Майн опять оскалился, а потом взмахнул рукой. Одна из стен кабинета стала медленно разбираться камешек за камешком, пока не образовала кривую арку, ведущую в темную камеру в таком же сыром подвале, как и кабинет Майна.

Ваша апартаменты на сегодня. — Упырь отвесил мне дурашливый поклон. — На случай если передумаете, просто постучите в стену.

Если передумаете до того, как Легран оторвет вам голову — постучите в стену, — копируя тон упыря, произнесла я.

С милейшей улыбкой изобразила книксен перед Майном и поковыляла в свою камеру. Скорее луна и звезды явятся на небо днем, чем я буду просить о пощаде это неживое недоразумение.

Я навещу вас через часок, — понеслось мне в спину. — Думаю, при вашем опыте двух часов хватит с головой.

Не надейтесь. — Я перешагнула порог камеры и послала Майну воздушный поцелуй. — Берегите голову.

Мне в детстве в ноге просверлили десяток дырочек для растяжки, и я даже тогда не рыдала и не дергалась. А было больно даже с наркозом. Упырь может удавиться собственной желчью, я у него на поводу не пойду. Надеюсь, Ен не будет очень задерживаться…

Стоило зайти в камеру, как стена за моей спиной со скрипом и грохотом принялась возвращать камни на место, пока полностью не закрыла путь к возможному бегству. Я глубоко вздохнула и осмотрелась. Ни окна, ни двери. «Каменный мешок» во всей красе, освещенный только чахленькой свечкой в пыльном стакане. Еще в наличии была койка с потрепанным матрасом и подозрительного вида ведро в углу.

Я сильнее сжала в руке трость и поковыляла к кровати. Главное не разрыдаться. Начну — и тогда водопад уже не перекрыть. Я не боялась темноты или одиночества, за годы болезни я отучилась от страха. Все мои мысли занимала тревога за Ена. Защищая меня и мои интересы, он оказался под ударом, и чем обернется все это для него, было загадкой. Я не боялась заточения, я большую часть жизни провела сидя в четырех стенах. Если мне изредка позволят видеть солнце, я переживу неволю.

Боль? Меня она давно уже не пугает, я живу с болью, я привыкла к ней, напугать меня физическими страданиями почти невозможно. Я не смогу пережить лишь то, что стала причиной бед Ена. Я боялась, что он пострадает из-за своего стремления защитить меня. Майн был прав, я слабость мэтра Леграна, тот рычаг, на который легко надавить и вывести Ена из равновесия. И если завтра я не совладаю с собой, то Ена ждет беда. Поэтому я должна оставаться спокойной и сдержанной, даже если Ен не придет за мной сегодня.

— Можно подумать, это одна ночь боли в моей жизни, — беспечно заявила я паучку, свесившемуся с потолка на паутинке. — Сколько там той ночи!

В голосе моем прибавилось истеричных ноток, и я принялась глубоко дышать, втягивая носом воздух. Чтобы отвлечься от тревоги и ноющей боли в ноге, я принялась считать кирпичи на стене, усевшись на койку. Боль в запястьях потихоньку утихала. Кожа вокруг браслетов воспалилась, как при ожоге, и невыносимо зудела.

А еще мир каким-то странным образом изменился. Словно в один миг я лишилась всех чувств. Ослепла и оглохла, перестала чувствовать вкус и запах. Пламя свечи не трепетало и не пело для меня, неся умиротворение. Я не слышала, воя ветра, шороха снега. Я не слышала голоса стихий, ставших для меня частью жизни. Я ощущала себя одинокой и брошенной. А там, где в груди горела едва ощутимая искорка, разгоралось пламя. Только сейчас, лишенная своей силы, я ощутила ее недостачу. Мне отчаянно не хватало того мира, к которому я уже привыкла. Яркого, шумного, наполненного миллиардами оттенков.

Прав был Ен, говоря, что я до конца не могу принять себя саму. Не то что свою силу. Я всегда стыдилась себя, ощущая ущербность на фоне сверстников. Моя бравада, моя веселость — это лишь способ скрыть от себя боль и стыд за свое увечье. Я всю жизнь испытывала стыд за хромоту. А в чем моя вина? В болезни? В слабости? В неизлечимом недуге? Патрик и его матушка умело играли на струнах моей выдуманной вины, добавив еще один камень, стыд за бесплодие. И я приняла это. Как же иначе? Ведь я урод, я изгой, я не могу быть здоровой и нормальной. Я прикрыла глаза, воскрешая в памяти то наше утро с Еном и то, что он сказал мне: «Я люблю тебя всю… Это часть тебя…».

