Березка хлопала ладошками-листьями, восхищаясь проделками ветра. Бахвалясь своей молодецкой удалью, он подкрадывался к сморившимся от жары деревьям и отвешивал им подзатыльники. Разом очнувшись от дремоты, те шипели, злобно размахивая ветвями, пытаясь схватить хулигана. Но вихрь легко ускользал из корявых пальцев и, подвывая от восторга, забрасывал увальней облаками пыли, клочками бумаги и рваными пакетами. Вдоволь потешившись, он взвился ввысь и задал трепку ошалевшим птицам. Выщипанные перья он махом превратил в ладьи и с мальчишеским азартом принялся гонять по лужам.

Наконец, устав от проказ, ветер стих. Обняв березку за тонкую талию, он стал что-то ласково нашептывать. Та смущенно отвечала еле слышным шелестом листвы.

Мария Федоровна Шишкина вслушивалась в тихую беседу, безрезультатно пытаясь разобрать ее смысл. Слишком много времени прошло с тех пор, когда люди понимали язык природы. Хотя полностью он не забылся, оставшись в глубинах человеческого подсознания. И поныне и в шепоте листвы, и в хихиканьи ручьев, и в надменном молчании скал, и в криках птиц и животных чудится что-то знакомое. Кажется, что еще чуть-чуть, – и поймешь забытый язык. Но ничего не получается. И от этого становится грустно.

Вот и сейчас Мария Федоровна запечалилась. По своему опыту она знала, что выйти из безрадостного состояния можно только, взяв в руки книгу. Подобно путнику, умирающему в раскаленной от зноя пустыне и мечтающему о глотке чистой, холодной до ломоты в зубах родниковой воды, Мария Федоровна грезила о пыльных библиотечных томах.

Чтение всегда приносило ей радость. Она была счастлива, пробегая взглядом по вязямь строк, перелистывая страницы и ощущая их запах.

Каждая книга, как и всякий человек, пахла по-своему. Мария Федоровна вспомнила, что, впервые попав в библиотеку, остолбенела на пороге и стала принюхиваться.

– Что с тобой? – удивилась мама, приведшая маленькую Машу.

– Как чудесно пахнет!

– Ничего не чувствую. Наверное, это мои новые духи.

Но девочка знала, что тончайший, еле уловимый и ускользающий аромат источали книги.

Много лет позднее, когда Мария Федоровна стала библиотекарем, она научилась по запаху определять автора и названия книг.

Книги одних и тех же писателей всегда пахли почти одинаково, но каждое их произведение имело свой оттенок. Тома «Войны и мира» Толстого изливали смесь из ароматов свечей, шампанского, вечерних нарядов, порохового дыма и запаха крови. «Овод» вонял гнилой плотью и душной тюрьмой, а книги Паустовского благоухали цветами, лесом и водоемами.

Даже если Марии вдруг попадался незнакомый автор, то она безошибочно могла сказать, хороша книга или нет, даже не читая ее.

Самый безобразный запах был у низкопробных детективов и слезливых дамских романов. От них разило перегаром, дешевыми духами, экскрементами и нижним бельем.

Именно так частенько воняло и от людей, с которыми Мария Федоровна была вынуждена общаться.

Вот и сейчас она унюхала этот тошнотворный запах и осмотрелась вокруг. Как всегда – ничего интересного. Ее соседи, расположившиеся поблизости, так же, как и она, скучали, утомленные жарой. О каждом из них Мария Федоровна знала почти все.

Справа, под березкой, присоседился забулдыга по кличке Васька Кучерявый. Прозвище никак не соответствовало облику лысого мужика, «шевелюру» которого прикрывали две-три волосинки. Назвали же его так из-за одного случая, произошедшего лет пятнадцать тому назад, когда у него еще прическа нормальная была.

Как-то раз Василий приехал в деревню к бабке с дедом. Выпили на радостях за встречу. Вскоре и дружки его закадычные на пороге появились. Добавили еще. Впрочем, долго за столом гости рассиживаться не стали. Дела у них оказались важные – крышу в колхозном коровнике красить председатель заставил. Васька от нечего делать с ними увязался. На мотоцикле с коляской быстро до места доехали и почти без приключений: только пару раз в кювет улетели, да дерево задели. Так, слегка.

Стали красить. Полчаса кисточками помашут – по соточке на грудь примут. Дружки Васькины – люди деревенские, к самогону привыкшие. А Ваську с непривычки разморило, шатать из стороны в сторону стало. Ну, и наступил в коровью лепешку, коих возле фермы, как блинов на Масленицу. Ухватился за лестницу и вместе с ней на землю полетел. Лестница ненароком ведро с краской, стоявшее на верхотуре, зацепило. А оно точнехонько Ваське на голову и приземлилось. Стоит «маляр» и понять ничего не может: вроде светло было, а тут вдруг тьма кромешная наступила и по лицу жижа течет. Парни вместо того, чтобы помочь, ржут как сивые мерины. До того довеселились, что вместе с крыши и грохнулись. И хоть бы хны. Один только руку сломал, а второй лоб рассек.

