Загадочный город

Кальдекотт Эндрю

Июль

 

 

1. Дом, милый дом

Валорхенд еще никогда не испытывала такого спокойствия. Резкость ее характера никуда не делась, но теперь была направлена в рабочее русло — не на преподавательские обязанности, но на собственное обучение. Здесь, в Лост Акре, ее не отвлекали ни ученики, ни расписание, и даже Стриммер не нарушал ее покой.

Тем более никогда прежде она не гордилась собственным домом. Кухня осталась кухней, но теперь большой дубовый стол заодно служил и верстаком. Она поставила сюда микроскоп с дополнительными деталями — удивительный экземпляр, не похожий на обычные устройства, одно из немногих полезных изобретений Южной башни, — и разложила свои записные книжки. Все это Валорхенд принесла с собой в рюкзаке, когда прошла через плиту несколькими часами позже Ференсена, готовая при необходимости бороться рядом с ним или за него. Вместо этого девушка обнаружила логово паучихи пустым. Он заперла дверь и заколотила окна, которые не заметила во время первого визита, потому что их закрывали ставни.

Следы на улице говорили о том, что Ференсен выжил и куда-то отправился по снежной глади. Она подумала, что в столь чуждом месте будет скорее обузой, чем помощником, и решила остаться в логове.

Теплая волна, поднявшаяся в тот миг, когда Лост Акр был спасен, просочилась даже сквозь крепкие стены логова, и Валорхенд надеялась, что Ференсен победил. Надежда окрепла, когда паучиха так и не вернулась, а черная плита перестала работать.

Она осторожно изучила логово, отмечая на карте все многочисленные коридоры, в которых побывала. Двойственная натура женщины-паучихи проявлялась во многих пугающих деталях: большинство комнат были темными, в них пахло как в мясницкой, но в одной из них обнаружился большой запас свечей всевозможных форм и размеров — предположительно изготовленных из жира жертв паука. В дальнем углу кухни Валорхенд наткнулась на дверь со сложным набором механических замков, каждый имел собственный цифровой код. Коды состояли из цепочки простых чисел, и, разгадав их, она вошла в комнату, которая, без сомнения, служила художественной мастерской: здесь стоял мольберт, лежали шпатели, кисти и краски разных видов и цветов. Все эти свидетельства казались ей крайне пугающими. Должно быть, пока звериная часть спала, женщина тащила общее тело сюда и рисовала до тех пор, пока паучий сон продолжался.

Но кто мог организовывать поставки материалов? Кто придумал и установил эти замки? Наконец, кто приносил те самые библиотечные книги, наличие которых так оскорбило Горэмбьюри? Все имевшиеся факты указывали на то, что Ференсен не имел к этому делу ни малейшего отношения. Художественные материалы поступали из лавки на Голден Мин «Ализарин и Флейк», и запас их недавно пополнялся. Люк в углу комнаты вел вниз, в темный тоннель, спускаться в который у Валорхенд не было желания. Как много тайных хитросплетений! Похоже, их компания коснулась лишь верхушки айсберга всех связей между Ротервирдом и Лост Акром.

Стоило открыть альбом, как она тут же узнала руку автора иллюстраций к «Темным Устройствам». Женщина-паучиха рисовала исключительно местную фауну и в строгой последовательности. В самих альбомах тоже присутствовал какой-то особенный порядок. Иллюстрации раскрыли Валорхенд всю глубинную странность Лост Акра: здесь обитало множество существ, которые плодились и эволюционировали без всякой точки перехода, а время от времени появлялось нечто кардинально новое. Должно быть, вмешательство Уинтера нарушило общий баланс.

Валорхенд не умела рисовать, но могла проводить измерения, исследовать образцы с помощью микроскопа, записывать и наблюдать. Хотя временами ей не хватало экспертного мнения ботаника Солта, а также Фангина с его пониманием биологических законов, она решила проверить, как далеко сможет зайти в одиночестве.

Валорхенд вывела для себя несколько правил: во избежание соблазна она старалась не подходить к точке перехода. Она никого не убивала и не ловила; изучала только мертвую природу — в лесной подстилке и паутине у главного входа в логово нашлось множество скелетов, соответствия которым можно было обнаружить на рисунках. Далеко она тоже не заходила, стараясь держаться на расстоянии одной спринтерской пробежки от дверей.

Валорхенд заметила, что рассвет и закат являлись самым опасным временем дня и что большинство животных относились к ней с долей уважения, скорее всего, ошибочно полагая, что это она выгнала женщину-паучиху.

Девушка находила грибы и фрукты и даже, набравшись храбрости, попробовала сушеное мясо из запасов рачительной паучихи — то, которое выглядело наиболее безобидно.

Исследования постепенно смягчили ее мизантропию. Валорхенд начала уважать человеческий род и даже преклоняться перед ним. Она развесила несколько картин на стенах в кухне. Сама спала у кухонного очага, в том самом месте, где происходило ее отчаянное сражение с предыдущей владелицей.

Дом, милый дом.

 

2. Ответы и вопросы

Старые порядки восстановились. Чужаки совершили еще один краткий набег на поместье, но только для того, чтобы вынести из него все вещи к колонне поджидавших за стенами города грузовиков. Все это было доставлено управляющему лондонским домом сэра Веронала. Они столкнулись с неприятным обстоятельством: сэр Веронал умер, не оставив завещания, не имея жены и потомства. Вывески «Запретная территория» вернулись на место, а с ними и замки́. Скандальный отрезок истории Ротервирда был отброшен, как старая кожа.

«Душа подмастерья», ничуть не изменившаяся, возобновила свою работу. Таинственная гибель Родни Сликстоуна и исчезновение его родителей восстановило терпимое отношение к деревенским. Колье даже сел за парту с Гвен Ферди, в результате чего его оценки по математике резко улучшились.

Сноркел способствовал восстановлению прежнего порядка. Он вспомнил, что все пошло под откос с уходом Горэмбьюри. Мэр написал ему вежливое по собственным стандартам письмо:

Я решил проявить великодушие и восстановить Вас в должности. Приходите в понедельник ровно в семь утра. Вам предоставляется жилье на Сайлент Лейн, плата за аренду которого будет вычитаться из Вашего жалованья. Во всем остальном условия остаются теми же, что и прежде…

В ответ он получил письмо, которое счел совершенно неблагодарным:

Арендная плата не будет вычитаться из жалованья и пойдет на погашение давно обещанной прибавки к зарплате. Мне будет предоставляться отпуск. Если эти условия Вас устраивают, буду рад вступить в должность в понедельник.

