Днем Жорж, ходивший с ребятами за валежником, принес с Волчьего Зуба первый эдельвейс. Удивительный цветок! Он был весь как будто вырезан из того пушистого белого войлока, который валяют в горах жены пастухов, чтобы сделать потом своим мужьям шапки и толстые плащи, непроницаемые дляхолода и дождей. Мальчик нашел его на узком каменистом карнизе под скалой, где и земли-то почти не было.
- Он рос на голом камне, честное слово, - захлебываясь, рассказывал Жорж. - Я его еле сорвал, такой цепкий...
В Гнезде Жоржа прозвали Челноком. Черненький, подвижной, с гладкой блестящей головкой и бисерными глазками, он сновал по всему Гнезду, всегда знал первым все новости, сам был не прочь посплетничать, а при случае и прихвастнуть. Он был присяжным юмористом Гнезда. По всякому поводу у него находились разные истории и анекдоты, которые он рассказывал кстати и некстати. Отец его пропал без вести, а мать умерла от тифа в фашистском концентрационном лагере. Марселина взяла Жоржа в Гнездо уже довольно большим, лет восьми, а до этого он беспризорничал на парижских улицах, ночевал под мостами, просил милостыню.
- Цветок, выросший в банке из-под горчицы, - смеясь, говорил о нем Рамо Тореадор.
Много труда стоило Матери отучить Жоржа от курения, от неряшливости, от скверного жаргона улиц. Зато теперь он был страстно предан ей и Гнезду и готов был вцепиться в горло всякому, кто скажет хоть одно дурное слово о грачах.
Работавшие во дворе сбежались посмотреть на эдельвейс. Жорж заткнул его за ленту своей шляпы, как настоящий горец, и красовался перед девочками, в особенности перед Сюзанной - тихой и беленькой, как мышка.
- А у меня не только новый цветок! У меня еще новый анекдот, - похвастал он, - про нашего Ксавье.
- Ну, ну, давай! - подзадоривали его грачи. - Расскажи!
- Вот кончил Ксавье пахать верхнее поле и решил возвращаться в Гнездо, - начал Жорж, очень довольный общим вниманием. - Положил на осла плуг и погнал его домой. А плуг такой тяжелый, что осел еле-еле идет... Ксавье подгонял-подгонял его, видит - дело плохо. Тогда он снял плуг с осла, взвалил его на плечи, сам сил на осла и погнал его: "Теперь плуг на мне, а не на тебе, нечего фокусничать, беги скорей домой!* И что бы вы думали?! - воскликнул Жорж, оглядывая своих слушателей. - Осел послушался и побежал.
Раздался смех:
- Ну и ловко!
- Вот это да!
- Уж Жорж расскажет!..
- И все это неправда, - сказала Сюзанна. - Никакого осла у нас нет, и Ксавье не пахал в этом году верхнее поле...
- Да ведь это же анекдот, Сюзон, - старался объяснить Жорж. - Я придумал Ксавье, чтоб было интереснее.
Из гаража пришла Клэр с неизменным спутником Жюжю и маленькой Полиной Кюньо, которая уже несколько недель жила в Гнезде. Все трое были до локтей измазаны в машинном масле: помогали Корасону возиться с машиной. Жорж и перед ними похвалился эдельвейсом.
- Неужели ты собираешься оставить цветок себе? - спросила Клэр. - Вставишь в вазу и будешь им любоваться один?
Жорж растерянно заморгал: по правде сказать, он еще не подумал, кому отдать цветок.
- Нет, конечно, я его подарю кое-кому, - сказал он, скосив бисерные глазки на Сюзанну.
Клэр перехватила его взгляд.
- Неужто ты не сообразил, кому надо дарить первые и самые лучшие цветы? - с возмущением сказала она.
Жоржа будто осенило: он хлопнул себя по лбу и даже вскрикнул от огорчения:
- Ох, какой же я болван! Как это я раньше не подумал?! Матери - вот кому надо подарить цветок! - И он побежал как угорелый по всему Гнезду, спрашивая каждого, кто ему попадался на глаза: - Не видел Мать? Где может быть сейчас Мать? Я ее ищу. Я принес ей первый эдельвейс!
И почти все, кого он встречал, удивленно отвечали:
- Мать? Да она только что была здесь. Она с нами занималась. Она показывала нам, как вышивать знамя. Она разучивала с нами песню... Только что была на огороде с Витамин.
Казалось, Мать, как добрый дух Гнезда, вездесуща. В гараже, в столовой, в бельевой, в столярной - всюду она "только что" была. И Жоржу оставалось бежать в следующее место, где ему опять говорили, что Мать вышла всего минуту назад.
