— Сливы! Первые сливы!

— Свежая ветчина!

— Пироги со сливами! Круглые пироги!

— Горячие сдобные мадлены!

Продавцы в фартуках мягко катили перед собой тележки. На картонных гофрированных тарелочках лежали синие сливы, темные вишни и те жесткие круглые пироги с вареньем, к которым Тэд никак не мог привыкнуть.

Начальник станции, сухой старик с усами и выправкой времен Вердена, стоял на перроне, вглядываясь в окна поезда. Увидев священника, он хмуро поклонился.

Экскурсанты, держа в руках свои чемоданчики, выпрыгнули из вагона. За ними, тяжело ступая, вышел Хомер, оглядел тележки, продавцов, начальника станции.

— В этой дыре, наверное, даже такси не найдешь, — проворчал он, озираясь, и направился к начальнику станции: — Имеются ли в городе такси? И вообще, на чем здесь люди добираются до гостиницы?

Старик оглядел Хомера и столпившихся за ним школьников таким ироническим взглядом, что Тэду и Дэву стало не по себе.

— В городе ходят автобусы. Впрочем, если это вас не устраивает, можно вызвать такси. Подождите здесь, пока прибудут машины, — и начальник станции указал на скамейку у багажной будки.

Свежеполитый перрон пахнул летним утром, солнцем, немного цветами. Продавцы прокатили разок-другой свои тележки и вдруг исчезли, как будто испарились. Поезд ушел, и платформа сделалась так тиха и пустынна, точно находилась не в городе, а в далекой прерии.

С поезда, кроме экскурсантов, сошло всего два пассажира. Один был уже знакомый нам священник. Его встретил прехорошенький мальчик с тоненькими, будто нарисованными, бровками и губками и незабудковыми глазами на фарфоровом лице.

Тэд тотчас же мысленно окрестил его «Херувимом». Херувим подхватил тяжелый провинциальный баул священника и с трудом потащил его к выходу. Второй пассажир был большой, длиннорукий человек в мешковатом костюме. Его пиджак, его брюки, его шляпа, видимо, давно служили своему владельцу и не раз побывали в дождях и непогодах. Вместо чемодана пассажир прижимал к боку потертую военную сумку. Выйдя из вагона, он начал оглядываться по сторонам, ища кого-то, снял шляпу, и тогда видней стало его лицо — застенчивое и какое-то мальчишеское, хотя в волосах у него было уже много седины, а возле цепких глаз цвета морской воды густая сетка морщин. Впрочем, это могло быть и от солнца и от соленого ветра: по походке в нем можно было сразу узнать бывшего моряка.

Оглядевшись, пассажир направился в конец платформы к начальнику станции.

— Эй, Фламар, как жизнь, старина? — окликнул он его. — Вспоминали здесь обо мне?

Старик живо обернулся на голос, увидел приезжего, заулыбался, закивал и вдруг как-то мигом превратился из мрачного сурового начальника в добродушного дедушку Фламара. Верденские усы его поднялись к хрящеватому носу и, казалось, тоже приветствовали приезжего.

— Ба, кого я вижу! — радостно воскликнул он. — Жером Кюньо собственной персоной! Если б ты знал, дружище, как все мы тебя ждали! — Он затряс руку Жерома. — Рассказывай скорей, что нового в Париже. Легче ли живется там такой мелюзге, как мы с тобой? Что говорят о войне? Заткнули рот Фонтенаку, или он все еще продолжает кричать, что мы должны поддерживать во всем американцев и вооружать Германию? Да что ж ты мне ничего не отвечаешь, Жером? — спросил он вдруг.

— Жду, когда ты дашь мне вставить слово, — отвечал, смеясь, Жером Кюньо. — Ишь, как славно мелет старая мельница.

— Ах ты, негодник, еще издеваешься над стариком! — шутливо замахнулся на него Фламар. — Ну, всерьез, расскажи, что там в Париже видел? Что слышал? Как там живут наши ребята?

