1 куплет

Черная бездна, прищурив мертвленное око, подглядывала за разметавшейся во сне землей. Скомканное одеяло из лоскутов полей, лесов, водоемов сползло, обнажив нагое, вечно молодое тело, вздыбилось складками городов и поселков. Лунный свет стыдливо скользил по нему, боясь потревожить. От пристального взгляда крутобедрая красавица шевельнулась и вздохнула. Ветер пробежал по верхушкам деревьев, зарябил гладь пруда и, иссякая, шевельнул занавеской распахнутого окна на верхнем этаже человеческого муравейника. Лунные паучки проскочили в образовавшуюся брешь и заметались, ища пристанища. Облюбовав висящую на стене свирель, они прилепились к ее глянцевым бокам и, немного освоившись, принялись вить паутину. Лучи потянулись к лаковым дудочкам, надутым и надменным барабанам, желтизне тибетской чаши, заизвилились по корпусам скрипок и гитар.

Александр Васехин, заложив руки за голову, наблюдал за вторжением света в собрание музыкальных инструментов. Ему не спалось, несмотря на то, что через полтора часа предстояло закинуть разжиревший рюкзак за спину и, примкнув к компании друзей, – в глушь, в тайгу, на Керженец. Ничего, подремать можно и под колыбельную колесных пар.

В голове раз за разом крутился припев записанной накануне песни:

Альбом, над которым он трудился около года, был уже почти готов. Оставались мелочи – свести пару песен. Хотя, если бы не вынужденная забота о хлебе насущном и излишняя требовательность к качеству, диски уже крутились бы в недрах компьютеров и проигрывателей знакомых и почитателей. Последних имелось не так уж и много. Широкой публике творения группы, в которой Александр пел и играл, были не известны – не формат, и коммерсантам нет резона раскручивать.

Не ради признания и оцифренных бумажек извлекал он звуки из более полутора сотен музыкальных инструментов, покоящихся ныне в закутке квартиры. Есть вещи, которые люди привыкли называть словами «просто нравится» и, как не пытай их, более ничего внятного сказать не могут.

Александр обожал выдувать, выбивать, выцарапывать невидимых, ощущаемых лишь перепонками ушей существ. Сначала несмело, поодиночке вылетали они из глиняных, деревянных, жестяных, пластмассовых родилищ, украшенных деками, колками, проткнутыми окнами отверстий. Сбиваясь в рои и стаи, витали в пространстве, залетали в человека и растворялись там, иногда успевая коснуться камертонов души. И тогда, повинуясь неосознанным порывам, люди наконец-то начинали чувствовать и жить, забывая на время о соре бытия.

Но случалось это крайне редко. Слишком трудно за краткие мгновения разыскать, сдернуть заплесневелый чехол с призрачного инструмента и зазвучать с ним в унисон. У каждого человека он, настроенный на определенную тональность, запрятан настолько глубоко и в таких закутках, куда добраться порой почти невозможно. Универсальных же звуков, способных сыграться с любым камертоном, Александр, как ни старался, не отыскал. Но это еще не значило, что таковых не существовало.

Сначала Собиратель просто изучал воздействие извлекаемых им звуков на человека, но вскоре запутался в тысячах существ. Чтобы впредь этого не случилось, Александр завел картотеку, в которой все звуки получили паспорта. А так как между звуками и людьми оказалось много общего, то и документы у них получились похожими. Длительность звука соответствовала долготе жизни человека, высота – росту, громкость – известности, тембр – месту рождения, а октава, обозначаемая номерами и цветом – национальности и расе.

Физиономии подопечных, которых невозможно было сфотографировать, он заменил изображениями и буквами, принятыми в нотной грамоте. В результате, к примеру, звук ноты «ми» второй октавы на зелено-голубом фоне чернел как:

А «фа» Большой октавы – на бледно-желтом:

Из-за того, что существовали они мгновения, то и удостоверения «звучности» при жизни получать не успевали. Документы «мертвых», но клонируемых по желанию музыканта «звучей» вповалку теснились в темноте письменного стола. И хотя тщательно выписываемую картотеку музыкант считал не более чем развлечением и блажью, ее заполнение помогало отрешиться от суеты и успокоиться.

Лунные пауки смотали паутину на веретено месяца, уступив место просветлям рассвета.

Будильник запиликал опостылевшую песню, за что тут же получил по башке, и заткнулся на припеве.

Выходя из квартиры, Александр оглядел напоследок поредевшее собрание инструментов – гитара примостилась на левом плече, за пазухой грелась свирель.

– Вроде ничего не забыл. Пора.

Входная дверь чмокнула металлическими губами косяк.