Через несколько часов после возвращения Горэмбьюри Сноркел всецело осознал, чего лишился, при этом отметив про себя, что в тоне секретаря что-то изменилось. Вдохновленный результатами своей «Большой ревизии наружных водостоков Ротервирда», Горэмбьюри нашел новое дело своей жизни. Ящики для входящей почты Комитета канализационных и водопроводных систем переполнили проектные предложения.

Между Внутренним Кругом и Ротером Солт обнаружил крошечные ростки. Некоторые он удалил, некоторые взял под наблюдение. Впервые за всю свою долгую историю ротервирдский шиповник дал плоды. Он собрал несколько сохранившихся ягод и заморозил на будущее, чтобы подстраховаться.

Один Стриммер чувствовал себя подавленным и разбитым. Он не только потерял свою драгоценную книгу, но и лишился надежд на реальную власть.

Новости о возвращении Ференсена дошли благодаря Паньяну. Несколько дней спустя Орелия через Бориса Полка получила от Ференсена список продуктов, а также конфиденциальный заказ для «Множителя», копировального магазина на Олд Лей Лейн. Обратно с пивной повозкой Ферди она отправила банки черных оливок, анчоусов, улиток и немного мозговых костей, а также несколько длинных тубусов от копировального аппарата.

Вскоре после этого были разосланы подписанные утонченным почерком Ференсена карточки, которые приглашали всю компанию отобедать в его башне, прибыв в нее между 7 и 7.30. Не считая присутствовавших в Эскатчен Плейс, список включал двух новых гостей: Аггс и Фангина. Ференсен предположил, что Фангина должен пригласить именно Облонг, и тогда Фангин, в свою очередь, пригласит Аггс.

К счастью, когда пришел Облонг, Бомбер не было дома. Фангин, по-видимому, заподозрил, что дело секретное, и завел Облонга в свой кабинет на втором этаже. Он предложил ему теплый отвар бузины. Облонг положил приглашение перед Фангином.

— Что это?

— Приглашение на праздничный деревенский обед.

— От кого?

— От одного приятеля Билла Ферди.

— И зачем ему меня приглашать?

— Я полагаю, что записная книжка Фласка сыграла свою роль. — Вообще-то Облонг понятия не имел, какой была истинная причина.

— То есть ты хочешь сказать, что она действительно помогла?

Облонг кивнул. Сам не зная почему, он ощутил неловкость.

И только вопрос Фангина, который прозвучал через несколько мгновений, расставил все на свои места:

— А почему мне раньше не сообщили? Кто твой шкипер, Облонг? Кто принес тебе славу на том коракле? Кто пришел к тебе в башню, когда ты никого не знал? Кто приглашал тебя на ужин? Кто вручил тебе записную книжку?

У Облонга возникло неприятное ощущение, что Ференсен хотел преподать ему урок о дружбе. Облонг не встал на защиту Фангина в «Душе подмастерья», когда Солт набросился на бывшего учителя с обвинениями.

Ответить на это ему было нечего.

— Ну, мы пытаемся загладить вину…

— Кто такие эти «мы»?

— Ты все узнаешь на месте. Но, уж поверь мне, это приглашение — серьезный кредит доверия.

— Правило номер один: команда никогда не смотрит на шкипера свысока.

— Прости. Но тебе придется быть осмотрительным, Фангин.

Биолог отбросил резкий тон и улыбнулся.

— Могу себе представить.

Только позже до Облонга дошла вся странность их разговора. Фангин скорее играл с ним, чем расспрашивал всерьез.

— Угадай, что мы с Аггс надели на ярмарку середины лета? — продолжил он.

Облонг вспомнил мимолетный взгляд, который бросил на них, когда они вместе сидели в зрительном зале. Фангин открыл ящик стола и вытащил тройные наручники.

— Их мне дал Борис. Можешь представить себе, как мы с ними намучились? Я в жизни не нюхал такой настойки. Но и такого действия на человека тоже не видывал. Лишиться памяти о Зеленом Человеке!.. Бомбер наклюкалась и ничего не помнит, но твой покорный слуга… Конечно, я приду. Жду не дождусь, когда меня наконец просветят. Кто знает, может, бедный старикашка Фангин даже кое-что добавит к разгадке великой тайны?

«Какой еще тайны?» — думал слегка пристыженный Облонг, медленно шагая домой.

Горэмбьюри принял его приглашение, но формальный постскриптум подчеркивал, что его главная обязанность — служить Городскому совету.

— Леопард заново находит свои пятна, — выразился Билл Ферди.

Аггс также дала свое согласие.

Берт Полк отказался по семейным обстоятельствам.

И только Валорхенд ничего не ответила, подтверждая то, что Ференсен и так уже подозревал. Облонг сообщил, что последние две недели ее классы вели другие учителя по личной просьбе Валорхенд. В день середины лета Ромбус Смит нашел в своем почтовом ящике записку, в которой сообщалось, что Валорхенд вернется к своим обязанностям в следующем семестре.

В день вечеринки погода испортилась, и с запада, к большому облегчению фермеров и городских садоводов, пришли ливни. Брезент, укрывавший гостей Ференсена в кузове пивной повозки Ферди, не устоял перед ними, в отличие от тех, кто сидел под ним.

Фангин надел белые брюки, синюю жилетку и соломенное канотье, которое больше подходило для прогулки в гондоле, чем для пикника. Аггс, которая обозвала всю компанию «бродягами в чужих обносках», взирала на нее с таким видом, будто ничего другого и не ожидала. Горэмбьюри нарядился как на прием в муниципалитете. Облонг надел твидовый костюм в елочку, который показался Орелии на удивление удачным и хорошо сидевшим на его долговязой фигуре. Сама она была одета в черную юбку клеш с кантом из стекляруса и белую рубашку; ее сережки напомнили Облонгу кольца для занавесок; ее волосы цвета воронова крыла были зачесаны назад и схвачены лентой. Орелия с Аггс могли бы поспорить за место в павильоне гадалки. На Солте, как и подобает Зеленому Человеку, был зеленый твидовый пиджак и (что для него совершенно не характерно) чистые брюки. Джонс вырядился в спортивные штаны, футболку для бега и куртку атлетической команды Ротервирдской школы. Борис был в своем обычном амплуа, и Билл Ферди тоже оделся по-старому, чтобы не привлекать излишнее внимание.

