1. О веслах и учениках
В первый понедельник марта, когда до окончания семестра оставалось всего ничего, Родни занял свое место в четвертом классе. К некоторому удивлению Облонга, в первый день он вел себя как образцовый ученик: говорил только тогда, когда к нему обращались, и пытался как можно реже упоминать громкое имя отца.
Эта демонстрация уважения оказалась только началом. Учебный день в Ротервирде заканчивался пятиминуткой общения с классным руководителем. Родни подождал, когда его одноклассники разойдутся.
— Сэр…
— Сликстоун.
— Я обожаю историю, сэр.
— Приятно это слышать.
— Здесь мы оба чужаки, верно?
— Чужаки, но все-таки проживающие в Ротервирде, — ответил Облонг.
— Отец хочет, чтобы вы обучили меня местной истории: как был построен город, когда, кем и почему. Я ведь думаю, что хорошие историки, как вы, должны быть любознательными, верно?
Облонг отметил знакомый переход от заискивающего тона к надменному и обратно, на который он обратил внимание еще на приеме сэра Веронала.
— Должны, но с волками жить…
— Сэр Ви сказал, что вы так ответите. Но они же изучают нашу историю — значит, нам тоже следует заняться их прошлым.
Сэр Ви — так по привычке Родни обращался к своему мнимому папеньке. Сэр Веронал не возражал.
— Историей после 1800 года и за пределами Ротервирда занимайся сколько угодно, Родни, но о местной можешь забыть — закон есть закон.
— Сэр Ви предупреждал, что вы так скажете. Но не забывайте, сэр, что он платит частную ставку за частные уроки. — Предложив взятку, Родни заговорщицки подмигнул.
— Мне жаль, но придется тебя разочаровать.
— Слушайте, если вас волнует только город, можем исследовать округу — саксов, друидов…
— Извини, Сликстоун. Но речь идет даже не о работе.
Мальчик резко развернулся на каблуках и вышел вон, оставляя Облонга наедине с тревожными мыслями. «Исторические предписания», которые раньше служили Ротервирду гарантией независимости, скорее всего, уже давно утратили всякий смысл. И он с некоторым сочувствием относился к позиции сэра Веронала.
У школьных ворот за ним увязался Ромбус Смит.
— Не забудьте про отчеты, Облонг: излагайте все быстро и кратко.
— Скажите, господин директор, а позволяют ли «Исторические предписания» заниматься исследованиями пригородных территорий — могильников, фортов, каменных кругов?
— Чем глубже копаешь, тем больше хлопот, другими словами — нет.
Облонг так погрузился в размышления об этом, что вспомнил о первоначальном напоминании директора только тогда, когда дошел до Артери Лейн.
Отчеты! Ему еще ни разу не удавалось продержаться на должности до конца семестра, поэтому он совсем забыл о самой главной обязанности учителя.
Аггс пришла, чтобы пополнить запасы собственноручно сваренного варенья в буфете.
— Ну, знаете, не обязательно расписывать весь жизненный путь, — заметила Аггс, бросив взгляд ему через плечо.
— При всей моей любви к мистеру Фангину, я не сторонник односложных ответов.
— Ну а я не люблю читать многотомные отчеты. Как бы там ни было, вам бы лучше пойти на улицу и начать готовиться.
— К чему?
— К Гонкам Великого Равноденствия, конечно же.
— А! — ответил Облонг. Несмотря на рост и неуклюжесть, он неплохо бегал на средние дистанции. — Если бежать придется ярдов восемьсот или около того, ты обратилась по адресу.
— Кто же говорит о беге?
— Ну ладно, Аггс, кончай мудрить. Ты — мой главный проводник в этом городе.
— Мой совет: не берите одноместные — переворачиваются на раз-два, они только для экспертов, а вы не эксперт. У старика Ротера хватает изгибов и поворотов.
— Что-то я тебя никак не пойму.
— Партнера лучше всего искать в пабе — пары все время распадаются и меняются местами. Главное, не ошибиться с весом — для двух- и трехместных нужен точный расчет. Черт меня дери, мистер Облонг, вы же никогда ничего не замечаете, верно? Глядите, прямо сейчас за деревьями…
Он посмотрел в окно кабинета и сквозь ветви начинающей зеленеть ивы разглядел нечто, напоминавшее скорлупку лесного ореха, а затем еще одну. В обеих сидели люди, которые загребали веслами так отчаянно, словно сражались за собственную жизнь.
— Что все это значит, Аггс?
— И еще называете себя историком! Это же кораклы, лучшие плавательные средства для всех, кто хоть что-то понимает в лодочном деле! Ивовые прутья и шкуры!
На первый взгляд казалось, что управлять ими совершенно невозможно. Сам Облонг умел плавать разве что по-собачьи — как однажды кто-то мягко высказался о его талантах пловца. Что же касается гребли, то для нее ноги Облонга были слишком длинными, а левая рука уступала по силе правой. Он с извиняющейся улыбкой потряс головой.
Аггс улыбнулась в ответ.
— Костюм я возьму на себя. Знаю, что вам нужно.
— Какой костюм?
Аггс всем своим видом продемонстрировала, что дискуссия окончена. В таких случаях она обычно выдвигала подбородок и корчила гримасу, а ее правая бровь медленно ползла вверх. Теперь произошло то же самое, и Облонг послушно принял сигнал.
Внимание Аггс вернулось к отчетам:
— Как вы думаете, почему мистер Фангин старался писать покороче? Потому что кое-кто читает все отчеты, улавливаете?
— Кого еще ты имеешь в виду?
— Ну, например, Его Сноркеловское Величество.
Ее подбородок вновь подался вперед, бровь приподнялась, точно шина, в которую накачали воздуха, лицо сморщилось и снова разгладилось.
Когда Аггс ушла, Облонг вспомнил о том, как Фангин расписывал умение Сноркела держать под контролем все вокруг. Приноравливаться к ритму жизни Ротервирда было все равно что чистить луковицу — оба процесса, как он припоминал, неизбежно заканчивались слезами. Облонг поразмыслил и решил переписать отчеты в стиле Фангина.
Сверхинтенсивная репетиторская программа с лучшими учителями, которых только можно было нанять за деньги, помогла Родни освоить большинство предметов, а манящая перспектива заполучить наследство Сликстоуна только усилила его рвение, и все равно он не дотягивал до среднего уровня по самым главным ротервирдским специальностям: естественным наукам и математике. Проинформированные Ромбусом Смитом учителя делали ему поблажки, но в Родни тем не менее закипало недовольство, особенно на уроках алгебры, где эта деревенщина с коровьими глазами, Гвен Ферди, которая сидела через одну парту слева, выдавала ответ на любую непосильную остальным задачу с неотразимой быстротой и точностью.
Учительница, мисс Сайн, напористая старая дева средних лет, никогда не спрашивала Родни.
— Скажи-ка, Колье, xy — это одночлен или нет?
Самое слабое звено класса, Колье, только ахнул.
— Ферди?
— Да, одночлен.
— Верно. А что будет, если перемножить одночлены между собой?
Родни почувствовал, что пришло время блеснуть:
— Получится многочлен, конечно же.
— Неверно. Ферди?
— Выйдет еще один одночлен.
— Правильно.
— А чего это вы все время ее спрашиваете? Я думал, что алгебра должна уравновешивать. — В голосе Родни прозвучал едва ли не агрессивный упрек.
— Жаль, что этой уравновешенности не чувствуешь ты, Сликстоун. Но положение легко исправить. Скажи, 2х + 5 — это одночлен или многочлен?
— Если х равняется тройке, то в сумме выходит одиннадцать.
Класс захихикал. Сайн не шла на уступки в вопросах дисциплины.
— Мы уже не в детском саду, Сликстоун. Если хочешь догнать программу, нужно работать.
На перемене Гвен Ферди совершила редкую для себя ошибку. Она подошла к Родни во дворике.
— Все это должно казаться тебе очень странным. Но я могу помочь.
— Там, откуда я родом, такие, как ты, отдают дань уважения таким, как я. — Родни больно ткнул ее чуть ниже горла, подтверждая свои слова. — Это деревенщина вроде тебя должна учиться уму разуму.
