Снег приятно хрустел под ногами, в воздухе кружились мелкие снежинки, с деревьев тихо падали пласты снега, налипшие на ветки. Идти было тяжело, но интересно. Я люблю такие дни, когда все сверкает на солнце, слепит глаза, превращая мир в искрящуюся сказку. Волшебный пейзаж, мир белых красок, мир холодной и однотонной красоты. Я с удовольствием вдохнула вкусный морозный воздух, наслаждаясь приятным покалыванием в носу. Зима пахнет по-своему, для меня — чистотой.

— До сих пор не верю, что поддался на твои уговоры, — вздохнул Ен за моей спиной.

— Да я сам не верю, что ты согласился! — по-детски радостно воскликнул Хэйл, утаптывая снег. — Мэса хорошо на тебя влияет.

Я молча улыбнулась и попыталась не убиться на скользкой тропинке. Праздники внесли некую расслабленность в жизнь города. Больше всех, судя по дорогам, расслабились дворники. К психиатрической клинике даже подъехать не вышло, пароэкипаж забуксовал метрах в двухстах, и остаток пути пришлось идти пешком. Хэйл выполнял роль бульдозера, утаптывая своими сапожищами снег и активно пыхтя своей неизменной сигарой. Тролль не расставался с ней, как младенец с пустышкой. Если не раскуривал, то просто держал в зубах. Ен прикрывал нашу процессию с тыла, я молча топала по серединке, как конвоируемый на казнь, периодически выпадая из строя в сугробы, то справа, то слева.

— Ай! — Вот как сейчас.

— А я говорил, сиди дома, чай пей, — кряхтел Ен, выдергивая меня из снега. — У меня твое упрямство уже дыру в печени прожгло.

— Это не упрямство. Это коньяк, — огрызнулась я, убирая шляпку с глаз.

Ен скрипнул зубами, Хэйл откровенно заржал, распугав голубей и соек, засевших на деревьях. Да, мою поездку вместе со всеми в психиатрическую лечебницу мы с Еном обсуждали долго. Со вкусом, скандалом и битьем посуды у мэтра в кабинете. К слову, посуду бил Ен. Когда аргументы закончились, он с удовольствием расколотил бокал и несколько тарелок из чайного сервиза. Аргументы так и не были обнаружены, но мэтру заметно полегчало. Я выдержала очередной припадок возлюбленного стойко. Благо, опыт к его вывертам у меня имелся и иммунитет развился.

И вот теперь я со всеми приближалась к хмурому, неухоженному зданию, окруженному со всех сторон высоким забором и раскидистыми яблонями. Я уже было открыла рот, чтобы узнать, как мы проникнем на территорию такого заведения, когда Хэйл отмел все вопросы, спокойно толкнув калитку в заборе. Меня пугают возможности магов. Меня пугает мир, в который я попала и в котором буду вынуждена жить. Я теперь и засыпать буду бояться… Хотя, чего это я? Я сплю с темным магом.

— Сейчас будем отрабатывать твой новый навык, — скомандовал мэтр-директор, указав мне на дворника, устало расчищающего дорожки.

— Ой, мэса освоила «полог»! — восхищенно всплеснул руками тролль, глядя на меня взглядом любящей мамаши, чей отпрыск на десятом году жизни все же перестал мочиться в штаны.

Я уныло глянула на мужчину с метлой. Потом на Ена. Я этот «навык» отрабатывала весь вчерашний вечер, играя с выводком Пэлпропов в прятки по всей школе. Не то чтобы я очень хотела, но Ен натравил их на меня, и детишки с бодрым «так точно» гонялись за мной с визгом и воплями, отмечая мои исчезновения с поля зрения. Скажу честно, я не знаю, насколько хорошо освоила «полог», но нервный тик заработала — и это факт. Итак, мне нужно заставить этого дядьку пройти мимо меня, словно я пустое место. Это я могу. Впечатления намертво врезались в мою память, новаторские методы Ена меня пугали — как оригинальностью, так и эффективностью. Я уже откровенно боялась фразы мэтра: «У нас урок». Почти как Флинна и его: «Еще укольчик — и все».

