На поляне с огромными валунами посреди болот, где когда-то блуждал, и чуть не умер Макс, где он чуть не превратился в камень и разжег огонь лишь усилием воли, собралась вся деревня. Они знали, куда нужно было ехать. К воротам Лешего. Народ стоял и ждал Макса. Но появился не он. Пошатываясь, как пьяный, к воротам, с видом победителя, вышел Гена. И остановился в нерешительности. Его взгляд был прикован к священному валуну. В нем было средоточие всех его жизненных поисков, его конечная цель. Он столько лет шел к этому. И вот свершилось. Гена до конца никак не мог поверить, что препятствий больше нет, и от исполнения мечты его отделяют какие-то несколько метров.

– Где Макс? – раздался голос старейшины. Гена поморщился от вопроса, вернувшего с небес на землю. Отец стоял прямо перед ним. Яркий солнечный свет бил в глаза и приходилось щуриться, чтобы рассмотреть старейшину. За его спиной собралась вся деревня. Как и положено стаду за пастухом.

– Ты что, не слышал вопроса? – Старейшина повысил голос, теряя терпение. Вдруг его охватило тревожное предчувствие: – Где ты его оставил?

– Он нам уже не нужен, – ответил Гена и показал всем нож, подняв над головой. Толпа возбужденно загудела, придвигаясь ближе, чтобы рассмотреть священный предмет, но Гена жестом собственника спрятал Алчущий в ножны. Среди народа пронесся вздох разочарования.

Старейшина даже не взглянул на нож. Губы его затряслись, а в глазах застыл ужас.

– Что ты с ним сделал? – закричал он, срываясь на визг.

Гену как будто обдало кипятком. Он так старался, добывал ключ от портала, не жалея собственной жизни. И вот она благодарность. Отец как всегда не оценил. Победа вдруг потускнела для Гены.

– Я убил его, – зло выплюнул он, наблюдая, как расширяются зрачки отца.

Несколько секунд старейшина молчал, переваривая информацию. Его взгляд застыл в одной точке. Все с удивлением смотрели на своего лидера, не узнавая. Неуверенность и страх были ему несвойственны. Ничего не объясняя, старейшина вдруг рванулся к лесу. Изумленные односельчане переглянулись, ничего не понимая.

Старейшину побежали догонять. Он не слушался, орал, отталкивал останавливающих. Потом его сумели успокоить, повалив на землю. Кто-то заговорил со старейшиной как с ребенком, ласково и наставительно.

– Чего ты поскакал-то как полоумный? Ну, убил твой сын Макса, ну и Леший с ним.

– Может, он еще жив и ему нужна помощь…

– Никакая помощь ему уже не понадобится! – Гена шел к отцу, бесцеремонно расталкивая толпу. Он был зол, просто не в себе. С этой глупой выходкой старейшины все попросту забыли о нем, о главном герое, их спасителе. А этого он допустить не мог. Гена наклонился над отцом, поднял его, схватив за отвороты пальто.

– Он умер. И это точно. – Гена сунул в лицо старика оберег.

Старейшина схватился рукой за грудь. Одновременно раздался крик – вскрикнула Иванна. Она подбежала вся растрепанная, бледная, трясущаяся. Взгляд ее был прикован к темному камню оберега, маятником раскачивающемуся на веревке. Она молча протянула руку, но Гена отодвинул оберег подальше от Иванны, мстительно улыбаясь. Девушка так и осталась стоять с протянутой рукой. По щекам ее текли слезы. Ни слова, ни вздоха больше, только рука потихоньку опустилась. Из толпы выскочил Некрас. Насколько мог быстро поковылял к Иванне, обхватив ее за плечи, повел, покорную, в сторону, подальше от косых сочувствующих взглядов.

– Ты не понимаешь, дурак, что ты натворил! – как будто очнувшись, закричал старейшина. В его глазах стоял ужас. – Ты думаешь, заполучил священный атрибут и все, можешь править миром? А ты не хозяин Алчущему, ты не проводник!

Весь растрепанный, с заснеженными волосам, в расстегнутом нараспашку пальто, старейшина выглядел жалким и убогим стариком. В его глазах стояло отчаяние. И этого не могли не заметить все деревенские.

– Эй, как это он не проводник? – Народ почуял неладное. – Он же твоя кровь! Твой преемник!

– Это не он! – Заорал старейшина, его как будто прорвало. – Мы ошиблись тогда!

По толпе прошла зримая волна ропота, который быстро перешел в негодование. Народ, до сих пор молчаливо признававший и согласно исполнявший волю старейшины как самого мудрого, как отпрыска жрецов, вдруг подал голос. Из толпы сразу же выделился свой лидер. Остроглазый, с носом стервятника, он кричал чуть громче, махал руками чуть резче.

– Не он? А почему же ты нам сразу не сказал, скотина бешенная, почему молчал все это время?