На помощь пришел Нед Гули.
— А ну успокойся, — сказал он.
Полученного в ответ удара Гули совершенно не ожидал и очень разозлился. С триумфальной ухмылкой на лице Сликстоун неспешно двинулся к Колье.
Позже сэр Веронал отругал Родни за грубое проявление агрессии, обещая, что у мальчика еще будет время рассчитаться с деревенщиной, после того как сам Сликстоун подомнет под себя Ротервирд, но не раньше.
Родни нехотя согласился потерпеть, но чувство гордости взывало к отмщению.
Некогда прадедушка Орелии, которого звали Рой Рок, в одиночку выиграл Гонки Великого Равноденствия. В этом году она почувствовала внезапное желание повторить его рекорд. Орелия обнаружила коракл в подвале магазина «Безделушки и мелочи» за нагромождением коробок, клеток, непроданного товара и газет. Это был одиночный коракл, изготовленный из ивы и просмоленной шкуры по всем правилам Ротервирда. Шкура неплохо сохранилась, как, впрочем, и весло с шестом. В соответствии со своим теперешним положением она будет соревноваться в гордом одиночестве. Орелия приступила к бессистемной программе тренировок и физических нагрузок, что в спартанских условиях ранней весны свидетельствовало об определенной храбрости. Тренировки стали более упорядоченными, как только ее смутное намерение превратилось в четко поставленную цель. Она наблюдала за другими и быстро училась.
К ее вящему удивлению, тетка, не пискнув, согласилась с участием племянницы в гонке. После приема у Сликстоуна миссис Бантер стала необычайно тихой, хотя и не переставала бормотать под нос проклятия, вспоминая свое постыдное изгнание. Орелия все не могла понять, как сильное потрясение, пережитое миссис Бантер в тот вечер в переулке, и длящееся до сих пор недомогание тетки связаны с единственной видимой причиной — безнравственной выходкой Валорхенд. Она решила не вдаваться в излишние подробности, и миссис Бантер тоже ничего не объясняла.
Валорхенд никогда не принимала участия в общественных мероприятиях, а теперь и подавно. Она хотела прославиться, но вместо этого стала парией: ее выдворили из школьного сообщества. Она с головой погрузилась в работу и избегала Стриммера, хрупкие отношения с которым окончательно уничтожила ее демонстрация; правда, сама Валорхенд списывала все на тотальное стремление Стриммера к контролю. Валорхенд знала, что Горэмбьюри уволили за получение взятки, и понятия не имела, почему сэр Веронал решил ее пощадить. Она все ждала, когда же хозяин поместья сделает ответный шаг. Воспоминание о молнии никак не отпускало ее. Закрывшись в своих апартаментах, Валорхенд пыталась конструировать генераторы молний, но без особого успеха. Каждый ротервирдский школьник знал, как создать искру и статическое электричество посредством воздушного шарика и ложки, но полноценный заряд молнии?
Она не любила неразрешимые загадки, да и не верила в них.
Как и каждую неделю, Облонг наслаждался беседой с Фангином за кружкой в «Душе подмастерья». В этот вечер они как раз обсуждали, какие предметы можно включить в программу следующего семестра, когда Фангин вдруг принялся протирать очки, показывая, что собирается сделать заявление.
— Я принял решение, — сказал он, стукнув по столу. — В этом году ты, Джона Облонг, будешь грести в моем коракле!
Новость услышала добрая половина паба, и вызванный крепким пивом румянец моментально сошел с лица Облонга.
— Мы произведем фурор. Я разработал новую технику — так что в третий раз выиграть Стриммеру не удастся. Вперед, за четвертый класс!
— Стриммеру?
— Да, этому напыщенному ублюдку! — Фангин понизил голос до заговорщического шепота. — Они еще не видели «Фангиновский вращатель»!
— Но в лодке от меня никакого толку — я умею только круги наматывать.
— Будешь сидеть на корме, любоваться моей техникой и вычерпывать, как невменяемый, — проще простого.
— Вычерпывать воду?
— Ну да, а зачем еще нужны ведра? Только помни: набирай полное ведро, это всегда лучше, чем выгребать быстро и понемногу.
Серо-голубые глаза Фангина горели фанатическим блеском, когда он начал театральный монолог о Гонках Великого Равноденствия, их правилах, веселых и не очень сторонах, дресс-коде (единственным требованием которого была экстравагантность) и случаях, когда он сам приближался к призовым местам на расстояние вытянутой руки.
Облонг почувствовал, как над ним завис молот судьбы, и ощущение усилилось, когда Аггс принесла ему костюм кузнечика — зеленые фалды, желто-салатная шапочка с усиками, желто-зеленые полосатые штаны на черных подтяжках и пара древних парусиновых кед, предсказуемо выкрашенных в желтый и зеленый цвета.
Будь Облонг понаблюдательнее, его удивление оказалось бы не столь сильным. Самый эксцентричный магазин одежды в Ротервирде, «Рагамаффин» на Гров Лейн, целый месяц пользовался невероятной популярностью. Готовые костюмы покупали богачи, а средний класс и бедняки брали такие материалы, как перья, ленты, пластмассовые крылья, накладные носы, клювы и поролоновые когти.
Орелия Рок выложила кругленькую сумму за перья и искусственные крылья, собираясь подражать своему тезке — птице Рок.
Стриммер решил не захламлять шкаф и остановился на костюме осы, который надевал на прошлогоднюю победную гонку. Грегориус Джонс доверил выбор костюма своему классу; их задумка показалась ему экзотически милой, и модники 6-Б не подкачали с исполнением. Да, его будет трудно не заметить с пристани.
Мисс Тримбл, взяв за основу викторианский роман из магазина «Безделушки и мелочи», создала костюм викинга с рогатым шлемом и кольчугой из блестящей парчи.
Облонг договорился встретиться с Фангином в «Душе подмастерья», чтобы согласовать финальную стратегию. Паб был забит авторитетными советчиками, которые строили предположения о том, как в этом году поведет себя Ротер; какую трассу лучше выбрать, западную или восточную; говорили о ставках, новых технологиях и, само собой, о погоде.
Облонг нашел два свободных стула в саду и устроился ждать. К его вящему разочарованию, Стриммер оказался проворнее.
— Стул, — рявкнул он, указывая на свободное место.
— Я держу его для друга.
— Мне плевать, для кого ты его держишь. Я-то здесь есть, а его нет. К тому же я местный, а ты — чужак.
Фангин подоспел как раз вовремя.
— А, Стриммер, решил прослушать урок истории? Или этикета?
— Он присваивает чужие стулья.
— Больше не присваивает.
Фангин водрузил на стул свое мощное тело.
— Слышал, вы двое будете в одной лодке, — хмыкнул Стриммер, — вверх по течению и без весла.
— Молодость и Красота, — радостно подтвердил Фангин.
— Только и умеешь, что болтать, — сказал Стриммер, — а твой партнер по команде, кажется, вот-вот обмочит штаны. — Он загоготал над собственной шуткой и отправился к барной стойке.
— Ну да ладно! Теперь урок стратегии! — В глазах Фангина снова появился безумный блеск, когда он достал чертеж. — Значит, вот здесь будет старт — все начнется на рассвете. — Он указал на север от города. — Каждый участник выбирает по жребию восток или запад и, когда река разойдется, следует по тому маршруту, который ему выпал. Финиш вот тут. — Он указал на точку в двухстах ярдах от южного моста. — Но есть один подвох: в Ротервирде есть одна занудная достопримечательность — и я сейчас не про Горэмбьюри говорю, — связанное с приливом подземное течение, поднимающее большую волну, причем всегда на рассвете во время Великого Равноденствия. Она легко может перевернуть половину лодок. Вот тут-то и понадобится особая сноровка.
— Разве мы не будем тренироваться?
Фангин фыркнул в мнимом возмущении:
— Тренироваться? Да мы же любители, Облонг, мы — олимпийцы, последние из вымирающей породы. А теперь обрати внимание на управление. Палками можно загребать, но можно и драться. На концах у них есть мягкие шарики…
Облонг тут же представил себе, как Стриммер толкает его за борт.
