ТИХИЙ ГОРОДОК
Бывает так: из бурлящей, неистовой, грохочущей политическими грозами жизни, полной скрытого и явного напряжения, скрытых и явных интриг, мелочных и больших интересов, недостойных междоусобиц и настоящей борьбы за великое дело человечества, вдруг вырвется кто-то, попадет в маленький, удаленный от центра городок, увидит фонтанчик на площади, в котором женщины моют салат и овощи, гостиницу с мирным старомодным названием «Приятный отдых», траву, пробивающуюся сквозь камни на улицах. И вообразит приезжий, что вот наконец-то обрел он обетованную землю, где нет ни борьбы, ни междоусобиц, где нет голода, нищеты и безработицы, где радио, телеграф, телефон, газеты не приносят каждый час тревожных, надрывающих сердце вестей.
Именно такой рай вообразился бы прибывшему в Верней. На первый взгляд все было тихо и мирно в этом провинциальном городке. Пенясь, бежала под мостом горная река, блестели на солнце стекла электростанции, черный шпиль, увенчанный петушком, подымала к небу церковь. Но уже у церкви, у этой мирной обители ангелов и святых, приезжий почувствовал бы первое разочарование: возбужденные группки старух и стариков толпились у паперти, громко переговариваясь. И если бы приезжий вслушался в разговоры прихожан, то узнал бы, что кюре Дюшен, этот праведный, замечательный пастырь и подвижник, произнес только что проповедь, бичующую безбожников и бунтовщиков, тех, кто забыл о боге и призывает к нечестивым поступкам: к непослушанию власть имущим, к свержению тех, кто поставлен у кормила страны.
Голос Дюшена гремел, рокотал, взмывал вверх, к стрельчатым сводам, когда он говорил о достойнейшем сыне церкви, ныне подвергающемся гонениям нечестивых. Неслыханный поход готовят богоотступники против этого верного католика. Сам святейший папа, несомненно, пришлет свое благословение достойному сыну, потому что он, как никто, защищает интересы верующих. Под достойным сыном церкви кюре Дюшен подразумевал господина Фонтенака, а под богоотступниками — жителей Заречья.
Словом, в конце проповеди старики и старухи, находившиеся в церкви, были уже накалены до предела. Они вышли из храма не только не умиротворенные молитвой, но преисполненные чисто мирской сварливостью. Вот почему на паперти было так шумно и так азартно мелькали в воздухе сухие старческие кулачки.
Улица, улица, как ты быстро меняешься! Только что сонно зеленел бульвар, жарилась на солнце некрашеная эстрада для оркестра, солнечные блики лежали на клетчатых скатерках маленького кафе, давно стоящие часы на мэрии показывали все один и тот же благодатный, никуда не спешащий час. И вдруг…
Кажется, и солнце то же, и те же каштаны на площади, и те же девушки-хохотушки переговариваются из окна в окно. ан, нет! И солнце как будто померкло, и зелень потемнела, и уже не хохочут девушки, и дома выглядят замкнутыми и хмурыми. А в Заречье и вовсе тревожно. Молчаливые, сумрачные люди спешат быстрее войти в дома. Торчат по углам полицейские, разъезжают автомобили, набитые охранниками в черных мундирах. Кто-то из полицейских сорвал со стены «Юманите», но вместо нее теперь чернеет размашистая надпись углем: «Долой войны, которые нужны богачам! Да здравствует мир!» И дальше опять надписи: «Долой предателей из правительства!», «Долой атомную угрозу!», «Джи-Ай, убирайтесь домой!», «Да здравствует народный фронт!»
И здесь приезжий во второй раз испытал бы чувство… разочарования, что ли. И мелькнула бы у него мысль: напрасно мнил он найти уголок, искусственно отделенный от жизни своей страны! Напрасно надеялся отыскать людей, равнодушных или безразличных к судьбам своего народа!
