Протоволновой излучатель будто сторожевой пёс, почуяв приближение чужака, уставился в обесточенную переборку. Командир уже минуту как скрылся из виду. Время тикало, отмеряемое одному Ивану слышимыми звуками дыхания и толчками сердца: вдох – стук, выдох – стук…
Воображение, как от него ни отмахивайся, назойливо, с садистской детальностью придавало запертому отсеку узнаваемость. Он понимал, что произошедшее на Хиц-2 не может повториться на Ясной, это невозможно. Сводящая с ума боль в человеческих глазах, непрекращающиеся ни на миг страдания и бессилие что-либо поделать – всё это осталось там, в жарких джунглях.
Иван глубоко, медленно вдохнул, ненадолго задержал в лёгких воздух и выдохнул. Затем ещё раз. И даже не заметил, как очутился около стены – всё это время, пристально глядя в лишённую напряжения переборку, он пятился.
«Спокойно. Спокойно», – принялся уговаривать он себя, пытаясь придушить выползающий из воспоминаний страх. Но глухие рывки сердца сбивали уже не то что дыхание – мысли.
Внезапно всё прекратилось. Это было похоже на электрический разряд высокоамперной динамо-машины: укол в мозг крайне болезнен и краток. Липкий студень страха сгинул, оставив после себя лишь шум в голове и ощущение чего-то забытого, несделанного…
В конце коридора показались соратники. Впереди шагал Нечаев: глаза прищурены, живой взгляд даже сейчас сохранял неизменную толику насмешки. Позади высился инженер Буров. Страшно представить, как он будет выглядеть, когда вновь отрастут брови и появится щетина. Даже сейчас он производил впечатление хмурого человека с каменно-неподвижным лицом.
Буров не остановился около злосчастной переборки. И даже не взглянул на неё, прошагав размашисто-долговязой походкой прямиком в генераторную.
– Постреляем в человечков? – заговорщицки подмигнул Нечаев, потирая раскрытой ладонью ребристый затвор автоматического пистолета.
«Хорошо б там были… не человечки», – промелькнула по пепелищу тревоги мысль.
Иван с самого начала отметил тягу командира к простому как три копейки малокалиберному скорострелу, в то время как за спиной у него сиротливо болталось воплощённое в металле и углепластике чудо оружейной мысли. К тому же редкое настолько, что на Земле за него знающие люди заплатили бы не меньше двухсот рублей!
Буров вернулся с каким-то прибором в руках. Встал к панели управления вплотную и загородил собой почти половину шлюза. Иван хотел было что-то сказать, но не успел: Буров обернулся к ним, холодно посмотрел в глаза каждому, и пророкотал:
– Открываю?
– Чего уж там, открывай, раз пришли, – Нечаев присел пружинисто и прицелился гордеевым прямо перед собой.
Переборка прохрустела, отъезжая вбок. Царившая в отсеке тьма отпрянула, свет из коридора хлынул внутрь. Но его хватило лишь на ближайшие три метра.
Безопасники двигались спина к спине, глядя в разные стороны. Свет фонарей изучающе полз по стенам и ровным рядам высоких контейнеров, защищённых противоударной бронёй.
Ни один угол, ни один вентиляционный лючок в потолке не остался неосвещённым, каждый закуток получил свою дозу фотонов. Ящики, что громоздились в центре арсенала, а это был именно арсенал, все до единого покоились под земными пломбами.
Безопасники приблизились к ближайшему к выходу контейнеру, внутри которого запросто уместилось бы человека три. Нечаев махнул Бурову, чтобы тот исчез. Дважды просить не пришлось – пасмурный гигант скрылся в направлении генераторной, не проронив ни слова.
Помедлив, безопасники открыли первый контейнер.
– Что за хренотень?! – отпрянул Нечаев. Иванов за ним налетел спиной на ящик, и выругался гораздо жёстче.
Внутри, на совесть закреплённый транспортными растяжками, покоился боевой комплекс Альянса. Люди наставили на него оружие, будто он был страшнее всех внеземных чупакабр вместе взятых.
– «Оса»…
– Угу…
Инженеры Запада извечно тяготели к броским хищным названиям, к хищным дизайнам. Не стало исключением одно из последних их детищ. Недаром экзотело назвали «Осой»: чёрный и грязно-жёлтый цвета чётко граничили меж собой, вырисовывая всюду по углепластиковой поверхности острые углы. Забавно, но дизайн перенасытили «хищничеством», на выходе получилось нечто, очень схожее с героями национальных японских мультфильмов.
