На пятом этаже, в кабинете Хомера, стояла мертвая тишина. Под насупленным взором учителя седьмой класс решал письменные примеры по математике.

Кабинет Хомера был, кажется, самой холодной и мрачной комнатой во всей школе. Высоченные потолки, голые стены, выкрашенные, по выражению школьников, в «нежно-крысиный» цвет, и унылый вид из окон на трубы миллардовских заводов были очень подходящим фоном для учителя математики.

Хомер был мрачен, так сказать, по убеждению. Он искренне считал, что только суровый, замкнутый характер помогает человеку добиться в жизни чего-нибудь выдающегося. Однако самому Хомеру это плохо помогало. Он чувствовал себя неудачником и от этого становился все более злобным и раздражительным.

В молодости Хомер был подающим надежды боксером, и его выступления приносили ему немалый доход. Но как-то раз всплыло одно некрасивое дельце с подкупом. Хомера ославили в газетах, и с тех пор ему пришлось бросить ринг и заняться математикой.

Во время войны Хомер побывал в Эль-Аламейне, но в армии его тоже невзлюбили. Он твердил каждому, что войну затеяли негры и коммунисты, в пьяном и трезвом виде лез в драку с офицерами-неграми и так надоел товарищам, что все очень обрадовались, когда его перевели в интендантскую часть.

Из армии Хомер вернулся еще более озлобленным. По рекомендации одного из приятелей Мак-Магона ему удалось получить место учителя в школе, и теперь он считал себя конченым человеком и вымещал на учениках все свои неудачи.

В этот день сербе, дождливое небо еще усиливало обычную раздражительность учителя, а в учениках вызывало тоскливую скуку.

Со своей третьей парты Чарли Робинсон видит, как сидящая впереди Пат Причард кусает губы и чуть не плачет.

Сам Чарли уже давно решил первые три задачи и теперь кончает четвертую, самую легкую. Он поднимает курчавую голову от тетради и оглядывает класс. Ага, Джой Беннет, его сосед, тоже кончил примеры и теперь делает вид, что проверяет решение. Однако Чарли виден из-под его тетради кончик пестрой обложки: Джой преспокойно читает приключения сыщика Тома Баркера.

А дальше, за Джоем, виднеется торжествующая физиономия Фэйни Мак-Магона. Этот, наверно, думает, что обскакал всех, и за билет в кино или за порцию земляничного мороженого уже решил задачки и своему дружку – Мэйсону: неспроста Мэйсон так спокойно ковыряет перочинным ножичком в зубах.

Позади двух приятелей – Минору Сано; «потомок самураев» что-то высчитывает на пальцах и быстро-быстро пишет, не глядя по сторонам. А вон Мери Смит, самая старательная из девочек, что-то стирает в тетради – должно быть, кляксу, – но и у нее, по-видимому, все в порядке.

Зато на самой задней парте у мулата Джона Майнарда вид испуганного кролика, и каждому ясно: он еще не решил ни одного примера. Этот Майнард – сын владельца танцевального клуба, и, говорят, у них очень богатый дом. Майнард непременно хочет выдать себя за белого и смачивает волосы специальной жидкостью, чтобы они не курчавились. Чарли однажды слышал, как Джон говорил девочкам из восьмого, будто он – испанец, как Де-Минго. А тут вдруг прибежали «малютки» и стали его звать:

– Эй, Ложка Дегтя, идем играть в бейзбол!

И тогда сразу открылось, что Джон – просто-напросто цветной, и девочки начали смеяться, а Майнард заплакал и убежал.

Чарли вспоминает, как ему тогда противно было смотреть на Майнарда – противно потому, что парень подделывался под белого и гнушался своей цветной кожи, а потом ему стало жалко этого дуралея, и он увел Джона с собой. Чарли и теперь жаль Майнарда: не везет бедняге с математикой! Опять Хомер будет бранить его «тупицей», а белые ребята издеваться над тем, что Ложка Дегтя способен только бить в барабан.

Но чьи это там два блестящих темных глаза, устремленных на Чарли? Нэнси Гоу, соседка Майнарда, видно, тоже «плавает»!.. Ох, надо выручать ребят, честное слово!

Чарли ёрзает на парте, следит за Хомером, Учитель шагает вдоль кабинета, изредка бросая угрюмый взгляд на склоненные головы учеников. Вот он повернулся спиной.

– Не зевай, Чарльз, – беззвучно шепчет Джой: он уже угадал намерение друга.

Теперь надо оторвать два крохотных клочка бумаги – оторвать так ловко и неслышно, чтобы острый слух Гориллы не уловил ничего подозрительного. «Валяй, валяй, Чарли!» – говорят нетерпеливые глаза Джоя. Он уже забыл о приключениях знаменитого сыщика и весь поглощен предприятием друга.

Чарли с непостижимой ловкостью отделяет от тетради два лоскута. Теперь скорее, скорее, пока Горилла стоит спиной, написать на каждом клочке решение всех четырех примеров!