Как приезжий, он, несомненно, направился бы первым делом в гостиницу с заманчиво мирным названием «Приятный отдых». Только и здесь не нашел бы он ни отдыха, ни особой приятности. Именно здесь, в коридоре гостиницы, он столкнулся бы с рослой особой, которая мерила большими шагами коридор и взывала густым голосом:
— Хэлло! Хэлло! Послушайте, есть здесь кто-нибудь? Эй, эй, послушайте! Хэлло!
Миссис Гарденер была вне себя. Подумать только: она звонит пять, десять, пятнадцать минут, она поочередно нажимает кнопки: «горничная», «портье», «посыльный» — все напрасно! Никто не отзывается ни на звонки, ни на крики. Никто не является к ней в номер. Жена майора направилась было в комнаты мужа, но вспомнила: он еще накануне сказал, что уедет утром на Старую Мельницу. В последние дни майор был раздражителен и ворчлив: «Не страна, а какой-то сумасшедший дом!»
— Черт возьми, куда же все провалились! — энергично произнесла жена майора. И снова принялась звать прислугу.
И вдруг откуда-то снизу появился небритый субъект, «настоящий разбойник», как определила миссис Гарденер, и, с трудом изъясняясь на ломаном английском языке, объяснил, что горничной в гостинице нет.
— Как нет? Она должна быть! — удивилась миссис Гарденер. — Если нет моей горничной, пусть явится другая. Мне должны отгладить платье, сделать ванну…
— Другой горничной тоже нет.
— Но где же они? Почему их нет? Это же безобразие! — возмутилась жена майора.
— Они все ушли на собрание Союза французских женщин.
— Горничные на собрании, а живущие в гостинице должны оставаться без услуг? Это неслыханно! — вскипела миссис Гарденер. — По крайней мере пошлите ко мне посыльного. Я отправлю его сообщить о беспорядках моему мужу! Пускай он примет меры
— И посыльного нет.
— Что же, и он ушел на собрание этих ваших женщин? — иронически спросила майорша.
— Нет. Он пошел на собрание в свой собственный союз. А может, в Комитет Мира…
— О-о! — только и могла воскликнуть миссис Гарденер.
— Вон, кажется, хозяин пришел, — сказал небритый. — Сейчас я его позову. — И он спустился вниз, выкликая: — Господин Кажу! Господин Кажу! Вас требует американская дама!
Господин Кажу явился, как всегда, любезный и предупредительный. Однако его толстая, добродушная физиономия была озабочена. В ответ на жалобы миссис Гарденер он только развел руками.
— Что поделаешь, сударыня! Вы во Франции, а во Франции народ самостоятельный, свободолюбивый. Если он чего-нибудь захочет или не захочет, его не удержишь… И потому все у нас очень интересуются политикой, судьбой страны, ее будущим. Да, сударыня, даже горничные, даже прачки!.. Если народ почует неладное, будьте покойны, равнодушных вы не найдете… Ванна! Вам она необходима? Что ж, придется мне самому этим заняться. Мои люди ушли, и я их понимаю. Такие наступают дни…
— Пожалуй, и вы участвуете в этих сходках, в этих Комитетах Мира? — насмешливо спросила его миссис Гарденер.
Хозяин чуть покраснел.
— Разумеется, сударыня! Ведь я француз, — сказал он.
После этого разговора миссис Гарденер немедленно побежала в свою комнату посоветоваться с «Оракулом-духовидцем». То была толстая книга, изданная обществом любителей-спиритов. Миссис Гарденер никогда с ней не расставалась и обращалась к ней по всякому поводу. Следовало взять правой рукой «Оракула», положить на ладонь левой и громко сказать:
Истина, истина,
Откройся воистину,
Дух над миром подыми,
Пелену с него сними…
Вслед за этим заклинанием надо было открыть страницу, которая начиналась с числа, соответствующего сегодняшнему числу по календарю, и прочитать строчку, соответствующую порядковому числу данного месяца.
