Генрих находился в кабинете Хюбнера уже второй час. Вдвоем им пришлось переворошить груду бумаг, находившихся в огромном металлическом шкафу. Среди многочисленных папок они искали синий конверт с документами. После долгих поисков Генрих наконец обнаружил в одной из папок этот конверт. Увидев его, Хюбнер обрадовался и вытер носовым платком вспотевший лоб. Просмотрев документы, он произнес:

— Да, это именно то, что я искал.

— Что это? — спросил Штайнер.

— Суждение одного ученого теоретика о современной аэродинамике и физике.

— А я думал что-то важное, а это суждение. Сколько сейчас ученых, столько и различных мнений, стоит ли на них обращать внимание?

— Не скажи, Генрих. Это особенный ученый, к нему проявляет огромный интерес фюрер.

— Тогда, это очень серьезно?

— Да, его теория по аэродинамике превосходит все имеющиеся теоретические выкладки ученых в этой области. По личному указанию Гиммлера создан четвертый опытно — конструкторский центр СС, и там этот ученый сейчас работает.

— В чем же состоит основная суть его теории, если, конечно, это не секрет?

— В том-то и дело, что все засекречено до такой степени, что даже руководство Люфтваффе об этом ничего не знает.

— Это удивительно, но ведь ты говоришь, что в этом конверте находится суждение по теории, значит, оно уже перестает быть тайной.

— Да, возможно, ты и прав, но это суждение изложено научным языком. Там сплошные теоретические расчеты, и прочитать их сможет только ученый физик. Нам с тобой этого не понять.

— Дай мне посмотреть расчеты, в физике я неплохо разбираюсь.

— Увы, но не настолько, чтобы понять расчеты крупного теоретика. Документы нужно немедленно передать руководству, которое с нетерпением меня ожидает.

— Дорогой Гельмут, меня удивляет тот факт, что руководство нашего ведомства об этом ничего не знало до сегодняшнего дня, хотя, как я понял, эта аэродинамическая теория касается в прямой степени именно нашего ведомства.

— Насколько, Генрих, ты наивен и не понимаешь, какая там, наверху, происходит борьба между Гиммлером и Герингом за обладание секретами, чтобы подчеркнуть свою значимость перед Гитлером. Идет борьба титанов, а ведомство здесь ни при чем.

— В таком случае, может, нам с тобой подключиться к поиску этого секретного центра, узнать более детально обо всем и доложить Герингу? В конце концов, мы работаем во благо общего дела, во имя Германии, а не ради амбиций одного человека.

Хюбнер, выслушав убедительные доводы своего кузена, задумался и произнес:

— Возможно, ты и прав.

Штайнер нажимал на него:

— Будет вполне резонно убедить в этом Геринга.

Хюбнер, продолжая раздумывать, уверенно произнес:

— Ты знаешь, Генрих, а я, пожалуй, попробую навязать ему эту идею.

Они вышли из кабинета, и Хюбнер тут же направился к Герингу. Штайнер вошел в свой кабинет и задумался: «Вероятно это то, что я ищу. Насколько близок был я к цели, настолько я от нее далек. Главное в нашем деле — знать ту грань, когда надо действовать, а когда — терпеливо ждать».

Не прошло и получаса, как Хюбнер вернулся от руководства и пригласил к себе Штайнера.

— Нам с тобой поручено разобраться в этом сложном деле. На это я получил санкцию от рейхсмаршала Геринга.

Досконально обговорив все детали, Генрих приступил к делу. Здесь он мог действовать смелее, ведь у него были полномочия самого Геринга. Было еще очень важное обстоятельство — ему передали список ученых — физиков, и он решил по очереди с ними встретиться. Переговорив с каждым из них в отдельности, он сделал вывод, что почти никто из них не мог сказать ничего определенного по интересующему вопросу, лишь один профессор, сообщил следующее:

— Это лишь часть расчета сферической плоскости, что-то вроде тарелки, но как она может быть использована в аэродинамике, не понимаю. Это что-то из области фантастики, и я в это не верю, все как-то странно.

— Что именно вас смущает, профессор? — с интересом спросил Генрих.

— Меня смущает эта полусфера, но это еще полбеды. Для того чтобы поднять ее в воздух, необходим кардинально новый двигатель, отличающийся от той системы, которую мы хорошо знаем и используем сегодня в авиации.