— Попробуй расширить полог на всех нас, — попросил мэтр-заноза в мягком месте.

— Ен, я вчера только частями прятаться научилась! — снова злясь, рявкнула я.

Что со мной сделал мэтр Легран? Я никогда не была такой нервной и издерганной, как после нескольких дней жизни в его обществе.

— А ты просто верь, что выйдет, — разворачивая меня к дворнику, шепнул Ен.

Я верю. Я очень верю. Например, в то, что сейчас тюкну мэтра-заразу тростью по темечку и мне даже стыдно не будет. Надеюсь, Хэйл успеет меня остановить до того, как я забью любимого на смерть.

— Я верю, в то, что могу заставить всю больницу меня не видеть, — продолжал издеваться Ен, даже не подозревая о моих коварных планах.

— Вот ты нас и прячь, — фыркнула я.

— Я это умею, а ты учишься. — Мэтр-директор вынес себе приговор, если не тростью, то подушкой точно получит.

Я с его лица сотру эту ухмылку. И откуда она взялась? Где милый моему сердцу оскал? Где милый мне мэтр-директор, который меня ненавидел и доставал по мелочам? Как давно это было. Тогда я не знала, что заботливый и любящий Легран еще более жуткая вещь, чем злой и ненавидящий.

— Верить, значит? — с иронией уточнила я.

— Вера основа жизни в общем и магии в частности, — вмешался Хэйл. — На ней основано все, начиная от первых шагов ребенка и заканчивая научными открытиями.

Я вздохнула и глянула на дворника. Итак, он меня не должен видеть. Вот. Значит, закрываем ему обзор, прячемся от него и… Отборная площадная ругань разлетелась по пустому дворику, а дворник скрылся с линии обзора. Рядом со мной кто-то старательно давился смехом. Я зарычала и толкнула корчащееся от хохота начальство. На месте дворника же образовалось некое подобие снежного кургана, из которого грозно торчал конец метлы. А крыша клиники лишилась приличного пласта снега. Итак, «полог» — это явно не мое. Хотя проблему я все же решила. По— своему.

— Зато оригинально, согласись, — встал на мою защиту пыхтящий от смеха Хэйл. — Он нас точно не заметил.

Ен устало покачал головой. Воздух вокруг нас слегка заискрил, мир приглушил звуки и краски. Мэтр-директор сжалился над криворукой мной и сам сделал нас невидимками. Такие незаметные мы и пошагали дальше, пока дворник, ругаясь и чертыхаясь, выбирался из своего заточения. Дверь скрипнула, пропуская нас в лечебницу. Жуткое место, холодное, злое, страшное. Я кожей ощущала страдания и боль, что поселились в этих стенах. Запахи болезни и смерти — я чувствовала их особенно ярко, словно они были осязаемы.

— Может, я пойду один? — Ен осторожно придержал меня за локоть. — Таким, как ты, тяжело находиться в подобных местах. С тобой побудет Хэйл.

В знак согласия тролль кивнул и выпустил изо рта колечко сизого табачного дыма.

— Все хорошо. Я же не могу постоянно прятаться за твою спину. — Я отрицательно покачала головой, заодно отгоняя и дурноту.

— Не всегда, но иногда и можно, — с отчетливым рыком огрызнулись мне.

— Я в карман не влезу, — прыснула я и потянула Ена дальше.

— Демоны бери этот прогресс с его эмансипацией, — ворчал мэтр-директор, ненавидящим взглядом оглядываясь по сторонам.

— Прогресс не остановить, — вздохнула я.

— Это-то меня и пугает. — Мэтр был безутешен.

Дальше до нужной палаты мы шли молча. Серые стены с ободранной краской, вытертый пол, потемневшая побелка на потолке. Сразу видно: здешние пациенты никому не нужны, никому до них нет дела. Общество благополучно забыло о них, выбросив на обочину жизни, как сломанную вещь на свалку. Родные стыдятся, посторонние боятся. Их можно понять: помутненный разум часто превращает людей в животных, лишенных и памяти, и жалости. Но я очень сомневаюсь, что содержание кого-либо в таких условиях способно помочь. Здесь даже здравый рассудок со временем начнет давать сбои.