Деревенские наступали на старейшину. Бороды тряслись от злости, кулаки вздымались вверх.

– Мы бы дальше искали сына Грушеньки! Мы бы прочесали остальные детские дома.

Возмущались все. Только с краю толпы стояла, закрыв глаза, бабушка Иванны. Она была безучастным наблюдателем и резко выделялась на фоне агрессивной толпы. Но приглядевшись, можно было увидеть, как бегают под веками слепые глаза, как дергается рот, словно пытаясь произнести какое-то слово. На нее оглянулись, но, не заметив никакой реакции, снова пошли на старейшину. Тот продолжал защищаться, из предводителя он как-то быстро превратился в жертву.

– Когда я понял – было уже поздно. Вы же сами говорили, что Генка был очень похож на меня. И сам Леший указал на него, вы же помните, как это было!

– Мы-то помним, – угрожающе шипел остроглазый, – а еще мы помним, как ты бил себя в грудь, что вырастишь из Генки настоящего проводника, что нам надо только подождать. И вот мы ждали. И что? Алчущий нашелся, а проводник – где? Ты и дальше хотел нам мозги пудрить? Как ты собирался открыть ворота?

Народ загудел, каждый старался высказать свою претензию и обиду. Гена силился разгадать смысл сказанных односельчанами слов. Его мозг готов был взорваться от непосильной задачи. Но больше всего его бесило то, что на него никто не обращал внимания. Горячо обсуждаемый всеми, он, тем не менее, был забыт. Его вопросы и требования объяснений были оставлены без замечания. Как будто не было его тут. О нем говорили, но он был неважен для них. Односельчане окружили старейшину, готовые разорвать своего лидера.

– Эй! Заткнитесь вы все! – заорал Гена, разрывая круг односельчан и прикрывая отца спиной.

Но его отважный вид никого не испугал.

– А ты тут чего вякаешь? – презрительно прищурился остроглазый. Похоже, он теперь здесь чувствовал себя главным. – Заберите у него Алчущий! Мы сами найдем проводника.

Несколько человек разом двинулось на Гену. Тот сразу принял оборонительную позицию, выхватив нож из ножен и выставив его перед собой. Просто так он не сдастся. Борьба будет тяжелой. Но тут заржал старейшина. Так неуместно и дико, что его смех подхватило болото и разнесло за много километров. Этот смех остановил людей.

– Бесполезно! – хохотал старик. – Проводник-то уже мертв! Вы что, так и не поняли? Макс был сыном Грушеньки и моим племянником.

Эти слова подействовали на всех как холодный душ. Рука Гены с занесенным ножом так и зависла в воздухе.

– Макс???

– Ты врешь! – только и могла сказать толпа.

– Даже невооруженным глазом было видно, что в Максе была сила.

– Но он украл Алчущий! – крикнул Гена.

– Да не крал он его, – старейшина устало вздохнул. – Нож сам пришел к нему в руки, потому что признал в нем хозяина. И фамильный оберег… Грушенька и на том свете заботилась о своем сыне и надела ему на шею кулон, тем самым благословив его.

Кто-то еще пререкался по поводу схожести и несхожести Макса с матерью Аграфеной, но это уже от того, что не хотелось верить в очевидное. Основная же масса прониклась ясной и четкой мыслью – проводника больше нет. Они все умрут. Раньше или позже. Скорее всего – раньше. Пригвожденная ужасной правдой, толпа сразу сникла.

– Я, я – твой сын, – заорал Гена. – Папа, скажи, что все это неправда! Ведь ты столько заботился обо мне, учил меня… Я смогу…

Гена отчаянно хватался за любую соломинку. Это все бред, ему приснилось. Гордецов только с досадой поморщился, махнул рукой.

– Ну почему? – Гену затрясло. Нож так и прыгал в его руке. – Ты никогда не верил в меня! Потому что я был не твой сын? Да?!!

– Не только. Потому что ты – идиот и неудачник. Жалкое отродье. Сын шлюхи. Потому что по твоей милости мы все сейчас сдохнем! У нас больше нет проводника! И ты убил сына Грушеньки! Моего родного племянника!

Гена побагровел. Слезы обиды, как и раньше в детстве готовы были брызнуть из глаз.

– Если бы ты мне раньше рассказал, этого бы не произошло. Что же мне теперь делать? – Гена с надеждой заглянул в глаза пусть хоть и не родного, но родителя. Но он не нашел в них ни утешения, ни жалости.

– Что делать? – переспросил старейшина. – Отдай Алчущий и катись отсюда ко всем чертям! Ты больше нам не нужен!

– Куда же я пойду?.. – слезы все-таки не удержались под веками, покатились горошинами, оставляя мокрые следы. Старейшина поморщился. Генины колени сами подкосились, он начал опускаться на землю, хватаясь руками за полы пальто.