Кюньо усмехнулся.

— Сводят концы с концами, и то ладно, — сказал он. — Зато, кажется, начинают подымать головы, говорить полным голосом — это уже кое-что. Я был у наших в Сен-Дени и Сент Уэне. Там народ разговаривает как надо…

— Ты, верно, еще не знаешь наши новости, — перебил его Фламар. — Не очень-то они тебя обрадуют.

— Ты о том, что делается у Старой Мельницы? — нахмурился Кюньо. — Знаю, слыхал. Кажется, и тут не обошлось без Фонтенака. Это по его милости прибыла к нам «миссия» из его дружков. Мы для него стали слишком беспокойны…

— Как! Так, значит, мы обязаны проискам этого предателя, этого коллабо… — кипя от негодования, начал старик.

— Ого-го-го, как распалился, старина! — Кюньо ласково тронул Фламара за плечо — Ну, ну, не расстраивайся! Вот встретимся у меня и обо всем потолкуем. — Он оглядел перрон. — Ты не заметил, Фламар, встречал меня кто-нибудь из наших?

Фламар кивнул.

— Тебя встречали грачи! Только они думали, что ты приедешь сонорским поездом. Марселина прислала за тобой целую ватагу ребят и «Последнюю надежду». — Он взглянул на станционные часы. — Через семь минут придет сонорский. Наверное, сейчас они будут здесь.

Не успел Фламар сказать это, как на перрон высыпала ватага молодежи. Только что пустынная и тихая станцийка вмиг ожила, зашевелилась, зазвучали молодые голоса, сразу стало казаться, что на платформе суета и очень много народу. Цветные косынки и клетчатые блузки девочек перемешались с синими комбинезонами и беретами мальчиков.

— Мы слишком рано! Поезда еще нет!

— Ага, я говорила, что рано, а Витамин со мной спорила, что опоздаем!

— Витамин — известная паникерша.

— У Корасона камера спустила, Жорж и другие мальчики остались помогать.

— Какая камера? Заднего или переднего колеса?

— Пойди сам посмотри.

— Девочки, девочки, посмотрите на Жюжю, какой он смешной!

Хомер и его группа сидели, затертые велосипедами, оглушенные малознакомой французской речью. Внезапно одна из девочек увидела Жерома.

— Боже мой! Смотрите — дядя Жером! Вот же он! На перроне!

Ватага кинулась со всех ног к прибывшему.

— А мы вас с другим поездом ждали!

— Как же вы так рано?

— Вот так бы и пропустили!

— Витамин правду говорила…

Жером еле успевал пожимать руки, отвечать на вопросы и приветствия. Звонкий девичий голос, наконец, освободил его:

— Довольно, ребята! Вы совсем затормошили дядю Жерома. Возьмите лучше его вещи, несите в машину и скажите Корасону, что мы идем.

Косынки и береты послушно посторонились, и полдюжины рук подхватили военную сумку Жерома Кюньо.

— Клэр! — сказал Жером. — Здравствуй, Клэр! Как хорошо, что ты пришла! — И он протянул обе руки навстречу высокой девочке в синих спортивных брюках и клетчатой блузе с карманами.

На первый взгляд не было ничего примечательного в этой девочке. Самый обычный подросток с длинными руками и ногами. Узкие блестящие глаза «с притенкой», то есть запрятанные в тени длинных мохнатых ресниц. Большой выпуклый лоб, большой и веселый рот. Все лицо неправильное, живое, переменчивое в каждой своей черте. Хороша была только походка: стремительная, упругая, свободная. Девочка шла, точно танцевала, — такими пластичными казались все ее движения.

— Смотри! — шепнул Рой Мэйсон Фэйни. — Видишь какая! — с самого появления Клэр он не спускал с нее глаз.

— Хм… А чего смотреть? — отозвался Фэйни. — Девчонка как девчонка, только в штанах. Даже вовсе не хорошенькая!

