— Фиу-фиу: бах-бах!

Я снова вздрогнула и устало откинулась на спинку кресла пароэкипажа. Психика моя была только недавно приучена к звукам горна, оттого на другой грохот продолжала реагировать излишне бурно.

— А он, вообще, не опасен для окружающих? — подозрительно уточнила я.

— Вы про пароцикл или про Хэйла? — усмехнулся Легран, выворачивая руль в сторону для обгона повозки с дровами.

— Это же не средство передвижения, а ужас на колесах, — вздохнула я, ткнув пальцем в боковое окно авто.

— Согласен, — хмыкнул мэтр. — Но Хэйл его любит и, скорее, сам на себе будет его возить, чем бросит.

Мы ехали по улицам Мэлкарса, а рядом параллельным курсом двигался мэтр Хэйл верхом на пароцикле. Вид у тролля был устрашающий и комичный одновременно. На голове металлическая каска, огромные очки-бинокли закрывают глаза, а полы пальто, подобно плащу, развеваются за спиной. В зубах неизменная сигара, дым которой делал Хэйла схожим с паровозом. Нещадно дымящий выхлоп пароцикла усиливал это сходство. Транспортное средство дребезжало, булькало, хлопало и стреляло попеременно, заставляя пешеходов шарахаться от него на тротуарах, а постовых испуганно вжимать головы в плечи.

— Рядом с вами всегда буду или я, или Хэйл, — все так же глядя на дорогу, заявил мэтр. — Одна вы быть не должны. Если будет хоть подозрение на приступ или даже ощущение дежа-вю, говорите мне.

— Думаете, там мы получим ответы на вопросы?

— Не уверен, — пожал плечами мэтр. — Но что нам остается?

Я кивнула и снова глянула в окно. Зима продолжила захват мира в свое владение. Она воздвигала крепости из белых сугробов, проводила обстрелы мирных жителей снежными хлопьями. Вероломно набрасывалась порывами холодных ветров. Мэлкарс стал подобием сказочной картинки, по улицам тянулись лабиринты расчищенных от снега улиц, деревья плотно укутались в белые «шубки», постовые торчали на своих постаментах, как флагштоки, воткнутые в сугроб. Конные повозки месили снег на дорогах в компании пароэкипажей. Дети играли в снежки, голуби грелись у дымоходных труб. Витрины магазинов уже стали украшать яркими гирляндами и снежинками, вырезанными из салфеток. Город готовился к празднику, и его дух уже явно ощущался в пропахшем корицей и дымом воздухе.

Академия живописи стыдливо показалась из зарослей старых ив. Скрипнула калитка, пропуская нас в царство искусства. Странные статуи во дворике, замысловатые скамейки с вычурной резьбой. Я смотрела вокруг с восхищением, Легран со скукой, Хэйл пытался заставить своего стального коня стоять прямо и не уезжать без него по склону. «Конь» увещевания игнорировал, как, впрочем, и нецензурную брань, и жалобные уговоры. Пароцикл норовил умчаться прочь с холма, стоило Хэйлу отойти от него хоть на шаг.

— Видимо, опять «ручник» заклинило, — вздохнул тролль.

В итоге, Хэйл остался стеречь свой «экипаж» от побега. Мы с мэтром-директором ступили на порог мира, где правили музы.

Ароматы красок и свежей глины, наброски в рамках, развешанные по стенам, огромная голова какой-то мифической жути, высеченная из камня и украшающая стену. Веселый смех студентов, которые сидели не там, где было положено, а там, где им хотелось. Кто на подоконнике, кто на полу. Легран сопел, живущий в нем педант уже рвал и метал, мысленно прикидывая наказание за такое нарушение дисциплины. Мне же здесь нравилось. А потом среди студентов в растянутых свитерах я заметила точеную фигурку в летящих одеждах. Одна, другая. Это были девушки, прекрасные, неземные, удивительные. Они смеялись, плавно блуждая по коридорам, подходили то к одному, то к другому живописцу.

— Кто это? — завороженно следя за ними, шепнула я.