По коридору разнесся истеричный вопль, мимо нас промчалась пара крепких ребят в застиранных халатах, за ними степенно шагала медсестра. Что-то ворчала себе под нос, на ходу заправляя шприц лекарством. Ен резко дернул меня в сторону, и мы оказались у заветной двери. Скрипнули петли, маг легко открыл хитрый больничный замок. Комнатка была крохотной и темной, в ней едва помещалась кровать. Скрипучая, металлическая со старым матрасом и несвежей постелью. Крохотное окошко с решеткой пускало слишком мало света, делая каморку похожей на карцер.

На кровати сидел юноша лет двадцати. Черные кудри сбились в огромный колтун, лицо осунулось, щеки впали. Светлые глаза смотрели отрешенно, словно взгляд устремлен внутрь себя. На паренька с рисунка это «нечто» походило очень слабо.

— М-да. Я думал, он как-то бодрее будет, — вздохнул Хэйл.

— Ему, скорее всего, дали что-то успокоительное, — отозвалась я, скользнув взглядом по тщедушной фигуре паренька.

Длинная шея, одежда висит, как на скелете, тонкие руки с перемотанными бинтами запястьями. Сразу ясно, отчего он здесь.

— Филипп Лангри? — осторожно позвал Ен.

Парнишка моргнул. Взгляд стал проясняться. Филипп медленно повернул голову к нам. Минуту он тупо изучал Ена, Хэйла, потом его мутные глаза впились в мое лицо. Стало очень жутко. Особенно, когда после этого на лице юноши расцвела полубезумная улыбка.

— Бека! — шепотом позвал он.

Я не успела опомниться, когда парнишка рванул ко мне и рухнул на колени, обнимая мои ноги.

— Бека. Ты пришла, — бормотал он, по-собачьи потершись щекой об мою юбку. — Ты не забыла обо мне…

— Кто-нибудь что-то понимает? — раздался растерянный голос Хэйла.

— Я думаю, нам сейчас разъяснят, — вздохнул Ен и, обойдя меня, схватил парня под мышки, рывком поставив на ноги. — Итак, лирическая часть встречи закончена. Переходим к делам серьезным.

Парнишка с видимым трудом перевел взгляд на Ена, смотрел он на него странно. Долго, задумчиво, словно заметил что-то.

— Вы кто? — последовал емкий вопрос.

— Не Бека уж точно, — пыхнул сигарой Хэйл и осторожно оттеснил меня от Филиппа.

Мужчины приняли такую позицию, словно вместо тщедушного мальчишки рядом со мной находился опасный и до зубов вооруженный преступник. Филипп рассеянно глянул на Хэйла, потом опять перевел взгляд на Ена.

— Вы мне не нравитесь, — заключил паренек и снова уставился на меня, расцветая безумной улыбкой.

— Рад слышать, я тоже предпочитаю женщин, — кивнул Ен с кривой ухмылкой.

Я ощущала странную щемящую тоску в душе, разглядывая осунувшегося и полубезумного парня. От той боли, что сквозила в его взгляде, у меня сжималось сердце. Не знаю, чьи именно это были чувства, но его щенячья радость, дрожащие пальцы, сжавшие мои запястья, беззвучно шевелящиеся губы — все это не могло оставить равнодушной как меня, так и Ребекку. Я видела отчаяние и боль того, кто навеки потерял смысл в жизни, и эта боль отдавалась во мне с десятикратной силой.

— Ты вернулась… Бэка. Я так скучал, — пробормотал Филипп и попытался меня обнять.

— Э-ээ, парень. Ты это, лучше так не делай, — спохватился Хэйл, преграждая путь Лангри и косясь на Ена.

Я тоже подняла взгляд на сумрачного мэтра-директора. М-да, как блеснули его глаза в полумраке! Даже я, привычная к нестабильности моего начальства, испугалась. Но! Это бред. Ну, взял меня за руку мальчик. Можно подумать. Я улыбнулась Филиппу и осторожно взяла его за чумазую ладонь.

— Я не Ребекка, Филипп, — осторожно произнесла я.

