Полковник Сорокин лично приехал к «Апостолу». Михаил встретил его с радушием. Полковник контрразведки видел какую-то неуверенность во всем облике святого отца.

— Присаживайся, — произнес хозяин.

Сорокин взглянул на него и спросил:

— Что ты мне хотел сказать?

— Иван, меня не покидает чувство тревоги. Когда я «распотрошил» Брокмана, я думал, что он мне все сообщил.

Сейчас у меня возникло сомнение. Со мной это впервые. Мне много раз приходилось работать с подобными подопечными, но такого ощущения не было никогда.

— Ты можешь мне сказать более конкретно? В чем ты сомневаешься?

— С Брокманом это что-то другое. Ночами чувство тревоги усиливается, я спать не могу.

— Может, ты, Михаил, перенапрягся? Все-таки уже и возраст не молодой. Мне думается, у тебя нервы расшатались.

— Может быть, может быть. У меня устойчиво складывается отрицательное представление о нем. Пытаясь проникнуть в его подсознание, я как будто бы натыкаюсь на закрытую дверь. Я пытаюсь ее вскрыть, но она не поддается. Присутствует какая-то защита, которая мне неведома, она мне мешает и не дает возможности войти в его подсознание до конца.

— Все-таки, мне кажется, ты переутомился. Я думаю, это плод твоего воспаленного воображения. Ты подумай сам: Брокман нам столько всего порассказал, что за это на его родине ему светит электрический стул. Мы все его сообщения перепроверили через наших людей за границей. Все совпадает до мелочей.

— Возможно, я и переутомился. Я даже не знаю, что мне теперь думать.

— Миша! Собирайся, полетишь с ним в штаты и там по специальной методике с ним поработаешь.

— Для этого потребуется много времени.

— Времени там у тебя будет предостаточно.

— А если это хитро задуманная в «Ленгли» игра?

— Ну, тогда тем более тебе надо лететь. Ведь ты при нем будешь исполнять роль связного. А поэтому для них ты никакого интереса не представляешь.

— Хорошо! Если это требуется для дела, я лечу с Брокманом.

* * *

«Калифорниец» возвращался домой без охраны. Было уже поздно. Он давно уже заметил «шестерку», которая неустанно следовала за ним от самого офиса.

«Кто это может быть?» — подумал он.

«Калифорниец» решил домой не ехать, а, свернув в переулок, доехал до ближайшего дома и остановился. Выйдя из автомашины, он стал дожидаться преследователя. «Шестерка» быстро подъехала к нему. Из автомобиля выскочил Андреев и, подойдя к «Калифорнийцу», выхватил пистолет и направил на него:

— Руки за спину, ноги на ширину плеч и не дергаться, а не то яйца отстрелю.

— Ты что грубишь, паренек?

— Я тебе, бандюга, не паренек, а гражданин начальник.

— Ну, а все-таки ты кто?

— Я начальник РУБОП майор Андреев.

— Ах, вот оно что, сыщик, значит. Все-таки выследил. Хорошо работаешь.

— А это не твоего ума дело, как я работаю, гаденыш.

— А грубить нехорошо.

— Ты не только грубости заслуживаешь, а нечто большего.

— Чего именно?

— Там узнаешь.

— Там — это где?

— В следственном изоляторе!

— Нет, братец, вот туда я не собираюсь.

«Калифорниец» неуловимым движением выбил у Андреева пистолет и тут же ребром ладони слегка ударил по шее. Сыщик, не ожидавший такого приема, не успел отреагировать. Он медленно завалился набок. «Калифорниец» не спеша поднял пистолет Андреева, вынул все патроны и положил их в бардачок «шестерки». Потом он слегка связал ему руки. Дождавшись, когда сыщик очнулся, Андрей Северов сказал ему:

— Послушай меня, тезка! Я тебя, конечно, уважаю за напористость. Но скажи мне, что ты прилепился к моей заднице, как банный лист? Неужели кроме меня мало жуликов? Пока ты дров не наломал, лучше ими занимайся.

Майор Андреев удивленно смотрел на «Калифорнийца».

— Извини, тезка! — услышал Андреев.

Сильный удар в челюсть отключил на время его сознание. Когда сыщик очнулся, «Калифорнийца» уже след простыл. Быстро освободившись, Андреев обнаружил записку следующего содержания: «Пистолет с патронами в твоем «бардачке». И прошу тебя, не ходи за мной. С уважением Андрей Северов».

Андрей Андреев в недоумении перечитывал записку, а потом, убедившись, что пистолет и патроны целы, не мог понять логику этого бандита, уже в который раз так лихо сбежавшего от него.

* * *

Хитрова находилась в офисе. Ее возмущению не было предела, и только одна мысль без устали сверлила ее прекрасную головку: «Ну, знаете, господа воришки, у меня тоже есть самолюбие и гордость, и я не позволю так со мной поступать. Где Буйнов? Куда этот щенок смотрел?»