Отмывали бензином Ваську долго: лицо оттерли и одежду, а волосы не смогли. В таком виде и привезли внучка к деду с бабкой. Те увидели – мать честная! Мало того, что волосы у него зеленые, как у водяного, так еще и дыбом стоят. Это пока его на мотоцикле везли, ветер феном поработал. Пришлось стричь Ваську наголо. Дружбаны его, как лысым увидели, так сразу Кучерявым и прозвали.

Другой сосед, Никита, тот, что напротив липы, Васьки ничем не лучше. Каждый год, как только месяц май, в загул уходит. Жена сразу его из дома выгоняет – ступай, мол, куда хочешь. А куда ему идти?! Поэтому и жил месяцами возле помойки: ел, спал и деньги на водку у прохожих клянчил. В последний раз ему кто-то физиономию так разбил, что он на Винни-Пуха стал похож. После этого он к бомжам подался. Вместе пустые бутылки и макулатуру собирали, а на выручку покупали бодягу.

Неподалеку от Никитки – профессор университета. Вроде бы порядочный человек, но тоже с гнильцой. Все норовил третьим быть. Но от его жены вообще воняло, как от бочки с протухшей капустой. Пока муж у студентов за бутылку коньяка зачеты принимал, она дома с мужиками развлекалась.

…Внезапно очнулся задремавший ветер. Взметнувшись ввысь, он принялся сгонять в отару разбредшихся небесных овец. Сбившись в кучу, они в испуге еще сильнее прижимались друг к другу. Но драчун не успокоился и колотил их с прежней силой. От хлестких ударов на голубом лике небес выскочил огромный, стремительно разбухающий свинцовый фингал, который вскоре закрыл собой солнце.

Обиженные небеса заблеяли, зарыдали раскатами грома, и на землю хлынули потоки слез.

Перепуганный неожиданной переменой, ветер носился с места на место, увиливая от сверкающих молний. Поняв, что наказания ему не избежать, он помчался просить о пощаде. Его мольбы были услышаны. Гроза постепенно прекращалась.

Нашкодивший ветер разогнал тучи, и солнечные лучи раскрасили окрестности россыпями бриллиантовых капель. Стекая по листве и разнотравью, они оставляли за собой еле уловимый влажный след.

Деревья принялись складывать на поверхности луж мозаику из теней и света, пробивавшегося сквозь зеленую решетку крон. За увлекательной игрой с интересом наблюдали вездесущие воробьи. Когда казалось, что близится финал, они стремительно прыгали в воду, и рябь смывала изображение.

Деревья сердито качали макушками и начинали все с начала. Подлиза-ветер докучал игрокам. Перелетая от одного к другому, он задевал ветви, из-за чего части мозаики смешивались. В конце концов, деревьям это порядком надоело. Они пришикнули на него, и обиженный ветер убрался восвояси. Стало совсем тихо.

Взгляд Марии Федоровны упал на статного мужчину в военной форме.

– И этот здесь, – подумала она. – И когда только успел?

Михаил Николаевич в советские времена работал на закрытом заводе, где испытывал новейшие модели самолетов. Сам он об этом никогда не рассказывал, но знакомые судачили, что летчик пережил несколько аварий, чудом выжил, успев катапультироваться.

После бешеного ритма, риска и смертельных опасностей мирная жизнь вышедшему на пенсию асу показалась пресной и скучной. Словно скинули его с прозрачно-голубого, озаренного золотыми лучами неба и с головой макнули в вязкое, зловонное, кишащее лягушками и пиявками болото.

Спасение полковник нашел в воспоминаниях, волнами накатывающих на него после изрядных возлияний. Когда голова уже переставала что-либо соображать, ноги несли Михаила Николаевича на поиски приключений. В невменяемом состоянии он умудрялся выкидывать такие кренделя, в которые, протрезвев, и сам не мог поверить. Один из таких случаев стал ходячим анекдотом.

После очередного похода в кабак Михаил Николаевич заглянул на конюшню к знакомым сторожам. Пили, пока не наступила глубокая ночь. Приятели завалились спать, а полковник решил добираться до места дислокации. Сообразив, что на своих двоих не дойдет, он придумал ход конем.

С грехом пополам вскарабкался на одну из лошадей и направил бразды правления к дому.

У подъезда полковник призадумался: куда девать животное.

– Если здесь оставлю, то украдут, а если назад вести, то как я потом обратно доберусь?