— Расслабься! Когда-нибудь пробовал толкаться, стоя в коракле? Это сущая морока и далеко небезопасно. А теперь глянь сюда… — Фангин перешел на заговорщический шепот, когда протянул листок бумаги, исчерканный расчетами, формулами и диаграммами. — Это и есть «Фангиновский вращатель»! Крутится как майский жук, а жалит как оса. — Он прикончил свою пинту «Крепкого» и добавил: — Костюм у тебя, надеюсь, достаточно экзотический?
— Скорее идиотский.
— Вот и молодец! — заключил Фангин и отправился домой, чтобы пораньше лечь спать.
Веселая болтовня с хозяином считалась в «Душе подмастерья» обычным делом, но клиенты полагали, что Билл Ферди в последние две недели имел свои причины для молчания, и уважали его выбор. Ферди засунул письмо Городского совета под стойку, надеясь, что там оно и сгинет. Сегодня, в канун одного из самых суетливых для паба дней, когда все праздновали Гонки Великого Равноденствия, истекал срок последнего предупреждения, и Сликстоун не мог выбрать более удачного времени для мести.
Билл Ферди позвонил в старый моряцкий колокол, которым десятки лет оповещал о закрытии паба, и объявил, что в оставшийся до закрытия час вся выпивка отпускается за счет заведения. Внимательные люди уловили что-то тревожное в этом прощальном жесте.
2. Непредсказуемый исход
Облонг и Орелия встречали утро Гонок Великого Равноденствия в совсем разном настроении. Облонг был не самой ранней пташкой в мире; Орелия же представляла собой чистейший тип «жаворонка». Облонг в ужасе смотрел в свое зеркало; Орелия смеялась над тем, как абсурдно выглядит ее отражение, с несуразно торчащими из самых неожиданных мест перьями и ярко-оранжевым картонным клювом. Облонг с трудом выбрался из дому; Орелия перепрыгивала через две ступеньки.
Тем временем во двор «Компании водных и земельных ресурсов братьев Полк» прибыл Горэмбьюри. Перед ним возвышался дом Полков, пять шестых которого занимали Берт и его стремительно растущее семейство, и лишь в вертикальной пристройке обитал холостяк Борис. Со всех сторон к зданию лепились всевозможные хозяйственные постройки и сараи, в которых размещались многочисленные средства передвижения и мастерские. Шарабан уже выехал со двора с инструментами для починки кораклов, а также экстравагантным костюмом Полка, но персональная машина Горэмбьюри «Кресло арбитра» все еще дожидалась хозяина: ступеньки отполированы до блеска, слева от высокого сиденья — настроенный телескоп, справа — подставка для сборника правил. Сноркел забыл отменить назначение, которое по традиции доставалось лицу, занимавшему должность секретаря Городского совета, и Горэмбьюри не имел ни малейшего желания отдавать кому-то свою последнюю привилегию.
Он нажал на шток стартера, забрался по ступенькам в самый высокий автомобиль в городе, включил противотуманные фары и поехал к реке. Ранний туман предвещал солнечное утро. Горэмбьюри надеялся, что его последние Гонки Великого Равноденствия станут особенными.
Без четверти пять утра стоявшие на дороге вдоль реки участники соревнования выдыхали облачка пара, а прозрачное небо начинало постепенно светлеть. Обрадовавшись тому, что другие облачились в не менее дурацкие костюмы, Облонг зашагал бодрее. Часть зрителей повалила на север, к стартовой площадке, другая — на юг, к финишу, а остальные направились прямо в палатку, где принимали ставки.
Облонг заметил множество своих коллег-учителей, и никто из них даже не пытался сохранять достоинство. Мимо проплыл слегка взлохмаченный, но симпатичный попугай, с апломбом управлявший одиночным кораклом.
— А вот и наш местный историк, — сказала девушка-попугай.
— Облонг.
— Мы уже знакомились, разве не помните?
Облонг припомнил, как на приеме у Сликстоуна неуклюже ответил на ее добродушное приветствие, и нервно ухмыльнулся.
— Милый наряд, вам идет. Вы в паре или один?
— В паре, с мистером Фангином.
— Значит, вас ждут бурлящие потоки с крокодилами!
Облонг сглотнул ком в горле.
— Господь всемогущий! — захихикала Орелия.
В их направлении знакомой пружинящей походкой шагала птица додо с веслом и маленьким ведерком в руке и кораклом под мышкой.
— Фангин! — поприветствовала его Орелия. — А я-то думала, что вы уже вымерли!
— Это лишь вопрос времени, — ответил Фангин, элегантно повернувшись, будто модель на подиуме. Эффект несколько подпортил его болтающийся клюв.
— А где мой… Ой, Облонг, святые угодники… Что ж, команда, лови вспомогательное оснащение!
В мистера Облонга бросили палку с поролоновой боксерской перчаткой на конце, а затем, к вящему ужасу историка, ведро.
— Условия идеальные, — добавил Фангин, задирая голову к небу. В его глазах снова горел безумный блеск.
Тем временем под прикрытием прибрежных ив шел тихий загадочный разговор. На земле лежал расправленный костюм коричневого цвета с парой поролоновых выступов на спине. Рядом стоял коракл с четырьмя башмаками, прикрученными ко дну.
— Гироскопы подсоединяются к подошвам — они поворачиваются вместе с руслом реки и таким образом компенсируют ограниченность обзора. К ним прилагается стопроцентная гарантия!
— В таком-то костюме, Борис?
— Берт, мы — пионеры в нашей области.
Внушив себе веру в успех, близнецы влезли в общий костюм.
На старте у причала уже толпился целый зверинец вымерших видов — птиц, насекомых, экзотических зверей, среди которых можно было заметить даже динозавров. Вдоль деревянных трибун на каждом берегу была протянута золотая лента. Заливные луга между точкой старта и городскими стенами были заполнены публикой с велосипедами.
— Получи флаг для нашего шеста, Облонг, и будем надеяться, что новичкам, как всегда, повезет!
— Что такое флаг для шеста?
— Сюда, сюда!
Супруга директора Сильвия Смит, миловидная женщина с ухоженными каштановыми волосами, стоя у трибуны, раздавала большие конверты, в каждом из которых лежало по четыре карточки с пометками «З» (запад) или «В» (восток) и персональными номерами. У каждой карточки имелась клейкая сторона, и ее нужно было прикрепить к шесту коракла, к боку плавсредства и костюмам участников. Облонгу досталась карточка «З-4», а также подбадривающая улыбка супруги директора.
Мимо прошел Стриммер с флагом «В-7» на шесте. Черно-желтые полоски костюма придавали ему зловещий вид. Даже прозрачные крылья казались скорее уместными, чем абсурдными.
— Черт возьми, — сказал Фангин, услышав новость, — он с другой стороны. Значит, мы не сможем выяснить, что он замышляет. Еще хуже то, что Горэмбьюри его тоже не увидит. Судья всегда сидит с западной стороны. — Он указал на судейскую вышку.
Горэмбьюри устроился на возвышении, одетый в плохо сидящий на нем пиджак и мешковатые фланелевые брюки бежевого цвета, поглядывая то на мегафон, то на сборник правил. Горэмбьюри ощущал некоторый дискомфорт. Все знали о его увольнении, и мало кто отважился поприветствовать его как обычно. Он подавил желание объясниться — не хотелось подводить миссис Бантер, — однако, по мере того как нарастало напряжение участников и публики, его собственные мелодраматические переживания отодвигались на задний план. Ему предстояло проследить за выполнением множества правил, и на личные трагедии времени не оставалось.
Девушка-попугай махала руками и трясла своим оранжевым клювом.
— Желаю хорошо повеселиться, Иона-китобой.
— А ты берегись птиц Рок, — парировал Облонг.
— Прекрати флиртовать с соперниками! — гаркнул Фангин.
Мимо них, небрежно крутя свой одиночный коракл кончиками пальцев, энергичной походкой прошествовал павлин в парадном оперении. Грегориус Джонс вытащил номер «В-33». Его хвост периодически начинал разворачиваться веером и складываться, подчиняясь импульсам приборчика, который модники из 6-Б класса прикрепили Джонсу между лопатками.