– Папа…

Старейшине были омерзительны и эта дешевая сцена и этот чужой ему человек, которого приходилось так долго терпеть рядом с собой. Он с презрением сморщил нос и носком сапога оттолкнул парня от себя. Этот жест в мгновение все переменил. Гена вскипел, тут же вскочил на ноги.

– Тебе нужен только он? Да? Только этот нож? А не я, не твой сын?! – истерически кричал он и размахивал ножом. – И тебя не волнует моя душа, моя жизнь? Вот он тебе нужен?! Тогда держи его!!!

Никто не успел ахнуть, как одним резким движением Гена поднял нож над головой и с силой опустил прямо между глаз старейшины. Старейшина изумленно хлопнул глазами и тут же рухнул на землю. Толпа расступилась. Гена злорадно оглядел их, каждого по отдельности и всех сразу.

– Вот так вот, – сказал Гена, ни к кому лично не обращаясь, – он сам виноват.

В ту же секунду Макс очнулся от карканья вороны. Та сидела на ветке прямо над головой и словно будила. Макс открыл глаза и ворона улетела. Медведь принюхался. От обилия запахов у Макса закружилась голова. Он чувствовал, что где-то недалеко от него – люди. Их много и ими владеет волнение, страх, тревога, весь набор толпы. Макс вдохнул в себя воздух поглубже. Что там, дальше, вне предела человеческой видимости и слышимости? Запах крови. Но это не его кровь. Там, за несколько километров кого-то только что убили, но не только это будоражило мозг зверя. Запах предчувствия новой трагедии. Иванна! Он должен успеть ее спасти. Макс поднялся. Его зашатало, земля закружилась под лапами медведя. Он постоял и вернул голове ясность. Шаг, другой… Ему предстояло заново научиться ходить, но он обязан это сделать.

И вот он уже довольно ходко бежал, пробираясь сквозь кусты, прыгая по торчащим из-под снега кочкам замерзшего болота. Спотыкался, попадая лапами в ямы, падал и снова вставал. И пока он бежал на запах людей, он видел, что там, за много километров, в недалеком прошлом, произошло. От начала и до конца, как кино. Когда пленка недавнего прошлого докрутилось до момента истины, Макс оступился и перевернулся через голову, ударился загривком об остов давно сгнившей на корню сосенки. Кажется, вывихнул переднюю лапу. Захотелось банально крикнуть: «Не может этого быть!» Но Макс поверил. Значит, он был тем самым сыном Грушеньки. И седовласый является его родным дядей. Грушенька его защищала, передала ему оберег, который в сущности, не уберег его. И от чего он должен был спасти? Не от судьбы же. От судьбы нет спасенья. Ни амулета, ни волшебной таблетки. Макс был поражен открытием и пребывал в растерянности, сидел в снегу и машинально зажимал под мышкой ноющую конечность.

И снова вскочил, когда увидел кровь старейшины на снегу. Жрец погиб. Но осталась жрица. Кто она? И откуда у него такие знания? Кто вложил их в его голову? Макс ясно и четко понимал, что это еще не финал. Должно произойти что-то еще более ужасное. Нужно спешить. Что есть сил! Он встал на лапы и снова бросился вперед, на запах страха, тревоги, крови.

Гена тяжело дышал, как будто пробежал стометровку. В мозгу пульсировала страшная и одновременно ликующая мысль: он убил отца! Он дерзнул и освободился от его постоянного давления. Гена обвел притихшую и растерянную толпу взглядом победителя. Несчастный, одинокий и вечно никому не нужный – он был чужой им. И никогда своим не станет. Но это было уже не важно. Он убил вожака и сам стал вожаком.

Деревенские стояли, насторожившись, но ни в одном лице Гена не увидел ни страха перед ним, ни тем более, сочувствия. Ну что ж, он им покажет, на что способен.

– Он сам виноват, – повторил Гена уже тверже, сверху вниз глядя на распростертое тело неродного отца. – И я открою вам ворота. Наш портал.

Гена поднял над головой нож. Все безмолвно ахнули, боясь верить. Вдруг ожила бабка Иванны, вышла из транса, бросилась к Гене, потянула руки к ножу и запричитала.

– Нельзя, нельзя… не позволяйте ему. Только проводник…

Гена отпихнул ее. Народ не двигался, застывший изваянием. Верить – не верить? Среди односельчан бабка Марфа была уважаема за мудрость, но настолько ли, чтобы сейчас отказаться от шанса? Людьми овладели противоречивые чувства. Гордецов утверждал, что Генка не сможет открыть ворота, но он им, как выяснилось, и раньше врал, как можно ему доверять теперь? Генка учился, да. Он жил среди них… Вдруг сможет? Вдруг сработает? Ведь у него Алчущий, который в его руках издает странный тонкий, еле уловимый ухом, звук. Как дрожащая двуручная пила.

Марфа с неожиданной силой кинулась на Гену, пытаясь вырвать Алчущий. Гена отбивался, на помощь ему подоспели Макар и Славик. Вместе оттащили. Безучастная до последнего момента, Иванна вдруг как очнулась.