— Музы, — со вздохом произнес Легран.

Теперь мне ясно, откуда у художников берутся образы для картин и отчего женщины на них столь прекрасны. Тонкие, как ивовый прутик, гибкие, одетые в нежнейший шелк, сквозь который видны изгибы тела. Белая кожа, тонкие черты, волны волос, струящиеся по плечам, украшены цветами и крохотными искорками, похожими на звезды.

— Они прекрасны! — слетело восторженное с моих губ.

— А еще взбалмошные и капризные, — вздохнул Легран.

— Мэтр всегда был к нам строг, — раздался воркующий голос за нашими спинами.

Обернувшись, я увидела еще одну музу, задумчиво стоящую у колонны. Волосы у нее были цвета морской волны, с вплетенными в них цветами вереска. Огромные серые глаза смотрели лукаво и с интересом.

— К тебе, Сеная, — оборачиваясь, произнес Легран. — И только потому, что из-за твоих капризов спилось три поэта.

— Ах, мэтр, — плавно подбираясь к Леграну, выдохнула муза. — Творческий люд такой ранимый, слабый. Мужчины ищут забвения в вине. Я даю вдохновение, полет фантазии, но не в моих силах дать творцу славу, признание. Мое дело вдохновлять. А они ждали моментальной славы.

Говоря, сие эфемерное создание вплотную приблизилось к Леграну, скользя полупрозрачной ладошкой по его плечу. Моя симпатия к этим существам медленно таяла на костре гнева. Он медленно поднимал голову, заставляя фантазию в красках рисовать убийство музы. Желательно с максимальным вредом для внешности нахалки. Меня бесил ее вкрадчивый голос, ее томный взгляд, устремленный на мэтра, то, как близко она стояла к Леграну, касаясь его своим едва прикрытым легкой тканью телом. Но больше меня бесила реакция мэтра, то, как спокойно он реагировал на близость музы, то, как искривились его губы в усмешке, стоило той глянуть мэтру в глаза. Он не попытался отойти, убрать ее руку с плеча.

— Но он питал тебя своей энергией, его страсти давали тебе силу жить. В конце концов, он создал тебя. А ты дразнила его, мотала ему нервы, — подавшись к музе, шепнул мэтр. — А потом бросила.

— Ах, — продолжала кокетничать муза. — Я была так молода. Это было давно, тогда вы были охотником, я только начинала свой путь в мире искусства. Теперь же я изменилась.

— Надеюсь, — отозвалось мое до отвращения ласковое начальство.

— Ах, — муза преданно заглянула Леграну в глаза. — Мэтр, вы уже давно не охотник. К чему эта строгость? Будь вы творцом, я бы была вашей верной музой и дарила столько вдохновения, сколько бы вы пожелали. И никогда не оставила бы вас.

— Маг смерти в разбалансированном состоянии — это опасность для всех, кто находится рядом, — с улыбкой мурлыкнул мэтр.

— Да, и это печалит меня, мэтр, — наигранно вздохнула муза.

— К-хе! — обозначила я свое присутствие.

Муза удивленно глянула на меня, Легран отчего-то стал улыбаться шире. Весело ему. Вон, как сияет, словно пятак натертый. Все мужчины одинаковы, им главное меньше одежды и меньше мозгов. Стало отчего-то обидно. Противно-противно, словно наступила в липкую лужу и теперь не знаю, как оттереть ботинок.

— Мы разыскиваем девушку, — грозно сопя, я полезла в ридикюль за фото. — Она училась здесь. Ребекка Ричардс. Знакомы?

Муза, хвала небу, соизволила отлепить от мэтра свое субтильное тельце и подошла ближе. Тем временем к нашей сосредоточенно сопящей троице подтянулась еще стайка полупрозрачных девиц всех мастей и расцветок. Были девицы с волосами цвета лаванды, были те: у кого прическа напоминала осколок радуги, поражая воображение буйством красок. Наряды из тюля, шелка, шифона разнились цветами, но были скроены в одном постыдном стиле, не оставляя фантазии даже шанса на работу. Я ощущала себя щербатым кувшином, невесть как затесавшимся в дорогой фарфоровый сервиз. Музы шептались, искоса поглядывая на Леграна, вздыхали и всячески пытались привлечь внимание к своей тощей персоне.