Итак, миссис Гарденер, проделав все, что полагалось, открыла страницу двадцатую и прочла строчку седьмую. Седьмая строка гласила следующее: «Вепрь сгинет, и чистилище прострется над ним».
Жена майора содрогнулась. Вепрь? Чистилище? Это было непонятно, тревожно. О, была бы она у себя дома, в Штатах, друзья-спириты растолковали бы ей пророчество «Оракула»! А здесь? Что ей делать здесь? Она слукавила перед собой и тихонько перевернула страницу. Но и на следующей странице седьмая строка пугала.
— «…Детским сердцем ляжете навзничь и славу воспоете…» — прочитала вслух миссис Гарденер. Она снова содрогнулась и подняла глаза к небу.
— Вразуми и наставь, всевидящий, вездесущий дух!
И как раз в тот момент, когда она уже чувствовала, что на нее нисходит «наитие свыше», она вдруг услыхала сильный шум на улице, и в открытые окна донеслось отчетливо и задорно:
— Убирайтесь домой!
— Долой тех, кто хочет войны!
— Эми, уходите!
Раздался пронзительный насмешливый свист. Миссис Гарденер похолодела.
И ее мальчик, ее дорогой мальчик, где-то далеко, среди этих чужих, враждебных людей! Как могла она быть такой опрометчивой! Как позволила увезти его куда-то! И как мог ее муж настаивать на поездке к эту подозрительную школу в горах? Юджин может попасть там в какую-нибудь беду! Никто не знает, что взбредет на ум этим красным! А вдруг они его будут держать заложником?
И все известные из американских газет истории о похитителях детей пришли на ум бедной напуганной жене майора. Больше она не могла выдержать. Она забыла о ванне, которую ей любезно приготовил господин Кажу, и помчалась вон из гостиницы. Скорее, скорее на Старую Мельницу, отыскать мужа, чтобы он немедленно послал за Юджином или дал ей провожатых, она сама поедет за сыном!
Ни такси, ни дежурного автомобиля у подъезда гостиницы не оказалось. Не оказалось и тех, кто только что кричал и свистел. По счастью, в конце улицы появилась знакомая американская машина. Автомобиль остановился у подъезда гостиницы. В нем сидел Билл Удхауз — офицер, которого миссис Гарденер терпеть не могла. Но сейчас выбирать не приходилось.
— Скорее, Удхауз, отвезите меня к мужу на Старую Мельницу. Я страшно тороплюсь. — Миссис Гарденер забралась в машину. — Нажмите, прошу вас.
Удхауз оглянулся. Его худое, узкое лицо еще больше осунулось и побледнело. Казалось, он болен.
— Вы не застанете майора на Старой Мельнице, — сказал он. — Я только что встретился с ним и капитаном Вэртом. Они оба ехали к префекту.
— Тогда везите меня к префекту, — решительно сказала миссис Гарденер. — Жизнь сына мне дороже всяких условностей.
— Жизнь Юджина? — Билл повернулся в машине. — А что с ним? Заболел?
— Хуже! — отрезала миссис Гарденер. — Он в руках красных. Боже мой! Подумать только, мы сами, сами отдали им мальчика! И зачем только я послушалась этого Хомера!
— Так Юджин уехал вместе с Хомером и его ребятами в горную школу? — понял, наконец, Билл. — Но я не понимаю, почему вы так тревожитесь, миссис Гарденер?
— Удивляюсь вам, Удхауз! — величественно сказала жена майора. — Кажется, неглупый человек, а рассуждаете, как ребенок! Почему я тревожусь… Да вы что, не слышите и не видите, что делается кругом? Ведь в городе того и гляди вспыхнет восстание! Ведь эта горная, как вы ее называете, школа ведется красными. И, конечно, как только в городе начнется бунт, они непременно задержат у себя сына американского офицера в качестве заложника, чтобы потом диктовать свои условия. Вспомните дело бандита Эндикса в Штатах. Его хотели пристрелить, но он захватил в качестве заложницы дочь миллионера Лонга, и полиция не посмела его тронуть пальцем.