– Подождите его, он здесь, он придет! – закричала она. Но ее никто не услышал.

Бабка Марфа все еще билась в руках Макара и Славика.

– Слепые! Это вы все слепые, – кричала она. – Щенки! Он всех вас погубит! Нельзя простому человеку касаться священных врат! Беда будет!

Голос бабки срывался. Кое-кто возроптал, но остроглазый решил поддержать Гену. Он был самый старый среди всех, и ему позарез нужно было открыть портал. Страх перед неминуемой смертью задавил в нем всякое чувство осторожности.

– Заткните вы ее кто-нибудь, – надрывался он, указывая на бабку.

Иванна бросилась на защиту бабушки, но ее как мошку отмели назад. Горбун тоже попытался создать сопротивление, но и его откинули в снег. Трое против всех. Их было слишком мало. Остальные, кто и сомневался про себя, промолчали, не желая связываться с махиной толпы.

– Макс! Он здесь, он рядом, – снова и снова кричала Иванна, – я чувствую его, он жив!

Как ей пришла эта уверенность, она и сама не понимала. Но знала четко: Макс – живой и он где-то совсем близко. Когда Некрас отвел ее от любопытных глаз толпы, она сначала была в прострации. Слезы застилали ее глаза и разум. Горечь утраты заполнила все ее существо. Но неожиданно, как будто издалека она услышала голос Макса. Он говорил тихо, но так реально. Иванна завертела головой, ища источник голоса, но вскоре поняла, что голос этот говорит внутри нее. Она знала, что не сошла с ума – Макс действительно жив и двигается в их направлении.

А в это время Гене уже услужливо тащили священные колдовские книги, понятные только избранным, но Гена самоуверенно отшвырнул их.

– Я помню каждое слово наизусть. Отойдите подальше! Мне нужно пространство! – командовал он деревенским и те безропотно отступали. Алчущим Гена очертил в воздухе круг и сел внутрь его.

– Дурак ты, Генка, – сказала бабка Марфа. Она уже не сопротивлялась, понимая всю бесполезность, – первый и сдохнешь. А за тобой и все мы. Сотрет нас с лица земли, как ту мертвую деревню. Думаешь, ты один такой умный пытался открыть портал?

– Если ты сейчас не заткнешь свою поганую пасть, я тебе сам ее закрою, – пригрозил остроглазый старик, занеся над головой бабки кулак. Та обиженно замолчала, показывая всем своим видом, что сказала все, что хотела, а они пусть делают выводы.

Гена сидел возле священного валуна на коленях, полностью погрузившись в себя и творя какие-то ему одному известные молитвы. Иванна кинулась к нему, с намерением помешать, но ее попросту не пустили, встав стеной.

– Макс! Макс! – кричала в наступившей тишине Иванна, обращаясь к лесу, – Ну хоть ты-то помешай ему сделать это! Где ты?!

Некрас снова был рядом, но Иванна знала – он тоже, как и другие, не верил, что Макс придет. Иванна вырвалась из его утешающих рук и побежала. Она уже слышала приближение их спасителя. И не она одна. Деревенские испуганно переглядывались, чувствуя под ногами реальную дрожь. Послышался треск сучьев и наконец до всех донесся страшный рев медведя. Все как по команде повернули голову в сторону звука. Кто-то отчаянно крестился, кто-то уже навострил лыжи, чтобы сбежать. Один лишь Гена не обращал внимания на всеобщую суматоху. Он продолжал творить заклинания, войдя в транс. Ножом он чертил в воздухе знаки и вся внешняя суета была ему неважна.

Первым опомнился Славик.

– Это Леший! – заорал он.

– Ага, – радостно подтвердила Марфа, – охранник ворот. И он идет убить посягнувшего на их неприкосновенность.

Славик отпустил бабку – жизнь дороже, и первым сиганул в сторону деревни. Но далеко не смог убежать. Его как будто остановила невидимая стена. «Что за фигня», – подумал он, снова и снова пытаясь продвинуться дальше. Но все было бесполезно. Каждый раз он натыкался на что-то твердое. В тот же момент остановилась и Иванна, с размаху ударившись о невидимое препятствие. Упав, она тут же быстро поднялась, потрогала плотный воздух, не пускающий ее вперед. Со страхом и надеждой она оглянулась на бабушку, взглядом вопрошая ее, что же случилось.

– Все, пути отступления нет! – крикнула бабка зычным голосом, каким предсказывают катастрофу. Ее уже никто не держал, и она могла расхаживать, размахивая руками, наводя на людей еще больший ужас. Народ в панике начал разбегаться, пытаясь выбраться из заколдованного круга. Голос Лешего разносился над округой, он резал уши и вдавливал, заставляя ноги дрожать. Остроглазый, который больше всех ратовал за открытие портала, скулил, сжавшись в комочек. Огромный и всесильный Леший приближался, а они не могли ни убежать, ни спрятаться. Поляна, на которой они все находились, была как открытая ладонь. Ни деревца, ни пещерки. Оставалась одна надежда, что Леший тоже не сможет переступить за эту черту, которая возникла как стена.