Когда они уже подъезжали к ферме Ферди, погода смилостивилась, вышло солнце, и брезент убрали. Притихшая было в темноте компания снова ожила.

Аггс начала оттаивать.

— Расскажите о цветах, мистер Солт, — попросила она. — Мне так нравятся их названия.

Солт послушался и, опасно свесившись с пивной повозки, стал показывать ей:

— Это — мытник, вот герань, чистотел большой, лопух обыкновенный, черноголовка, чихотная трава, фиолетовая плакун-трава… — И ни одного латинского названия.

Билл Ферди провел их мимо своего дома к башне Ференсена. Сам Ференсен появился на пороге с распростертыми объятиями, готовый к приветствиям. На нем был костюм елизаветинской эпохи, кружевной воротник и бархатные туфли с пряжками — тут бы и рассмеяться, но костюм каким-то образом прекрасно подходил всему мероприятию. Орелия тут же догадалась, что это его настоящая одежда, скроенная по личной мерке и по моде того времени.

Все, кроме Фангина, вручили свои скромные подарки. Бывший учитель спрятал свою коробку за спину и до поры до времени отказывался отвечать на расспросы. Никто не интересовался поджившими ранами на лице и руках Ференсена.

Обменявшись рукопожатиями со знакомыми и более длинными приветствиями с Фангином и Аггс, Ференсен провел гостей в свой лесной лабиринт. Подвесные мосты качались у них под ногами. Фонтаны то появлялись, то исчезали в разных местах. Решетки сходились и расходились в сложных конструкциях.

«Отражает разум самого Ференсена, — подумала Орелия, — деятельный, но сложный, и с тягой к прекрасному». Она решила, что у старика должна найтись для них задачка. Тем временем он их только подготавливал. По дороге Орелия вкратце рассказала Фангину все, что компания узнала в Эскатчен Плейс.

Он ответил с неожиданной для него вдумчивостью:

— Там должно быть что-то еще. Что-то выдающееся.

Орелия первой достигла узкого арочного входа в сердце лабиринта. За порогом она обнаружила сидящего на деревянном стуле гостя, о котором все забыли: это был Мармион Финч, наряд которого объединял детали костюма с ярмарки летнего солнцестояния и той одежды, что была на нем в ночь пожара. Он выглядел как главарь разбойничьей банды, решивший уйти на покой.

— А вот и корона для победителя, — произнес герольд, водружая на голову Орелии лавровый венок.

Он спросил о том, как умер сэр Веронал. Она все ему рассказала; Финч умел включать обаяние, когда ему это было на руку.

— Все сходится, — сказал он.

Вглядываясь в его лицо, Орелия решила, что он и сам не понимал, каким образом все сходилось.

Ференсен наловил в Ротере пресноводных раков, которых подавал с анчоусами, оливками и улитками, приправленными чесноком, на половинках мозговой кости. Стол украшали другие блюда елизаветинской эпохи, а также вино. Тарелки были либо деревянными, либо оловянными, а от перечниц и солонок веяло седой древностью: историческая сервировка для исторического ужина.

Все свои столы Ференсен составил в один, а книжные шкафы на колесиках разместил по периметру. Их окружали представленные на больших плакатах увеличенные снимки фрагментов гобелена, сделанные Орелией. Все это неприятным образом напоминало нарушение «Исторических предписаний». Горэмбьюри что-то пробурчал под нос, но возражать не стал.

После ужина Ференсен попросил всех наполнить бокалы.

— Выпьем за спасение Лост Акра и за восстановленную справедливость, за что хочу поблагодарить Хеймана Солта и Орелию Рок.

Ботаник скромно отверг аплодисменты.

— Я ничего не сделала. Просто лежала на земле и смотрела, — добавила Орелия.

— Правде нужны свидетели, — мягко возразил Ференсен, после чего повысил голос и объявил: — А теперь сыграем в праздничную игру!

Успевшие захмелеть Борис, Фангин (который счел это событие достаточным поводом для того, чтобы нарушить свою бузинную диету) и Грегориус Джонс зашумели:

— В жмурки!

— В пиратов!

— А Борис сможет пройти по прямой?

Ференсен сделал эффектную паузу.

— Игра называется «Отгадайте, кто такой Роберт Фласк?» Она потребует командной стратегии — чтобы найти отгадку, будем собирать знания по крупице.

— А как мы поймем, что победили? — спросил Грегориус Джонс.

— Как с моим лабиринтом: вы поймете, когда доберетесь до сердца.

— Сами-то вы уже знаете ответ, как и с вашим лабиринтом? — спросил Фангин, которого крайне заинтриговал этот таинственный деревенский житель, обстановка в доме которого говорила о его выдающейся эрудиции и особом интересе ко всем аспектам окружающей природы.

— Нет, — ответил Ференсен. — Мистер Финч возьмет на себя руководство. В отличие от некоторых, я лучше соображаю, когда молчу.

Финч решил не подниматься.

— Уважаемые коллеги по историческим изысканиям, — сказал он, — давайте почерпнем мудрость у классных руководителей. Если вы хотите что-то сказать, поднимайте руку, или я сам вас вызову. Нам ни к чему слушать щебет звезд класса. Сначала факты, потом вопросы; догадки, гипотезы и теории оставляем напоследок. Никакой пустой болтовни. — Он бросил убийственный взгляд на Полка, Фангина и Джонса. — Дело может оказаться весьма серьезным.

Финч выдержал паузу. Вскоре ему удалось добиться тишины. Для начала он указал на Бориса:

— Расскажите-ка нам о том, как Фласк приехал в Ротервирд.

— Я подобрал его у двенадцатимильного столба, он стоял там с одним большим чемоданом. Ничего странного я не заметил, если не считать его внешнего вида. Он еще ни о чем не расспрашивал… в то время.

Финч указал на Аггс:

— Расскажите, как Фласк устраивался в городе.

— Он был всегда такой аккуратный — не то что этот или этот. — Она показала пальцем на Фангина и Облонга. — Всегда держал чемодан на замке, такой он был, мистер Фласк.

Облонг вспомнил ее неубедительную ложь во время их первой встречи.

— Постой-ка, Аггс, ты же мне говорила, что ничего о нем не знала.

— Ну… — Аггс покраснела, а потом побледнела, глаза ее горели. — Так он ведь смылся и даже «простите» не сказал. Я за ним смотрела как полагается, честное слово, а он взял и переехал на Бокс-стрит. Сбежал, как крыса с корабля. Он отказался от Аггс, а я отказалась от него.

