо от него же самого, так же воспитанного и обученного и посвятившего жизнь долгу воина. Врагу не отобрать было от него его тройную силу — мощь, отвагу и заклятие, — как не отобрать у змея драгоценного камня на его клобуке; он же эту силу мог перетянуть от врага себе, как магнит — железо. В его царствование караваны миновали горы свободно, словно собственные дома, переправлялись через реки, как через ручейки, путешествовали по лесам, как по садам. Ограждая подвижничество от нарушений, а имущество — от грабителей, царь получал шестую долю доходов от обителей, как и от различных сословий, в соответствии с их возможностями. И земля воздавала ему достаточно за свою защиту, драгоценные камни приносили ему копи, зерно — поля, слонов — леса. Он, мужеством равный Шестиликому, был искушен в использовании шести средств политики и шести родов войск ради достижения поставленных целей. Прибегая к четырем обычаям царского правления, опираясь на восемнадцать облеченных саном, он постоянно добивался успеха. Богиня победы, всегда благосклонная к герою, устремлялась к нему, как влюбленная дева, ибо он сражался честно, хотя и знаком был со всякими военными хитростями. И враги сломлены были его доблестью, и уже не стало у него поводов выходить на бой; так слон во время течки уже издали отпугивает других слонов запахом мускуса, истекающего у него из висков. Месяц убывает, достигнув полноты, как и океан после прилива, он же, им подобный, ущерба уже не ведал. Обнищавшие благочестивцы шли за вспомоществованием к великому царю, как облака, истощившие дожди, к океану. Не творил он дел, хвалы не достойных, и все же не любил восхвалений, но слава царя, отвергавшего славословящих, все равно возрастала. Истребляя зло уже явлением своим, он рассеивал тьму невежества светом истины и даровал народу волю, как освобождает от гнета ночи взошедшее солнце. Лучи месяца не трогают дневные лотосы, как солнце не ублажает ночные лилии, достоинства же этого добродетельного царя находили отклик даже в сердце противника.

76—80. Чтобы устроить жертвоприношение коня, он возжелал завоеваний, но, хотя и было то притеснением для соседей, праведность его не умалилась. Так, обретя верховенство на пути, указанном шастрами, он стал царем царей, как Индра — царем богов. И называли его в народе — по сходству долга — пятым хранителем мира, шестым элементом мироздания, восьмым из великих горных хребтов. Другие цари принимали его эдикты, покорно склоняя голову под отставленным зонтом, как принимают боги веления Индры. А по завершении великого жертвоприношения он одарил жрецов так щедро, что имя его стало как бы вторым именем бога богатств.

81. Индра посылал дожди в изобилии; Яма не дозволял распространяться болезням; Варуна устранял опасности на водных путях; Кубера, почитая предков царя, умножал его казну. Так хранители стран света служили ему, подобно покоренным его войсками вассальным царям.