2 куплет

Черная бездна, прикрыв янтарную зеницу, равнодушно наблюдала за дрожащей от сырости землей. Ливень вспучил лоскуты полян, промочил насквозь ершистые просторы тайги, взбаламутил и испещрил воды Керженца. Пронырливые капли проникали сквозь крыши разлапистых деревьев и, скользя по стволам и сучьям, перепрыгивали с листа на лист, с иголки на иголку. Костер, прячущийся под огромной сосной, злобно шипел, давился и кашлял дымом, силясь заглянуть в зевающую палатку.

Непогодилось второй день. Александр с друзьями, разобрав байдарки и укрыв припасы в сухом месте, пережидали капризы неба. Торопиться было некуда, а плыть в ливень по реке – удовольствие малоприятное. Вынужденное бездействие коротали разговорами, байками и песнями, приправленные водочкой и ушицей – благо, рыбы в Керженце хватало, а спиннинги и сети всегда под рукой.

Глубоко заполночь, когда веки стали слипаться, а языки устали мастерить слова, друзья отправились согревать спальные мешки. Александр остался один. Прислонившись к мокрому стволу, он вглядывался в мимолетный танец пламени, вслушиваясь в тишину.

После шума города она первое время с непривычки режет слух, прикидываясь надменным безмолвием. Но, немного попривыкнув, начинаешь понимать, что и она полнится звуками, и нужно лишь научиться их различать. Прошелестел и мягко шмякнулся на там-там листвы и иголок растопыренный сосновый кукиш, скрипнула струной ствола ель, вдалеке выдохнула окариной ночная птица, ливень простужено хлюпал, потряхивая утихающей перкуссией.

Аранжировку симфонии тишины Собиратель уже научился различать, но помимо нее существовали иные величественные, торжественные, проникновенные звуки. Их нельзя услышать человеческим ухом, а можно только почувствовать, ощутить своим внутренним камертоном. Если бы усилить эти звуки, зазубрить и научиться извлекать, то получилась бы идеальная музыка. Александр обнял гитару. Боясь отпугнуть угадываемые звуки, он тихонечко попытался их повторить. Но как только он коснулся струн, призраки призраков ускользнули.

– Бесполезно! Эту музыку можно услышать, но нельзя сыграть. Или все-таки возможно?

Александр еле слышно стал наигрывать мелодию. Сами собой в голову пришли слова:

Вдруг ему послышалось, будто зазвучали звуки недавно ускользнувшей от него мелодии. Он замолчал. Тихо. Лишь слышны аккорды набирающего силу дождя. Почудилось?!

Струны задрожали под пальцами – и вновь знакомая мелодия тишины, на этот раз более явственная, чем прежде. Гитара ткнулась изголовьем грифа в развилку сосны. Ноги сами понесли Александра на источник звуков. Они то становились громче, то затихали, словно поддразнивали. Тогда он останавливался и тщательно прислушивался.

Ломоть луны зашторило тучами, и музыканту пришлось пробираться на ощупь. Треск сучьев спугнул мохнатую птицу, и она, наградив путника аплодисментами и хохотом, удрала подальше в лес.

То ли неведомые музыканты стали играть сильнее, то ли Собиратель подошел к ним поближе, но звуки усиливались с каждым шагом. Не обращая внимания на расцарапанное ветвями лицо, он упорно продвигался вперед. Споткнувшись обо что-то, хватаясь за воздух, проломив кусты, он со всего маха полетел вниз. Но вместо того, чтобы упасть на землю, очутился в воде. Звуки разом стихли.

Матерясь и проклиная все разом, Александр поднялся на ноги. В кромешной тьме ничего не было видно. Сквозь прореху туч внезапно выглянула заспанная луна, осветив окрестности. Собиратель звуков глянул по сторонам и понял, что стоит по колено в озере.

Рука потянулась за водой и, зачерпнув ее в ладонь, приблизила к глазам – черная.

Все стало ясно. Александр забрел в Черное озеро, как называли его жители Керженского края.

Собиратель машинально попятился назад. Об озере ходили невеселые легенды. Знающие люди утверждали, что это гиблое место, и в нем якобы водятся русалки, поэтому обходили стороной. Да и зачем переться сквозь тайгу к озеру, в котором даже лягушек нет?! Ученые объясняли феномен просто – в воде слишком много щелочи, из-за которой живые организмы погибают. А странный цвет оттого, что расположен водоем среди торфяников. Аборигены в тонкости не вдавались – проклятое место, и все.

Александр не первый раз ходил с друзьями по Керженцу, но на Черное озеро никогда не заглядывал. И вот сподобился.

Развернувшись, он побрел по направлению к лагерю, решив вернуться днем и все внимательно осмотреть.