Финч указал на Фангина:

— А как Фласк вел себя в пабе, что-нибудь выбалтывал под действием «Крепкого»? И только факты, пожалуйста, только факты.

— Ну да, кхм, мы все любим время от времени опрокинуть пинту-другую, — сказал в свою защиту Фангин. — Фласк точно любил. Он становился еще любопытнее и постоянно расспрашивал про запретный квартал и поместье.

— А вы под воздействием нескольких пинт «Крепкого», естественно, молчали как рыба, — с улыбкой вставил Борис.

— Тишина! — крикнул Финч. — Что-то я не видел вашей руки, мистер Полк. — Борис зарделся как школьник.

Финч повернулся к Орелии:

— Заходил ли Фласк в магазин «Безделушки и мелочи»?

— Время от времени наведывался, но ни разу ничего не купил. Он охотился за книгами. «Появится любой антиквариат из-под прилавка — сообщите», — так он мне сказал.

Тут вмешался Ференсен:

— От Валорхенд мы знаем, что Фласк целеустремленно заводил друзей в Северной башне и особенно тесно сошелся со Стриммером.

Облонг не удержался и спросил о своем главном мучителе:

— А почему здесь нет ее?

— У меня есть основания полагать, что она занята научными исследованиями на местности, — ответил Ференсен, — но она предъявила мне один загадочный факт, к которому мы еще в свое время вернемся.

— Подводя итог… — начал Финч, и Ференсен продолжил:

— Фласк рассказал Стриммеру и Валорхенд, что в поместье приедет богатый чужак по имени Сликстоун и что его переезд будет настоящим оскорблением предыдущему владельцу, великому ученому и отцу-основателю Ротервирда.

— А он, случайно, не назвал имени этого великого ученого?

— Полагаю, если бы назвал, Валорхенд сообщила бы нам и об этом. Что в действительности сделал Фласк, так это побудил ее устроить демонстрацию протеста на приеме у Сликстоуна.

Финч снова повернулся к Аггс:

— А что там с записной книжкой мистера Фласка?

— Он ее почти что разорвал перед тем, как переехать на Бокс-стрит. — Аггс пыталась сдерживаться. — Оставил все ящики пустыми, только книжка лежала на месте. Хотел, чтоб я ее нашла, верно? Ну так я ее и сохранила. А когда он отчебучил этот свой фокус с исчезновением, я вручила книжку мистеру Фангину.

— А теперь вопрос к аудитории, — важно произнес Финч. — Нам известно, что в записной книжке содержалась анаграмма Лост Акра и год, соответствующий записи «Хроник» о цветке середины лета. Рассказывал ли ему кто-нибудь из присутствующих о Лост Акре?

— Кто ж сам-то об этом знал? — заметил Борис, опять забывая поднять руку.

На этот раз Финч оставил его оплошность без внимания. Все трое посвященных — Финч, Солт и Ференсен — дружно покачали головами.

Облонг поднял руку:

— Я связался с доктором Пенделом из Британского музея и говорил с ним о «Хрониках». Пендел сообщил, что к нему уже обращался мой коллега, — кто еще, если не Фласк?

— Только это не дает нам ответа на вопрос, — заметил Фангин, — откуда он знал, что нужно спрашивать у Пендела.

Облонг предложил ответ:

— Он наткнулся на фрески в церковной башне. На них есть дата — 1017 год римскими цифрами. На фресках присутствует и сцена эпохи саксов, и достаточно странные рисунки, которые теперь становятся намного понятнее, чем раньше. Но нет, простите, я ошибаюсь, Фласка там не было. Я первый туда забрался. Пыль там доходила до лодыжек.

Фангин поднял руку:

— А откуда Фласк знал о приезде сэра Веронала еще до того, как тот появился?

Горэмбьюри поднялся и достал из кармана листок бумаги:

— Мэру пришло письмо от человека, который подписался как Пул Малар, это он предложил пригласить сэра Веронала и отреставрировать поместье. Вот это письмо. Может быть, он предупредил об этом и Фласка?

Присутствующие посмотрели на Горэмбьюри со сдержанным одобрением. В предписаниях определенно должно было содержаться правило, запрещавшее показывать деревенским внутреннюю переписку мэра. По всей видимости, недавние переживания секретаря Городского совета расширили его представление об общественных интересах.

Горэмбьюри зачитал первый абзац:

— «Вы заслужили вознаграждение за самоотверженную работу. Свой уникальный статус Ротервирд получил благодаря единственной в своем роде тайне. За древними потайными дверями скрывается не менее древнее сокровище. Двери же не откроются до тех пор, пока не будет восстановлено поместье, пока оно не перейдет роду Сликстоунов, единственным потомком которого является сэр Веронал Сликстоун. Этот человек сказочно богат, и он откликнется на верно составленное приглашение, однако ни при каких обстоятельствах он не должен узнать о существовании клада. В свое время он сам Вас к нему приведет. Не забудьте особо подчеркнуть, что данное приглашение является высокой честью по отношению к чужаку…»

Грегориус Джонс уже некоторое время пребывал в полной растерянности, но это стало для него последней соломинкой.

— Может быть, я вообще ничего не понимаю…

— Что вполне вероятно, — вставил Борис.

Джонс, не смутившись, продолжил:

— …но в доме Финча мы уже обсуждали личность Пула Малара. И решили, что его не существует.

— Хорошо, новая игра. — предложил Борис. — Отгадайте, кто такой Пул Малар?

В голове у Фангина что-то мелькнуло — некая ассоциация, какая-то связь. Подсказка из кроссворда, анаграмма, латынь, горностай Фласка…

— Постойте-ка! — воскликнул он. — Одну минутку!

Он несколько мгновений постукивал кулаком по столу, собирая вместе все факты, и наконец выкрикнул:

— Эврика! По-латыни Фласк, или «фляга», звучит как ампулла. Добавьте букву «Р», то есть Роберт, и получите Рампулла. Переставляем буквы местами и получаем Пул Малар. Так же и Лост Акр стал Стол Каром. В итоге выходит, что Пул Малар — это Роберт Фласк, а Роберт Фласк — это Пул Малар.

Солнце уже заходило, и Ференсен зажег лампы и свечи. Лица собравшихся частично оставались на свету, частично ушли в тень — как на рембрандтовских портретах с кьяроскуро. Пейзажи на снимках гобелена, казалось, зажили собственной жизнью — крутились лопасти ветряной мельницы, серпы срезали пшеницу, крестьяне вертели головами и разговаривали между собой. Мерцали золотые буквы на корешках книг. Само прошлое пришло сюда отобедать.