Поднялся ветер. Сначала это было слабое дуновение, но он с каждой минутой крепчал. Снег летел со всех сторон, и вскоре стало понятно, что центром вихря стал валун, возле которого сидел Гена. Сильным порывом ветра с него сорвало шапку. Круглая и мохнатая, шапка покатилась по земле, как отрубленная голова. Гена проследил за ней взглядом. Все заклятия были произнесены. Портал открывался, но Гена чувствовал, что что-то пошло не так. Над его головой появился столб не то пыли, не то дыма. Этот столб, закручиваясь, опускался все ниже, грозя засосать в себя как в трубу все, что попадется ему на пути. Гена почувствовал, как какая-то невероятная сила потянула его в эту смертоносную воронку. Руки и ноги как будто отрывало от тела. Запаниковав, Гена бросился бежать от нее. Но его бег был на месте. Гена увидел, как мимо него с ужасным криком пролетел один из деревенских. Его унесло далеко вверх, и скоро одинокая фигурка скрылась в черном облаке. Гена не успел ужаснуться, как этот же деревенский упал сверху прямо ему под ноги. Кровь брызгами полетела в стороны. И тут Гена понял, что это конец. Завизжав, он рванулся подальше от стихии, но неумолимая сила повлекла его и затянула в воронку.

Марфа сидела на снегу. Она никуда не бежала и не собиралась. Пока что вихрем от воронки только трепало ее седые волосы, но убежать не получится. Запущенный механизм убьет всех рано или поздно. Неужели она все-таки оказалась слепа и увидела не ту судьбу и не того человека? Она, которая должна была защищать и направлять Проводника, в то время как Гордецов – учить и передавать мудрость, упустила его, потеряла из вида. Она слышала его, указывала дорогу, но из-за поднятого Генкой вихря связь потерялась. Сможет ли Проводник пробраться через барьер, хватит ли сил? Бабка Марфа не слишком-то надеялась на чудо.

Иванна стояла, навалившись на невидимую стену и вглядывалась туда, откуда должен был прийти Макс. За ее спиной происходили ужасные события, и девушка не могла себя заставить оглянуться назад, чтобы посмотреть, что сталось с ее бабушкой и всеми односельчанами. Люди, подобно мошкам, липнущим к стеклянным бокам банки, долбились в невидимые стены, некоторых уносило как мусор, подхваченный ветром. Иванна шептала как мантру имя Макса, затыкая уши ладонями, чтобы не слышать людских криков. К Иванне подобрался Некрас, он что-то кричал, в чем-то убеждал девушку, вытаращив испуганные глаза. Иванне было все равно, что он там кричит. Все ее внимание было сосредоточено на лесе, из которого должен был выйти Макс.

И он вышел. Увидев поляну с беспорядочно снующими в панике людьми, Макс остановился, принюхиваясь. Теперь, в новой жизни, для него это стало обычным ритуалом. Запах смертельного ужаса ворвался в его мозг, чуть не сбив с ног. Макс понял, что непоправимое произошло. И всем грозит неминуемая гибель. Но не это было самым страшным. Глаза Иванны, полные отчаяния. Они смотрели на него и видели огромного лохматого медведя, у которого из пасти текла слюна. Макс понимал, что вот так судьба снова рушит его планы, разделяя его с любимой. Все повторялось. Макс уже в который раз задавал себе вопрос: почему, за что он расплачивается вот уже столько жизней? Почему простое человеческое счастье обходит его стороной? Когда же, наконец, будет прорыв? Ответа не было.

Макс медленно пошел к Иванне, но натолкнулся на невидимую стену. Иванна обреченно села на снег, ее так же, как и всех остальных влекло к смертоносной воронке, из которой живым никто не возвращался. Сил у нее не оставалось, и она вот-вот должна была так же улететь вместе с остальными в огромную зияющую пасть смерча-убийцы. Иванна гладила рукой затвердевший воздух, как будто хотела попрощаться. Но Макс не готов был прощаться. Медведь взмахнул лапой, и невидимая преграда посыпалась как разбитое стекло. Звуки паникующей толпы вырвались из дыры снежным вихрем. Макс когтями подцепил Иванну за одежду и вытянул наружу из-под невидимого купола. На сантименты времени не оставалось, поэтому он подтолкнул ее подальше к лесу. Там было спасение. Следом за Иванной Макс вытянул и Некраса. Этот влюбленный парень поможет девушке выбраться из лесного плена и выведет ее к деревне. И это – главное.