— Неправда, — шепнул он, пристально глядя мне в глаза. — Это ты. Ты сменила лицо и голос, но я вижу, что это ты.

Он меня пугает, — выдохнул Хэйл.

Ребекка умерла, — шепнула я как можно мягче, боясь напугать юношу.

— Я знаю, — спокойно произнес Филипп. — Я видел тебя в зеркале. Ты сказала, что тебя больше нет. Но тебе обязательно нужно вернуться. И ты найдешь способ… Нашла.

И парнишка, пожав плечами, двинулся в сторону своей продавленной кровати. Ен перестал испепелять меня взглядом и коротко кивнул в сторону Филиппа. Итак, «допрос» проводить доверили мне. Я польщена. А еще два часа назад орали на меня в кабинете и обещали, что никогда и ни за что… Мужчины, что с них взять. А еще говорят о женской нелогичности.

— Вы видели Ребекку? — присаживаясь рядом с Филиппом на скрипучий матрац, уточнила я.

Филипп сидел, отрешенно глядя в стену, его длинные пальцы перебирали тонкие нитки на грязной растрепавшейся повязке. Видно, что раны парню не перевязывали уже давно, да и запах в комнате говорил о том, что гигиена пациентов здешний персонал мало заботит.

— Ты пришла ночью, — шепотом отозвался паренек. — Отразилась в зеркале. Сказала, что всех нас ждет беда. И что ты умерла, а я должен найти Альберта… Ты даже тогда говорила и думала только о нем…

И пустой, лишенный эмоций взгляд. Что-то подсказывало мне, что разговор у нас не выйдет. Парень был явно не в себе.

— И ты потому избегал зеркал?

— Мне было страшно. Ты приходила каждую ночь, просила помочь тебе. — Филипп всхлипнул и потер глаза. — Но я не мог понять, как. Ты говорила загадками… Я чувствовал вину, не хотел думать, что тебя больше нет.

— Что еще говорила Ребекка? — подал голос Ен.

Филипп вздрогнул, принялся мотать головой и что-то бормотать.

— Я устал, — хватаясь за голову, проскулил парнишка. — Я так устал… Зачем ты мучаешь меня? Я виноват, я просил простить меня… Но ты не хочешь… Я виноват… Прости… Я не смог… Я не смог сделать то, о чем ты просила…

Теперь он еще и раскачивался, сидя на кровати и обхватив голову руками. Я осторожно отодвинулась подальше, как в тот вечер, когда мэтр-директор посвящал меня в тайны нового мира. Только сейчас рядом со мной и вправду был душевнобольной. Я бы даже сказала, больной на всю голову.

— Похоже, беседа будет малоинформативной, — покачал головой Ен и двинулся к Филиппу.

Мальчишка заскулил, когда мэтр-директор в привычной для него манере схватил парня за плечи и хорошенько встряхнул.

— Соберись, тряпка! — рявкнул ему в лицо Ен. — Что ты ноешь! Что ты скулишь, как баба! Жаль ему, устал он! Девчонку прикончили, и ты один знаешь, кто такой Альберт и где его искать. Ребекка тебе говорила, что случилось?

Филипп продолжал трястись и раскачиваться, словно впадая в некий припадок. Ен прорычал одно из своих невнятных ругательств и сжал виски парня руками.

— Смотри на меня! — рявкнул он.

Я с ужасом наблюдала, как мальчишка, подобно сомнамбуле, поднимает взгляд на мэтра, как затравленно кивает, все больше бледнея. Ен тоже менялся, его глаза стремительно темнели, в углах комнаты качнулись тени, сгустились вокруг нас. Было чувство, что на улице внезапно началась ночь и погасли все фонари. Едва различимый шепот раскатился по комнате, подобно ударам гальки по стенам. Сотни, тысячи тонких, пронзительных голосков сливались в беспорядочный хор. Они шептали что-то непонятное, что нельзя было разобрать, но от этих звуков становилось не по себе. Дышать стало тяжело, словно воздух стал плотным и вязким. Мне сделалось окончательно жутко.

— Говори, — приказал мужчина, в котором я все меньше узнавала Ена.