Облонг вспомнил еще одну тревожную деталь:

— Это именно Фласк предложил директору разыграть на сцене ярмарки легенду о цветке середины лета. Тот получил очередное анонимное письмо, только почерк полностью совпадал с тем, что был в записной книжке Фласка.

Финч включился в обсуждение, подведя итог:

— Выходит, что в самом начале в Ротервирд попал человек, который в дальнейшем называл себя Пулом Маларом или же Робертом Фласком. К этому моменту он, кажется, уже много знал о нашей истории. Он убедил мэра пригласить Сликстоуна для реставрации поместья. Побудив ученую из Северной башни к протесту против этого, он исчез еще до приезда Сликстоуна. Он же подбросил идею разыграть на сцене легенду летнего солнцестояния. И для верности оставил в своей записной книжке страницу, которая должна была навести остальных на след Лост Акра.

И тут Грегориус Джонс проявил удивительный талант к оживлению дискуссии посредством утверждения очевидных истин.

— Это значит, что он уже знал о прошлом сэра Веронала, — заметил физкультурник.

— Но он же не из Ротервирда, — возразил Борис.

Орелия поправила его:

— Может быть, он не из современного Ротервирда. Точка перехода существенно увеличивает продолжительность жизни.

— Я уже и сам об этом думал, — сообщил Ференсен. — Благодаря мистеру Фангину мне в руки попала фотография Фласка из школьного журнала. Он не похож ни на одного из моих знакомых — в том числе бывших знакомых. А я знал их всех… Полагаю. — Ференсен больше не делал тайны из своей личности; он понимал, что она всем уже прекрасно известна. — Нам нужно подойти к вопросу с другой стороны. Мисс Рок, расскажите нам о гибели сэра Веронала.

Она описала все случившееся — как человек-горностай Ферокс перехватил инициативу, об их спорах у точки перехода, о том кошмарном существе, которое выпало из клетки, и чувстве невероятного облегчения, с которым Ферокс, казалось, встретил судьбу Сликстоуна, своего самого старого и близкого друга.

— Я встречался с Фероксом, — произнес Солт. — Для него важнее всего было спасение Лост Акра. Он знал, что Акру грозит вымирание. — Солт говорил спокойным тоном, похоже, его былая ярость выгорела дотла.

Слово взял Ференсен:

— Раньше Ферокс был проводником и охранником Сликстоуна в Лост Акре. Он жил там столетиями еще до нашего прихода. Говорил только на латыни до тех пор, пока Сликстоун не обучил его английскому. В Лост Акре эти двое были не разлей вода.

— Он говорил со мной на латыни и английском, — добавил Солт.

— Человек и его правая рука, — таинственно прокомментировал Финч, но все поняли: Сликстоун подсознательно выбрал в качестве эмблемы горностая, под воздействием скрытых воспоминаний о днях, которые он провел в Лост Акре с Фероксом.

Следующее замечание коренным образом изменило ход дискуссии. Какое-то время Фангин казался необычно тихим. И вдруг он поднялся и водрузил на стол свою коробку.

— К слову о людях-горностаях. Что, черт возьми, это такое, по- вашему? — Он поднял череп и показал его с разных сторон. Морда была узкой и заостренной, череп — большим и округлым, зубы — острыми: по всему выходил человек-горностай.

Орелия мысленно покрыла черепную коробку шкурой, добавила глаза и уши.

— Это он! Я вам клянусь, это он, — сказала она.

— Не может быть, — ответил Фангин. — Я нашел этот череп задолго до дня ярмарки.

— А где именно? — поинтересовался Ференсен.

— В заброшенном саду заброшенного дома.

— Где-где? — переспросил Ференсен.

Фангину вспомнилось странное дерево с разными листьями и развалины усадьбы на тупиковой дороге под Хирсроаком. А потом пришло озарение.

— Смотрите, — сказал он и ткнул пальцем на снимок.

Все повернулись к первой сцене гобелена. Роковая встреча Уинтера с Грассалом — с нее-то все и началось; с виду невинная, она была словно бомба с часовым механизмом.

— Дом теперь разрушен, сад зарос, но расположение идентичное. Везде расставлены таблички «Не входить». Фласк добирался туда на велосипеде. В его палатке я нашел череп.

— Как вы догадались, что это была палатка Фласка? — поинтересовался Ференсен, на лице которого читалась величайшая сосредоточенность, как будто он уже нащупал разгадку тайны.

— Там я обнаружил кроссворд. Фласк придумывал кроссворды для газет. В палатке остался черновик с пустыми квадратами, черными и белыми, и только одной подсказкой — и та без ответа. Фласк над ним еще работал.

— А что за подсказка? — спросил Ференсен. — «Стол Кар» и «Пула Малара» мы уже разгадали. Этот человек, кажется, обожает подбрасывать тайные знаки.

Фангин ее прекрасно помнил.

— Это была еще одна анаграмма, на самом деле даже двойная. «Воин, плохое вино, пей рот, рот пей» — повтор шести букв. «Пей рот», а должно быть «пей ртом».

У Финча загорелись глаза.

— Этот парень, Фласк, играет с нами, как с куклами.

— Ничего не пойму. Зачем пить рот? — пробормотал Грегориус Джонс, который теперь стал странно рассеянным. Он потянулся за черепом человека-горностая.

Облонг пояснил: «пей рот» и «рот пей» — это перестановка одних и тех же букв. Так же как с «Лост Акр» и «Стол Кар». Слово «плохое вино» перед «пей рот» как бы намекает, что эти буквы должны «перебродить» между собой.

Присутствующие слегка пожалели Грегориуса Джонса, но тут атлет снова, сам того не желая, подсказал путь к правильной догадке.

Фангин продолжил:

— В вопросе Джонса есть доля истины: какое из выражений является ключом, «плохое вино» или «рот пей»? И зачем вообще их переставлять, если оба уже и так заключены в подсказке?

— Устами младенца, — пробормотал Финч.

Воцарилось молчание. Облонг думал о записной книжке Фласка, черепе горностая, имени Пула Малара и других подробностях.

И вдруг у него в голове словно вспыхнула лампочка.

— Протей! — вскричал он. — Правильный ответ — это Протей. В этом слове те же буквы, что и в «пей рот» и «рот пей».

