Глава 1

– Мя-я-я-у-у-у!!! – заорал я в попытке всех разбудить.

Все тщетно, они упорно стремились войти в воду, и не для того, чтобы умыться. На мои глаза попалась лягушка, сидевшая у стены, и машущая каким-то корешком в такт движений потенциальных утопленников. Своими движениями она походила на дирижера Карлоса Клайбера, только музыки не слышно, и танцоры вот-вот прекратят шоу, скрывшись под водой.

Друзей нужно спасать, и я ринулся на земноводное существо. Коварная тварь изящным пируэтом ушла с линии атаки и, когда я пролетал мимо, добавила задней лапой прямо под распушенный хвост.

Мя-я-я-у-у!! До чего же обидно!!!

Затормозил четырьмя лапами и резко развернулся, как раз вовремя, чтобы наткнуться на ехидную ухмылку бородавчатой особы. Я снова предпринял попытку наказать наглое склизкое создание. Лягушка отбросила в сторону свой корешок, и мои спутники остановились, но так и не проснулись.

Нужно будет в следующий раз выставлять часового!

Хорошие мысли всегда приходят только после случившегося.

А лягушка тем временем сместилась влево и встала спиной к черному водоему. Я подобрался и приник к земле, готовясь заключить в ласковые объятия пучеглазого врага.

Лягушка поднялась на задние лапы, а передними поманила меня, приглашая сделать еще рывок. Брюс Ли животного мира!

Такого безобразия я не стерпел и, как только её лапы слегка закрыли глаза, коршуном кинулся на квакшу. Зеленокожая зараза не собиралась падать на колени и молитвенно стенать, прося оставить ей жизнь. Вместо этого она упала на спину, уперлась ногами в мой живот и придала дополнительное ускорение.

Здравствуй, черная водичка!!!

Мя-я-я-у-у-у!!!

С оглушительным ревом я плюхнулся в озерцо, подняв тучу брызг. В этой унизительной для меня ситуации был только один плюс – вода попала на Павла с Татиной, и те очнулись от зачарованного сна.

Павел потом долго со смехом вспоминал открывшуюся его взору картину, про Татину я вообще молчу. Они увидели меня, мокрого, по горло в черной жиже, увидели лягушку, ходившую взад-вперед по берегу и демонстрирующую свои напряженные лапки, как доморощенный бодибилдер на соревнованиях. Я, конечно, мог вылезти и снова напасть на злобную лягуху, но предпочел оставить её на Пашкино усмотрение – он и старше и больше в размерах.

Павел же поступил весьма примитивно. Нужно было сразу ботнуть квакшу по башке, а уже потом узнавать, что да как. Но этот чудак просто схватил лягушку за лапку и поднес к лицу, чтобы лучше рассмотреть. Татина, проявив интерес к этой разбойнице, тоже подошла ближе. И вот тут уже пришла моя очередь наслаждаться зрелищем и запоминать малейшие детали происходящего, дабы парировать их будущие насмешки.

– Надеюсь ты не будешь её целовать? Я не разбираюсь в полах, но, кажется, это самец! – проворковала Татина.

– Может, тогда ты чмокнешь его от души? Он превратится в прекрасного принца и забабахает тебя принцессой! А в саду, под окном замка, будет стоять ваш табор, – не остался в долгу Павел.

Лягушка сначала активно качала головой и квакала, отказываясь целоваться с кем-либо. Когда же Татина в шутку сделала губки куриной гузкой, то коварное создание притворилось, что лишилось чувств. Павел даже поболтал её в воздухе, безрезультатно. Но когда Павел и Татина приблизили свои лица к неподвижной разбойнице, она тут же очнулась и в шпагате, сделавшем честь каратисту наичернейшего пояса, резво настукала моим спутникам по любопытным носам.

Лошади покатывались со смеху, наблюдая озадаченные физиономии юных натуралистов. Даже я, невзирая на бедственность положения, прыснул от подкатившего хохота, за что и поплатился, с головой уйдя под воду. Вода не холодная, но какая-то маслянистая и тягучая. Я потом долго избавлялся от странного блеска на шерсти.

– Ох, и ё-моё! – Павел от неожиданности выпустил квакушу, она шлепнулась на песок и перекатилась на безопасное расстояние.

Я тем временем выбрался на берег и начал вылизывать свою шерсть, наблюдая краем глаза за действиями боевой лягушки. А она отпрыгнула к своему корешку и цапнула его. Однако, когда корешок опять начал вращаться в воздухе подобно лопасти вентилятора, он уже не смог никого загипнотизировать. Лягушка пару минут показывала пародию на шаолиньского монаха, но видя, что её усилия ни к чему хорошему не приводят, отбросила корешок и устало уселась на камушек.

Ей бы ещё папиросу в зубы – представила бы картину: уставший защитник территории после атаки врагов. Отбился.

Павел стер с лица слизь, оставленную лапками маленького агрессора, и уставился на него, думая – как поступить дальше. Немало поспособствовала его мыслительному процессу наша языкастая егоза, внеся предложение сварить данное существо.

Нужно было видеть, как увеличились огромные глаза лягушки, когда она услышала слова Татины. Они почти вылезли из орбит, и зеленушке пришлось придержать их лапками. А когда увидела, с каким неподдельным интересом смотрел Павел, то для удержания глаз пришлось задействовать и задние конечности. В позе свернувшегося ежика она застыла на пару минут.

– Татина, тыкни её палочкой, а то вдруг лягуху кондрашка хватила. Тогда нужно будет выбросить, чтобы не воняла. Или же в самом деле сварить, – проговорил Павел.

После такого предложения лягушка так активно замотала головой, что скользкие лапки разметались в стороны, и она плашмя рухнула на пол. Как только её нижняя челюсть коснулась пола, сверкнула яркая вспышка, и лягушку заволокло клубами дыма. Такие спецэффекты я видел на представлениях фокусников, когда им нужно потихоньку слинять со сцены, унося с собой взятые часы и бумажники.

Но тут все наоборот. Когда дымовая завеса немного рассеялась, появился дедок, одетый в зеленую хламиду, со встопорщенной бородой и выпученными глазами. Морщинки бегали по всему лицу, огибали несколько бородавок и заканчивали свой путь в заброшенных на спину седых волосах. Он пытался заговорить, но из горла вылетело лишь противное кваканье. Тогда, тщательно откашлявшись и огладив немного бороду, он предпринял новую попытку.

– Не парень меня тогда целовал, а симпатичная девушка! Я это сделал в романтическом настроении, хотелось, наконец, остепениться и зажить оседлой жизнью. Вот и пустил слух, специально для её ушей, что в пруду живет зачарованный принц и снять заклятие сможет лишь прекрасная девушка. Она долго не решалась, мяла меня в руках, чуть не оторвала лапу, но, все же зажмурившись, чмокнула и начала отплевываться. Потом правда мы немного поболтали, но, так как она оказалась набитой дурой, я не стал развивать дальнейшие отношения, а обратно превратился в лягушку и ушел в пучину. А из мести к коварному мужскому полу она и переиначила историю, с тех пор мне пришлось срочно изучать боевые искусства. Знали бы вы, как много дурачков по первому времени меня мусолили, прежде чем я научился давать сдачи! – проговорил старичок.

Все сперва почтительно внимали ему, оглядываясь по сторонам, в поисках пропавшей лягушки. Затем уже заинтересованно дослушивали, боясь перебить словоизлияния старика.

– Ну, чего вы приперлись и нарушили мой благословенный покой? – старичок почесал далеко выдающийся нос.

– Мы ищем отшельника Кана. По всей видимости, это вы и есть? – спросил Павел.

– Ну, вы меня нашли, на этом ваше путешествие закончено. Теперь вы можете удалиться и оставить меня размышлять о судьбах мира! – старичок повернулся и отправился к водоему, намереваясь скрыться в его глубинах.

– Постойте! Мы к вам с приветом от старой Зары. Она сказала, что вы сможете нам помочь! – Павел выложил свой единственный козырь.

Старичок остановился, поднял хламиду и носком босой ступни попробовал воду. Скорее всего, проба его неудовлетворила, и он повернулся к нам.

– Старая Зара, ты сказал? А почему ты произнес это имя без должного пиетета? Или у вас с ней что-то было? – лицо старичка начало наливаться красной краской гнева и возмущения.

Вспомнив цыганку и представив Павла рядом с ней, я задохнулся от смеха. Татина не отставала от меня. Даже ржание лошадей прогремело под сводами пещеры. Павел онемел от такого предположения и секунд двадцать пытался выдавить хоть слово в свою защиту. Когда же ему это не удалось, он просто отрицательно помотал головой. В разговор вступила Татина, как знакомая Зары и умеющая разговаривать с мужчинами.

– Нет, у этого неопытного парня ничего не было, да и не могло быть с той, которая часто во сне шептала имя: «Кан». Она до сих пор одна. Частенько её взгляд становится задумчивым, когда она смотрит в сторону Ледяных гор. Так что напрасно вы думаете, что молодые и симпатичные могут заменить вас, опытного и деликатного, как в речах, так и в любви, – Татина состроила влюбленную рожицу.

Старичок от этих слов приосанился и снисходительно взглянул на Павла. Павел же услышал в речи Татины положительные высказывания о себе и слегка зарделся от удовольствия. Странно, что Татина смогла обоих поддеть, но от этого они только рады.

Как же интересно наблюдать за манипуляциями самок над самцами. Сказала пару комплиментов, состроила восхищенные глазки и все – можешь забирать в упаковке. А еще говорят, что мужчины управляют миром. Бред, просто женщины позволяют им так думать. Может, и мои кошки делали то же самое? Нет, не замечал. Хотя и эти два самца ничего не заметили…

– Да уж, сейчас мужчины не умеют галантно ухаживать, красиво себя преподносить и вести интересные беседы. Наоборот, деградируют и возвращаются к истокам истории, когда удар дубинкой по голове заменял букет цветов. Не будем об этом, а то я могу долго говорить на тему: «Не та сейчас молодежь пошла», а это первый признак приближающейся старости! – старичок молодцевато прищелкнул пятками, не знаю, как это у него получилось, но звук был громкий и сухой. Я даже попытался заглянуть под его спускающееся до земли одеяние, в надежде увидеть там выросшие копыта, но у меня ничего не получилось.

– Так вы поможете нам? – спросил Павел.

– Ну, только если в память о моей давней любви. Эх! Сейчас она должно быть в самом соку! – отшельник мечтательно закатил глазки и причмокнул языком. – У тебя точно ничего с ней не было? А то смотри, заставлю в пруду утопиться, как остальных непрошеных гостей!

От этих слов мой язык, которым недавно вылизывал шерстку, сам собой вывалился, и я активно начал очищать его лапами и отплевываться. Предупреждать же надо! Павел с Татиной удивленно переглянулись.

 

Глава 2

– Так вы недавно хотели нас утопить? И это ваше хваленая галантность и красивое ухаживание? – начала заводиться Татина.

– Девочка, время сейчас такое – сперва пытаются обезвредить, а после узнать, с какой целью приходил. Вы уж не обессудьте, но последнее время ко мне все больше заглядывают какие-то люди с песьими шлемами на головах.

– И к вам тоже? – ахнула Татина.

– Сначала они просили меня принять участие в их войне за всеобщее объединение государств. Я из человеколюбия поначалу выкидывал их из пещеры. Но они настырны и недалеки умом, и продолжали донимать меня своими уговорами и угрозами. Поэтому я и начал заводить гостей по горло в воду, а после будить их и узнавать причину посещения. В итоге меня все же оставили в покое. Вы первые, кто избежал этой участи, и за это вы должны быть благодарны своему питомцу!

Тут уж настала моя очередь приосаниться и поднять хвост трубой. Но вспомнив, какое жалкое зрелище представляет моя еще не высохшая гордость, сразу же опустил его, зато поднял сухие уши. По этим ушам и провела ласковой рукой Татина, хотя я и не сторонник телячьей нежности, но тут меня что-то расслабило.

«Павел, помни мою сознательность – он ведь вас и утопить мог. Да если бы не я… да он такой был.. и еще подножку мне…» – захлебнулся я от нахлынувших мыслей.

Наконец-то и меня смогли похвалить и оценить. Как же мало для счастья нужно, всего лишь несколько добрых слов и немного ласки.

– Так все же, чего вы ко мне приперлись? А то все ходите вокруг да около, а истинную причину назвать стесняетесь! – вопросительно вздернул бороду отшельник.

– Да и в самом деле, заговорились мы что-то. Старая Зара сказала, что вы можете помочь нам найти Кристана и Кирию. Мы на протяжении всего пути спрашивали о них у встречных, но никто ничего не знает. Одна надежда на вашу мудрость и великие познания, – и Татина улыбнулась вздернутой бородке.

Видела бы она, как передернулся Павел от её слов. Однако результат превзошел все ожидания – старичок растекся от похвалы. Скорее всего, он раньше был ужасно популярен, поэтому его сейчас так расперло. Да и долгое одиночество мало способствует повышению самооценки, а тут Татина взглядами и льстивой речью довела его до прежнего уровня мудреца и любимца женщин.

От беззубой улыбки стало всем светлей.

– Что ж, я могу вам помочь в этом деле. Про Кирию ничего не скажу, даже слова такого не знаю, но вот Кристана помогу найти. Последний раз до меня дошел слух, что он находится в Башне Безмолвия, а зная его темперамент и нетерпимость к нынешней власти, могу спокойно утверждать, что он сейчас находится там же. Если его ещё не укоротили на одну пятую, – Кан подошел к стене и стал собирать травы и корешки.

Даже рыбу не забыл прихватить в дорогу, лукаво блеснув на меня левым глазом.

Внимание! Получена новая информация о местоположении Кристана.

Квест обновлен – нужно найти Башню Безмолвия.

– Покажете нам эту самую Башню? – спросил Павел.

– Я отправляюсь с вами! Пора немного размять ноги, а то засиделся на одном месте, скоро пролежни появятся. Не смейте протестовать, все равно без меня вам не справиться! – безапелляционно заявил отшельник, когда все нужные травы улеглись в холщовую суму.

Связку с рыбой он повесил на грудь, под полы одеяния. Я проводил ее тоскливым взглядом и только горько вздохнул. Да-а, не скоро смогу увидеть эту прелесть, а уж тем более попробовать.

Меж тем далекое отверстие в потолке посветлело, обозначая наступление утра. Отшельник было направился к водоему, когда просьба Татины о завтраке остановила его. Немного подумав, он согласился, что нормально поесть удастся не скоро. Когда я подошел к нему, в надежде на получение десерта в виде рыбы (да-да, я набрался наглости), он лишь подмигнул мне и на глазах превратил свою руку в лягушачью лапку. Этого было достаточно, чтобы я все понял и отошел к своим за порцией надоевшего мяса и хлеба.

– Пока вы насыщаете свои бездонные желудки, я расскажу, как нам выйти отсюда. Вход у меня открывается лишь раз в сутки, до его открытия еще ждать и ждать, поэтому мы выйдем другим путем. Вам нужно войти в воду по левому краю озера, там выступ и воды по колено. Затем, около выпирающего из стены камня, выступ обрывается, и вы по желобу переместитесь за стену пещеры. Это произойдет быстро, вы даже нахлебаться не успеете, тем более что пить эту воду по понятным причинам я вам не советую. Хотя рачки съели всех моих нежданных гостей, но память о них осталась в структуре воды. Может отразиться поносом и другими удовольствиями! – хохотнул отшельник, ни мало не раскаивающийся в утоплении рыцарей. – Ваших коней придется усыпить и быстро провести под водой, иначе из-за них может возникнуть задержка.

Представители конского племени сразу отрицательно замотали головами, не желая пропускать ни одной секунды путешествия. Бегунок начал гневно раздувать ноздри, выказывая тем самым негативное отношение к предложению отшельника. Старичок лишь пожал плечами и вынул из заплечной сумки какую-то фиолетовую травку, показав на точно такие же стебли в уменьшившейся копне, которую потребляли лошади.

– Это сонная трава. После нее человек и лошадь погружаются в сон и становятся беспомощными куклами в руках того, кто знает, как ими управлять. Такую же травку съели и вы при вчерашнем ужине, я сумел вам ее подбросить в котел при готовке. Но каким-то чудом котик сумел избежать вашей общей участи быть искупанным в водоеме. Хотя, по связке рыбы, я могу догадаться, как он это сделал! – на последних словах Кан взмахнул рукой, прошептал какое-то заклинание (что-то вроде «груши мохнатые»), и остановил подходящего Бегунка.

Как раз вовремя, поскольку наш боевой четвероногий товарищ нацелился оттяпать старческое ухо, несмотря на преклонный возраст и благородные седины. Бегунок застыл с открытой пастью и стеклянными глазами, немного поодаль в похожей позе замерла и лошадь Татины.

Ну, уж раз так для дела нужно, то ладно. Но до сих пор я представляю себе такую картину маслом: я подсыпаю эту травку соседке Катрин, а она меня в течение месяца кормит отборной рыбой и сметаной. Жаль не удалось стянуть травы у отшельника, да и заклинание я произнести бы не смог.

Но помечтать-то я мог!!!

– Ничего с ними не случится, и нечего так на меня таращиться! Они и в самом деле могли ненароком испугаться и забить собой проход, а нам потом что делать? Ждать, пока рачки и это тело скушают или пойти обратно в ту сторону, где раздаются взрывы от молний? Хотя мне кажется, от них вы и уходите! – Кан усмехнулся в бороду.

А этот старичок ох как не прост. И молнии-то он увидел и травку нам подбросить успел, хотел даже искупать и может в лягуху превращаться. Действительно, как шпиону и диверсанту ему цены не было. Павел и Татина только сглотнули, видимо подумав о том же самом, что и я, и согласно мотнули головой.

– Вот и ладушки, заканчивайте с завтраком и складывайте свои пожитки в сумки, нам пора отправляться. Кстати, мальчик, тебе лучше взять кота на руки, а то он может захлебнуться, и потом будет вонять всю дорогу, – с ехидной улыбкой проговорил старец. Интересно, они с Татиной не родственники?

Оскорблено фыркнув, я, тем не менее, подошел к Павлу и потерся об его ногу, чтобы он осознал – какой чести удостаивается. Павел удивленно посмотрел на меня сверху вниз: «Кешка, что с тобой – воспаление ласковости приключилось? Сам подходишь ластиться, позволяешь другим себя гладить. Ты не заболел случайно?».

Эх, Павел, Павел, ничего я тебе тогда не ответил, лишь вспрыгнул на руки и прижался к груди. Хотел еще заурчать как маленький паровоз, но сдержался – Татина или новый, не менее остроумный, товарищ замучили бы потом своими глупыми комментариями. А у меня просто ностальгия неожиданно остро прорезалась, вот и захотелось людского тепла и ласки. Да и в сумке тонуть тоже как-то было не с руки, ведь я еще так мало сделал в этой жизни.

Всё-всё-всё, я успокоился, но с рук не слезу! Давай, иди, отшельник, я следом за тобой на Пашкиных руках!

Кан послушал мое мяуканье, взглядом предложил Павлу засунуть в меня фиолетовую травку, но мой друг лишь помотал головой.

– У него нервы не выдержали немного, но сейчас он взял себя в лапы и готов к водному переходу. Все же он кот и нелюбовь к воде у него в крови, – объяснил присутствующим Павел.

Все покивали и двинулись к тому краю, на который указал нам Кан. Лошади, не торопясь, брели за нами. Отшельник первый подал нам пример, войдя в воду и показав самое глубокое место – там ему было по колено. Затем он немного подвинулся в сторону, пропуская Павла и Татину, которые с некоторым подозрением шли по выступу, ежесекундно обшаривали дно ногой, прежде чем сделать следующий шаг.

Я обреченно вглядывался в черную матовую поверхность, в которую должен буду вскоре погрузиться. Может, лучше было бы тоже пожевать эту травку и потом, подобно зомбированным коням, пофигистически пройти это испытание?

Кан вернулся на берег и что-то там мудрил с костром и подвешенным над ним котелком, бросая в него разные травки, немного картошки и даже оторвал от своей связки пару рыбешек. Я попросил Павла спустить меня на землю, дабы разузнать, чем это таким там занимается отшельник, (если повезет то и попробовать). Павел категорически отказался, сославшись на то, что если бы старик захотел поесть, то позавтракал бы с нами. Этим и пришлось утешиться.

Ну а отшельник, закончив колдовать над котелком, оставил его кипеть и поспешил к нам. Вслед ему понесся упоительный запах ухи, и я готов был отдать все на свете, лишь бы мне позволили снять пробу с этого чудесного блюда. Увы, моим мечтам не суждено было сбыться. Отшельник махнул рукой Павлу, приглашая того погрузиться в воду.

Павел вздохнул, посмотрел на Татину и, покрепче прижав меня к себе, прыгнул в жидкую темноту. Уже в прыжке я набрал в грудь как можно больше воздуха и что есть силы зажмурился, вцепившись когтями в потрепанную Пашкину джинсовку. Темные воды с утробным хрюканьем сомкнулись над нами, и наступила тишина. Только чувствовались Пашкины движения, разгребающие воду и толкающие нас вперед.

 

Глава 3

Все-таки мы выбрались! Здравствуй, милое солнце!

Не скажу, что это было легко и просто, мне пришлось всаживать в Павла когти, чтобы он не уснул и не захлебнулся по дороге. Нет, он, конечно, потом утверждал, что это я сделал от испуга и страха потеряться в глубине, но уж мне-то лучше знать.

Так вот, мы вынырнули на другой стороне горы, в которую вошли через плавающий вход. То есть пронизали её насквозь, сам удивляюсь до сих пор, как мы смогли это сделать, ведь она была довольно-таки крупных размеров, а прошли мы всего-то ничего. Хотя, если учесть, что Павел поскользнулся в переходе, и мы секунд десять летели куда-то в неизвестность, то вполне может быть, что это и послужило столь быстрому форсированию горы.

– Ква! – первый звук на поверхности.

Нас встретило яркое солнце, чистое небо, заросший ряской пруд и три здоровенные жабы на берегу, которые выпучили огромные глазищи, стоило нам только показаться на поверхности. Вот к ним мы и направились, поскольку в другом месте вылезти было невозможно, так как этот прудик с трех сторон окружали отвесные скалы.

Жабы опасливо попятились от нас, одна, кажется, даже перекрестилась, но не берусь утверждать точно. Может быть, это показалось от недостатка кислорода.

Следом за нами вынырнула самая прекрасная и замечательная (по мнению Пашки, конечно) девушка на свете. Вся в ряске и тине, чумазая как грязь. Уж если она была похожа на русалочку трехнедельного запоя, то какими же должны выглядеть мы – первопроходцы?

Я боялся поднять взгляд на Павла, и прокручивал в голове его образ до погружения, однако не выдержал и все же посмотрел. Что же вполне прилично для новомодного праздника Хэллоуин, да и жабы нас испугались. Хотя, судя по их возрасту и размерам, они многое успели на своем веку увидеть, и мало что их может удивить.

Если вы сможете представить себе утопленника в самой крайней фазе разложения, пролежавшего невесть сколько времени в сточной канаве химического завода, то примерно можно понять, как выглядел Павел. Про свою загубленную шерсть и поникшие усы, к которым пристала ряска, я тактично промолчу.

– Прекрасно выглядишь, Павел, наконец-то вода смогла смыть с тебя налет цивилизации и обнажить твою естественную натуру! – что ж, по крайней мере вредность у Татины осталась прежней и вода не смогла ее разбавить.

– Ну а ты осталась прежней, даже еще красивее стала, хотя это и кажется невозможным! – на выручку Павлу вынырнул отшельник, тоже выглядевший как номинант на лучшую роль в фильме ужасов.

Следом за ним показались лошадиные головы, и мы вынуждены были выбираться на берег, так как места в прудике катастрофически не хватало.

Жабы сплюнули при виде нашей процессии и от греха подальше упрыгали в близлежащие кусты. Отшельник проводил их взглядом и судорожно сглотнул, но потом опомнился и помог лошадям выбираться на берег.

– Вот теперь попрошу вас немного подождать, пока я закончу одно небольшое дельце. Вы пока сможете умыться вон в том ручейке! – с этими словами Кан махнул рукой влево и нырнул обратно в прудик.

– Чур, я первая и за мной не подсматривать! – скомандовала Татина и умчалась в кусты, откуда доносилось журчание ручья.

Мы отвернулись и глядели на то, как солнце своими лучами раскрашивает окружающую нас природу. А солнце уже пробежалось по заснеженным вершинам гор, и теперь опускало теплые лучи на редкие деревья и кусты, которые поднимали и тянули ветви. Попутно оно обогревало и холодные камни, лежащие веками и хранящими в себе множество историй и легенд. Ой, что-то меня на лирику потянуло, а солнышко тем временем дотянулось и до нас, высушивало корку грязи и превращало её в твердый налет.

«Что-то долго там Татина моется, уж не случилось ли чего? Может, ей там помощь нужна?» – начал волноваться Павел. Оно и понятно – прошло каких-то пять минут, а без любимого существа они кажутся вечностью.

«Павел, а ты пойди и посмотри, заодно снова огребешь по первое число и потом будешь два дня извиняться. Может легче её окликнуть?» – внес более разумное предложение ваш покорный слуга.

Павел внял моему совету и несмело окликнул Татину, та не отозвалась. Я не успел поблагодарить богов за это, когда он громче выкрикнул ее имя, в ответ снова прозвучала тишина. И уже когда Павел захотел при помощи имени возлюбленной вызвать обвал в горах и сход нескольких лавин, издалека до нас донесся слабый голос Татины.

Конечно же, мы бросились на помощь, не бросать же девчонку одну, хотя и вредности в ней хватало на семерых. Раздвинув кусты, среди которых протекал довольно таки бурный ручей, мы обнаружили один сапог Татины. Второго сапога, как и её самой, по близости не наблюдалось. Крик Татины снова прозвучал вдалеке, но уже более явственно, чем в первый раз и мы кинулись вниз по ручью.

Ручей расширился за счет впадения в него других ручейков и образовывал уже горную речку, со своими перекатами и порогами. Мы неслись, перепрыгивая через ручейки и иногда поскальзываясь на мокрых камнях. Голос Татины звучал гораздо ближе, но слышался среди какого-то непрерывного шума. Словно она работала в огромном ткацком цеху, где непрерывно шла работа по сдаче плана за пятилетку в один день.

Выскочив из-за поворота, мы увидели и нашу мокрую спутницу. Она зацепилась поясом за ветку дерева и весело пыталась утонуть. В десяти метрах от нее шумел водопад, вначале принятый мною за ткацкое производство. Ветка, которая дала Татине временное пристанище, опасно гнулась и трещала, обещая в скором времени составить компанию  девушке по скоростному спуску в воде.

Павел, светлая его голова, не мог ничего придумать лучше, чем предложить мне прыгнуть на помощь Тане, а потом бы он вытащил нас за мой хвост. Мне пришлось отбежать на некоторое расстояние и предложить в свою очередь ему разбежаться и удариться головой о камень, чтобы тот смог передать ему часть своей вековой мудрости. Затем я хотел добавить несколько нелестных эпитетов по поводу его поведения, но за меня это сделала Татина.

– Если вы сейчас же… буль-буль.. не вытащите.. буль-буль.. меня, то я вам потом.. буль-буль.. долго снится бу.. буль-буль.. Разгильдяи… буль.. трусы… буль-буль помоги-и-и – на этом её речь закончилась, так как ветка все же выполнила свое обещание и сломалась.

Я оторопело смотрел как девушку несло к краю обрыва. Тут уж не сплоховал мой друг Павел. На меня нанесло холодом и он, пропав из того места, где стоял, появился рядом с Татиной. И уже в падении, оглушенный визгом радующейся спасению девушки, смог-таки повернуть лучик и вновь появиться на твердой земле с все еще орущей Татиной на руках. Та еще повизжала для порядка секунд двадцать и потом открыла глаза.

Улыбающийся Павел подмигнул ей и, как в лучших мелодрамах, потянулся губами к спасенному объекту своих мечтаний. За что немедленно был наказан полновесной плюхой.

– Почему так долго спасал? И куда ты тянешься губешками немытыми, ловелас испачканный? Сначала толкаешь в спину, а затем пытаешься из себя героя строить? – Татина спрыгнула с Пашкиных рук и пошла вверх по течению, даже не поблагодарив за спасение.

Надо было видеть Пашкино лицо, такого краха своих стремлений он не ожидал. Я даже подошел и погладил его по ноге, так уж жалко парня стало. Ну почему всегда нормальные парни влюбляются вот в таких стервозин? Сколько у меня похожих ситуаций было, не пересчитать, может поэтому я и стал настолько циничен?

«Плюнь, Павел, она не достойна твоих переживаний! Ну, подумаешь, что умница и красавица, да мало ли таких на свете живет? Давай лучше возвращаться к лошадям, да и помыться по дороге не мешает!» – как мог я старался утешить Павла.

«Кешка, значит, врут все в фильмах про мушкетеров и гардемаринов? Не так уж и жаждет спасенная поцелуя от спасителя!» – горько отозвался Павел в ответ.

Затем действительно плюнув, но не на Татину, а на землю, Павел побрел к тому месту, где мы оставили лошадей. Но все же перед этим мы решили ополоснуться там же, где и Татина.

Павел прямо в одежде прыгнул в ручеек и давай там плескаться и разводить мутные волны. Я же встал под ручеек чуть выше и, содрогаясь от холода, терпеливо ждал, пока вода смоет с меня всю накопившуюся грязь. Заодно увидел причину, по которой Татина отправилась в свое водное путешествие.

Три огромных жабы, которых мы имели счастье наблюдать при появлении с этой стороны горы, подкрались к Павлу со спины и вознамерились прыгнуть на него. Я заинтересованно уставился, забыв даже предупредить Павла о грозящей ему опасности.

Боевую лягушку я уже видел в действии, интересно – какие же приемы будут у боевых жаб. Оказалось, что ничего интересного, и все свелось до тривиального, но очень сильного толчка в спину. Могучие задние лапы (мечта француза) напряглись и выбросили вперед тяжелые тела со скоростью пушечных ядер. В этот момент Павел нагнулся, чтобы набрать в пригоршни воды, три снаряда пронеслись у него над головой и шлепнулись дальше по течению. Падение так их деморализовало, что они позволили потоку увлечь их с собой, и спустя некоторое время громогласное «Ква» возвестило о конце их пути.

«Кешка, ты видел тоже, что и я? То есть трех жаб, прыгнувших на спину?» – уточнил мой удивленный друг.

«Павел, а может это были зачарованные принцессы, утомившиеся ждать, пока их кто-то поцелует и решившие взять инициативу в свои лапы? Может быть, у них ты бы обрел то, что не смог получить от неблагодарной Татины. Скорее всего, от их нападения и пострадала наша едва не утопшая язва!» – сделал я свои предположения.

«Пойдем и спросим у неё самой! А то как-то неудобно получается – она думает, что это я её столкнул» – Павел пошел на место нашей стоянки.

Там уже стояла сердитая Татина, все ещё спящие кони и ухмыляющийся Кан. Татина сразу же обличающе показала на Павла, Кан заулыбался еще шире.

– Коварный ловелас хотел воспользоваться моей беспомощностью и обмусолить своими испачканными губами. Да еще и хотел все обставить так, что это он меня спас, хотя сам и толкнул в речку! – возмущалась Татина.

– Ребята, вы ничего не видели, пока умывались? – поинтересовался отшельник.

Павел рассказал о происшествии с жабами, Татина лишь фыркала на его высказывания. Кан же просто катался по земле от хохота.

– Татина, он действительно спас тебя от трех сестер, которые от своей злобы превратились в жаб. Они и по сей день живут возле ручья, где когда-то стоял их дом. Давным-давно они были прекрасны и умны, но лютая злоба наполняла их сердца черной тьмой. Они заманивали одиноких путников к себе, ночью убивали их и забирали скудные средства и драгоценности. Это продолжалось очень долго, пока в эти места не забрел Корень. Сестры не знали, кто перед ними и решили сделать все как обычно. Им ничего не удалось и Корень вознаградил их вечной жизнью возле этого самого источника в обличье жаб, до той поры, пока их не пожалеет одинокий путник. Но они не смогли пересилить себя и с тех пор нападают на путников, сталкивают их со смертельного водопада, а затем спускаются и по привычке обирают трупы, – Кан закончил свой рассказ и раздавил под носами у лошадей какие-то красные цветочки, пробудив тех от зачарованного сна.

Бегунок сразу же оскалился на отшельника, но удивленно осмотревшись вокруг, опустил голову на Пашкино плечо и горестно вздохнул. Понимаю его – никому не нравится, когда им руководят даже без возможности внести свои коррективы в происходящие действия. Лошадь Татины просто флегматично посмотрела вокруг и принялась выдергивать редкие травинки, растущие между камнями.

– Павел, ты прости меня за то, что вспылила и дала пощечину! Я же не знала, кто это сделал и думала на тебя, а ты оказывается очень хороший! – Татина чмокнула Павла в щеку, от чего тот покраснел пуще мякоти арбуза, и повернулась к отшельнику. – А кое-кто мог бы и предупредить об опасности.

– Так на шее этого парня амулет Корня, вот он и должен был защитить его. Я думал – у вас хватит сообразительности пустить в незнакомое место того, кому все нипочем, – оправдал свои действия отшельник.

– Уважаемый Кан, а откуда вы знаете про амулет? Или у вас все про него знают, но стесняются говорить? – спросил Павел.

– Так я косвенно принимал участие в его изготовлении, поэтому и знаю. Я один из последних представителей расы водников, самой великой расы на свете. Вот и поделился тогда своим опытом для его изготовки. Правда все про амулет знает лишь один Корень, он его задумал как объединитель всех лучших способностей каждой расы. Ну, а каждой расе он сказал только о свойствах присущих этим расам, да и то он объяснил лишь главам этих рас. Когда же один честолюбивый и властный человек попробовал самостоятельно испытать действие талисмана, он обернулся существом, которого мы с вами знаем под именем Брысь. Последний раз я этот талисман видел на моем дальнем родственнике Железере, откуда он у вас? – отшельник заинтересованно посмотрел на Павла.

– Может, мы уйдем с этого места, и пойдем к той башне, о которой вы упоминали? А по дороге я вам расскажу о моей истории и об участии в ней вашего друга, и почему нам необходимо так спешно уйти. А вы нам расскажете о себе и о своей расе, – произнес Павел и поднял меня к сумке на боку Бегунка. Как ни странно, но Бегунок и сами сумки были сухими и чистыми.

 

Глава 4

Отшельник согласился с ним, попросив не забыть рассказать, как сейчас выглядит старая Зара. И мы опять двинулись по горам в сторону указанную отшельником. Павел в очередной раз начал повествование о наших приключениях, Татина даже не прерывала его – видно уже надоело. Она вела свою лошадь под уздцы и изредка поглядывала на Павла и Кана.

Отшельник слушал Павла, не перебивая, и все больше мрачнел. Я уже успел задремать и чуть не пропустил самое главное. Как только мой друг и соратник закончил свой рассказ, Кан попросил его показать все те свойства, которые он приобрел. Павел показал весь арсенал знакомых цветных лучей, но, памятуя о просьбах друзей, он не показывал какие лучи крутил, и не называл их.

– Да, жаль, что мы больше не увидим Корня, но он сам выбрал путь. Но тогда возникает еще одна проблема – только Корень может открыть все лучи сам. Другой же человек, может узнать лишь из уст существ, знающих о свойствах. А когда это произойдет, маг сможет воспользоваться всеми свойствами амулета. И тогда да смилостивятся над нами боги, если он попадет в злые руки. Весь мир рухнет! – мрачно закончил Кан.

– Так что же получается – я, типа, избранный? Круто, вот пацанам расскажу, они повесятся от зависти! – Павел улыбался во все тридцать два зуба, про конец света он как-то пропустил мимо ушей.

– Павел, так что тебе сказал Железер про время? – спросил Кан, возвращая Павла с небес на землю.

– Он сказал, чтобы я нашел Кристана, а тот уже все расскажет. Еще сказал, что осталось очень мало времени, и мы должны успеть спасти Кирию! – ответил Павел.

– Ну, вы в дороге примерно около недели, до Башни Безмолвия еще два дня пути. Может, и успеем, – Кан начал ковырять в носу, найдя это занятие более увлекательным, чем дальнейший разговор с Пашкой.

– А зачем вы в пещере поставили готовиться уху? И почему вы снова нырнули в тот пруд? Чтобы проверить её готовность? – Павел не дал отшельнику как следует позаниматься исследованием собственного носа.

Кстати этот вопрос и меня крайне взволновал – почему нашему преследователю такие почести, а самому красивому на свете коту как обычно шиш с маслом?

– Расчет прост как дважды два. Каким бы не был Гарион великим колдуном, но он обязан все же питаться, а я приготовил обалденный супчик. Гарион не сможет последовать за нами, так как я завалил наш переход. Теперь выход там же где и вход, в потолочное отверстие он не сможет выйти, так что ему придется ждать следующего дня. В моем супе нет отравы, он это сразу поймет, но фиолетовую травку почуять не сможет. Так что здоровый и крепкий сон на пару дней ему обеспечен, – хохотнул смешливый отшельник и тут же помрачнел. – А если бы я знал, что он убил моего друга, то еще бы такого намешал, чтобы он три дня просидел в кустах с испачканной мантией. Эх, Железер, мой последний родственник, как же мне тебя сейчас не хватает. Железер исколесил весь наш материк вдоль и поперек и знает такие места, в какие даже кроты не зарывались и птицы не заглядывали. Он бы нам помог Кристана безболезненно вызволить из Башни Безмолвия.

– Вы же сами сказали, что водники бессмертны, так как же его смерть могла случиться? – спросила Татина.

– Да, мы бессмертны, но убиваемы. Мы можем жить бесконечно долго и уходим когда устанем, но нас можно убить, как и простых людей. Вот отчасти, поэтому мне и пришлось изучать боевые искусства! – вздохнул Кан

– А как вы смогли превратиться из человека в лягушку? Может быть, научите и нас? Очень полезное знание, особенно когда Павлу понадобится показать свое второе «Я»! – не могла удержаться от подколки наша язвочка.

– Или Татине захочется чтобы ее наконец-то поцеловали! – парировал Павел.

Молодец!

Учится отвечать, грамотно и по делу. Я даже мурлыкнул от удовольствия.

Кан рассмеялся на обе шутки, добавил свою и потом, взяв с нас клятву молчать о нем в будущем, если оно наступит, конечно, начал говорить.

– Я из самой старой расы, живущей на этой земле. Мы вышли из моря давным-давно. На холодной земле мой народ умирал тысячами тысяч, пока мы не научились приспосабливаться ко всем условиям. И у нас укоренилась способность превращаться во что угодно материальное, ведь из замерзшей воды можно сделать любую фигуру. Потом холод отступил, а обратно в воду вернуться мы уже не могли, наши жабры сами собой высохли и отпали.

– Ого, да так рыбы на сушу вылезли, – блеснул познаниями Павел.