Он поднялся и, отпустив мальчишку, отошел к стене. Шепот стал тише, тени зависли вокруг, молчаливыми свидетелями глядящие на нас. Я ощущала, как дрожит и потрескивает вокруг нас воздух, и его вибрации отдавались болью в пальцах. А еще отчетливо видела, как странные черные нити опутали фигуру Филиппа и, подобно ниточкам марионетки, протянулись к Леграну. Что это было, я не знаю, больше всего походило оно на черную паутину. И эта паутина дрожала и звенела, все больше натягиваясь. Хэйл осторожно положил руку мне на плечо, едва не доведя меня до сердечного приступа. Ен на меня не смотрел, сжимая звенящие нити в руке. Теперь мне стало ясно, отчего брать меня сюда так не хотели.

— Я познакомился с Альбертом на одной из лекций. Он посещал их вольным слушателем, — принялся бормотать Филипп. — Он так много знал, читал на пяти мертвых языках. Его увлекали древние мифы и легенды.

— А Ребекка? — отчеканил все такой же хмурый Легран.

— Ее я встретил в музее, — опять начав раскачиваться, монотонно бормотал Филипп.

— Она рисовала с натуры чаши и кувшины. Она была такой любопытной, увлеченной. Ловила каждое слово, как дитя. Ей нравилась история древних миров. Нам было, о чем поговорить… А потом я познакомил их с Альбертом…

— Дальше. — Тон Ена стал бесцветным и холодным.

Да и в комнате сделалось ощутимо прохладней. Тени все так же нависали над нами, тянули щупальца к Филиппу, шептались в темных углах, таращили на меня свои пустые, полные первородного мрака глаза. Я не знала, что это за силы, что это за существа обступили нас, но я отчетливо видела ужас в остекленевшем взгляде Филиппа. Он выглядел как кукла, принуждаемая кукловодом говорить и двигаться, и это принуждение пугало его до полусмерти. О небо, что же это за силы, что способны подчинить себе человека?

— Дальше… — Печальная улыбка коснулась потрескавшихся губ Филиппа. — Я стал лишним. Ребекке не нужны были мои рассказы, она слушала сказки Альберта…

— Сказки? — Мне показалось, что этот допрос и Ену дается с трудом.

— Истории про чудовищ, живущих среди людей. — Филипп устало потер лоб, покрытый мелкими капельками пота. Видно было, каких трудов ему стоит говорить ясно и четко, не путаясь в своих безумных мыслях. — О том, что все мифы и легенды реальны. А магия существует рядом с прогрессом. Альберт знал тысячи таких историй и мог рассказывать их не переставая.

Итак, теперь ясно, откуда взялся материал для фрески. Ребекка и вправду не была магом, ее фантазию питали истории некоего Альберта. Но кто он такой? Откуда он знал о Тайном Мире? Ведь феи у дома Ребекки не упоминали про то, что один из друзей девушки был магом. Тогда как?

Филипп все больше бледнел. Я с ужасом отметила то, как часто он дышит и как равнодушно глядят его глаза. Ен выругался, стряхивая нити со своих рук. Стоило последней со звоном треснуть, как Филипп повалился на постель, глотая воздух, как пойманная рыба. Тени втянулись в свои темные углы под затихающий злой шепот. Осталась только атмосфера ужаса, наполнившая комнату.

— Демоны дери эту клинику! — рявкнул Ен, морщась и потирая виски. — Я не знаю, чем его накачали, но в голове у него настоящая каша.

Филипп с отсутствующим видом лежал на постели и тупо таращился в стену. Тощий, потерянный, сломленный. Было так больно и горько смотреть на него, видеть его отчаяние и боль, видеть, что сделала с человеком вина. И его ли? Что он мог? Я пересела ближе к Филиппу под злющим взглядом Ена, погладила парня по голове. У него впереди вся жизнь, радости, горести, любовь, возможно, счастливая старость. Неужели он проведет всю оставшуюся жизнь в этом месте, запертый наедине со своими кошмарами?