Чарли пишет молниеносно, как стенограф. Готово! Джой Беннет выхватывает у него под партой обе бумажки, осторожно перегибается вперед и кончиком пера подцепляет одну из медных прядей, лежащих на плечах Пат. Она оборачивается, негодующая: кто смеет! Джой показывает ей кончик зажатой в кулаке бумажки, и Пат мгновенно понимает. Лицо ее розовеет; как благонравнейшая ученица, она закладывает руки за спину, и в ладонь ей немедленно попадает исписанная мельчайшими цифрами бумажка. «Ура! Ура!» – мысленно восклицает Чарли. Он в восторге – он видит кончик светлого глаза и розовую от волнения щеку Пат: спасена! Теперь надо выручить тех двух, на последней парте. Пока Чарли осматривает «посадочную площадку», Джой ухитряется перебросить Фэйни вторую бумажку. Он кивает на Майнарда и требует, чтобы Фэйни переслал шпаргалку мулату. Однако Фэйни, этот дрянной мальчишка, делает вид, что до смерти боится Хомера. На самом деле он будет очень рад, если Майнард провалится с примерами и получит от Гориллы нагоняй.

Джой выразительно показывает ему из-под парты кулак, но Моль отворачивается, будто не заметил, и шепчет что-то своему соседу Рою; тот ухмыляется во весь рот.

– Конец, леди и джентльмены, – говорит Хомер, взглянув на часы. – Мак-Магон, соберите тетради.

Собирать тетради – обязанность Чарли, однако Хомер постоянно делает вид, что это ему неизвестно. Каждый раз, как Чарли подходит к нему, подает ему ручку или мелок, Хомер всей своей физиономией выражает брезгливость. Зато перед Фэйни он явно заискивает, стараясь через сына заслужить расположение отца. Это понимают все в классе; поэтому никто не удивляется, когда Хомер объявляет, что раньше и лучше всех решил примеры Фэниан Мак-Магон и он, Хомер, ставит ему «эй» – высший балл, то есть «отлично».

– Правильно решил примеры и Робинсон, – неохотно мямлит он затем, – но у него на тетради какое-то пятно, поэтому я ставлю ему не «эй», а «би» («хорошо»).

– Это, наверно, мать капнула ему соусом на тетрадку, сэр! – радостно подхватывает Фэйни. – Его мать – стряпуха, сэр… Ха-ха-ха!

Чарли сереет.

– Не надо так говорить, Фэниан, – отечески журит директорского сынка Хомер. – Профессия стряпухи столь же почтенна, как и всякая другая.

Пат получает «отлично». Чарли, забыв обо всем, кивает ей, улыбается радостно; она отвечает смущенной гримаской.

– Минору Сано я ставлю «си» («удовлетворительно»), – говорит Хомер, насмешливо поглядывая поверх тетради на японца. – Мистер Сано больше любит писать свои иероглифы, чем решать примеры по алгебре.

Минору Сано улыбается и кланяется, хотя глаза у него совсем не веселые. Он получает от Хомера свою тетрадь, прижимает ее к груди, снова улыбается, снова кланяется и садится на свое место у окна.

– Мэйсон, подойдите ко мне, – говорит Хомер.

Рой Мэйсон, красивый и щеголеватый, как всегда, неторопливо поднимается и идет к учителю. Одна щека у него подозрительно припухла. И Чарли готов поклясться, что во рту у Мэйсона резинка, хотя в школе строжайше запрещается жевать резинку на уроках.

Хомер как будто ничего не замечает, вернее – не хочет замечать. К Мэйсону учитель относится с видимым подобострастием и никогда не забывает спросить, как здоровье его уважаемых родителей.

– Вы заслужили отличную отметку, дитя мое, – говорит Хомер, посылая Рою нежнейшую улыбку. – Если вы и впредь будете так же старательно заниматься, вы сможете когда-нибудь стать губернатором штата. Я надеюсь на вас, дитя мое.

«Дитя» стоит с оттопыренной щекой и упорно молчит, потому что первое сказанное им слово обнаружит приклеенную к нёбу резинку.

Хомер умилен:

– Садитесь, Мэйсон. Можете прибавить себе еще одну ленточку за отличное знание математики.

Рой идет к своей парте, и почти тотчас же оттуда раздается разгоряченный шепот: Фэйни хочет заработать на отличной отметке Роя и требует прибавки, а Мэйсон сердито торгуется.

Между тем Хомер долго рассматривает две оставшиеся тетради, две обычные тетради для математики, но Чарли видит, как на задней парте два орехово-смуглых лица сереют и становятся испуганными. Джон и Нэнси – два жалких зверька – не сводят завороженных глаз с Хомера. Молчание учителя нависает, как туча. Но вот наконец он откидывается на спинку стула.