Летний день Гнезда разворачивался, как всегда, в пении пил, в гомоне и переборе молотков, в пестром мелькании блуз, косынок, клетчатых передников. Из кладовой в кухню носилась толстая Лолота с дежурными девочками, в бельевой пересчитывала чистое белье старуха Видаль - сгорбленная и такая легкая, что казалось, подует с гор даже самый маленький ветер и унесет ее, как шелковинку. В гараже пыхтела "Последняя надежда", и то и дело мелькали фигуры Клэр, Полины и "главного механика" Корасона. В классах Рамо занимался со старшими мальчиками черчением. Были каникулы, и грачи не учились. Однако старшие собирались осенью поступать в училище повышенного типа и потому готовились к экзаменам.
Жорж обежал, казалось, все Гнездо. И когда он уже совсем отчаялся найти Мать, она вдруг сама появилась перед ним.
Если вы думаете, что Мать - начальница Гнезда грачей, главный вожатый и руководитель всех этих мальчиков и девочек, распорядитель всех занятий и работ, воспитывающий души и заботящийся о телах, день и ночь думающий только о благе своих детей, так вот, если вы думаете, что это существо с властным голосом, решительными манерами и внушительной внешностью, то вы сильно ошибаетесь. Ничего властного и внушительного не было в той хрупкой, одетой в синие брюки и белую блузку женщине, на которую чуть не налетел с разбегу Жорж.
- Добрый день! Я вас искал, Мать. Вот возьмите, это вам! - выпалил он, подавая эдельвейс.
- Какая прелесть! - Марселина прищурила золотые глаза и осторожно притронулась к толстым войлочным лепесткам. - Где ты его нашел, мальчик? На скалах? Наверное, вы все здорово намучились с этим валежником?
- Вовсе нет, Мать. Правда, мы ушли чуть свет, зато притащили вдвое больше, чем Ксавье со своими ребятами, - не утерпел, чтобы не похвастать, Жорж. - А этот эдельвейс мне попался на южном склоне. Он первый, Мать. Дайте я приколю его вам к блузе. Найдется у вас булавка? - Неловкими мальчишескими пальцами он приколол цветок к одежде Марселины.
- Сегодня после обеда мы опять отправимся в горы. - Мальчик отошел в сторону и полюбовался своей работой, как художник только что законченной картиной. - Гюстав обещал, что проведет там с нами наглядный урок минералогии. А я уж все собрал, что нужно, - опять похвастал он. - Вот смотрите, здесь у меня образцы разных пород... - он полез в свои необъятные и многочисленные карманы. - Сейчас, сейчас, Мама, я вам все покажу...
И Жорж начал деловито вываливать на землю, прямо к ногам Матери, все то, что мальчики в Гнезде именовали "карманным товаром": гвозди и гайки, пуговицы и мотки веревок, старые ключи, поплавки, плоскогубцы, перочинный нож, кусок кожи, дратву - словом, то, без чего решительно не может обойтись ни один уважающий себя подросток мужского пола.
Марселина невозмутимо обозревала "товар". Ни слова о загубленных и продырявленных карманах, об испачканных штанах. Она была Матерью и понимала все на свете.
Наконец Жорж нашел и выложил на ладонь несколько камней.
- Это полевой шпат со слюдой, а это обычный песчаник. Это мергели, - перечисляла Марселина. - А вот здесь кое-что интересное, - и она поднесла камень к глазам. - Видишь эту вмятину в известняке? Это след окаменелой фауны. Скорее всего окаменевшая улитка.
- Улитка? - Жорж, вытянув шею, с интересом разглядывал кусок белой породы. - В самом деле, вот здесь она проползла, наверное, несколько сот веков назад! До чего же здорово вы все знаете, Мама! - с восхищением сказал он. - И когда только вы успели все это выучить?
- Наверное, как улитка, несколько сот веков тому назад. - Марселина засмеялась. - Ну, Жорж собирай свои сокровища да ступай вымойся перед обедом, а то и на тебе видны всякие наслоения, - и она легонько дотронулась до измазанных щек мальчика.
Едва Жорж убежал, кто-то окликнул Мать. Из сарая, который грачи гордо именовали "гаражом", показался еще один питомец Гнезда - рослый, темноволосый подросток, почти юноша, в синем замасленном комбинезоне.
Ни этот вконец измазанный комбинезон, ни закопченное лицо не могли скрыть, что мальчик красавец. Он был, как Золушка, которую не сумели изуродовать даже лохмотья. Даже больше: этот комбинезон, заслуженный и рабочий, и копоть, и масляные пятна, разбегающиеся по щекам, как будто даже подчеркивали великолепие его синих глаз, благородную форму лба, прелесть улыбки. И разворот плеч у него уже был уверенный, как у мужчины, и держался он непринужденно, и двигался легко. И всякому, кто смотрел на него, становилось так приятно, что мальчику не составляло никакого труда вот так, походя, побеждать людей, располагать их к себе.
- Мать, "Последняя надежда" просила передать вам, что ей хотелось бы иметь новую одежку, старая совсем истрепалась, - сказал он ломающимся мальчишечьим баском. - Можно взять немного той материи, которую вы привезли из города? Я хочу обить переднее сиденье.