Но отступать перед трудностями испытатель не привык. Взяв лошадь под узды, Михаил Николаевич повел ее вверх по лестнице. Глупое животное упиралось всеми своими копытами, не высказывая абсолютно никакого желания превращаться в альпиниста. Противостояние закончилось победой царя природы, сумевшего подыскать нужные слова, самыми пристойными из которых были предлоги и междометия.

На третьем этаже полковник позвонил в свою квартиру.

– Явился, алкоголик! – послышался голос жены. – Опять шлялся всю ночь…

Дверь распахнулась, и на пороге возникла полусонная супруга Михаила.

Увидев представшую перед ней картину, женщина поняла, что сошла с ума, и у нее начались видения.

Видение, цокая копытами и фыркая, направилось в глубину квартиры, оставляя за собой вполне реальные вонючие лепешки. Муж проводил мираж на балкон и закрыл за ним дверь.

– Это чтобы оно больше сюда обратно не вернулось, – решила женщина. Пошатываясь, она добралась до кровати, выпила успокоительного и провалилась в глубокий сон.

Утром ее разбудил громкий стук.

– У вас лошадь! – сообщили ей люди в форме с порога. – Посторонитесь!

Поняв, что не одна сошла с ума, женщина шагнула в сторону и тут же вляпалась ногой в следы преступления, успевшие затвердеть за ночь.

Все попытки вывести животное с балкона окончились неудачей. Бедная лошадь не могла развернуться на крохотном пятачке.

Освободили пленницу с помощью подъемного крана, а проспавшегося Михаила забрали в отделение. Уголовного дела на него заводить не стали – герой все-таки.

Мария Федоровна вздохнула:

– И чего, спрашивается, он во все тяжкие пустился? Не мог дело по душе себе найти что ли? Сидел бы дома, читал…

От одной мысли о книгах у Марии Федоровны вновь возникло страстное желание почитать. Опять погрузиться в мир фантазий, оторваться от действительности, чтобы не видеть и не слышать ничего вокруг себя. Именно так и происходило с ней сначала на уроках чтения, а позднее и на работе в библиотеке, да и в жизни. Однажды она так зачиталась, что, входя в троллейбус, не заметила, как угодила головой в свисающие веревки, которыми «рога» поправляют.

Необычайная способность Марии Федоровны полностью отрешаться от действительности частенько становилась предметом для шуток окружающих. Она не обращала внимания, считая это ниже своего достоинства. Смеются, ну и пусть! И ведь кто?! Люди, которые даже и подозревают, что от них за версту несет, как от бульварных романов. Хотя… даже в низкопробных книгах попадается еле уловимый, забитый множеством других, запах честного, доброго и светлого. Это может быть удачно построенное предложение, неожиданная мысль или прорвавшийся через толщу пластов нелепицы и пошлости стыд автора, понимающего, что за дрянь он написал. Ведь в любом человеке, как и в книге, все же имеется нечто хорошее.

Взять того же Ваську Кучерявого. Как бы он плох ни был, но полез же защищать от хулиганов незнакомую женщину. Никитка в полынью, дурак, нырнул. И было бы из-за чего… Щенков кто-то утопить решил. Профессор-пьянчуга все продал, да еще и денег назанимал, чтобы свою заболевшую жену вылечить. А испытатель мальчонку из-под машины выхватил.

– Ну, а я… Интересно, а чем от меня-то пахнет? – призадумалась Мария Федоровна, принюхиваясь.

– Ничего не ощущаю. Впрочем, это и не удивительно. Как известно, свой запах труднее учуять, чем чужой. Но если поразмышлять… Жила тихо и спокойно. Ни друзей не было, ни врагов. Вроде никого не обижала, не убивала, не завидовала, не… В общем, одно сплошное НЕ…

Внезапно Мария Федоровна вспомнила, как однажды поругалась с профессорской женой по какой-то пустяковой причине и в отместку мазанула краской глазок на ее квартире. Как только к соседке очередной ухажер заявлялся, выжидала с полчасика и в дверь трезвонила. Бедные мужики из окон в одном исподнем выскакивали, думали – муж раньше времени вернулся. А Нинка все время злющая ходила.

Так это же мелочь – небольшое вкрапление в букете ароматов. Пусть оно и не одно. Если крепко подумать, то можно найти еще что-нибудь. Но даже в хорошей книге встречаются неприятные запахи. От этого они не становятся хуже, а иногда даже напротив.

– Кто о чем, а я опять про книги, – вздохнула Мария Федоровна. – Эх, почитать бы сейчас что-нибудь…

Она посмотрела вниз. Ее взгляд уперся в надпись:

Мария Федоровна Шишкина

1955–2008 г.

Читать расхотелось.