— Так ведь то у нас в Штатах, — перебил ее Удхауз. — Но здесь этого не может случиться, миссис Гарденер. Уверяю вас, у здешних людей куда более серьезные заботы, чем брать в плен американского школьника.
Миссис Гарденер подозрительно уставилась на офицера.
— А вы откуда знаете, какие у них заботы? — с раздражением спросила она. — Откуда вы так хорошо осведомлены о делах красных, капитан?
Удхауз в ответ только пожал плечами. Что мог он сказать? К тому же автомобиль уже подъезжал к префектуре.
Помещение префектуры было похоже на все провинциальные полицейские участки в мире. Запах промокашки и чернил, застоявшийся папиросный дух, дохлые мухи на подоконниках, скучающая машинистка у пишущей машинки. Впрочем, в этот день машинистка не скучала. Не играли по своему обыкновению в карты и два помощника префекта. А дежурный полицейский у двери в кабинет префекта выглядел таким торжественным и значительным, как будто ему довелось узнать государственную тайну. В кабинете префекта находились важные посетители: майор Гарденер и его помощник капитан Вэрт. Из-за дверей до дежурного доносились их приглушенные голоса.
Американские офицеры приехали по незначительному поводу: сообщить префекту, что на Старой Мельнице им необходимо расчистить строительную площадку, и поэтому там будут произведены небольшие взрывы. Пускай префект пошлет предупредить людей, живущих поблизости.
Ренар любезно пообещал тотчас же отправить двух работников префектуры в район Старой Мельницы. Префект недаром носил свою фамилию, у него была чисто лисья, очень хитрая манера приглядываться к людям, особый нюх. Поэтому он уже давно, при первом знакомстве с американскими офицерами, успел заметить, что главную роль играет не майор Гарденер, являющийся официальным начальством, а тот невзрачный, ничем не примечательный с виду помощник майора, которого зовут капитан Вэрт. Вот и на этот раз у Ренара было вполне определенное впечатление, что Вэрт привез своего начальника в префектуру не для того, чтобы предупреждать о каких-то пустяковых взрывах на строительной площадке. Поэтому, когда Вэрт, как бы невзначай, осведомился, почему в городе вдруг появилось столько полицейских и охранников, Ренар чуть не присвистнул: «Ага, вот оно что: желают получить информацию». Он решил говорить начистоту:
— В городе ожидают главного акционера завода господина Фонтенака. Он приедет на машине из Парижа и остановится в замке у своей матушки. Однако рабочие на заводе и в городе настроены против господина Фонтенака. Он не удовлетворил, кажется, каких-то требований. Словом, в связи с его приездом возможны осложнения. На всякий случай приняты кое-какие меры.
Впрочем, я уверен, что никаких волнений в городе не будет. Мы сумеем обеспечить порядок, — так закончил Ренар.
Утром он совещался с мэром Лотреком, с полицейским комиссаром и с начальником жандармерии и располагал, по его собственному мнению, самыми полными сведениями о планах и настроениях рабочих Вернея.
И вдруг в ответ на его успокоительные слова американские офицеры снова поинтересовались, что именно собирается предпринять администрация города и департамент в связи с тем грандиозным собранием, которое созывается по инициативе бывших партизан, франтиреров и Комитетов Мира двадцать второго июля.
Ренар с трудом перевел дух. Народное собрание? Но разве это так серьезно! Ведь теперь у людей что ни день, то какое-нибудь собрание! К этому уже привыкли. Разве это собрание особенное? Гран-ди-озное?
Внезапно многое стало понятным Ренару: и надписи на стенах, которые старательно стирались полицией и пожарными и возникали вновь, и сходки рабочих на «Рапиде», и регулярное чтение «Юма» в обеденный перерыв, и собрания профсоюзов, и частые заседания Комитетов Мира. А ведь только вчера он уверял управляющего «Рапида» Морвилье, что господин Фонтенак может совершенно спокойно выступить на заводе, что рабочие его, конечно, послушают и перестанут волноваться. Словом, он, Ренар, дал слово, что все будет в полном порядке. А что, если…
— Гм… Надо будет предупредить управляющего заводом, — проговорил он как бы в раздумье. — Конечно, раздаются голоса, направленные против господина Фонтенака…
Майор Гарденер досадливо отмахнулся.