— А кто такой Протей? — спросил Грегориус Джонс.

— Это бог, постоянно меняющий обличья, — произнес Финч.

Компания начала подводить итоги, и чудовищная мысль поселилась у Ференсена в голове. Сэр Веронал погиб из-за постоянной перемены форм. Чем больше они углублялись в оставленные Фласком подсказки, тем мрачнее становилась головоломка, и тени окончательно сгустились, когда Фангин поддержал идею Облонга:

— Перевертыш — именно так он и подписывал свои кроссворды.

— Если хотите знать мое мнение… хоть я-то знаю, что не хотите, — сказала Аггс, — то вам нужно разобраться, зачем он смылся в эту дыру на Бокс-стрит.

Ференсен почувствовал, что за всей случившейся дьявольщиной стояла еще одна личность. Он решил рассказать о том, что именно сообщила ему Валорхенд у черной плиты в подвале библиотеки, перед тем как он отправился в Лост Акр разбираться со своим старинным врагом.

— В камине дома на Бокс-стрит лежала обугленная страница из «Книги римских рецептов».

Все в недоумении уставились на Ференсена.

— Ее нашла Валорхенд. — Ференсен вытащил обгорелый фрагмент из ящика и положил на стол. — На полях можно заметить фигуру шута, и в нем нет ничего чудовищного. Стриммер тоже говорил Валорхенд, что на полях последней страницы «Книги рецептов» были нарисованы фигуры обычных мужчин и женщин. Значит, именно в этом и заключался последний эксперимент Уинтера?

Орелия смутилась. Фангин, Валорхенд, помогавшие им Ференсен, Финч, Аггс и даже Джонс принимали активное участие в вечернем обсуждении, она же не удосужилась добавить ничего стоящего, несмотря на то что жила в окружении древних предметов. А между тем гобелен изучала именно она. Это она продала камни сэру Вероналу. Ей нравился образ ученого елизаветинской эпохи, с его острой любознательностью, перед которой еще лежали неисследованные территории универсальных истин: тайны тела, души, алхимии и небесных просторов. Все сосредоточились на Фласке. Но теперь, чтобы сдвинуться с места, им нужно было изменить угол обзора.

Едва ли обычные люди имели отношение к последнему эксперименту Уинтера, известного своей жестокостью. Все вокруг нее продолжали спорить о значении фигур. Может, это были враги Уинтера, которых тот приговорил к погибели? Или объекты, над которыми проводили эксперимент? Хотя в это она и сама не верила. С солдатами Уинтер не общался, если не считать Оксенбриджа, и то в самом конце, а значит, слишком поздно, и о шуте Ференсен тоже ни разу не упоминал. Орелия ощутила удручающее предчувствие, что в ее распоряжении оказалось ключевое доказательство, но она не могла понять, в чем оно заключалось. Она еще раз перебрала все, что знала о сэре Веронале: как он явился в лавку, как устраивал прием, их разговор на открытии «Сликстоун Армс». Припомнила, как Сликстоун был расслаблен во время их последней беседы, будто чувствовал, что находится всего в одном шаге от победы. Может, что-то промелькнуло в его словах? Что же он говорил?..

Орелия представила чернильные фигурки и содрогнулась. Она все поняла.

— Послушайте меня, пожалуйста, — сказала Орелия с такой интонацией, что дискуссия мгновенно утихла. — Я знаю. Точнее, я не знаю, кто такой Фласк, но мне известно, чего добивался сэр Веронал и что связывает страницу и кроссворд. На открытии «Сликстоун Армс» сэр Веронал перефразировал Паскаля: «Я придерживаюсь того мнения, что, если бы все знали, что говорят у них за спиной, в мире не нашлось бы и четверых друзей». Он сказал, что именно таким должен быть главный дар: умение бродить среди тех, кто называет себя твоими друзьями, и проверять, соответствует ли это действительности. Это мог делать Протей — и именно таким был последний эксперимент Уинтера. Он обнаружил сочетание, при котором можно создать перевертыша — шута, солдата, монашку, кого угодно. Больше всего на свете Уинтер и сэр Веронал боялись предательства. Уинтер не успел провести эксперимент на себе, но его все равно внесли в книгу. И… — Она замолчала, внезапно осознав всю значимость того, что собиралась сейчас произнести.

Но Орелию опередил Ференсен. Он побледнел, как привидение.

— А если эксперимент оказался в книге, значит, он успешен. А если он успешен, значит, его на ком-то проверяли. Предположим, что эта подопытная свинка выжила. Он или она знали бы о Лост Акре и знали бы о сэре Веронале. Этот человек предположил, что если Сноркел употребит в письме к нему слово «чужак», то это всколыхнет его память, несмотря на tabula rasa. Он знает легенду о цветке середины лета. И, возможно, столетиями путешествовал между Лост Акром и нашим миром. Этот человек знает о тысячелетнем проклятии, о том, что следующая годовщина приходится на этот год, — вероятно, от Ферокса. Сам он не имеет понятия, как спасти Лост Акр, но надеется, что другие помогут найти верный путь. Он подстегивает директора школы к постановке пьесы. Поощряет интерес к этой теме всеми доступными способами.

— Он консультируется с Пенделом по поводу «Хроник», — добавил Облонг. — А поскольку год имеет значение, он указывает его в записной книжке, которую мы дожны найти.

— Но что самое тревожное во всей ситуации… — Ференсен помедлил, как будто только сейчас осознав, что следующее открытие будет иметь еще более шокирующий эффект, — Фласк тоже хотел уничтожить сэра Веронала.

За столом поднялся шум.

— Откуда вы это знаете?

Вместо ответа Ференсен обратился с еще более странной просьбой:

— Расскажите мне об Хенгесте Стриммере.

— Умный, амбициозный, коварный человек, — ответил Фангин.

— Все сходится, — сказал Ференсен. — А теперь послушайте, что я скажу. Фласк — кем бы он там ни был — разработал дьявольски умный план. Он подбил Сноркела заманить сэра Веронала в Ротервирд. Оставил камни в таком месте, чтобы их нашел Солт, — он знал, что Солт наведывается в Лост Акр. Прости, Солт, но так и было. Где ты их нашел?

Солт начал ворчать. Он обнаружил их возле белой плиты, камни лежали там и, яснее ясного, предназначались тому, кто пользуется этим ходом.

