– Оставьте ее в покое. Ни в коем случае не говорите ей, что это не Джимми. Будьте милосердны. В нашей жизни наступают такие минуты, когда человек, не выдержав испытания реальностью закрывается наглухо подобно раковине моллюска и погружается в неведомые глубины. Этот процесс сродни творческому – ведь и художники, устав в один прекрасный момент от несуразиц окружающего мира, создают свой собственный мир, в который верят больше, чем в реальный. Мой сын готов сделать для Лиззи все. Он любит ее. Любит такой, какая она есть.

Стефани сидела на диване в гостиной дома Аделины и Джельсомино, куда ее примчал на своем мотоцикле Томми. Убитые горем дедушка и бабушка Лиззи окончательно потеряли голову и не знали, как им поступить. Они смотрели на эту красивую даму в красном шелковом платье и больших металлических серьгах словно на бога, вызванного с небес их молитвами.

– Ваш сын? Вы говорите, этот молодой человек ваш сын? – прокашлявшись в кулак, подал голос Джельсомино. – Но, помнится, Томми рассказывал, что у вас не сын, а дочь. Он даже говорил, что… гм… она ему нравится. Я что-то ничего не пойму. Наверное, я стал совсем старым и голова моя пришла в негодность…

– Помолчи, Джельсомино, – приказала Аделина. – Синьора приехала к нам, чтобы помочь нашей бедной девочке, а не слушать твою болтовню. Извините его, синьора Стефания, он очень добрый старик, хотя мозги у него последнее время и в самом деле работают плоховато.

– Все в порядке, – заверила их Стефани. – Синьор Грамито-Риччи задал тот самый вопрос, который и должен был задать. Мой сын Франсуа до самого последнего времени сожалел о том, что родился мальчиком, и даже подумывал об операции по изменению пола. Я очень переживала за Франсуа, потому что во всем винила себя. Дело в том, что двадцать лет назад меня угораздило влюбиться в гея. Мало сказать – влюбиться, я пыталась обратить этого молодого человека в свою веру, то есть сделать из него гетеросексуала. Это была пустая затея, и я очень переживала наш разрыв. Франсуа был зачат совершенно случайно. Он не знает, кто его отец, а его отец не знает, что Франсуа его сын. – Стефани невесело усмехнулась. – Дело усугубилось тем, что я, чувствуя себя виноватой, нежила его, как девочку. Он любил играть в куклы, носить платья и даже заплетать косы из своих длинных волос. Когда ему исполнилось четырнадцать и на него стали заглядываться мальчики и молодые люди, я забила тревогу. К счастью, в физическом плане Франсуа развивался медленно и к сексу особого интереса не проявлял. Но маскарад его очень забавлял. Я рано познакомила его с так называемой изнанкой жизни, таская по притонам Нью-Орлеана. Думаю, это сыграло роль прививки – Франсуа чист душой и телом. Разумеется, из-за маскарада он чувствовал себя не в своей тарелке, и я молила Бога о чуде: чтоб Франсуа влюбился в девушку. И чудо произошло. Поверьте, ваша Лиззи дорога мне как родная дочь. Прошу вас, оставьте ее в покое, и пускай все идет своим чередом.

Стефани откинулась на спинку дивана и щелкнула зажигалкой.

– Дела… – пробормотал Джельсомино. – А вдруг наша Лиза проснется в одно прекрасное утро и поймет, что рядом с ней лежит не ее Джимми, а… Что случится тогда?

– Не знаю. Этого не может предугадать никто, – ответила Стефани.

– Лиза может раскаяться, что изменила своему Джимми, и сделать с собой что-нибудь нехорошее, вот что, – сказал Джельсомино.

– Чтоб у тебя язык превратился в сухую мочалку! – воскликнула Аделина. – Лиза настоящая католичка и никогда не решится наложить на себя руки. Это твоя припадошная тетка Джозефина, которую бросил этот импотент Серджо, не придумала ничего лучшего, как прыгнуть в канаву с нечистотами и…

– Помолчи, – перебил ее Джельсомино. – Тебе бы все деревенские сплетни пересказывать. А тут дело очень даже серьезное. Наша Лиза такая чувствительная и необычная девочка.

– Вы правы, – согласилась Стефани. – Но я знаю своего сына. Он будет с ней так нежен и заботлив, что она полюбит его. Разумеется, она не забудет Джимми, но любовь Франсуа поможет ей залечить со временем эту рану. – Стефани встала и подошла к окну. – Взгляните, – она кивнула в сторону сада. – Да скорее же идите сюда!

Лиззи сидела на качелях, а Франсуа стоял рядом и медленно ее раскачивал. Когда качели с Лиззи стали взлетать чуть ли не до самой макушки эвкалипта, Франсуа ухватился обеими руками за веревки, ловко подтянулся и очутился рядом с Лиззи. Он был настоящий акробат, этот Франсуа. Они обнялись. Их губы слились в поцелуе.

– Подглядывать стыдно. – Стефани, увлекла Аделину и Джельсомино в глубь комнаты. – Они так счастливы, наши бедные дети. Быть может, Господь смилостивится и хотя бы в этот раз возьмет под свое крылышко влюбленных.