— И сила часть меня, — сообщила я дрожащему огоньку свечи. — И ничего она мне не сделает. Меня просто пугают.

Огонек плясал вокруг фитилька, плевался редкими искрами, пускал нитку сизого дыма в закопченный потолок. И молчал. Спустя тысячу кирпичей и сорок пять трещин я поняла, что тихо схожу с ума. Тело невыносимо зудело, словно что-то скреблось под кожей, требуя выхода. Хотелось выть от этого мерзкого чувства. Мне казалось, что я вот-вот взорвусь. Голова кружилась все быстрее, и мне пришлось лечь на замызганный матрас, чтобы не рухнуть на пол. Сила (теперь я точно знала, что это она) волнами бродила по моему телу, словно искала лазейку для свободы. Ее искры жгли пальцы, хотелось стряхнуть их с себя, избавиться от этого мучения. Сколько я так лежала на кровати, я уже не понимала. В этом полутемном помещении без окон сложно было разобрать, сколько времени прошло. Может, еще день, а возможно, и глубокая ночь. Сил достать хронометр у меня не было.

Я принялась считать про себя, читать стишки, петь. Когда-то в далеком детстве мне это помогало отвлечься. А еще я любила представлять, что я — это не я. Это не мое тело терзает боль, это не я лежу больная в постели. Я далеко, я свободна, я бесплотный дух, которому чужды страдания.

Помогало плохо. Мне казалось, что я горю, что моя кожа осыпается с костей пеплом. Я сползла на пол в надежде, что холод облегчит страдания. Шершавые плиты холодили тело, создавая чувство облегчения. А еще и падать уже некуда. Нога, зараза, решила поучаствовать в общем «веселье» и радостно отозвалась взрывом боли, гармонично вплетавшимся в общую гамму непередаваемых болезненных ощущений.

— Вот и хорошо, — бормотала я себе под нос, прижимаясь щекой к камню. — Сейчас я расслаблюсь и засну.

И я попыталась представить, что у меня нет ноги. И боли нет, она отсохла вместе с конечностью. Боль вытекает из моего колена, просачивается в камень, и ее уносят прочь грунтовые воды. Стало легче. Я даже удивленно прислушалась к новым ощущениям. Нет, боль не возвращалась. Может, она, конечно, наведается в самый неподходящий момент, но сейчас решила оставить меня в покое. Ну и славно.

Я снова прикрыла глаза, решив продолжить игру «я — не я>>. И тело не мое. И боль не моя. Это просто сила, она плещется в моем теле, как волны океана. А что такое океан? Это жизнь… Значит, во мне бушует жизнь. А жизнь иногда несет боль. Но боль же не навсегда, она уходит, как откатывают волны. И остаются только красивые ракушки и белоснежный песок. А моя сила — это, вообще, свет. Разве от света бывает больно? Свет разгоняет тьму, свет отгоняет ужасы ночи… Тогда отчего мне больно? Ведь не должно же так быть, свет — это добро, тепло, покой. В покое нет боли. Вот и мне не больно. Ведь я же свет! От этих мыслей сделалось легко и тепло, я ощущала себя облаком, зависшим в синем небе, вокруг свет, и он согревает, отгоняя боль и одиночество. И я тоже свет. И мне уже не больно… а дальше я, кажется, заснула. Или лишилась чувств.

Первое, что я услышала, выныривая из объятий беспамятства, была проникновенная и прочувствованная тирада, состоящая из выражений, часто звучащих в порту. Еще подобные словосочетания можно было бы услышать у столяра, угодившего молотком по пальцу, или от любого трудяги в момент профессиональной неудачи. Моя воспитанность хлопнулась в обморок рядышком со мной, пока кто-то, продолжая сквернословить, поднимал меня на руки и куда-то нес.

Вам не стыдно? — вяло выдохнула я, морщась от боли. — Уши вянут. А я ведь дама.

Несший меня замер и, хвала небу, перекрыл свой фонтан сквернословия. Я сжалилась над несчастным и открыла глаза. Мэтр Майн потрясенно таращился на меня своими округлившимися и красными, как угли, глазюками, пребывая в крайней степени растерянности. Потом, придя в себя, снова выругался и поволок мою тушку к койке. Усадил на матрац, отошел. Замер.

Все же ваше терпение закончилось быстрее, — самодовольно выдохнула я, растирая ноющие запястья. — Сколько там прошло? Час? Два?