Я сунула портрет Ребекки Сенае и злобно глянула на мило беседующее начальство. Ишь, как мы распушились, как мы расцвели! Павлин темно-магический! Портрет Ребекки переходил из одной прозрачной ручки в другую, девы морщили носики, хмурили белесые бровки, надували алые губки. Работа мысли явно проступала на безупречных личиках, доселе не обезображенных этим тяжким трудом. Мир вокруг был безучастен к нашей беседе, студенты продолжали бродить по коридорам, погруженные в свои возвышенные думы. Нас обходили, даже не удостоив и минутным взглядом. Интересно, а что бы было, увидь люди тот мир, о котором даже не догадываются?

— Карри! Карри! А это не твоя девочка? — прощебетала одна из муз.

Из пестрой толпы выплыло создание с нежно розовыми кудрями, завернутое в серый тюль. В волосах запутались белые розы, на щеках играл нежный румянец. Этакая невинность во плоти. Муза бережно взяла портрет, поднесла к фиалковым глазам.

— Да. Я навещала ее, — тряхнула головой муза. — Но она уже месяц как не являлась в академию.

— Месяц? — Легран осторожно сдвинул одну из особенно резвых муз и приблизился к говорившей.

— Даже больше, — дернула плечиком Карри.

Мы с мэтром задумчиво переглянулись. Легран нахмурился и снова глянул на

музу:

— И тебя не взволновало ее отсутствие?

Дева удивленно вскинула бровки и перевела взгляд с хмурого мэтра на насупленную меня. Видимо, вопрос ее обескуражил.

— Нет. Я навещала ее дома. Бекки была увлечена другой работой и во мне не нуждалась, — удивленно выдохнула муза. — Вам же известно, что мы не всегда находимся рядом с творцом. Если нас не зовут, мы ищем того, кому нужнее. В мире полно людей, кому нужен импульс. Ребекка была занята другим и во мне не нуждалась.

Мы опять с мэтром переглянулись. Как заговорщики, ей богу.

— А чем она была занята? — выныривая перед Леграном, уточнила я.

— Она читала, — охотно подсказала муза. — Старинные книги. Много книг.

— Где? — настойчиво донимала я музу.

— Дома, — кивнула дева. — А потом перестала приходить в академию.

— Ясно, — прогрохотал за моей спиной Легран. — Когда ты видела ее в последний раз?

— Больше месяца прошло. Деревья тогда были еще желтыми, — задумчиво протянула муза. — Много ребят писали пейзажи, и я всегда была здесь. Вы же знаете, эмоции творца питают мою сущность.

— Знаю. — Мэтр жестко оборвал музу. — Больше ты ее не видела? Странностей не замечала?

— Странностей? — Муза наморщила гладкий лобик. — Нет… Хотя да, было. К ней приходил юноша. Они спорили. Безобразная сцена.

Мы с мэтром снова переглянулись. О небо, я сейчас шею себе сверну. Но инициативу допроса перехватить я успела:

— Какой юноша?

— Не художник, — охотно ответила милая муза. Особенно радовала ее холодность к Леграну. — Он пришел из города. Весь какой-то взволнованный. Глаза безумные. Он и Ребекка кричали друг на друга. Он уговаривал ее все бросить. Она не соглашалась.

— Что бросить?

— Я не знаю, — растерялось призрачное создание. — Он говорил: «Он лжет тебе, он тебя использует». А она: «Не смей, он любит меня!». Вот. А потом парнишка выкрикнул напоследок: «Ты идиотка, раз доверяешь этому хмырю!». И ушел. Больше ни его, ни Ребекки я не видела.

Легран задумчиво потер подбородок, разглядывая сидящих в холле студентов. Я усиленно старалась не вывихнуть мозг, пытаясь сопоставить имеющиеся факты. Извилины скрипели, завязывались в узлы, но факты сопоставлять отказывались категорически.