— Здесь пахнет кое-чем посерьезнее! Фонтенак — только частность. Цель сборища другая: противодействовать франко-американскому сотрудничеству, добиться разрыва с нами, заключить союз с Востоком. Вот их задача.
— Да, да! И снова будут разговоры о том, что мы-де хотим возродить германский фашизм! — с неожиданным жаром поддержал майора капитан Вэрт.
Ренар между тем пришел в себя и постарался принять независимый вид.
— Мне кажется, что это все-таки обычное профсоюзное собрание, — сказал он успокоительно. — Ваши опасения преувеличены, джентльмены. На этом собрании вряд ли будут затрагиваться те вопросы, о которых вы говорите. У меня, например, нет такой информации.
— Значит, ваша информация, сэр, никуда не годятся, — хладнокровно оборвал его капитан Борт. — Сегодня утром у меня был мой доверенный человек. Он привез мне пригласительный билет на это собрание, отпечатанный в вашей типографии. Вот он, можете ознакомиться.
— Но… но у нас в городе нет даже помещения для большого собрания! Может, это не в нашем департаменте? — префект хватался за самую слабую надежду.
— Собрание будет здесь, господин префект. Я вам за это ручаюсь, — сказал капитан Вэрт.
Ренар приосанился.
— Ну, так этого собрания не будет, вот что я вам скажу, джентльмены. Мы этого не допустим! Здесь, в городе, есть несколько коммунистов, которые, конечно, являются вожаками во всем этом деле. Они у нас все на примете. Некий монтажник с завода, по фамилии Кюньо, потом его помощник Перье, начальник станции Фламар и еще одна женщина — начальница интерната для сирот Марселина Берто…
— Это ваши здешние «подрывники»? — усмехнулся Гарденер. — Мы тоже о них слышали.
— Так вот, мы их изолируем, и никакого собрания не будет, — продолжал уже совершенно уверенным тоном Ренар. — Арестуем вожаков, и без них никто не решится выступить.
— Отлично, господин префект, — одобрил Гарденер. — Мой всегдашний девиз: энергия и воля!
— Замечательный девиз! — восхитился Ренар. — Я запишу его: «энергия и воля».
Но тут за плотно закрытыми дверями кабинета послышался шум. Раздраженный женский голос сказал:
— Капитан Удхауз, объясните ему, кто мы, чтобы он нас пропустил!
— Кажется, это голос моей жены? — прислушался майор Гарденер.
Не успел он сделать и шага к двери, как она распахнулась, и в кабинет, как бомба, ворвалась разгневанная миссис Гарденер. За нею вошел капитан Удхауз, сдержанный, спокойный, как всегда.
— Совещаешься? Заседаешь? — раздраженно обратилась миссис Гарденер к мужу, не обращая внимания на присутствующих. — А в это время наш сын бог знает где, бог знает что с ним! Ты один будешь в ответе, если с ним что-нибудь случится!
— Позволь, ну, позволь же, дорогая, — пытался вставить слово Гарденер. — Что ты такое говоришь?
— Эти люди способны на все, — продолжала миссис Гарденер, энергично отмахиваясь от мужа. — Ты и капитан Вэрт послали человека следить за этой школой и ее руководителями, а сам зачем-то отправил туда нашего мальчика! И это в такое время, когда в городе вот-вот начнутся беспорядки! Ах, что ты со мной делаешь! — И миссис Гарденер тяжело упала в кресло.
Вэрт выразительно взглянул на майора, и тот закусил губу. Вот несносная женщина! Она его погубит! Кругом столько свидетелей, столько чужих людей…
— Послушай, дорогая, — начал майор как можно мягче, — напрасно ты так волнуешься. Тебе это вредно. Никакой опасности нет.