– Мы не рыбы. Да не очень-то и хотелось нам возвращаться, потому что на оттаивающей земле появились новые племена и народы. К тому времени моих соплеменников осталось чуть более сотни, и мы с рвением принялись передавать накопленные знания новым поколениям. По двадцать пять соотечественников ушли к племенам, чтобы знания всем достались поровну, и ни у кого не было преимущества перед другими. Я уже в то время не видел в этом ничего хорошего, поэтому отошел в сторону и продолжал практиковаться в совершенствовании магии и накоплении новых знаний. И оказалось, моя предусмотрительность была не излишней – только знания оказались у племен, как они сразу же захотели обладать ими единолично. То есть начались Столетние войны, и в этих войнах мои соотечественники увидели то, что ну никак не ожидали увидеть.

– Увидели человеческую суть? – спросила Татина.

– Да. Вместо всеобщего единения и духовного развития у народов проснулась страсть к уничтожению и истреблению инородцев. Разочаровавшись во всем, мои соплеменники растворились в воде (так мы покидаем этот мир), и народ водников прекратил существование. Лишь я, удалившись от всех и вся, коротаю свой бессмертный удел, потому что мне интересны не племена, а травы и растения. Да еще Железер пытался наставить людей на путь истинный, но все его усилия оказались напрасны. Войны продолжались уже без нашего участия и возможно привели бы к всеобщему истреблению, если бы не появившийся Корень. Я до сих пор не знаю, кто он такой и человек ли вообще. Он был пришелец из другого мира, как и ты, Павел.

– Да-да, я уже это слышал, – пробурчал Павел.

– Выступив на стороне людей, за несколько лет он вывел людей в победители. Но никто не собирался сдаваться, и тогда Корень собрал вождей народов. Его красноречию могли бы позавидовать лучшие ораторы. Он же и предложил создать амулет, в котором были собраны лучшие качества народов населяющих нашу планету. Мы с Железером тоже внесли свою лепту в его создание, и если ты повернешь голубой луч, то сможешь проникать в любую щелочку подобно воде. А фиолетовый даст тебе возможность принимать любой облик, достаточно создать в голове образ и повернуть луч, – не успел Кан договорить, как повеяло знакомым холодком, и Павел распался водой.

Носитель сообщил о характеристике артефакта

Получено знание – проникновение в микроскопические отверстия

(поворот голубого луча)

Получено знание – трансформация

(поворот фиолетового луча)

Да-да, на месте, где он только что находился, теперь переливалась лужица с маслянистыми разводами. Бегунок потянулся было к воде, но тут лужица споро отодвинулась в сторону, и через мгновение на ее месте возник улыбающийся во все тридцать три зуба Павел. Снова холодок и у нас уже два Кана. Тут с одним-то не знаешь что поделать, а уж двоих выносить я не собираюсь. Да, я не забыл его лягушачьего карате!!!

«Павел, а в виде лужицы ты гораздо симпатичнее!» – ну не могу я видеть две ехидные сморщенные мордочки, да еще если у них из-за пазухи торчат рыбьи хвосты.

«Кешка, а рыбки хочешь? Могу поделиться!» – уел, ничего не скажешь.

Эх, Павел, ведь знаешь о моей слабости и смеешь так надо мной издеваться! Не стыда, ни совести. Все, я обижен.

– Здорово у тебя получается, парнишка, но будет лучше, если ты обратно свой облик вернешь. Ничего личного, но я единственный такой и повторяться не собираюсь. А ты можешь принять облик вон той девочки, – усмехнулся Кан.

– Ага, и получить от нее сапогом по макушке? Нет уж спасибо, ее пробовали пародировать, и она бахнула гнома. Так что не стоит рисковать, – ответил принявший свой прежний облик Павел.

– Ничего, что я здесь, а вы говорите обо мне за глаза? Это, по меньшей мере неприлично, а по большой мере неприятно. Вот начнем мы со старой Зарой обсуждать ваши мужские способности, тогда узнаете почем фунт лиха! – обиженно проворчала Татина.

– Ладно-ладно, девчонка, успокойся. Нам с Зарой и так есть что обсудить, не хватало еще чтобы ты лезла в дела альковные! – торопливо поднял вверх руку Кан.

– Однако лучи закончились, еще было два, но их нет. Где их можно найти, вы не в курсе, уважаемый Кан? – Павел поднял вверх амулет, и тот заиграл бликами на солнце. Кот на нем сыто щурился на солнце, видимо его вырезали с какого-то закормленного лентяя из благородных. Кроме двух лучей тайны остальных стали известны...

– Нет, Павел, судьба остальных мне неизвестна. Может, Железер потерял их, когда перемещался в твой мир, или что-то произошло ранее? – отведя взгляд, спросил Кан. – А тех, что у вас есть вам не достаточно? Вам же рассказали об их значениях иные расы?

– Ну да, рассказали, но среди них нет того луча, который мог бы вернуть нас домой. Вот что и печально, – грустно ответил Павел. Кан хотел еще что-то спросить, но сдержался.

– Уважаемый Кан, а как выглядел Корень? Все же интересно, какой облик имела моя мама до прихода в наш мир. И откуда тогда взялась наша бабушка? Кстати, она тоже умеет громко разговаривать, – Павел оставил амулет в покое и повернулся к отшельнику.

Я тактично промолчал. Дело в том, что когда приезжала бабушка, то все мужчины сразу сбегали из дома. Неважно, на какой период времени она завладевала гостевым диваном – все это время мы старались сократить наше пребывание в квартире до минимума. Потому что как правильно жить знала только она и не переставала делиться опытом с остальными домочадцами. Если же ей казалось, что ее поучения недостаточно внимательно слушают, то резко повышала голос. Дочка, в свою очередь, не оставалась в долгу. Поэтому вопли у нас стихали лишь с приходом ночи. Как раз в это время мужская часть семьи крадучись, чтобы не дай Бог не разбудить тещу и бабушку, старалась прошмыгнуть в свои комнаты и юркнуть под одеяла.

– Он был высоким человеком, с прекрасно развитой мускулатурой и благородной осанкой. Правда его речь была порой непонятна для окружающих, то есть иногда вворачивал какое-нибудь словцо, а потом мудрецы гадали, что это означает. Или выругался или заклинание произнес.

– Прямо как ты со своими рассказами, – ввернула Татина, но Павел только отмахнулся рукой.

– Он у нас появился из ниоткуда, ничего не помня и никого не узнавая, однако быстро вошел в курс дела и начал работу по прекращению войны. Его лица никто не видел, так как оно всегда пряталось под стальной маской. А насчет твоей бабки… так Корень мог создать двойника и придать ему любое обличье. Я помню, как давным-давно научил его заклинанию раздвоения, присущему лишь водникам. Скорее всего он попал в ваш мир... Ну, а дольше могло произойти что угодно, если он забыл наш мир и остался в вашем.

– Ка-а-ак? – протянул Павел

– Корень создал амулет таким образом, что им может владеть любой человек, которому передали его добровольно и добровольно сообщили об его особенностях. Воровством им невозможно завладеть, но можно обманом выманить. Так что будь осторожен в доверии своем, – тут Кан остановился и поднес ко лбу сложенную козырьком руку.

Мы тоже остановились и посмотрели туда, где к небу поднимался легкий дымок, и виднелась белая полоска городской стены.

– Там находится город Тайнеш, один из последних городов государства Сталлии. И последний он не из-за границы. Хуже, чем там, не живут нигде. Сегодня мы туда не пойдем, так как не успеем до закрытия ворот, а ночевать под стенами мне не очень хочется. Там ров выкопан и заполнен он отнюдь не водой. Сегодня заночуем вон в той роще, а завтра с утречка отправимся туда! – Кан указал на чахлую рощицу неподалеку от нас.

– А может, мы обойдем его как-нибудь? Если там так все плохо, то чего переться-то? – спросил Павел.

Я в этом с ним абсолютно был согласен – ну не нравится мне здешний народ, то порезать стремится, то ограбить или молнией по кумполу шарахнуть. Лучше по-умному в обход, но, как оказалось, у мудрого Кана были свои виды на этот город.

– Нет, нам просто необходимо зайти туда, тем более что там живут хорошие и отзывчивые люди, которые без сомнения окажут нам помощь, – с этими словами Кан отправился в сторону намеченной лощины.

Там мы улеглись кто где. Еще бы не мелкий и противный дождик, зарядивший с утра, тогда можно назвать сон хорошим. В этот раз ночь прошла спокойно, никто нас не бил, не будил истошными воплями и не практиковался в стрельбе молниями по лежащим мишеням.

Однако, как показывает практика нахождения в этом мире, спокойствие моментально сменяется бурными событиями. И на сей раз этот принцип не преминул показать свое злорадное лицо, а ведь так хорошо все начиналось.

 

Глава 5

Первым подала недовольный голос Татина. Она редко была довольна, поэтому никто особенно и не удивился бурчанию. Ничего страшного, что дождик разбудил ее, поплескав брызгами в задорно вздернутый носик. Всех остальных не миновала такая же участь, но, кроме нее, никто и не думал возмущаться.

И я, бывало, попадал под хороший град и потом походил на облезлую крысу, но не ворчал. Лишь небольшая досада на себя, вчерашнего, что поленился поискать крышу над головой. Но это отсыревшее чудо бурчало весь завтрак, в ходе которого мы прикончили наши припасы (а я пускал слюни, наблюдая, как Кан трескает рыбку и не делится). Причем, ни к кому конкретно не обращаясь, она заставляла всех чувствовать себя виноватыми, даже Бегунок смущенно отворачивал морду и вопросительно поглядывал на меня. А что я ему мог ответить? Даже нормально пожать плечами не мог, так и приходилось лишь ободрительно подмигивать.

Наконец, Кан велел Татине замолчать и внимательно послушать тишину. Мы тронулись в путь. Татина оскорблено закрыла рот, лишь тяжко вздохнула по поводу несовершенства этого мира и отвернулась от неблагодарных мужчин.

Мы остановились неподалеку от рва, в месте, где должен упасть подъемный мост. По причине раннего утра он еще поднят и на стене  не маячило ни одного заспанного лица. Оно и понятно – вряд ли враги рискнут перебираться через такую вонючую речку. От нее так несло, что глаза невольно сами собой начинали слезиться, не могу себе представить, что творится в городе, когда ветер меняется и несет это амбре на людей.

 – Павел, тебе лучше превратиться в цыгана. Нас тут никто задаром угощать не будет, воровство мне претит, поэтому мы, как бродячие артисты, устроим небольшое представление и заработаем на пропитание, – Кан зевнул, демонстрируя свое отношение к другим идеям. Возможно, поэтому никто и не стал противиться, а Павел принял облик Плута.

Как всегда возникла привычная волна холода и перед глазами промелькнуло уведомление об использовании фиолетового луча.

– Павел, а другой образ взять не мог? Это вредный человек, и с Бегунком он плохо обращался, смотри, как бы конь не перепутал, – сказала Татина.

Бегунок, подтверждая слова Татины, сразу же лязгнул зубами над Пашкиным ухом. Тот еле успел увернуться и не оставил гордому коню маленький трофей. Бегунок не успокоился малым, а предпринял еще одну попытку, потом ещё и ещё, до тех пор, пока Павел не принял собственное обличье.

– Извини, Бегунок, не знал, что для тебя это так важно. Попробую сейчас другой облик представить, просто Плута я запомнил по дружескому напутствию. Ну, будем вспоминать других лиц цыганской национальности – и обернулся кудрявым черноволосым человеком с огромным носом, устрашающе выпирающим вперед.

Этакая помесь Будулая и Сирано де Бержерака. В дополнение к виду черноволосого цыгана на Павле переливалась ярко-красная ситцевая рубаха, на ногах синие шаровары и блестящие хромовые сапоги. И финальным аккордом – слепящее глаз здоровенное кольцо в ухе.

– Да-а, тебе еще медведя не хватает. Хотя ты можешь превратить в мишку своего кота, положив на него руку и представив какой нужен образ. Хотя это превращение всего лишь до полуночи, но нам должно хватить. Ну-ка, попробуй! – Кан подмигнул Павлу.

Эй, минуточку! А меня кто-нибудь спросил? Может, мне больше нравится оставаться небольшим и симпатичным котом, а не огромным косматым медведем? Как обычно, мои возражения проигнорированы, а Павел лишь ответил: «Прости, Кешка, для дела нужно. И разве ты не хочешь почувствовать себя большим и сильным?»

После этого он взял меня на руки и, зажмурившись, повернул луч. В теле создалось неприятное ощущение, словно все органы одновременно зачесались, причем изнутри. Зато предметы уменьшились в размерах, и теперь я доставал Павлу до пояса. А когда поднялся на задние лапы, чтобы привыкнуть к новому телу, то и вовсе оказался выше его.

Зря протестовал, как только я превратился в медведя, так сразу увидел испуг в глазах лошадей, и это было немного приятно. Они испуганно шарахнулись прочь, и Павлу с Татиной стоило большого труда их успокоить. Я просто не мог удержаться от небольшого хулиганства и слегка мяукнул. Мой мяв прозвучал грозным рыком, а лошадей еще пять минут пришлось успокаивать. За это я получил по ушам, хотя и не почувствовал никакого удара, но внушение принял во внимание и больше не пробовал петь.

На городской стене показалось заспанное лицо и удивленно воззрилось на нас. Понаблюдав нас десять минут, в течении которых мы откровенно заскучали, лицо снизошло до разговора. Над этим лицом красовался оскал собачьей пасти, шлем очень напоминал собачью голову.

– Эй, бродяги! Чего вы здесь забыли? – любезно осведомился стражник.

– Для вас есть выгодное предложение!!! Мы бродячие артисты! Лишь голодные животы и пустые сумы заставили потревожить ваш покой. Если будет нам позволено, то мы покажем представление и двинемся дальше своей дорогой. Конечно, мы не забудем наших благодетелей, позволивших заработать на пропитание, и щедро вознаградим их за оказанную услугу, честно отдав треть сборов. А это минимум пять серебряных монет, это конечно не предел, которым мы желаем вас наградить… – Кан многозначительно замолчал.

– Ха-ха-ха! – громко рассмеялся стражник, – Эй, Монд, просыпайся, ленивое животное, тут у нас нарисовалось выгодное дельце! Подойди и послушай, оно без сомнения тебя заинтересует.

Рядом показалась еще одна голова в шлеме. Она усиленно терла глаза и что-то бурчала. Наконец, закончив разминку лица, мужчина обратил праведный взор к нашим скромным персонам.

– Чего вам нужно, бродяжки? У нас мирный город и хулиганств мы не терпим! – как можно строже сказал Монд, и я почему-то ему поверил.

Кан повторил предыдущую речь, что заставило расхохотаться и Монда.

– Ты сам сказал, что после представления должен отдать нам минимум пять монет. Все бродяжки – известные лжецы и прохвосты, поэтому плату мы увеличиваем вдвое и будем рядом, чтобы у вас не возникло мысли обмануть нас! – стражник вновь расхохотался.

Причину их веселья я понял гораздо позднее.

А в данный момент головы исчезли с горизонта и спустя некоторое время деревянные ворота опустились. Мы терпеливо ждали, когда это чудо инженерной техники упрется в землю. Сказать по правде, я не удивился, почему горожане не боялись запахов рва, так как внутри пахло еще хуже. Два стражника, оказавшиеся довольно рослыми и толстыми ребятами, оглядели нас с ног до головы, затем переглянулись и снова заржали. Бегунок посмотрел на них и презрительно фыркнул, мол, мы и не так умеем.

На стражниках напялены латы, имитирующие мускулистые тела, из-под которых выплывали жировые складки настоящих тел. На головах упомянутые шлемы в виде собачьих голов, дружелюбно смотрящих на нас голодными глазами. Сзади шлемов собачьи хвосты, если настоящие, то стражники не такие уж и плохие ребята. Оба с обвислыми усами и колючими глазками, три подбородка им придавали еще большее сходство. В руках они держали алебарды, чьи блестящие наконечники смотрели на нас.

Тот, кого назвали Мондом, махнул нам рукой, приглашая следовать за ним. Мы прошли внутрь города и мост с кряхтением ударил о стену за нами, отрезая путь к бегству.

Городишко оказался грязным и серым до ломоты в зубах. И жители ему под стать, такие же серые и хмурые, словно огромный художник нарисовал всю окружающую обстановку простым карандашом. Дома в основном двухэтажные, с лавками на первом этаже и амбарными замками на дверях этих лавок.

Разного рода вывески скрипуче болтались на ветру, и то висящий бублик, то сапог, то шляпа задавала тон этой музыке. Стены домов в темных потеках и пятнах плесени, за ними явно не следили. То тут, то там горы мусора и веселые крысы активно шебуршились в них, выискивая хотя бы что-нибудь съедобное. По размерам они не уступали мне, ну, когда я был котом. Да и сейчас я бы не хотел столкнуться с ними в глухом переулке. Одна крыса сорвалась с крыши дома и рухнула в большую кучу. Съехала до самого низа на спине и тут же юркнула обратно в огромную щель.

Несколько десятков домов разместились вокруг большой площади, где виднелись обглоданные остовы торговых лотков, вероятно, там раньше проводились ярмарки. Сейчас самой главной достопримечательностью площади являлся большой постамент, на котором высилась перекладина со свисающими с нее веревочными петлями. Такой прекрасный пейзаж поистине навевал приятные мысли и давал лишний повод порадоваться жизни.

– Вот тут вы и будете выступать, надеюсь, веревки вам не помешают, а наоборот помогут показать всё самое лучшее. Не обращайте внимания, если они будут задевать вас по голове. Коней мы привяжем рядом. Никто их не украдет, да и нам спокойнее будет, – ощерился гнилыми зубами более разговорчивый Монд.

К нам подошли еще несколько человек в доспехах и песьих шлемах. Оглядев нас с головы до ног, они узнали причину появления и потом, громко хохоча, разошлись по улицам собирать народ на представление. Стягивалось местное население, люди шли какие-то обшарпанные, грязные и худые. Отличить мужчину от женщины почти невозможно, так они похожи в своем убожестве.

Самым большим потрясением для нас, хотя об этом и упоминала ранее Татина, было отсутствие в глазах каких-либо чувств и эмоций. Одна пустота, словно смотришь в тусклые глаза мертвой мыши и видишь свое отражение. Они как зомби столпились около виселичного помоста и уставились на нас.

– Давайте, бродяжки, начинайте представление, но помните о наших серебряных монетах, – песьи головы шлемов ухмыльнулись на выкрик Монда.

 

Глава 6

– Кан, если я до сей поры молчала, то лишь потому, что думала – ты знаешь, что делаешь. Но из-за тебя мы влипли в настоящую историю, и ума не приложу, как из нее выбираться. Павел, что думаешь? – тихо проговорила Татина и повернулась к «настоящему» цыгану Павлу.

Тот помотал кудлатой головой и вопросительно уставился на Кана. Кан хитро подмигнул и предложил нам последовать совету Монда, то есть показать – на что мы способны. Ничего другого не оставалось, как подняться на постамент и поклониться присутствующим. В ответ бурно поприветствовала тишина.

Кан изъявил желание продемонстрировать свое умение первым, и мы отошли на край, чтобы не попасть под его колдовскую руку. Отшельник поднял вверх руки и завернул рукава, показывая, что в них ничего нет. Затем хлопнул в ладоши, и из них выпорхнула небольшая белокрылая бабочка. Она описала над Каном небольшой круг и вдруг вспыхнула огнем, сгорев в мгновение ока. Пепел, медленно кружась, опустился на подставленную ладонь, Кан накрыл её другой ладонью и поклонился. Тишина ничуть не изменилась, лишь со стороны стражников донесся звук зевка.

Тогда отшельник отнял ладонь, в небо вспорхнул белый воробей и тоже пошел на круг над головой Кана. Я ожидал, что и он вспыхнет огнем, но моим мыслям не суждено было сбыться, а так чего-то захотелось жареного воробушка...

Воробей на бреющем полете упал на ладонь и Кан прихлопнул его сверху. Когда же он поднял руку, то у него обнаружилась на ладони вяленая рыба. Так вот как он их добывал! Словно в подтверждение моих слов, Кан прикрепил рыбу к остальной связке. Снова поклонился. Результат тот же. На все его фокусы ответом была мертвая тишина и пустые глаза местной публики.

Следующим номером нашего «зажигательного и ошеломительного» представления пошло акробатическое выступление Татины. Она изгибалась и подскакивала так, словно у нее в теле не было костей. Конечно, до меня ей далеко, но потенциал у девчонки есть. Пустые глаза публики все также бездушно созерцали ее кульбиты и прыжки. Лишь пара сглатываний у стражников при её шпагате и всё… но, как оказалось, она имела оглушительный успех.

Никаких эмоций не возникло и при нашем выступлении, хотя я старался вертеться и крутиться в такт постукивающего каблуками Пашки. «Ламбада» от медведя прошла незамеченной. «Цыган» тоже старался зажечь публику выкриками и прихлопываниями. Я ходил на задних лапах, жонглировал бочонком, вернее катал его по помосту, и изредка порыкивал на орущего Павла. Настоящий «Ган гам стайл» показали.

Павел махал руками как одуревшая мельница, пару раз задел меня по носу, чем вызвал смех у стражников. Пришлось его слегка приобнять и пристально посмотреть в глаза, он в ответ кивнул, и мы поклонились неблагодарной публике. Чтобы вызвать хотя бы какую-нибудь эмоцию у апатичных зевак, я рыкнул во всю мощь в их направлении. Люди безучастно посмотрели в мою глотку и даже не моргнули. Я с позором отошел к своим спутникам. Ну редкий пофигизм!

– А вот я не понял – это что, план такой? – спросил Павел у Кана. Тот кивнул, улыбаясь изо всех сил.

Стражники начали разгонять народ по своим домам, они послушно, как овцы, расходились и возвращались к своим прерванным занятиям. Никто не улыбнулся, не захлопал и… не кинул ни одной монетки. Площадь опустела, на ней остались только мы и стражники, которые приближались к нам со зловещими ухмылками. Запахло будущей битвой.

Я грозно ощерился, благо настоящее состояние позволяло, Павел вытащил нож, а Татина кинулась развязывать лошадей. Кан же скрестил руки на груди и, исполненный достоинства, остался на месте, глядя на приближающихся псов-рыцарей. Те, увидев наши приготовления, остановились и лениво вытащили из-за спин черные арбалеты.

С таким аргументом приходится считаться, и мы застыли, ожидая дальнейшего развития событий. Вперед выступил улыбчивый Монд, пока остальные держали нас на прицеле.

– Ну что же, бродяжки, – ласково начал он, – мы собрали для вашего выступления всех людей. Вы выступили, публика смотрела внимательно и разошлась в полном восторге. Я считаю, что свою часть договора мы выполнили и вправе рассчитывать на договороную компенсацию. Где наши десять серебряных монет?

– Так вы же сами видели, что нам ничего не бросили! Можете взять свою плату у горожан, перед которыми мы выступали. Мы тоже свою часть договора считаем выполненной. Отпустите нас, а? Можно без прощальных поцелуев и объятий – мы не обидимся! – не выдержала Татина. Кан всё также спокойно стоял и не вмешивался в разговор.

– Невыполнение одной из сторон своих обязательств у нас считается преступлением, и по своей тяжести приравнивается к воровству. А уж если договор был заключен с представителями местной власти, то тяжесть преступления возрастает вдвойне! – монотонно, как будто повторяя вызубренный текст, произнес Монд. – Так что или вы платите нам положенную виру, или отправляетесь в веселое путешествие до Башни Безмолвия, а там трудом и полным раскаянием искупите совершенное преступление. Нам всё равно заплатят за поимку преступников, да еще и за ваших коней пять монет накинут. А медведя мы можем себе оставить – будет у нас на воротах стоять, как пугало.

«Павел, я не хочу к ним на ворота, все же благородный кот, а не шавка дворовая. Принимай меры или я прыгну на них и погибну смертью храбрых, вот тогда пожалеешь, вот тогда заплачешь!» – повернулся я к Павлу.

«Кешка, а что я могу? Вон их сколько, даже если применю амулет и орочье умение, то все равно они выстрелить успеют и неизвестно – в кого попадут. А в полночь ты превратишься обратно в кота и догонишь нас, а если посадят на ошейник, то ты легко из него выскользнешь. Потерпи немного, для дела нужно» – подмигнул Павел.

Вот спасибо, друг еще называется, когда вернемся домой, я тебе все припомню.

– Ну что пригорюнились? Мы вас силком не тянули, вы сами решили в нашем благословенном городе выступить. А пять положенных лет быстро пролетят, даже моргнуть не успеете! – заржал первый стражник.

Кан посмотрел на Павла, на Татину, мельком взглянул на меня и каждому одобрительно кивнул.

– Мы согласны на ваши условия, досточтимые стражи порядка. Наша вина в том, что мы так опрометчиво посулили невозможное для этого прекрасного города, и готовы понести должное наказание. Просим вас препроводить наши лживые персоны в Башню. Мы смиряемся и надеемся, что это будет учтено по всему пути нашего пленения, – поклонился стражникам Кан.

– Эх, а так хотелось, чтобы вы немного посопротивлялись. Вы поймите – мы не со зла, но так давно не чесали кулаки… – Монд притворно вздохнул, а мне захотелось предоставить ему такую возможность, пока я в теле медведя.

Но, увы, раз Павел запретил, то приходится сдерживаться, лишь пару раз рыкнул для порядка. Забавно наблюдать, как стражники подходили ко мне со своим ошейником.

Давно я не видел подобного пиетета по отношению к своей скромной персоне, да признаться честно – никогда не видел. Все время лишь тычки и гонения, ну не могут понять люди, что вор не я, а моя природная сущность. Лишь она толкает на мелкие преступления, а сам бы я никогда, не-е-ет. Что вы, что вы! Стражники подошли ко мне сбоку и стали решать – кому первым испытать судьбу. Так и не придя к общему согласию, они, вежливо потрясая арбалетами, попросили Павла свершить это черное дело.

С каким же вселенским укором я смотрел ему в глаза… От моего уничижительного взора должно скиснуть самое свежее молоко и лишиться листвы молодое деревце. Павел, пряча глаза и ежеминутно извиняясь, все-таки надел на меня этот символ рабства и подвел к вбитому в стену кольцу. Как какую-то дворняжку посадил на цепь и увернулся от мощного шлепка по филейной части. Зато моя левая нога подогнулась, и я ткнулся мордой в дорожную пыль – непередаваемые ощущения, даже выть захотелось.

Стражники заржали над моими действиями, похоже, их веселило всё, что связано с насилием и болью. Когда смех утих, они с поклонами встретили появление тележки с установленной на ней клеткой. Её тащили четверо пустоглазых горожанина. Флегматично выкатили тележку на площадь и, бросив слеги, отправились восвояси, безучастные и равнодушные ко всему.

– Сейчас, многоуважаемые преступники, вам предстоит сдать оружие и поклажу, что у вас есть. В пути вам оно все равно не пригодится, а нам спокойнее будет – не порежетесь, неудачно повернувшись во сне. Надеюсь, вы не будете против, если мы вас обыщем? – Монд подмигнул Татине.

Та скорчила рожу, отстегнула поясной кинжальчик. Потом развела руками, показывая, что больше ничего нет. Один из стражников вознамерился провести обыск, Кан остановил дернувшегося Павла и показал взглядом на меня. Я понял без слов и начал показывать взбесившегося котенка, то есть прыгать, рваться и рычать на все движущееся.

– Не касайтесь ее, пожалуйста, у нее больше ничего нет, а зверя вы донельзя разъярите. Потом сами будете его успокаивать, и я не думаю, что вам это скоро удастся! – подал голос Кан. Монд мотнул головой, и стражник отказался от своей затеи, зато грубо сорвал с плеча Кана его сумку с травами.

– Что это? Какое-то сено… Лошадей этим кормишь? – спросил он у Кана.

– Нет, добрый страж, это приправы к еде – люблю себя побаловать хорошей пищей. Можешь попробовать сам, если сомневаешься, вот перченый каст, вот луковый росток – приятный на вкус, а потом острое послевкусие, – Кан начал показывать на различные травы.

Стражник попробовал, потом побагровел, заплевался и пустился бежать к колодцу. Там он на пять минут приник к ведру и только потом оторвался, изрядно побледневший и отдающий в синеву.

– Может кто еще хочет попробовать, так угощайтесь, мне не жалко! – повернулся Кан к остальным стражникам.

Те отрицательно замотали головами, но и сумку не вернули. Похлопали по карманам, по телу Павла и Кана, к Татине подходить не стали. Монд повертел немного в руках Пашкин амулет.

– Это память о родителях, она ничего не стоит, но мне очень дорога. Вы за эту безделушку не выручите ничего, в ней нет ни грамма золота или серебра. Прошу вас оставить её, достойный страж, – проговорил Павел. Ого, в нем проснулась актерская способность. Молодец!

Монд еще немного посмотрел на амулет, затем отдал и похлопал Павла по щеке, мол помни мою доброту. Хоть кто-то не знает, что этот амулет принадлежит Корню.

– Путь нам предстоит неблизкий, горожан на весь путь не хватит, да их еще и кормить нужно, так что давайте-ка запряжем в тележку ваших лошадушек, пускай они и везут вас. А заодно и сами на продажу пойдут. Так как мы обнаружили вас первыми, то мы и будем провожать до Башни, дабы вы не скучали по дороге. Так что милости просим в вашу благоустроенную обитель, в которой вам предстоит провести несколько незабываемых деньков, – и с издевательским поклоном Монд простер руку по направлению к клетке.

Кан взглядом велел молчать Татине и первым залез в клетку. Тележка отозвалась скрипом и кряхтением, клетка на ней сделана из проржавевших прутов, скрепленных между собой мощными кольцами. Следом за Каном туда залез Павел, немного погодя завалилась Татина, но перед этим выторговала несколько охапок соломы, для мягкости поездки.

Солому принесли и бросили на пол клетки, затем на клетку накинули рваную дерюгу. Как объяснил Монд – для сохранности товара, а то добропорядочные граждане, кипя от праведного гнева, могли закидать злостных преступников. Оказалось, что стражники других городов из зависти и вредности заставляли население кидать камни в преступников, частенько забивая их насмерть. Вот из-за такой предосторожности и была накинута завеса.

Но началу пути воспрепятствовало поведение Бегунка. Этот житель вольных степей никак не хотел идти в упряжь, всячески давая отпор попыткам накинуть на него дугу. Уже не один стражник сложился пополам от его метких ударов копытом, пришлось Монду снова прибегнуть к помощи Пашки. Тот вылез из тележки и с большими уговорами и мольбами все же убедил Бегунка встать под рабское ярмо. Похоже, в этот день дружба Пашки с животным миром в наших лицах, или лучше сказать мордах, претерпела жестокие испытания. Ох, и вспомнится же ему это, ох и вспомнится.

Между тем, запряженные лошади тронули с места скрипучую повозку и путешествие в сторону Башни началось. Я проводил их тоскливым взглядом, пола дерюги дернулась, показалось Пашкино лицо, он мне ободряюще подмигнул. Я же в ответ ему ободряюще прорычал так, что от меня шарахнулись стражники. Монд и первый стражник, сопровождающие моих друзей, обернулись и, что-то проговорив друг другу, громко заржали. Мост поднялся и скрыл от меня древнюю повозку.

– Ну что, голубчики, будем знакомиться – меня зовут Иннокентий. Великий и ужасный! Так что лучше не тревожьте лишний раз понапрасну. Ваши имена мне не интересны, единственное, что меня интересует, так это когда будет обед? – зарычал я.

Меня не поняли, и в дальнейшем старались держаться подальше. Даже поесть не принесли, может зря я так грубо?

Весь день не произошло ничего интересного. Я подремал, снова попытался попросить пищу. Бесполезно, так и сидел весь день голодный, зато не трогали и обходили стороной. Полузомби-горожане сновали туда-сюда, на автомате выполняя повседневные заботы. Разговор вели только стражники. Разговаривали о женщинах, не обманут ли их провожатые моих друзей с деньгами и когда же наступит светлое будущее. Так что я откровенно скучал, никто не приехал, никто не уехал, рычать на стражников в скором времени надоело, и я принялся просто ловить мух. Казалось, весь город одномоментно уснул и забыл проснуться. Скукотища!!!

Наконец-то повеяло наступлением вечера и унылую серость города покрыли сумерки, все больше и больше закрывая от глаз грязь и темные потеки на стенах домов. Горожане отправились по домам, и весь город вымер, нигде ни огонька, ни движения.

Стражники еще поиграли в кости, причем на деньги, полученные от выручки за пленников, и тоже отправились в сторожку. Через небольшой отрезок времени оттуда донесся слаженный громогласный храп. Это были единственные звуки вымершего города, им вторили выцветшие вывески перед трактиром и булочной. Даже цикады и сверчки не решались вносить свои трели в эту музыку безнадежности.

Темнота полностью накрыла черным одеялом город. Неминуемо приближалось мое освобождение, и я начал потихоньку подергиваться, в надежде раскачать кольцо на стене и поскорее освободиться от опостылевшего ошейника. Признаюсь, это удалось бы мне не скоро, когда я в один момент уменьшился до привычных размеров и приземлился на четыре лапы. Эх, жаль меня не видели домашние коты в медвежьем обличье, тогда бы я смог спокойно ходить по всему городу, а передо мной расступались бы самые отвязные забияки. Да-а, в чем-то я становлюсь похожим на Павла, он тоже мечтает показаться с амулетом в школе.

Вот вспомнил его, а он уже тут как тут, неожиданно материализовался предо мной. У меня от испуга даже шерсть встала дыбом – вроде нет никого, и тут материализуется мой друг.

– Ну что, Кешка, соскучился? Не прыгай на меня, это была тактическая хитрость. Кан объяснил по дороге, что мы беспрепятственно сможем проехать до Башни, минуя города и села, и не объясняя всем и каждому – куда мы идем и с какой целью. Татина еще поворчала, но в итоге признала его правоту. Так что и ты должен понять меня, почему я тебя оставил, клянусь – больше такого не повторится! – и Павел поднял вверх правую руку, а левую положил мне на голову.

Насмотрелся, блин, иностранных фильмов, вот и выпендривается теперь. Я ему высказал все, что думаю о нем, Кане и стратегах доморощенных, но вряд ли его это проняло. Потому постарался царапнуть, но злосчастный амулет не дал мне этого сделать, а ощутимо дернул лапу в сторону. Ну как на него не сердится, если даже ударить нормально не можешь? Оставалось только плюнуть, что я и сделал, порадовавшись, что мое выражение чувств попало на потрепанный кроссовок Пашки.

Тот сделал вид, что не заметил и повернулся к храпящей сторожке. Там как раз выводились очередные, не соловьиные, трели. Павел немного постоял, почесал затылок и, приняв решение, повернул луч и пропал. Через несколько минут, когда я уже начал беспокоиться о нем, Павел появился с кульком в руках, из которого доносился заманчивый запах еды. Желудок ожесточенно заурчал, напомнив о том, что обед и ужин благополучно его миновал. Он даже заставил тело униженно подпрыгивать около Пашки, как в старые времена, когда я еще маленьким котенком выцыганивал лакомые кусочки на кухне.

– Ну ладно, Кешка, хватит оваций, нам еще наших догонять. Давай, прыгай на руки, и понеслись по кочкам! – Павел протянул мне распростертые объятия.

Я с выражением глубоко попранного чувства гордости забрался к нему на руки, и началось чередование образов. Только что мы стояли у ворот и вот уже стоим на крепостной стене, миг и мы уже на другой стороне рва, еще пара мгновений и город скрывается из виду. Мы продолжаем движение к цели, совершенно не нужной нам, но такой необходимой живущим здесь. Холодок то и дело пробегает по коже, когда Павел поворачивает луч амулета, в конце концов, он сливается в один непрерывный сквозняк…

 

Глава 7

Показалась достопамятная тележка, наши лошадки и догоревший костер, возле которого притулились укрытые плащами стражники. Их сопение навевало тоску и уныние. Полянка, на которой они остановились, залита светом луны. Каждый листочек очерчен мертвенным светом, каждая лужица стремилась отразить лунные лучи обратно, каждая травинка колыхалась под ветерком неспешно и величаво, словно представляла себя огромным дубом под напором урагана.

Вся картина насыщена каким-то ненатуральным пафосом, будто преследовала цель вселить в сердце робость и заставить преклониться пред обаянием ночи. Странно, как же я раньше этого всего не замечал? Может, некогда было во время любовных и воровских похождений?

Мы на цыпочках проскользнули мимо безмятежно спящих охранников и подобрались к клетке. Там шепотом переговаривались Татина и Кан. Я бы конечно не прочь и подслушать, о чем ведется беседа, но у Павла на этот счет свои соображения. Он приподнял полог и начал передавать продукты из принесенного кулька.

Нас встретили приглушенные радостные возгласы, оставалось надеяться, что это радовались нам, а не принесенной пище. Потом Павел взял меня на руки и повернул луч на амулете, холодок снова скользнул по коже, а затем я очутился на полу тележки. Все вдруг стали такими большими и некрасивыми, спустя мгновение возле меня полилась вода. Я из-за врожденной водобоязни отпрыгнул в сторону, но оказалось, что так просочился Павел. Понятно, как он смылся, в прямом смысле этого слова, из клетки. И вот он уже встает из воды в образе цыгана и садится радом с остальными.

Но я-то не вырос!!! И, когда попытался обратить на это внимание, из моей груди вырвался тонкий писк. Я стал мышью??? Придирчивый осмотр подтвердил мои худшие опасения, безволосые лапки и голый хвост внесли окончательную ясность. Ну держись, Паша!!!

«Кешка, остынь!!! Не могу я тебя по-другому замаскировать, подумай сам – мы едем втроем, и тут у нас неведомо откуда возникает кот. Это, по меньшей мере, странно, а по большому счету пахнет колдовством. Подожди немного, вот доедем, и я верну тебе привычный облик. Иначе никак нельзя!» – поймал меня за шкирку Павел.

Я еще минут пять побрыкался, стараясь добраться до вожделенного носа и откусить кусочек, затем остыл и велел накормить мое оскорбленное существо. Дулся до конца дороги, даже пожертвованная мне рыбка не вернула хорошего расположения духа.

Надо же – мышью!!! Тем, кого я ел и впредь буду есть! Да как у него рука поднялась? Да как у него смогла такая мысль возникнуть??? Но это все мои эмоции, простите, должен же кто-то вам рассказать, что произошло дальше.

А дальше я утащил рыбку в самый дальний угол клетки и зарылся в солому, но уши продолжали все фиксировать. У людей возникло небольшое совещание, решали, как действовать дальше. Первым взял слово наш великовозрастный стратег.

– Надеюсь, вы уже поняли, зачем нам необходимо было выступать в этом «благоухающем» городе? Как видите, мой план сработал, и моя ставка, сделанная на людскую жадность, сыграла в полной мере. Да и Гариона оставшиеся стражники пустят по ложному следу. Опять сыграет жадность – они не захотят отдавать свою долю просто так. Теперь мы со всеми удобствами доберемся до Башни Безмолвия, – Кан удовлетворенно погладил бородку.