— Изобразить его сможешь? — задумчиво уточнил мэтр у музы.

Карри кивнула и оглянулась на студентов. Стайка муз тоже оживилась, они наперебой что-то советовали. Я так и не поняла смысла всей этой суеты. Но потом все куда-то двинулись. Ну и меня «двинули» вместе с собой. Наша делегация гордо курсировала по коридорам, мимо замысловатых статуй на постаментах, мимо карандашных набросков, развешанных на стенах. Все вокруг было пропитано аурой свободы, творчества. Здесь хотелось рвать оковы обыденности, искать новое видение мира, хотелось творить. Полет моих рассуждений прервался, так как мы всем дружным отрядом замерли возле какого-то взъерошенного юноши.

— Ага, — пискнул кто-то из муз. — Он по портрету лучший на курсе.

Карри вздохнула и подошла к парню. Юноша задумчиво изучал пейзаж за окном и о нашем присутствии даже не догадывался. Честно, меня озноб прошиб от мысли о том, что происходило вокруг меня ранее. А я об этом даже не знала. А ведь есть личное пространство! О небо, даже знать не хочу, кто был рядом, когда я мылась в душе. Не буду об этом думать. Карри коснулась плеча юноши. Присела рядом с ним на резную скамью, обняла за плечи. Потом ее полупрозрачная ладонь легла художнику на глаза.

— Что она делает? — шепнула я, подергав Леграна за рукав пальто.

— Посылает мысль-образ, — охотно пояснили мне, склонившись к моему уху. — Порой именно так рождаются идеи художников. Иногда музы шалят, посылая художникам образы фантастических существ. Отсюда и картинки в книгах, и фрески, и гобелены, с изображением русалок и единорогов.

— А я думала, авторы и вправду видели этих существ, — удивилась я.

— Не вы одна, — хохотнули у меня над ухом. — Этим музы и прикрывают свои проказы.

А художник тем временем остервенело калякал на куске бумаги, рваными штрихами делая набросок. Штрихи становились гуще, обозначился овал лица, шапка лохматых кудрей на голове. Огромные глаза, ошалевший, слегка безумный взгляд, лицо с впалыми щеками. Еще пару взмахов карандашом — и художник с интересом изучил свое творение.

— Ерунда, какая-то, — шепнул парень. — Думал об одном, в голову другое влезло. Вечно так…

И смяв рисунок, отшвырнул его в другой конец скамьи. Муза довольно улыбнулась и отошла от задумчивого творца. Мэтр-директор рисунок подобрал, разгладил, аккуратно сложил и сунул во внутренний карман пальто.

— Это все, чем я могу помочь, — вздохнула Карри. — Я давно не слышу зова Ребекки. Боюсь, поиски приведут вас к ее трупу.

— Мы в этом тоже не сомневаемся, — угрюмо отозвался Легран. — Но нами движет желание узнать, как именно она стала этим самым трупом. Она с кем-то дружила в академии?

Нам назвали несколько имен. Даже объекты для допроса указали. Так мы и курсировали по коридорам академии, уже видимые для студентов. Увы, все ответы сводились к одному — Ребекка Ричардс дружила с холстами и красками. Мало общалась со сверстниками, вечно витала в облаках, и сказать о ней что-либо допрашиваемые затруднялись.

— Вам здесь мало кто про Ребекку расскажет, — сообщила нам девица в цветастой блузке, раскуривая сигарету в мундштуке. — Она ни с кем не общалась.

Мы с мэтром уже двигались к выходу из академии, окруженные нашим призрачным эскортом. Который, к слову, бесил меня с каждым шагом все больше. Только Карри радовала. Нежная, тихая, воздушная. Слова девушки застали нас врасплох. Заговорившая девица сидела на подоконнике, пуская колечки дыма в приоткрытое окно. Явная представительница прогрессивной молодежи. Волосы острижены коротко, полное отсутствие корсета под одеждой, на губах помада ядовито-розового оттенка, бесчисленное множество браслетов на тонких запястьях.