— Вы полагаете, что при существующих возможностях поднять такую полусферу нельзя?

— Именно так, молодой человек. Тот, кто все это придумал, либо сумасшедший, либо намеренно преувеличивает свои возможности. В общем, все это банальная гипербола.

— Гипербола — это намеренное преувеличение, — задумчиво произнес Штайнер.

— Да, господин офицер! — подтвердил профессор.

— Вы намекаете на то, что некто пытается одурачить всех, в том числе и видных ученых?

— Вы правильно поняли мою мысль, — отреагировал фон Лист.

— В таком случае должен же быть какой-то смысл во всей этой истории?

— Смысл, я думаю, один. В этот проект вложат огромные деньги, а это на руку тому, кто все это заварил. Пока разберутся, пройдет время, а виновник этой затеи использует технические возможности лаборатории для изысканий и разработок своих меркантильных интересов. А когда нужен будет результат, этот ученый господин приведет вам столько аргументов о состоятельности или несостоятельности этого проекта, что, в сущности, он будет прав в любом случае, а вы ничего не разберете из того, что он вам наговорит.

— Это опасная затея, господин профессор.

— Возможно, хотя мы многого не знаем.

— Спасибо вам, господин профессор, за обстоятельную консультацию, надеюсь, наша с вами беседа, останется в тайне, этого требуют интересы рейха.

— Не волнуйтесь, гауптманн, от меня это никуда не уйдет, а тем более в этом я не вижу никакой тайны.

— И тем не менее, профессор, — заключил Штайнер.

— Разумеется, я все понял, — серьезно отреагировал ученый.

Покинув профессора Листа, Генрих на автомобиле возвращался к себе на службу размышляя, он вдруг понял всю сложность этой проблемы: «Если я доложу все как есть, то ученый, который все это задумал, окажется в довольно-таки сложной ситуации, однако несостоятельность этого проекта еще нужно доказать. Если я не доложу об этом, то будут продолжаться работы по данному проекту, а значит, будут новые затраты в бесперспективный проект, как в бездонную бочку. Почему бесперспективный проект? А может быть, наоборот? И все же мнения одного профессора здесь крайне мало, необходимо мнение нескольких ученых, чтобы сделать объективное заключение».

«Есть и другая сторона этой проблемы, — думал он. — Интерес, который проявляли в центре, был не беспочвенный, и им, в сущности, известно пока больше, чем мне, и это меня радует, потому что этим делом уже занимаются наши люди. В любом случае необходим результат, который и предрешит судьбу этого проекта».

За размышлениями Генрих не заметил, как уже подъезжал к зданию Министерства авиации. Он взглянул в зеркало заднего обозрения и увидел уже знакомый автомобиль. Этот автомобиль Генрих уже видел у здания университета, где он только что побывал.

«Они опять меня водят», — подумал он.

* * *

Спустя полчаса Штайнер обстоятельно докладывал Хюбнеру итоги предварительной проверки. Внимательно выслушав его, Хюбнер заявил:

— Свое мнение, которое изложил профессор Лист, назвав затею Зэхта гиперболой, дает нам основание копать дальше.

— Настало время получить от Геринга чрезвычайные полномочия.

— Не любит он их давать, но я попробую что-либо сделать и пойду к нему на прием.

— В таком случае я буду ждать результатов, — произнес Штайнер.

Спустя примерно полчаса Хюбнер возвратился слегка взволнованный.

— Что случилось, Гельмут?

— Геринг не в настроении и немного вспылил. Никаких чрезвычайных полномочий он дать не может. По его мнению, это не тот вопрос, чтобы наделять нас такими серьезными полномочиями. Он заявил, что у нас достаточно своих возможностей, чтобы решить такой простой вопрос.

Хюбнер закурил сигарету, затем прошелся по кабинету, о чем-то раздумывая. Напряженная тишина растянулась на несколько минут. Наконец он принял решение и позвонил в военную разведку адмиралу Канарису. Генрих услышал взволнованный голос Хюбнера:

— С вами говорит генерал-майор Хюбнер, я прошу аудиенции адмирала.

Минуту он выжидал у аппарата, а потом ему ответили.

— Господин адмирал, я прошу принять меня по очень важному делу.

— Я вас жду, — раздался голос из трубки.