– Сомневаюсь, что мы с большими затратами добрались бы и не заходя в этот город. Ведь они могли в нас выстрелить, а такая дырка мне не нравится, да и одежду латай потом. Единственное, что там удалось добыть хорошего, так это пища, которой нам хватит на пару дней, спасибо Павлу за это, – хмыкнула Татина, и было непонятно, то ли она похвалила Павла, то ли упрекнула, что так мало принес.

– Татина, завязывай бурчать. Мы проникнем в Башню легко и непринужденно, не беря её приступом и измором. К тому же не стоит забывать о преследующем нас старичке с зелеными глазами. Кстати, Кан, а как он стал главным магом? – спросил Павел.

– Его видели с Корнем, потому и допустили ко двору. Потом он смог пробиться в гильдию магов, сведя знакомство с племянником Пемуса, нынешним королем Стимом. Стим просил за него у короля и тот не смог ему отказать, на свою беду. Но потом он начал ставить опыты на тех, кого гильдия магов поклялась всегда защищать и работать на их благо, то есть на людях. Он подбирал нищих с улиц, по его указке воровали новорожденных, вынимал из петель приговоренных к повешению. Никто не знает, чем заканчивались его опыты…

– Ого, прямо маньячила какой-то.

– Когда же открылось похищение пятерых младенцев, то Пемус Справедливый повелел схватить его и самому испытать участь висельников. Гарион успел скрыться, и целый год о нем не было ничего слышно, пока неожиданно не умер от отравления король. Причем он отравился утренней овсяной кашей, что не может не настораживать. И после пышных похорон, когда на престол взошел Стим, появился и Гарион. Новоявленный король сделал его самым приближенным лицом и с его подачи начал войны с другими государствами… – проговорил Кан и осекся, когда в стенку тележки ударили сапогом. Ударило так сильно, что я подавился хвостом обгладываемой рыбы.

– Хватит там перешептываться, поспать не даете, бродяжки. Тащись с вами теперь не в ближний свет, а вы не цените этого, спать мешаете. Вставай, Монд, пора в дорогу!!! – проворчал стражник.

– Тебе бы трубу, цены не будет в армейских казармах… Пока эту же трубу не запихали бы в другое место, издающее не менее непотребные звуки. Ну ладно, встаю, встаю, – Монд, судя по звукам, с хрустом потянулся и начал копаться в мешках.

– А нас вы не забыли? Вряд ли вам много дадут за голодных и уставших рабов, – спросила Татина в надежде на завтрак.

– Ничего, ничего, лечебное голодание еще никому не мешало. А голодный блеск в глазах лишь придаст вам вид готовых на все, что еще больше поднимет цену! – с набитым ртом хохотнул Монд.

Утро начиналось великолепно. Уже сделали мышью, чуть не подавился рыбой и едва не выколол глаз соломинкой. Боюсь представить, что принесет нам день. И ближе к обеду мои тревоги подтвердились.

Послышался запах дыма, а через некоторое время донесся окрик откуда-то сверху. Я посмотрел в прореху в накидке и обнаружил, что мы подъехали к высокой крепостной стене. Городу Карду, как пояснил нам позже Кан. Тут не было рва, зато высокие стены в своей мрачной неприступности могли сдержать не один натиск врагов.

– Монд, волчья морда, ты снова здесь! Кого на сей раз притащил? А ещё и Истрит с ним, вот уж двух более прожженных типов и встретить невозможно, даже дышать рядом с ними опасно – воздух может быть отравлен, – донеслось со стены и дальше грянул хохот из десяток глоток.

– А-а-а, Торд-баламут, как всегда веселишься и злословишь? Когда-нибудь от хохота лопнешь. Может, тогда мир вздохнет чуть свободнее! – парировал Монд.

– Открывайте ворота! Нам некогда с вами балагурить и так оставили свой город по серьезному делу, чрезвычайной служебной надобности! – произнес второй стражник по имени Истрит.

– Если надобность так уж серьезна, опасна и трудна, то мы вполне можем предоставить вам ночлег и отдых, а сами сопроводим телегу до места назначения, – сказал Торд со стены. Все остальные притихли, ожидая ответа Истрита, но первым успел ответить Монд.

– Нет, что ты, Торд, не стоит себя так утруждать, мы и сами в состоянии препроводить эту жалкую тележку до соседней деревни. Тут у нас навоз и везем его к моей матушке, а Истрит вечно торопится, вот и попытался ввести вас в заблуждение, – проговорил Монд, незаметно тыкая напарника в бок.

Тот замолчал, проглотил слова и даже не подавился, к моему огорчению. Ворота со скрипом открылись, и тележку дернуло. Мы не торопясь въехали в город. Мои спутники прильнули к дырам в стремлении рассмотреть, куда это мы приехали. Монд шепотом велел молчать и не издавать ни звука.

Город похож на Тайнеш богатством красок и эмоциями на лицах людей. То есть полнейшим отсутствием и того и другого. Зато стражники точно в таких же доспехах, как и наши сопровождающие, даже выражение собачьих морд на шлемах не изменилось – злобное и кровожадное. Однако, лица стражников лучились доброжелательностью и до ушей растянуты в улыбках, хотя глаза холодны как лед и колючи как сорок кактусов.

У нас жил одно время кактус, пока я не решил попробовать его на вкус, и потом, обиженный его подлостью по отношению к моему нежному носу, сбил горшок на пол. За эту живую игольницу я здорово огреб по ушам, но зато запомнил, что не все в этом мире можно попробовать. Так что мне есть с чем сравнивать их взгляды к нашему каравану.

– Дружище Монд, я знаю, где живет твоя матушка, поэтому буду рад услужить тебе и привезти старушке ароматный подарок от сына. В награду, да и за прошлые долги, ты можешь пожертвовать нам этих двух старых кляч – проговорил, распахивая дружеские объятия, высокий стражник.

Бегунок возмущенно заржал, обидевшись на нелестное высказывание, но никто не обратил на него внимания. Тогда он подождал, пока высокий пройдет мимо него и нежно наступил ему на ногу. Стражник взвыл и минут десять изощрялся в ругательствах. Павел шевелил губами, запоминая особо эмоциональные. Бегунок был счастлив, его желтые зубы, казалось, разом стремились вырваться наружу в довольной улыбке. Наконец страсти улеглись, Баламут ожег Бегунка ненавидящим взглядом, но больше ничего не сказал. Наши стражники прятали ухмылки и сочувственно покачивали головами.

– Торд, так о каком долге идет речь? Ведь всем, кому я должен, я прощаю! – все еще пряча улыбку, сказал Монд.

– Монд, ты два раза провозил по нашей территории тележки, наполненные явно не навозом. Первый раз ты обошел на обратном пути наш город за тридевять земель. Второй раз, когда мы послали с тобой нашего бойца, ты подсыпал ему в пищу снотворного и оставил спать под липкой, и по проторенному пути вновь прогулялся лесами. Теперь же мы почему-то решили тебе не доверять и отправиться вместе, до самого финала путешествия. Вдруг нападут разбойники с целью похитить драгоценный груз, а когда узнают, что это за груз, воткнут вас в него вверх ногами. Ну, а вместе мы запросто сможем отбиться, и твой навоз доедет до матушки в целости и сохранности, – криво улыбнулся Торд, все еще потирая ушибленную ногу.

– Торд, в этот раз я обязательно отдам долю за навоз, даже могу килограмма три насыпать сверху. Клянусь головой своего напарника, – Монд подмигнул ощутимо побледневшему Истриту.

Торд отогнул полог и заглянул в нашу скромную обитель. Я нырнул обратно в прореху, чтобы увидеть, что там творится. А там Татина показала стражнику язык и помахала рукой, приглашая залезть в кибитку. Кан и Павел обреченно смотрели на стражника, всем своим видом показывая смирение и покорность.

– А кто это тут у вас? На навоз не очень похоже, но если их не выпускать, то вскорости они смогут обмануть нюх и вам будут охотнее верить на слово, – Торд подмигнул Татине.

– А если я оставлю своего спутника, – торопливо начал Монд, видя, что Торд с укоризной покачивает головой, – а потом на обратном пути заберу его и отдам все дол… – договорить он не успел, полетев на землю от мощного тычка по шее. Истрит довольно причмокнул языком и склонился над поверженным, угрожающе подняв кулак.

– Все понял, осознал и каюсь! – примиряющее поднял руки Монд. – Это лишь минутная слабость, клянусь – такого больше не повторится.

– Вот и договорились! Я возьму с собой брата, мы поедем чуть в стороне от вас и питаться будем отдельно. Кстати, ты, – обратился Торд к проходящему мимо чумазому мужчине в лохмотьях, – принеси еды на три дня мне и моему брату.

Мужчина с ничего не выражающим лицом развернулся и побрел обратно. Стражники проводили его взглядами и стали обсуждать последние новости: как один ушел в лес и не вернулся, потом двое упали в реку и не смогли выбраться, а тому ворона капнула в глаз, и он ослеп.

Вскоре запас новостей иссяк, и к этому времени вернулся посланный за едой. Баламут придирчиво осмотрел все припасы и, обнаружив среди них яблоко с червоточиной, что есть силы саданул посланца по лицу. Человек упал как тряпичная кукла, затем поднялся и побрел обратно, не обращая никакого внимания на падающие с носа капли крови. Капли, соприкасаясь с поверхностью, взмывали маленькими фонтанчиками вверх, а потом вновь припадали к булыжной мостовой, оставляя на ней алые кляксы. А Торд, уже забыв о бедолаге, приторачивал к задку нашей телеги принесенные сумки так, чтобы до них не дотянулась рука арестанта. Судя по сноровке, с которой он это проделывал, опыт у него богатый.

– Скоро вернемся, братцы, не скучайте! – Торд махнул рукой стражникам, и мы тронулись через город.

Мы пронизали Карду насквозь и вышли через другие врата. Город, как и первый увиденный нами населенный пункт, словно покрыт серой пылью, все краски казались блеклыми и выцветшими. Проходящие люди безразлично шли мимо, и не обращали на нашу процессию никакого внимания. А нас провожали уже четыре человека – поневоле наполняешься чувством собственной значимости, и чуть-чуть пониманием глубины человеческой жадности. Стражники распрощались со стоящими на северных вратах, им пожелали удачи и захлопнули ворота.

Мы двинулись дальше и вскоре снова въехали в лес. Павел о чем-то тихо шептался с Каном, Татина дремала, а меня все больше и больше донимала одна мысль – почему жители ходят какие-то зомбированные, а стражники живут, скалятся и горят желанием урвать свой кусок и потолще. И зачем стражникам нужны монеты, если и так могут получить всё что захотят? Вот эту мысль я и выложил Павлу, а его, оказывается, мучили такие же соображения. Он их озвучил перед Каном, но тот лишь пожал плечами в ответ.

– Людская жадность всегда входила в поговорки, а уж те, кто привык к золоту, вряд ли откажутся от него, даже тогда когда оно совсем не будет нужно! – меланхолично произнес Кан.

Павел посмотрел на Кана, но ничего не смог возразить. Татине опять что-то не нравилось, и она просто дулась на всех. Может быть, заранее на что-либо обижалась, в любом случае и она не противоречила высказыванию нашего многомудрого спутника.

На ночь мы остановились на небольшой полянке в лесу. Закрапал мелкий противный дождик из той породы, что сперва не замечаешь, но через пять минут уже мокрый насквозь. Добрые и жалостливые стражники, радея исключительно о том, чтобы доставить пленников под здоровой и, в первую очередь, сухой охраной, сдернули с нашей клетки покрывало и устроили из нее навес.

Татина, в ответ на эти действия, подняла такой ор, что стражники, которым она и так все нервы истрепала за день, отогнали телегу к большой и развесистой ели. Защита от дождя небольшая, но все же лучше, чем ничего. Стражники поели, мои спутники поглотали слюнки, в общем, ничего интересного. Я, пользуясь своими размерами, юркнул Павлу за пазуху. Тепло, уютно, а главное сухо, там меня разморило, и я заснул. А ведь Кан предупреждал, да и сам я оборачивался из медведя в кота, почему же сейчас об этом забыл?

Ай-ай-ай, как же нехорошо получилось. Неожиданно закончилось пребывание вашего покорного слуги в теле мыши, и это внесло переполох в наше уютное гнездышко. Тяжелые еловые лапы, обхватившие нашу телегу с трех сторон, усиливали ощущение гнезда, в котором вылупился птенчик. То есть я.

Что было бы с вами, если бы у вас под мышкой неожиданно надулся воздушный шарик? Вы без сомнения взмахнули бы рукой, это же сделал и Павел. Однако, на свою беду, на его плече прикорнула Татина. Вот тут-то вся катавасия и началась.

От мощного взмаха Пашкиной руки Татину унесло противоположной стенке клетки. В полете её слегка развернуло, и она вошла головой вперед точно между прутьями решетки. Её красивый и запоминающийся полет я увидел как раз в тот момент, когда моя голова очутилась на свободе, а просыпаемся мы, коты, на порядок быстрее людей.

От удара Татины о край клетки, тележку ощутимо качнуло, и из-за этого проснулся дремавший Кан. Он моментально оценил обстановку и внес свою лепту в веселую неразбериху. Так как добраться до рта Татины и заткнуть его уже не представлялось возможным, он дотянулся и ущипнул ту часть тела, которая была ближе к нему.

Татина, возмущенная таким надругательством над своей персоной, и убежденная, что все это затевалось ради щипка её филейной части, начала жестоко мстить.

Предусмотрительный Кан тут же слинял от изображавшей ветряную мельницу Татины в другой угол клетки. Я тоже не остался внизу, а птицей взмыл вверх и ухватился за перекрытие клетки, откуда, головой вниз, продолжал наблюдать за происходящим. Павел не успел ни смыться, ни взмыть и был награжден за свою нерасторопность мощным ударом ноги в челюсть.

Он, не менее красиво чем Татина, пролетел по воздуху и занял аналогичную ей позицию между прутьями решетки, только лицом вверх. Секунд пять я смотрел в его пустые глаза, потом в них мелькнул зачаток мысли. Еще через десять секунд мысль о свободе полностью сформировалась, и он попытался вынуть голову из западни, однако успех был столь же велик, как и у Татины. Уже две головы торчали по разные стороны телеги, оставалось присоединиться Кану, и полная композиция во славу идиотизма была готова.

– Тихо, Татина, стражников разбудишь. То-то они удивятся увиденному, да и поржут заодно на бесплатное представление, – прошипел тем временем Кан все еще машущей руками и ногами Татине. – Сейчас мы тебя освободим, не дергайся.

Татина тут же притихла. После этого Кан повернулся к Павлу.

– Воспользуйся амулетом, не для красоты же ты его носишь, – также тихо, как и в первый раз, прошипел благородный старец.

Павел тоже перестал сотрясать тележку и протянул руку к амулету. Пахнуло знакомым холодком, и Павел на глазах раздался в плечах, под затрещавшей джинсовой одеждой забугрились заметно выросшие мускулы. Он взялся руками за прутья решетки и легко, словно они были сделаны из воска, разогнул их в разные стороны. И, освободив таким же образом Татину, вновь придал прутьям первоначальное положение.

– Вообще-то я имел в виду, что ты станешь водой, но такой вариант тоже годится, – прошептал одобрительно Кан.

– Прости, Татина, мысль о превращении Кешки обратно в кота совсем вылетела у меня из головы, – извинялся Павел, глядя в гневные глаза нашей пострадавшей спутнице.

– Ага, зато мне основательно влетело, – потиравшая шею Татина, ткнула Павла в бок острым локотком.

Так как Павел был с орочьим боевым умением в теле, то вряд ли это доставило ему больше неудобства и боли, чем дуновение весеннего ветерка.

Но почему тогда у меня не получилось его ударить, когда я находился в теле медведя? Или амулету требуется подзарядка? Может попросить Павла поэкспериментировать с ударами Татины? Нет уж, не сейчас, а то она в таком состоянии, что и убить запросто может.

– Отбой и всем постараться уснуть, – на правах старшего скомандовал Кан. – Нам завтра улыбнется Башня Безмолвия, так что нужно отдохнуть перед знакомством с ней. И будь любезен, Павел, перестань надуваться и пыжиться, прими тот облик, в котором тебя впервые увидели стражники. И кота заодно не забудь обернуть мышкой, можно летучей – видишь, как ему нравится висеть вниз головой.

Я тут же слетел вниз: «Павел, не смей! Такого позора я не переживу!! Разорвется же и без того настрадавшееся сердце!!! В мышь еще можешь, но в летучую даже и не думай, а то всю дорогу буду ползать у тебя по голове».

«Успокойся, все нормально, никто тебя не будет оборачивать в летучую мышь. Как только будет возможно, так тут же получишь свой первоначальный вид» – уговаривал меня Павел и даже попросил рыбку у Кана.

Против нее я не смог устоять, утащил вкусно пахнущую рыбеху за хвостик в уголок и скомандовал: «Я готов, колдуй!» Снова холодок, все моментально увеличилось, Павел принял облик цыгана, а я юркнул в угол. Спящие стражники так и не проснулись от наших действий, а мои спутники не горели желанием все рассказывать им о происшедшем. Так все и осталось между нами и развесистой елью. Татина еще немного пошипела, но скоро сон сморил и ее.

 

Глава 8

На заре неожиданным сюрпризом для меня явилось присутствие над нашей телегой достопамятной желтой птички с розовым хохолком.

Я не поверил собственным глазам и даже протер их. Но они меня не обманывали – на ветке действительно спала милая птичка-ревун. Тысяча планов моментально пронеслось у меня в голове: и укусить, и ущипнуть, и хвостом врезать, и по хохолку настучать и т.д. и т.п. Однако все они улетучились, когда я увидел шишку, висевшую в метре над очаровательной птичкой. Мысленно поблагодарив матушку-природу за такой подарок, я полез претворять в жизнь свой план мести.

Пару раз оступился и чуть не упал вниз, приклеился в трех местах и оставил дереву на память несколько кусков шерсти. Печально, грустно, но я добрался до вожделенной шишки. Солнце ещё не встало, но небо на востоке начинало светлеть, поэтому следовало торопиться. Я, как заправский бобр, вгрызся в черенок моего орудия возмездия, и слой за слоем приближал торжество справедливости.

Наконец шишка осталась висеть на полоске коры, и я, тщательно прицелившись, сбил её задними лапками вниз. Как раз вовремя – птичка начинала встряхиваться и вот-вот должна была проснуться. В этот момент упавшая шишка добавила ей несколько минут забвения, небольшое вздутие на затылочной части и неприятную головную боль. Она, не приходя в сознание, слетела вниз. Все, я был отомщен и даже от избытка чувств пожал себе лапу. Но приключения с ревуном еще не закончились.

Птичка приземлилась на Пашкин живот, поэтому избежала каких-либо серьезных повреждений. Павел от этого не проснулся, пришлось спускаться вниз и, как в старые добрые времена, проводить хвостом у него под носом. Но если раньше хвост был мягкий и пушистый, то теперь под его носом проползло нечто холодное, скользкое и липкое от смолы. Позже Павел признался, что у него появилось ощущение, будто через его верхнюю губу иммигрировала семья змей. Он сразу же вскочил на ноги. Теперь уже мне пришлось успокаивать его и в нескольких словах описывать ситуацию.

В Пашкиных глазах зажегся знакомый по нашему миру хулиганский огонек. И это означало, что у него появился план проказы, которая кому-то очень не понравится. Павел начал оживать в этом мире, «ассимилироваться» как сказал бы Семен Алексеевич, при этом он обязательно поднял бы вверх указательный палец. С того момента, как мы попали в достопамятную конюшню, я не замечал у друга этого знакомого до боли огонька.

Пока остальные спали, Павел, при помощи амулета, просочился сквозь прутья решетки и, став невидимым, перенес начавшего подавать признаки жизни ревуна к стражникам под навес. Забавно было наблюдать, как птичка поднялась в воздух и переместилась на их стоянку, при этом ни разу не взмахнув крыльями. Сразу же вспомнились фокусники из телевизора, вытворяющие подобные чудеса на потеху публике.

Лишь трава приминалась под Пашкиными ногами, выдавая его перемещения в предрассветных сумерках. Птичка, покачиваясь как падающий лист, тихо легла у волосатого уха главного весельчака. Звуковая бомба заложена, оставалось только предупредить своих, чтобы они были готовы к оглушительному реву.

И вот Павел появился в клетке и тихонько разбудил Кана с Татиной. Не взирая на ворчание последней, он посоветовал быстро упасть всем на дно телеги, заткнуть уши и открыть рот. Затем подал пример, упав носом в солому и закрыв уши. Следом рухнул Кан. Татина что-то еще продолжала ворчать, но слов я уже не слышал. Как мог закрыл лапами уши и распахнул пасть, но из любопытства не стал зарываться в солому, а остался на поверхности посмотреть на недоверчивую Татину.

Птичка-ревун очнулась.

Этими тремя словами можно было описать все происходящее. Звук был такой сильны, что его можно было ощущать каждой клеточкой своего тела, «каждой фиброй души» как однажды выразился Павел о вокальных способностях своей матушки. Словно тысяча автомобилей загудели одновременно. Словно стадион футбольных фанатов взревел и задул в свои гудки. Пронзительный, выворачивающий наизнанку, звук взвился над тихим лесом и потом коршуном ринулся вниз. Упало несколько молодых деревьев, с близлежащих кустарников облетела листва, а их самих пригнуло к земле, да так и оставило. Глаза Татины остекленели, и она рухнула без сознания на дно телеги. Стражников я не видел, но ужасно им сочувствовал.

Через пять секунд вопль стих и наступило то, что люди называют «глубокая тишина». Даже ветер боялся шевельнуть листочком, а может и он где-нибудь валялся неподалеку, оглушенный местным вокалистом. Я рискнул выглянуть за борт телеги, мои пока еще лежали ничком и старались не подавать признаков жизни – лучше всего это получалось у Татины.

Громкоголосое создание, сирена местных лесов, спокойно поправляла свои перышки, попутно оглядывала окрестности в поисках новых врагов. Секунд двадцать ничего не происходило, затем нечаянная судорога прошлась по телу Монда. Последовала ожидаемая реакция. Птичка подскочила к нему, слегка повернула голову, будто прицеливаясь (я сразу же заткнул уши) и гаркнула ему в ухо – словно заправский киллер произвел выстрел на добивание. Звуковая волна снова накрыла поляну, но уже потише, чем в первый раз. Больше никто из стражников не шевелился, и, удовлетворенная осмотром места побоища, птичка с розовым хохолком отправилась по своим делам. Я проводил ее долгим взглядом.

«Павел, она улетела, опасность прошла» – сообщил я моему другу. Тот остался лежать.

«Кешка, а ты точно уверен, что её нет? Может она где-нибудь притаилась под кустиком и ждет нашего появления?» – спросил не рискнувший подняться Павел.

«Нет, точно улетела. Давай проводи работы по приведению в чувство Татины, да и стражникам не мешало бы «Скорую» вызвать. Толкни еще Кана, а то он так и пролежит до приезда в Башню. А он старенький – простынет еще. Да-а, натворила маленькая певунья больших дел. Если бы знал, то попросил бы выкинуть её подальше» – хмыкнул я.

Стражников следовало поправить, а как же иначе? Кто еще нас в Башню отведет да и запустит? Павел осторожно поднял голову, внимательно осмотрел окрестности и только тогда оторвал руки от ушей. Затем подошел к Кану и потряс его за плечо. Тот обалдело посмотрел на него и, увидев, что Павел подает знаки опустить руки, помотал отрицательно головой. Павел показал, что птичка улетела, но Кан лишь опустил голову вниз. Наконец Павел не выдержал и сам с трудом оторвал руки Кана. Жаль, что мой друг повернулся ко мне спиной и не видел мимического спектакля, показанного мной для одного зрителя.

Когда Павел в первый раз попросил Кана, я помотал головой и заткнул лапами уши, озираясь назад. Во второй раз я просто рухнул на борт и зажмурился. Видимо все это было настолько убедительно, что Кан поверил мне, а не моему другу. Это была моя маленькая месть за поражение в борьбе с лягухой.

Затем они вместе начали откачивать нашу ворчливую спутницу. Та никак не хотела приходить в себя, хотя Павел уже отвел душу, нахлестав по щекам. Потом он с умным видом взял ее за руку, подержал немного и, не найдя пульс, положил обратно. Мы с Каном переглянулись, гадая – оживет Татина от таких действий или нет.

Павел еще потрогал её за шею, в отчаянной попытке найти пульс, а может борясь с соблазном придушить. Наконец он осмелел настолько, что попытался сделать ей дыхание рот в рот. Это был его первый поцелуй, если не считать муслякания в детсаде и робких чмоков в щечку, при игре в «бутылочку». Но и такая кардинальная мера, описанная в сказках о спящей красавице, не принесла никаких результатов. Наша спутница не просыпалась. Когда у Павла из арсенала операций остался лишь прямой массаж сердца (и от этой идеи его глазки отчетливо загорелись), Кан отодвинул от тела Татины.

– Ты достаточно поиздевался, теперь пришла и моя очередь, – с этими словами он извлек из-за пазухи пучок красной травы.

Головки на стебельках похожи на крысиные носики, они подрагивали, словно втягивали в себя воздух. Кан разломил один стебелек под носом Татины. Резкий аммиачный запах резанул по моим нюхательным рецепторам, выдавливая из глаз слезы. Павел тоже вытирал вылезшую влагу. Зато результат налицо – Татина замахала руками, оттолкнула от носа стебелек и стремительно села. Несколько минут приходила в себя, трясла головой, видимо пытаясь этой тряской установить на место содержимое черепа. Кан дал ей понюхать еще какой-то малиновый цветок, и она окончательно пришла в себя. Вытерев обслюнявленный рот, она подозрительно поглядела на Павла, но ничего говорить не стала. И это было странно.

«Павел, похоже, этим жестом она посоветовала тебе научиться целоваться» – мысленно хихикнул я и повернулся навстречу восходящему солнцу.

«Кешка, а тебе поменьше надо с ней болтать. Не слишком ли много язвительности для такой маленькой мышки? Может тебя в слона обратить, чтобы размер соответствовал?» – парировал Павел.

«Ага, догадайся – на кого первого я тогда наступлю? Ну ладно, пошутили и хватит. Уже почти рассвело, пора бы и в дорогу. Давай, буди стражников!!! Да, я командую, а что еще остается? Без грамотного руководства и моих умных наставлений, ты давно бы пропал в этом мире» – с этими словами я повернулся к Павлу, но мои умные мысли пропали зазря – Павел уже возился у лежащих тел, переламывая под их носами пахучие стебельки.

Наши ревностные хранители правопорядка понемногу, стараясь не делать резких движений, вставали сначала на колени, а затем поднимались в полный рост. Контузило их здорово. Целый час они ползали по поляне как сонные мухи, забыв – зачем они здесь и где их вещи. Монд еще и заикаться начал. Кан наотрез отказался давать им малиновый цветок, каким он отхаживал Татину, мотивируя это тем, что они должны быть наказаны за жадность.

Мы в это время успели позавтракать и теперь делали ставки, кто первый из стражников вспомнит о нашем существовании. Как ни странно этим первым оказался наиболее пострадавший Монд. Он долго смотрел на навес, хмуря и морща лоб, потом его глаза упали на телегу. Затем он свел воедино два своих наблюдения, и от этого союза родилась новая мысль, которое он тут же поспешил озвучить.

– Р-р-ребята, мы шли с-с-сдавать п-п-п-п… – пытаясь выговорить неподдающееся слово, он оплевал лицо Торда (нарочно или нет – мы так и не узнали), – п-п-п-пленников. Д-д-д-д – теперь он оплевал Истрита, остальные на всякий случай отодвинулись подальше, – д-д-давайте же с-с-собираться.

Еще минут пять эта информация доходила до Торда, Истрита и остальных. Все-таки сознание понемногу прояснялось, контузия с боем уступала место здравому смыслу и привычной жадности. Немного посовещавшись, причем Монду велели отвернуться в сторону, наши сопровождающие решили позавтракать, а уже потом двигаться дальше.

Нас опять накрыли покрывалом, и в этот раз мера предосторожности оказалась очень кстати. Ближе к обеду наша процессия проезжала около небольшой деревушки. Там было всего два стражника, которые тоже изъявили желание поучаствовать в акции передачи особо опасных преступников в жесткие руки закона. Однако в этот раз «наших» стражников было больше и поэтому деревенским было отказано в самой прямой форме, с некоторыми физиологическими уточнениями пути, по которому они могут отправиться. Тогда те скрылись за забором, состоящим из частокола грубо отесанных бревен. За воротами мелькнули несколько обшарпанных невысоких домиков, крытых пучками соломы.

Через две минуты все население деревни высыпало на околицу, каждый нес в подоле предметы, напоминающие по форме яблоки. Ну, с яблоками я, положим, ошибся – стражник взмахнул рукой и на нашу телегу обрушился град булыжников. Судя по частоте попаданий, опыт в этом деле у них был изрядный. Хотя ткань, которой мы были накрыты, сдерживала камнепад, все же несколько пролетели внутрь.

Павел накрыл своим телом сжавшихся в углу Кана и Татину (я, понятное дело, уже сидел у него за пазухой), поэтому нас не коснулся ни один камень. Видимо один из камней попал в лошадей, поскольку наша телега резво дернулась и понеслась, подпрыгивая на ухабах. Вслед нам раздались вопли стражников, которые во время обстрела скрывались за телегой. Вскоре вопли и удары об решетку стихли, и тогда Татина подала голос.

– Павел, ты уже можешь встать. Хотя, если Кану понравилось твое общество, то можете лежать и обсуждать плывущие по небу облака, а мне еще нужно коней останавливать, – Татина выбралась из-под живого щита и начала поднимать ткань с передней стенки клетки. Павлу тоже не улыбалось лежать со старичком, потому что он кинулся ей помогать, заодно поддерживая на особо высоких прыжках. Вместе, они своими голосами, а Павел еще и вылез наружу, кое-как утихомирили лошадей и те остановились.

– Молодые люди, мы довольно далеко оторвались от наших жадных друзей, и я предлагаю их немного подождать, тем более, что уже показалась Башня Безмолвия, значит, мы скоро будем на месте, – палец Кана показывал на север. Там, за верхушками деревьев, протыкал небо длинный тонкий шпиль.

Ребята согласились с Каном и решили доесть припасы – неизвестно, когда еще удастся перекусить и удастся ли вообще. Кан оторвал от связки последнюю рыбешку, вопросительно посмотрел на меня и отрезал-таки хвостик, который я с аппетитом тут же умял.

Татина с Пашкой флегматично дожевывали вяленое мясо с хлебом, запивая остатками воды из фляжки, когда из-за деревьев донеслись голоса стражников. Ребята быстренько уничтожили следы обеда, то есть выбросили кости подальше и вытерли сальные губы.

Догнавшие нас бодрые слуги закона теперь были похожи на солдат разбитой армии. Их блестящие латы украшены вмятинами и выбоинами, трое хромали. У Торда наливался багровый синяк под глазом, Истрит задорно алел правым ухом, все остальные в той или иной мере поцарапаны и побиты. В глазах все также горел огонек наживы, и он разгорелся еще ярче, когда увидели нашу телегу. Хотели обрадоваться, но это вышло так слабо и неубедительно, что они просто махнули рукой и, взяв лошадей под уздцы, понуро побрели к Башне.

По пути не было оборонено ни слова, вероятно, они думали какими дорогами идти обратно и как уберечь свою долю от остальных. Это видно по бросаемым искоса взглядам, более ласковых глаз я еще не видел.

Мы двигались шагом, не торопясь обдумывали дальнейшие действия. Башня становилась все ближе и ближе, медленно, но верно вырастала из-за вековых деревьев. Чем ближе мы к ней подъезжали, тем реже становились деревья, мельче кустарники, а трава вообще росла желтыми клочками. Все больше возникало просветов и просек, на деревьях чернела какая-то гниль, а не лепетали листки на ветру. И не потому, что им было лень, а потому, что они отсутствовали. Неожиданно всякая растительность кончилась, и мы выехали на песчаное поле, которое простиралось на много километров. Пустыня Сахара.

Песок был такого цвета, словно здесь произошло великое побоище, и он в полной мере напитался расплесканной кровью. У моих спутников возникли примерно такие же ассоциации, поскольку они прекратили шептаться и приникли к прорехам в ткани, не в силах оторваться от красной равнины. Эта краснота простиралась до горизонта и посреди этого поля высилась пресловутая Башня Безмолвия.

Теперь я понимаю, почему её называли с большой буквы. Размеры поистине впечатляли. Когда-то давно, в моей прошлой жизни, по телевизору показывали самые высокие башни. Я тогда в полглаза посматривал на виды с высоты птичьего полета, на всякие разные башенки, тонкие и толстые, на большие и маленькие, на прямые и наклонные. Но эта «малышка» похожа на результат романтического союза Останкинской и Эйфелевой башен, своего рода плод русско-французской дружбы. Округлой конусообразной формы, она расширялась к низу и становилась почти неразличимой вверху.

– Офигеть! – проговорил Павел и я с ним согласился.

Чем ближе мы подъезжали, тем меньше мне в нее хотелось. Казалось, что она вырублена из цельного куска камня, а маленькие и узкие окна даже на бойницы не похожи, словно мелкие трещинки, они были предназначены лишь для вентиляции. Перед Башней выкопан глубокий ров с обеих сторон украшенный вкопанными заостренными бревнами. Это когда мы подъехали ближе я увидел, что бревна утыканы ржавыми гвоздями, а склоны оврага усеяны осколками битой посуды, острыми кусками сломанных пик, алебард и сабель, и всякой прочей дребеденью, предназначенной затруднить как нападение, так и побег. За рвом возвышалась стена высотой метра в четыре, с рваными краями и торчащей арматурой.

«Павел, ох и не нравится мне здесь. Ты бы узнал у Кана, какой у него план освобождения Кристана?» – спросил я у своего молчащего друга.

Павел почесал макушку, что означало стимулирование мыслительного процесса, и ответил: «Кешка, а ты где только что был? Мы уже целых два часа обсуждаем, как лучше добраться до пленника, а ты лишь сейчас очнулся. Мы решили действовать по ситуации, так как не знаем, где его держат. Оказывается, это не только место заключения и отбывания наказания, но еще и механизм по добыче целительной воды. Заключенные заставляют его работать, и вода поступает на поверхность, но в очень малых количествах. Эту воду раньше использовали для лечебных целей, в аптекарских делах, а теперь король Стим повадился принимать из нее ванны. Вот и работает эта Башня круглосуточно, а не так как раньше – днем. Из-за того, что её высасывают в таких количествах, песок и покраснел»

«Чего? Песок покраснел из-за откачки воды?»

 «Как это между собой связано, я не вполне понял, но похоже, что эта вода является кровью местной земли. Поэтому около Башни ничего не растет, так как на поверхности всё исчерпали. Высохшие деревья сгнили за месяц и рассыпались пылью, та же участь ожидает и близлежащие, заметил – какие они стоят? Кан сказал, что если добыча будет и дальше производится в таких количествах, то через год все вокруг на многие сотни километров покроется этим красным песком, выселяя людей и животных. Кстати её только недавно назвали Башней Безмолвия, до этого она была исправительным рудником. Ссылали в него только самых отъявленных преступников, чтобы те искупили своим трудом преступления и заодно исправиться. Водные пары благоприятно воздействуют на психику, исправляя людей в хорошую сторону, и поэтому сюда редко кто возвращался. Но почему-то с королем Стимом этого не происходит».

«А почему же её сейчас Безмолвной называют?» – поинтересовался я.

«А ты помнишь, как толпа отреагировала на наше представление, или мужчина на удар Торда? Вот именно – безмолвно и безмятежно. Так же сейчас и в Башне крутится механизм, ни криков, ни стонов. Люди делают работу беззвучно, умирают, на их место присылают других. Лишь в каком-то отделении находятся чувствующие и соображающие. Вот таких и «любят» надзиратели, поэтому и платят за них, чтобы вдосталь поиздеваться и послушать крики. Из-за этого, наверно, нас везут сдавать с такими почестями» – Павел хмыкнул, вспомнив «почести».

«А все же, зачем им деньги? И почему они отличаются от остальных?» – повторил я наболевшие вопросы.

– Господа стражники, а зачем вам золото, и почему вы не такие как остальные жители? – переадресовал мои вопросы Павел, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Не твое дело, сиди и не вякай, и так из-за вас пострадали! – брат Торда зло пнул по колесу телеги.

– Да ладно тебе, Миск, и так они скоро уйдут в неизвестность, пусть хоть напоследок узнают нашу маленькую тайну. Отличаемся же мы особой благосклонностью короля, потому что поддержали его. Когда он пришел к власти, то даровал нам эти мешочки с заговоренными травами, чтобы мы блюли порядок в королевстве, – Торд показал обычный холщовый мешочек, ничем не примечательный. Такие же мешочки я где-то видел раньше. – Нам строго-настрого было запрещено открывать их, но все же один из наших не удержался и сорвал печать. Тогда он стал таким же скотом, как и остальное население – ничего уже не помогало. Ну, нам любопытно стало, мы открыли его мешочек, а там была лишь полынь и кусочек камушка, почти песчинка. Вот и вся тайна отличия, в какой-то травке и песчинке. А золото всегда в цене, неизвестно – сколько продлится время людского забвения, а капиталец всегда при нас останется, да и в кости будет на что поиграть. А теперь заткнитесь и ведите себя спокойно, скоро подъедем к мосту.

Я вспомнил, где видел эти мешочки – на братьях-людоедах, так же на шее у спящего Славко и еще где-то. Так вот в чем дело, ну и дела тут творятся. О своих наблюдениях я поделился с Пашкой, он сперва не поверил, но потом просто замолчал, погруженный в свои раздумья.

Еще полчаса мы продвигались в сплошной тишине, лишь пофыркивание лошадей, скрип песка под колесами и людское дыхание выдавало наше присутствие. Хорошо хоть с клетки сдернули покрывало, а то под сплошным солнцем дышать становилось нечем.

 

Глава 9

Мы медленно, но неотвратимо приближались к Башне Безмолвия. Она величаво наплывала на нас, заслоняла небо. Огромная, как резиденция арабского шейха и высокая, словно несколько небоскребов поставленных один на другой. До нее оставалось несколько сотен метров, когда в нос ударил запах затхлости, людской крови и немытых тел. Этот запах окутывал Башню облаком боли, страдания и ужаса. Так дышат ворота в ад.

Наши лошади озирались на людей, нервно раздувая ноздри. Им, как и мне, до колик в печенках не хотелось приближаться к пункту назначения. Тянуло обратно, в густую зелень леса, ближе к водоему, а не в эту раскаленную на солнце махину.