Фангина все это не впечатлило.
— Он всегда вырывается вперед на старте, но еще ни разу не выиграл. Единственное, что меня интересует: какой девице повезет быть спасенной в этом году?
Зрители размахивали шестами, к верхушкам которых были прикреплены куклы-талисманы — миниатюрные копии участников, которых поддерживал тот или иной болельщик. Облонг заметил жену Фангина Бомбер, махавшую копией птицы додо, и трясущую игрушечным кузнечиком Аггс. У «З-4» было как минимум два болельщика.
В палатках на обоих берегах, где принимали ставки, записывали текущие расклады на больших школьных досках, указывая настоящие имена в скобках рядом с названиями костюмов: «Додо/кузнечик (Фангин/Облонг)».
Громкоговорители приготовились вещать о ходе гонки и неизбежных происшествиях. На билетах для ставок значилось: «Ротервирдская букмекерская компания. Владелец С. Сноркел». Возле финиша, к югу от города, у самого берега реки располагалась большая палатка «Компании водных и земельных ресурсов братьев Полк» с легендарной вывеской «Ремонт кораклов». Пустой шарабан стоял у причала, готовый в любую минуту доставить поврежденные кораклы к палатке, где им окажут неотложную помощь. Ни одного из братьев Полк, правда, поблизости не было.
Вытянувшая номер «В-37» Анджела Тримбл стояла неподвижно, словно истинный викинг, и держала шест как копье, вертикально. Копна льняных волос ниспадала ей на спину. По ногам от колен до лодыжек вилась шнуровка из бордовых лент. Тримбл отключилась от всех внешних раздражителей и сосредоточила внимание на реке. Где-то выше по течению на скрытой от глаз глубине скоро образуется приливная волна.
Пронзительный голос Горэмбьюри с судейской вышки без устали напоминал собравшейся флотилии правила гонок:
— Упавшие в воду гребцы имеют право вернуться к собственным кораклам, но только к собственным. Правило 16–4б. Двойной коракл имеет право финишировать с одним членом команды. Правило 17.
— А ну просыпайся! — рявкнул Фангин.
Пристыженный Облонг прыгнул в коракл и чуть не вывалился из него с другой стороны. Лодка оказалась очень легкой.
— Иди на корму! — закричал Фангин, все больше оживляясь.
Облонгу казалось, что у открытой круглой лодки никакой кормы быть не может.
— Куда это — на корму?
— Ну я-то сижу спереди, идиот.
Коракл опасно покачнулся, когда Облонг умостился за Фангином.
— Тактика номер один — сначала гребем назад, чтобы потом плыть вперед.
Эта фраза показалась Облонгу еще более загадочной, и только потом он заметил, что «Кресло арбитра» и добрая треть флотилии — кораклов сорок — неспешно движутся от линии старта вверх по течению, прежде чем развернуться и снова подойти к стартовой черте.
— Гонку нужно начинать, когда наберешь скорость, — пояснил Фангин. — Сначала идем вверх, ты работаешь веслами, я — шестом. Буду отгонять пиратов.
Пока они разворачивались, небо цвета глубокого кобальта стало серебриться на востоке. Недалеко от них Горэмбьюри озвучивал последнее предупреждение:
— Правило 13с. Все кораклы должны находиться на максимальном расстоянии в двадцать ярдов от стартовой черты на момент начала гонки. Нарушение правила ведет к дисквалификации.
А затем произошло одновременно несколько событий: глухой подземный гул постепенно перерос в рев, а потом и в вой; вода начала бурлить, будто вот-вот закипит; из-за холмов на востоке показалось солнце, а на Северных и Южных воротах грянули пушечные залпы, выпуская шлейфы зеленого дыма, чтобы возвестить наступление весны.
Орелия решила работать шестом и оставить весло для экстренных случаев. Она быстро поняла, что нужно следить, чтобы центр тяжести всегда находился в центре лодки, иначе коракл будет крениться в одну сторону, а сама она — в другую.
Стриммер осмотрел поле боя и не нашел ни единого конкурента. Джонс будет действовать как обычно. С Тримбл он справится. Фангин, само собой, слишком стар, чтобы создавать проблемы, да еще нашел себе якорь в виде этого болвана историка. У Рок хорошая порода, но нулевой опыт.
— Никаких грязных делишек, Стриммер! — погрозила ему пальцем Тримбл, проплывая мимо.
— Да разве я когда-нибудь…
— Как насчет прошлого года? — жестко добавила мисс Тримбл.
О ценности своего помощника Фангин думал примерно то же, что и Стриммер. Облонгу не хватало моряцкой выдержки, вот и сейчас все его внимание было поглощено верхней частью костюма мисс Тримбл.
— На что уставился? — гаркнул Фангин. — Нас уже школьный привратник обгоняет — ну что за позорище? Держись от нее подальше, мужик…
Фангин отбросил в сторону свой клюв птицы додо, и тот в очередной раз со щелчком ударился о шест. Они медленно, но уверенно набирали скорость. Когда лодки вернулись на стартовую площадку, вода, которая минуту назад серебрилась, как рыбья чешуя, теперь заблестела полированной медью.
— На центр поля! — крикнул Фангин. — Как раз оттуда мы и хотим начать.
Облонг сдерживал внутренний ужас размышлениями об истоках этой традиции. Может быть, Ротервирд завоевали или спасли с помощью кораклов, а может, здесь их и изобрели. Или какой-нибудь странник прибыл сюда на коракле и с тех пор мода прижилась? В разгадывании подобных тайн и заключалась работа историка. Пока он давал волю воображению, Фангин согнулся и, схватившись с двух сторон за борта коракла, прошептал:
— Она идет, господи спаси, она идет…
Большинство участников уже сталкивалось с волной, но та всегда появлялась в неожиданном облике и в неожиданный момент — возвышалась слева и падала вправо, или наоборот, или поднималась посредине и закручивалась по краям. На этот раз река превзошла сама себя, вздымаясь и справа, и слева, и спадая только посередине, — таким образом, все кораклы сначала сбились в общую массу, а потом разлетелись по сторонам. Участникам приходилось не только бороться за жизнь, но и держаться правой или левой стороны, в соответствии с заявленным флагом.
Когда волна ударила, Горэмбьюри разрезал золотую ленту в знак начала гонки, и тут же начался хаос. Все принялись кричать и отчаянно жестикулировать, тем временем лодки крутились и врезались друг в друга, поднимались и падали. Несколько дебютантов-неудачников пробили шестами дырки в днищах собственных кораклов; другие упали в воду и не могли забраться обратно в коракл, пока не рассеется толпа. Наблюдатели выкрикивали возгласы одобрения и насмешки; участники сыпали проклятиями и подбадривали своих, а Горэмбьюри отмечал все нарушения, каждый раз при необходимости сверяясь с книгой правил.
Благодаря то ли удаче, то ли своевременным действиям Орелия успела проскользнуть на маршрут сразу, как только разрезали ленту, и, воспользовавшись преимуществом, возглавила гонку. Уклонившись от бокового удара шеста Стриммера, как опытный моряк, она ощутила в себе победный дух прапрадеда. После чего пригнулась, чтобы понизить центр тяжести.
Много западных номеров вынесло на восток, а восточных — на запад, поэтому толчея на главном течении продолжалась даже после того, как волна наконец ушла. Еще нескольких участников смыло за борт. Гироскопы братьев Полк не справились с таким количеством противоречивой информации, и прикрученные к дну ботинки повели Бориса влево, а Берта вправо. Под треск разрываемых липучек близнецы вывалились из костюма верблюда. Привинченные ко дну коракла ботинки продолжали крутиться, будто в них вселились привидения.
Братья выбрались на берег.
— Осталось чуть-чуть доработать. Нам почти удалось, — заявил Борис.
— Если бы ты занялся счетами, то быстро перестал бы волноваться о своих доработках! — ответил Берт.
Изобретательность Бориса приносила семейному бизнесу не меньше пользы, чем таланты Берта в области ремонта и ведения счетов, но Борис признал за братом право на упрек. В конце концов, гонка обещала принести им неплохой доход.