— Как нет? — всплеснула руками миссис Гарденер. — Красные затевают какое-то выступление. Я хорошо это знаю. Я сама своими ушами слышала…
— Ты совершенно права, дорогая, — продолжал уговаривать жену майор. — Но ты не должна так тревожиться. Сегодня утром у нас был мистер Хомер, и я распорядился, чтобы он привез всех мальчиков в город.
— Какое мне дело до всех мальчиков! — простонала миссис Гарденер. — Мне нужен мой Юджин! Мой дорогой сын!
— И Юджин приедет вместе с ними. И уверяю тебя, нет никаких оснований тревожиться, — увещевал ее майор. — Мистер Хомер и сам не хотел больше там оставаться.
— Госпожа Гарденер, майор прав, — вмешался Ренар, который решил показать во всем блеске свои административные способности даме. — Можете ни о чем не беспокоиться. Мы стоим на страже наших общих интересов. Мы не допустим никаких беспорядков. Мы обезвредим красных здесь, в городе. У меня есть список. Вот они: Жером Кюньо, Поль Перье… Что же касается начальницы школы, где находится ваш мальчик, Марселины Берто, то…
Префект вдруг осекся. Он заметил предостерегающий знак, который сделал ему капитан Вэрт. Ренар посмотрел туда, куда смотрел капитан Вэрт. Американский офицер, очень высокий и тонкий, стоял у дверей и молча наблюдал за всем происходящим. Майор Гарденер подозвал его в себе.
— Капитан Удхауз, были вы на станции, как я просил? — он фамильярно дотронулся до рукава офицера.
— Да, сэр.
— Отправили?
— Точно так, сэр.
— В таком случае, Удхауз, вы свободны до вечера, — объявил Гарденер.
Капитан Удхауз приложил руку к фуражке и вышел, неслышно затворив за собой дверь.
На минуту в комнате наступило молчание. Ренар суетливо копался в каких-то бумагах на столе: он чувствовал себя крайне неловко. Гарденер обратился к нему:
— Послушайте, господин префект, зачем вам понадобилось продолжать разговор при посторонних?
— Но я думал, это ваша жена… ваш товарищ. соотечественник, — защищался Ренар.
— В другой раз не думайте, — отрезал Гарденер. — Соотечественники разные бывают. Разве вам это не известно, господин префект?
В то время как шел этот разговор, Билл Удхауз был уже далеко от префектуры. Автомобиль его быстро миновал центр города, переехал через мост и очутился в узких уличках Заречного района. Здесь Билл поехал медленнее, внимательно оглядывая дома и прохожих, которых в этот утренний час было немного: все были на работе. Впрочем, ехать медленно американскому офицеру по Заречью было не так-то приятно.
На дорогу выбегали стайки ребят, указывали пальцами на его машину, свистели, улюлюкали…
Билл Удхауз ежился от этих выкриков, но все-таки продолжал свое путешествие. Вот показались двое рабочих в синих комбинезонах. Один, помоложе, нес в руках лист жести.
— Эй, послушайте! — окликнул их Билл. — Послушайте, не можете ли вы сказать…
Рабочие продолжали свой путь, будто не слышали. Тогда Билл вылез из машины и догнал их.
— Ага, вот так-то лучше, — проворчал, оглядев его, старший из рабочих. — А то сидит в своей корзинке и кличет народ, как будто все обязаны бежать к нему.
— Простите, — опять начал Билл, — не скажете ли вы мне, где живет Жером Кюньо?
Рабочие переглянулись, потом старший спросил:
— Как? Как вы сказали? Жером Кюньо? А кто он такой?
Младший тоже пожал плечами:
— Первый раз слышим. Понятия не имеем, что это за Кюньо!
— В таком случае простите, — извинился Билл и отошел. Рабочие проводили долгим взглядом его машину, потом, не сговариваясь, повернули обратно в сторону завода.