– Передо мной лежат еще две тетради, – говорит он напыщенно, – две грязные, неряшливые, затасканные, небрежные, забрызганные чернилами, захватанные грязными руками тетради. Хуже этих тетрадок я никогда ничего не видел. Отвратительней этих тетрадей я никогда ничего не держал в руках. Чьи это тетрадки? Кто мне скажет?

Это только вступление к издевательству. И класс это понимает. Кое-кто уже хихикает, иные мрачнеют, опускают головы.

– Это тетради Джона Майнарда и Энн Гоу, сэр! – вскакивает Фэйни. На лице директорского сынка написано величайшее удовольствие.

Мальчик и девочка на последней парте съеживаются. Пробил их час!

– Правильно, Мак-Магон, – кивает Хомер, – это действительно тетради названных тобой учеников… Подойдите сюда, Майнард и Гоу.

Нэнси первая поднимается с места и медленно идет к учителю. Губы ее обиженно вздрагивают. Тетрадка Майнарда ничуть не грязнее, чем у любого из мальчиков, а уж у нее, Нэнси, тетрадка всегда совсем чистая, самая чистая в классе, пожалуй…

Тоненькая, с лицом цвета полированного ореха и пышной шапкой волос, Нэнси похожа на гвоздику в высокой рюмочке. Мать Нэнси – танцовщица в местном театре, и Нэнси унаследовала от нее грациозность и пластичность движений.

Покачивая кудрявой головкой на длинной шейке, девочка подходит к учителю. За ней, волоча ноги, следует Джон Майнард – насупленный и неловкий с виду подросток. У Джона – кожа цвета загара, никто не заподозрил бы в нем темнокожего.

Скосив глаза, Ложка Дегтя смотрит на Чарли, и у того начинает щемить от жалости сердце.

– Так… – говорит Хомер, критически разглядывая мальчика и девочку. – Скажите, о чем вы думали, когда пытались решать примеры? О жареной курице с тыквой? О кукурузных зернах? О прошлогоднем снеге? Об игре на барабане?

В каждом его вопросе – издевка, и у Чарли холодеют руки. Он чувствует сухой жар, поднимающийся к щекам, слышит, как кровь шумит в ушах.

– Вам нечего мне ответить, потому что вы ни о чем таком не думали, – продолжает Хомер. – А не думали вы попросту оттого, что вам вообще не свойственно думать. Я вам скажу, Майнард и Гоу… я скажу вам искренне, потому что я желаю вам обоим добра. – Тут голос Хомера становится почти ласковым. – Видите ли, дети мои, вам изучать алгебру – просто потеря времени. Гораздо целесообразнее вам учиться, как приготовлять соус для жаркого.

Глаза смуглой девочки наполняются слезами – огромные темные глаза, похожие на глаза лани. Приготовлять соус ей, Нэнси, мечтающей о великой славе поэта, ей, сочиняющей стихи, известные всей школе, одобренные самим мистером Ричардсоном!

– А как же, сэр… я про себя не говорю, сэр, я сама знаю, что я решила только две задачи из четырех, – говорит она дрожащим голосом, – но Чарли Робинсон, сэр? Он ведь такой же, как мы, сэр, а ведь лучше всех у нас в классе знает алгебру!..

Шепот проносится по кабинету. Фэйни, Рой и несколько ребят из их компании презрительно фыркают. Хомер отмахивается от девочки:

– Забирай свою тетрадь и ступай на место. И не задавай глупых вопросов. Если я говорю что-нибудь, значит, у меня для этого есть основания. Я поставил тебе и Майнарду «эф» («плохо»).

Нэнси начинает громко, на всю комнату рыдать. Джон Майнард стоит перед учителем согнувшись, опустив руки вдоль тела; он похож сейчас на деревянного паяца, которого Чарли видел однажды на ярмарке.

Сердце Чарли так колотится, что трудно дышать. Некоторые из ребят решили всего по два примера, и все же Хомер поставил им «удовлетворительно». Как ненавидит сейчас мальчик Хомера, как ненавидит он всех, кто издевается над его народом!

Шумит, шумит кровь в ушах! Чарли знает: Горилла ждет только случая, чтобы донести на него директору. После истории с дактилоскопированием достаточно малейшего повода, и его вышвырнут навсегда из школы. Еще три дня назад мать, его милая мать, долго плакала и умоляла Чарли, своего золотого, драгоценного мальчика, сдерживаться и не навлекать на себя гнев начальства, хотя бы в память отца, который так хотел, чтобы он стал ученым.

И Чарли обещал. А теперь вот чувствует, как трудно сдержать это обещание. Сейчас, сию минуту он встанет и скажет этому страшилищу все, что думает о нем черный парень! Чарли опирается руками о парту и облизывает пересохшие губы. О счастье! В это последнее мгновение раздается резкий, как удар, звонок, спасительный для мальчика и, быть может, для Хомера.

Чарли тяжело переводит дух.

– Выходите из кабинета, не задерживайтесь, – машинально, по привычке, говорит он школьникам.