– Цветная какая-то… – переминаясь с ноги на ногу, сдавленно пробормотал «недокрепыш». – Не защитного цвета почему-то...
Ивану было всего двадцать два, он не мог видеть их в бою, на фронте. Но зато он отлично знал историю войны. С раннего детства состоял в поисковом отряде «Вымпел», в том самом, о котором многие СМИ планеты в пятьдесят первом пускали рейтинговые слёзы, наперебой штампуя некрологи. Где-то под Варшавой «Вымпел» обнаружил и раскопал бункер, как предполагалось имевший допросную комнату. В ней рассчитывали найти если не самого Азамата Нурбагандова, то хотя бы что-то о знаменитом командире «Дикого батальона». Для этих подростков не могло быть ничего лучше, важнее, чем собственными руками достать из-под земли хоть что-то о легендарном комбате.
Но вместо личных вещей офицера они раскопали смерть. Синтетик Альянса, тип «Оса», каким-то образом не отключившийся после потери оператора и стольких лет захоронения под землёй – вот что ждало их там. Взрослые руководители бросились на защиту отряда, может это и спровоцировало трагедию. СМИ не умолкали о том, что в моделях поведения синтетиков никогда не было допуска к убийству несовершеннолетних без оружия. Может и не было. Но из двадцати четырёх детей в живых остались только пять.
– Вот те, бабушка, и Юрьев день! – просипел Нечаев. Пальцы белели, сжимая пистолет.
«Автономный боевой комплекс сил специального назначения Альянса, образец две тысячи сорок пятого года. Тип «Оса», – прозвучала в головах безопасников сухая справка Ординатора.
– А то я не вижу! Какого чёрта он тут делает?! – Нечаев душил эмоции как мог. Он прекрасно помнил эвакуацию в Екатеринбург по железной дороге. Ему, тогда ещё пацану, было плевать на войну. Ровно до подрыва диверсионной группой синтетиков железнодорожного полотна, по которому, как раз, и шёл эшелон с эвакуируемым заводом точной оптики.
Ординатор не ответил. Он не знал ответа.
В голове Ивана выстраивалась логическая цепочка. Вот кто закрыл шлюз изнутри! Всего контейнеров четырнадцать, и в каком-то из них, получается, засел активный синтетик!
– Может им каждому в голову, м? – предложил он, озираясь на остальные, пока ещё закрытые вместилища «Ос».
– Спешка сам знаешь где хороша, Ваня. А что если ничего другого нет?
Мысль была дельная. Действительно, что если других скафандров нет, как тогда выходить на поверхность Ясной? Вряд ли где-то в ящиках вдруг обнаружатся отечественные «Сапфиры». Но от перспективы влезать внутрь этого Ивана передёрнуло.
– Давай за Буровым! – Нечаев хлопнул лейтенанта по каменному покатому плечу, пятясь к выходу так, чтобы в поле зрения оставались все контейнеры разом. Благо, глаза попривыкли к полутьме, и движение, если что, уловят.
Иван с места сорвался в бег и не понял, как очутился у переборки в генераторную. Буров выслушал всё с одним выражением. Ни единый мускул не дрогнул на лице, когда ему сообщили характер находки. А ведь он почти наверняка фронтовик.
Буров вошёл в арсенал и не спеша огляделся.
– Видели такие раньше? – без задней мысли спросил Иван.
Но ответа удостоен не был. Космопроходцы приблизились к открытому контейнеру: инженер, хмурый пуще прежнего, впереди, двое с оружием чуть поодаль сзади. Высокий лоб Бурова испещрили морщины, образуя дельту на приплюснутой переносице. Казалось, в и без того тёмном помещении стало ещё темней – повисла тяжёлая тишина ожидания.
Минуты две инженер осматривал «Осу», не прикасаясь к ней. Безопасники позади старались даже дыханием не отвлекать. Вдруг Буров протянул руки к костюму. Нажал что-то сбоку, на шее, и хищная композиция на тему жвал насекомого разъехалась на три стороны. Внутри пустой головы пестрело царство машинерии: всевозможные мягкие фиксаторы, датчики, нейросканеры. Некоторое время Буров снова изучал объект с расстояния.
– Где у него?.. – начал было он, но смолк на полуслове. То ли оттого, что нашёл искомое, то ли усомнился в способности коллег что-либо подсказать.
Буров аккуратно дотронулся до эмблемы Альянса на груди: стального белоголового орла над многострадальным земным шаром. Ничего не произошло.
– Что в остальных? – вдруг спросил он.