Тем временем Стриммер наносил окружающим едва ли не больший ущерб, чем волна. Для начала он заехал по голове паре лягушек — команде, которая немного вырвалась вперед. Каждый толчок или удар он сопровождал торжествующим воплем. Оставляя за спиной пустые кораклы, оса свернула в восточный приток Ротера — впереди маячила только мисс Тримбл.
Фангин пригнулся, а Облонг вообще закрыл глаза: это был самый ужасный аттракцион в его жизни. Коракл взмыл к небу, проскользнул по одной из стенок волны, покачался на гребне, а потом упал обратно вместе с ушедшей водой. Желудок Облонга пострадал не меньше его равновесия. Фангина, судя по его виду, совершенно не волновал тот факт, что они оказались в самой гуще гонки.
Орелия доверилась инстинктам и поймала волну, вытянув шест горизонтально, как делают канатоходцы. Была ли причиной тому удача или наследственный талант, но ей удалось сохранить небольшое преимущество.
Несмотря на громкие заявления, Фангин позволил их кораклу отплыть назад и болтаться в хвосте оставшихся западных номеров. Расчистив немного свободного пространства и рассчитав маршрут, он, подбоченившись, объявил:
— Леди и джентльмены, представляем вашему вниманию «Фангиновский вращатель»!
Птица додо коснулась шестом дна и необычным, почти танцевальным движением в несколько оборотов закрутила коракл так, что тот совершил решительный бросок вперед. Хохот и насмешки сменились восхищением, когда пять минут спустя коракл «З-4», уже проходя под городскими стенами с западной стороны, обогнал попугая и вырвался вперед у восточной станции.
— Научился у боливийского водного жука! — прокричал биолог.
Многие зрители бросились делать ставки на Фангина и Облонга, и кассиры с радостью принимали наличные. Фангин уже не раз самым впечатляющим образом упускал победу на Гонках Великого Равноденствия — но коэффициент на его победу на всякий случай понизили.
Когда Ротер разделился, уводя западные номера на одну сторону города, а восточные — на другую, решительные болельщики последних направились через северный мост в Гроув Гарденс, чтобы держать своих в поле зрения.
Как никто другой, привлекал внимание Грегориус Джонс, добавивший к официальным правилам собственный кодекс чести: он нападал лишь на тех, кто атаковал первым, и громким криком предупреждал всех, кто, как ему казалось, мог пострадать от Стриммера и ему подобных. А главное, Джонс не забывал об элегантности, вращая шестом и блистая костюмом после каждого удачного маневра, при этом его хвост произвольно раскрывался и закрывался. С берега, а затем и с перил на Гроув Гарденс ученики 6-Б подбадривали своего героя, размахивая павлиньими перьями.
Мисс Тримбл, весьма решительно настроенная, возглавляла восточные номера и неотрывно смотрела вперед, пока вопль Джонса и беглый взгляд за спину не подсказали ей, что нужно готовиться к обороне. К ней, держа шест на плече, подобно копью, неумолимо приближался Стриммер; поролоновый шарик на острие все ближе подбирался к ее лопаткам. Она прикинулась усталой, а когда Стриммер приготовился атаковать, резко сменила курс. Стриммер так сильно ударил шестом в воздух, что потерял равновесие и упал, стукнувшись о борт голенью, и с трудом удержался в лодке.
В пылу восторга Тримбл не заметила, как упавший было Стриммер снова поднял шест и тщательно прицелился. С шипением сжатого воздуха шест вытянулся на треть от первоначальной длины и угодил прямо в левое плечо мисс Тримбл. Она с громких всплеском плюхнулась за борт, чем вызвала разочарованные стоны в палатке для ставок. Ее считали темной лошадкой. Удлиненная часть шеста так быстро втянулась обратно, что все решили, будто мисс Тримбл просто потеряла равновесие. Оса выбилась вперед, навстречу противникам с восточной стороны, в полной уверенности, что потопление мисс Тримбл избавило его сразу от двух соперников.
И Стриммер был прав: как и в предыдущие годы, вид тонущей женщины оказался фатальным для Грегоруиса Джонса.
— Джонс спешит на помощь! — крикнул он и прыгнул в воду.
А мисс Тримбл ничуть не желала, чтобы ее спасали.
— Отцепитесь, придурок! — выпалила она, и грудь ее заходила ходуном от возмущения.
— Все в порядке, девушка, я преподаю спасение на водах…
— Отвали!
И только после еще нескольких реплик и попытки мисс Тримбл отмахнуться от Джонса веслом спасатель наконец сдался. Оба выбыли из гонки за победу, но мисс Тримбл, даже лишившись шлема, выровняла свой перевернутый коракл, снова забралась в него и вернулась на маршрут. Джонс, печально сидевший на отмели, пока оторванный павлиний хвост уплывал по течению, сообщая грустную новость его болельщикам в южной части города, внезапно ощутил прилив страсти. Анджела Тримбл вернулась в гонку. Она проявила характер. Она знала кодекс чести.
К ужасу Стриммера, целых три западных номера достигли слияния Ротера раньше его и находились всего в двух сотнях ярдов от финиша.
Именно в этот критический момент у «Фангиновского вращателя» возникла проблема. После столь сильного всплеска активности начали брать свое и годы, и его новая диета уволенного учителя, состоящая из крепкого пива с ризотто. Лишившись дара речи от изнеможения, Фангин передал управление в руки Облонга, который, в отличие от напарника, не проводил часы тренировок, имитируя движения боливийского водяного жука.
Точно свихнувшийся танцор, лишенный всякой элегантности и чувства ритма, коракл наматывал круги без продвижения вперед. Фангин, схватившись за голову, стонал, пока одни зрители хохотали, а другие молчаливо наблюдали за ними (в зависимости от того, какие ставки они сделали).
Орелии Рок хватало и чувства ритма, и элегантности. Ее легкое суденышко опередило двухместный коракл Фангина. Бедра с лодыжками ныли, но Орелия все равно получала море удовольствия. Она видела, как слева набирал скорость Стриммер. Соревнование у финиша будет не из легких.
— Нас обошла продавщица антиквариата! — хмыкнул Фангин.
Мокрый и униженный, Облонг сделал последнюю попытку. Дважды прокрутился вокруг своей оси, изо всех сил уперся шестом в дно и оттолкнулся ногами. И по какому-то чудесному стечению обстоятельств коракл рванулся вперед. Изумленный Фангин выпал за борт, а Облонг взмыл высоко в небо. Пустой коракл продолжил движение по заданной траектории. Из новой выгодной точки обзора Облонг мог наблюдать за взорвавшейся хохотом толпой.
Затем он бросил взгляд вниз, и в голове созрела простая идея. Он станет настоящим кузнечиком. Приземлившись в коракл Орелии, он случайно сбросил ее в Ротер, к Фангину, а сам оттолкнулся шестом и снова взмыл в воздух. Стриммер мчался вперед, в победном жесте воздев кулак.
И тут, будто по мановению волшебной палочки, у него на глазах вынесло вперед пустой коракл Облонга. Подражая фангиновской стойке серфингиста, Облонг удивительным образом, как прирожденный гимнаст, приземлился в лодку. Рванувшись вперед от нового толчка, коракл ускорился и поравнялся с осой. Соперники одновременно сорвали финишную ленту. Сноркел, который был занят подсчетами прибылей, от изумления сломал карандаш. Ничья означала, что победителей стало двое, и ставили на них щедро. Рок пришла второй (третьей, если считать ничью), а мисс Тримбл приплыла пятой, сразу за парой летучих мышей.
Вглядываясь в телескоп, Горэмбьюри мог только пожимать плечами.
— Жулик! — закричал Стриммер. — Требую пересмотра!
У подиума Стриммера и Облонга обступила толпа. Спустя какое-то время к ним присоединился мокрый Фангин.
— Он — чужак, — протестовал Стриммер. — Он не считается, по крайней мере, не один.
Тем временем Облонг больше думал о том, как извиниться перед Орелией.
— Никогда не извиняйтесь за проявленную смекалку, — ответила она.