— Хорошо, через полчаса я буду у вас, — изрек Хюбнер и повернулся к Штайнеру.

— Я неплохо знаю адмирала, и он ко мне хорошо относится. Это дает мне основание воспользоваться его благосклонностью.

— Извини меня, Гельмут, но, мне думается, не поспешно ли ты поступаешь? Уж слишком это рискованный шаг.

— Нет, Генрих, ты многого не знаешь, адмирал мне обязан.

— Я понимаю тебя, но стоит ли подключать в это дело еще одно ведомство — военное ведомство Кейтеля, которому подчинен Канарис? Если об этом узнает Геринг, то эта затея может плохо закончиться для нас, а для тебя в первую очередь.

— Наверное, ты прав, но у нас нет тех возможностей, которые есть у военной разведки. Мы будем долго топтаться на одном месте и не узнаем истинное состояние этой проблемы. Либо это гипербола, либо это шаг вперед в развитии сверхновой авиации Люфтваффе, и это меня больше всего волнует. И еще. Адмирал Канарис заинтересован в дружбе со мной, и ему невыгодно обострение ситуации между мной и Герингом. Я полагаю, от этой встречи нам будет только польза.

— В таком случае я буду надеяться, что все обойдется благополучно, — отреагировал Штайнер.

— Непременно, Генрих, — ответил собеседник.

Прежде чем уйти, Хюбнер передал Генриху папку с документами и сообщил:

— Займись этими документами. Там ты найдешь синий конверт с расчетами профессора Зэхта и кое-что еще.

Проводив Хюбнера, Штайнер возвратился в свой кабинет и приступил к изучению материалов.

«Гельмут был прав, в этих расчетах мне не разобраться. Слишком скудные знания не позволяют мне проникнуть в тайну этих теоретических расчетов», — думал Штайнер и, продолжая, размышлял: «Слишком рискованный шаг предпринял Гельмут, безоглядно доверившись адмиралу. Какие бы у них ни были личные отношения, Канарис в случае собственной выгоды перешагнет и через Хюбнера. Гельмут своей выходкой поставил все на карту, до конца не понимая, что патриотизм — плохой советчик в таких тонких делах. А может быть, я многого в их отношениях не знаю. И интересы, которые между ними существуют, прочно связывают их. Я знаю, доверие между ними существует давно. Хюбнер не раз уже упоминал об этом. Думаю, Гельмут Хюбнер достаточно умен, чтобы не идти на крайний риск. И все-таки что их может связывать?»

Штайнер внимательно прочитал докладную записку сотрудника отдела разведки Люфтваффе, который изложил историю, происшедшую с ним в командировке на одном из секретных авиационных заводов. Некий обер-лейтенант Леман сообщал, что встретил старого приятеля, который рассказал ему о том, что работает в четвертом опытно-конструкторском центре СС в качестве инженера, где профессор Эйген Зэхт проводит разработки новейшего летательного аппарата. Он и передал ему черновые расчеты.

«К сожалению больше никаких подробностей, которые прояснили бы более или менее ясную картину в докладной записке Лемана нет, одно пустословие», — подумал Штайнер.

Генрих ждал своего шефа. Прошло уже четыре часа, а Гельмут не появлялся и не звонил. На улице уже смеркалось, и это наводило его на дурные мысли. Он отбрасывал в сторону все плохое потому, что даже и представить не мог, что с Хюбнером может произойти что-то нехорошее. Его волнение уже достигло своей критической точки, когда в тиши кабинета раздался резкий и оглушительный звонок. Генрих вздрогнул и поспешно поднял трубку.

— Здесь Штайнер, — торопливо проговорил он.

Генрих услышал знакомый и слегка веселый голос Хюбнера:

— Все складывается превосходно. У них имеется материал, который перечеркивает выдумки этого Лемана, тем самым я даю тебе два дня, и мы закрываем эту тему. А сейчас ступай домой и хорошо выспись, нам предстоит серьезная работа.

«О чем это он? Какой у них имеется материал? Нет, определенно что-то здесь не так! С двух совершенно противоположных сторон поступило сообщение о секретном проекте профессора Зэхта. К нему уже проявляется особый интерес. И вдруг все это назвать выдумкой? Просто смешно. Все как-то не вяжется с разумной логикой. Да, интерес к делам Зэхта меня все больше увлекает».