Макс зашел внутрь и взмахом лапы залепил дыру, восстановив стену между ним и девушкой, не дав ей вернуться. Иванна колотила руками по невидимому стеклу, разделявшему их. Плакала и что-то кричала, но Макс ушел, даже не оглянувшись. Перешагивая через трупы, он двинулся прямо к смерчу. Тот, извиваясь, блуждал по равнине, постоянно меняя направление. Макс искал то, с чего все и началось. Алчущий. Где же ненавистный нож? Господи, кто его вообще придумал и создал? И почему все свалилось на его, Макса, голову? Жил, никого не трогал и вот оно, оказывается, предназначен был. Уж лучше бы он тогда отказался и не пошел на это трижды проклятое интервью с Козловым, никогда бы его не видел, и, возможно, Настя была бы жива…Его пригибало к земле, ветер трепал шерсть, норовил сбить с ног, снег забивался в уши, нос, глаза… В душе бурлила злость и отчаяние. Он прекрасно понимал, что не в тот раз, так в другой, но нож нашел бы его.

Смерч прошел совсем рядом, обдав холодом, и с неба на Макса упал пижонский Славкин ботинок. Вот Славка и дождался параллельного мира. Дурак. Жив ли, нет ли? Макс шел наощупь, без определенной цели. Из облака снежной пыли вынырнула машина старейшины и, кувыркаясь, полетела прямо на Макса. Он едва увернулся. Оглянувшись, Макс успел разглядеть мелькнувшее за лобовым стеклом лицо Макара. Лицо, изуродованное гримасой ужаса, мелькнуло и пропало. Машина прощально заскрежетала и ее сожрала воронка. Вот и попытка Макара сбежать тоже провалилась.

Макс брел по поляне, прислушиваясь к внутренним ощущениям, стараясь услышать зов Алчущего, но его постоянно отвлекало что-то темное и шевелящееся. Оно сидело в глубине души и не давало сосредоточиваться. Покалывало изнутри, как будто он объелся остроугольных камней. Макс без труда разгадал что это в нем просыпается сосед, которого так и не удалось изжить. Только не сейчас, не в данную минуту! Много сил уходило на то, чтобы доминировать над Лешим.

Вдруг он услышал свое имя. Это его окликнула бабка Марфа. Она не произносила слов, их попросту было бы не слышно из-за поднявшегося шума. Макс откликнулся на ее мысленный зов. Жрица. Вот, кто ему поможет.

– Как Ивушка? – спросила она просто, когда он приблизился. Слепая не видела того, что видели все – его новой внешней оболочки.

– Все в порядке. Она в безопасности. Некрас поможет ей.

– Ты стал сильным, мальчик, раз смог пройти через барьер. – Сказала она ласково. – Возвращайся назад. К ней. Вы спасетесь. А меня здесь оставь. – И вздохнула горестно: – Да разве ж я могла предположить, как оно все будет?..

– Я должен остаться, – твердо сказал Макс. – Помоги мне. Ты знаешь, что делать.

Бабка только покачала головой.

– Генка своей самоуверенностью нарушил равновесие между двумя мирами. Сдвинул плиты не умеючи, дурная башка… От людей больше помощи не будет. Лешего призываю. Если Леший, охранник ворот, сумеет устоять, и его защита выдержит, то этим все и закончится. Когда все выворотит и все помрут, конечно. А Леший не справится – ураган дальше пойдет. И не знаю, когда на нет сойдет. То ли только болота да город захватит, то ли полстраны снесет. Уходи, Максимушка.

– Приглядись ко мне внимательнее, – попросил он. – Что ты видишь?

Старуха замерла, словно принюхивалась. Она еле держалась на ногах под напором ветра, ее мотало, как тростиночку. Вдруг бельма на ее глазах покрылись сеточкой трещин, лопнули и осыпались. Белые крошки тут же подхватил вихрь. А на том месте, где были бельма, показались ясные голубые глаза. Морщины старухи начали с невероятно пугающей быстротой разглаживаться, волосы – от концов до корней – темнеть. Макс отшатнулся. За каких-то несколько секунд бабка стала на полвека моложе и до боли похожа на Иванну. Плечи ее расправились, груди округлились…

– Это ворота открылись, – сказала Марфа, увидев перед собой оторопевшего медведя. – Только открылись они неправильно. И попасть через них сейчас нельзя. И закрыть сложно.

– Сложно, но не невозможно? Алчущий – это ключ?

– Ключ. Но Генка убил им жреца. И… не хватит у тебя сил, Максимушка.

– Неужели ты не видишь?.. – поражался Макс. Как же она не разглядит в нем Лешего? Ведь тот так явственно стучит изнутри, срывая оковы человеческого разума. Марфа подошла к Максу почти вплотную. Макс неосознанно благоговейно опустился на колени.

– Знания, – сказала Марфа, и Макс кивнул, все понимая. – Будет немного больно.

– Ничего, я стерплю.