Подъехала судейская вышка. Горэмбьюри смаковал те редкие моменты, когда закон наглядно демонстрировал свою силу в присутствии множества людей. Он говорил с торжественностью судьи, выносящего приговор:
— Правило 37 гласит: «Управляющему или управляющим победившим кораклом предоставляется честь водрузить летний флаг на башню Ротервирдской церкви в полдень весеннего равноденствия». В издании 1675 года также есть примечание со следующей сноской…
— Не тяни, Ску-ка-мбьюри! — крикнул какой-то зевака из толпы.
Горэмбьюри достал из-под трибуны потертый томик в кожаном переплете, размером с записную книжку, и открыл на нужной странице:
— «В маловероятном случае, когда выходит ничья, первый участник от каждого коракла, преодолевшего финишную прямую, будет соревноваться с другим в гонке на верхушку церковной башни. Первому, кто коснется флагштока, достанется честь и высокая привилегия поднять флаг равноденствия…» Значит, мистер Стриммер будет соревноваться с мистером Облонгом.
— Не беспокойтесь, дамы и господа, — широким жестом успокоил толпу Стриммер, — он все равно не знает дорогу и не имеет ровно никаких шансов.
Палатки опять начали принимать ставки, правда, недолго. Никто не ставил против Стриммера, хотя Облонг и получил одобрительный хлопок по спине от мокрой мисс Тримбл.
— Легендарный прыжок, — произнесла она, — воистину легендарный.
Шумная ватага зрителей и спортсменов в потрепанных костюмах последовала по Голден Мин к церкви следом за Горэмбьюри и двумя победителями.
Даже братья Полк бросили работу, чтобы посмотреть на первую на их памяти ничью Гонок Великого Равноденствия. Городские служащие быстро окружили церковь защитной лентой, заставляя толпу отойти назад.
— Волнуешься? — произнес Стриммер. — И правильно делаешь.
Горэмбьюри сменил свой мегафон на стартовый пистолет и зачитал правила решающего раунда:
— Флаг находится в том же месте, что и флагшток, и это не удивительно. Первый, кто до него доберется, поднимет флаг и таким образом станет победителем. Играйте по-честному, джентльмены. Нам не нужны несчастные случаи.
Облонг не видел ни малейшего шанса для каких бы то ни было случаев. Стриммер знал церковь, а он — нет. Все должно было закончиться очень быстро.
— На старт… держитесь своих дорожек… начали!
Когда рявкнул пистолет, Облонг, к всеобщей радости, подпрыгнул от неожиданности. Стриммер рванулся ко входу в церковь и, не обращая внимания на дверь, начал карабкаться по каменным ступенькам, встроенным во внешнюю стену.
Облонг подергал дверь. Та оказалась запертой. Последовал новый взрыв хохота.
— На дорожку! — закричал ему Ромбус Смит. — Западную!
Облонг залился краской. Он не имел ни малейшего представления, что сейчас происходит. И тогда сквозь гул толпы до него донесся бас Фангина:
— Лезь наверх, парень, карабкайся!
Он увидел, как Стриммер идет по крыше через неф в направлении башни, и все встало на свои места. Стриммер вытянул карточку с востоком — значит, должен начинать спереди. Он же вытянул запад, поэтому должен был зайти сзади и подниматься не внутри, а по внешней стене.
Облонг перепрыгнул через ограду кладбища и обнаружил два параллельных ряда каменных ступеней на обратной стороне, возле северного угла церковного фасада. Ступени поднимались до парапета башни высоко у него над головой.
Чувствуя, что Облонг покажет спектакль поинтереснее, толпа хлынула за ним через кладбище.
Предельно сосредоточенный, Облонг видел перед собой только серо-зеленые камни и ступенька за ступенькой лез вверх, пока не добрался до точки соединения нефа и башни, отмеченной козырьком крыши и узкой водосточной канавки, через которую ему предстояло перепрыгнуть, чтобы добраться до следующего ряда камней. Чуть выше выступали решетчатые окна колокольни.
Карабкаясь на карниз, Облонг нарушил главное правило концентрации и посмотрел вниз, а затем снова вверх. Небо закружилось вместе со зданием. Он почувствовал, как между лопатками прошел холодок. Парализованный головокружением, Облонг постарался сосредоточиться на маленьком красном паучке, чтобы прийти в себя. Наконец он смог поставить правую ногу на следующий камень и возобновил подъем.
Утро выдалось спокойным, поэтому внезапный порыв ветра застал его врасплох. Облонг сорвался, болтая в воздухе длинными ногами и держась одной левой рукой. Благодаря чудесному стечению обстоятельств ветер прижал его к окну, и он сквозь ставни ввалился внутрь колокольни. Поднявшись на ноги, Облонг обнаружил связку из двух больших и четырех маленьких колоколов — но это были еще цветочки по сравнению с изумительными фресками на стенах. Фрески показались ему прекрасными и, судя по цветам и относительной наивности, очень древними.
На западной стене были изображены сцены земледелия — кукурузные поля, люди, собирающие урожай, мужчины с серпами, лошади, хутора, рыбаки, птицы; более ранняя версия Ротервирда без сторожевых ворот и башен.
На южной стене красовался Ротер, заполненный кораклами, в которых сидели мужчины и женщины, — их спешка объяснялась приближением к городу колонны солдат. Римляне. Облонг различил знамя с буквами SPQR — Senatus Populusque Romanus.
Северная стена напоминала картину Судного дня — одного солдата тащили к мрачной двери, из которой он затем появлялся с мордой и усиками, похожий на горностая; второй тем временем ждал своей очереди. По всей видимости, это были пленные легионеры — только зачем было надевать первому звериную маску? У Облонга возникло подозрение, что здесь была изображена какая-то ритуальная казнь в честь празднования победы.
В основании восточной стены было нарисовано растение с зелеными стеблями и единственным бутоном. Рядом с растением раскинуло свои ветви необычное дерево, усеянное цветами. В противоположном дереву верхнем углу на фоне цветов и ягод трубили трубачи и выплясывали танцоры, что в контексте других сцен выглядело совершенно несуразно. Центральная секция была испорчена сыростью, которая в реакции с красками фрески образовала расплывчатые фиолетовые пятна, откуда — должно быть, благодаря особенностям какого-то пигмента — пугающим образом торчали отдельные руки и ноги. Под сценой были выведены символы: «MXVII».
Отпечатки ног историка четко просматривались на густом ковре из пыли. Сюда много лет никто не заходил.
Крики публики возвестили победу Стриммера. Облонг не сумел заставить себя снова карабкаться по внешней стене. Он обнаружил запертый с внутренней стороны люк, который вел в соседнюю комнату с голыми стенами, а оттуда уже по настоящей лестнице спустился в альков за хорами. На этот раз удача ему улыбнулась. Дверь церкви была открыта.
На улице толпа со всех сторон обступала Стриммера, его подняли и начали подбрасывать в воздух. Стриммер морщился, ни секунды не наслаждаясь вульгарностью происходящего, а Облонгу удалось незаметно протиснуться мимо, на этот раз без издевок, — его просто проигнорировали. Зрители стали расходиться по домам. Облонг ощутил знакомое беспокойство, вызванное не столько результатом гонки, сколько ее последствиями, которые он не мог толком объяснить.
— Браво, Облонг! — Подошел его верный поклонник Борис Полк. — Полагаю, Грегориус снова испортил себе всю малину. И какую леди он на этот раз осчастливил?
— Мисс Тримбл.
— Парень никак не возьмет в толк, что женщин нужно не спасать, а сражать наповал. Извини, пора бежать — Берта завалили работой, этот год оказался богат на поломки.
Облонг прошелся к «Душе подмастерья», но обнаружил только прибитое к двери объявление: «Закрыто в ожидании нового руководства — по приказу лицензионного комитета». Теперь все встало на свои места: ротервирдцы столетиями собирались в «Душе подмастерья», чтобы обсудить результаты Гонок Великого Равноденствия. Но в этом году их вынудили пить домашнюю бурду в церковном дворе.
Приметил Облонг и красноречивую подсказку: имя Сноркела на объявлении не указывалось — конечно, ни к чему напрашиваться на дурную славу. Облонг заглянул внутрь. Люди таскали связки проводов, а на барной стойке стоял ящик для инструментов с красной надписью «СЛИКСТОУН Электрикс». Облонга поразило, как безропотно этот консервативный город перенес столь радикальные перемены.
