1570 год. Ротервирдская долина

— Иероним говорит, что осень начинается в тот день, который следует за августовским полнолунием. Он говорит, что об этом можно догадаться по росе и паукам. — Морвал Сир подняла кисть. Она сидела у реки возле зарослей боярышника. Ее прекрасные густые волосы цвета чистого золота были заплетены в косы.

— Свиная щетина, — прошептал Сликстоун, дыханием касаясь ее шеи.

«Ты всего лишь дочь свинопаса, — вот что он имел в виду, — считай, что тебе повезло заслужить мое внимание». Она напряглась, когда он провел пальцем от ее плеча к локтю, и стряхнула его руку.

— Да кем ты себя возомнила, чтобы говорить мне «нет»?

— Есть уродство, а есть уродство, — ответила она.

Сликстоуна привело в бешенство то, что Морвал посмела ему так ответить, да еще и обвинить в душевном уродстве. Господи, как же он желал ее заполучить!

— Другие женщины мне подчинились, все трое. Вот увидишь, я — настоящий знаток в этих делах.

— Ты думаешь, что это всего лишь очередная наука, верно?

— Тебе-то откуда знать? А может, ты делишь постель со своим братцем?

Она ударила его тыльной стороной ладони, но несильно, напоказ. Сликстоун улыбнулся.

— Он не проявляет ни малейшего уважения. Он будет наказан.

— Иероним есть Иероним.

И все же Сликстоун уловил дрожь в ее голосе: заложник — старо, как мир.

— Тебе понадобится влиятельный друг, иначе Иеронима ждет суровое наказание.

Сегодняшнюю партию он не выиграет, он прекрасно это понимал. Чтобы спасти своего брата, она будет рисовать для элевсинцев карандашом и красками, но и только, — а Уинтер будет защищать ее до тех пор, пока она рисует. Сликстоун оставил Морвал у реки, где она продолжила попытки передать красками рябь на воде.

Ее слова навели Сликстоуна на мысль: «Можно догадаться по паукам». Он дождется подходящего момента, а потом, когда картина будет готова, Морвал научится не перечить ему.

Есть уродство, а есть уродство.

1571 год. Ротервирдское поместье

Прошло десять лет с тех пор, как Уинтер узурпировал поместье; новый план обучения был принят с самого начала его правления — эксперимент, эксперимент и еще раз эксперимент. Три дня в неделю они проводили в Лост Акре, в остальное время делали записи и занимались анализом данных. Фортемейна освободили от занятий, поскольку Уинтер разделял его одержимость движением небесных тел и динамикой силы тяготения. Фортемейн догадался, что классическая теория о структуре хрустальных небесных сфер неверна. Небеса бороздят пребывающие в вечном движении тела, которые могли бы стереть их в пыль. Время от времени Уинтер настаивал на том, чтобы Фортемейн показывал ему заметки, в которых астроном исследовал взаимосвязи между Ротервирдской долиной и Лост Акром.

Иероним Сир ушел, чтобы заниматься тем же, что и при сэре Генри: изучать нетронутую природу в пределах Ротервирдской долины. Он малодушно объяснял свою пассивность тем, что природа всегда возьмет свое, но в глубине души понимал, что бросил сестру на произвол судьбы, и теперь ей приходилось торговать собственными талантами. Она иллюстрировала записи об успешных экспериментах (если их можно было считать таковыми) в «Книге римских рецептов». Слово «римских» было жалкой анаграммой слова «мирских», то есть из другого мира. Морвал занималась этим только ради спасения брата, но знала, что время уже все равно на исходе. Как будто в сказке, где смерть приходит с последним упавшим листом дерева, книга предопределяла ее судьбу. Остался всего один чистый лист. Морвал чувствовала, что ее красота пропадает зря. Она любила Фортемейна, но страшилась последствий. Другие завидовали ее красоте, что только укрепляло ее целомудрие.