- Ну, конечно, Корасон, - кивнула Марселина. - Пошли кого-нибудь из ребят к Видаль и передай, что я просила. А то она, пожалуй, не даст тебе ни сантиметра... Да что я говорю: тебе-то она, наверное, даст, ведь ты ее любимчик...
Мальчик покраснел.
- Всегда вы надо мной смеетесь, Мама, - пробормотал он. - Где вы были, почему я не видел вас весь вчерашний вечер? - Он посмотрел на нее требовательным взглядом.
- Я была в городе, у наших друзей. А ты искал меня? - с живостью спросила Марселина. Корасон кивнул.
- Да. Нужно было посоветоваться... И потом вообще... - он смутился.
Что-то кольнуло Марселину: неужели она была невнимательна к Корасону? Неужели из-за ее желания быть справедливой, поровну распределять свою любовь и привязанность между детьми Корасон почувствовал себя заброшенным?
Она сказала поспешно:
- Ну конечно. Я сама чувствую, у нас с тобой давно не было хорошего разговора. Ты знаешь, как я была занята. Эти ребятишки с Заречной стороны... Словом, я жду тебя сегодня после обеда. Идет?
- Идет, - кивнул Корасон.
Марселина старалась не слишком нежно смотреть на мальчика. Но когда Корасон отправился в гараж, она проводила его долгим взглядом.
- Корасон, а ты сменил масло, не забыл? - донесся из гаража голос Клэр, властный, требовательный.
Клэр помогает Корасону: моет машину и попутно учит Полину Кюньо.
- Сколько будет трижды три? Ну-ка, Полина, подумай хорошенько. Вот видишь, здесь три кнопки. А если еще три и еще три, сколько это будет, а?
Клэр сама придумала эти "уроки на ходу" для малышей Гнезда, и ребята незаметно для себя усваивают много нового.
Мысли Марселины тотчас же устремились к девочке. Трудная девочка Клэр... Богатейшая внутренняя жизнь, талантливость во всем, за что берется. Упрямство. Вспышки гнева, сокрушительные для нее самой. Желание властвовать. Мечты о геройстве, которые она тщательно скрывает от всех, кроме нее. Какое будущее ждет эту девочку? Сумеет ли она - Марселина - направить ее силы по верному пути?
- Госпожа Берто, я пришла, как вы сказали. Вот он, мой Жанно.
К Марселине подошла большая костистая женщина. Она вела тощего мальчугана и во все глаза смотрела на Мать.
- Отлично, давайте его нам. - Марселина взяла на руки чумазого малыша. - Сейчас я позову кого-нибудь из старших, они его устроят в спальне и покормят. Вы сможете его навещать когда захотите. - Она оглядела женщину. - Что, очень туго приходится?
Женщина молча кивнула.
- Еще троих ребят хорошо бы к вам привести, - сказала она, - моих соседей Гюнаров. Его с братом тоже уволили с завода. Придрались, будто они запороли какие-то детали, и выгнали вон. А все дело в том, что Гюнары кое-что знают о Фонтенаке. О том, как он помогал бошам и здесь и в соседнем департаменте. Конечно, языки они на привязи не держат, все рассказывают, кто такой этот господин...
- Постойте, я запишу, адрес. Может, удастся что-нибудь сделать. Я скажу Кюньо. - Марселина вынула из кармана брюк записную книжку, разбухшую от адресов, телефонов и имен: одному помочь лекарством, другого устроить на работу, третьему выдать пособие, четвертого просто подкормить...
Женщина с жадностью следила за тем, как она вписывает адрес в эту чудесную книжку: у нее была безграничная вера в Марселину. Уж если госпожа Берто записала...
- Мой Арман упрям, как мул, - сказала она ворчливо. - Если что вобьет в голову, нипочем оттуда не выбить. Говорит, собирал подписи под Воззванием и буду собирать. Говорит, выступал, чтобы выбросить Фонтенака из правительства, и буду выступать. Добьюсь, говорит, чтобы не было больше разговоров о военных договорах, о вооружениях. Такой упрямый, страх!
В ее воркотне слышалась гордость за упрямого мужа. Вероятно, и она такая же, как Арман.
- Так я скажу Гюнарам...
- Клэр, - позвала Мать, повернувшись к гаражу, - выйди-ка на минутку!
Показалась Клэр, чумазая, в каких-то немыслимых штанах. В руке у нее был гаечный ключ. Она быстро глянула на женщину, на малыша, прикорнувшего у Матери на плече.
- Понятно, - весело сказала она. - Новый птенец прилетел к нам в Гнездо, да? Только как же я возьмусь за него в таком виде? Ведь мне надо бензином отмываться. - Она закричала жалобно: - Корасон, Полина, помогите мне отмыться, полейте меня бензинчиком! Мне надо устроить на жилье нового птенца, а я не хочу его измазать!
Женщина вдруг улыбнулась.
- Ну, госпожа Берто, уж никак нельзя сказать, что вы воспитываете белоручек, - сказала она одобрительно.
Марселина засмеялась, кивнула.
- Да, кажется, никто так и не говорит.