Жрица положила руки ему на закрытые веки. Резкая боль, как от электрического тока пронзила голову медведя. Через руки жрицы как по кабелю понесся бурлящий поток прямо в мозг. Многовековые традиции, опыт колдунов, слова, символы… Медведь скрипел зубами, впивался когтями в землю, лишь бы усидеть на месте, когда хотелось сбросить все с себя и убежать подальше от всепроникающей ужасной боли. И когда Максу показалось, что его голова вот-вот лопнет от обилия быстро мелькающих перед глазами образов и картинок, все успокоилось. Марфа отступила назад, и Макс увидел, что она стала как будто полупрозрачной. Налетел новый порыв и, почти невесомая, она была подхвачена ветром. Макс пытался спасти женщину, бежал следом, хватал лапами легкую как перышко, фигурку, но не сумел. В его лапах остался лишь кусок материи от бабкиного платья. И ее закрутил и унес вихрь.

Тут же почти сразу раздался громкий треск, как будто лопалась ткань. Это разрывалась под напором шквала защита, созданная Лешим. Так же как трещала шкура медведя. Два существа дрались из-за тела, и никто из них не хотел сдаваться. Что же делать? Убежать, пока есть возможность? И пусть их тут всех… А если защита не выдержит? А если… Да где же этот чертов нож!!!

Макс увидел на земле распростертое тело умирающего Гены. Ни в руках, ни возле ножа не было. Но что-то на груди Гены пульсировало, привлекая внимание. Острый и длинный, как изогнутая пика, коготь, зацепил ворот Гениной шубы, дернул, разорвал. На обнаженной груди показался позабытый всеми оберег. Медведь подцепил амулет к себе, разорвал веревку и захватил зубами. Тот легко лег в лапу, веревочка, словно змейка, обернулась вокруг медвежьего запястья и завязалась в узелок. Оберег признал хозяина. Запульсировал ярче, активнее. Макс слышал его как второе сердце. Теперь он был готов сражаться. Но тут забеспокоился Леший, проявляя себя с новой силой. Медведь кулем свалился на изрытую, как после бомбежки, землю и снова поднялся, но уже по чужой воле.

Что удивительно, Макс потерял контроль над телом, но не потерял сознания, как впервые. Он прекрасно отслеживал передвижения медведя. Тот несся по поляне, от тела к телу, наклонял голову, и как бы впивал угасающие человеческие энергетические потоки, а потом изрыгал ее из себя, направляя струей вокруг себя. Как на фотобумаге стали проявляться раньше незримые стены. Не брезговал Леший и случайно попавшей в круг белкой или мышью. Все, все шло на укрепление стен. Любая энергия была не лишней. Макс как завороженный наблюдал за лихорадочной работой Лешего. Материала было все меньше, а вихрь внутри купола не унимался. Пролитая кровь жреца, пусть уже утратившего свои силы, но все равно остававшегося священным, сыграла свою роковую роль. Вихрь не уймется, пока ворота не будут закрыты, или стены – сорваны. И только он может закрыть ворота. Не Леший, а он, Макс.

Видимо, Грушенькин подарок позволил ему не отключиться, быть Лешему достойным соперником. Но вот только пока они соперники – дело не пойдет. Сотрудничать надо. Как же заставить его действовать заодно? Как подружиться с кошкой или собакой – понятно. Ласково позвать, приманить едой, погладить. Но с Лешим ни одно из этих действий не пройдет. Лешего нельзя погладить. Но можно полюбить. Испокон веков к Лешему было однозначное отношение: страх и ненависть. И Леший прекрасно питался всеми этими чувствами и эмоциями. Но любви он никогда не знал. Бедное, одинокое существо. Оберег на запястье запульсировал чаще, и Макс понял, что взял правильное направление. Дав Лешему исполнять свои функции, Макс углубился внутрь себя. Маленький, беззащитный комочек, который трясет хвостиком, с мольбой заглядывает тебе в глаза. Барбос, Барбосушка! В груди потеплело. Так, храним это ощущение, приумножаем. Новые воспоминания. Настя. Она такая же нелепая, как и ее пес, волосы как сосульки, с них стекает дождевая вода. Оба – сырые и трясущиеся. Сами собой покатились слезы. И Макс улыбнулся. Впервые после смерти Насти при воспоминании о ней он не ощущал горечи. Была радость от того, что он когда-то знал ее, любил. Вот такой, с озорными глазами, с мятущейся душой, непредсказуемую… А теперь, стараясь не расплескать, переносим все ощущения на эгрегор. Леший такой, каким его придумал Создатель и он так же, как и всякая букашка на земле нуждается в любви. Готово!

На Лешего обрушилась мощная волна душевного тепла. Для него это было незнакомое чувство, оно обескураживало и вселяло панику. Оберег, как индикатор, бешено заморгал, металл буквально раскалился и обжигал кожу. Макс ощущал запах паленной шерсти. Леший – тоже. Завертелся волчком, упал на спину, замахал лапой, пытаясь содрать амулет. Но Макс уговаривал его успокоиться. Приручал, как животное. Потому что Леший – не человек, он неразумен. Призывать к его сознанию – бесполезно, никакая логика его не убедит. Лишь чувства, ласка и безоружные руки.