Монд, приблизился к двум большим столбам на этой стороне рва, извлек из-за пазухи кусок белой ткани и начал активно им размахивать. Тина не могла удержаться от колкости и посоветовала ему поменьше хвастаться своим исподним или хотя бы время от времени его стирать.

Монд покраснел, похоже Татина попала в точку. Остальные же зашлись в хохоте, до тех пор, пока она не назвала их меринами. Стражники обиделись. Но обиделись не только они – на это высказывание Бегунок обиженно заржал и ударил в борт копытом. Доска заскрипела, закряхтела, но выдержала удар, не сломалась. Зато Татина в этот момент пыталась как раз блеснуть остроумием, но блеснула острозубием и прикусила язык. Это дало повод для еще одного взрыва смеха, причем громче всех смеялся Монд, все еще размахивающий тряпкой.

– Эй, стервятники, опять какую-нибудь падаль своих коготках приволокли? – раздался из-за стен зычный голос, и на фоне Башни нарисовалась мощная фигура с большим животом.

– Аккуратнее на стенке, Колун, а то пузо перевесит и от твоего падения Башня может развалиться! – закричал в ответ Торд. – Открывай давай, видишь каких богатырей привезли! Сами в схватке пострадали не на шутку, троих наших потеряли, но схомутали-таки опасных преступников.

– Кого? Вот этих задохликов? Да они едва дышат, вези их туда, откуда взял! – с этими словами толстяк развернулся и собрался уходить.

– Эй-эй-эй, Колун, ну извини за пузо. Это действительно опасные преступники, они пообещали нам за возможность выступить в городе десять монет. После выступления мы смиренно попросили плату, но они набросились на нас как дикие звери и избили, при этом рычали, кусались и даже плюнули два раза. На счастье у нас в гостях оказались Торд с братом и этими двумя благородными стражами из другого города, они и помогли нам их скрутить. Видите наши синяки и царапины, так это еще заживают, а было вообще одно сплошное месиво! – Монд продемонстрировал ранения и ушибы от камней.

Вот же враль – заливает так, что уши в трубочку сворачиваются. Я таким соловьем только в марте умел разливаться, но там свои причины…

– Торд был у тебя в гостях? Да скорее небо опустится на землю, и солнце пойдет гулять с луной, чем Торд придет к тебе в гости. Ладно, подавайте сюда ваших зверюг. Опустить мост! – скомандовал Колун и исчез со стены.

Внушительный мост из толстенных оструганных бревен, начал медленно опускаться. Заскрипел блок, два дюжих стражника крутили за блестящие рукояти. Огромная цепь из больших черных звеньев натянулась как струна. Оставалось два метра до земли, когда рукояти вырвались из рук стражников, разбросав в разные стороны. Мост рухнул со страшным грохотом, поднял тучу пыли. Нашу телегу ощутимо тряхнуло и меня подкинуло чуть не до потолка, хорошо еще Павел успел поймать на лету. Сунул в карман, откуда я наблюдал за происходящим через пуговичную петлю.

Когда пыль опустилась на место, мы заехали внутрь. Отброшенные стражники уже поднялись с земли, один зажимал ребра, другой придерживал руку. Колун, отличительной чертой которого являлся мясистый и обвислый нос, угрюмо кивнул и пострадавшие удалились за пристройки Башни. Потом главный стражник Башни окинул нас острыми глазками и повернулся к Монду, чуть не сбив его животом наземь.

– За все про все плачу десять монет. Кажется, такую плату вы должны были получить? – откровенно зевая, спросил Колун.

– Да, столько. Но, не вступая с ними в кровопролитный бой, не тащась в такую даль и не ночуя в лесу под проливным дождем. Так что не меньше пятидесяти, – горячо заверил Монд. Остальные пока помалкивали, не встревая в торг.

– У нас и своих крутильщиков полно, можем без ваших обойтись. И старикан уже не годится для дела. М-м-м, одиннадцать и то по очень хорошему знакомству! – протянул Колун.

– Этот старик в драке пятерых стоит, не смотри что худой, зато жилистый и ест немного. Но раз ты упомянул про хорошее знакомство, то я со своей стороны могу уступить за сорок девять, и то – отрывая от сердца! – начал кипятиться Монд.

– Нет у тебя сердца, если такую плату просишь. А что ест немного, то это сразу видно – заморили вы их голодом, еще откармливать придется. Из жалости и из уважения к сединам добавлю монету, пусть лучше под крышей умрет, чем в чистом поле! – почесал нос Колун.

Так яростно торгуясь, то уступая, то набавляя, через полчаса нас продали за тридцать монет. Все остались довольны, кроме Монда и иже с ним, но об этом позже. Сейчас же Колун взмахнул пятерней и к нам приблизился трясущийся, прыщавый юнец с большой связкой ключей на поясе. Он начал отчитывать Колуна визгливым голосом за такое расточительство, но тот прикрикнул на него и юнца как ветром сдуло.

– Большой уже у тебя сынишка, Колун. Когда на пенсию соберешься, ему все хозяйство оставишь? Пока что у него только жадность от тебя, вон с каким лицом за деньгами пошел, – улыбнулся Торд.

– Не твое собачье дело! Хотя да, весь в меня. Этого и боюсь – до пенсии вряд ли дотяну, уже сейчас, став казначеем, начал перечить и возражать. А что будет дальше? – пожаловался Колун.

Вернулся юнец, зло зыркнул на Монда, но под взглядом Колуна отсчитал монеты. Судя по возмущенным возгласам Торда, он старался подсунуть самые старые и потертые. Упирающихся лошадушек отвели за Башню, туда, где виднелись обшарпанные постройки. Мы пока помалкивали, у меня даже желания пищать не возникало.

Нас вывели из клетки, и повели в внутрь здания, где что-то скрипело, лязгало и трещало. Заодно двое здоровенных стражников притащили большой котел с ароматно пахнущей похлебкой. Желудок поневоле заурчал, хорошо, что не у меня одного, и он остался неуслышанным. Пройдя в большие, обитые железом ворота, мы попали в пародию на Чистилище.

Мой нос сразу же отказался работать, оглушенный идущей отовсюду вонью. Если на улице еще можно дышать полной грудью, то здесь приходилось через раз и пореже.

Наверх, насколько хватало глаз, уходили круглые этажи, похожие на театральные балконы. По ним непрерывно двигались сотни людей. Каждый толкал перед собой толстую балку, а те, словно ветви фантастического дерева, присоединялись к огромному вращающемуся стволу невероятного диаметра.

Двое стражников в черных одеяниях протащили котел в кабину допотопного подъемника, нам велели идти следом. Старая кабина жалобно застонала под весом людей, большого котла и легкого меня. Один из стражей цыкнул на сидящих у вращающего барабана людей, те флегматично встали и взялись за сверкающие рукоятки. Двенадцать человек начали возносить нас в скрежещущую высь.

Я с любопытством высунулся из кармана, чтобы поглазеть, куда это нас везет скрипящий инвалид. Краем глаза отметил довольную улыбку Кана и тут же забыл о ней, поглощенный открывающейся картиной. Сотни людей упирались ногами в грязный пол, тянули и толкали перед собой блестевшие от постоянного использования балки. Другие арестанты мрачно сидели у стен.

На каждом этаже один из сопровождающих дергал за веревку, проходящую сквозь пол и потолок подъемника, снизу раздавался звон колокольчика, и мы останавливались. Подходили надзиратели, перебрасывались парой ленивых слов со стражниками, осматривали нас и, получив свою порцию похлебки, отходили обратно.

У каждого надзирателя был длинный кнут, и время от времени они его использовали, подбадривая падающих людей. Причем делали это с таким скучающим выражением лиц, словно отгоняли надоедливую муху. В ответ на удары, люди в лохмотьях вздрагивали, ежились и продолжали тянуть свой груз.

Мы же поднимались все выше в сужающуюся полость Башни Безмолвия. Подъемник скрипел, качался из стороны в сторону, угрожал оборвать трос и уйти из жизни подобно самураю. Но все же смог доставить нас на самый верх.

Ствол к этому времени очень сильно сузился и дошел до двух человеческих обхватов. На самой верхней площадке находилось четверо стражников и десять оборванных людей, пятеро из которых тянули рычаги стержня, а пятеро дремали у стен, прикованные к ним внушительного вида цепями. Сама площадка походила на каменный мешок, сквозь горловину которого вверх уходил конец невероятного ствола.

– О, новое мясо привезли! Наконец-то, а то старое уже начинает протухать! – произнес один из надзирателей и двинулся в нашу сторону. В руках покачивался кнут, сплетенный из нескольких длинных кожаных шнурков с металлической окантовкой на рукояти.

– А ты поменьше рот открывай, не так сильно падалью пахнуть будет! – поднял голову один из сидящих у стены. В нашу сторону блеснули карие глаза.

Старший надзиратель вытянул его по спине кнутом. Старшим я его назвал из-за пуза, ничем не уступающего в размерах животу Колуна, самодовольного вида и красной повязки на рукаве. Пленник издал стон сквозь стиснутые зубы, но головы не опустил, продолжал смотреть на нас. Сопровождающие подтолкнули людей в спины, мы очутились на площадке. Испарения поднимались снизу, и запах тут сшибал с ног. Похоже, что я узнал, как будет пахнуть в аду: потом, кровью и испражнениями.

Стражники, получив свою порцию похлебки и, перекинувшись несколькими словами с сопроводившими нас стражниками, отошли в сторону к грубо сколоченному столу с длинной скамьей. Надзиратели с похлебкой уехали вниз, подъемник скрипнул на прощание, а мои спутники остались стоять, не зная, что предпринять дальше.

Стражники не торопливо жевали и откровенно разглядывали Татину, что заставило Павла покраснеть. Он постарался закрыть её от нескромных взоров щуплым телом. Но Татина и сама могла за себя постоять, что она не преминула продемонстрировать всем присутствующим.

– Здравствуйте, уважаемые страдальцы и за порядком следящие! Прибыли мы из мест недалеких да всеми исхоженных, где поминать будут дела наши недобрые, да славу дурную пускать в другие пределы. Спутники мои кровавый след в каждом королевстве оставили, не раз приговорены к повешению, в общем изверги жуткие, – мужчины никак не отреагировали на эти слова, продолжая поедать взглядами Татину. – Вот старый Кан… Не старикан, а старый Кан! Одним махом вырубает троих, да еще по семерым отголосок прыгает, причиняет неудобства в виде травм и глубоких царапин.

– Это хорошо, что сильный, значит за двоих работать будет, – сказал, отрываясь от похлебки, старший надзиратель. Кан красноречивым взглядом поблагодарил Татину за такое представление.

– А это великий отравитель, душегуб и убийца по имени Павел. Он троих братьев-людоедов у деревни выселенцев нечаянно попортил, когда они имели глупость его разбудить. А потом и деревня под горячую руку попалась, рука до того горячей оказалась, что сгорела деревня до последнего полешка. Других случаев злодейства и не сосчитать, особенно когда он краснеет, вот как сейчас. Аккуратнее, а то броситься может и даже укусить! – предупредила Татина.

Павел от её слов и впрямь покраснел, как вареный рак, для пущей иллюстрации оставалось только поскрежетать зубами.

– Попортил людоедов? Это да, это героизм настоящий, – усмехнулся толстяк.

– Э-э, она имеет ввиду покалечил, а вовсе не то, что вы подумали, – проблеял Павел.

Идущие за рычагами пленники прислушивались к разговору, сидящие тоже начали поднимать головы. Из всей одежды на грязных телах лишь потрепанные штаны и цепи, цепи, цепи. Цепями они прикованы за руки, ноги и шею к стене, а идущие крепились к балкам.

– Слышали мы о несчастии, произошедшем с нашими сотоварищами в деревне. Так вот это чьих рук дело. Ну, будь уверен, что своим вниманием мы тебя наградим в полной мере! – ощерился старший и взмахнул кнутом.

Кнут просвистел в воздухе и резко щелкнул, словно прозвучал выстрел в пустыне. Павел поежился и попытался просверлить укоризненным взглядом две аккуратные дырочки в Татине.

– Ну и наконец я, главарь этой милой шайки, их основной мозг. Добавила бы еще печень и сердце, если бы не забыла в младенчестве, что означают оба этих ненужных органа. Я Татина, внучка старой Зары, потомственная колдунья в десятом поколении, умею наводить сглаз, порчу и разные виды насморка. Надеюсь, вы поняли, что с нами лучше не шутить? Требую предоставить нам место у окошка, трехразовое питание и семь выходных в неделю, – Татина даже притопнула ногой, разгоряченная своей речью.

– Красавица моя, нас многие пугали, рассказывали о том какие они великие колдуны либо живодеры, угрожали множеством кар и проклятий. Однако, где они теперь знаем лишь мы. А мы вот они, в целости и сохранности, даже аппетит не испортился, – сказал старший, остальные вяло поддержали его смешками. – Ты без чародейских штучек, без колдовских прибамбасов – так что чем докажешь свою речь? Плюнь ты на свои байки, да подари нам немного ласки, а то мы с ребятами соскучились в компании этих мужланов.

– Ну, кота носит Павел в кармане. Друг мой, достань и покажи этим неверующим. А я тем временем придам ему обычный вид, – Татина подмигнула Павлу и театрально воздела руки вверх. – Курукам индерко устонал!!!

Потом она еще что-то орала в этом же роде, но я не слушал, так как меня с почетом и подобающим пиететом извлекли из кармана и положили на ладонь. Рожи стражников расплылись в ухмылках, глядя на мышь. Если мышь может быть похожа на грозного кота, то я был сверхгрозен. А Павел поднял руку вверх, отвлекая внимание от амулета, и повернул фиолетовый луч. Опять холод и на Пашкиной руке, обвиснув с обоих краев ладони, возник я. Он бережно поставил меня на пол, где я величаво потянулся и грозно мявкнул в направлении стражников. Те слегка отпрянули, уставившись на меня во все глаза.

– Да и ласка моя вам ни к чему, поскольку прекрасно могу наводить чары, дарующие мужскую немощь. Показать? – Татина шагнула к оторопевшим стражникам.

– Нет, – севшим голосом пискнул старший надзиратель, потом откашлялся и уже обычным голосом добавил. – Не нужно, красавица, мы и так верим. Сейчас мы посовещаемся и решим, что с вами делать.

Он повернулся к остальным, сидевшим на скамье, и у них шепотом разгорелась дискуссия. Мы так и остались стоять около подъемника. Пленники у стены также заинтересованно осматривали нас. Один даже ободряюще улыбнулся, показав редкие желтые зубы. Сквозь спутанные лохмы волос живо блестели карие глаза, хотя левый немного подергивался, как бы подмигивая нам. На щеке алел свежий шрам, идущий от уха до рта.

– Молодец, девочка, теперь уже недолго осталось, – прошептал Кан.

– Чего недолго? – не поняла Татина. – До того как нас закуют в железные браслеты?

– Не переговариваться, – бросил один из надзирателей и зевнул.

Его примеру в зевании последовали остальные. Понемногу их движения становились вялыми, моргание давалось с трудом, то есть веки закрывались с охотой, а вот открываться явно не спешили. Вот голова одного ударилась о столешницу и замерла рядом с котелком, звучный храп огласил балкон. Другой хотел его толкнуть, но рука безжизненно упала на середине пути, следуя за ней, под стол сполз и хозяин. Через секунду он уже вторил ранее павшему товарищу.

Старший сообразил, что творится что-то неладное и толкнул третьего. От толчка тот навернулся со скамьи, сверкнули в воздухе каблуки и, сделав в воздухе сальто-мортале, надзиратель шлепнулся на пол. Удар подействовал ненадолго, у него хватило сил поднять голову и подложить под нее руку, затем он тоже блаженно заурчал. Я так урчал в редкие минуты заботы о животине, которую накормили и приласкали.

Самый старший надзиратель, оказавшийся и самым крепким, схватился за кнут и взмахнул им в нашем направлении. Кнут предательски вырвался из его руки, и, немного не долетев до нас, уютно свернулся на полу. Его судьбу повторил и старший надсмотрщик. Уже с закрытыми глазами он попытался что-то сказать, но не смог и громоподобно захрапел, разом заглушив потуги подчиненных.

– Умница, девочка! Да только ведь они проснутся и отыграются на нас за ваши шалости. Вас они вряд ли посмеют тронуть, – сказал человек со шрамом.

Татина только растерянно сморгнула. Неужели и в самом деле так хорошо подействовал набор непонятных слов?

– Ну, во-первых, это сделала не девочка, во-вторых, когда они завтра проснутся, мы будем очень далеко, а в третьих нам нужен Кристан, за ним-то мы и пришли! – ответил Кан.

– Нет уже Кристана, он не вынес побоев и умер. Скоро и нас эта участь постигнет, когда прибудут стражники с нашими помоями на ужин, – пробурчал говоривший. – Даже освободившись от оков, мы никуда не сможем уйти. Ну и пусть, зато умрем свободными, а не в кандалах! Вы со мною, братья? – он прокричал, срываясь на хрип, остальные поддержали его нестройными выкриками. Пятеро уже не толкали рычаги, а просто шли за ними, повинуясь тянущим цепям.

– Но как же так? – растерянно произнес Павел, – Нам же Железер сказал… А как мы домой? А мама с папой?

Казалось, что еще немного и он расплачется, возможно, лишь присутствие Татины удерживало его от этого. Я не выдержал и подошел к нему, без слов заглянул в глаза, и мы поняли друг друга. Павел стер навернувшуюся слезу, погладил меня по голове. Затем взял себя в руки и поднялся со злым блеском в глазах, даже улыбнулся. Окажись сейчас поблизости Гарион, ему бы точно не сдобровать. Кан тем временем расковывал пленников, сшибал им заклепки на кандалах. Молоток с зубилом нашлись неподалеку, но дело продвигалось очень и очень медленно.

– Ничего, Павел, что-нибудь придумаем, попозже. А сейчас надо освободить всех и я буду лишь рад, если ты поможешь в этом нелегком деле. Ай! – Кан сунул ушибленный палец в рот.

Павел повернул лучи на амулете и принял свой обычный облик, но с огненным мечом в руках. Тот полыхал ярче лампочки и сыпал искрами. Пленники шарахнулись от него на всю длину цепей, однако Кан успокаивающе поднял руки, мол, не пугайтесь – свои, и те несколько недоверчиво начали подставлять руки.

– А вы и в самом деле непростые ребята – колдунья, знахарь и маг. Вряд ли Колун знал, какую пакость в свою обитель запускает! – улыбнулся беззубым ртом страшно худой осужденный.

– Это всего лишь стечение обстоятельств. Никакой я не маг, да и Татина не колдунья, лишь понтуется на песке. Вот насчет Кана вы и впрямь угадали, не бойтесь – я аккуратно! – Павел ловким ударом меча перерубил дужки кандалов у запястий худого. Железные браслеты со звоном упали на пол.

– Из этих цепей только мертвых освобождали, – хмыкнул человек со шрамом. – А теперь нам выпала честь уйти отсюда живыми. Жаль не успею внукам об этом рассказать – вряд ли прорвемся сквозь все этажи. До ужина надзиратели очухаются и зададут нам по первое число.

– Ну что за настрой такой? Не будет ужина, все надзиратели, евшие из этого котла, будут видеть красочные сны до завтрашнего вечера. Не даром же я столько лет посвятил изучению трав, – пробурчал Кан, перерубая очередную заклепку.

– Так это ты им подбросил травку? Ну и ловок же ты, старый Кан, тебе бы цены не было, если бы вздумал по чужим карманам шарить, – улыбнулась Татина.

– Спасибо, отец, за такие слова. Уж не надеялся когда-нибудь солнце увидеть, знать вас боги послали нам в награду за мучения, – потирая руки, проговорил очередной пленник. Кан лишь отмахнулся.

Татина в это время срезала мешочки у спящих стражников. Один из них причмокнул губами во сне, и она, сначала испугавшись, что он проснется, отпрянула в сторону, но затем вернулась и отвесила испугавшему ее хороший щелбан. Тот повернулся во сне и мило улыбнулся. Даже стало немного жаль его, не знает, что ждет при пробуждении.

– А пусть они на своей шкуре испытают, каково это – находиться в непонятном состоянии, – сказала Татина в ответ на вопросительный взгляд Кана. – Проснутся и ничем не будут отличаться от остальных пустоголовых.

 

Глава 10

Кан и Павел освободили людей, и пленники большой гурьбой столпились около подъемника. Один из мужчин дергал за веревочку и снизу доносился скрип и шум поднимающегося ветерана грузоперевозок. Пока ждали его, успели разломать стол и скамью, вооружившись ножками.

Избитые, изломанные, страшно худые пленники горели жаждой свободы. На храпящих стражников никто не обращал внимания. Павел взглянул на меня: «Ну что, Кешка, если сами не можем вернуться, так хоть этих бедолаг вызволим». Я согласно подмигнул моему другу, хороший он парень, хотя и выводит иногда из себя.

Подъемник остановился перед нами, явно удивленный своим скорым возвращением и раздосадованный количеством собравшегося народа. Посовещавшись, мы решили не травмировать ветерана излишними перегрузками, а отправиться группами. На случай засады вперед выдвинулись самые крепкие и здоровые. С ними отправился самый красивый, то есть я. Мои спутники и еще трое шагнули в освобождающий механизм и величаво поплыли вниз. На этот раз подъемник насвистывал какой-то бравурный марш, вроде «Прощания славянки».

Мы спускались и на каждом этаже видели одну и ту же картину – надзиратели спали, пленники крутили. Каждый надзиратель лежал по-своему, с выдумкой, то руку на пленников у стены закинут, то ногу, а те не шевелятся – терпят наверно. Один улегся на троих, как на кровать, и дает храпака, другой наоборот – положил, как одеяло, на себя четверых пленников, видимо он любит тепло и уют.

У каждого надзирателя Татина срезала мешочки, мотивы её действий ясны, поэтому никто ни о чем не спрашивал. Напряженно ожидали полного спуска. А внизу раздавались приглушенные крики…

Пока Татина срезала мешочки, другие люди останавливали пленников. Те покорно отпускали рычаги и садились на пол. Адская машина останавливалась. Остановились и люди, все также пялились бессмысленными глазами перед собой. Они не понимали, почему встали, но, похоже, им было все равно. Их освобождением от цепей решили заняться позднее.

Мы спустились и подъемник, облегченно вздохнув, вновь заскользил вверх. Татина проделала обычную процедуру с надзирателями, их тут лежало аж десять человек, а мы подошли к воротам, из-за которых раздавался крик. По пути освобожденные вооружились более серьезным оружием, подобранным у спящих надзирателей. Исполненные решимости драться до победы или умереть, бывшие пленники дожидались спуска своих товарищей. От них веяло такой энергией, такой отчаянной злостью, что мои когти сами собой стали сжиматься и разжиматься, готовые впиться в того, кто посмеет встать на пути к свежему воздуху и солнцу. Прикованные к барабану подъемника бесстрастно взирали на нас и продолжали крутить колесо.

Старик-подъемник привез оставшихся наверху, те лишь покачивали головами, удивленные увиденным. Крик за воротами затих, зато в моих ноздрях защекотало, и я чихнул – в щель под воротами пополз отвратительно пахнущий зеленый дым.

– Они запалили Костер Тревоги, – сказал человек со шрамом. – Последний раз его поджигали сорок пять лет назад, когда свежеприбывшая партия заключенных подняла бунт. Много народу тогда полегло, весть об этой бойне облетела все королевства. Максимум через сутки сюда прибудут отборные войска, так что нам лучше немного поторопиться.

Все согласились с его словами и, отодвинув здоровенный засов, с боевыми кличами высыпали во двор.

– Орите погромче, может быть разбудите кого, – проворчал стоявший у костра Колун. – А лучше вернитесь обратно в Башню, и я замолвлю за вас словечко. Иначе вас наверняка убьют.

– Колун, а ты почему не спишь? – спросил Кан. – Или похлебка не по вкусу пришлась?

– Язва у меня, вот и питаюсь отдельно ото всех – миролюбиво сообшил Колун. – А ведь я сразу догадался, чьих это рук дело, старый Кан. Я тебя видел еще мальчишкой, когда в горы лазил орков дразнить. Но не поверил сперва своим глазам, а оно вишь как вышло, – он обвел взглядом лежащих как попало коллег, над которыми деловито сновала Татина и горько вздохнул. Потом окликнул нашу егозу. – Красавица, умоляю – сына не трогай! Один он у меня остался, хоть и засранец, но все же родная душа!

Татина нерешительно остановилась возле казначея, вопросительно взглянула на Кана, тот согласно кивнул и снова повернулся к Колуну.

– Она не тронет его, если ты покажешь, куда направились Монд и остальные.

– Как куда? В свои города, конечно. Правда почему-то по другой дороге, на север, – Колун махнул рукой в сторону и присел около сына. – А теперь делайте, что хотите, на этот раз ваша взяла.

Его большой нос уныло свесился чуть ли не до земли и больше уже не поднимался, хотя глазки иногда поблескивали, когда он исподлобья кидал на нас взгляд. На него тоже поглядывали, а потом плюнули и забыли, так как никакой угрозы он не представлял, да и мост опустился при помощи общих усилий.

Павел тем временем освободил из сарая Бегунка и лошадь Татины. Они сперва шарахались от запаха, бьющего от бывших заключенных и от большого количества спящего народа, но потом привыкли и стали воспринимать как должное.

Потрясая в воздухе кнутами, кинжалами, руками, да и просто головами, освобожденные узники кинулись на другой берег рва. Там все остановились, задумались – куда же двигаться дальше? Каждый толкал свою версию ближайшего будущего, кто-то предлагал уйти в партизаны, кто-то в мародеры, а кто-то просто по кабакам. Даже Колун внес свою лепту, но он, понятное дело, предложил вернуться обратно.

– Братья, двигайтесь разрозненными кучками по двое, трое, в сторону Ростии. Так больше шансов спастись, чем, если бежать гурьбой. А мне с освободителями еще нужно решить свои проблемы! – перекрывая общий гвалт, прокричал человек со шрамом.

Все признали эту мысль разумной и своевременной. После краткой процедуры прощания, в ходе которой я получил несколько поглаживаний грязными руками по загривку (от остальных я спасся, отбежав на приличное расстояние), бывшие пленники помчались в сторону темнеющей на западе полоски леса. По дороге люди разделились на четыре группы.

– Нам тоже следует уйти отсюда, пока на дым не слетелись стервятники, жаждущие крови. Двигаемся на восток, до ночи мы должны быть далеко отсюда. Надеюсь, ваши кони смогут увезти четверых? – человек со шрамом похлопал Бегунка по крупу. Тот отреагировал совершенно спокойно, лишь презрительно фыркнул, мол, он и один сможет всех четверых увезти, благо их тощее телосложение позволяет.

– А зачем нам туда? Нас вроде и тут мухи не кусают! – поинтересовалась Татина, – Давайте дождемся подхода войск, Павел им живенько накостыляет, я пополню коллекцию мешочков, Кан укоризненно покачает головой, и все будут счастливы. А потом мы медленно и вальяжно удалимся.

– По дороге всё объясню, поверьте – это очень важно. А свои мешочки ты можешь выкинуть в ров, все равно от них уже нет никакой пользы, – человек со шрамом явно начинал нервничать.

– Мы выдвигаемся, а к тебе, Павел, просьба принести мою сумку с травами. Не очень хочется, чтобы мои научные изыскания были выброшены на дорогу, или съедены лошадьми. При помощи амулета ты быстро догонишь стражников и заберешь нужную вещь, а мы пока двинемся с незнакомцем, не торопящимся назвать свое имя. Для ориентира, Татина будет бросать мешочки по ходу нашего движения, и ты сможешь нас найти. Сделай это доброе дело, вовек буду благодарен, может зачарую кого или еще как-нибудь отплачу! – Кан подмигнул Павлу и скосил глаза на Татину.

Его счастье, что она не видела, а то упреков, попреков и нытья было бы не избежать. Она была занята – перебирала мешочки, силясь понять, что же в них есть такого, дающего возможность оставаться в здравом уме и твердой памяти. Распотрошив несколько, она показала нам результат своих исследований – немного сушеной травы и горстка черного песка.

– Девочка, ты можешь их выбросить, как сказал Кан, помечая путь. Павел, мы двинемся быстро, но при желании догонишь, а если жаждешь попасть домой, то желание должно быть поистине неимоверное. Ну же, трогаемся! – скомандовал незнакомец и показал пример, запрыгнув на Бегунка. Тот не стал артачиться, признав незнакомца за своего, зато к Кану упорно поворачивался филейной частью, мстя за прошлое усыпление. Пришлось тому садиться к Татине.

«Кешка, давай с ними, я скоро» – миг, холодок и Пашкина фигурка уже на горизонте, еще миг и пропал окончательно. Меня же бережно запихнули в сумку. Все, я готов ехать.

Как же мне это надоело, куда-то рваться, от кого-то убегать и за кем-то гнаться. Опять минутная слабость. Всё-всё-всё, я взял себя в руки.

– Хэй, давайте, родимые! – зычно гаркнул незнакомец и мы полетели прочь от такой гостеприимной Башни с ее спящими красавцами. Колун проводил нас немигающим взглядом.

Мы мчались два часа, пока было видно, куда ехать. Бегунок с лошадью Татины бодро перемахивали через кусты и пеньки, успевали сдирать по пути листочки и побеги с деревьев.

Павел появился на крупе Бегунка раньше, чем у Татины закончились мешочки. Только что им и не пахло и тут – фффук! – и он скалится во все тридцать два зуба.

«Как все прошло?» – спросил я у друга. Павел показал сумку Кану и тот одобрительно кивнул.

«Все нормально, Кешка. Невидимый и неуловимый, я прихватил монеты у троих стражников, и двоим из них дал в глаз. Так что, когда забрал сумку и повернул в обратном направлении, они уже успешно дрались. Неумело, но старательно» – улыбаясь, вспоминал Павел.

– Молодой человек, как вы оказались в Башне, и зачем вам понадобился Кристан? – спросил тем временем незнакомец.

Павел пробовал заговорить о цели нашего путешествия, но скоростная езда не способствовала разговорам. После пары прикусываний собственного языка, Павел вынужден отложить повествование до лучших времен. Незнакомец согласно кивнул.

В сгущающихся сумерках появилась новая забота – не налететь на сук.

Одна такая наглая ветка чуть не выколола мне глаз, когда я высунулся в очередной раз из сумы. Только отменная реакция спасла меня от пиратской повязки, зато я так здорово схлопотал по ушам, что больше не рисковал высовываться до самой остановки. Так и ехал: с одной стороны бился о крутой бок Бегунка; с другой получал удары от родственников того невменяемого отростка. Зато я разобрал шепот незнакомца.

– Многоуважаемый Павел, отстаньте ненамного от той пары, нужно кое-что вам показать.

Павел удивленно посмотрел на незнакомца, но тот поднял брови так убедительно, что мой друг не смог ему отказать.

– Татина, Кан, мы остановимся по маленькому! Потом вас догоним! – прокричал Павел.

Девушка помахала рукой и вскоре они скрылись за очередным деревом. Тогда незнакомец спрыгнул с Бегунка, показал жестами Павлу сделать то же самое. Этот незнакомый извращенец начал раздеваться! Когда мой друг спустился, то незнакомец подошел к коню и уперся лбом в широкий лоб животного. Секунду они так стояли, а потом я рухнул на землю…

Там, где стоял человек – появился конь, а мой мешок вместе с седлом сверзился в мягкий мох. На месте Бегунка стояла полная копия незнакомца. Ну ничего себе фокусы! Я протер лапами глаза, но человек и конь никуда не делись. Они просто поменялись местами. Со стуком отпала и Пашкина челюсть, он стоял и смотрел, как человек начал натягивать скинутые лохмотья… коня? Бррр, вроде бы должен был привыкнуть, ан нет, на тебе ещё одно колдовство.

– Все расспросы потом. Сейчас помоги надеть седло на моего боевого товарища! – шепотом скомандовал незнакомец.

Павел поднял челюсть с земли, отряхнул её от сосновых иголок и приделал на место. Затем, вместе с новоявленным… конем? они быстренько накинули седло на… незнакомца? Я запутался. Конь обратился в человека, а человек стал конем. Мда, это вам не в мышку или в медведя, тут дело посерьезнее. Но раз надо, значит надо – не зря же мы спасали… коня? Тьфу ты, и сам запутался и вас, наверное, запутал. Прояснилось всё гораздо позднее, а пока я тоже гадал о столь интересном времяпрепровождении коня и человека.

Сумки приторочили к седлу, и мы двинулись дальше. Если бы я не знал, что сейчас произошло, то ни за что бы ни поверил в такие превращения. Хотя в этом мире кто только в кого не превращается. На всякий случай я прикусил кожу на лапке, но нет, не спал. Внешне ничем не изменившиеся незнакомец и Бегунок радостно скалились, видя наше замешательство. Тем не менее Бегунок скоро настиг едущих впереди.

– Мальчики, у вас всё удачно сложилось? – поинтересовалась наша ехидна.

– Да, если хочешь, то можешь вернуться и посмотреть, – вырвалось у Павла. Татина возмущенно фыркнула и замолчала.

Кан предложил остановиться на ночлег, так как видимость почти свелась к нулю и рано или поздно мы должны были встретиться с острыми сучьями. Я, если честно, очень волновался из-за перемены человека и коня, да и желудок пел голодные песни. Так что я целиком и полностью был согласен с предложением Кана.

Остальные не возражали, и вскоре я уже грелся у костерка с испускающим соблазнительные запахи котелком. Сам котелок с запасами продовольствия наша хозяйственная Татина экспроприировала у спящих стражников, как компенсацию морального ущерба. Они спали и поэтому особо не возражали.

Вода же нашлась неподалеку, без жаб, ряски и других прелестей этого дружелюбного мирка. Из-под земли бил небольшой ключ такой холодной воды, что даже мои зубы немилосердно заломило. Но в то же время она была такой чистой и бодрящей, какой я ни разу в жизни не пробовал. Своими раздумьями о чистоте воды я поделился с Пашкой, тактично умолчав о ее температуре, тот проверил, поперхнулся, две минуты держался за зубы, но все же согласился со мной. Татина и остальные, посмотрев на Пашкины ужимки, решили подождать, пока вода нагреется.

– А теперь рассказывайте, уважаемый Кристан, почему вы объявили себя мертвым, и что это за Кирия, которую Железер поручил спасти Павлу? – медленно проговорил Кан, помешивая палкой в костре.

– От вас мало чего скроешь, «злостный убийца и душегуб», а в реальной жизни овеянный легендами отшельник Кан. И проста причина моей скрытности– не раз уже пытался Гарион выведать про мою тайну, подсылал людей, чтобы те втерлись в доверие, – ответил незнакомец.

Мы с Пашкой встрепенулись, дремоту как рукой сняло. Так вот причина его перекидываний – он скрывался.

– Ну и шутки у вас, дяденька. В нашем дворе за такие шутки в зубах бывают промежутки, – пробурчал Павел. – Железер перед смертью просил найти вас и защитить какую-то Кирию, а вы так поступаете… Он еще что-то упоминал про две недели.

– Молодой человек, осталось очень мало времени до катастрофы, которая уничтожит всех людей в нашем мире. Я не доверял вам, да и сейчас особенно не доверяю, но, увы – у меня нет другого выхода. Прошу вас не перебивать мое повествование, и вы все узнаете, – Кристан вдохнул аромат, поднимающийся от котелка, посмотрел на него с сожалением и начал говорить о том, ради чего мы с Пашкой оказались в этом игровом мире.

 

Глава 11

– Сам я родом из Ростии, как и мои сокамерники. Это последнее королевство, где остались «соображающие». Соображающие – это те, кто может мыслить, принимать решения и действовать сам, а не по указке человека с мешочком, – укоризненно посмотрел он на заулыбавшегося Павла. У нас во дворе тоже были «соображающие» и обычно на троих, так что эта ассоциация и рассмешила Павла.

– А как же наш табор? Мы не из Ростии, но тоже ходим и делаем все сами, – спросила Татина, повернувшись от котелка.

– Если вы хотите, чтобы я закончил свой рассказ сегодня, то не перебивайте, пожалуйста, – поморщился Кристан, но тут же смягчился. – Про ваш табор мне ничего неизвестно, возможно, он тоже уходит корнями в Ростию. Сейчас сам отвлекусь и спрошу – как вы думаете, почему почти истребленное человечество одержало победу в Столетних войнах?

– Корень примирил все расы, живущие на нашей земле, – уверенно проговорила Татина.

– Если честно, я сам много об этом думал, спрашивал у редких прохожих, но никто не смог дать другого ответа. И странно, что примирившиеся расы живут отдельно и тайно враждуют друг с другом, – задумчиво сказал Кан, достал из вновь обретенной сумки желтую травку и кивнул на котелок.

Татина взяла эту траву, понюхала, немного откусила и со спокойной душой отправила в варево. Кан с усмешкой следил за ее действиями. Эх, не нахимичили бы чего – в животе раздалось протестующее урчание. Кристан терпеливо смотрел на Павла, в ожидании ответа.

– А мы с Кешкой вообще сами не местные и от поезда отстали. Нам была поставлена задача найти вас с Кирией и баста, об остальных ваших разборках мы не в курсе, – ответил Павел на его взгляд.

– Ах да, прошу прощения. Так вот, истинной правды из вас никто не знает и не узнали бы никогда, если бы не сложившиеся так обстоятельства. Когда Корень появился у нас, он был молод, вспыльчив и необуздан, но обладал необыкновенными магическими способностями. Неизвестно, откуда он взялся и куда потом ушел… Но! – ладонь Кристана взметнулась вверх в останавливающем жесте, Татина проглотила пытавшиеся сорваться слова. – Но он успел натворить столько дел, что еще нашим потомкам достанется. Он сразу же ввязался в битву на стороне людей в Столетних войнах, и сделал великую вещь, грозящую сейчас обернуться величайшей катастрофой. Для пяти почти вымерших королевств Корень создал пять небольших идолов из камня и вдохнул в них энергию, часть души каждого жителя. Все духовные нити сходились на этих идолов, а те неразрывно связаны между собой. И если на какое-либо королевство совершалось нападение, то Кирии сигнализировали друг другу, и люди соседних королевств, повинуясь душевному порыву, спешили на помощь.

– Ух ты, даже мобильников не нужно, – присвистнул Павел.

– Так было отражено множество атак и другим созданиям оставалось только недоумевать, откуда другие люди узнают о нападении, – недовольно покачал головой Кристан, Павел тут же показал жест, как будто застегивает губы на молнию. – Люди начали возрождаться. Кирии всегда были на страже королевств, охраняли их, оберегали и заботились. Они толкали человечество к развитию, познанию, совершенствованию, были музами и вдохновительницами на великие свершения. Они и только они помогли людям выиграть Столетние войны. Другие расы оказались на грани вымирания, и согласились на перемирие.

– Но мы помогали в своем путешествии представителям этих народов, и они даже благодарили нас, – не смог удержаться Павел.