— Ну, не хорошенькая! — удивился Рой. — Не знаю! Может, ты и прав… А по-моему, ты ничего не понимаешь. Решительно ничего. — И он с еще большим вниманием принялся наблюдать за девочкой.

Клэр шла по платформе рядом с приезжим, стараясь приноровиться к его широким шагам.

— Ox, как я ждала вас, дядя Жером! — говорила она, заглядывая в лицо Кюньо. — Прямо дни считала…

— Все в порядке, Клэр, — сказал Кюньо. — Твое письмо передано Пьеру, и он его прочитал.

Девочка вспыхнула.

— Так вам удалось повидать товарища Дюртэна! Вы сами передали ему мое письмо?

Кюньо кивнул.

— Сам. Он при мне его читал.

— И… и что же он сказал? — Клэр впилась глазами в лицо Кюньо.

— Сказал, что и сам за эти годы старался разузнать, кто предал полковника Дамьена. Но пока ничего не удалось выяснить. Спрашивал, какая ты? Похожа ли на отца?..

Лицо Клэр мгновенно погасло, выразило какое-то усталое разочарование.

— Ах, так? — пробормотала она. — Ну, если даже товарищ Дюртэн не смог, тогда все… — Она вдруг спохватилась: — Что же это я болтаю? Совсем дырявая голова: забыла и думать, что вы устали с дороги, хотите умыться, позавтракать, повидать своих…

— А Корасон починил «Последнюю надежду» специально к вашему приезду, — вмешался в разговор толстенький черноглазый мальчуган по имени Жюжю. Он уже давно вертелся возле Клэр и ловил каждое ее слово. — Мы всё вместе ее ремонтировали, — добавил он с гордостью.

Жером, окруженный грачами, был уже у выхода. В это мгновение зоркие глаза Клэр приметили на скамейке у багажной будки группу школьников.

— Э, смотрите, что это там за компания? — воскликнула она. — Уж не к нам ли приехали эти ребята? Я сейчас! Только сбегаю узнаю…

Она кивнула своим, чтобы они проводили Кюньо к машине, а сама живо направилась к Хомеру, в котором угадала руководителя.

— Постой, не беги, Корсиканка! Кажется, это американцы, — говорил Жюжю, ни на шаг не отставая от Клэр. — Были же слухи, что военные привезут сюда своих ребят, откроют американскую школу…

— Американцы? Очень может быть, — отвечала Клэр, вглядываясь пристальнее в сидящих. — Но вспомни, что говорила нам Мать: нужно быть приветливым с каждым. Может, это хорошие ребята. И если они приехали к нам в Гнездо, мы должны их принять…

— Смотри, там скауты! Вон-вон те парни, в форме… — настаивал Жюжю.

— Скауты? Это хуже, — пробормотала Клэр. — И все-таки… Доброе утро, — обратилась она прямо к Хомеру как к старшему. — Вы, кажется, ждете кого-то? Не нас ли? Может, вы к нам приехали?

Она смотрела ему прямо в глаза. Мистер Хомер терпеть не мог, чтобы ему смотрели прямо в глаза, в особенности представительницы женского пола. В особенности вот такая представительница — без шляпы, в брюках, в какой-то клетчатой блузе с карманами, как у мальчишек!

— К вам?! А к кому это «к вам», разрешите узнать? — иронически спросил он. — Полюбуйтесь, мальчики, на эту леди в штанах, — прибавил он по-английски, обращаясь к своей группе.

Клэр вспыхнула, но сдержалась.

— «К нам» — это значит к грачам, в грачиное Гнездо, — пояснила она как можно хладнокровней. — Возможно, вы слышали о нашей школе?

— К грачам? — Хомер пожал плечами. — Мальчики, кто из вас лучше говорит по-французскк? Кажется, вы, Фэниан? Ну-ка, постарайтесь с ней договориться…

— Грачи — это, кажется, птицы? В таком случае, мы понятия не имеем, что вы за птицы! — с необыкновенной бойкостью вступил в разговор Фэйни, коверкая французские слова еще хуже, чем Хомер.