Она позвонила дежурному:

— Пригласите ко мне водителя.

Спустя минуту «Клещ» стоял перед ней.

— У меня к тебе важное дело.

«Клещ» пододвинулся ближе. Она на ухо прошептала ему задание. «Клещ» сверкнул глазами и покинул офис. Он подошел к помещению службы безопасности и вызвал Буйнова, который незамедлительно вышел в коридор.

— Хозяйка просила нас с тобой прямо сейчас съездить на задание.

— Почему такая спешка?

— Есть дело, которое не терпит отлагательства.

— Хорошо, я иду, но только предупрежу своих людей.

— Предупреждать не надо. Так будет лучше.

Буйнов неуверенной походкой пошел следом за ним. Они вышли из банка и сели в служебный автомобиль.

«Клещ» вел автомобиль быстро и уверенно. Покрутившись по улицам столицы, автомобиль въехал на территорию заброшенного завода.

Кругом стояли старые, полуразвалившиеся корпуса цехов. Они вышли из автомобиля, и «Клещ» повел Буйнова к ближайшему корпусу. Войдя в здание цеха, «Клещ» с полуоборота резко ударил напарника в челюсть. Буйнов отлетел в сторону и распластался на бетонном полу. Он был ошеломлен и от неожиданности потерял дар речи. Придя в себя, он спросил:

— За что?

— Это я тебя должен спросить: за что ты подставил Татьяну Ивановну?

— О чем это ты?

— О деньгах, конечно. Как же вы лихо это все обтяпали.

— Поверь, я ничего не знаю.

— Ах, ты ничего не знаешь, ну тогда я тебе все объясню.

«Клещ» поднял Буйнова и стал методично избивать его. Бил он его больно и жестоко. Избиение продолжалось с четверть часа. Буйнов пытался защититься, кричал, звал на помощь. Но его никто не слышал, и никто на помощь не приходил. Наконец он не выдержал методичного истязания и сдался.

— Я больше не могу терпеть, у меня нет сил, — шепелявил Буйнов.

— Говори, сука, хуже будет.

— Все скажу, только не бей.

— Ну, говори.

— Это идея Крымова, а Кавыршин — исполнитель, я на подстраховке.

— Где деньги?

— Их уже нет. Сначала они попали на счета в оффшоре, а потом их на другие счета раскидали. Концы уже обрублены. Вам их теперь не найти. И доказать вы не сможете. А я не свидетель, я уже не жилец на этом свете.

— Верно говоришь!

«Клещ» приподнял Буйнова за грудки и стал трясти, приговаривая:

— Где Кавыршин? Где он прячется?

— Не знаю. Но подозреваю, что он уже за бугром.

«Клещ» отбросил в сторону Буйнова и, плюнув в его сторону, сказал:

— Какая же ты мразь!

Он повернулся и ушел. Выйдя из здания, «Клещ» сел в автомобиль и уехал.

Буйнов еле поднялся и медленной походкой вышел из этого мрачного корпуса. Он нанял такси и доехал до своего временного жилища. Набрав уже знакомый номер телефона, он услышал в трубке:

— Одинцов у аппарата.

— Константин Петрович, мне здесь делать больше нечего.

— Хорошо, «Буек»! Возвращайся, для тебя есть новое дело.

* * *

Пришла шифрограмма от Джеймса Дрейка в посольство. Брокмана срочно отзывали назад. Он собрал вещи и выехал в аэропорт. Его миссия, похоже, прошла успешно. Проведенная им работа принесла определенные дивиденды и на его счет. Полученный им в России гонорар в десятки раз превышал его зарплату. Он вспомнил вчерашний разговор с «Апостолом».

— Русские не только умны в своем профессионализме, но и щедры, когда касается безопасности их державы. Именно с такими «спецами» интересно сотрудничать. А внутренние политические распри, они везде, в каждой стране, просто на них не нужно обращать внимания, — рассуждал Брокман.

— Слышать профессиональную оценку от моего заокеанского друга — это выше всяческих похвал, — ответил «Апостол», а Брокман продолжал озвучивать свою мысль:

— Я удовлетворен тем, что должно было произойти, и это произошло благодаря моей поездке в Россию. Встреча, по велению Господа однажды произошедшая много лет назад и вновь повторившаяся, перевернула в моем сознании все ценности добра и зла и привела меня к истинной вере — вере в здравый смысл добра и торжество мира на планете. Именно для этого и стоит трудиться, чтобы дети мои и внуки жили в процветающем мире здоровыми и сильными, а не в том мире нравственных уродов, что пытается проповедовать Джеймс Дрейк с помощью своего грозного оружия «Z-999», которое можно назвать чумой будущего столетия. Все силы надо приложить на ликвидацию логова, производящего это опасное оружие.

— Я счастлив, Эдуард Карлович, что мне представилась возможность помочь тебе в этом, — отреагировал «Апостол».