Штайнер вышел из здания, сел в служебную машину и поехал домой. Он видел в зеркало, что следом за ним проследовала известная автомашина. Проехав знакомые кварталы, он въехал во двор на Килганштрассе, дом шесть и остановил машину в тихом тупике с Ноллендорфплатц. Покинув свой автомобиль, Генрих направился в свою квартиру, но неожиданно ему преградили дорогу двое в штатском.

— В чем дело, господа? — спросил он.

— Вы гауптман Штайнер? — обратился к нему один из них.

— Да, я вас слушаю.

— Мы сотрудники СД. Просим вас следовать за нами.

— Что происходит, черт возьми?

— Не волнуйтесь, гауптман. Вас ждет в машине гауптштурмфюрер Шульце.

Они подошли к автомобилю, спрятавшемуся за углом соседнего дома, и открыли перед ним дверцу. Из салона автомобиля он услышал хриплый простуженный голос:

— Не стесняйтесь, Генрих, забирайтесь в машину, здесь уютно и тепло.

Двое штатских остались караулить возле автомашины, а Штайнер присел на предложенное место и посмотрел на Шульце, который, покашливая, вновь обратился к нему:

— Генрих, вы не ожидали меня здесь увидеть?

— Признаться, не ожидал, Вальтер, вероятно, возникли какие-то сложности.

— Вы правы, Генрих. Мне нужно с вами срочно переговорить. Мы с вами работаем уже несколько месяцев, а ваши докладные записки содержат сухую, ничего не значащую информацию, хотя в управлении происходят значимые события, о которых вы умалчиваете. От руководства я получил за вас взбучку, а между тем к вам все больше проявляет интерес наш шеф.

— Что вы имеете в виду? — настороженно спросил Штайнер.

— Расскажите лучше, что вы там копаете вместе со своим Хюбнером, — ответил Шульце.

— Ничего предосудительного. Все в рамках закона, я лишь исполнитель.

— Расскажите мне все, Генрих, и про университет, и про ученых.

— Здесь и рассказывать нечего. По приказу руководства я провел консультации с учеными — физиками.

— Какова тема ваших бесед? — с любопытством осведомился Шульце.

— Это касается мнимого летательного аппарата. Как мне пояснили, ничего серьезного, что-то из области фантастики. В общем, к этому вопросу никто серьезно из руководства не относится, лишь были попытки из мухи сделать слона, но на этом все и заканчивается. Сейчас мне необходимо провести ряд консультаций со специалистами и завершить работу в этом направлении.

— Да, все правильно, Генрих. Нам тоже стало известно кое-что, и мы пришли к точно такому же выводу. Это дело нужно закрывать, это лишь пустая трата времени.

— Надеюсь, это все, а то я чрезвычайно устал, — произнес Штайнер.

— Да, Генрих, идите и отдыхайте. Я вас больше не задерживаю.

* * *

Наутро Штайнер был уже в кабинете своего шефа, который был в прекрасном расположении духа. Хюбнер достал из сейфа лист бумаги и передал его Генриху.

— Почитай эту справку, и тебе все станет ясно.

Штайнер внимательно читал документ, и на лице его изобразилось недоумение:

— Это полнейшая чепуха, Гельмут, и ты этому веришь?

— Меня попросили поверить в это, очень попросили не вмешиваться в дело профессора Зэхта, иначе будут крупные неприятности. Это дело мы с тобой закрываем.

— Что же ты доложишь руководству? — недовольно спросил Штайнер.

— Так и доложу, что это лишь непроверенные слухи Лемана, за что, в сущности, этот обер — лейтенант и понесет наказание. Сегодня будет подписан приказ о его переводе с понижением на север.

— Жалко Лемана! — произнес Генрих.

— Эта машина СС все перемелет, а нам с тобой нужно отойти в сторону, иначе наживем неприятности — все настолько серьезно, ты и не представляешь. Предупреждения Канариса меня в этом убедили.

«А меня нет», — подумал Штайнер, а сам сказал:

— Дорогой Гельмут, пожалуй, я тоже воздержусь от чрезмерной активности относительно Зэхта, но мне надлежит закончить это дело и составить мотивированное заключение.

— Вот и прекрасно, Генрих, на все я тебе даю два дня. Послезавтра утром заключение должно лежать у меня на столе. После этого тебе предстоит ответственная работа.