— Интересно, что же вы вообще знаете, если до сих пор ничего не слышали о грачах? — задорно выступил вперед Жюжю. Его черные глазки на круглой детской рожице так и прыгали от азарта и нетерпеливого желания схватиться с этими чужими мальчишками.

— Брось, Жюжю, разве ты не видишь, что это за типы? — презрительно бросил, подходя, худенький красноволосый мальчик в берете. — Они только и знают свою жевательную резину…

— Что?! Что ты сказал?! — подскочил Фэйни. — Ну-ка, повтори, французская лягушка]

— Ксавье, сейчас же перестань — поспешила вмешаться Клэр. — Как тебе не стыдно, Ксавье!

— Спрячь кулаки, Фэниан, — скомандовал и Рой. — Отойди, я тебе говорю! — Он поклонился Клэр как можно изящней. — Простите, мисс, то есть мадемуазель! Мы, правда, никого не знаем в этом городе. Мы приехали сюда из Штатов на каникулы и для того, чтобы навестить мою сестру в этом… как его… — Рой начал судорожно шарить в карманах, бормоча: — Вот черт, как его… Куда провалился адрес?.. Черт! — Наконец он вытащил бумажку с адресом. — Ага, вот она — в пансионе Кассиньоль!

Клэр усмехнулась.

— Значит, ваша сестра учится у «праведницы»? — сказала она, к удивлению и смущению экскурсантов, на хорошем английском языке. — Я вам сейчас все объясню. Мы думали, вы приехали к нам, потому что к нам приезжают многие ребята и многие учителя. Они приезжают к нам на каникулы, чтобы посмотреть, как мы живем и работаем. Мы сами построили нашу школу, и дом, и мастерские. Мать и старшие ребята называют наш дом «грачиное Гнездо».

— Как?! У вашей матушки так много детей?! — в изумлении пробормотал Рой.

Клэр засмеялась, и черные пряди затанцевали на ее щеках.

— Да нет же, мы зовем Матерью нашу начальницу, — сказала она, смеясь. — Она всем нам как настоящая мать, потому что ни у кого, — тут узкие глаза Клэр внезапно подернулись дымкой, — ни у кого из нас нет ни отца., ни матери!

Она взглянула на окружавших ее американских школьников.

— И все-таки у нас очень хорошо и весело, в нашем грачином Гнезде, — добавила она. — Да вот, можете приехать к нам, сами все увидите…

— Сэр, вы слышите? — обратился Рой к Хомеру. — Это очень любопытно, сэр!

— Мы непременно должны побывать у грачей, — заговорил молчавший до той поры Тэд Маллори. — Ребята, поедем к ним, а?

— Мне этот план очень нравится, — подхватил меланхоличный Дэв Ванами, самый старший среди экскурсантов. — Мне это очень нравится.

— Если у нас останется время… — промямлил Хомер, вглядываясь в девочку.

— И с чего ты вздумал ехать к этим грачам? — тихо пререкался с Мэйсоном Фэйни. — Вот еще невидаль! Побываем у твоей сестрицы, а потом лучше поскорее опять в Париж…

Клэр позвали.

— Иди скорей, Корсиканка! Дядя Жером ждет тебя!

— Иду-у! — отвечала Клэр. — Сейчас иду!

Хомер оглянулся, увидел высунувшихся из-за ограды грачей. Кажется, они ему не очень поправились, потому что он с кислой улыбкой сказал Клэр, снова перейдя на невообразимый французский язык:

— Благодарим за приглашение, но, кажется, у нас не будет времени им воспользоваться.

— Не слушайте его: мы с вами непременно увидимся, — успел шепнуть на прощанье Клэр Рой Мэйсон.

Клэр подняла брови. В дверях еще раз мелькнула ее яркая клетчатая блуза и пышная темная шапка волос.

Школьники молча смотрели ей вслед.