На коврике у входной двери его поджидали две записки.
Многоуважаемый серебряный медалист!Ваш товарищ по приключениям,
Благодарю за поддержку, Ваше представление превзошло все ожидания.Шкипер
P. S.: Чудовищные новости о «ДП».
Вторую записку он разобрал с большим трудом.
Дорогой сэр,
вы заставили вашу экономку гордиться вами, честно. А.
Облонг решил отправиться на заслуженный отдых, но сон никак не шел. Перед глазами продолжали плясать фрески колокольни. Саксонское крестьянство и привычный годовой цикл — сцена никак не вязалась с нынешней неприязнью города к «деревенским», но откуда же она тогда взялась? Потом, это странное изображение расплывчатой двери и появляющихся из нее клонов человека и зверя, и число «MXVII». Он инстинктивно перевел его в арабское — получилось 1017, и тут же он резко вскочил с постели и рванулся к ящику с носками, откуда достал записную книжку Роберта Фласка.
«СТОЛ КАР АСХ 1017».
Облонг отругал себя за глупость: как можно было упустить связь между MXVII и 1017? Дата и образы собирателей урожая в простых одеждах на фресках вызвали вспышку вдохновения: «АСХ» — имеются в виду «Англосаксонские хроники»!
По счастливому стечению обстоятельств в старых университетских заметках Облонга осталась распечатка с содержанием событий «Хроник» начиная с 1000 года. Краткая запись за 1017 год оказалась чтивом не из приятных: даны, сметая все на своем пути, проделали путь от Кембриджа до Нортгемптона и Бедфорда, а затем направились в Уэссекс: это время было исполнено страданий. Никакой связи с Ротервирдом не обнаружилось, но Облонг продолжал верить в свою правоту.
Заказчиком «Хроник» был король Альфред. Каждая из девяти сохранившихся копий имела свои отличия, оригинал же был давно утерян. Копии распространялись по различным монастырям, где их дополняли местные книжники. Старейшая из сохранившихся копий находилась в Винчестере. Семь из десяти книг содержались в Британской библиотеке. В заметках Облонга цитировались работы эксперта Британского музея по раннеанглийским рукописям по имени доктор Пендел.
Хотя Облонг и признавал тот факт, что, следуя по стопам Фласка и копаясь в прошлом, нарушал собственный контракт, он успокаивал себя тем, что миссия историка несла не меньше обязательств. На следующее утро он сел в шарабан, отправился в Хой и отыскал телефонную будку. Его долго переключали от одного отдела к другому, пока ему наконец удалось связаться с нужным человеком.
— Дональд Пендел, — произнес голос, больше напоминавший сухое, точно пыль, карканье.
Раскрыв записную книжку, он представился в ответ:
— Облонг, Джона Облонг.
— Полагаю, вы живете в согласии с собственным именем — oblongus на латыни значит «довольно длинный».
Облонг проигнорировал это замечание:
— Я звоню вам из Ротервирдской школы.
— Как необычно. Вы уже второй такой за последние полгода. И, как я уже говорил вашему коллеге, частица «вирд» в Ротервирде происходит от саксонского «сбываться» — другими словами, от слова «судьба». А если вы звоните по поводу «Хроник», то ваш мистер Фласк может и сам все объяснить.
— Боюсь, он нас покинул.
— Мне за это не платят, Облонг.
— Простите…
— Есть только две записи, которые датируются 1017 годом и имеют похожее содержание. Они закачиваются упоминанием об очень холодной зиме, но интерес представляет скорее лето.
Облонг услышал шорох бумаг. Должно быть, Фласк задавал тот же вопрос. Он определенно шел по верному следу. Пендел снова захрипел:
— Это из Вустера: «В те дни монстр нагрянул на Ротервирдскую ярмарку летнего солнцестояния в поисках жены. Город спасли Зеленый Человек и Молот». И из Винчестера: «Странные вести доносятся из деревни Ротервирд. Жрец-друид заявляет, будто на местную ярмарку летнего солнцестояния явилось чудовище с цветком середины лета. Всех спасли Зеленый Человек и Молот».
Облонг вспомнил необычное цветущее растение на фреске.
— Известно ли вам что-нибудь о цветке середины лета?
— Хочу вас заверить, что такого цветка в природе не существует. Я проштудировал такие книги, как «Беовульф», «Сэр Гавейн» и «Флора Британии». Проверил все библиотечные труды по ботанике. И даже не спрашивайте о скандинавских мифах, их я тоже прочел. Что касается Молота, то мне кажется, что так прозывали данов, за которых вы и правда не захотели бы выдавать своих дочерей, но о нем тоже не нашлось никаких упоминаний. Зеленый Человек считается традиционным божеством плодородия и символом перерождения. Его изображение можно обнаружить в церквях или языческих капищах, а одно даже висит на входе в прекрасный редингский паб. Здесь я возлагаю вину на монахов — они были большими охотниками до психоделических грибов.
— Я вам несказанно благодарен.
— Ну что ж, похоже, пора старику Пенделу возвращаться к тому, чтобы зарабатывать себе на прожитье. И еще вот что запомните: в саксонском языке семь гласных и шесть дифтонгов, но из него позаимствованы сотни современных слов. В том числе слово «прощайте». — С этой многозначительной репликой Пендел повесил трубку.
Облонг чувствовал, будто у него на плече сидит призрак. Фласк уже и здесь побывал, только его сюда привели не фрески. Он задался вопросом, написал ли Фласк свою заметку про «АСХ 1017» до или после разговора с доктором Пенделом. И, что еще важнее, какое значение могла иметь вся эта белиберда?
Наконец Облонг с грустью отметил, что порой новая информация только глубже погружает тебя в тайну.
Нынешние Гонки Великого Равноденствия уже получили в городе статус уникальных — первая ничья за последние сто лет; появление чужака; двойственное чувство уважения к его мастерству управления кораклом, тут же прошедшее после того, как он устроил фарс, отказавшись подниматься на башню. Во всеобщем веселье не принял участие только один человек.
Исполнив свою последнюю официальную обязанность, Горэмбьюри поплелся домой. Платить за аренду в апреле ему будет нечем. Привыкший к занятости ум остался без дела, катушки и шестеренки, которые прежде крутились, не зная усталости, теперь покрывались пылью — вот и готовый рецепт тяжелой депрессии.
3. Опасная игра
Попытки актрисы изучить характер сэра Веронала закончились там же, где и начались, — ни в его комнате, ни в библиотеке, ни в любых других помещениях не обнаружилось ничего примечательного. Оставалось надеяться разве что на кабинет на первом этаже, но тот был вечно заперт, а единственный ключ хранился у сэра Веронала — по крайней мере до тех пор, пока ловким движением руки она не сделала его оттиск на бруске мыла. Затем следовало отнести оттиск в мастерскую на Итерс Уэй. С самого приезда актриса томилась в четырех стенах.
Согласно устоявшемуся клише, женский персонаж ее положения в комедийной пьесе был бы преисполнен хитрости, но сейчас актриса чувствовала, что для роли леди Сликстоун лучше подойдет личина правдолюбия. К тому же она сомневалась, что в данной ситуации комедия являлась уместным жанром.
— Миссис Бантер пригласила меня на чай. Могу ли я пойти к ней?
Сэр Веронал нахмурился.
— Да, пожалуйста, — и расспросите ее насчет моего приобретения. Эта несчастная — хозяйка магазина «Безделушки и мелочи», где я приобрел кое-какие камешки. Выясните, откуда они взялись, и все, что она об этом знает. Если понадобится, торгуйтесь.
После вечеринки ее интерес к «мужу» усилился. Поначалу Ротервирд вселял в Сликстоуна неуверенность, но в последнее время он изменился, приобрел азарт, который никогда на ее памяти не отличал его как дельца. Сэр Веронал продолжал искать какой-то важный для себя элемент, но, как она подозревала, искать оставалось недолго.
— Нужно ли мне самой что-нибудь знать об этих камнях?
— Только то, что их происхождение — загадка, которую стоит разгадать.