На удивление, дорогу назад музыкант нашел довольно быстро. Сказалось его умение ориентирования на местности. Подгоняло и неприятное чувство – казалось, что за ним тайком наблюдают.

Подбросив в умирающий костер сучьев и сменив одежду, он улегся у огня и тотчас заснул.

3 куплет

Черная бездна таращилась набухшим глазом на раскинувшуюся в томительной неге, жаждущей ласки землю. Бледные лучи омывали изгибы, струились по выпуклостям, затекали в потаенные места сладострастного тела, прикрытого сверкающим нарядом из медальонов озер и бисерных нитей рек. Свет озарял окрестности так, что были видны мельчайшие волоски трав, прожилки листвы и иголки пушистых лап.

Собиратель, лежа возле костра, рассматривал прячущиеся сквозь кружева ветвей веснушки неба. Одна из них пульсировала каким-то странным сиреневым цветом. Приглядевшись повнимательнее, он понял, что это не звезда. На маковке сосны, словно елочная игрушка, раскачивалась непонятная блестка. Дыхнувший ароматом трав и зелени лесов ветер скинул ее с верхотуры, и она, перепрыгивая с ветки на ветку, покатилась прямо на Александра. Тот инстинктивно откатился в сторону, опасаясь столкновения. Но звездочка обезьяной зацепилась над землей за толстый сук и, повиснув, замерла. Собиратель звуков уставился на неопознанный предмет с длинным, как у скрипичного ключа, хвостом.

– Чего смотрим? – вопросило безротое переливающееся существо. – Бумагу давай!

– М-м.

– Чего м-м? Давай бумагу!

– Какую? – ошарашенно промямлил Александр. – Ты кто вообще?

– Какую-какую, – передразнила блестка. – Я – Звук, ты – Собиратель. Выписывай паспорт, разъясняй права и обязанности, какие льготы мне полагаются или чего там еще…

– Я ж твоих данных не знаю. Откуда ты взялась?

– Пиши: «Черное озеро».

– Нет такого инструмента!

– Есть! – разозлился звук. – Не выпишешь – пожалеешь.

Он скакнул на оторопевшего Александра и стал вжигаться в тело. Музыкант вскрикнул и проснулся. На груди, расползаясь, чернело пятно от тлеющего уголька, выпрыгнувшего из костра. Пальцы вмиг затушили его. Циферблат часов высветил полночь – пора наведаться на озеро.

Днем Александр с друзьями уже ходили к нему. Обыкновенный водоем – ничем не примечательный, кроме правильной круглой формы и отсутствия в нем жизни. Ради интереса покатались на байдарках, но купаться не полезли. Сказки – сказками, но мало ли…

Александр отправился туда в одиночку – товарищи давно спали, да и не хотелось шумной компании. В лучах полной луны озеро казалось чашей, наполненной блестящими волнами смолы. Музыкант достал гитару, и струны задрожали в такт тихой песне:

Звуки смолкли. Ничего не происходило. Впрочем, Собиратель и сам не знал, чего он ждет. В голову закрадывались сумасшедшие, бредовые мысли о русалках. Фантазировалось, что они возьмут и приплывут к нему, как к сказочному Садко. Или сыграют мелодию, ту самую, которую Александр уже несколько раз слышал по ночам. Хотя вполне возможно, что это был плод воспаленного воображения, и не более того.

Гитара улеглась на влажную траву, уступив место свирели. Тонкие пронзительно-печальные звуки понеслись над волнами. Пальцы сами собой плавали по дудочке, рождая мелодию, никогда раньше не вылетавшую из ее нутра, но совпадающую с внутренним камертоном человека. Достигнув противоположного берега, она вернулась обрывками еле уловимого эха и, получив новую силу, полетела обратно. Отчаявшись найти успокоение, стала искать выход, бродя вдоль кромки воды, суживаясь и закручиваясь в спираль. Наконец, ее острие коснулось середины озера, и воды, повинуясь неведомой силе, завертелись, ускоряясь и превращаясь в углубляющуюся воронку, напоминающую раструб духового инструмента. И вдруг из нее разноцветной радугой хлынули те самые звуки, что грезились Александру. Мелодии перемешались, приспосабливаясь друг к другу, и спустя мгновения зазвучали в унисон. Упоение и восторг охватили Собирателя, оказавшегося в вихре осязаемых сверкающих всполохов и искрящихся звуков, растворяя его в себе и превращая в звук…

* * *

Симфония сыграна. Земля отложена до следующей игры. На этот раз мелодия удалась на славу. Особенно пронзительным и нежно-нервным вышел финальный звук. Не так ли?!

Черная бездна согласно кивнула слепой вечностью.