Филипп вздрогнул и заскулил, прижимаясь к моей руке, как верный, переживший разлуку пес. Он скорчился, поджав колени к груди, дышал прерывисто и тяжело, а я продолжала перебирать его волосы, пропуская их между пальцев. Автоматически, даже не понимая зачем. Мне было неприятно это место, этот запах болезни и скорби, эта грязная постель, ветхое белье на мальчишке. И его волосы. Я с отвращением перебирала их, стряхивая на пол мерзкую паутину. Липкая, колючая, она жгла пальцы и прилипала к ним, но я упрямо отдирала ее от волос Филиппа.

— Лиа, что ты делаешь? — Голос Ена я услышала, но даже не остановилась.

— Паутина. Ты видишь, она всюду, — шепнула я, выдирая мерзкий серый комок из спутанных кудрей. — Она мешает ему, не дает дышать… Я уберу, и мальчику станет легче.

— Какая паутина, мэса? — послышался растерянный голос Хэйла. — Здесь нет никакой…

Филипп перестал трястись, теперь он лежал спокойно, мерно дышал, его черты разгладились. Я удовлетворенно щелкнула пальцами, стряхнув с них последнюю липкую нитку. Так лучше, нет этой мерзости, нет этой грязи. Ен и Хэйл стояли рядом с такими лицами, что радость моя потерялась, испуганно забившись в закоулки подсознания. На меня так смотрели… Так… Захотелось тоже свернуться калачиком и прикинуться овощем рядом с Филиппом. С психов взятки гладки.

— Что? — осторожно уточнила я, обмирая от страха. — Что опять не так?

— Ничего, — хрипло выдохнул Хэйл и затянулся сигарой, выпустив дым через нос.

От этой манипуляции он стал похож на огнедышащего дракона. Ен рядом с ним изображал статую. Такой же окаменевший и… Потрясенный?

— Что? — уже шепотом уточнила я.

— Ничего, — прокашлявшись, отозвался мэтр Легран и отнял у Хэйла сигару. — Просто ты сейчас провела обряд исцеления.

И мэтр произвел с сигарой все то же, что до него проделал Хэйл. «Дымящийся» мэтр-директор выглядел куда эффектнее. Я потрясенно кивнула, совершенно не понимая, что вокруг меня происходит.

— Исцелила?

— Да. И даже не отдала себе в этом отчета, — хрипло пояснил Ен.

Хэйл продолжал изображать мчащийся на всех парах паровоз, опасно задымляя замкнутое пространство палаты.

— Меня все это очень пугает, — выдохнул Хэйл. — Не обижайтесь, мэса, но вы тоже.

Ен эмоций не выказывал вообще. Мне даже стало казаться, что он сдерживает гнев. Его взгляд был устремлен в себя; застывший и холодный, фигура выражала крайнюю степень напряжения. И тени… Они снова заворочались в своих темных пристанищах, принялись перешептываться, с шуршанием сновать по стенам.

— Нужно уходить, — словно очнувшись, произнес Ен. — Парня забираем. Это наш ключ к происходящему.

Хэйл затушил сигару и заложил ее за свое оттопыренное ухо. И двинулся к Филиппу.

— Куда забрать? — уточнил у меня паренек.

— Туда, где вам точно будет лучше, — погладив его по волосам, шепнула я.

— Время. — Ен уже открыл двери и замер на пороге, ожидая нас.

Мы двинулись прочь. Впереди шел Ен, за ним мы с Филиппом, сзади шагал Хэйл. Наши шаги гулко разносились по коридорам, тени шуршали и ворочались в углах. Почему у меня было чувство, что случится что-то плохое?

— Ен, в чем дело?

— Ни в чем. Но лучше поспешить уйти отсюда на свет, — холодно отозвался мэтр— директор, даже не оборачиваясь ко мне.

В коридоре гуляли сквозняки и пахло медицинскими препаратами, сновал персонал больницы и бродили те из пациентов, кого посчитали самыми смирными. Неладное я ощутила уже на подходе к выходу из больницы. Филипп жалобно заскулил и затрясся. Не знаю, как, но его обезумевший разум чувствовал Тайный Мир и его колебания. Ен среагировал молниеносно, материализуя мечи в руках, прежде чем ощущаемая всеми нами тревога обрела реальные черты.