Безопасники открыли контейнер рядом. Трёхконечным чёрным перекрестием на людей оттуда смотрела точно такая же «Оса». Буров задумался. Шутка ли – определить активность боевого синтетика, произведённого на свет некогда враждебной технической мыслью? Да ещё на чужой планете за сто одиннадцать световых лет от Земли.
Эти, как и многие предыдущие аналоги, даже более простые, пехотные, могли служить офицерам Альянса сразу по двум направлениям. Стремясь к универсальности, технари из-за океана, среди которых, по слухам, больше трети было корейцев и японцев, пришли к принципу двойного назначения. Они создали синтетиков, могущих как служить автономно, так и вмещать в себя оператора, командовавшего отделением из трёх таких же искусственных солдат. Без оператора боеспособность отделения синтетиков круто снижалась, поэтому не существовало никаких внешних отличительных знаков у вмещающего в себе человека комплекса.
Буров потянул вперёд руку и тут же отстранил её, передумав. Точно у него осталось всего одно правильное касание, а дальше…
– Он неактивен. И никогда не был активен.
– Уверен? – уточнил Нечаев, следуя за инженером, который встал у следующего раскрытого контейнера.
– Уверен, – тон последнего поставил такую жирную точку в теме о его компетентности, что желания сомневаться или переспрашивать у безопасников отпало.
На осмотр второго синтетика ушло значительно меньше времени. Приблизившись, Буров первым делом нажал ему куда-то на шею. Забрало подчинилось сию же секунду, распавшись натрое. Минута-полторы молчания, вердикт:
– Неактивен.
Спустя некоторое время они уже открывали седьмой по счёту контейнер. Напряжение постепенно нарастало.
– Неактивен.
Буров перешёл к следующему предполагаемому объекту изучения. Защитный кожух опал, собравшись в неширокие полосы по краям проёма.
Но внутри было пусто. Нечаев и Иванов переглянулись. Буров только хмыкнул неоднозначно и пошёл дальше. Как будто его это ничуть не удивило.
Следующее вместилище имело пассажира. На его проверку ушло чуть больше времени, будто Буров что-то перепроверял.
– Неактивен.
Дальше были три пустых «осиных гнезда» подряд. Фонари безопасников один за одним выхватывали контейнеры из полумрака. Непроверенных оставалось всего два, и Иван не на шутку забеспокоился. Нет, он не страшился вдруг обнаружить виновника всего этого мрачного детектива. Наоборот. Возникло смутное ощущение, граничащее с «дежа вю», что они никого не найдут. А значит – не объяснят запертый изнутри шлюз.
– Пусто… – рассеяно проговорил он, когда предпоследний контейнер явил им ничем не занятое внутреннее пространство.
– Активных синтетиков нет.
Нечаев и Иванов уставились на инженера, само олицетворение невозмутимости и суровости. Рядом с ними чернела пустота последнего, четырнадцатого вместилища, которое он только что открыл.
– Быть не может! Кто-то же запер вентиль-затвор!
– Никогда не сомневайся в моей компетенции, – Буров склонился над Иваном. – Или ты хочешь меня оскорбить?
– Никак нет, товарищ капитан… – без особого служебного рвения ответил тот, поправляя ремень излучателя.
– Хорошо. Активных синтетиков нет. Значит нет и проблем.
Буров было двинулся осадной башней обратно в свои чертоги, из которых его так бесцеремонно выдернули, но отчего-то остановился.
– Есть у нас проблемы, – поправил Нечаев. – «Ос» всего восемь. Нас – одиннадцать.
– Десять, – поправил Буров. Видимо, ему тоже пришла в голову та же мысль.
– Нас одиннадцать, Тимофей, – твёрдо повторил Роман, вспомнив имя инженера.
Буров постоял ещё и молча удалился. Пренебрежение к Милош возмутило Нечаева, но не более. Он понимал его природу и даже в какой-то мере разделял. В очень малой доле. Хоть инцидент, почти стоивший жизни его другу, Санычу, и произошёл у него на глазах. Но тот случай не повод поголовно менять отношение на скотское ко всем, чей показатель повреждения личности превысил норму. Пусть даже в тридцать девять раз…
***
Во второй раз Буров вошёл в генераторную так же, как и в первый: строго с правой ноги. Внезапное появление вояки прервало ритуал знакомства ещё в самом начале. Но ничего, это нестрашно. Теперь, думается, они ушли, и тут долго никого не будет.
Отсюда проистекало поистине дивное пение: колеблясь в заданной творцами амплитуде, эфемерный голос исходил от источника электрического тока. Это ни с чем не сравнимое чувство! Существуя за пределами человеческого осязания, волны растекались по всему челноку, но здесь было их средоточие, их центр, сплетение в нерв.
