– Ну и где вас носит? Пошли в туалет и оба пропали. Павел, может ты курил? А ну, дыхни! – великолепный голос Маргариты Павловны я не спутаю ни с каким другим, хотя и прошла, казалось, целая вечность.

Я открыл глаза и обнаружил себя на Пашкиных руках. На руках молодого, полного сил и нерастраченной энергии Пашки!!! В новеньком джинсовом костюмчике, прилизанный и опрятный, он опустил меня на лавку к сумкам.

– Мама, там была очередь, вот и пришлось ждать. Да не курил я, не обнюхивай. Мы честно в туалет ходили, – Павел невинно улыбнулся Маргарите Павловне.

Поезд двигался и за окном мелькал зеленый лес, изредка перемежающийся просеками и каланчами телеграфных столбов. В купе не было Кана-Железера, не пахло лошадьми и степью, лишь витал запах нагретого дерматина, пластмассы и немного солидола. Моя семья спокойно ехала отдыхать, будто ничего и не было. Я даже спрыгнул на пол и выглянул в коридор – не шествует ли там дядька в желтом балахоне, и чуть не поплатился за это, Павел как раз закрывал дверь и едва не прищемил мне голову.

«Эй, Павел, смотреть же нужно, что делаешь!» – воскликнул я в ответ на его небрежное ко мне отношение.

А эта бесчувственная личность, даже не заметила моих движений, подошла к своей сумке и начала там копаться. Скоро в его руках оказалась ручная игровая приставка «Sony».

«Павел! Эй, ты чего? Прикалываешься, что ли? Давай заканчивай!!!» – я смотрел во все глаза на играющего Павла.

– Мам, а дай Кешке чего-нибудь поесть, а то он так жалостливо на меня смотрит, – оторвался «великий Корень» от своей игрушки.

– Да и я бы поесть не отказался, на кого мне жалостливо посмотреть? – Семен Алексеевич кокетливо подтолкнул жену в бочок.

– Ну что ж, Семен, достань тогда из сумки. Да не из этой, из зеленой, ага! Бегом мыть руки, а я пока накрою! – скомандовала Маргарита Павловна, и мужчины потопали по коридору в сторону уборной, а я остался смотреть за приготовлениями.

Когда же они вернулись, на столе лежали две упитанные курицы, вареные картошка и яйца, зелень и минералка – стандартный набор путешествующего поездом. Мне досталась куриная ножка с румяной корочкой и застывшими каплями жира. С ним я и спрыгнул на пол, а когда оторвал кусок и почувствовал, как по всему телу разливается волна неги и удовольствия, то мой взгляд упал под Пашкину полку.

Я чуть не подавился корочкой и закашлялся – у самой стенки лежал кинжал с рукояткой в виде змеи кусающей шар. Она наблюдала за мной полными ярости рубиновыми глазками, и ее взгляд не предвещал ничего хорошего.

Я зажмурился, и вновь открыл глаза – кинжала не было. Показалось, наверно. Мой взгляд перехватил Павел, улыбнулся и ободряюще подмигнул.

– Под такой обед неплохо бы и пропустить по маленькой? – закинул удочку Семен Алексеевич.

– Что-о? Опять? Вот сейчас... – кулак вознесся над взъерошенной головой.

– Мама, перестань! Насилие не метод воздействия, можно всегда договориться. Пап, побереги себя, алкоголь убивает мозг и разъедает печень, – спокойный Пашкин голос остановил взмах.

Родители застыли от удивления, даже у меня из пасти выпал кусок курицы.

– Паш, ты это серьезно? – спросила Маргарита Павловна, так и застыв с поднятым кулаком. – Матери указывать?

– Мам, я не указываю. Вы же любите друг друга, зачем же ссориться и ругаться? Папа, отдаю тебе выпавшую по дороге зажигалку. Сам клятвенно заверяю вас, что не буду никогда не пить и не курить. Однако прошу и вас тоже поклясться – никогда не ругаться, какие бы беды не навалились на нас! – Пашкины слова звучали в унисон стучащим колесам, впечатывая каждое слово в головы родителей.

Отец с матерью во все глаза смотрели на сына, который спокойно взял себе краюху хлеба. Таких слов они ожидали от него гораздо меньше, чем прилета танцующих «Цыганочку» инопланетян. Если бы я не прошел с ним такое долгое путешествие, то срочно бы вызвал «Скорую» и нескольких дюжих санитаров с немодной рубашкой.

– Ну, клянусь, хотя и слишком пафосно звучит, – протянул Семен Алексеевич.

– И я клянусь, Пашенька! Никогда больше не повышу голос на вас, родные, – У Маргариты Павловны прокатилась слезинка.

Даже я поклялся, правда, меня никто не понял, но главное что внес свою лепту. Павел взял на руки и подсел к родителям на полку. Семен Алексеевич обнял его с одной стороны, а Маргарита Павловна с другой. Так мы и сидели, слушали стук колес и смотрели за проплывающие за окном пейзажи.