Майн судорожно сглотнул и тоже глянул на мои руки. Сделал еще шаг назад. Заинтригованная поведением упыря, я тоже решила глянуть на свои руки. Ну, руки как руки. Браслеты на месте, ожоги зажили… Очень как-то быстро они зажили. Данный факт меня озадачил.

Дери вас тьма, Ноарис, — прошипел жмущийся к стене упыряка. — Что вы такое?

Вопрос я категорически не поняла, оттого вопросительно уставилась на Майна.

Хороший вопрос. — Я прерывала в странной эйфории, и настроение только улучшалось. — Я сама задаюсь им постоянно вот уже несколько месяцев. Так что добро пожаловать в клуб.

Я знал, что вы не просто подшефная Леграна! — прошипел Майн, грозно зыркая на меня своими глазищами. — Совет докопается до того, чем вы там с Леграном занимались.

Фраза прозвучала двусмысленно. Я не удержалась и хихикнула.

Тебе смешно! Посмотрим, как ты посмеешься, когда тебя в клетке привезут на суд.

Ваши наклонности к пыткам меня пугают, — вздохнула я, все так же улыбаясь. — Но, как видите, они малоэффективны.

Майн очень отчетливо скрипнул зубами, вызвав искреннюю заботу о сохранности его челюстей. Бедненький, так и все клыки переломает. Я веселилась, любуясь хмурой рожей Майна, Майн злобно пыхтел, скрывшись в темном углу комнаты. А потом откуда-то из-за стены донесся грохот дерева и жалобный звон металла.

Где она? — Грозный рев мэтра-директора легко преодолел преграду в виде каменной стены.

Мэтр Легран, ваше поведение недопустимо! — послышался более тихий, но не менее злой голос. — Мэтр Майн не нарушил предписаний и…

Или ее мне покажут, или я разнесу это строение до кирпичика. В прошлый раз я остановился сам, сейчас я едва сдерживаюсь.

От милого сердцу рыка начальства посыпалась штукатурка с потолка, а напуганные паучки оперативно забились в щели. Я протянула Майну руки и с самой милой улыбкой предложила:

Лучше снимите сами.

Скрип зубов повторился. Но мэтр, хоть и был не до конца живым организмом, инстинкт самосохранения растерял не весь. Тихий щелчок пальцев — и браслеты со звоном упали на пол. А потом и стена в мои «покои» с тихим шуршанием принялась разбираться, образуя неровный проход.

В образовавшейся дыре возник мэтр Легран в своем привычном и таком дорогом сердцу виде «всех убью, один останусь». Ах, видимо, вот в такого я в него и влюбилась. Как можно не восхищаться мужчиной, от которого шарахается даже условно мертвое существо, убивание коего дело затруднительное и неблагодарное. Но мэтр Майн быстро взял себя в руки и пятиться перестал.

Ен, не убивай его, тебя посадят! — послышался голос Хэйла.

А потом и мощная фигура тролля появилась у входа в камеру. За их спинами маячили двое охотников с оружием в руках и седовласый мужчина в сером костюме. Этот незнакомец спокойно прошел в камеру, его цепкий взгляд скользнул по моей фигуре, упал на браслеты, лежащие на полу. Этот взгляд мне очень не понравился, ибо был направлен не на Майна, а все еще сверлил вашу покорную слугу, намереваясь прожечь в ней дыру.

Мне потребуются объяснения от вас обоих, господа, — холодно отчеканил незнакомец. — И от вас, сударыня.

Последние слова были произнесены с откровенной злобой, но в этом случае адресата эмоции я так и не вычислила.

— А что тут объяснять! — Речь пока вернулась только к Хэйлу. — Майн — упырь во всех понятиях и применил пытки к невинной жертве. А мы…

А вы, мэтр Хэйл, занимались подпольной деятельностью в обход присяге, — заключил этот странный разгневанный мужчина.

Так точно, мэтр Гарди. Нарушал безбожно! — отчеканил тролль без тени раскаяния.

Легран. — Теперь холодный взгляд мэтра Гарди впился в Ена. — И как ты объяснишь ее ауру?

Никак, — пожал плечами Ен. — Мы еще не нашли объяснений этому феномену.

Хватит изображать идиотов! — А рев у Гарди был не хуже, чем у Леграна.

А я говорил… — подал голос Майн.

Заткнись, Майн, с тобой я потом буду говорить. Чем ты вообще думал?

Но мэтр, посмотрите, она опасна. В ней столько силы. Необузданной и неконтролируемой, что…

Что длительное ношение блокаторов могло ее убить? — с издевкой уточнил Гарди. — Или ты, как всегда, не использовал логику? Она же даже удержать ее не может, не то что распределить нормально!