Набрав полные лёгкие, Буров открыл глаза. Воздух высушил гортань – тревожный признак. Подолгу в генераторной находиться по-хорошему бы не следует. Ничего, ради такой возможности многие из его окружения отдали бы глаз, не говоря уже о таком пустяке. Это ж не тяп-ляп! Это протонный генератор второго поколения! Предстояло, правда, выяснить чем же это самое второе поколение отличалось от первого… Ведь технические отсчёты и прочая документация погибли при бомбардировках Новосибирского института межпланетных исследований ещё в сорок первом. Но ведь сравнение – тоже опыт! Даже не так. Сравнение – основной, базовый принцип познания человеком окружающего мира. И так уж вышло, что только на потерянной в Пространстве планете человеку выпало вновь вернуться к истокам познания…
Задумавшись, Буров не сразу обратил внимание на центральный пульт. С ним всё обстояло привычно: защитный экран, а под ним, помимо узла управления челноком, аналоговой шифратор.
Ещё до начала войны стало предельно ясно, что Союзу нет никакого смысла пытаться догнать противника по части цифровой электроники и искусственного интеллекта. Поэтому высшее руководство приняло решение вернуться к аналоговому типу сигнала и разработать способы его усовершенствования. Этим же решением на всех исследовательских программах по искусственному интеллекту разом был поставлен крест. В расчёт не брались ни заслуги, ни здравый смысл в доводах учёных, твердивших об ином, в корне отличавшемся от видения визави, видении перспектив существования ИИ. В России всегда умели рубить с плеча…
Но даже такое варварское вмешательство в развитие науки принесло позитивные результаты. Не потребовалось много времени, чтобы хакеры Альянса осознали всю беспомощность по отношению к оборонной промышленности противника. Вооруженные подручными киберразумами, они в сущности мало чем отличались от львов, оказавшихся в мутном Ниле. В чужеродной среде они уже не были грозными хищниками.
Буров никуда не спешил. Чувствуя почти физическое удовольствие от нахождения тут, он останавливал взгляд на каждой, даже незначительной мелочи. Чтобы ничего не упустить, он начал прямо слева от себя. С пустого, ничем не примечательного пространства пола и стен. Вскоре он оглядел всё, что попало ему на глаза, и перед ним снова предстал протонный генератор.
Буров приблизился. Обошёл с одной стороны. С другой. Провёл пальцем по ложбинке на верхней части циклического контура. Он был чист – ни пылинки! Странно... Не может же пыль быть металлической...
Протонный генератор запускался импульсом с орбиты. И только после обработки ЭВМ «Герольда» отчёта о целостности челнока. Страшно представить картину, когда челноки отправлялись бы на неизведанную планету с уже запущенными генераторами на борту. При определённых условиях это больше походило бы на вторжение и орбитальную бомбардировку, чем на исследовательскую миссию.
Ядерная реакция показала себя наилучшим источником энергии, она морально не устарела даже когда на научный олимп в две тысячи двадцатом взошла технология создания устойчивых микроскопических чёрных дыр.
Это было сумасшедшее время. К две тысячи двадцатому году человечеству удалось не провалиться в пучину очередного насилия. Это, вкупе с десятком выдающихся международных исследовательских проектов, на протяжении долгих десятилетий терпеливо финансируемых правительствами и корпорациями, и дало старт беспрецедентному полёту научной мысли.
Начиная с две тысячи двадцатого – года, когда человек запнулся о ключи от Вселенной, как его пафосно окрестили журналисты, развитие науки набрало небывалый темп. Великолепные открытия, а главное их внедрения в повседневную жизнь, случались даже чаще, чем смена фаворитов знаменитой заокеанской дивы, к началу седьмого десятка лет будто сорвавшейся с цепи. Один весьма авторитетный литературный критик того времени писал после в мемуарах: «Знай я раньше, что люди за один какой-то год отменят рак и мимические морщины, а к следующему понедельнику вырастят в пробирке чёрную дыру – книжные полки треснули бы от идей тех, кого вы называли фантастами. Я же их хочу пророками назвать. И извиниться».
У протонного генератора, размещаемого на челноках, имелся один недостаток. Он выдавал всего один мегаватт мощности, чего впритык хватало только на нужды внутри челнока. Казалось бы – целый мегаватт! Таким количеством электроэнергии на Земле питались целые посёлки.