— Когда ты забрал камни в Ротервирд, Фласк понадеялся, что рано или поздно они попадут Сликстоуну в руки. Так и произошло. У него имелся и другой артефакт Уинтера: «Книга римских рецептов». Он спрятал ее на чердаке Северной башни и дал Стриммеру наводку на комнату, и только на комнату, чтобы Стриммер решил, будто сам нашел книгу. Он же убедил Стриммера, что Сликстоуну нужно оказать сопротивление, предугадывая, что встреча сведет этих двоих вместе. А то, что Валорхенд сделала за Стриммера его грязную работу, не играет никакой роли. Стриммер со Сликстоуном слишком похожи, они неизбежно должны были обменяться информацией. Сэр Веронал получил книгу. Однако… — Здесь Ференсен сделал эффектную паузу. — Фласк, скорее всего, переставил местами положение камней на последнем листе. Здесь перед нами лежит настоящая страница, которую он сжег. Ставлю что угодно на то, что он заменил ее более ранней, неудачной версией. Он знал, чем это закончится.

Шум усилился.

Ференсен продолжил:

— Ах да, Орелия права: перед нами лежит настоящая голова Ферокса. А значит, тот Ферокс, которого встретили вы, был на самом деле Фласком в измененном обличье. Он хотел лично посмотреть на то, как сэр Веронал получит то, что заслужил. Старая добрая месть.

— Месть, но за что? — одновременно спросили несколько голосов.

Ференсен повернул голову:

— Финч, что добавишь?

— Как я рассказывал вам в Эскатчен Плейс, когда пришли солдаты и элевсинцев разделили, сэр Веронал предал Уинтера. Он дал свидетельства против своего учителя, а вероломство — страшнейшее из всех преступлений. — Финч знал цитату наизусть. Ранее он полагал, что в словах Уинтера звучала обычная бравада, но теперь уже не был в этом так уверен. — «Обвиняемый не просил суд о снисхождении. Он провозгласил, что вернется и его расплата будет достойной. Он сказал, что другой проложил дорогу для него».

— Но Уинтер мертв, — пробормотал Фангин.

— Да, — сказал Ференсен, — значит, Фласк — это не Уинтер, а один из его приближенных, и он живее всех живых. Давайте подумаем, что мы о нем знаем: он тщеславен. Он любит игры со словами. Он знает Лост Акр и владеет его секретами. Он побывал в точке перехода — именно поэтому продолжает жить. Он с радостью убивает в память о Уинтере.

Ференсен подошел к первому гобелену и пробежался пальцами по неприметной фигурке, стоящей рядом с Уинтером во время первой встречи того с Грассалом.

— Познакомьтесь с Кэлксом Боулом, чрезвычайным уполномоченным слугой Уинтера. Он же Роберт Фласк, он же Пул Малар, он же фальшивый Ферокс. А сейчас я поясню, почему так в этом уверен. Этот человек всегда хочет, чтобы мы знали: он находится на шаг впереди. Аггс, ты задала вопрос, почему он перебрался на Бокс-стрит, верно? Работа над «Книгой римских рецептов» не кажется такой уж убедительной причиной, он ведь мог бы работать над ней и по ночам в своих обычных апартаментах. Зачем же менять прекрасные комнаты на трущобы?

— И зачем отпускать самую лучшую домоправительницу в городе!

— Качество твоей уборки тут ни при чем, все дело в его последней анаграмме. На этот раз с испанского, а не латыни. Он хотел оставить нам последнее доказательство, подпись под своим шедевром. Он любит, когда им восхищаются, но также любит испытывать наше терпение. Вместо «Бокс-стрит» скажем по-испански «Бокс Калле». Переставьте буквы, и что получите? Калкc Боле, а английском произношении — Кэлкс Боул.

Воцарилось молчание. Вышитая цветной ниткой фигурка Кэлкса Боула, казалось, улыбалась им всем с гобелена.

Финч отмотал события на несколько столетий назад.

— Вернемся к Перевертышу. Мы всегда жили в Эскатчен Плейс, все Финчи. Мы многое повидали на своем веку. Первый герольд, мой предок Губерт, был фактически тогдашним правителем — мэров в те времена не выбирали. Он засвидетельствовал одно чудовищное происшествие — я обнаружил это в записях. В двадцатую годовщину смерти Уинтера в Эскатчен Плейс наведался мастер гильдии резчиков, который создал большую часть убранства архива. Он хотел проверить состояние тайников. Загвоздка состояла только в том, что мастера убили двумя днями ранее. Несчастный Губерт решил, что увидел призрака. Но, вероятнее всего, это был Перевертыш. А когда я воспользовался ключами, один из тайников оказался пустым. Полагаю, что там и лежали камни. И их взял Кэлкс Боул, притворившийся еще одной из своих жертв, резчиком.

— А как насчет кота с огненными лапами? — спросила Орелия.

— Это — животное Боула, его талисман, — ответил Ференсен.

— Человек и его правая рука, — повторил герольд и напомнил им о том, что кот с огненными лапами был изображен на последнем гербе «Темных Устройств».

— Значит, это кот устроил пожар, — добавила Орелия, — но зачем? — И тут же сама ответила на собственный вопрос: — Кот или Фласк выяснили, что моя тетка за всеми следила и вела записи. Наверное, она сделала заметку о ночном походе Фласка на Айленд Филд. Можно предположить, что он как раз направлялся в Лост Акр. Я так и знала, что с этим пожаром что-то не так. Сликстоун, убив мою тетку, взял том под буквами «Са-Со», но он искал информацию о Солте, а не о себе. Так зачем бы он стал выжидать несколько недель, чтобы устроить поджог?

— Я видел кота в канун середины лета. Сликстоун принял кота за своего друга, — сообщил Грегориус Джонс, который все еще, казалось, где-то витал, едва включаясь в разговор.

— Откуда ты знаешь?

На него тут же посыпался град вопросов, и собеседники постепенно вытащили из Джонса рассказ о ночных событиях в подвале библиотеки. Поведав о побеге актрисы, он подчеркнул, что она торжественно поклялась хранить молчание и пообещала никогда не возвращаться обратно.

— Кот пришел туда не для того, чтобы остановить Сликстоуна, а для того, чтобы обеспечить ему проход, — заметила Орелия, усмотревшая в этом новую проблему. — Только почему во время пожара кот спрашивал, есть ли у меня книга? В конце концов, Боул уже знал о том, что «Книга римских рецептов» попала в руки Сликстоуну или Стриммеру. В этом и заключался план. Зачем же спрашивать меня?