И постепенно Леший сдался. Он не уступил, но ослабил хватку. Теперь медведь выполнял приказы Макса. Это как виртуальный герой в игре. Ты водишь мышкой или стучишь на кейборде, а герой выполняет твои команды. И медведь пошел искать Алчущий. Нож был где-то рядом, Макс его чувствовал, но не мог определить где. Время неумолимо шло и Макс начал нервничать, как тогда, на мосту. «Не успеет, не успеет». И это сбивало. Нужно было успокоиться. Только холодный разум. Макс заставил свой мозг отключить ненужные эмоции.

Пройдя несколько шагов, он вдруг резко остановился – слабый тонкий звук Алчущего пролез в его голову. Тут же пришел образ чего-то темного и тесного, давящего со всех сторон. Макс наклонился и стал разгребать снег. Сначала, ничего не было видно, снег, местами полностью сметенный до замерзшей земли, стал темным и покрылся не то сажей, не то пылью. Но вот показалась знакомая ручка, можно было даже рассмотреть выгравированные на ней знаки. Медведь еще быстрее заработал лапами, разрывая снег и, наконец-то Алчущий снова обрел своего хозяина. Медведь взял его в лапы осторожно, как берут ребенка, и пошел навстречу смерчу.

Он стоял, одинокий герой, и видел, как истончались стены, чувствовал, как Леший из последних сил сдерживает напор искусственно созданной стихии. Перехватил в полете птицу и отправил малым потоком залатать дыру. Вокруг уже почти не оставалось людей. Человеческие крики стихли, зато усилилось завывание ветра. Воронка на вид стала как будто бы шире, темнее. И скорость ее увеличилась. Она была похожа на веретено, упирающееся острым концом в землю. Макс встал спиной к самому высокому камню, взмахнул ножом, нарисовал знаки, прокричал пришедшие в голову заклинания. Вихрь среагировал как живой – кинулся на Макса. Спасаться было бесполезно. И не успел бы. Вихрь лизнул ему морду, сделал поворот, чтобы забрать с собой навечно. Макс зажмурил глаза, обернулся к камню и вложил лапу в углубление в виде ладони. Ноги Макса, как будто опутанные тысячами маленьких корней, моментально вросли в землю, и вырвать его мог разве что ядерный взрыв. Макс продолжал рисовать Алчущим знаки, и Леший не мешал ему, только безмолвно наблюдал изнутри, как будто одобряя.

Постепенно вихрь стал утихать. Максу казалось, что это длилось бесконечно долго. На самом деле, все произошло быстро. Воронка истончилась, стала едва видимой, и даже не ушла в землю, как ожидал Макс, а испарилась. Едва видимые, до того тонкие, стены Лешего тут же обрушились, издавая звон разбитого хрусталя. Макс упал на землю от изнеможения. И долго еще лежал, глядя в небо. Бездумно, бессмысленно, безразлично.

Стояла тишина. Приятная, мягкая, убаюкивающая. Как будто и не было никакого вихря и никакой Гена не пытался нарушить ход судьбы. Но нет. Изрытая земля, как после бомбежки, сломанные деревья, беспорядочно разбросанные машины и люди, все это напоминало о том, что недавно здесь прошлась смертоносная стихия. В радиусе пятисот метров весь этот хаос неожиданно обрывался. Четко, как по очерченной линии. За чертой никого не было. Только на ветке одиноко болталась голубая лента. Макс понюхал ее, хотя и без того понял, что это ее лента, Иванны. Она как флажок развевалась на ветру, ее последний привет любимому. У Макса отлегло от сердца – она ушла, она в безопасности. Она все сделала так, как надо. Макс подцепил ленту. Это удалось не сразу. Он все еще не мог привыкнуть к тому, что у него теперь не человеческие руки, а звериные лапы.

Но есть еще последнее, что он обязан сделать. Макс положил на смерзшуюся землю нож, зашептал заклинания. Нож полежал-полежал и начал медленно погружаться в землю. То же когда-то давно сделала его мать. Теперь Алчущий будет в безопасности, никто не сможет достать его из этого укромного места. Пока не наступит нужный момент. Пока не придет его сын, настоящий Проводник. Именно его видел Макс, лежа пленником в каморке. Его, а не себя.

Макс сел на пригорок, подставляя шкуру под лучи стремящегося к закату солнца. Как же тут, все-таки, красиво. В болотах есть своя прелесть. Прокричала какая-то зимующая птица (орнитолог сказал бы – какая), что-то ухнуло в стороне. Макс встряхнулся и медленно пошел в лес, уводя с собой присмиревшего соседа. Он сделал свое дело. Ему больше незачем здесь оставаться. Может быть, он еще успеет залечь в берлогу. Все может быть.