– Мальчик мой, ответь – вас везде встречали радостными улыбками и цветами? Молчишь? Вот то-то и оно, – хмыкнул Кристан. – Все они до сих пор испытывают неприязнь к людям, как к наглецам и выскочкам. Еще бы – они были древними племенами и жили веками в своих устоях и традициях, а тут появляются люди и захватывают чужие территории. Мало кому это понравится. Так вот, Корень выбрал пять семейств из каждого королевства и поручил им заботиться о Кириях. Пять самых надежных, ответственных и бескорыстных людей спрятали их в надежных местах на земле своего королевства. Тайна Кирий передавалась от отца к сыну, и никто о ней не знал, кроме этих посвященных семей. Лапиния, Мурашия, Лаврения, Сталлия и Ростия начали развиваться дальше под недремлющим оком Кирий. Так получилось, что я стал последним из хранителей Кирии Ростии.

– Мда, так что же сейчас происходит? – вымолвил Кан, когда Кристан сделал паузу для перевода духа.

– Но создавая Кирий для отражения атак снаружи, Корень не предусмотрел нападения врага изнутри. Идолы бессильны против нападения брата на брата, и никак не реагируют на это. Это и является главным козырем Гариона. Каким-то образом он пронюхал про существование Кирий, и вычислил всех оберегающих. Первой пала Лаврения, где люди потеряли часть своей души и превратились в спящих наяву. Я не могу винить старого Зинорака, который все рассказал Гариону о нашей тайне. В тот раз Гарион обрел тайну не обманом, а другим способом. Я бы тоже не выдержал, если на моих глазах стали по кусочку отрезать от жены и детей. Гарион похитил из королевств остальных оберегающих, в том числе и меня, пытками, угрозами и мороками выведал о четырех Кириях. Четыре королевства преклонились перед ним. Перед ним, а не перед королем Стимом, который является занавеской, и подписывает указы, подсунутые Гарионом. Четыре Кирии разбиты и расфасованы по мешочкам, которые с такой любовью снимала Татина. Единожды одетые, они сохраняют разум носящего, но стоит их только снять, как они сразу же теряют свои магические свойства.

– Так вот для чего там молодень-трава, она не дает угаснуть магической энергии камня и служит проводником в оба конца, привязывая часть Кирии к определенному человеку, – задумчиво произнес Кан, но, заметив, что все обернулись на него, поспешил извиниться. – Прошу прощения, Кристан, само сорвалось. Больше такого не повторится.

– Да продолжать собственно и нечего, пора уже заканчивать, и восхитительно пахнущее варево, скорее всего уже готово. Но пока оно слегка остынет, я все же закончу. Так как у меня нет родных, а жена умерла при родах, то терять мне нечего, поэтому он до сих пор не может одолеть Ростию. Люди сопротивляются, как могут, но и их силы уже на исходе и вскоре Ростия и без Кирии будет уничтожена. Крайне неприятно смотреть, как на тебя с вилами наперевес и пустыми глазами идет дочь или сын переехавшие в другое королевство и попавшие под влияние войны.

– У нас тоже случались гражданские войны, где шел брат на брата, – встрял Павел, но Татина погрозила ему ложкой, и он сунул краюху хлеба в рот.

– Катастрофа же заключается в следующем – разбивая Кирии, Гарион знает, что получает верных и безропотных рабов, но в тоже время совершенно неспособных к деторождению. Просто им этого не нужно. Если нет страсти, нет и любви, и мы неизбежно катимся к краю пропасти. На век Гариона хватит рабов, а что будет дальше – для него неважно. Вот поэтому мы с вами должны отнести последнюю Кирию в святилище, где она создавалась. Там, на месте, она возродит остальные разбитые фигурки и сольется с ними, вернув человечеству то, что на время забрал Корень. После этого от Кирий останется лишь холодный безжизненный камень, зато люди очнутся от своего состояния. Корень завещал вернуть идолов в святилище, как только у людей все наладится в развитии и мирном сосуществовании, но пять семейств решили не делать этого – уж больно хорошо все шло под надзором Кирий. Действуя во благо, наши семьи принесли великое зло и теперь нужно это исправить.

Внимание!

Задание обновлено:

Помогите Кристану отнести Кирию в святилище.

– Благими намерениями вымощена дорога в ад, – проговорил Павел. Его глаза неотрывно смотрели в костер.

– Хм, я запомню, – ответил Кристан.

– А что будет, если мы не успеем? – Татина, разливая по мискам свою стряпню, робко задала волнующий всех вопрос.

– Тогда Кирия Ростии, лишенная подпитки остальных идолов, рассыплется в прах. Ростию постигнет та же участь, что и остальные королевства, – с печальным вздохом произнес Кристан.

– А почему Гарион просто не убил тебя? Нет человека – нет проблемы, как говорил один наш правитель, – блеснул познаниями Павел.

– Похоже, вам тоже не особо везло с правителями, – хмыкнул Кристан. – Не может Гарион убить оберегающего, пока не разрушена Кирия, иначе та сама выберет нового оберегающего и ищи его потом среди сотен тысяч людей. Однажды в Лапинии, в пьяной драке, погиб оберегающий, он не успел рассказать о своей тайне сыну, и Кирия перекинула духовную связь на другого человека. Вот он удивился, когда к нему пожаловали четверо избранных и поведали о смысле снов, которые начали сниться и о том, что его избрала Кирия. Он тогда не поверил и сперва хотел отказаться, но его уговорили. И если оберегающих на него вывели Кирии, то Гариону пришлось бы искать самому, и неизвестно, сколько бы времени это заняло. Поэтому он и заботился обо мне – не давал расходиться палачам, если это можно назвать заботой. Ну, хватит расспросов, а то я захлебнусь слюной при виде великолепнейшего варева, приготовленного вашей милой спутницей. Давайте же воздадим должное ее великолепному блюду, да и на боковую – завтра нам предстоит долгий путь.

– Надо же, а я даже и не знал о существовании такого, – задумчиво проговорил Кан. – Сколько прожил, а все равно многого не знаю. Значит, если бы мы не подоспели вовремя, то Кирия Ростии рассыпалась бы на днях? Вот был бы подарок Гариону.

Татина толкнула его локтем в бок, наказав за такие мысли. Кристан усмехнулся на ее действия.

– Да, с момента уничтожения одной Кирии должно пройти определенное время, в течение которого кто-то из оберегающих должен возродить ее, просто поставив на святилище другую. Иначе же по истечении этого срока Кирии попросту развалятся, унося с собой часть всех душ, и ничего нельзя было бы исправить. Гарион этого не знал, зато вызнал, где находится святилище и поставил возле него многочисленную охрану. Двоих из оберегающих Гарион перехватил на пути к святилищу с Кириями в руках. Откуда Железер узнал, что осталось мало времени я не знаю, сам лично не был с ним знаком. Говорили, что он якшался с Корнем, возможно, тот и оставил ему эту информацию о Кириях. Жаль, что он не может нам помочь, говорят, хороший был дядька, – Кристан принял из рук Татины плошку с похлебкой и принялся за еду.

Больше в этот вечер, а точнее глубокую ночь, кроме хвалебных слов Татине ничего больше не произносилось. Поев горячего, мы не стали бороться со сном, а провалились в его объятия.

Казалось, закрыл глаза лишь на миг, а меня уже поднимают и бесцеремонно запихивают в сумку. Немало огорченный этим обстоятельством, я попытался отблагодарить за столь неделикатную побудку, когда услышал Пашкин оклик: «Тихо, Кешка, не царапайся! Нам нужно срочно линять!»

Я моментально затих и позволил запихнуть своё тощее тельце в сумку, лишь поинтересовался причиной столь скорых сборов. Мне настоятельно порекомендовали обернуться на Башню, что я и сделал, пока сумку прикрепляли к седлу.

Там, откуда мы приехали, черное небо освещалось голубыми вспышками, словно кто-то смотрел гигантский телевизор, лежа перед ним на гигантском же диване. Пару раз вверх ушла молния – и это не могло быть предвестником чего-то хорошего и доброго.

Живенько собравшись, мы уничтожили следы нашего пребывания, точнее Кан кинул какую-то траву на пепелище, и оно быстро покрылось зеленью, неотличимой от остальной. Осталась примятая трава от наших тел, но и она начинала подниматься, принимая первоначальный вид.

– Поехали! – взмахнул рукой Кан в сторону все еще темного неба на западе. Мы тронулись настолько быстро, насколько позволяло освещение и движение по лесу.

Ума не приложу, как лошади накануне не переломали себе ноги, ведь на земле валялось множество поваленных стволов, то и дело встречные деревья хвастались огромным корнем, выпирающим из земли.

– Это, скорее всего Гарион прибыл в Башню Безмолвия и теперь сердится, не застав меня на обычном месте, – усмехнулся Кристан, – А может Колуну делает внушение за разгильдяйство и недосмотр.

– Вернемся и посмотрим? А то, что мы напрасно мучаемся догадками? – съязвила Татина.

– Нет уж, благодарю. Я лучше помучаюсь морально, чем он помучает телесно. Он и так меня измордовал до полусмерти, пытаясь узнать, где я прячу свой маленький секрет, – ответил Кристан.

Пока что только мы с Павлом знали его маленький секрет – что он обернулся лошадью. Но почему-то он не торопился нам его раскрывать, а Павел уже успел научиться держать рот на замке. Лишь изредка поглядывал на Татину и Кана.

Начали прокашливаться птицы, готовясь приветствовать зарождающийся день, цветы на полянках покачивали распускающимися головками. Где-то вдалеке забарабанил заяц, видимо созывал себе подобных на зарядку. Из-под копыт коней шарахались во все стороны испуганные мыши. Они пищали так призывно, что мое сердце не выдерживало и я пару раз пытался вылезти из сумы, но здравый смысл щелкал по носу. Эта невозможность удовлетворить охотничьи инстинкты так выматывала нервы, что я начал докапываться до дремлющего в седле Пашки:

«Друг мой разлюбезный, я понимаю, что тебя поднять подняли, а вот разбудить забыли. Однако открой свои глаза и заодно развей мое любопытство. Спроси у Кристана – куда мы направляемся, еще хотелось бы узнать, как нам вернуться домой?»

Павел потер лицо и зевнул: «Кешка, даже мне ясно, что сейчас мы направляемся за каменным идолом, чтобы сунуть его в святилище. Гарион тогда крупно обломается, а потом и его самого за жабры возьмем. Ну, а там уже и домой будем собираться. Понял?»

Эх, доверчивая душа, хоть бы спросил – далеко ли нам ехать, долго ли биться красивому коту о жесткий конский бок и когда будет привал, а то мы в спешке даже позавтракать не успели. Все это я выложил Павлу, он лишь отмахнулся от меня. Но о моей настырности в достижении поставленной цели во дворе давно ходят легенды, поэтому так просто от меня не отделаешься. Я начал ныть и вскоре достал Павла до такой степени, что он переадресовал мои вопросы Кристану.

– Нам день до того места, где я спрятал Кирию и еще день до святилища. Хотя если поторопимся, то будем скоро праздновать победу над кознями Гариона. Однако я не знаю, как его самого одолеть, и, пока едем, можно занять мозг решением этой проблемы. Но тебе не особенно придется ломать голову, раз на шее есть амулет Корня, – ответил Кристан. – Довольно-таки забавная штука – незаменима для шпионов и убийц.

– Ты тоже знаешь про него? Все, кого я только не встречал на пути, что-либо да знают. Может, ты тоже расскажешь что-нибудь новенькое? – спросил Павел.

– Нет, всё что я знаю, так это то, что с его помощью можно натворить много плохого, – ответил Кристан.

– А как нам вернуться домой вам тоже неизвестно? – не отставал Павел.

– Увы, молодой человек, я этого не знаю – ответил Кристан.

– Тогда давайте остановимся и примем бой с Гарионом! Сколько же можно бежать от неизвестного? – громко, так чтобы услышали Кан с Татиной, сказал Павел. Он развернул худенькие плечи и выпрямился насколько можно.

– Нет, у Железера тоже был амулет и что в итоге произошло? Давай уже сделаем одно дело, а потом займемся другими, а то время немного поджимает, – остальные покивали, соглашаясь с предложением Кристана.

Тогда Павел от нечего делать, начал вертеть в руках амулет, гадая об остальных пропавших лучах. Потом просто начал пялиться на негромко переговаривающихся Татину и Кана. Хотя, по большей части он смотрел на скачущую Татину, на ее ровную посадку и взлетающие при каждом скачке волосы, или что там у нее еще взлетало. Я начал было засыпать, когда неожиданно прокатившийся знакомый холодок заставил мою шерсть встать дыбом.

«Ты чего это, Павел?» – поинтересовался я. «Я нечаянно повернул луч, э-э-э, гномьего умения видеть в темноте. Так при скачке получилось!» – смущенно передал он мне свою мысль. Кан с Татиной были далековато от нас и ничего не заметили, а Кристан только поежился от неожиданно налетевшего холодного ветерка.

Бегунок и лошадь Татины вскидывали головы и шумно вдыхали воздух. Причина такому поведению открылась довольно быстро, вековые сосны и буки сменились молодыми березками и елочками. Вскоре и те начали редеть, и перед нами открылась широкая полоса реки.

 

Глава 12

Она раскрылась перед нами обширными просторами, лениво перекатывала волны и выплескивала их на песчаный берег. Небольшой пляж медленно спускался в воду, частый камыш по его краям тихо шуршал, перешептываясь. Две-три чайки реяли на середине реки, то взмывая, то опускаясь на тягучую рябь.

Все было так спокойно и величественно, что хотелось остаться здесь и внимать этому спокойствию бесконечно долго. Теперь я понимаю Семена Алексеевича и его вечную страсть к рыбалке, ранним сборам и отлучкам по выходным. Рыбу он приносил редко, и та вся доставалась мне, так что не для выгоды он ездил на озеро. Семен Алексеевич ездил ради этого спокойствия, ради встречи утреннего солнышка и наслаждения тишиной. После спевки тещи и жены нервы портились очень сильно, а тут бальзамом на сердце лились безмятежность и покой.

Павел тоже застыл перед открывшейся красотой. Он – дитя города, и тоже оробел перед таким величием природы. Нет, конечно же, отец пару раз брал его с собой на рыбалку. Может для приучения к этому достойному настоящего мужчины занятию, а может как отвлекающий фактор для комаров. Но в нашем озере так мало воды, что даже я смог бы переплыть, если бы была такая нужда. С открывшимися просторами даже не сравнится.

Однако местные жители не разделили нашего восторга и восхищения. Оно и понятно – когда видишь прекрасное каждый день рядом, быстро привыкаешь и перестаешь обращать внимание.

– Ну чего рот раскрыл, Павел? Ждешь, пока лещи начнут прыгать в рот? – спросила Татина.

– Отстань, старушка, я в восторге, – перефразировал цитату из любимого фильма Павел. – Тебе не понять, Татина. Ты же постоянно это видишь, а я редко и в полглаза.

«Давай тогда остановимся и подождем верховного мага, наверно он также постоит в лирическом блаженстве. Нет, Павел, как здесь не красиво, но все же придется ехать дальше, и лучше бы по суше. Кстати, спроси у Кристана – куда?» – в этот раз я был на стороне Татины.

– Да-да-да, куда нам дальше, Кристан? – как-то отстраненно задал вопрос Павел бывшему узнику, молча взиравшему на реку.

– Туда, Павел, – Кристан взмахнул рукой в направлении другого берега, – Туда.

– На конях не переплывем, – сказал Кан, Бегунок сделал круглые глаза и активно помотал головой, подтверждая его слова. – Так что нужно построить плот. Павел, на тебя одна надежда, на тебя и на твой амулет.

– Может не надо? Может, сами справимся? Я могу веток натаскать, Кристан весит немного. Он быстренько туда-обратно смотается и вернется. А то Павлу ничего доверить нельзя, кроме командования в своем мире. Бессмысленно командовать и строить умные лица он уже научился, – съехидничала Татина. Как обычно она не могла остаться в стороне.

– А может Татину в речку бросим, все равно то, из чего она состоит, не может утонуть? – вспыхнул Павел.

Напрасно он так резко ответил, Татину как будто прорвало и её ворчание не затихало ни на миг, пока строился плот.

Павел же прикинул варианты и воспользовался орочьим умением. Он умчался в лес с огненным мечом в мощных руках. Вскоре там раздались сухие выстрелы ломающихся веток и иногда гулкий удар падения деревьев. Кан с Кристаном тоже не стали рассиживаться, а пошли в заросли ивняка, и через какое-то время, в ходе которого раздавались ругательства и треск, вернулись назад. В руках они несли целые охапки длинных, тонких прутьев. С хрустом распрямив спины, они тут же принялись плести канаты.

Татина, не переставая ворчать и возмущаться, все же принялась готовить обед, справедливо рассудив, что и она может принести пользу. Я тоже внес свою лепту в общее дело, то есть не стал мешаться под ногами, а начал терпеливо принимать солнечные ванны. Надеюсь, что свою миссию я выполнил в полной мере.

Вскоре, кряхтя и пошатываясь под тяжелой ношей, появился Павел. Он с задумчивым видом нес на своих плечах три здоровенных бревна, и когда он их скинул с плеч, меня аж подкинуло. Земля еще немного погудела и затихла. Павел же в это время успел перевести дух и вытереть пот со лба. Затем, цыкнув зубом, он отправился снова на лесозаготовку.

– Болван такой, идиот, готовишь ему, стараешься, а никакой благодарности. Хам, неудачник! Зачем я еще с ним связалась? Да и эти тоже хороши, сидят, плетут свои веревки, и нет им никакого дела, что рядом девушка и вся в расстроенных чувствах. Вот плюну им в суп и будут знать, как издеваться над беззащитной мной, – поделилась своими мыслями Татина, когда мне посчастливилось подойти и понюхать воздух около костра.

Я же предельно ушел в себя, думал о более приятных вещах, о рыбках, о мышках (даже пара ужиков проскользнула), но не переставал делать вид, что очень внимательно слушаю.

Этот способ «слушать не вслушиваясь» был успешно применим мной по отношению к знакомым кошкам. Они щебечут себе, а я лежу с умной мордой, думаю о прекрасном и изредка киваю. Вскоре это принесло свои плоды – обо мне прошел слух, как о крайне заботливом и внимательном самце, который «не только серенаду споет, но и сам выслушать готов, не то что другие, которым только одно нужно». Познакомиться с такой редкостью приходили кошки с соседних дворов, и даже парочка с другого конца города. И я пользовался своей популярностью в полной мере, пока не открыл секрет знакомым котам. Те в свою очередь разболтали кошкам, и моя слава тут же угасла. Некоторые даже посчитали себя обманутыми, и шипели при встрече. Вот и сейчас этот способ сыграл мне на руку – Татина за такое внимание к своим бедам и заботам подкинула шматок мяса, которому я тут же воздал должное, не переставая фиксировать происходящее.

Кан с Кристаном тихо переругивались на берегу в попытках выяснить, чей способ плетения лучше. В конце концов, они пришли к полному соглашению, поскольку Павел, в очередной раз бухнув бревнами о землю, посоветовал им не заниматься ерундой и сплести прочный канат, а не слабенькие, но красивые веревочки. Спорящие почесали головы, и принялись за дело.

Вскоре толстый канат начал складываться в кольца, беря свое начало в умелых и ловких руках. Оба работали настолько слаженно, словно всю жизнь только и занимались переплетением ивняка. Если их перенести в наш мир, да еще и за плетение корзин посадить, то через годик-другой даже у меня бы появилась собственная машина.

А Павел, еще дважды сбросив ношу с плеч, сидел на пеньке и отдувался, распаренный и красный, словно только что из бани. Джинсовая куртка, изрядно помятая и грязная, и вовсе превратилась в безрукавку, открывая на всеобщее обозрение, что с обычными руками может сделать орочье умение. Огромные мышцы бугрились на руках, по ним, словно шнурки, струились вены, каждый кулак был размером с хорошую дыньку. В целом очень удручающее зрелище. Павел, заметив, что я кошусь на его руки, только кивнул.

«Сучком зацепило, руке ничего, а вот рукав напрочь оторвало. Ну, а второй для симметрии оторвал, зашивать все равно некому. У Татины бесполезно просить что-либо еще дня два-три, видишь как злорадно зыркает?» – Павел кивнул в сторону костра.

Татина в ответ на наши взгляды лишь высокомерно вздернула носик, почти коснувшись им верхушек сосен, и отвернулась от неблагодарного мужского рода. Бурчать не перестала – не даром же самой сильной мышцей у человека считается язык. Вот она его и тренировала.

Остальные не обращали на нее внимания, лишь помотали головами, когда она позвала всех на обед, ответили, что голодными работается лучше. С такой постановкой вопроса я не согласился и начал тереться о ноги нашей ворчливой спутницы, чем и заслужил порцию душистой похлебки. Смешные люди – их слегка приласкаешь, они и тают как весенний снег.

– Кушай, котик, кушай. Вот вырастешь большой и сильный, тогда и съешь своего хозяина, дурака такого, – говорила Татина, глядя на меня.

Я бы мог ей много чего на это ответить, но меня понимал только Павел, да и рот был занят… и настроение не то… В общем, я смолчал.

Павел, отдышавшись, принялся перетаскивать бревна на пляж, до половины погружал в воду, где уже стоял мокрый Кан с канатом наперевес. Стоило Павлу выровнять бревно по отношению к остальным, как Кан тут же набрасывал канатную петлю и вдвоем они присоединяли его к другим. Бревна лежали без зазоров и трещин – Павел постарался, стесав неровности огненным мечом. Спустя полчаса, умудрившись никого не зашибить бревном, Павел праздновал окончание постройки. Кан с Кристаном только слабо улыбались и дышали как загнанные лошади. Бегунок присматривался к ним, видимо старался запомнить, чтобы грамотно симулировать при случае.

И вот уже скрепленные вместе бревна образовали надежный помост, на котором уместились бы все мы вместе с конями. Бревнышко к бревнышку. Я даже залюбовался, сыто щурясь от солнечных зайчиков, прыгающих по воде. Павел, для большей уверенности, стянул плот еще и посередине.

– Хватит измываться над поленьями, мы же не в кругосветное плавание собрались, а всего лишь на другой берег этого ручейка. Я до сих пор не могу понять – почему бы не сплавать одному Кристану. Он бы мушкой метнулся туда и обратно, а мы бы пока по ягоды сходили. Ну да ладно, идите есть, пока все окончательно не остыло, – Татина сменила тон на более мягкий.

– Красавица ты наша, все же объяснили и разжевали давно. Не хочу повторяться, поэтому всем приятного аппетита и после обеда поплывем на другой берег, – старый Кан сказал, как отрезал.

Татина, все так же недовольно бурча себе под нос, разложила по тарелкам похлебку и отошла к реке мыть котелок. Эх, как же я люблю смотреть как другие работают… Развалившись на солнце, я лениво потягивался и не ожидал пока никакого подвоха, когда он не преминул случиться.

 

Глава 13

– Доброго аппетита, люди, – раздался за спиной у Пашки знакомый голос.

Мои спутники едва не подавились ложками, а Кристан и вовсе перекусил ее у черенка. Меня же подбросило от неожиданности и отчасти от досады. Как же так – кто-то смог подойти вплотную, а я даже не ухом не повел!! Похлебка! Проклятая, но очень сытная и вкусная похлебка разморила меня, а заодно и мои чувства. Такого раньше никогда не было, пора садиться на диету, начинать вести активный образ жизни и ни в коем случае не признаваться, что старею.

Нет! Не старею! И никто к нам не подкрадывался, словно камень упал с души, когда я обернулся на предмет обнаружения нахала, не дающего людям спокойно поесть. Из пня, на котором еще совсем недавно сидел Павел, высовывалась улыбающаяся голова Крохма.

– Куда это мир катится? То раньше недомерки проходу в горах не давали, теперь уже из пней опятами вырастают – прокомментировал Кан появление Крохма. – Скоро плюнуть будет некуда, чтобы не попасть во встопорщенную бороду.

– Вы, судя по любезным словам, великий отшельник Кан, – усмехнулся Крохм, выбирающийся из потайного хода, замаскированного под пенек. Кан с достоинством кивнул. – А этот мужчина, скорее всего тот, кого вы искали?

– Да, Крохм, это он. И вытащили его из Башни Безмолвия, потом как-нибудь расскажу. А вот как вы тут оказались, вдали от своих гор? – спросил Павел, обнимая Крохма и наблюдая, как следом за ним из пенька вылезают еще два человечка с топорами в руках.

– Я все же уговорил своего отца устроить чистку подземелий. Боевые тройки отправились по коридорам в поисках приключений на мягкие места. Ну и я тоже отправился в составе прочих – не мог усидеть без дела, пока другие добывают военную славу. В пути нам встретились еще четверо зверюг, подобных тем, на кого наткнулся Зимор. Так же мы узнали о печальной судьбе двух наших собратьев, забравшихся далеко от нашего королевства. Ну и люди по пути тоже попадались, вернее то, что от них осталось. Зверюги попытались закусить нами, но не смогли прогрызть кольчуги, хотя синяков наставили изрядно. Зато мы их уговорили покинуть наши коридоры, а вместе с тем и нашу бренную землю, – Крохм бесцеремонно забрал у Пашки нетронутую чашку, и, причмокивая, продолжил. – Общаясь по нашей сети, мы выяснили, что другие тройки заломали еще несколько десятков зверюг. А мы как раз оказались под вами и, услышав треск, шум и грохот падающих деревьев, решили выяснить – кто тут балуется.

– Ну, это вы удачно зашли, – глядя как уничтожается его похлебка, поговорил Павел. – Нет-нет, я конечно не считаю, что ты уже десятую ложку ешь и все еще не распробовал. Шучу-шучу, лопай давай.

– А что это вы за сооружение сделали – никак на другой берег собрались? – поинтересовался Крохм, пока его спутники сосредоточенно жевали хлеб и мясо, причем свои, потому что Кан с Кристаном сразу же отодвинулись с тарелками в сторону.

– Да, – не без гордости в голосе ответил Павел, – думаем сплавать туда-обратно, может там рыбалка лучше. Еще и вещицу надо одну забрать, крайне нужную.

– А-а-а, вы про запрет-то и не знаете ничего? – спросил Крохм, и, увидев недоумение во взглядах, пояснил. – Гарион четыре месяца назад наложил на пересечение реки магический запрет. Теперь на другой берег можно перебраться лишь по трем мостам. Однако там выставлена такая охрана, что проскочить может лишь муравей, и то ему порядком по усикам настучат.

– Что за запрет? Может, мы Гариону не расскажем, что пересекли реку и у него не будет повода расстраиваться? – задумчиво проговорил Павел, посматривая на Кана. Остальные же задумчиво посматривали на плот, на который убили так много сил.

– Надо же, он и это предусмотрел, – произнес Кристан.

– Эх, Павел, тебе лишь бы шутки шутить, а между тем нас к вам послало само провидение – с этими словами Крохм извлек из рюкзака какие-то части механизма и, собрав их воедино, поднял с земли арбалет. Затем натянул тетиву и направил его в сторону реки. – Смотри же, дружище, от какой оказии тебя спасаю.

Сухо щелкнула тетива, отправив железную стрелку, или как ее называют «арбалетный болт», в недолгое и неувлекательное путешествие. Спустя несколько мгновений в двухстах метрах от берега вспыхнул синий всполох, и вода зашипела в тех местах, куда на нее попали раскаленные капли металла. Мои спутники вздрогнули от такого зрелища, а мне расхотелось даже пить эту воду.

– Здрасте, приехали, то есть приплыли, – задумчиво высказал общую точку зрения Павел. – Ну и где тут поблизости мост? Теперь уж никакая охрана меня не остановит.

– На сей раз остановит, Павел. У них четкие указания рубить и жечь канаты и опоры, если на каком-нибудь берегу возникнет свара. Наши разведчики вызнали всё это из разговоров стражей, охраняющих подступы к мосту. Так что мы и не пытались ни переплыть, ни перелететь Великую реку. Однако не стоит вешать носы раньше времени, друзья мои, – ободряюще хлопнул по Пашкиному плечу Крохм. – Магический запрет идет по воде и по воздуху, а вот под землей Гарион не смог его распространить, или не посчитал нужным. Так что перестань считать съеденные мной ложки этой восхитительной похлебки, а лучше поблагодари небо за посланный вам подарок – самого красивого и обаятельного гнома, то есть меня.

– Ты хочешь сказать, что… – с замиранием сердца произнес Павел. Остальные подняли на гнома глаза.

– Да! У нас есть дорога под рекой, однако лошади там не поместятся. Придется кому-либо из вас остаться с ними, либо оставить их на съедение волкам. Тпру!!! Тихо-тихо, я пошутил!!! – завопил Крохм, когда увидел с каким зловещим выражением на морде к нему начал подкрадываться Бегунок.

Бегунок фыркнул ему в лицо и повернулся задом, демонстрируя отношение к его юмору. Лошади Татины было всё абсолютно безразлично, как и на протяжении всего нашего путешествия.

– Ну, надо же, какой предусмотрительный – проговорил Кристан. – И это он предугадал и то, лишь ваше появление ну никак не вписывалось в его планы. Что же, Крохм, показывай свою заячью нору. Быстренько смотаемся на тот берег и еще быстрее вернемся. Вы, друзья, даже соскучиться не успеете.

– Ага, и пропустить возрождение человечества? Да ни за каких сочных мух! – Кан даже привстал от возмущения. – Я себе никогда этого не прощу, да и нашу сварливую болтушку надоело слушать до колик в животе.

– Кристан, а далеко ли ты спрятал Кирию на другом берегу Великой реки? – Кристан отрицательно покачал головой, тогда Павел продолжил – У меня есть предложение, которое устроит всех: Крохм покажет дорогу на ту сторону, ты укажешь, как добраться до тайника, а я, с помощью амулета, вмиг домчу вас туда. За час с небольшим мы можем обернуться, а в это время два героических гнома послушают рассказы Кана о прошлых временах, ну и обеспечат охрану заодно. Согласны с такой постановкой вопроса? – обратился Павел ко всем присутствующим.

– Павел, ты меня оставишь с этими мужланами? Лицо вон того мне кажется знакомым – кажется это он покушался на мою филейную часть тела, – указанный гном активно замотал головой. – А со старый Кан вообще пытался два раза меня утопить. Первый раз в пещере, а второй раз – когда не сказал, что в ручье водятся жабы.

– Павел, и с этой мстительной особой ты хочешь меня оставить? Да она при любом удобном случае полоснет меня ножом по горлу, потом скажет, что так и было, только вы раньше не замечали. И я еще раньше упоминал, что гномы надоели мне хуже грыжи, так теперь ты предлагаешь провести неопределенное время в их компании? Нет, нет и еще раз нет! – Кан сложил руки на груди и отвернулся.

Его жест повторила и Татина, гномы тоже попытались сделать это, но под испытующим взглядом Крохма их руки сами собой опустились. Потом Кан ходил по поляне, размахивал руками и горячо доказывал, что его особа крайне необходима в предполагаемом путешествии. Татина доказывала обратное, успевая рекламировать себя, как незаменимый элемент. Гномам же было по фигу. Их политики придерживалось и конское племя. Мне было также всё равно – я наелся и теперь грелся на солнышке

Еще несколько минут Кан с Татиной препирались по поводу того кто останется с лошадьми, те же флегматично жевали траву, лишь изредка пофыркивая в особо эмоциональных местах. Наконец Павлу это дело надоело и он, кинув в сердцах какой-то комок земли в костер, встал в полный рост.

– Отставить капризы! – громко скомандовал Павел. – Я не могу взять всех, а у нас на хвосте Гарион. Поэтому будет так, как я сказал! Крохм, подойди ко мне, будем привязывать тебя к животу, укажешь ориентиры. Кристан, когда мы будем в подземных коридорах – крепко прижмись ко мне и ни в коем случае не отпускай. Всем остальным ждать нашего возвращения!

Ого, таким Павла я ещё никогда не видел – настоящий командир. Кан с Татиной застыли с раскрытыми ртами, для них подобное поведение Павла тоже было в новинку.

«А ты, Кешка, как только мы уйдем, сделай вид, что погнался за мышью и спрячься в лесу, в самом надежном месте. Скоро тут будет жарко, потом объясню – сейчас крайне некогда» – привязывая Крохма к своему животу и не глядя на меня, передал свои мысли Павел.

«То есть как?» – опешил я, еще недавно пребывавший в полном расслаблении и дремотном состоянии.

«Просто уходи, не торопясь, но поспешая. Главное – не вызывай подозрений! Как только мы уйдем!» – Павел еще раз проверил надежность закрепления Крохма и полез в отверстие пенька. Кристан, пожав плечами, полез следом. Вскоре небольшой холодок возвестил о начале их пути.

– Ну вот, теперь жди их, и непонятно кто еще первым появится – Павел или Гарион. Ну что, недомерки, наелись хлеба или может похлебки с нами поедите? – Кан протянул свою плошку, до половины опустошенную, двоим молчаливым охранникам. Те жадно сглотнули слюну и закивали в ответ.

Я же кинулся в сторону кустов и начал активно шуршать листвой, потом метнувшись пару раз туда-сюда, с диким мявом кинулся за деревья. Еще некоторое время было видно полянку, затем она скрылась за толщей деревьев, но я успел услышать слова Татины:

– О как! Вроде бы ленивый котяра, а как за мышом шмыганул, вот что значит инстинкты. А вы чего глаза вылупили? Или вам супчик не хорош?

– Гаруш монахат!!! – вдруг громко гаркнул Гарион, и вслед за этим послышалось глухое падение двух тел.

Опаньки, а чего это там? Я потихоньку повернул обратно и в лучших традициях индейцев прополз на брюхе до ближайшего пенька, за которым открывался вид на поляну. Открывшаяся картина не порадовала меня. Ничего не понимаю… почему же так?

 

Глава 14

Кан копался в сумке, доставал какие-то травы, перекладывал и упаковывал их, что-то шепча себе под нос. Татина сидела молча, устремив взгляд на другой берег реки. Гномы же лежали рядом, как два бревнышка в нашем плоту. Бегунок с лошадью Татины стояли, наклонив головы до земли.

Кан начал махать какой-то веткой над костром, тот в ответ потрескивал и отплевывался искрами. Дымок, как живой, стал уходить в лес, тонкой струйкой огибая деревья и кусты. Кан удовлетворенно потер руки и повернулся к сидящей Татине.

– Как же все хорошо складывалось, если бы не эти маломерки. Сгорели бы эти обалдуи и никакой бы им амулет не помог, теперь же сиди и жди их. Надеюсь, на этот раз он успеет к нам подойти, а не запутается в своей мантии, – Кан заговорщицки подмигнул Татине. – Для полной коллекции не хватает этого кошака. Поди, поищи его, девочка, и не важно, как ты его найдешь – живого или мертвого, – сказал Кан, закончив свои манипуляции с растениями.

Татина кивнула и, поднявшись, двинула в мою сторону. При этом она покачивалась и неловко переступала ногами. Как зомби из ужастиков.

– Кис-кис-кис, – звала меня Татина, неся в руке мозговую кость с кусками мяса на ней.

Ага, вот так вот я и вылез к вам. Да за кого вы меня принимаете? Хотя, если честно была мыслишка вылезти и узнать все подробнее на месте – может быть Кан решил всех погрузить в сон до Пашкиного возвращения. Ну, может он решил дать всем отдохнуть, да и время быстрее пролетит. Мои мысли были в смятении – все же Павлу я доверяю, но и с Татиной мы не первый день вместе, да и Кан рыбкой угощал…

Моя душа раздиралась противоречиями, пока тело лезло на дерево, чтобы не быть найденным искательницей самых умных котов. Нет, Павел мне как брат – хороший или плохой, но я других не знаю. Пусть у нас не всегда всё гладко, однако роднее его в этом мире нет.

Татина так меня и не нашла, хотя и прошла под деревом дважды. Девушка без каких-либо эмоций на лице вернулась обратно к костру. А я разлегся на широкой ветке, полностью утонул в её ложбинке и оставил наверху лишь глаза и уши.

– Ну ладно, дался нам этот кот, все равно только жрет да гадит. Хотя в роли медведя он был совсем ничего! А все-таки мне можно было пойти карманником, опять подкинул травку и опять незаметно,– усмехнулся Кан, когда Татина развела руками, вернувшись без меня.

– У этого кота мысленная связь с Павлом, он может его предупредить о засаде. Так что его нужно найти и обезвредить! – ответила Татина бесцветным голосом.

– Он не сможет его предупредить – попросту не успеет. Помоги положить мелких красавцев на пенек, пусть прикроют пока выход. Вдруг вернутся наши бегуны… Да и кот не сможет туда пробраться, – Кан двинулся к лежащим гномам. Вместе с Татиной они выполнили задуманное и использовали спящих в качестве запора.

Затем Кан сел и закопошился в своей сумке, изредка поглядывая на кусты, в которых ранее скрылся ваш покорный слуга. Скорее всего, этот отравитель ожидал моего появления. Ага, как же – дурака нашел. Да я теперь до Пашкиного появления не слезу, хотя все мои мысленные позывы и не находили ответа. Может земля не пропускала, или он был настолько далеко, что попросту не слышал.

«Пашка-а-а-а! Паша-а-а-а! Отзовись же бугай перекачанный!» – в ответ лишь молчание.

Татина сидела, повернувшись лицом к реке, безучастная ко всему, и лишь изредка, по просьбе Кана, поднималась и снова ходила меня искать. Когда она проходила под деревом, я даже дышать переставал, и стойко выдерживал нападения муравьев. Судя по всему, я залег на пути их ежедневного променада, поскольку сотни муравьев прошлись по моей шерсти, и каждый десятый считал своим долгом выразить свое возмущение присутствием лохматой персоны. Спина от их укусов чесалась неимоверно, однако я терпел.

Так прошло два часа: лошади спали, гномы храпели, Кан копался в сумке и что-то бурчал под нос, Татина же безучастно смотрела на природу, а я героически терпел муравьиные поползновения и не сводил глаз с полянки. Кан подкинул дрова в костер, а тот посылал дым в одном ему известном направлении.

Затем Кан встал, слегка потянулся, погладил по голове Татину и скомандовал идти за ним. Та кивнула. Вместе они, кряхтя и пыхтя, столкнули бесполезный плот в воду и остановились на берегу, наблюдая, как течение удаляет его от берега и приближает к центру реки. Похоже, Кану захотелось фейерверка, и в скором времени он его получил. Творение невероятной Пашкиной силы, величаво покачиваясь, встало ровно на середине реки и тут его настигло заклятие Гариона. Последовала яркая синяя вспышка и плота не стало, в разные стороны разлетелись горящие мелкие щепки, дождем усыпали место, где только что был плот.

– Ай да красота!!! Вот так бы и они брызнули по всей реке, не появись этот наглый гном. Как тебе такая смерть, девушка-болтунья? – Кан захлопал в ладоши от избытка чувств.

– Красиво, и ничего бы не спасло, – медленно выговорила Татина, после чего повернулась и пошла на свое место. Почему-то она не уснула, как гномы и лошади, что-то с ней явно было не так.