А сегодня полковник Брокман покидал Россию. Именно махровое лицемерие просматривалась в этом уже пожилом, но отважном авантюристе.

Поднимаясь по трапу в самолет, Брокман посмотрел назад, на провожающих людей. В этой толпе его острый глаз уловил мелькнувшую черную рясу. Брокман понял: в мыслях и деяниях он не один. С ним вместе теперь всегда будет его верный связной «Апостол». И он усмехнулся наивности русских.

* * *

Их встреча произошла в ее излюбленном ресторане «Пекин». Они удобно расположились за столом в уютном месте зала и тихо беседовали. Стол был накрыт классическими блюдами китайских кулинаров, приводившими их в восторг. Звучала музыка китайских композиторов, придавая их встрече своеобразный шарм. Традиционно два-три раза в неделю они здесь встречались и опробовали все новые блюда. Этот вечер не был заранее запланирован. Состоялся он неожиданно по инициативе Хитровой.

— Дорогой Антон, у меня неприятности.

— Что случилось, любимая?

— Вероятно, скоро закончится безмятежная жизнь двух влюбленных голубков.

— Ты меня пугаешь. Выражайся ясней.

— Зачем я тебя буду нагружать своими проблемами? Их у тебя и так предостаточно.

— У меня работа такая, и я уже к ним привык. И вообще говорить обо мне — это не важно. Важно, что у тебя.

— Антон, ты понимаешь, меня подставили. Я не ожидала, что со мной так подло могут поступить.

Слезы навернулись на глаза Хитровой. Она достала носовой платок и смахнула их, опустив голову. Вынув из сумочки косметику и глядя в зеркальце, она стала приводить себя в порядок. Столетов смотрел на нее, и чувство жалости возникло у него в душе. Он думал: «Не люди, а звери. Кто мог поднять руку на эту беззащитную женщину, которую я безумно люблю? Все силы я приложу, чтобы найти этих подонков».

— Позволь мне узнать, кто твой обидчик. Кто этот негодяй? Я сам с ним разберусь.

— Антон, это страшные люди. Они без чести и совести. Связываться с ними опасно.

— Я прошу тебя, расскажи мне все как есть, а я уж сам дам им юридическую оценку.

И Хитрова рассказала все, но не более того, что должен был знать ее возлюбленный, Антон Столетов.

— Не переживай, любимая. Береги нервы. Я подключу все рычаги в системе правоохранительных органов и достану твоих обидчиков и главного виновника в этом деле, Крымова. Это расследование я беру под личный контроль.

— И еще, любимый, если ты услышишь что-нибудь обо мне плохое, то знай, что это сплетни. Еще Грибоедов говорил: «Злые языки страшнее пистолета».

— Не бери этот вздор в свою чудную головку. Кто бы и что бы мне ни говорил о тебе, у меня есть собственное мнение.

— И каково оно?

— Я тебя люблю, и это главное. Я сделаю все, чтобы тебе помочь.

— Спасибо, любимый.

* * *

«Абрам» понял, что сама судьба, однажды столкнувшая его с Усовым, вновь сводит его с этим злодеем. Пока «Ус» в коме и молчит, он в безопасности. Если же Усов придет в себя и очнется, то его тайна раскроется, и тогда жди неприятностей.

И вот наступила ночь. «Абрам», приняв лекарственные препараты, прилег на кровать. Заснуть он не смог. После того, как он застрелил своего давнего приятеля Топоркова, ночные кошмары мучили его постоянно. Почти каждую ночь он приходил к нему во сне, спрашивая: «За что ты убил меня, ирод, я ведь был твоим другом?» Его мучила совесть и вместе с ней бессонница. Вдруг он услышал слабый стон соседа. Взглянув на своего врага, он понял, что «Ус» очнулся. Чувство страха овладело им. Он накрылся одеялом и в образовавшуюся щель наблюдал за соседом.

Усов лежал с открытыми глазами, осматривая помещение палаты, видимо, не понимая, где находится. Наконец, вспомнив, что с ним произошло, он стал звать людей. Медицинский персонал не мог его услышать, так как голос у него был тихий. Он хрипел, нечленораздельно выговаривая какие-то слова. «Абрам» лежал в страхе и смотрел на соседа, боясь, что тот встанет и спросит с него за все по всем законам воровской жизни.

Преодолевая свой страх, «Абрам» встал с кровати. Его ноги непроизвольно тряслись. Взять себя в руки он не смог, слишком велико было нервное напряжение. «Абрам» взял свою подушку и подошел ближе к соседу. Их глаза встретились. В глазах Усова «Абрам» прочел удивление и неизбежность конца. Его губы прошептали:

— Господи! Зачем я очнулся?

«Абрам» накрыл его лицо подушкой и надавил сверху, не чувствуя сопротивления некогда авторитетного в преступном мире бандита. Угасла жизнь вора, а вместе с тем пропал и некоторый страх, преследовавший Абрамова.