Майн посерел. Бледнеть у него бы не вышло при всем желании, но окрас физиономии изменился почти мгновенно. Похоже, мэтр Майн не отличался выдающимся умом, а остатки рассудка заглушала жажда мести. Мстительный кретин, что еще сказать.

— Я собирался их снять! — сквозь зубы выдохнул Майн.

Я вижу! — Хмуро отозвался Гарди, кивнув на блокаторы у моих ног.

А интересно, в Тайном Мире пытки так же запрещены, как и в реальном? Ведь если да, то мэтр Майн не только мстительная сволочь, но и идиот, подставивший себя и свое начальство. Проверим?

Он обещал держать меня в блокаторах всю ночь, — с готовностью наябедничала я и мило улыбнулась новому знакомому.

У меня было чудное настроение. Мир снова ожил и запел для меня, пламя свечи шептало и успокаивало, легкий сквознячок в коридорах игриво шуршал юбками и качал локон, выбившийся из прически.

Лиарель, — расслышала я его мелодичный голос, и прохладное дуновение коснулось щеки.

Как тогда, в парке, стихия говорила со мной, но сейчас это меня не пугало. Сейчас я впервые ощущала себя цельной и живой. Счастливой.

Я просто решил ее припугнуть! Женщины, они вечно выдумывают небылицы…

Договорить у Майна не вышло, ведь падение с последующим впечатыванием в стену очень мешает речи. Серебристый вихрь взметнулся и ударил упыря в грудь, прежде чем кто-либо смог разобраться в ситуации. Пока мэтр Гарди приходил в замешательство, Хэйл мчался сдерживать Ена, а я потрясенно хваталась за сердце, мэтр Майн совершил сальто с переворотом и с хрустом встретился со стеной. Потом тихо и спокойно сполз по стеночке на пол. Не знаю, как другим, но мне это все очень понравилось. Это низко, знаю, но так приятно.

Просто припугнул разок, — пожал плечами Ен, одергивая манжеты рубашки.

Значит так, — прорычал мэтр Гарди, глядя то на меня, то на стонущего Майна, то на Леграна.

Живо все в мой кабинет, и я требую объяснить, что тут происходит!

Я требую освободить Лиарель из-под стражи, — холодно заключил Ен, сложив руки на груди.

В вашем положении я бы поостерегся требовать!

А я рискну.

Гарди отчетливо изобразил рык, и молча зашагал вон из моей камеры. Майн угрюмо глянул на меня и, поднявшись и отряхнувшись от пыли, поплелся следом за Гарди. Мы с Еном и Хэйлом шагали следом, замыкали нашу процессию все те же молчаливые охотники с саблями наголо.

А кто это? — решила узнать я.

Мэтр Гарди? Глава совета старейшин, — угрюмо пояснил Ен.

Ясно. Теперь о моем даре знает не кто-нибудь, а верховная власть Башни. Интересно, меня отпустят вещи собрать или сразу отдадут на опыты?

Лиа, где твоя трость? — послышался удивленный голос Ена.

Там. — Я неопределенно махнула рукой в сторону камеры. — Я ее забыла.

От волнений и переживаний я так резво зашагала прочь из камеры, что забыла о своей верной спутнице. Но удивление Ена вызвало не это. Я резво шагала рядом с мэтром, нисколько не уступая ему в развиваемой скорости. Ни боли, ни дискомфорта я не ощущала, и это заставило испугаться.

Что там у вас происходит? — недовольно прорычал Гарди.

Наша слегка ошалевшая троица дружно вскинула головы и в три горла слаженно и до отвращения фальшиво выдала:

Ничего! — возвращаясь в «шеренгу», заверили мы мэтра Гарди.

Честно, наша игра не подошла бы даже для уездного драмкружка в школе для детей со сложностями развития, но на Гарди произвела нужный эффект. Мэтр фыркнул и зашагал далее по полутемным коридорам. Ен задумчиво сопел, поглядывая на меня время от времени, а потом без лишних слов подхватил меня на руки и с самым невозмутимым видом двинулся дальше.

Зачем? — шепнула удивленная я.

Ни к чему шокировать старейшин твоими талантами, — хмуро отозвалось начальство. — Будем удивлять их постепенно.

Логично, если и я так напугана своими нежданными способностями, то есть вероятность, что могут сбыться угрозы Майна и меня посадят в клетку. Нет у меня желания остаток дней проводить, созерцая полосатое небо. Или клетчатое, тут как с клеткой повезет. Поэтому я придала своему лицу самый страдающий вид и для убедительности оттопырила некогда больную ногу.