Ференсен осмелился сделать предположение:

— Полагаю, что Морвал хранила первый том с неудачными экспериментами Уинтера, но зачем он понадобился Боулу, понятия не имею.

Неоднозначность ответа привела всех в волнение. Появились два предположения. Согласно одному из них, второй том не имел большого значения; Боул преследовал две цели, желая одновременно спасти Лост Акр и расплатиться с сэром Вероналом. Другой том он хотел получить на память о хозяине или из каких-то личных интересов. Второе предположение показалось более мрачным: заявление Уинтера о том, что он вернется, не было пустыми словами, и он поручил Боулу все подготовить. В таком случае второй том мог понадобиться для достижения этой цели.

Всеобщие страхи развеял Солт:

— Предположим — а это довольно слабая вероятность, — что Уинтер мог вернуться: он вернулся бы елизаветинцем, ничего не смыслящим в современном мире. Он ведь не сэр Веронал и не Кэлкс Боул. В отличие от этих двоих, он не прожил прошедшие столетия здесь. Он был бы настоящим анахронизмом. Боул просто хотел спасти Лост Акр, а месть стала приятным дополнением. Нам могут сколько угодно не нравиться его мотивы, но конечный результат меня вполне устраивает. На этом предлагаю закрыть дело. Первый тост мистера Ференсена был верным — за возрождение Лост Акра. Мы, скромные существа, приходим и уходим, но потерять целый мир…

Фангин, как биолог, глубокомысленно кивнул.

Ференсен окинул компанию взглядом. Он увидел добродетели старого мира — благородство, любознательность и храбрость первооткрывателей, и это только первые три, но кроме этого увидел он также и современные черты — научное мышление, изобретательность и открытость, готовность принимать деревенских в свои ряды. Он позволил себе мысленный каламбур: каждый из этих людей пришел на праздник не с пустыми руками.

Он объявил, что игра подошла к концу.

— Мои поздравления. Игра закончилась победой, а мы поняли, как можно учиться на ошибках истории, как можно творить историю и какой властью она может обладать. Но порой — как, например, сейчас — историю стоит оставить в покое.

Ференсен вывел гостей обратно в свой лесной сад. На ветвях висели бумажные фонари.

Орелия рассказала Ференсену, как Ферокс — или, как им было теперь известно, Кэлкс Боул — использовал камни, чтобы отделить паука от женщины, и как его сестра исчезла в ночи.

— Вы увидели их разделение, я же его почувствовал. Как она выглядела?

— Она была молода и красива.

Ференсен испытал не поддающуюся определению боль. Их с сестрой столетиями разделяла мутация; теперь их будет разделять возраст. Он воздержался от второго вопроса: зачем Кэлкс Боул вообще ее спас?

Хейман Солт поведал собственную легенду о цветке середины лета. Борис Полк объяснил, как работал пузырь. Билл Ферди расписывал цвет и аромат «Молота» и объяснял, почему большинство не запомнило последние приключения Солта или стихотворную драму Облонга.

А Грегориус Джонс покинул компанию, как только ушел Ференсен, — он отправился в поля на ночную пробежку.

Не привыкшая к счастливым финалам Орелия держалась отстраненно. Она вернулась в комнату Ференсена и уставилась на Кэлкса Боула с первого гобелена: полного мужчину, который стоял возле тощего Уинтера. Она подумала, с каким мастерством Боул и его талисман манипулировали их компанией и сэром Вероналом: оставили камни для Солта, а записную книжку для Фангина, заманили в Ротервирд Сликстоуна и привели Стриммера к «Книге римских рецептов», подбили Валорхенд на протест, который свел вместе Сликстоуна и Северную башню, заменили последнюю страницу «Книги римских рецептов» и даже составили программу ярмарки середины лета. И все это было сделано заранее в обличье Фласка. Затем они с котом беспощадно расправлялись со всем, что могло поставить план под угрозу: сожгли дом миссис Бантер и оградили сэра Веронала от внимания Грегоруиса Джонса. Она вернулась еще на шаг назад. Кэлкс Боул вошел в точку перехода во время последнего эксперимента, а значит, он был в равной степени храбр и сообразителен. Может быть, они зря сосредоточились на вероятности возвращения Уинтера? Может быть, теперь, когда Лост Акр был спасен, а Сликстоун сошел со сцены, Боул надеялся возродить братство элевсинцев? Она вспомнила таинственную смерть своего предка, мастера-резчика Рока.

— Нужно жить дальше, — тихо произнес Финч.

Орелия повернулась, заметив, что во все еще открытой коробке Фангина больше не было черепа человека-горностая. Она последовала совету Финча и промолчала, составив ему компанию по дороге к лабиринту, где известный музыкант-любитель Борис играл на флейте, а Ференсен демонстрировал пять шагов танца гальярды — влево, вправо, влево, вправо, а затем каденция, мощный прыжок. Когда танец был освоен, он добавил развороты и поддержки. Его партнерша Аггс вся раскраснелась от удовольствия, а Облонг размышлял, не пригласить ли Орелию составить пару ему.

Окружающий мир, казалось, пребывал в согласии с самим собой.

Грегориус Джонс добежал до намеченного им пика — окруженной буковой рощей возвышенности, где располагались наполовину вросшие в землю камни, похожие на упавшие метеоры. Он собрал засохшие ветки, сложил их крест-накрест и подсыпал к сухостою прошлогодних листьев для растопки. Поверх костра Джонс положил череп с серебряной ротервирдской монетой во рту — для паромщика душ.

Чиркнув огнивом, он разжег искры, которые вскоре превратились в настоящее пламя. Грегориус простер руки в короткой молитве для тени Ферокса, его центуриона и настоящего солдата, который никому не давал пощады и не требовал пощады в ответ.

Когда костер разгорелся, он побежал дальше.

«Ферокс — покойся с миром».

Неподалеку от этого места на неприметной поляне в Ротервирдском Западном лесу меж деревьев бежал впадающий в Ротер ручей. Дорожка лунного света освещала обнаженное тело — дриады или наяды? Она шла по воде, затем остановилась, наклонилась и принялась рассматривать горсть камней на ладони, изучая их цвета и очертания. Подняла ногу и вытянула пальцы со сморщенной от воды кожей, наслаждаясь этим зрелищем.

Ее работа под водой была уже почти завершена. Среди ила она выложила цветной галькой город с башнями и переходами, лежащий в пойме реки за крепостными стенами.