— А вы были с ней знакомы? — Я вырвалась из шифоново-шелковой толпы с такой прытью, что едва не затоптала Леграна.

— Так. На композицию вместе ходили, — пожала плечами девица, раскачивая ногой, свесившейся с подоконника. — А вы кто?

— Родственники. — Легран снова встал за моей спиной. — Бекки наша племянница. Она пропала, и мы помогаем вести поиски.

При этих словах мэтр по-свойски положил руку мне на плечо. Музы за нами принялись шептаться, я начинала злиться. Бесил то ли жест мэтра, то ли реакция на него со стороны моей нервной системы. Сердце подпрыгнуло, потом замерло, потом принялось нервно перекачивать кровь, и эти перебои в подаче «топлива» явно сказались на моем мыслительном процессе. Голова стала пустой-пустой, и шум в ушах очень напоминал свист сквозняка в пустых коридорах сознания. Это-то и бесило.

— Она девчонка хорошая, — смерив нас ленивым взглядом, заговорила художница. — Но странная на всю голову.

— В чем это проявлялось? — Осторожно выпутываясь из захвата мэтра, я шагнула ближе к собеседнице.

— В чем? — Девица опять затянулась терпким дымом и задумчиво прикрыла глаза. — Вела себя странно. Картины странные рисовала. А бывало, уставится в пустоту, будто видит кого-то. Но это уже после летней практики твориться начало.

— Практики?

— Ага: — беззаботно продолжила девица, пуская струю дыма изо рта. — Ребекка с археологами из исторического сдружилась. Они там в музее нашлись, потом с собой на юг в экспедицию позвали, — с явной завистью в голосе продолжила девица. — А осенью она совсем стукнутая вернулась. Хотя это же какие куриные мозги нужно иметь, чтобы с двумя парнями невесть куда уехать.

— А вы уверены, что это археологи? — встрял Легран.

— Ага. Бекки как-то приносила черепки с раскопок. Те двое рыли, она зарисовывала. Одного вроде бы Филипп звали.

— А вы неплохо осведомлены, — усмехнулся мэтр.

— Я просто любопытная, — развязно улыбнулась мэтру девица. Потом перевела взгляд на меня, задумалась: — Кстати, я пишу портреты. Хотите, и ваш наваяю. Задаром. Вы очень яркая пара.

— Благодарю, на ваяние портретов у нас времени нет, — надевая шляпу, отозвался Легран. — График плотный.

— Жаль. С вас можно героев эпоса писать, — продолжала девица. — Прирожденный воин и яркий образ женственности.

Мэтр искоса глянул на меня, потом полез в карман пальто. Недавно добытый рисунок был протянут художнице.

— Этот юноша вам знаком? — уточнил у девицы Легран.

— Ага, — кивнула та. — Этот к Ребекке и таскался.

Мэтр кивнул, рисунок спрятал, с девицей мы попрощались и двинулись к выходу.

— А о портрете подумайте, — неслось нам в след. — Это я вам как мастер говорю. Жалеть будете.

Я обернулась и помахала излишне активной девице. Мэтр оборачиваться не пожелал. Странно, но видимо есть что-то в художниках. Девушка, сама того не понимая, описала наши с Леграном истинные облики. Музы пестрой рекой топали следом. Карри всю дорогу задумчиво меня разглядывала, щурила глазки, хмурила лобик.

— Мне кажется, я вас навещала, — шепнула она мне, оказавшись рядом.

Я только сейчас заметила, что музы передвигаются странно, вроде и идут, но при этом почти не двигаются. И не идут, и не плывут, просто перемещаются, как туман под порывом ветра. Вот и Карри плелась в хвосте «процессии», а теперь двигалась параллельным курсом со мной.

— Это вряд ли, — пожала я плечами. — Творчества в моей жизни не очень много. Так, сухие цифры и планы. Ну, еще кружок музыкальный.

— Ноарис, не лукавьте, — подал голос мой руководитель. — Вы виртуозно играете на нервах. И вам нет в этом равных.

Музы за спиной захихикали. Я вскипала от гнева. Карри растерялась.