Между тем вдалеке возник треск и отголоски громкой ругани. В нашем направлении кто-то двигался, и этот кто-то явно не был настроен дружелюбно.

– Ну, наконец-то, как всегда нетороплив и неповоротлив. Готовь закуски, девочка моя, к нам гости скоро пожалуют, – Кан повернулся к Татине и насмешливо подмигнул. Та начала подражать недавним действиям Кана, то есть закопошилась в сумах, доставая всю снедь, что там осталась.

У меня же внутри поднималась и крепла уверенность, что нашему приключению приходит окончательная и бесповоротная амба. А Павел так все и не отзывался!!!

Я уже совсем отчаялся и собрался с поднятыми лапами идти сдаваться бульону и мясу, чем пропадать на голодный желудок и покусанное тело, когда в моем сознании возник далекий Пашкин голос: «Кешка! Ты еще живой?» Какой же он все-таки заботливый!!!

«Твоими молитвами, друг мой, исключительно твоими молитвами!» – ответил я ему, причем постарался вложить в мысли как можно больше сарказма.

«Не сердись на меня, объясню все потом! Опиши в двух словах ситуацию на поляне?» – Павел так и не появился в поле зрения, оставаясь под землей.

Ну, я и передал ему два слова, не считая предлога, которые наиболее часто употреблялись в компании выпивающих на лавочке мужчин.

«Не ругайся и не сердись, счет идет на секунды. Так что давай рассказывай, что у вас там творится!!!» – снова спросил он со всей строгостью, на которую был способен.

Да я и сам понимал, что закончились детские игры, и началось что-то более серьезное, но такой уж у меня характер и ничего не могу с собой поделать. Как мог кратко и по существу, опуская свои домыслы и догадки, я рассказал о проказах Кана. В ответ тишина, никаких мыслей в сознание не поступало, а тут еще и птицы в лесу притихли.

Раздавался голос Кана, дающего указания Татине, стук ножа по дереву, когда та резала мясо и овощи на покрытой платком валежине, да шелест волн вперемешку с шорохом камыша. Далекий треск, посапывание лошадей и похрапывание гномов я в расчет не брал.

«Павел, а ты где? Чего молчишь? Ушел что ли?» – спросил я с замиранием сердца.

«Думу думаю, вот и молчу. Ладно, сиди, где сидишь и не высовывайся, я скоро!» – раздались Пашкины мысли и все, снова молчание в эфире. Сколько его не вызывал – он так и не отозвался.

Жизнь становилась все лучше и лучше – муравьи продолжали свое мерзкое дело, Татина кашеварила, не отвлекаясь ни на что, Кан радовался неизвестно чему, а это неизвестно что с грацией танка перло через лес в нашем направлении. Треск и ругань становились все более отчетливыми, кто-то один громко распекал провинившихся людей. Словно учитель труда делал внушение курящим в туалете старшеклассникам, только матерных образов чуть больше и порой слова сопровождались звуками ударов. Правду люди говорят, что ожидание смерти – хуже самой смерти, я весь извелся, ожидая появления гостей Кана.

Пронеслась в голове подлая мыслишка, что Павел попросту испугался и умчался в неведомую даль, кинув меня здесь одного. Однако я быстро отловил подленькую мыслишку и раздавил ее в зародыше. Если не Павлу, то кому здесь ещё верить? Явно не лягушке-перевертышу, старому Кану, который то суетился возле Татины, то подбрасывал дрова в костер. Нет, ни в коем случае! С товарищем мы прошли огонь, воду и медные трубы, поэтому я терпеливо ждал его возвращения.

«Пашка!!!»

Да где же его черти носят?!! Похоже, что муравьи приняли мою шпионскую недвижимость за скоропостижную кончину и вознамерились спустить бренное тело поближе к своему дворцу. Я же всё молчаливо сносил как истинный японский ниндзя. Это упорство оценили муравьи. Подлезая под меня целыми толпами, они медленно, миллиметр за миллиметром, подтаскивали к краю ветки.

Еще немного и я с мяуканьем сверзился бы вниз, нарушив свою маскировку. Пришлось лапами и хвостом отбиваться от этих нахалов, которые опять начали возмущаться – «почему это я живой и какого рожна на их дороге развалился?» Хорошо, что Кану с Татиной было не до меня, иначе мое местоположение было раскрыто. На какое-то время злыдни с усиками все же успокоились, хотя время от времени покусывали.

Увлеченный борьбой за место на ветке, я не сразу понял сигналы, передаваемые мне левым ухом. Нет, ухо не хлопало по щекам или спине, оно слышало и выделяло легкий шорох со стороны реки. Этот шорох почти заглушен гвалтом приближающихся гостей и шелестом камыша, но мой обостренный нервами слух почему-то упорно акцентировал его. Кто-то тихонько крался и старался оставаться незамеченным.

«Павел! Павел!! Павел!!!» – еще немного и я замяукал бы в голос, доведенный до отчаяния неординарной ситуацией и назойливыми соседями. Лишь страх обознаться и быть раскрытым, удерживало от этого опрометчивого поступка. На мысленный зов не было ответа…

– Все, девочка, снимай с огня варево и встречай дорогих гостей радостной улыбкой! А там смотришь и жива останешься, если повезет, конечно, – рассмеялся Кан.

На лице Татины не отразилось никакой реакции, даже носом не шмыгнула и глазом не моргнула. Все также успешно пародировала Снегурочку. Не говоря ни слова, она сняла котелок и поставила среди прочей закуски. Запахи, доносящиеся с поляны, вызвали у меня бурное слюновыделение, чуть не захлебнулся пока сглатывал. Вот смеху-то было бы – утонул на дереве…

Среди гущи деревьев мелькнула фигура человека, которого я сейчас хотел бы видеть меньше всего. Хотя почему только сейчас? Вообще никогда бы с ним не встречаться!!! Тот, из-за кого моя жизнь превратилась в сплошной антисанитарный кошмар, из-за кого я не доедаю, не досыпаю и не доворовываю, шел неспешной походкой по направлению к костру.

Благообразный старец с развевающейся бородой и кислотно-зелеными глазами в желтом балахоне гордо вышагивал в окружении разномастной свиты. Он шел ровнехонько по струйке дыма, стелящегося от костра. Когти непроизвольно сжались и впились в сук, хорошо еще под их острые края не попали муравьи – этого бы они мне точно не простили.

«Пашка!!! Забери меня отсюда!!!» – у меня начиналась тихая истерика. Шерсть сама собой приподнялась на затылке.

По бокам от Гариона двигались люди, закованные в черные, с золотыми вставками, латы. Хотя людьми их можно назвать с большой натяжкой – по объемам и строению тел они больше походили на орков. С колючими глазами в прорезях сверкающих песьих шлемов (причем шлемы были не такими как у других – они полностью закрывали лица), эти люди двигались со звериной грацией, бесшумно огибали деревья и постоянно осматривали окрестности. Я распластался на суку, буквально слился с ним воедино и даже уши прижал, лишь бы не попасть под перекрестье их цепких взглядов. Держа в руках алебарды, покачивая мечами, притороченными слева к бедрам, они каждым движением выдавали мощь и звериную силу. Я бы с ними даже на льва не побоялся выйти, честное слово.

А за этим живым щитом следовали наши старые знакомые. Вот это встреча! Ученик шамана, вяло ругался с седобородым эльфом, сидящим у него на плече. Орк был покрыт заживающими ссадинами и синяками, но от этого он вряд ли стал красивее и добрее.

За ним шел младший из братьев-людоедов, помахивая достопамятным тесаком и сверкая красивыми фингалами под глазами. Неподалеку крался опасливо косящийся на людоеда Плут и болтал с появляющейся и исчезающей среди кустов макушкой Стохма. Вся бравая компашка в сборе – просто душа радуется.

Однако, это еще не все, за вышеперечисленными гостями дружным стадом шли узники из Башни Безмолвия. Вот им-то и доставались удары, звуки которых так далеко слышались. Эти удары отвешивались нашими «пленителями»: Тордом, Мондом и иже с ними. Изрядно побитые и грязные, они вымещали злобу на безразличных ко всему узников, среди которых находились и бывшие стражники Башни. Те тоже двигались с равнодушными лицами, без проблеска сознания в опущенных глазах.

Все, на кого сыпались удары, лишь ежились, не издавая ни звука и, подобно овцам, шли туда, куда их вели. Вот такой вот веселой гурьбой они и высыпали на небольшой пляж, сразу же заполнив его от края до края. Куча народу осталась еще в лесу, молча встали и уподобились деревьям, ожидая дальнейших приказаний.

– Ну, здравствуй, брат! Заждался меня? – проговорил низким голосом Гарион, подходя к Кану и обнимая его. Затем он обвел пляж горящими глазами, останавливаясь то на спящих гномах, то на опустивших голову лошадей, то на Татине. – А где наш юный герой с моим амулетом и Кристан, так успешно освобожденный тобой из Башни?

– Не беспокойся, брат, скоро уже он будет здесь, а с ним и Кристан с Кирией. Все идет по твоему плану, с небольшой поправкой – Павлу помогает принц гномов. Они ни о чем не догадываются и будут рады сюрпризу в виде твоего появления, – сообщил, улыбаясь, Кан.

Ух, гнида, а еще другом притворялся и рыбой кормил. Хотя, с начала погружения в сон всех присутствующих было ясно, под чью дудку он пляшет. Но чтобы «брат»? Или это у них обращение такое друг к другу? Как у нас говорят кавказцы: «Слюший, брат! Мабильник купи!» Шорох со стороны берега снова повторился, но на сей раз гораздо ближе, хотя сколько я ни напрягал зрение – ничего не мог обнаружить.

– Опять проволочки? Надо было его после орков брать, ведь он был уже в твоих руках!!! А теперь снова ждать – надоело!!! – нахмурил брови Гарион.

– Зато вскоре ты будешь держать в руках власть над всем человечеством, не этого ли ты добивался? – спросил Кан. – И прошу тебя – вынь эти линзы, а то от них мурашки по коже бегают.

Гарион спрятал лицо в ладонях, а когда поднял голову, то на его ладонях блестели два зеленых огонька. Когда он в очередной раз повертел головой, обозревая окрестности, то я смог увидеть его водянисто-бесцветные глаза. У Кана были такие же.

– Вот так гораздо лучше! А теперь присаживайся и отведай, что приготовила наша мастерица. Потом она расскажет, что узнала в путешествии с Павлом, – Кан приглашающим жестом указал на накрытую полянку.

– Ну да, после твоего последнего угощения я целый день проспал. Может и сейчас подсыпал что-нибудь, и я буду стоять и моргать глазами, как эта мастерица? – Гарион снова нахмурился.

– На сей раз все нормально, я поем вместе с тобой, не волнуйся. Прошлый раз я был вынужден прибегнуть к таким мерам, чтобы ты не испортил мою задумку. Зато теперь у нас будет и амулет и Кирия. Мне кажется это того стоило, – Кан похлопал Гариона по плечу, – к тому же мы квиты. Ты ведь не предупредил меня о своем заклятии, наведенном на реку. А если бы я пропал, чтобы ты тогда делал без меня?

– Я пущу вперед себя бойцов, потом посмотрю, что будет! – Гарион обернулся к людям в черных латах и дал команду приступить к пище.

– Ну и зря, будешь есть остывшее. Кстати, могу для снятия усталости угостить одной травкой, она и усталость снимает и синяки залечивает, – Кан взял тарелку и приступил к еде. Зараза такая, даже муравьи при его чмокании начали сглатывать. Гарион кивнул своим людям и те, получив от Кана по стебельку какой-то желтой травки, уплетали варево за обе щеки.

Наши старые знакомые не решались подойти, насыщались лишь воины в черном. Они странно ели – не снимали шлемов, а проталкивали пищу в глубину забрал. Людоед и гном встали около пенька, куда убыл Павел и где теперь сладко спали спутники Крохма. Плут подошел к Бегунку и погладил того по шее, довольно улыбаясь. Затем он подошел к дереву, на котором прятался я, и достав из-за пазухи краюху хлеба с луковицей, начал уплетать за обе щеки. Я не мог удержаться и скинул ему за шиворот несколько муравьев. Плут сидел минуты две, потом начал почесываться, отошел от деревьев и яростно зачесал спину. Хоть какая-то радость за прошедшее время!

Шелест со стороны реки немного усилился, даже послышался легкий стрекот, как от полета далекого вертолета. Становится уже удивительным, что кроме меня его никто не слышит, хотя за раздающимся чавканьем я даже свои мысли с трудом слышу.

Наконец чавканье и хруст за ушами прекратился, Кан с Гарионом и людьми в черных доспехах отвалились от того, что осталось. На остатки накинулись голодные знакомцы, которые до этого стояли и глотали слюни, глядя, как быстро поглощается пища. Они тоже получили от Кана по стебельку, для аппетита, наверное. Даже людоед присоединился, хотя и посматривал маслянистыми глазками на остальных. Видимо Гарион запретил ему в походе кушать людей, вот он и терпел, крепился, как заядлый курильщик без никотина.

Безучастным узникам ничего не досталось, но они и не спрашивали. Стражники встали у лежащих на пне гномов, сменив на этом посту людоеда и Стохма, и превратились в слух.

«Кешка, как ты тут?» – пронесся в голове голос, которому я безумно обрадовался.

«Павел, наконец-то ты появился! Я успел соскучиться и муравьи меня почти доели. Ты видишь, что творится? Можешь прояснить ситуацию?» – передал я свои мысли.

«Павел, потерпи еще немного, скоро прибудут остальные силы. Не высовывайся пока, сиди, как сидел. Кан – предатель, я его мысли прочитал, когда мы ехали сюда. Показался странным один момент, вот я и решил проверить. Кристан скоро закончит с Кирией – поэтому я так и задержался. Мы донесли Кирию до святилища, правда, пришлось здорово подраться. Потерпи, друг!» – Павел так и не появился, и сколько я не напрягал зрение, не смог увидеть даже примятой травы от его шагов.

Отшельник рассказывал, как он поступил с Павлом и откровенно хвастался втиранием в его доверие после вынужденного погружения в сон стражников Башни. А так же рассказал о поездке в тележке с клеткой, при этом рассказе Торд и остальные стражники, сопровождавшие нас, испуганно съежились, а Гарион сверкнул в их сторону глазами.

– Так что сейчас он мне верит больше, чем родному отцу, а ты говоришь, что все зря. На самом деле они должны вот-вот появиться из пенька, на котором спят низкорослые красавцы. Поставь там еще самого чуткого из своих людей, кроме этих побитых раздолбаев. В случае чего он нам просигналит. Мы заберем и амулет и Кирию, – Кан стал потирать ладони, а возле пенька встали дозором наши «пленители», как можно шире растопырили уши и нагнули голову к пеньку.

– Не нужно было так все закручивать, Кан! Мне достаточно было и амулета. Опять ты сделал всё по-своему! Ты же знаешь, что орки, гномы и эльфы не захотели открыть мне тайны лучей, а без их признания ничего не получалось. А то, что получилось, до сих пор бегает где-то в подземельях и не выносит дневного света. Лишь некоторые образцы подошли к несению службы, остальные от зверей ничем не отличаются. Нашему герою всё удалось, не зря же я разработал такой грандиозный план, в который ты посмел внести свои изменения. Всё! Всё шло по плану, начиная от старой Зары и заканчивая вон тем зеленым придурком! Не надо было ничего менять!!! – прогремел разгневанный Гарион.

Обидевшийся на «придурка» ученик шамана что-то тихо прошипел и затряс в направлении Гариона сушеным черепком зверька, похожего на мышь. Гарион метнул на того обжигающий взгляд, ученик тут же сунул черепок в рот и захрустел им.

– Ладно, братишка, не горячись – я же хотел как лучше. А о значении лучей мы сейчас узнаем у нашей мастерицы, не зря же она делила с Паштетом все тяготы и лишения походных условий. Расскажешь нам, красавица, что узнала по дороге?!! – окликнул Кан Татину и двинулся к ней. Гарион последовал за ним.

В это время красные лепестки мелькнули у носов гномов и те слегка заворочались. Такими же лепестками Кан в своё время выводил из спячки коней – неужели Павел запомнил? Распахнув глаза, гномы увидели склоненные к ним уши и, моментально оценив обстановку, в четыре руки врезали по этим ушам. Стражники разлетелись в разные стороны, словно кегли после удачного броска тяжелого шара.

Также красные точки мелькнули и у лошадиных морд, и те очухались от заколдованного сна. Лошади Татины всё было безразлично, и она принялась щипать траву, а вот Бегунок испуганно заржал, обнаружив такую массу народа. Правда, тут же взял себя в копыта и, вычленив среди общей толпы старого и недоброго знакомого Плута, двинулся к нему, злобно ощерив зубы.

Присутствующие на миг остолбенели, не ожидая такого развития событий. Лишь Гарион показал полное присутствие духа и мигом сориентировался в ситуации. Он одним прыжком оказался около Татины и приставил к ее горлу достопамятный кинжал с рукояткой в виде змеи, кусающей шар. Татина гневно сверкая глазами, собралась уже высказать все, что накипело на сердце. Но Гарион не мы, и небольшой укол и злобное шипение в ухо заставило ее сделать то, чего мы не могли добиться на протяжении всего пути – просто помолчать. Справедливости ради я считаю необходимым добавить то, что я не видел, как Павел будил её. Хотя, может и отвлекся на других персонажей.

Кан неторопливо подошел к своему брату и встал чуть за ним, осматриваясь по сторонам. Плут же не стал ждать приближения Бегунка, а рванул с места как страус из американского мультика, только что «бип-бип» не сказал. Наше доброе транспортное средство, ломая кусты и небольшие деревья, помчалось за ним. Сбитые наземь стражники поднимались, тряся головами и стараясь не дотрагиваться до стремительно распухающих ушей. Гномы же встали спина к спине, готовые биться до последнего. Люди в черных латах уже было двинулись к ним, как вдруг их внимание переключилось на другое.

 

Глава 15

– Зачем же допрашивать девушку? Ты лучше меня спроси, великий отшельник Кан, мудрец и наставник молодого поколения, а по совместительству униженный, оскорбленный и даже убитый – Железер Молния!!! – Павел эффектно появился за спинами присутствующих.

В оборванной безрукавке, в рваных джинсах и истрепанных кедах, но с горящим мечом в бугрящихся мускулами руках, он представлял собой монументальное зрелище.

Любит все-таки Павел эффектные появления, ох как любит. Сразу же вспоминается эпизод из жизни, когда была стычка между пацанами в масштабах район на район. В самый разгар сражения Павел появился в тылу противников со здоровенной дубиной в руках, перекошенным от злости лицом и нечленораздельными, но очень громкими криками. Объевшиеся мухоморов берсерки и то выглядели по сравнению с ним интеллигентными и вежливыми очкариками. Успешно применив такое психологическое воздействие на окружающих, Павел заставил всех пацанов, и своих и чужих, брызнуть в стороны. Причем слово «брызнуть» в этом предложении я использовал как синоним слову «разбежаться», а вовсе не то, что вы могли подумать.

Вот и сейчас его появление вызвало эффект разорвавшейся бомбы. Земля ощутимо дрогнула от удара упавших челюстей. Павел еще несколько секунд покрасовался, затем неспешной походкой двинулся в направлении Кана с Гарионом. Те не особенно удивились его появлению, а спокойно ждали приближения моего друга.

Если честно, то я обеспокоился таким их поведением, ведь Павел мог спокойно разобрать их на запчасти, а они и глазом не моргнули. Хотя Татина в их руках это все же значимый аргумент, и Павел вряд ли кинется на водяников очертя голову.

– О, какой молодец, и насчет Железера смог догадаться, – заулыбался ни мало не смутившийся Кан.

Павел остановился в нескольких шагах от сладкой парочки.

– Паштетом меня только папа называл, а Гарион этого не слышал. Да и твоя возможность принимать другие обличия сразу же меня насторожила. Вот я и устроил мысленную проверку на вшивость. Ну, а после того, что услышал, и вовсе всё встало на свои места, – ответил Павел, открыто глядя в водянистые глаза нашего бывшего спутника.

Так всё наше путешествие действительно было от начала и до конца спланировано и это не просто слова, предназначенные для моих ушей? А Нариэль, Стохм и другие были лишь вспомогательными факторами на пути к знанию об амулете? Я и так чувствовал себя неважнецки, а теперь и вовсе был словно оплеван с головы до ног. А этот хмырь с сушеной рыбой нам еще в уши дул про подвиги, честь и достоинство. Надо было его сразу схватить за лапку и до появления икры бить головой о камни.

– Павел, ты оказался более умным, чем мы думали, – медленно и спокойно произнес Гарион. – Однако твой ум сейчас не сможет помочь. Расскажи мне об амулете и тогда я перенесу обратно в лоно семьи, в объятия любящих родителей. Ну, какое тебе дело до этого мира? Тут свои законы, свои уклады и традиции, не стоит их менять посторонним вмешательством. Прости, что так получилось, и ты попал в наш мир против своей воли, позволь исправить эту оплошность и отправить тебя домой... Хм… После того, как расскажешь об амулете, конечно.

Пока Гарион распинался, уговаривая Павла быть пай-мальчиком, люди в черных латах окружили моего друга полукольцом. Как верный друг и соратник, я их тут же вложил Павлу, получив ответ, что все под контролем и все в порядке. Вдалеке уже еле слышно раздавались ржание Бегунка и вскрики Плута, наш подкованный товарищ отрывался как мог на своем бывшем мучителе.

– Гарион, твой план реально хорош, и я до последнего тупил. Но как говорят у нас: «Лучшее – враг хорошего». Кан напрасно показал, как живут местные жители. И напрасно он свел меня с Кристаном – в натуре не все такие, как Торд и его товарищи. Остались в людях гордость, совесть и порядочность, и если ты думаешь, что я отдам этих людей под власть твоих остолопов, то ошибаешься. Как впрочем, заблуждались и люди, которых ты оставил возле святилища, – при этих словах у Гариона нервно дернулась щека, Павел же продолжил речь. – Мне их, к сожалению, не удалось переубедить. Печально, но факт. А тебе по доброте душевной могу предложить такой вариант: ты с Каном прекращаешь попытки захватить власть над людьми. Затем уходите в пещеру мирно доживать свою бессмертную жизнь, собирать травы и нюхать цветочки. Большего я предложить не могу, и это ещё при условии возвращения мне двух недостающих лучей амулета.

– Извините, что вмешиваюсь в вашу беседу, но как-то неудобно стоять с кинжалом у шеи, да и ноги затекли. Павел, давай быстрее раздражайся и накостыляй этим старцам, а то нос ужасно чешется, – подала голос Татина. Этими словами она лишь вызвала ухмылку на лице Гариона.

– Павел, ты и о лучах догадался? Да уж, зря я тебя недооценивал. Тогда к тебе ответное предложение – присоединяйся! Мы втроем станем полновластными властелинами этой земли. Только представь – любое желание исполняется лишь по движению брови, любая прихоть – закон! Всё и только для тебя! – Гарион начал понемногу отходить назад, увлекая с собой Татину.

Этим маневром он концентрировал внимание Павла на себя, позволяя людям в черных латах подобраться на полметра ближе. Я опять предупредил Павла о творящемся за его спиной, вновь получил ответ о полном контроле и тут, краем глаза, уловил движение слева по берегу. Там понемногу двигались кусты, вот их-то шорох меня и беспокоил ранее. Причем они не просто качались на ветру, а целеустремленно подползали к месту общего сбора.

Даже ущипнул себя, но разум сказал, чтобы я прекратил делать себе больно, поскольку сном тут и не пахнет. Тогда я протер глаза лапами, но несознательные кусты не обратили никакого внимания на мои страдания по поводу легкого помешательства и не подумали остановиться.

Лошадь Татины, привлеченная шорохом, подошла к этим кустам и попыталась отщипнуть от них несколько листьев. Здоровенная зеленая лапища вылезла из-под корней и легонько шлепнула ее по морде, заставив присесть и попятиться. Обиженная таким обращением, лошадь повернулась крупом к кустам и, радея о благе и процветании природы, основательно удобрила корни кустов. Потом, гордо повиливая хвостом, удалилась к более податливым растениям. Из-под кустов послышалось злобное шипение, и они начали медленно двигаться, огибая кучу лошадиной мести.

– Нет, Гарион, мир под твоим началом придет к полному вырождению и вымиранию, поэтому нам и не по пути. Отзови назад своих бойцов и все обойдется без крови… – Павел хотел еще что-то добавить, но не успел.

Гарион кивнул ему за спину, и Павел моментально оказался в кольце сверкающих алебард. Он спокойно стоял, в руке горел жарким пламенем меч, на губах играла легкая улыбка. В глазах снова загорелся знакомый огонек проказы, он совершенно не боялся окружения. Кан беспокойно заерзал за спинами бойцов. Даже Гарион крепче прижал к себе Татину. Та захихикала – шевелящаяся борода щекотала шею, вот она и не могла удержаться от смеха.

– Павел, похоже, что путешествие отразилось на твоих нервах, и ты от невзгод помутился в уме. А с дураками я не разговариваю. Отберите у него амулет! – приказал Гарион резким голосом.

Черное кольцо резко сжалось. У меня непроизвольно закрылись глаза, хотя вроде бы начал привыкать к ходящей рядом с нами смерти. Послышался звон металла и гулкие шлепки падающих на землю предметов, никакого противного шмяканья проникающего в плоть железа не было. Я открыл глаза – Павел все также спокойно стоял с опущенным мечом в руках и загадочной улыбкой на губах. Вокруг него веером разлеглись перерубленные наконечники алебард.

Люди в черных латах взглянули на обездоленные древки и отбросили их, вынули мечи. Павел эффектно поднял свой меч на уровень груди и взялся за рукоять обеими руками, принимая позу одного американского губернатора в его актерском прошлом. У нас дома даже плакат с его изображением висит. Ну и позер!!! Хотя Татина смотрела на него каким-то странным взглядом – похоже своей цели он добился.

Гномы переглянулись друг с другом и поудобнее перехватили топоры, посматривая на стражников. Те, помахивая распухшими ушами макового цвета, подняли мечи, но броситься им помешало возникновение новых действующих лиц на арене событий.

Кусты распались на части, когда из них с зычным криком вынырнул перемазанный грязью орк. За ним выполз испачканный Крохм и вылетела отряхивающаяся стрекоза. Стрекоза в скором времени приняла вид эльфа. Все старые знакомые в сборе – можно и чайку замутить… с козинаками. Только я пока не думал слезать, да и зловредные муравьи уселись на ветке, как зрители на стадионе. Чего-то обсуждали, подергивая усиками, похоже, что делали ставки.

– Вообще-то ваши племена обещали общим скопом прийти на помощь. Зря я сжигал ваши подарки? – Павел огорченно нахмурился.

Так вот какой ком земли Павел кинул в костер перед уходом. Подарки от племен… А ведь и точно – племена обещали…

– Мы обещали прийти, мы и пришли. Остальные не смогли преодолеть давнюю вражду к людям, – прорычал Зимор.

– Вот и нам дело нашлось, а то до крайности не хотелось лезть в людскую драку, – проговорил ученик шамана, стоявший в сторонке в компании людоеда, Стохма и Нариэля.

Стоявшие злыдни согласно кивнули и, засучив рукава и достав имеющееся оружие, двинулись к новоприбывшим. Те отряхнулись и тоже приготовились к бою. Муравьи разделились на две части, и каждая толпа активно трясла усиками, подбадривая «своих» бойцов. Я же поймал себя на том, что нервно подрагиваю хвостом и пускаю искры.

Лишь бывшие узники стояли, опустив головы, не отвлекаясь от лицезрения примятой травы и выпирающих из земли корней. Да еще и Кан с Гарионом бесстрастно взирали на происходящее. Татина тоже рвалась в бой и трепыхалась в руках у верховного мага, но, невзирая на кажущуюся субтильность, Гарион легко удерживал ее в руках. Татина дотрепыхалась до легкой царапины на шее и пока что затихла.

– Ну что, потанцуем? – наконец спросил Павел, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.

– Ты многому научился в своем походе, мальчик. Однако посмотрим, насколько ты хорош против моих ребят. Пока не было шанса испытать их в действии. Убить! – просто и буднично, словно заказал чашку кофе в столовой, приказал Гарион.

 

Глава 16

Бойцы в черных латах ждали этой команды. Они исчезли из виду, а мгновение спустя очутились возле Пашки с поднятыми мечами. Павел тоже неожиданно пропал из виду. На месте их встречи заскользили черные тени, сверкая синими всполохами металла. А в центре завертелся огненный шар, словно на поляне образовалось маленькое солнце и начало плеваться протуберанцами в разные стороны. Звон сходящегося металла заполнил территорию. Темный круг бьющихся с Пашкой теней то расширялся, то наоборот сужался, то вовсе превращался в овал. Огненная же сердцевина оставалась на месте, не трогаясь с места ни на метр. Все движения были настолько быстрыми, что даже мой глаз, тренированный наблюдением за мухами, не мог различить их.

У гномов со стражниками дела принимали не очень хороший оборот – еще до конца не очухавшиеся, гномы откровенно мазали с ударами и уже получили пару царапин. На каждого гнома наседало сразу три стражника и отступать явно не собирались. Стали забыты старые обиды и Торд с Мондом и Истридом неплохо нападали вместе, заодно защищая друг друга от ударов.

Вылезшие Зимор, Крохм и Мириэль, не теряя времени, кинулись на своих противников. Их оппоненты не отступили, а выбрав себе цель, тоже рванули в бой.

На Зимора напали сразу двое: младший людоед и ученик шамана. Видимо его посчитали самым опасным из троицы. Стохм с Крохмом закружились в танце с топорами, наступая и отскакивая, как молодые петушки. Ну, а мельтешащий Мириэль, не испытывая ни какого уважения к сединам, принялся таскать летающего предателя за бороду. Тот не остался в долгу и обрушил град ударов на тело молодого эльфа.

Даже обычно пофигистически настроенная кобыла Татины отошла от греха подальше в сторону и заинтересованно пялилась на происходящее. Из муравьиных толп вырвалось по шесть муравьишек, и они начали дружно пританцовывать на ветке, регулируя движения усиков. Прямо группа поддержки, честное слово, или как их называют в далекой Заокеании – чирлидеры.

Только потом я, кинув взгляд вниз, догадался, как так много муравьев оказалось на ветке. Когда Плут насыщал свою утробу, он разворошил ногами небольшой муравейник и неглупые мураши, оставшиеся без дома и рисковавшие пасть смертью храбрых под ногами бойцов, решили составить мне компанию. А я что? Я был не против, все равно внизу буду только мешаться, а они пока не кусались.

А вот старый Кан вел себя как ярый фанат на футбольном матче, во время игры своей любимой команды. Он бегал от одних сражающихся к другим, махал руками, переживал по поводу появившейся вмятины на латах стражника и радостно кричал при появлении новой царапины или синяка у противоборствующей стороны. Правда, к Пашкиному «окружению» он пока не рисковал подходить, стеснялся наверно. Татина же не отрывала взгляд от скользящих теней и эпицентра, дрожала в руках у Гариона.

Все это я вам рассказываю в таких подробностях, поскольку успел охватить взглядом всю битву и она впечаталась мне в память так, словно это было вчера. С моей ветки всё хорошо видно, и я, уже не стесняясь никого, встал во весь рост, чтобы не пропустить ни одной детали.

А тут как раз из Пашкиного хоровода и вылетела одна деталь, гремя латами и подняв тучу брызг, она опустилась в камышах. Пытаясь встать, зажимая истекающую кровью рану на шее, рыцарь в черных латах с золотыми вставками умоляюще протянул руку к Гариону, но тот лишь брезгливо отодвинулся подальше. Человек бессильно рухнул в воду и затих. Круговерть теней не остановила свой бег, все также перемещалась из стороны в сторону около полыхающего огнем золотого шара.

У гномов, бьющихся со стражниками, катился градом пот, но движения стали более уверенными, твердыми. Похоже, что дурманящее зелье выходило вместе с потом. Стражники тоже слегка подустали, но не отступали и теснили малорослых противников. Гномы встали спина к спине, отбивали удары и уворачивались, не забывая прикрывать товарища. Вот Торд удачным ударом перерубил топор одного из гномов и довольно заулыбался, уверенный в своей победе. Улыбался он недолго, до тех пор, пока «безоружный» гном не всадил в бок Монда небольшой кинжал, незаметно извлеченный из рукава.

Удар как раз пришелся под край грудных доспехов и, пронзив кольчугу, заставил Монда рухнуть на колени. Меч он выпустил из рук, чем и воспользовался ушлый гном, который вновь вооружился и вызывающе кивнул другим стражникам. Монд, зажимая рукой рану, отполз подальше от поединщиков. Стражники взревели и с удвоенной энергией кинулись на стойких гномов. Мечи в руках вращались с бешеной скоростью, гномы уже и не думали об атаке, ушли в глухую оборону.

Зимор изо всех сил отбивался от бывшего ученика и младшего людоеда. Те накинулись на орка, как гепарды на льва (другого сравнения не могу подобрать, да и кошачьи ближе по природе). Эти двое двигались с такой скоростью, и нападали с такой яростью, что орк, побывавший не в одном сражении, только и мог понемногу отступать и блокировать удары с двух сторон.

– Что, зелененький, удивляешься? А ведь все дело в травке одной, не зря же я столько лет их изучаю, – пояснил Кан, наблюдавший за их сражением.

Ух, садовод-любитель, ну только пройди под моим деревом – обязательно несколько сотен муравьев на плешивую голову сыпану!

Зимор даже не посмотрел в его сторону, увлеченный блокированием очередной атаки. Как раз в этот момент ученик шамана достал-таки своей секирой, полоснув по руке. Зимор взревел, но не отступил. Кровь хлынула по зеленой коже, окрашивая её в красный цвет. По лицу младшего людоеда пробежала довольная ухмылка, но тут же спряталась в небытие, поскольку получил в большой нос хороший удар рукоятью секиры. Жаль, что не другим концом, Зимор не успевал ее развернуть, поскольку отбивал очередную атаку ученика. Но и этого оказалось достаточно, поскольку людоед на несколько секунд выбыл из битвы, и Зимор смог ответно ранить бывшего ученика в ногу. Тот зашипел от боли, однако не прекратил свои атаки, да и людоед, быстро оклемавшийся, присоединился к сражению.

Конечно же, Кан не смог удержаться от комментирования этих событий. Правда, на них никто особого внимания не обратил, но за друзей все равно обидно.

– Сейчас тебя, зелененький, разделают как курицу в таверне! Потом и до твоих родных доберемся!

Оп, из Пашкиного круга вылетел еще один человек в черных доспехах и в полете сбил Крохма с ног. Зловещего вида меч, перелетев весь пляж и по счастливому стечению обстоятельств никого не задев, воткнулся в ствол дерева, на котором находился я и мои мелкие соседи. Дерево ощутимо тряхнуло, и я едва не сверзился вниз, хотя несколько муравьев, излишне увлеченные борьбой, все же навернулись с ветки. Надеюсь, их приземление прошло удачно. По крайней мере писков боли не слышал.

Человек в черных латах уже не смог подняться, в отличие от Крохма, который прилагал все чудеса изворотливости, отбиваясь от наседающего Стохма и пытаясь встать. Тот же орудовал топором, как сумасшедшая огородница тяпкой, которая дорвалась до грядок и окучивала всё подряд. Его топор несколько раз взрывал землю у лица Крохма, отбитый в последнюю секунду. С частотой иглы швейной машинки топор взлетал и опускался, приходясь то на обух, то на топорище Крохма.

– Ну что ты там возишься? Прибей его и дело окончено! Может тебе еще показать, как это делается? – Кан не мог удержаться от замечания.

Крохм отбил очередной удар Стохма, чей топор увяз в корне растущей сосны. Крохм тут же вскочил на ноги, и сделал короткий взмах, который должен был уменьшить Стохма на четверть или же добавить дикую головную боль. Стохм отпустил рукоять своего орудия и упал навзничь, пропуская удар мимо себя. К несчастию топор Крохма впился в тот же самый корень и застрял в нем, как и предыдущий. Оба гнома достали из рукавов кинжалы и начали кружить, внимательно следя за движениями соперника. Два топора торчали между ними, указывая топорищами в разные стороны. Как разводящие стрелки на железнодорожном пути.

– Недомерки! Все время не можете довести начатое до конца, – проворчал Кан и помчался смотреть на сражение Зимора.

А молодой эльф начал одолевать старого. Может травка заканчивала свое действие, а может годы брали свое, но Мириэль все больше и больше наседал на слабо обороняющегося старика с крыльями. Они в процессе сражения понемногу подлетали к дереву, на котором я с муравьиной компанией так хорошо обосновался. Однако в какой-то момент Нариэль смог отлететь и достать из кармашка остаток желтой травки. Мириэль кинулся к нему, но травка была уже во рту и поспешно пережевывалась.

– Ну вот, опять все по новой начинать, – простонал упарившийся Мириэль, затем тяжко вздохнул и кинулся к седобородому эльфу.

На его счастье Нариэль поднялся слишком высоко в воздух, скорее всего для эффектного броска вниз, и оказался около моей ветки. Ну, я же не обладаю Пашкиным благородством и не обязан предупреждать о нападении, я ведь и исподтишка могу. И пусть хоть кто-то мне только скажет слово против!

В общем, последнее, что увидел старый эльф, была моя лапа, закрывающая небо и погружающая в долгий сон без сновидений. Нариэль напомнил мне пикирующего бомбардировщика – также красиво и быстро упал в развороченную муравьиную кучу. Мои бывшие мучители, а теперь соседи по ветке, живо переглянулись и устремились всей ордой вниз. Вскоре тело старого эльфа скрылось под копошащейся массой муравьев. А Мириэль подмигнул мне, улыбнулся и, вытерев пот со лба, кинулся на помощь Зимору.

Да-да, именно на помощь нашему великану, так как дела у того начали идти из рук вон плохо. Понемногу слабея от потери крови, Зимор уже не мог с такой же скоростью, как раньше, отбивать и наносить удары. К предыдущей ране добавились еще несколько порезов на другой руке, и глубокая рана на левой ноге от тесака младшего людоеда. Да еще и издевательства Кана доводили до белого каления. Вроде бы он рядом, но до него еще достать нужно, а противники не давали такого шанса, постоянно и целенаправленно атаковали. Вот наш маленький герой и кинулся к людоеду. Он мелкой петардой подлетел к широкому лицу, врезал кулачком в правый глаз и добавил ногой по мясистому носу. Оказывается, не один только я умею неожиданно наворачивать исподтишка.

Под глазами у людоеда и так были красивые опухоли, а тут еще и мелочь какая-то добавила по больному месту. А когда он инстинктивно пытался эту мелочь прихлопнуть, то Мириэль изящным пируэтом ушел в сторону, и удар пришелся на многострадальный глаз. Вот людоед и взвыл громче орка. Глаз сразу же закрылся, и из-под него градом полились слезы.