Эксперименты давно вышли за пределы скрещивания обычных животных с птицами или рыб с насекомыми. Сликстоун похищал крестьянских детей в округе, а когда те закончились, прошерстил лондонские трущобы. Эти эксперименты с мутациями чаще всего заканчивались неудачно. С помощью Фортемейна Морвал спрятала вторую книгу, в которой описывала каждую из этих ошибок с соответствующим положением камней. Возможно, когда-нибудь процесс можно будет повернуть вспять, и несчастные люди вернутся к прежнему облику.

Но судьба нанесла ответный удар. Бесследно исчез Иероним Сир. До Морвал дошли зловещие слухи о том, что он будто бы ходил к точке перехода, а потом к просеке в лесу. Фортемейн тоже исчез. На следующую ночь к ней пришел Уинтер и заставил нарисовать иллюстрацию для последней страницы. На этот раз никаких чудовищ, только камни в указанных позициях и силуэты обычных неизмененных персонажей — солдата, шута и тому подобных.

Боул остановился в дверях: вокруг его руки была обмотана веревка, о колено терся кривобокий кот.

Уинтер торжественно и мрачно сообщил:

— Меня предали. Мое время на исходе — чтобы обрести воскрешение, придется броситься в пасть смерти.

«Значит, вот в чем заключается одержимость Уинтера, — догадалась Морвал. — Он мечтает стать богом».

Уинтер улыбнулся, и Боул улыбнулся вслед за хозяином.

— На страже богов всегда стоят чудовища, — сказал он, — а лучшие из богов нуждаются в ангелах и демонах. — И добавил, будто речь шла о великом даре: — Ты проживешь долгую жизнь.

Небо в Лост Акре было черным как сажа. Заметив, что надвигается гроза, элевсинцы предусмотрительно отошли от дерева. Обычно они смеялись и подбадривали друг друга, но только не сегодня. Все были поглощены происходящим.

Клетка Сликстоуна была изготовлена из стали, а не из дерева, она висела на расстоянии вытянутой руки от точки перехода, и лишь тончайшие нити удерживали ее по эту сторону. Сликстоун играл в кости со смертью. Другие мужчины оказались слабаками, они предпочитали создавать талисманы вместо того, чтобы отправиться туда самим. Причудливые существа восседали у них на плечах или летали над головой. Он и не подумал спросить, что Уинтер сделал с женщинами; в конце концов, женщины созданы лишь для того, чтобы служить.

Только Сликстоун стремился обрести силу сам.

Небо треснуло по швам. Ударила молния. Сликстоун закричал, когда клетка скользнула в точку перехода, переливаясь искрами.

Они ждали. Мгновения казались часами. А потом клетка выскочила обратно, и Сликстоун в ней утробно выл. Он — Зевс, бог: в глубинах своего существа он чувствовал силу, которая рвалась наружу, но пока что ее лучше сдержать. Ее время еще придет.

Еще одна, на этот раз деревянная клетка ждала своего часа. Рядом с ней в белом саване, подобно классической жертве, стояла Морвал Сир. Неподалеку притаился Кэлкс Боул, в руках он держал «Книгу рецептов», в которой Морвал сделала последнюю запись.

Уинтер казался необычно подавленным. Сликстоун удивлялся: «Неужели Уинтер сдает?» Не слишком ли поздно для мук совести? Приговор ведь уже вынесен.

Морвал поместили в клетку, с каждой из сторон которой на определенном пруте решетки в определенном месте закрепили по камню. Сликстоун не желал ей смерти, он лишь хотел превратить ее в монстра. Морвал вошла в свою деревянную тюрьму в сопровождении восьминогого друга, огромного несуразного существа из здешнего леса, — эту тварь для Сликстоуна поймал его добрый приятель, человек-горностай. Клетка взлетела в точку перехода. Сликстоун подметил алчные взгляды женщин. Они слишком долго жили в тени ее красоты и непорочности.

Цепь задрожала, и в тот самый момент, когда клетку снова выбросило наружу, Сликстоун понял, что месть удалась. Даже элевсинцы отшатнулись в ужасе. Время пришло. Он заставит женщину-паучиху бежать до самого леса, и только там Морвал сможет спрятаться от стыда.

На пальцах Сликстоуна заплясали голубоватые искры.