Билл отъехал немного, остановился и задал тот же вопрос каким-то мальчишкам. Но те, казалось, и вовсе не поняли его и только смотрели на него во все глаза. Попалась Биллу навстречу девочка в стареньком ситцевом платье. Билл поманил ее к себе.
— Послушай, девочка, где живет Жером Кюньо? Или где я могу найти Поля Перье?
Девочка покраснела, потом вдруг побледнела.
— Что? Что? Кого вам надо? Ничего не знаю. Ничего не могу сказать… — И она так затрясла головой, что две косички запрыгали по ее худеньким плечам.
Билл начинал отчаиваться. Он объехал уже все дома, которые выглядели получше, но ни в одном из них ему не могли сказать, где живет Жером Кюньо или Поль Перье. Наконец, почти потеряв надежду, Билл вылез из машины и начал расхаживать взад и вперед по какому-то вовсе заброшенному кварталу, где стояли самые обшарпанные, старые дома, с потеками сырости на стенах. Отсюда было рукой подать до завода, его трубы как бы увенчивали собой все Заречье. И вдруг у одного из домов Билл увидел давешнюю девочку. Она стояла возле румяной женщины и что-то взволнованно говорила ей, не замечая офицера. Удхауза как будто осенило. Он быстро подошел к женщине, поклонился и жестом остановил девочку.
— Постой минутку, не беги. — Он бросился к женщине: — Пожалуйста, прошу вас, поверьте мне. У меня нет никакого права на ваше доверие, — он дотронулся до своего офицерского кителя. — И все-таки прошу вас. Мне срочно нужно отыскать господина Жерома Кюньо или хотя бы Поля Перье. Они живут здесь, в Заречье, я знаю. Но мне никто не может указать, где именно. Я понимаю почему и уважаю это. Но все-таки, не можете ли вы довериться мне и помочь их найти?
Билл очень волновался, произнося эту короткую речь. Его голос дрожал, худое лицо вспыхнуло. Он так нетерпеливо ждал ответа от женщины, смотрел на нее таким честным взглядом, что она вдруг спросила:
— А на что вам нужен, к примеру, Жером Кюньо?
— Я должен кое-что сообщить ему. Это важно для него самого.
Тогда румяная женщина сказала просто:
— Идемте со мной, господин офицер. — И, взяв за руку девочку в ситцевом платье, она повела Билла во двор, у которого стояла.
Взбираясь по крутой ветхой лестнице за своей провожатой, Билл Удхауз подбирал про себя французские слова. Он скажет Жерому Кюньо все, что нужно сказать товарищу, когда тому угрожают не выдуманные, а настоящие опасности.
Женщина остановилась у двери, старой, облезлой, с проступающими белыми царапинами.
— Как? Неужели здесь живет Жером Кюньо? — удивленно спросил Удхауз. А он-то думал, что руководитель красных живет в лучшем доме квартала!
Женщина кивнула.
— Да, господин офицер, это наше жилище. — И добавила поясняя: — Жером Кюньо, видите ли, мой муж.
Она ввела Билла в бедную маленькую комнатку, где Билл увидел двух рабочих, у которых он разузнавал адрес Жерома Кюньо, и даже тех мальчишек, которые молча глазели на него, когда он их расспрашивал. Да, все они были здесь и все как бы заслоняли, загораживали собой, своими телами большого мешковатого человека с лицом застенчивого мальчика. Нет, не таким представлял себе Билл Удхауз «главного красного»! Но тут же он увидел глаза этого человека, его твердый рот и тотчас же поверил в его мужество.
— Так этот молодчик все-таки добрался до Жерома! — воскликнул старший рабочий. — И ты, Франсуаза, сама привела его? Зачем?
— Кажется, он совсем невредный парень, — сказала, осторожно выбирая слова, румяная Франсуаза. — И кажется, ему в самом деле нужен Жером. Ну, вот я его и привела сюда к вам.