Этой заминкой воспользовался Зимор, успешно отбил удар ученика в сторону и перешел в контратаку. Ученик провалился вслед за своей секирой и, получив мощный удар по загривку, на время потерял ощущение времени и пространства. Он рыбкой полетел на землю и завершил свой полет, проломив секретный ход гномов головой. В пне он немного побултыхался и затих.

Младший людоед, окосев на один глаз, уже не представлял собой грозного соперника. А еще перед здоровым глазом вертелся неуловимый эльф, который периодически шлепал по носу небольшой дубинкой. Зимор зашел с правой стороны и несколькими движениями сначала обезоружил, а потом и вовсе успокоил людоеда. Надолго. Судя по похрапыванию, часа на два.

– Обалдуи! – в сердцах выругался Кан, – Двое и с одним справиться не смогли. Ну и зачем ты их с собой привел?

Этот вопрос он адресовал уже Гариону, к которому отбежал от победившего орка. Тот лишь флегматично пожал плечами, не отрывая взгляда от теневого круга, из которого вылетел еще один рыцарь. Его латы были искорежены и смяты так, словно он попал в контейнер для утилизации машин.

А Зимор, утерев пот со лба, подскочил к изнемогающим гномам, которые на последнем дыхании отбивались от стражников. Стражники сразу же отступили, выставили перед собой мечи. Гномы едва не падали от усталости, дышали глубоко и неравномерно.

– Всем отступить!!! – прогремел громкий голос Гариона. – Все назад!!!

Стохм отпрыгнул назад, вне досягаемости клинка Крохма. Теневой круг перестал существовать, распавшись на изрядно побитых людей в покореженных латах. Они тяжело дышали, не спуская глаз с Павла. Мой друг тоже был не в лучшем виде, множество мелких порезов покрывали его руки таким слоем, будто он десять километров продирался сквозь кактусы. Кровь из нескольких царапин на лбу смешивалась с потом и заливала глаза, заставляя Павла время от времени вытирать ее рукой. Но он тоже не спускал глаз с людей в черных доспехах.

«Ты как?» -спросил я его. Павел ответил: «Бывало и получше».

– Так нам вас не взять, тогда попробуем сыграть на чести и достоинстве, так любимых тобой, Павел, – обратился Гарион к моему другу, а потом повернулся к безразлично стоявшим узникам. – Эй, вы, убейте всех, а молодого человека обезоружьте.

– Гарион, не делай этого, это наши с тобой дела, – глядя, как с безучастными лицами приближаются бывшие узники, проговорил Павел.

Наши противники, все кто мог двигаться, отошли подальше, оставив друзей перед приближающейся толпой зомбированных людей. Крохм с натугой выдернул топор из корня.

– Павел, позволь Зимору разобраться с этой проблемой? И ты останешься чист, и они отправятся в лучший мир безболезненно, – рявкнул орк.

– Не могу, Зимор. Они же не виноваты, – ответил Павел, начиная пятиться к воде. Потом он покосился на гномов. – Вам я тоже не могу позволить этого сделать.

– Так что же нам, сдаваться? После всего, что сделано? – тоже отступая, спросил Крохм. Его соплеменники что-то недовольно проворчали.

Павел промолчал, не сводя глаз с приближающихся людей. Множество глаз бессмысленно взирали на него. Люди шли… Как коровы на убой, как овцы за безумным бараном. Люди шли…

– Нужно было сразу их пускать, Гарион. Хотя заварушка была хорошей, давно такой не видел, – ехидно проговорил из-за спины Гариона старый Кан.

– Я хотел посмотреть на своих выращенных бойцов в действии. Как оказалось – они не такие уж и хорошие, есть над чем поработать, – посматривая на рыцарей в искореженных черных латах, процедил Гарион. Те опустили головы.

А узники тем временем неумолимо приближались. Мои друзья стояли по колено в воде.

«Павел, надо что-то делать, утонете же» – передал я со своей ветки благоразумную мысль.

«Знаю, что надо, но не могу» – огрызнулся Павел в ответ.

В этот момент оборванные люди остановились и начали удивленно осматривать себя и других. Те стражники, что затесались в общую толпу, сообразили быстрее, что к чему и начали отступать к своим. Иные стражники, на скорую руку перевязав Монда, потихоньку стали подбираться за спину к Гариону.

– Кристан все-таки сделал это! – Павел поднял вверх руку в победном жесте. – Сдавайся, Гарион, твои козыри биты.

– Так это же Гарион, верховный маг! Так вот из-за кого мы здесь очутились! Не прячьтесь, вам все равно воздастся по заслугам! Мы все помним, господа стражники! – из толпы людей начали раздаваться возгласы.

Люди понемногу приходили в себя.

– Ну, слава Великому кузнецу, а я уж думал, придется пойти на корм рыбам, – с облегчением выдохнул Крохм и выбрался на берег. За ним последовали и остальные.

Так получилось, что на пляже вновь образовались две стороны. По одну стоял Гарион с приспешниками, а по другую Павел с соратниками и очнувшимися людьми.

– Так вы все помните? – спросил Павел у пожилого мужчины в лохмотьях.

– Еще бы, как затмение какое-то нашло. Все помнишь, все понимаешь, но сделать ничего можешь, кроме того, что приказывают. Но зато теперь мы все напомним и тем, кто приказывал, – мужчина яростно сверкнул глазами в сторону отошедших стражников.

Стражники сжались за спинами Кана и Гариона. Видно им есть о чем вспоминать. Татина стояла смирно, даже не комментировала происходящее. Смотрела на Павла.

А он стоял, не выпуская из израненных рук огненный меч, с гордо поднятой головой и нежным цыплячьим пушком над верхней губой. Воплощение Данко, Спартака и немного Мюнхгаузена в одном флаконе. Вот он накрыл мечом амулет и скрыл его от посторонних глаз, затем волна холода прокатилась по пляжу и Пашкины царапины стали затягиваться на глазах. Чего нельзя было сказать об остальных присутствующих. Гномы мазали друг друга и орка заодно своей лечебной мазью, а Кан прикладывал к ранам своих бойцов какие-то травки. Наступила временная передышка.

В этот момент Гарион что-то прошипел, и Кан заметно съежился. Он на глазах пытался сделаться меньше, но Гарион не позволил ему этого сделать.

– Не уходи от ответа, брат! А попытаешься перейти в лягушку, сразу же сделаю из тебя деликатес, – под испепеляющим взглядом Гариона, Кан втянул опущенную голову в плечи и начал носком сандалии застенчиво ковырять песок.

– Брат… – начал было Кан, но Гарион не дал ему договорить, так злобно сверкнув глазами, что Кан только каким-то чудом не превратился в кучу пепла.

– Потом поговорим, когда желание убивать немного поутихнет, – словно капли из старого крана цедились слова из узкой щели рта.

Татина от этих слов трепыхнулась, но тут же вскрикнула, когда Гарион покрепче взял ее за локоть. При этом Павел едва заметно дернулся. Но заметил не только я, его движение заметил и Гарион. Злобная радость вспыхнула в его глазах, когда он посмотрел на Татину. Казалось, что он о ней совсем забыл, а теперь неожиданно вспомнил и был приятно удивлен.

– Ну ты и медведь, а на вид соплей можно перешибить, – морщась от боли, простонала Татина.

– Заткнись, девчонка, сейчас будут говорить мужчины, – прошипел Гарион и обратился к Павлу. – Все-таки один козырь у меня остался, Павел! И сейчас ты подойдешь, отдашь по своей воле амулет и расскажешь о свойствах лучей, иначе получишь голову своей подружки отдельно от туловища.

И Гарион повыше поднял кинжал, демонстрируя его Павлу. Павел же выдерживал театральную паузу, то ли соображая как поступить, то ли…

– Нет у тебя никакого козыря, старик, – ровно и спокойно ответил Павел. – Вряд ли ты убьешь свою родственницу.

 

Глава 17

Тут уж я не смог удержать в себе вырвавшийся короткий, но емкий «Мяв». Не ругаюсь матом, иначе сказал бы по-другому. Здешний народ тоже не знал матерных слов, но поддержал меня в проявлении удивления, кто-то выругался, кто-то посмотрел на моего друга и повертел пальцем у виска, но большинство с разнообразными возгласами повернулись к Татине.

«Павел, ты с ума сошел? Что ты такое говоришь?» – спросил я у своего настрадавшегося друга.

«Кешка, я не сошел с ума, успокойся. Посмотри лучше на нее!» – и Павел стрельнул глазами на меня. Оказывается, я слишком сильно мяукнул и открыл тем самым свой схрон.

– Так вот где ты прятался все это время, милый котик, – промурлыкала Татина, мягко освобождаясь из рук Гариона. – Спускайся же, добрая тетя Тана даст тебе вкусной похлебки, а старый Кан еще и рыбкой угостит.

Ага, как же! Бегу и падаю! Нашли дурака. Хотя по старой привычке слюна начала выделяться. Однако я резко сглотнул и запретил себе думать о еде, когда Павел в опасности. Желудок огорченно пробурчал что-то матерное. Тем не менее, я гордо спустился с дерева, быстрыми перебежками подлетел к Павлу и потерся о его ноги. Хотел еще показать язык противоборствующей стороне, но воспитание не позволило, поэтому просто швырнул в их сторону землю из-под задних лап. Словно бык перед тореадором… или же кошка в песочнице после… ммм, ладно, швырнул и швырнул – остановимся на первом образе.

– Это и есть тот самый кот, выбивший из моих рук амулет? На вид ничего сверхъестественного, так как же у него получилось? По сути, к нам должен был отправиться один мальчишка, – задумчиво проговорил Гарион.

– Про магические свойства кошачьих я тебе давно объясняла, брат, а вот как наш друг из иного мира меня узнал, вот это интересует сейчас гораздо больше. Расскажешь, Павел? – мило улыбнулась Татина, у которой в глазах сверкал лед всех известных мне холодильников.

– Немного построил логические цепочки, вот и вышло так. Ведь человек, носящий амулет, неуязвим для чуждых поползновений, а Татине удалось меня и в цыганском лагере вырубить и связать, да и в клетке ногой прилично заехала. Раз! Однако же моему коту Кешке не удалось меня шлепнуть в Тайнеше, но Кан смог нашлепать нам с Татиной по носу в обличии лягушки. Два! А то, что Кан с Татиной тоже находились под защитой амулета, я заметил в повозке, обстреливаемой камнями. Пять из них должны были реально впечататься в лбы моих спутников, но почему-то изменили путь и умчались в неведомые дали. Три! В качестве эксперимента я отодвинулся от вас, но ни один булыжник не посмел тронуть «моих друзей». Вот оно и получается, что и Кан и Татина носили амулет. А раз так, то несложно понять, кто носил амулет и находится в нормальном обличии, а не в виде пародии на Брыся. Кто же ещё мог стать моей помощницей и поводырем, как не заинтересованное в финале лицо? Вот и выходит, что она или сестра или дочка, – закончил Павел.

– А еще и зверюга в подземелье достала своей лапищей, – хмыкнул орк, вспоминая о былом. – Может и она тоже таскала амулет?

– Ах, это наверно мой дорогой Донт, – мечтательно закатила глаза Татина. – Он был самым сильным и красивым из всех наших подопытных. Да, он прикасался к амулету вместе с остальными, пробовавшими узнать способности лучей. Однако, не услышав от знающих об этих способностях, все люди превращались в таких красавцев, полулюдей-полупсов. Дорогой Павел, ты действительно мог бы быть главнокомандующим в своем мире. Может, станешь в этом? Достаточно лишь одного твоего желания и нескольких слов об амулете.

Девушка обворожительно улыбнулась, кокетливо поправила волосы.

– Нет уж, спасибочки. Хватило и незабываемого путешествия рядом с тобой, на всю жизнь нахватался впечатлений, чтобы оставаться подольше, – ответил Павел, гордо подняв голову. – К тому же не хочется повторять судьбу Донта. Вряд ли меня ждет другой конец в этом мире. Вы если не заколете, так отравите.

– А-а-а, помню, помню Донта. Как этот молодой человек, открыв рот и уставившись на тебя влюбленными глазами, приносил полевые цветы и выполнял малейшие прихоти, – скептически хмыкнул Гарион. – И с каким жаром он кинулся поворачивать какой-то лучик на блестящей безделушке. Ха-ха, сколько было влюбленных в тебя глупцов?

При этих словах он скосил глаза на Павла, наблюдая за его реакцией. Павел лишь слегка поиграл желваками, пораздувал ноздри, сплюнул, но ничего не сказал – сдержался. Кремень, а не человек. Я заметил, как он изменился в последнее время: ушло прочь ребячество, и он стал ответственно относиться к окружающим. Повзрослел?

– Нервничаешь, мой дорогой друг? Ты поплачь немного, оно и полегчает, – все также мило улыбаясь, сказала Татина. – У меня многие плакали, прежде чем прощались с жизнью. Но самое прекрасное – это разочарование в их глазах, когда они понимали в кого влюбились. А может быть ты смог удержаться и не влюбиться в меня, такую красивую и соблазнительную? Или я зря этот образ принимала? Может мне было бы лучше оставить прежний?

Татина подмигнула Павлу и взмахнула пышной копной волос. Черная волна рассыпалась по плечам, и тут же локоны начали блекнуть и белеть. А вместе с ними поблекла и сморщилась кожа на лице Татины. На руках пожелтела, покрылась морщинами и пигментными пятнами, ногти удлинились и хищно загнулись. Ненавидящие глаза из темно-карих, превратились в не менее ненавидящие, но уже бледно-голубые, водянистые. Очаровательная родинка у рта перебралась на нос и выросла в волосатую бородавку пугающих размеров. Спустя несколько мгновений на месте молодой и красивой девушки стояла старая и сморщенная женщина, которую мы раньше знали под именем старая Зара.

– Водник, – прошипел Крохм. – А я думал, что они все вымерли.

– Что ты о них знаешь? – спросил Павел.

– Самое древнее и самое зловредное племя, обладали уникальными магическими способностями, но и не менее уникальной тягой к власти. Почему-то исчезли с земли на заре развития. У нас маленьких детей пугали водниками, если они не хотели спать, – быстро проговорил Крохм.

– Но Кан же говорил, что они помогали всем расам в начале их развития. Теперь я понимаю, зачем он это рассказывал, и как втерся в доверие к Корню, – Павел потер виски.

– Малыш, я тебе еще и не такое могу рассказать – фантазия у меня бурная! – Кан залился заливистым смехом.

– Вот мы и встретились, Павел, – улыбнулась Зара беззубым ртом, – вот мы и встретились. Ну как я тебе? Теперь не будешь лезть целоваться? Гарион, так получилось, что ему открывали секреты лучей без моего присутствия, а выпытать у Павла о них не удалось даже нашему Кану.

Затем она хлопнула в ладони и ее лошадь, до этого мирно жующая траву, съежилась и уменьшилась в размерах. Я не верил своим глазам, на ее месте сидела и отплевывалась от травы облезлая кошка с замашками пантеры, добрая и светлая Занисса. Не скажу, что сильно по ней скучал, но все-таки она мне пожелала доброго пути, так что у меня к ней осталось-таки чувство благодарности. «Привет! Как дела?» – спросил я у нее глазами. «Виделись, сам все знаешь» – также глазами она мне ответила и тяжко вздохнула. Превращение лошади в кошку напомнило мне тот день, когда я стал медведем. А также напомнило почему-то Кристана. Эх, он так и не успел рассказать о том, почему стал конем.

– Ну да, не зря же ты меня вела по таким дорогам, где находились нуждающиеся в помощи, а там уж спасенные, в качестве благодарности, просто обязаны были помочь слепому щенку. Вашей троице цены бы не было, если бы вы вздумали выступать на шахматных турнирах, или финансовые пирамиды строить, – горько усмехнулся Павел.

– Спасибо за комплимент, конечно, но лучше отдай амулет по-доброму, да спокойно отправляйся домой. Тебе не должно быть дела до этого мира, мы уж тут как-нибудь сами разберемся, – человек в желтом балахоне затянул старую песню, но с новыми припевами.

А почему с новыми? Да потому что в его руке возникла плеть, состоящая из переплетенных молний. Молнии извивались, ни секунды не находясь в состоянии покоя, они как змеи переползали с места на место, переходили друг в друга и снова разъединялись. В воздухе явственно запахло озоном, шипение и потрескивание наводили на грустные мысли, может быть поэтому находящиеся рядом с плетью решили податься на один шаг назад.

Таким образом, из общей массы выделились два человека, Павел и Гарион. Они стояли друг напротив друга, оба напряженные и вытянутые как струны, со странным оружием в руках. У одного извивалась плеть из молний, у другого пылал в руках огненный меч.

– Это и есть способность второго луча? – спросил Павел. – Очень полезная штука в хозяйстве.

– Ты прав, мой мальчик! Ну а первый луч перенесет тебя домой, если ты согласишься отдать амулет по доброй воле, – неприятно усмехнулся Гарион. – Все равно людская раса будет уничтожена! Не получилось через Кирии, выйдет по-другому.

– За что же ты так не любишь человечество? И почему выбрали именно меня для поиска значений лучей? Как будто других людей вам было мало, – спокойно поинтересовался Павел.

– За что же вас любить? – зло сплюнул Гарио., – Ты не знаешь, но водники вывели людей как своих рабов. До этого водники, эльфы, орки и гномы жили душа в душу. Однако вы, неблагодарные скоты, подняли восстание и уничтожили своих создателей. Остались только мы: два брата и сестра – мы поклялись тогда приложить все усилия для мести. Но люди такие существа, которым вовсе не нужно мстить, через какое-то время они бы уничтожили сами себя. Вот, например, в твоем мире осталось немного времени до этого события, так что оставайся с нами и правь здесь.

Павел помотал головой

– Нет? Ну и напрасно! Как ты думаешь – почему начались Столетние войны? Не знаешь? Ну да, ты же не местный. Так вот, тогда орками руководил я (Зимор гневно зарычал, глядя, как Гарион обернулся зеленокожим великаном, а потом вернулся обратно в старца), гномов направлял Кан (тот картинно раскланялся и принял образ Крохма), и догадайся, кто командовал эльфами (Зара радостно ощерилась остатками зубов и превратилась в очаровательную маленькую эльфийку, а потом обратно). Ваш мир на грани полного вымирания из-за жадности и жестокости людей. Поэтому не стоит ждать, пока человечество испоганит прекрасную землю, лучше самим выжечь каленым железом эту скверну.

– Так это из-за вас началась резня? – ахнул Мириэль. – А наши старцы рассказывали, что это люди напали на нас.

– Это лестное высказывание, маленький летун. Если бы не этот неизвестно откуда появившийся Корень, всё бы у нас сложилось как нельзя лучше. Мы уничтожили бы людей, и отошли от дел, так как к вам нет ни каких претензий. Вы лучшее, что есть на этой земле, вы оберегаете природу, вместо того, чтобы ее уничтожать. Однако появился великий Корень и спутал все карты своим энтузиазмом. Создав амулет, он перевернул все магические потоки на этой земле, и мы потеряли большую часть своих способностей. Для возвращения утраченного нам просто необходимо было узнать функции лучей и только тогда можно уничтожить амулет. Кан сумел втереться в доверие Корня, и узнать о нескольких лучах. Тогда моего брата называли Железер Молния. Но этого было мало, а пробовать без остального знания мы не могли. Когда мы подослали вора к Корню и тот попробовал воспользоваться амулетом…

– Ага, а в Вечном лесу появился Брысь! – прыснула Зара-Татина.

– Корень поставил его на охрану и дал способность быть в разных местах одновременно… Ну да это личность известная, и я не буду о нем рассказывать. Те же людишки, которые по моему приказу крутили лучи, превращались в то, что вы встретили в подземельях гномов. А заставить раскрыться другие расы мы не могли, почему-то они испытывали к нам подсознательное недоверие и не открывали тайны лучей. Тогда-то я и обратился к звездам, а они указали на тебя, как на единственно возможного открывателя тайн амулета. Вот потому-то ты и здесь. Расскажи же про амулет, и я перенесу обратно в твой мир, где ты будешь вспоминать происшедшее лишь как увлекательный сон. Не жалей этих людей, они давно уже погрязли в пороках и грязи, – Гарион мрачно сплюнул.

– Никогда!!! Опять поработив людей, ты двинешь их на эти самые древние расы, чтобы безраздельно властвовать над всеми. Прекрасное было войско из беспрекословно подчиняющихся марионеток, готовых выполнить любое приказание?!! Но твоим планам не суждено сбыться и я не отдам тебе амулет просто так! – Павел снова поднял меч к плечу.

– Тогда ты умрешь, раб!!! – Гарион яростно щелкнул своей плетью.

Тут чертиком из табакерки вынырнул Кан, с извечной сумкой в руках. Он достал оттуда зеленый мешочек и высыпал на ладонь кучу черных горошин.

– Ну что, Павел, не надумал еще отдавать амулет по-доброму? Нет? Ну, тогда вини только себя! – после этих слов Кан бросил горошины на землю.

 

Глава 18

Горошины зашевелились и расползлись в стороны, а потом и вовсе спрятались в землю. Наша сторона молча наблюдала, не в силах предугадать – какая подлянка вылезет из этих горошин.

– Кан, нам три месяца ждать урожая, или как-нибудь побыстрее управимся? – крикнул Крохм, остальные заулыбались на эту шутку.

Не успели смешки еще утихнуть, как из земли полезли черные побеги. Каким-то образом они образовали круг, заключив нас внутри него. С каждой секундой длинные листья вырастали вверх все выше и выше, и вскоре достигли высоты пяти метров.

Гномы метнулись к стеблям черных растений и попытались разрубить их топорами, орк кинулся им помогать. Вместе они начали активно махать оружием, чтобы остановить или замедлить рост растений, но оружие лишь скользило по стеблям, не оставляя даже царапин. Растения же в ответ на их поползновения начали переплетаться между собой и перерастать из одного в другое. Между стеблями в просветы была видна ехидная рожа Кана, удовлетворенно потирающего руки, и равнодушные лица Зары и Гариона.

– Павел, тебе вряд ли что-то будет, а вот твоим друзьям придется несладко. Особенно сейчас! – крикнул Гарион. От стеблей отошли в стороны острые шипы длиной с мой хвост. – Останови это безумие! Скажи, что готов нам помогать, и я остановлю истребление лишних человечков.

Павел ничего не ответил и продолжал упорно бить по утолщающемуся массиву растений. Но даже черточки не появилось на черных стенках, а шипы и не думали гнуться или ломаться. Я тоже попытался помочь окружению, и продрать окно когтями – такое чувство, словно скреб по мраморным столбикам перил лестницы в царском дворце. А между тем стенки растения поднялись ещё выше и соединились друг с другом, не оставив даже щели для дыхания. Мне сразу же вспомнились черные горошины в мешочке, только теперь на их месте в мешке были мы.

Нас поглотила полная темнота, и в этой темноте звучали удары по стенкам. Пашкин меч давал небольшое освещение, однако он им постоянно бил и другие люди тоже беспрестанно двигались, пытаясь выбраться из захлопнувшейся ловушки. Из-за всего этого по стенкам метались причудливые тени взбесившихся чудовищ.

Неожиданно наше узилище начало сжиматься. Стены, утыканные торчащими в разные стороны шипами, устремились навстречу друг другу, словно две черепашки, разлученные в детстве, а теперь вновь обретшие родню. Даже в этих потемках виден ужас на лицах людей, которые сбились в центре и смотрели на подползающую смерть. Я сразу забрался к Павлу на плечо, чтобы не быть растоптанным.

Все стояли не в силах что-либо сделать, некоторые продолжали бить в стены, не надеясь пробить, а лишь для того, чтобы не находиться в бездействии. Да эльф носился понизу, у самой черты приближающихся стенок дьявольских растений.

То тут, то там шипы впивались в тела людей, раздавались крики боли и отчаяния. Седовласый человек пытался отвести от себя неумолимо приближающееся жало, или податься назад, но предел сжатия был достигнут, и оставалось лишь дергаться на месте, чувствовать, как в него проникает безжалостное острие. Крики боли заполнили нашу камеру смерти, они звучали душераздирающе и заглушали все звуки, но я смог услышать отчаянный писк эльфа и повернулся к нему.

– Нужно бить здесь! Если хотите выжить – бейте в это место! Павел, Зимор, сюда!!! – Мириэль показывал на пузырящийся выступ на каменном стебле растения, который он постоянно посыпал каким-то белым порошком.

Я моментально передал его слова Павлу и начал корректировать его удары, один из которых чуть не унес жизнь маленького летуна. Потом Павел все-таки вспомнил о даре ночного видения, и по каменному мешку прокатилась небольшая волна холода. Правда люди не обратили на это внимания, в последние минуты жизни они яростно сопротивлялись сдвигающимся стенам.

Павел тремя мощными попаданиями по выступу заставил-таки стенку сдать свои позиции, по твердой поверхности зазмеилась трещина. В наш мешок хлынул свежий воздух. Павел продолжал долбить по гнойнику, и тот взорвался, разбрызгав в стороны коричневую дурно пахнущую жидкость. И Павел, облитый с ног до головы, стал очень похож на прокисшую котлету. Он мой друг и поэтому я не могу сказать, на что именно он стал похож.

Однако каменное растение начало раздвигать свои стены и убирать свои шипы из ран стонущих или потерявших сознание людей. Отодвинувшись на пару метров, растение потрескалось окончательно и рассыпалось с сухим каменным стуком, оставив после себя черепки с шипами.

– О, как, вы все же смогли выбраться? Молодцы! – Кан не скрывал своего удивления. – До вас еще никто не выбирался из моей давилки.

Противоположная сторона смотрела с интересом на наше появление из необычного растения. Четверть наших людей оказались не в состоянии дальше продолжать борьбу, даже если бы очень захотели. То тут то там капли крови сочились сквозь прижатые пальцы.

– Это давилка, – пояснил эльф, устроившись у Пашки на другом плече от меня. – Своего рода мухоловка, сжимается на жертве и так переваривает. Я два раза попадал в такие, только они были в десятки раз меньше. И если знаешь, где посыпать солью, а потом бить, то быстро освободишься. А такое огромное растения я вижу впервые.

– Да, маленький плут, это моя находка – не зря же столько лет вожусь с растениями, – захихикал Кан. – Еще в запасе есть несколько трюков, но пока предоставлю очередь нашей младшей сестре. Действуй, Зара!

– Гарион, это же наше дело! Давай разберемся один на один! – закричал Павел, окинув взглядом сомкнувшиеся за спиной ряды людей, гномов и одного орка. Все были измотаны, но сдаваться не собирались. – Если ты победишь, то я отдам амулет и расскажу об особенностях лучей, а если удача будет на моей стороне, то ты уйдешь в сторону навсегда. Все равно твоя карта бита, и даже убив нас, ты ничего не сможешь исправить. Все люди свободны и никогда больше не будут так покорны.

Пока Павел толкал свою речь, старая Зара подозвала к себе Заниссу и вырвала из шерсти несколько волосков. Меня аж передернуло – это же так больно, но Занисса стерпела и даже не моргнула. Так вот она почему такая облезлая: если часто выдирать волоски, то и вовсе можно лысой остаться.

«Тяжело тебе приходится!» – посочувствовал я ей. «Привыкла уже, другие хозяева и вовсе убить пытались» – ответила она мне. А Зара тем временем направилась к реке и зачерпнула целую пригоршню грязного ила.

– Ну, неужели ты сможешь отказать в небольшом удовольствии той, с которой провел бок о бок столько дней? – заговорил Гарион, отвлекая внимание от действий Зары. – Сейчас она покажет свое небольшое умение, на радость и потеху окружающим. А потом посмотрим, сколько вас останется и что с вами делать.

В это время у всех стражников на груди вспыхнули мешочки, раздались одновременные взрывы и они отлетели на несколько шагов назад.

– Кристан все же довел свое дело до конца. Кирии окончательно уничтожены! Гарион, сложи оружие, ты всё потерял!!!

– Не так скоро, мой мальчик, сперва мы разделаемся с вами, а потом начнем всё с начала. У нас впереди вечность, так что мы не торопимся, – Гарион сплюнул перед собой.

Зара размяла в руках и начала делать комочки из ила и песка, в каждый комочек она вложила несколько шерстинок Заниссы. Потом поднесла к губам шесть получившихся комочков, что-то пошептала и плюнула. Павел не выдержал и кинулся к ней, чтобы выбить эту гадость из старческих рук. На пути у Пашки моментально возникли оставшиеся десять бойцов в черном, и он врубился в них, как шар врубается в стоящие кегли. «Страйка» не получилось, но двое упали и больше не поднимались, хотя и шевелили конечностями. Остальные же не подпустили Павла к Заре. Вновь замелькали мечи и тени, вновь началась свистопляска смерти.

Зара испуганно посмотрела на разворачивающуюся в нескольких шагах битву и метнула в нашу сторону комочки. Павел успел в грандиозном прыжке отбить пять из них, и они улетели в бегущие волны реки. А один почти долетел до нас и упал на землю.

Я подошел понюхать, как он тут же начал расти, увеличиваясь на глазах в один большой ком. Зимор ударил по нему секирой, пытаясь отправить его вслед за другими в воду, но он не сдвинулся с места. Да и в воде что-то забурлило, выпуская на поверхность большие мутные пузыри. Мы на всякий случай отодвинулись подальше от этой растущей фигни.

Павел же продолжал сражаться с тенями, но битва была недолгой. Уставшие и побитые бойцы в черных латах вскоре были раскиданы по всей поляне с разными степенями повреждения.

– Не так уж хороши твои бойцы, братишка, – хохотнул Кан, Гарион зло цыкнул на него.

Назревающий ком раскрылся цветком, только вместо очаровательного соцветия в полный рост поднялся величественный лев. Он был похож на Елагинских львов, такой же пышущий силой и мощью. Только те из мрамора, а этот сотворен из земли, и на месте зубов и когтей блестели отполированные временем корешки. Не хотелось проверять их остроту на себе… ну очень не хотелось. Там, где должна распускаться грива, росли заостренные перья осоки, уже знакомые мне своей беспринципностью и остротой. Пробовали – знаем. Глаза же блестели как два камушка, поворачиваясь и обозревая свое окружение. Затем он открыл пасть и издал громовой рык, заставивший всех отшатнуться.

Из воды выходили его подобия, но то были пародии на нашего льва. Словно их слепили из пластилина и оставили на жарком солнце. Грязь стекала с них, уносила плоть и осоку, даже камушки, заменяющие глаза, вскоре выпали, вслед за оторвавшимися когтями и впечатляющего размера зубками. С каждым шагом раздавалось хлюпание и шмякание, какое раздается при стирании вручную на старой ребристой доске. После четырех шагов их лапы подогнулись, и они рухнули на землю, вызвав небольшое землетрясение. Пять куч мелко дрожащей грязи осталось от некогда грозных созданий.

Зара что-то злобно прошипела и погрозила Павлу сухоньким кулачком. Тот не замечал ее поползновений, как зачарованный стоя в нескольких метрах от потягивающегося здоровенного льва. Крупные капли пота катились по Пашкиному лбу, слипшиеся волосы лезли в глаза, руки отчетливо дрожали от усталости.

– Убей их! Убей всех! Первого убей мальчишку! – визгливо прокричала Зара. Гарион снисходительно усмехнулся на ее излияния.

Да-а, растрепанная и раскрасневшаяся она мало походила на ту милую старушку, которая так по-доброму напутствовала нас в начале путешествия.

Лев вперил свои камешки в Павла и прыгнул без предупреждения. Павел инстинктивно пригнулся, но успел совладать с собой и ударить вверх мечом.

Длинный язык пламени пропорол брюхо летящего льва, однако длинная рана затянулась еще до того, как лев мягко приземлился на лапы. Он даже немного подрос во время полета. Лев оказался как раз перед орком, и тот рубанул огромной секирой ровно посередине его башки. Секира развалила голову надвое и застряла там, не причинив земляному чудовищу ни малейшего ущерба, поскольку лев мотнул головой, вырывая секиру из рук Зимора, и ударил в ответ. От этого удара орк покатился по земле, но тут же вскочил, придерживая правый бок и рыча не хуже льва. А тот не торопясь ударил лапой по секире, вырвал её из головы и повернулся к Павлу, выделив его главной целью. И снова лев вырос на несколько сантиметров.

Гномы, оттолкнулись от земли и подлетели в воздух как мячики, затем обрушились на земляное чудовище. Крохм оказался на загривке и начал пластать по голове льва, на которой быстро затягивалась рана от секиры. Спутники Крохма тоже принялись за дело, обтесывая тело по бокам, словно бревно для постройки. Но пласты земли, отрезанные от чудища падали на землю и тут же впитывались в нее, вырастая снова на голове и боках. Похоже, что льву надоели копошащиеся на его теле блохи, и он несколькими ударами хвоста сбил всех троих на землю.

Крохм полетел вверх тормашками, но не выпустил топора из рук, и, поднявшись, снова кинулся ко льву, который медленно шел к Павлу, увеличиваясь и подрастая на глазах. Чем больше его колотили, тем выше и здоровее он становился. Зимор тоже подхватил валяющуюся на земле секиру и кинулся на чудовище. Увернувшись от хлещущего по бокам хвоста, он удачным ударом отрубил львиную красу и откинул ее в сторону. Затем начал бить по задним лапам, отсекая и откидывая крупные комья земли. Крохм же в это время колотил по передним, готовый в любое мгновение отскочить в сторону.

Но все усилия пропали втуне – лапы снова отрастали, словно хвост у ящерицы. Кстати о хвосте – никто не заметил, что откинутый в сторону хвост упал кончиком в воду. Вот этого-то кончика я и не досчитался, когда хвост у льва снова вырос. Об этом я незамедлительно сообщил Павлу. Он кинул взгляд на невозмутимо приближающегося льва, затем на кучки грязи, оставшиеся от его сородичей по слюне, и громко скомандовал:

– Поливайте его водой, он тоже развалится, как и остальные!!!

Бывшие узники тут же рванули к воде, но плеть Гариона, просвистев в воздухе и издав щелкающий звук, ударила в грудь самого резвого. Человек, перекувырнувшись в воздухе несколько раз, ударился о сосну и около часа не подавал признаков жизни. Остальные остановились как вкопанные, не торопясь разделить его участь. А Гарион вальяжно подошел к берегу реки и остановился там, поигрывая своей молнией.

Павел кинул туда взгляд и понял, что воды ему не дождаться, как умирающему от жажды в пустыне. А лев в это время решил покончить с копошащимися около его ног противниками. Он уже вырос вдвое, и по всей видимости не собирался останавливаться. Как только он поднял лапу, чтобы приласкать надоедливого гнома, Павел тут же прыгнул на него, в полете поворачивая луч на амулете.

На остолбеневшего льва обрушился целый водопад кристально чистой воды, даже небольшая радуга взвилась над осокой. Лев оглушающее взревел, сразу же забыв о гномах. Он начал метаться вправо и влево, кататься по земле, стараясь сбить поглощающую его воду, но та стекала с его боков вместе с грязью и снова устремлялась вверх. Земляное чудовище вертелось на месте, рычало, кидалось на разбегающихся людей, но тем не менее таяло на глазах. Все это продолжалось недолго, вскоре еще одна земляная куча украсила нашу милую полянку.

Зара снова позвала Заниссу, но та сделала вид, что ужасно занята пролетевшей птичкой и умчалась в лес.

«Спасибо тебе, моя кошечка!» – крикнул я вслед. «Спасибо не смыкает зубы на загривке! Готовься к оплате, мой котик!» – мурлыкнула она в ответ. Ну чего не сделаешь ради друзей?

Павел встал над кучей грязи, которая совсем недавно была устрашающим львом. Его руки ходили ходуном от усталости, ноги подгибались, а взгляд стал блуждающим, словно он опять хлебнул из бутылки остатки отцовского гуляния. «Ты как, Павел? Еще один враг остался, сможешь выдержать?» – спросил я его, пока гномы, очухавшиеся после ударов льва, натирали его лечебной мазью. «А у меня есть выбор?» – устало передал он в ответ.

Да, выбора действительно не было, поскольку Гарион начал приближаться к нам, волоча по земле свой потрескивающий кнут. Несколько отчаянных храбрецов из числа бывших узников Башни Безмолвия заслонили своей грудью тяжело дышащего Павла. Напрасно, несколько ударов кнута очистили путь.

– Отойдите все, это наши разборки! – прохрипел Павел и оттолкнул союзников прочь, встав перед приближающимся волшебником в полный рост.

 

Глава 19

– Отдай амулет, мальчишка, и проваливай прочь! Ты и так испортил мне все, что можно. Отдай амулет!!! – грозно прорычал Гарион, остановившись почти вплотную к моему другу.

– Зачем же тогда его давали? Если сами могли справиться и без него? – Павел выводил Гариона на разговор, чтобы выиграть хотя бы немного времени для отдыха.

– Я все тебе сказал, не хочу опять начинать этот разговор! Расскажи об амулете, отправляйся домой и дай этому миру свободу! В твоем мире люди избавились от нелюдей и теперь активно избавляются друг от друга, я не хочу этой участи для своей земли! – окончательно выйдя из себя, воскликнул Гарион.

Павел оглянулся на бывших узников, на грязные лица, на израненные тела и порванные одежды. Те молча смотрели на него, но их глаза были красноречивее многочасовых философских диспутов.

– Ты знаешь мой ответ. Уйди и дай жить другим так, как они хотят! – Павел смотрел прямо в глаза сдвинувшего брови старца.

Еще несколько секунд они прожигали взглядами друг друга, прежде чем Гарион тяжко вздохнул и занес руку с пощелкивающим кнутом над собой.

Павел моментально отпрянул в сторону и в его руке возник пылающий меч. Все, кто находился в этот момент на пляже, разбежались в стороны, не желая попасть под горячую руку, или меч, или кнут. Я тоже отпрыгнул за кустик, в надежде на то, что он примет на себя случайные удары.

«Пашка, если что я тут! Гони его сюда, я ему всю морду расцарапаю!»

Гарион резко опустил руку, и кнут, оставив синий росчерк в воздухе, обмотался вокруг подставленного Пашкой меча. Несколько мгновений они стояли так, сцепленные между собой потрескивающей молнией, прежде чем Гарион потянул ее к себе. Павел не собирался отпускать кнут и напротив, начал тянуть его на себя. Старый маг зло дернул рукой, в попытке освободить кнут, или же Павла от меча, и тут Павел оттолкнулся от земли и взвился высоко в воздух. Перелетая через Гариона, успел съездить волшебнику пяткой по уху, что вряд ли придало тому хорошего настроения. Затем Павел мягко опустился на ноги за спиной мага и, не глядя, ткнул назад освободившимся мечом.

У Гариона, вероятно, глаза были еще и на затылке, поскольку он отпрыгнул в сторону с невероятным проворством, делающим честь его преклонным сединам. И уже в прыжке развернувшись, он ударил в ответ по Пашкиным ногам. Мой друг тоже не лыком шит, и, не тратя время на разворот, нырком ушел вперед.