— Творец — это не только тот, кто пишет картины или романы, — с улыбкой пояснила муза мэтру. — Это все, кто делает свое дело с душой. С полной отдачей. Вдохновленный ремесленник творит чудеса из обычного. А даже самый великий творец без вдохновения мало на что способен.

— Вот. Я же говорил, — продолжал острить мэтр, обращаясь к музе. — Мотает нервы она вдохновенно.

— А вдохновить мэтра иногда быть человеком можно? — с надеждой уточнила я у музы. — Мы бы в Эргейл были вам так благодарны.

— Ноарис, не ставьте муз в тупик. Изменить меня под силу только вам, — склоняясь ко мне, шепнул мэтр. — Только вы способны за пару фраз меня раздраженного сделать озверевшим.

Сказал и потопал дальше. Нет, ну это выдержать невозможно! И опять во всем моя вина. Как его только этот мир держит? Я и табун муз вышли из академии на морозный, сырой и колючий воздух. Мэтр стоял у выхода, ожидая нашу процессию.

— А вообще, заходите, — обратилась я к Карри. — У нас занятия кружка по четвергам и вторникам. А через месяц конкурс. Будем рады вашему визиту.

— Используете запрещенные методы, Ноарис? — веселился мэтр.

— Пользуюсь полезными связями, — отмахнулась я от него. — Я же не предлагаю взятку главе комиссии!

Выпалила это и поковыляла вниз по ступеням, намереваясь сесть в пароэкипаж и дуться на начальство всю обратную дорогу. Мэтр отстал. Я обернулась. На пороге все так же топталась пестрая стайка муз, из которой гвоздем торчала долговязая фигура Леграна. Музы глупо хихикали, мэтр сурово им что-то высказывал. Похоже, каждая мечтала быть замеченной, отруганной и, по возможности, наказанной. До пароэкипажа я доковыляла гордая, одинокая, взбешенная. Нужно что-то с нервами делать, причем срочно.

— Мэтр Хэйл, а вот скажите, в этой коляске можно ездить, или это элемент декора? — уточнила я, разглядывая конструкцию пароцикла.

— А вам это зачем? — напрягся тролль.

— Никогда на пароцикле не каталась, — беспечно заявила я.

— Не самая подходящая погода для начинаний, — робко заметил Хэйл. — Заболеете. У вас вон какое пальтишко тоненькое. И шляпка больше для красоты. Вы же там околеете.

— Я выносливая, — продолжала чудить я и полезла в коляску.

— Ноарис, что за цирк! Вылезайте сейчас же! — рявкнул подходящий к нам Легран. — Вы заболеете, а у нас дел полно в школе.

Ах, какая забота! Бумажки некому перекладывать! Желание замерзнуть из принципа овладело мною всецело. Я упрямо глянула на начальство и вцепилась в коляску обеими руками. Если меня и выдернут из нее, то только вместе с обивкой.

— Я не ваша собственность, мэтр, — гордо заявила я, примерзая к сидению. — И имею право ехать в школу так, как хочу.

Легран и Хэйл переглянулись. Тролль пожал плечами и взобрался на пароцикл, завел двигатель. Легран продолжал стоять рядом, скрестив руки на груди и испытующе взирая на меня. Я улыбнулась. Настолько беспечно, насколько это вообще можно сделать, чувствуя, как подошвы сапог примерзают к полу коляски. Улыбнулась еще шире, моля небо, чтобы дрожь в теле не стала заметна начальству. Легран удрученно покачал головой и отправился к своему авто. До школы я добралась слегка посиневшая и напрочь отмороженная. Но зато гордая, несломленная и ни разу за всю дорогу не думавшая о Легране.

О да; все мои мысли были посвящены тому, что я не чувствовала ни рук, ни ног, ни лица. Такую вот «осчастливленную» меня извлек из коляски Хэйл. Когда я ковыляла к корпусу общежития, мне то и дело слышался мелодичный звон от моих юбок. Но зато хоть чувство собственного достоинства при мне. А то совсем голову потеряла.