Дело тут было вот в чём. Активировав однажды квантовые маяки, отключить их значило бы навсегда проститься с возможностью вернуться обратно этим же путём. Приёмники должны работать беспрерывно, если космопроходцы желали снова увидеть закат именно Солнца, а не, скажем, циклический переход Анубиса от кратковременных сумерек к извечной тьме.
Буров, как ни старался убедить самого себя в «нормальности» увиденного двадцать минут назад, не смог отделаться от навязчивой мысли об экзотелах Альянса, тех самых «Осах». Хоть он и создал вид, будто бы для него это не что-то из ряда вон выходящее. Показать воякам – одно. Думать так на самом деле – другое.
Экспедиция на Ясную, в погоню за доктором Кислых, как привык про себя её именовать Тимофей Буров, впишется в его послужной список не много не мало под номером восемь. Не станет большим откровением, если вскоре выяснится, что он самый опытный член группы.
Но ни в одной из прошлых его экспедиций ничего подобного даже близко не было. Зачем на исследовательском челноке боевые автономные системы? Кому они могли понадобится?
Мысль, родившаяся в полумраке арсенала, теперь питалась свойственным уму Бурова сомнением. До поры, до времени он не озвучивал её даже самому себе, что, впрочем, не мешало ему постоянно отыскивать подтверждения либо опровержения.
Что если этот «Герольд», тот самый – второго поколения, прототип, и всё такое, был послан сюда учёными не Союза, а Альянса?
Пуск прототипа, которому по идее должен бы принадлежать этот челнок, состоялся в две тысячи сорок пятом, на целых семь лет позже первой экспедиции на Ясную. Да и сам факт запуска, по мнению Бурова был достоин скорее театральной критики. Тем убедительней было мнение некоторых специалистов о банальной, если это слово употребимо в отношении космического корабля, краже «Герольда» во время вторжения с востока.
Связь с Ясной прервалась с первых дней войны, с января сорок первого. К тому моменту сюда уже отправились более тридцати человек. «Герольдов» второго поколения, неизвестно зачем построенных в жёстких условиях боевых действий специально для полёта на Ясную, существовало всего два. Первый по официальным данным уничтожил Альянс во время провалившегося вторжения на Дальнем Востоке. Второй, якобы, был-таки запущен.
Буров насилу выдернул себя из оцепенения. Теперь он метал взор на всё, что по его мнению не могло не претерпеть вмешательства со стороны яйцеголовых любителей броских названий. И в первую очередь это был центральный пульт.
Буров всполыхнул. Неужели они смогли сделать всё настолько тонко, что он не разглядел подмены с первого взгляда?! Он не опустился – он упал на колени рядом с пультом, и нырнул под него. Рост вынуждал его принимать крайне неудобное положение, и вскоре он попросту лёг спиной на пол.
Ну не могли же они додуматься до дешифровки и должного усиления аналогового сигнала! Не могли! Простая логика: это был две тысячи сорок пятый год, год предполагаемого запуска данного «Герольда». А значит, дотямай Альянс до вскрытия прямолинейного как фонарный столб аналогового сигнала, Новосибирск целиком бы лёг в руинах. И вместе с ним и Барнаул, и Омск, и Кемерово… Весь юг Западной Сибири превратился бы ровно в то, во что превратились почти все крупные города Европейской части России – в выжженную ядерными бомбами пустошь! Не было бы никакого «Пакта доброй воли» и мира, подписанного в Багдаде! Ведь шифр аналогового сигнала был не много не мало ключом к победе.
В подбрюшье центрального пульта не нашлось ровным счётом ничего, что указало бы на стороннее вмешательство. Натужно выпустив из лёгких воздух, Тимофей сел на пол и обхватил колени длинными руками. Голова работала как конвейер мыслеподозрений: а что если то, а что если это…
– Нет, – вслух открестившись от очередной идеи, Буров хотел было встать, но так и замер на полпути.
Справа от генератора, на полу виднелись… следы?.. Как был, так и пополз гигант на четвереньках.
Следы. Незаметные. Не пыль, не грязь, не царапины – нет. Следы от постоянного пребывания точно в одном и том же месте тяжёлого объекта, и пребывания по времени крайне продолжительного. Контур их разнился с поверхностью разве что на какие-то миллиметры и был практически незаметен. Но не угадать очертания ног было невозможно. Очень больших ног.
Буров потерянно сел, упершись спиной в резонирующий генератор. Взгляд его посерел, потух. Следы означали, что кто-то в течении долгого, очень долгого времени приходил сюда и вставал рядом с протонным генератором, строго в одном и том же месте, вплоть до миллиметра.
Следы означали, что Буров в первый раз в жизни ошибся. На борту челнока был активный синтетик.