Перекатившись через голову, Павел снова встал в боевую стойку, только уже без позерства и лишнего хвастовства. Меч в руках, пылающее острие неотрывно смотрит на противника, голова слегка втянута в плечи, а ноги напружинены, готовые прыгнуть вперед или отскочить назад. Хотя губы подергиваются, то ли хотят что-то сказать, то ли плюнуть на старца с шевелящейся бородой.

А старец моргнул два раза и пропал из виду, только синяя полоса рванулась в Пашкином направлении. Павел устремился навстречу. Раздался небольшой хлопок, когда они встретились. Два шара, один синий, другой ярко-красный завертелись на центре пляжа. Воздух наполнился свистом и шипением. Мой глаз не воспринимал их движения, изредка улавливая секундные остановки.

Вот Гарион душит Павла, их оружие лежит на земле, секунда и снова завертелись два шара. Вот Павел лупцует Гариона по лицу, а правой рукой держит меч, на котором опять обвился кнут. Вот Гарион сидит верхом на Павле и быстренько сует ему в глаз сухоньким кулачком, и опять пропадают из виду. Вот Павел пытается убрать ногу от кусающего его за пятку Гариона, а другой старается попасть ему по голове.

В целом их битва продолжалась не более минуты, в течение которой окружающие напряженно следили за двумя сверкающими шарами. Кан даже опять начал покрикивать, поддерживая своего брата. Хотя было бы удивительным, если бы он начал болеть за Павла. Занисса тоже следила за поединком немигающим взглядом, спрятавшись под деревом, в нескольких шагах от меня.

И тут из шаров вылетел кнут, сплетенный из шевелящейся молнии, а следом за ним на землю рухнул Гарион, зажимающий рану на груди. Горящий шар остановился, пред нашими глазами возник стоящий на коленях Павел. Он никак не мог раздышаться и жадно хватал ртом воздух. Почерневшая левая рука безжизненно свисала, но правая все еще держала меч. Его отчетливо била крупная дрожь.

– И это всё на что ты был способен? Зачем же я бегал от тебя все это время? Нужно было сразу надавать по ушам, да домой вернуться, – прохрипел Павел срывающимся голосом.

К Гариону кинулись Зара и Кан, причем последний что-то сунул в рот и активно заработал челюстями. Гарион откинулся на подставленные руки и пытался что-то сказать, но сил на это уже не хватало. Он закрыл глаза и уронил руку, зажимавшую рану.

– Мальчишка! Щенок! Ну, сейчас ты потанцуешь!!! – прокричал Кан, выплюнув на ладонь какую-то синюю кашицу.

– Нет, Кан, это опасно!!! – пыталась оттолкнуть его руку Зара, но он уже приложил кашицу к ране Гариона.

Несколько секунд ничего не происходило, затем по телу старого мага пробежала судорога, и он распахнул глаза. Видимо в них полопались капилляры, поскольку такие красные глаза я видел лишь у соседского быка Федьки, когда мальчишки попытались сыграть с ним в корриду. Мальчишкам тогда повезло, и взрослые успели отогнать быка от двоих упавших. После этого вся ватага долго еще не выходила на улицу, и еще дольше не могла спокойно сидеть, все время ерзали и предпочитали стоять на ногах.

От Гариона отбежали в разные стороны Зара и Кан. А маг в это время вскочил и сломя голову кинулся на ближайший объект, который только увидел. Этим объектом оказалась сосна, и на нее обрушился такой град ударов, что щепки полетели в разные стороны, и вскоре она рухнула на землю, едва не придавив своей массой отпрыгнувших гномов.

– Берсерк-трава, очень редкая и крайне противная вещь, – быстро проговорил оркский шаман. – Раньше под ее воздействием наши воины одерживали сокрушительные победы. Существо, в кровь которого поступил сок этой травы, не чувствует боли и кидается на все что видит.

– Как с ним бороться? – спросил Павел, поднимаясь с колен и не отрывая взгляда от беснующегося Гариона.

– Только убивать, иначе не остановится и будет крушить все, что видит, пока сам не умрет от истощения сил, – Зимор покрепче перехватил древко секиры.

Гарион увидел валяющийся на траве кнут из молний и кинулся к нему. Подхватив кнут, он раскрутил его над головой и бросился к Павлу. Старый маг громко рычал, и ни на кого больше не обращал внимания, его целью стал мой друг.

Павел отбил первые два удара, и попытался атаковать сам, но куда там – Гарион нападал беспрерывно. Зимор тоже вмешался в битву, пытаясь нанести хотя бы пару ударов, однако Гарион лишь обрадовался возникновению нового врага, активно заработал на два фронта. Вскоре орк отлетел в сторону с рассеченным лицом, его ученик радостно взвыл из-за ствола клена. Шаман же поднялся и нетвердой походкой снова двинулся к сражающимся.

Гномы тоже подскочили и начали охаживать Гариона с двух сторон, но тот вертелся как уж на сковородке и не давал себя даже коснуться, отвечал мощными выпадами. После нескольких ударов в руках у гномов остались лишь древки топоров, перерубленные кнутом Гариона. Они бросились к валяющимся на земле мечам лежащих без сознания стражников, но не успели.

Павел отбивал удары кнута мечом, стараясь приблизиться к магу поближе, но тот не давал этого сделать, удлинял и укорачивал свое оружие. Тут мой друг упал на одно колено, ноги подвели от усталости...

Гарион занес над Пашкой свой разящий кнут, отбил в сторону еле поднятый меч. И в этот момент словно кто-то всесильный замедлил время, и я отчетливо увидел, как кнут медленно опускается… Как бегут гномы, заносят над головой мечи… Как улыбается выглядывающий из-за дерева Кан. Как начинают расплываться улыбки на лицах остальных врагов… Как хватаются за головы бывшие узники, не в силах ничем помочь... И как летит секира, вклиниваясь между Гарионом и Пашкой.

Зимор успел её подставить и блокировать удар, который должен был раскроить голову моего друга. Кнут обвился вокруг благородного металла и в мгновение ока расплавил его. Вся масса раскаленной стали обрушилась на зажмуренное Пашкино лицо, тот лишь успел взмахнуть рукой.

Мой мозг взорвался от крика боли, который он издал. Павел упал на землю и стал по ней кататься, ничего не понимая, даже не в силах кричать вслух. Но его мысли били в мою голову, разрывали ее криками. Я пытался докричаться до него, чтобы он повернул луч, но все было бесполезно. Павел бился, вертелся из стороны в сторону, руками сбрасывал с лица капли металла. Пополз отвратительный запах паленой плоти и сожженных волос.

Гномы подлетели к Павлу и принялись сбивать пламя с одежды, стараясь удержать моего друга на земле. Бросали на лицо грязь, оставшуюся ото львов, вынули свои склянки с лечебной мазью и остановились, не зная, что мазать, затем просто стали порывать ею все, на что упали капли. Получилось сорвать раскаленный металл со рта и Павел начал кричать уже в голос, его дикие крики подняли всех птиц в лесу. Он все еще метался, но гномы и подоспевшие узники держали крепко, не давая вырваться.

Гарион лежал неподалеку с пламенным мечом в груди. Он уже не дышал, только красные глаза стеклянно смотрели в голубое небо. Последний Пашкин взмах рукой сделал свое дело и могущественного мага больше не существовало. Его тело начало съеживаться и опадать, а из одежды полилась черная и тягучая вода. Вскоре на его месте остался валяться огненный меч и тлеющий желтый балахон. Рядом извивался шипящий и потрескивающий кнут.

Павел уже не метался, лишь тихо стонал. Гномы отнесли его подальше от врагов и смачивали лицо намоченными тряпками. Я подошел к нему и ткнулся головой в ладонь, он инстинктивно сжал шерсть на моем загривке. «Больно, Кешка! До чего же больно!» – прозвучали его мысли, и он провалился в беспамятство.

Краем глаза я уловил движение с противоположной стороны пляжа – к лежащим мечу и кнуту подкрадывался Кан. Отчаянным мяуканьем я заставил всех обратить внимание на данный факт и над желтым балахоном встали соратники, уставшие, избитые и раненные, но готовые биться до конца.

– А ну на колени, негодяи!!! И может быть, я вас прощу!!! – прокричал Кан, но никто не сдвинулся с места. Зимор же зарычал и двинулся к отшельнику.

– Да я вас сейчас всех… – договорить Кану не дал ловко запущенный комок грязи.

– Без Гариона вы ничто, уходите отсюда, и да смилостивятся над вами боги, если мы встретимся еще раз!! – прорычал орк.

– Отдай нам одежду брата, это единственная память, – сказала старая Зара, пока Кан отплевывался и прочищал рот.

– Это трофей Павла. И только он вправе ей распоряжаться! Проваливайте прочь, и своих прихлебателей заберите, – ответил Крохм, вставая рядом с людьми и недвусмысленно поигрывая мечом.

– Мы еще встретимся, скоты! – проговорил Стохм.

Когда же Крохм двинулся в его направлении, то он первым подал пример каким должно быть быстрое отступление. Только пятки засверкали и кусты затрещали, когда противники ломанулись сквозь них. Кан и Зара с сожалением посмотрели на оставшийся на земле балахон и отвернулись, скрываясь вслед за отступившими слугами.

 

Глава 20

Внимание!

Ваше задание выполнено.

Квест закончен!

Поздравляем! Игрок с петом может вернуться домой!

Вот и всё. Никаких фанфар и плясок. Никаких поздравлений, лишь лежащий обезображенный Пашка на земле и куча народу на поляне.

Проклятия и обоюдные упреки вскоре стихли, на земле остались лежать стражники, пребывающие в бессознательном состоянии и люди в черных латах. Когда же один из узников откинул в сторону забрало шлема одного из них, то на свет появилась заросшая грубой шерстью морда полупса-получеловека. Такие же нам попались в подземелье, когда наткнулись на орков!

– Так вот что Гарион творил в своих лабораториях, и вот почему они так быстро двигались, – задумчиво произнес бывший узник.

– Ага, а неудачные эксперименты до сих пор еще бегают под землей, и на поверхности тоже встречаются, – сообщил Зимор.

– Кешка-а –еле слышно простонал очнувшийся Павел. Все повернулись к нему, а я тут же подлетел и потерся о руку: «Я здесь, Пашка! Все уже закончилось. Поверни луч на амулете и тебе будет легче!» – его рука начала шарить по груди.

На его лицо страшно смотреть, оно застыло металлической маской, в открытых местах алело живое мясо. Каким-то чудом остались нетронутыми глаза и теперь красные веки трепетали, пытаясь открыться, но боль не давала этого сделать.

Наконец Павел нащупал амулет, и я помог ему с определением нужного луча. Он повернул синий луч и затих, снова потеряв сознание.

– Тут неподалеку есть деревенька, давайте отнесем его туда. Необходим покой и отдых, – сказал один из людей.

– Надо бы его унести в наши подземелья, там быстро поставят на ноги, – смачивая Пашкину кожу по краям маски, пробурчал Крохм.

– Скорее мы дойдем до нашего поселения, там Зимор призовет всех духов, а крысиный бульон, сваренный нашими женщинами, поднял не одного тяжело раненного орка! – высказался Зимор.

– Да пока вы его донесете, он успеет пять раз скончаться. Лучше я долечу до наших, и мы принесем все нужные отвары и травы! – внес свою лепту эльф.

Я снова потерся о Пашкину руку, позвал, но в ответ была тишина. Над ним спорили представители разных рас, в этот момент они готовы были сделать все возможное, лишь бы Павел встал на ноги. Общая забота скрепила таких разных и таких одинаковых существ.

В ходе препираний так и не выяснилось – кому выпадет честь принять его у себя, было решено пока оставить здесь. Только его перенесли на кучу папоротника, который нарвали и сложили неподалеку. Гномы продолжали смазывать его лицо своей мазью, остальные же занялись перевязкой друг друга, так как невредимых не было. Я сидел возле моего поверженного друга, ждал, когда он очнется и время от времени мысленно взывал к нему.

Еще полчаса Павел не откликался. Он лежал навзничь, тяжело дышал. Я старался не допускать мысли, что он может не придти в себя. Наконец Павел все-таки очнулся и на этот раз смог открыть глаза.

– Кешка, ты здесь? Подожди немножко, еще немного и я буду в порядке. Эй, народ! Не нужно никуда меня тащить, я скоро встану. Лучше принесите лучи от амулета. Они, скорее всего, в балахоне Гариона. А кстати, где он сам? – слабо проговорил Павел.

Все наперебой кинулись объяснять, куда и как подевался Гарион, затем рассказали о бегстве его приспешников. И лишь по прошествии какого-то времени принесли два недостающих луча, добытых из кармана балахона.

– Со мной все будет в порядке, я немного полежу и тогда встану, – Пашкин голос прозвучал уже увереннее.

Павел потрогал остывший металл на лице, попробовал подцепить пальцем, закрыл глаза от накатившего приступа боли и оставил это занятие.

«Ну как ты?»

«Бывало и лучше, Кешка» – хмыкнул он, и погладил меня. Вот же мужчина! Хотя и боль колотила, но скрывал и не показывал этого.

Движение его руки все встретили радостными криками, даже от избытка чувств кинулись обнимать друг друга. Эльф летал от одного к другому и целовал всех в нос без разбору. Забавно все-таки наблюдать за проявлением их радости: то на орка накидываются вдвоем и обнимают, то гнома поднимают в воздух, то присаживаются от дружеского хлопка по плечу.

Наконец страсти слегка улеглись и все снова столпились у лежащего Пашки. Гномы его бережно подняли и прислонили спиной к большому дубу. Павел вертел в руках лучи, думая как бы их присобачить к амулету. Приставляя и так и этак, он понял, на каком месте какой должен быть луч, но как сделать так, чтобы они держались?

Он бы еще долго ломал голову, как без клея заставить их соединиться с амулетом, но тут запасливые гномы пришли на выручку. Вынув из-за воротников иглы, они размотали нитки и подошли к горящему мечу. Раскалив на его пламени иглы, они вставили их в лучи и соединили с амулетом. Белый и оранжевый лучи встали на места, как будто и не ломались. Работа заняла полчаса, и солнце начало краснеть на закате. Однако висевший на Пашкиной шее амулет был полностью собран.

По крайней мере мы так думали…

Павел к тому времени смог нормально двигаться, но пока не рисковал подниматься. Он повертел в руках амулет и потом поднял глаза на обступивший его народ.

Все еще находясь в боевом состоянии орков, с мощными руками, вылезающими из разорванной и грязной безрукавки, в изодранных джинсах и сбитых кроссовках, с приставшей железной маской, из-под которой выбивались взъерошенные и частью обгоревшие волосы, во всем этом облике он был так мало похож на того Павла, которого я знал. Скорее он напоминал Терминатора после жестокой схватки. Маска, обильно смазанная мазью гномов, ярко блестела в лучах заходящего солнца, отбрасывала на траву слепящих зайчиков. Все молчали, понимая, что вскоре мы отправимся домой и, возможно, уже никогда не увидимся.

– Ты очень сильно торопишься, Павел? Может, задержишься на недельку в недрах Ледяных гор? Отпразднуем победу, ты расскажешь больше о своем мире… Кстати, я уже не сомневаюсь, кто там является главнокомандующим, – открыто улыбнулся Крохм. Павел моргнул ему в ответ.

– А почему это у вас? В Вечном лесу есть такая очаровательная поляна, что глаз не сможешь отвести и сердце не сразу успокоишь в груди. Так мы на ней можем такой праздник закатить, что он станет самым ярким событием в твоей жизни. Представь себе накрытые столы под сенью вековых дубов и прекрасное пение наших дев… – Мириэлю не дал закончить орк, накрыл порхающего эльфа широкой ладонью.

– Под бой наших боевых барабанов ноги сами пускаются в пляс, а уж слава о настойке, которую готовит жена Зимора, гремит по всем горам. Так что нечего и думать – сразу идем к Зимору, – прогудел орк. – А несогласные получат в лоб, – добавил он, оглядывая остальных исподлобья.

– Да ты еще ничего толком в нашем королевстве и не видел, – не обратив внимания на грозно смотрящего орка, произнес один из узников. – Айда в столицу, там, на волне победы, накостыляем псам-рыцарям и свергнем Стима. А уж потом такую пирушку закатим, что о ней еще будут слагать легенды.

Опять все заспорили, перекрикивая друг друга, и пытаясь доказать, что у них самые лучшие и красивые места на свете, причем орк всем показывал внушительного размера кулак – в качестве самого главного аргумента. А я просто потерся о Пашкину руку и заглянул ему в глаза, он все понял без слов и без ненужных мыслей.

– Друзья мои, я рад бы остаться, посмотреть новые места и отпраздновать у каждого в гостях, но дома меня ждут родители. Заклятье спало со смертью Гариона, и они, скорее всего, уже ищут меня. Я смотаюсь к ним, успокою, расскажу какую-нибудь небылицу о происшедшем и через некоторое время с помощью этого амулета вернусь к вам. Вот тогда мы погуляем! – Павел с помощью Зимора поднялся на ноги и распахнул объятия. – Ну, а пока давайте простимся. Спасибо вам за оказанную помощь, без вас я ни за что бы не справился.

В ответ прозвучали слова, что это он сделал основную работу, а остальные так – патроны подносили да на подхвате были. Не плакали – все же мужчины, но глаза у иных поблескивали. Обнимались, похлопывали по плечам и клялись в вечной дружбе и верности, хотя мне кажется, в верности клянутся самочкам, ну да ладно, чего не наговоришь от избытка чувств. Процедура прощания заняла минут двадцать, и солнце почти скрылось за горизонтом, когда вдалеке раздался конский топот.

– Кого еще там несет? – пряча глаза, нарочито грубо спросил Крохм, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Сейчас увидим, – проговорил Павел. – Может еще кто хочет в гости пригласить, но на всякий случай подайте мне меч, пожалуйста.

Меч принес на древке сломанной секиры Зимор и подал Павлу, стараясь не касаться обжигающего пламени. Но меч не понадобился – на поляну вылетел и удивленно заржал взмыленный Бегунок. Увидев знакомые лица, немного успокоился, а потом, вычленив по одежде Павла, подошел к нему и, вытаращил глаза, уставившись на его металлическое лицо.

– Я это, Бегунок, я! Не пугайся – так получилось, – Павел поднял руку и коснулся морды похрапывающего коня.

Тот склонил голову так, что Пашкина рука оказалась на буйной челке. Павел потрепал его по жестким волосам и Бегунок, вскинув голову, оглушительно заржал.

– Да, дружище, я тоже буду скучать по тебе, – Павел оторвался от дерева и упал на шею Бегунка, обнимая и прижимаясь к нему. Меня даже завидки взяли от такой картины. Конь же положил голову на Пашкино плечо, шумно вздохнул, и, осторожно перебирая копытами, снова приставил моего друга к дереву.

– Эх, жаль не увижу Кристана, все же хороший он мужик! Увидите его – передавайте привет, – сказал Павел, еще раз окидывая взглядом собравшихся.

– Обязательно передам, – заверил Крохм. – Как только наши дорожки пересекутся – до зеленых бесов напою отменнейшим элем.

– Ну, все, вроде попрощались. Пора, друзья мои, пора. Кешка, прыгай на руки, будем экспериментировать, – Павел посмотрел на меня.

«Паш, а может ты как-нибудь поаккуратнее и без меня? Вдруг ты превратишься в какую-либо фигню, увешанную зубами и когтями, а тут и я на руках болтаюсь как редкий деликатес. Может, ты попробуешь сам, а потом и за мной вернешься?» – ну не доверяю я этой магии, не доверяю и все тут.

«Кешка, ну Гарион же рассказал о последних функциях лучей, вот и попробуем обе. Не бзди – прорвемся!» – Павел попытался растянуть губы в улыбке, охнул и бросил затею так меня ободрить.

Я вскочил ему на руки, он кинул прощальный взгляд на толпящийся народ и повернул луч, успев прокричать:

– Бывайте здоровы! Скоро свидимся!

И ничего не произошло, хотя и нанесло холодом, а немного поодаль раздался негромкий хлопок. Обернувшиеся обнаружили, что змеящийся и шевелящийся кнут из молний появился из ниоткуда. Снова налетел холодок и кнут пропал.

«Ну вот, теперь ты все свойства амулета знаешь. Верти нужный и поехали домой, а то меня соседский кот заждался! Да и подружки уже успели соскучиться!» – я нетерпеливо толкнул в грудь Павла.

Бегунок опять протяжно заржал, а Зимор, подняв вверх здоровую руку, громко прокричал:

– Па-вел!

– Для своих – Паштет! – Павел тоже вскинул руку. Крохм его поддержал, а вскоре казалось, что вся поляна скандировала:

–Паш-тет! Паш-тет!! Паш-тет!!!

Под это дружное скандирование Павел повернул нужный луч, нас накрыла волна холода и знакомая темнота. Когда-то давно это уже было и вот повторилось вновь...

Темнота отступила, и я с удивлением обнаружил себя сидящим на той же самой злополучной поляне у реки. Я не поверил глазам и протер их лапами, однако противная поляна никуда и думала исчезать.

Мало того – на ней не оказалось никакого следа от человеческого присутствия. Не было ничего напоминающего того, что здесь недавно творилось. Не было куч грязи, оставшихся ото львов, не было людей, не было гномов, не было зеленокожего орка и трепещущего крылышками эльфа. Не было ничего… кроме пляжа, прекрасного в сумеречном свете луны. Но это не главное – на этой девственно чистой поляне не было моего друга Пашки.

Как же так? Почему?

Я с отчаянным мяуканием заметался из стороны в сторону. Проснувшиеся птицы таращили сверху блестящие бусинки глаз, глядели, как я медленно схожу с ума. Даже муравьиная куча была на месте и тот самый сук, на котором я скрывался, но не было Пашки!!!

Ободрав пару молодых дубков и нахватав полные когти коры, я съежился посреди поляны и тихо замяукал. Я казался себе таким одиноким и брошенным посреди всех огромных деревьев и мрачных кустов. Даже когда я не видел Павла по неделям, особенно в марте, то все равно знал, что когда я вернусь, то он будет дома. Веселый и ласковый, слегка хвастливый и очень смешной.

А теперь я сижу посреди пляжа и думаю – или сразу утопиться, или немного потрепыхаться и сгинуть в зубах какого-нибудь лесного зверя. Нет, это были не пессимистические настроения, а вполне оправданная реальность. Ну как выжить домашнему коту в условиях дикого леса?

«Эх, Павел, Павел, и на кого же ты меня оставил? Как же я теперь один-то?» – подумал я горестно. «Да не один ты, Кешка! Наконец-то появился!!! Ты где сейчас?» – прозвучал знакомый голос в моей голове, я даже подскочил от удивления.

«Как где? Там же, где ты меня полчаса назад оставил! Сижу посреди пляжа, ноготком картины рисую, а ты где? Почему я тебя не вижу?» – послал я свою мысль в ответ, обрадованный тем, что зря боялся, и друг мой не оставил меня в этом гостеприимном мире.

«Это для тебя полчаса прошло, а для меня не одна жизнь пролетела. Сиди на месте, я просто ошибся пляжами! Уже бегу к тебе!» – ответил Павел.

«То есть как – ошибся пляжем? Тебя просто на другой пляж перенесло? И что значит – не одна жизнь прошла?» – недоумевающее спросил я, оглядываясь по сторонам в поисках Пашки.

Однако его нигде не было видно, лишь в голове прозвучал веселый и задорный голос: «Эх, Кешка, скоро я тебя обниму и все расскажу, подожди немного. Сейчас же мне нужно сосредоточиться на том, чтобы не упасть, прыгая по этим канавам».

В течении следующих пятнадцати минут доносились его мысли типа: «Как же долго я ждал тебя!» или такие: «Кто же тут деревья набросал, фиг пройдешь!», но чаще прилетали такие: «Ну вот, опять навернулся, а уж изгваздался-то как!».

Я сидел, как и было наказано посреди пляжа и слушал, как вдалеке сквозь кусты пробирается самый близкий мой человек. От всего пережитого и от избытка чувств, ноги не держали меня, я не мог сдвинуться с места. На меня как будто напал паралич, как тогда, при первой встрече с Гарионом.

Вскоре шаркающий шум шагов приблизился и из кустов вылез какой-то высокий человек в сером балахоне, с капюшоном на голове. Из-под этого капюшона торчала совершенно белая борода, остальное же лицо было скрыто. Дрожащими руками этот человек опирался об отполированный и поблескивающий в лунном свете посох. Этот старик мало напоминал моего лучшего друга. Я хотел было испуганно дернуть от него, но не смог сдвинуться с места.

Старик в капюшоне приблизился, а внезапно налетевший ветерок сорвал с его головы капюшон. Вот тогда я понял, что такое настоящий ужас!!! Моя шерсть встала дыбом при виде его лица, а хребет до того выгнуло дугой, что я чуть не сложился пополам, как перочинный ножик. На лице старика не было ни единого живого места, всё покрыто язвами и рубцами, страшные раны наползали один на другой, кое-где сочился желтый гной, и блестело обнаженное живое мясо.

Чудовище из самого кошмарного сна смотрело на меня карими, живыми глазами, а я не мог пошевелиться. Беспомощность и ужас сводили с ума, но все что я смог сделать – лишь тонко мяукнуть. У вас хотя бы раз был такой кошмар: злой персонаж сна неумолимо приближался к вам, а вы бессильны были убежать, и безысходность вперемешку с тоской наполняют каждую клеточку вашего тела? Если такой сон хотя бы раз у вас был, то вы поймете мое состояние.

– Я так и думал, что ты меня не узнаешь, потому и навел чары недвижимости. Не волнуйся, скоро я их сниму, – скрипучим голосом, от которого мурашки не просто бегали, а мчались с бешеной скоростью по всему телу туда-обратно, произнес страшный старик.

Я начал было отчаянно дергаться из стороны в сторону, но даже не смог моргнуть, осталось только жалобно замяукать.

«Кешка, успокойся – это же я!» – прозвучал в голове Пашкин голос. Ничего себе заявочки, недавно он был молодым, а теперь передо мной стоял старик на последнем издыхании. «Ты??? Ты, э-э-э, немного преобразился! Каким-то страшилищем стал!» – все-таки вырвалась мысль, как не пытался ее удержать.

– Эх, Кешка, держи рыбеху – сам ловил! Помню, что в тот день мы только позавтракать успели, – с этими словами страшный старик протянул мне рыбу. – Пока ты ешь, я расскажу, что произошло.

В какой день? Только же сегодня все произошло. И тут я снова обрел подвижность. Хотел было сорваться прочь от этого несимпатичного человека, но что-то удержало на месте. И не только жирный карась! Нет, что-то знакомое было в этих карих глазах, точь-в-точь такими же на меня смотрел Павел. Да и голос в голове был немаловажным фактором.

– Ты помнишь, что я повернул луч и пропал? – спросил Павел, пока я примерялся, с какого бока есть рыбу. Хотя какой теперь это Павел – скорее Павел Семенович.

«Не только ты пропал, но и все остальные, даже следа не осталось» – я начал с левого бока.

– Так вот, друг мой Кешка, не удивляйся и не офигевай от услышанного! Я не смог попасть домой, а попал в этот же мир, но только на сто лет раньше. Вот с тех пор и ждал тебя, – старый человек с изуродованным лицом сел на лежащий неподалеку ствол поваленного дерева и устало свесил руки.

«А обратно ты не мог вернуться пораньше? И мне помнится, у тебя застыла тогда стальная маска. Ты все-таки смог от нее избавиться?» – спросил я, аппетитно причмокивая и урча.

– Когда я повернул луч, то оказался на этом же месте… и никого рядом. И на мне не было амулета. Зато я приобрел поистине уникальные возможности: могу читать любые мысли, быстро перемещаться, и в голове рождались разные заклинания. Научился понимать звездное небо, оно-то мне и подсказало, как я могу вернуться назад. Вернуться я мог только с тобой, но переместиться во времени я не мог – не получалось. Тогда-то я и решил повторить путь Корня, все равно заняться было нечем, пока ждал тебя. Маска на лице была, по другим параметрам я тоже подходил, а его самого не было и в помине. Долго искал, но никто не мог что-либо внятное сказать о нем, его просто не было. Была только война.

«Это Столетняя война?» – я уплетал уже за обе щеки, войдя во вкус.

– Да, но я смог примирить тогда все племена, именно примирить, а не выдвинуть людей на первое место. Пришлось, конечно, создать Кирии, но после завершения войны сам же их и уничтожил. Учел и уже не совершал ошибок Корня, и всё потому, что я знал врагов в лицо и не приближал ни одного из них к себе. У меня даже получилось заманить всех троих в ловушку и усыпить зачарованным сном, как-нибудь расскажу об этом. Но не смог я их убить – рука не поднималась, – сообщил мне великовозрастный Павел.

«Ага, а Гариона кто недавно замочил? Причем так, что он растекся по земле!» – усмехнулся я.

– Тогда я взмахнул рукой от боли, моей целью было обезоружить его и заставить признать поражение. Наивно, но в тот момент я думал, что он отдаст мне лучи и уйдет своей дорогой. Не получилось, – Павел вздохнул. – Мои возможности и знания стали настолько велики, что пришлось снова создать амулет и вложить в него часть силы, иначе я мог по неосторожности натворить кучу дел, как хороших, так и плохих. А эта безделушка сдерживала меня и напоминала, что ты где-то меня ждешь.

«Ты переделал реальность, а что стало с другими? Или они этого не знают?» – задал я давно уже щекочущий вопрос.

– У всех дела идут хорошо. Я видел и Зимора, и Крохма, и Кристана и остальных, но они меня не узнали – реальность и в самом деле изменилась. Кстати, Кристан здорово тогда придумал с превращением в Бегунка. Пока мы с ним летели по туннелям, он успел рассказать о своей задумке – только при прикосновении лбов коня и человека, они менялись телами. Рассказал, что Корень сначала удивился такому желанию, но как видишь – оно принесло свои плоды. Потому-то и не мог Гарион сломить Кристана, ведь он захватил в плен коня, а не человека.

«То-то мне иногда казалась странной реакция Бегунка!» – мысленно хихикнул я.

– Когда водники были нейтрализованы, война сама собой не закончилась, но я приложил все свои дипломатические усилия, да и амулет здорово помогал урегулировать конфликты. Теперь же люди, орки, эльфы и гномы живут на этой земле в мире и согласии – я сумел задавить в зародыше расовую неприязнь. И мы можем спокойно отправляться обратно. Я изготовил амулет для того, чтобы попасть к тебе, но время сильнее колдовства, дружище!

«Павел, получается ты и был Корнем? А до этого другой Павел, а может, до него еще были?» – от таких мыслей у меня слегка закружилась голова.

– Все может быть, Кешка. В этом мире колдовства и магии и не такое возможно. Маску я снял недавно, прежде чем отправиться за тобой. В этом мы с Корнем схожи, помнишь – он тоже незаметно пропал, – Павел улыбнулся, и под глазом у него лопнул гнойник, на изуродованную щеку выплеснулась порция желтого гноя.

«А как ты предстанешь в таком виде перед родителями? Ты же старше их в два раза!» – я подошел и потерся о Пашкину руку. Он в ответ погладил меня по голове, из груди невольно вырвалось урчание. Я только сейчас понял, кого только что не лишился…

– Кешка, я многому научился за это время – мы вернемся в то же место такими же, как были. Единственно, что я тогда потеряю многие свои способности, но это ничто по сравнению с возвращением домой. Если хочешь, я сотру твою память о происшедшем, чтобы приключения не снились по ночам, – Павел почесал меня за ухом, и капелька слюны сама вырвалась из моей пасти.

«Да ни за какие котлеты!!! Даже не смей!!! Это самое яркое приключение за всю мою жизнь, а ты хочешь его удалить! Нет, я хочу все помнить, может, даже расскажу своим подружкам!» – я даже подпрыгнул от возмущения.

Павел рассмеялся на это, подхватил меня на руки и несколько раз подбросил. Не могу сказать, что это мне очень понравилось.

– Хорошо, тогда отправляемся! Не могу с собой взять амулет – он слишком опасен для обоих миров. Прыгай ко мне на плечо, и поплывем на середину реки, там я и поверну луч. Амулет распадется со временем, а до водолазов тут долго не додумаются. Не могу никому его доверить – очень большой соблазн поруководить. Поэтому поступим так! Прыгай и держись крепче! – Павел закинул меня на плечо, довольно оскалился и пошел в сторону воды. По реке струилась серебряная лунная дорожке в окружении глянцево-черной воды.

Вода приняла нас как родных, словно только и ждала нашего погружения. Мы поплыли по лунной дорожке, рассекая ее пополам и пуская лунные отблески в разные стороны. Мы начали повторять путь плота, и невольно подкралась мыслишка – не жахнет ли нас заклятье Гариона. Я крепко прижимался к Павлу, держал нос на поверхности и изредка отфыркивался, когда вода накрывала меня с головой.

Я оглянулся через плечо на удаляющийся берег, и что-то вроде грусти слегка коснулось моей души. Увижу ли я эту землю еще раз или нет – неизвестно, но память о ней навсегда останется со мной. Павел тоже оборачивался, и в его глазах я видел какую-то тягучую тоску. Оно и понятно – прожить столько времени здесь и не печалиться о расставании.

Мой друг перестал взмахивать руками и остановился, удерживаясь на волнах. Он еще раз посмотрел на темную полоску вдалеке и достал с груди амулет, вынув его из прорези балахона. Потом он повернул свое обезображенное лицо ко мне и ободряюще подмигнул, затем повернул луч на амулете.

Внимание!

Игрок совершает выход из Игры.

Всего доброго, игрок и пет.

Последнее, что я увидел – блеск луны на поверхности амулета. С него на меня смотрело мое собственное отражение, высеченное из камня. Павел действительно скучал по мне.

 

Глава 21

– Ну и где вас носит? Пошли в туалет и оба пропали. Павел, может ты курил? А ну, дыхни! – великолепный голос Маргариты Павловны я не спутаю ни с каким другим, хотя и прошла, казалось, целая вечность.

Я открыл глаза и обнаружил себя на Пашкиных руках. На руках молодого, полного сил и нерастраченной энергии Пашки!!! В новеньком джинсовом костюмчике, прилизанный и опрятный, он опустил меня на лавку к сумкам.

– Мама, там была очередь, вот и пришлось ждать. Да не курил я, не обнюхивай. Мы честно в туалет ходили, – Павел невинно улыбнулся Маргарите Павловне.

Поезд двигался и за окном мелькал зеленый лес, изредка перемежающийся просеками и каланчами телеграфных столбов. В купе не было Кана-Железера, не пахло лошадьми и степью, лишь витал запах нагретого дерматина, пластмассы и немного солидола. Моя семья спокойно ехала отдыхать, будто ничего и не было. Я даже спрыгнул на пол и выглянул в коридор – не шествует ли там дядька в желтом балахоне, и чуть не поплатился за это, Павел как раз закрывал дверь и едва не прищемил мне голову.

«Эй, Павел, смотреть же нужно, что делаешь!» – воскликнул я в ответ на его небрежное ко мне отношение.

А эта бесчувственная личность, даже не заметила моих движений, подошла к своей сумке и начала там копаться. Скоро в его руках оказалась ручная игровая приставка «Sony».

«Павел! Эй, ты чего? Прикалываешься, что ли? Давай заканчивай!!!» – я смотрел во все глаза на играющего Павла.

– Мам, а дай Кешке чего-нибудь поесть, а то он так жалостливо на меня смотрит, – оторвался «великий Корень» от своей игрушки.

– Да и я бы поесть не отказался, на кого мне жалостливо посмотреть? – Семен Алексеевич кокетливо подтолкнул жену в бочок.

– Ну что ж, Семен, достань тогда из сумки. Да не из этой, из зеленой, ага! Бегом мыть руки, а я пока накрою! – скомандовала Маргарита Павловна, и мужчины потопали по коридору в сторону уборной, а я остался смотреть за приготовлениями.

Когда же они вернулись, на столе лежали две упитанные курицы, вареные картошка и яйца, зелень и минералка – стандартный набор путешествующего поездом. Мне досталась куриная ножка с румяной корочкой и застывшими каплями жира. С ним я и спрыгнул на пол, а когда оторвал кусок и почувствовал, как по всему телу разливается волна неги и удовольствия, то мой взгляд упал под Пашкину полку.

Я чуть не подавился корочкой и закашлялся – у самой стенки лежал кинжал с рукояткой в виде змеи кусающей шар. Она наблюдала за мной полными ярости рубиновыми глазками, и ее взгляд не предвещал ничего хорошего.

Я зажмурился, и вновь открыл глаза – кинжала не было. Показалось, наверно. Мой взгляд перехватил Павел, улыбнулся и ободряюще подмигнул.

– Под такой обед неплохо бы и пропустить по маленькой? – закинул удочку Семен Алексеевич.

– Что-о? Опять? Вот сейчас... – кулак вознесся над взъерошенной головой.

– Мама, перестань! Насилие не метод воздействия, можно всегда договориться. Пап, побереги себя, алкоголь убивает мозг и разъедает печень, – спокойный Пашкин голос остановил взмах.

Родители застыли от удивления, даже у меня из пасти выпал кусок курицы.

– Паш, ты это серьезно? – спросила Маргарита Павловна, так и застыв с поднятым кулаком. – Матери указывать?

– Мам, я не указываю. Вы же любите друг друга, зачем же ссориться и ругаться? Папа, отдаю тебе выпавшую по дороге зажигалку. Сам клятвенно заверяю вас, что не буду никогда не пить и не курить. Однако прошу и вас тоже поклясться – никогда не ругаться, какие бы беды не навалились на нас! – Пашкины слова звучали в унисон стучащим колесам, впечатывая каждое слово в головы родителей.

Отец с матерью во все глаза смотрели на сына, который спокойно взял себе краюху хлеба. Таких слов они ожидали от него гораздо меньше, чем прилета танцующих «Цыганочку» инопланетян. Если бы я не прошел с ним такое долгое путешествие, то срочно бы вызвал «Скорую» и нескольких дюжих санитаров с немодной рубашкой.

– Ну, клянусь, хотя и слишком пафосно звучит, – протянул Семен Алексеевич.

– И я клянусь, Пашенька! Никогда больше не повышу голос на вас, родные, – У Маргариты Павловны прокатилась слезинка.

Даже я поклялся, правда, меня никто не понял, но главное что внес свою лепту. Павел взял на руки и подсел к родителям на полку. Семен Алексеевич обнял его с одной стороны, а Маргарита Павловна с другой. Так мы и сидели, слушали стук колес и смотрели за проплывающие за окном пейзажи.

 

Глава 22

– С этим получилось, ты молодец!

– В этот раз я старался, ох крепкий же орешек попался.

– Хорошо, не расслабляйся, делаем так и дальше.

– Ага, кто следующий?

– Видишь, девчоночка кидает камни в собаку?

– Девчонка? Думаешь, выдержит?

– Главное правильно подвести, забираем обоих.

– Хорошо! Итак – начали.

Старичок шаркающей походкой двинулся в сторону бросающей камни девочки.