Актриса прекрасно понимала, что давить на него не имеет смысла.
— Я доложу о результатах.
Когда она вышла из комнаты, сэр Веронал позвал Родни.
— У меня есть для тебя задание. Сможешь на время вспомнить прошлую жизнь.
Он дал указания, подчеркивая необходимость держать ухо востро и с удовольствием отмечая растущее в мальчике уважение, по крайней мере к нему. Отдав распоряжения, сэр Веронал удалился в свой кабинет, чтобы записать откровения прошлой ночи. Его удручал тот факт, что воспоминания не приходили по желанию. Они являлись только во сне, и, за некоторыми исключениями, самые ранние и глубокие приходили первыми. Заметки оставались обрывочными. Он вспомнил, как родители не могли поверить в его не по годам развитые таланты, удушающую заботу матери и подозрительность отца. Воспоминания были одновременно умственными и зрительными. Он вспомнил, как его стремление к переменам было удовлетворено после переезда в большой замок в Лондоне, какие смешанные чувства он испытывал, когда узнал, что будет жить с такими же одаренными детьми — девятью детьми, если быть точнее. Но, в отличие от остальных, он понимал, что сила интеллекта — ничто без силы духа. Таинственное путешествие, смена повозок и приезд в Ротервирдское поместье — все эти образы вернулись. Он даже вспомнил их учебное расписание и библиотеку Грассала.
Но, скорее всего, эти события лишь предшествовали главному: ведь должен же он был — благодаря какому-то темному чуду — приобрести дар управления молниями. Каждую ночь он с нетерпением задувал свечу.
Актриса наслаждалась прогулкой, ее часто узнавали и вежливо приветствовали. В модернистских постановках зачастую принято свободно расхаживать по залу.
Выбранный ею слесарь по замкам на Итерc Уэй ничего не сказал о куске мыла и пообещал изготовить точную копию к шести. Он настоял на том, что денег не возьмет — в знак благодарности за вечеринку. Речь Валорхенд, по всей очевидности, не повлекла за собой никаких пагубных последствий.
Миссис Бантер встречала ее у двери в кашемировом джемпере, стильной юбке и элегантных туфлях.
— Вы оказываете мне большую честь своим приходом, леди Сликстоун.
Меблировка гостиной говорила об умеренном богатстве, социальных амбициях и приличном, хотя и лишенном воображения вкусе — именно так могла бы выглядеть сценическая ремарка в печатном варианте пьесы. На первый взгляд миссис Бантер казалась типичным водевильным персонажем, недалекой и наглой светской львицей. Она предложила гостье китайский чай с бисквитом, строго соблюдая все правила этикета.
— Как вы догадались, что я люблю «Лапсанг»? — спросила актриса, задавая аристократический тон на первые двадцать минут беседы.
Миссис Бантер посоветовала ей парикмахера, подсказала единственный достойный этого названия маникюрный салон и сообщила о вечерах у Сноркела. Упомянув несколько известных имен, она разрезала бисквит, при этом ухитрилась перепачкаться в муке.
Переход к серьезному разговору оказался неожиданно резким:
— Боюсь, я обидела вашего мужа.
Актриса ответила ей в тон:
— Боюсь, что так оно и есть.
— Вам известны обстоятельства этого инцидента?
— Он назвал вас алчной.
Миссис Бантер сменила тактику:
— Меня изгнали из общества, леди Сликстоун, и только за хорошую деловую хватку. — Она достала письмо Сноркела. — Ваш муж приобрел у меня кое-какие камни. Я всего лишь позаботилась о том, чтобы запросить достойную цену. Уверена, что он поступил бы на моем месте так же.
Актриса задумалась, соображая, чего в этой ситуации требовал сценарий. Она почувствовала дыхание силы, приходящей с импровизацией. Играй, как пишешь, — по собственному сценарию. Солгать или сказать правду? И если солгать, то в какой форме? Она решила, что сцене не хватает накала.
— И это все?
— Я полагала, что меня не пригласили на вечер по случайному недоразумению. Вероятно, я ошибалась.
— Расскажите поподробнее.
Миссис Бантер изложила тонко отредактированную версию событий, происходивших при продаже камней, а затем намекнула на возможный выход из ситуации.
— Проблема с такими людьми, как сэр Веронал и мистер Сноркел, заключается в том, что к ним нелегко пробиться. Мне нужен влиятельный человек, который бы замолвил за меня словечко.
Актриса не вызвалась на эту роль. Она попросила описать камни.
— Как бусины, только без отверстий, — но цвета красивые и необычные.
— Стоят ли они того, что он заплатил?
Миссис Бантер выпрямилась.
— На каждый странный товар всегда находится коллекционер, готовый раскошелиться. Сэр Веронал это, несомненно, понимает.
— Где же вы их достали?
Миссис Бантер прищурилась.
— Удачный ход нуждается в достойном ответе.
— Я не обладаю большим влиянием.
Миссис Бантер поцокала языком.
— Все жены обладают определенным влиянием. Ведь они так много знают. — Рот миссис Бантер растянулся в холодной ухмылке, и актриса ощутила укол неприязни. — Я тоже люблю тайны, именно поэтому прекрасно умею наблюдать, оставаясь в тени. К примеру, мне известно, что вы уже второй раз выходите из поместья.
— Второй раз?
— Многие считают время между двумя и тремя часами утра самым подходящим для незаметных прогулок по городу, но у меня острое зрение и прекрасная площадка для обзора. Я знала, что сэр Веронал придет в то утро за покупкой, потому что еще накануне ночью видела его с его юным другом, — они толклись перед моим магазином, будто парочка рождественских хористов. Именно поэтому я и заглянула в самый подходящий момент. — Миссис Бантер остановилась, ожидая, пока информация дойдет до адресата. — Но, конечно, в ту ночь вы и сами за ними следили, несомненно, заинтригованная их странной прогулкой. Вы не пошли с ними вместе, потому что вас не пригласили, а не пригласили вас потому, что не захотели.
Актриса пересмотрела свое первоначальное мнение. Нет, на сцене перед ней стоял не водевильный типаж. Миссис Бантер оказалась намного более глубоким и мрачным персонажем.
Голос миссис Бантер поднялся на полтона:
— Он не стал бы рассказывать вам о своих мотивах и целях, верно? Он — один из тех мужчин, которые не любят, когда за ними следят, и от вас ждут примерного поведения.
Миссис Бантер умолкла. Из своей сумочки она выудила записную книжку в кожаном переплете. На корешке актриса заметила инициалы «Са-Со». Миссис Бантер по-хозяйски похлопала книгу по обложке.
— Вы вышли из поместья в два часа тринадцать минут пополуночи.
Актриса позволила себе изобразить улыбку, отмечая, как хитро закручивается интрига. Миссис Бантер, может быть, и не являлась тем, чем казалась, — но то же самое можно сказать и о ней самой.
Актриса осторожно ответила:
— Вероятно, ему потребуется ваше извинение. Возможно, он даже захочет вас нанять. Он такой.
Нанять! Ненависть миссис Бантер мгновенно рассеялась. Только подумать, влиться в свиту первого рыцаря королевства! Ее голос тут же смягчился:
— Помогите мне, леди Сликстоун. Я никогда не забываю оказанных услуг.
— Тогда скажите, откуда взялись камни.
— С удовольствием так и сделаю, как только меня полностью восстановят в правах.
Вместо ответа актриса состроила тонкую гримасу, намекающую на женское взаимопонимание.
Ключ она забрала на обратном пути. Актриса надеялась, что теперь получит достаточно средств для того, чтобы поднять свою роль на новый уровень.
В соответствии с «искренним стилем» леди Сликстоун она честно рассказала сэру Вероналу о том, как миссис Бантер шпионила за своими согражданами. К ее удивлению, сэр Веронал заинтересовался этой новостью намного больше, чем отказом миссис Бантер рассказывать о происхождении камней до тех пор, пока ее не восстановят в светском обществе.
— Пусть потомится еще немного, — сказал он, — а там посмотрим.
В три последних слова ему удалось вложить и пренебрежение к ней, и намек на какой-то план на будущее. К ее раздражению, сэр Веронал все еще писал сценарий сам.