Расположенная в маленькой бухточке на юго-западном побережье Сардинии, рыбачья деревня Мюртас грелась в теплых лучах весеннего солнца. Вернувшись на берег, загорелые рыбаки раскладывали на циновках из утесника или прямо на прибрежном песке попавшуюся в сети рыбу. Невдалеке от мола, куда приходили за рыбой матери семейств, торговцы овощами расставляли свои горшки с оливковым маслом и высокие корзины, полные апельсинов, лимонов и сезонных овощей, выращиваемых в долинах. Мунии нравилось приходить сюда за покупками. Она с удовольствием подставляла лицо мелким брызгам, долетавшим с моря. Когда она проходила мимо, многие оборачивались ей вслед, настолько ее необычная красота и горделивая стать контрастировали со скромным поношенным платьем. Но египтянку скромность ее наряда совершенно не смущала. Она была намного счастливее теперь, в бедности, чем в те времена, когда жила в роскоши.

Муния подошла к повозке торговца, взяла арбуз и взвесила его на руке, желая убедиться в правильности своего выбора. Через несколько минут она купила за сущие гроши пять прекрасных рыб-дорад, задыхавшихся в рыбацкой сети. Это означало, что сегодня их с Ангерраном ждет вкусный ужин. Молодая женщина протянула торговцу несколько монет и улыбнулась. Обычно она приходила на рынок раз в неделю, и этот старик-торговец всегда с удовольствием угощал ее горстью спелых оливок. Муния взяла одну своими красивыми полными губами. На вкус оливка оказалась превосходной. Остальные она завернула в полотняный плат и положила в корзину.

Приветливо кивнув нескольким знакомым, она покинула шумное столпотворение продавцов и покупателей. Пройдя через деревню, насчитывавшую два десятка скромных домов, она стала подниматься по тропинке, которая вела к вершине скалы, туда, откуда открывался прекрасный вид на море.

Шли месяцы, и жизнь молодой четы постепенно устраивалась. Ангеррану, естественно, хотелось бы жить, не отказывая Мунии ни в чем, однако та понимала, что в таком случае деньги быстро закончатся, а ведь им предстоит еще долгое путешествие в Египет. Разумеется, Ангерран мог бы поступить на службу к какому-нибудь местному вельможе, однако в таком случае ему пришлось бы рассказать, кто он и откуда, и рано или поздно весть о нем дошла бы до госпитальеров. Муния предположила, что Гуго де Люирье отказался от мыслей о мести, но Ангерран ничего не желал слышать. Он успел оценить хитрость и подлость де Люирье, а потому предпочитал соблюдать осторожность. Сойдя на сушу в порту, они пошли пешком вдоль берега, пока не нашли эту рыбачью деревеньку, укрывшуюся в уютной бухте. Местные жители встретили чужаков настороженно, но скоро привыкли, и только старики продолжали проявлять по отношению к чете осторожность и сдержанность.

В деревне Муния и Ангерран сняли комнату в доме, который находился на отшибе. Хозяйка, вдова испанского моряка, обремененная стайкой крикливых и бедно одетых детей, зарабатывала на хлеб плетением корзин и изготовлением украшений из ракушек. Свои поделки она отвозила на ослике в город, располагавшийся на расстоянии дня пути, и продавала на местном рынке. По прошествии нескольких недель между ними установились самые сердечные отношения. С Ангерраном, понимавшим по-испански, она на первых порах говорила на этом языке, но уже через несколько месяцев оба ее постояльца благодаря ее урокам бегло заговорили по-сардски.

Дружба Ангеррана и Мунии с Линой крепла день ото дня. Однажды днем, когда женщины вместе полировали ракушки кусками высушенной кожи угря, египтянка рассказала доброй женщине, почему они вынуждены скрываться. Лина со вздохом кивнула:

— Бывают дни, когда и сам Господь устает помогать нам, людям…

Так она обычно говорила, чтобы утешить себя перед лицом неизбежности. Она больше никогда не заговаривала со своими постояльцами об их делах, но стала к ним относиться с еще большей симпатией.

Невзирая на то, что хорошо сохранившиеся развалины старинной сторожевой башни защищали хижину Лины от ревущих ветров, во время каждого шторма она, казалось, была готова сорваться с фундамента и улететь. Со дня приезда Мунии и Ангеррана сильные бури случались уже пять раз. В такой день повторялся один и тот же ритуал: взрослые обитатели хижины прижимались друг к другу под старыми одеялами, окружив теплом сбившуюся посередине стайку детей. Так было спокойнее: даже если ветром сорвет крышу, то никто из мальчишек не пострадает. Чтобы отвлечь детей, Ангерран рассказывал им о снегах Веркора, которые они никогда не увидят, о свисающих с деревьев сосульках, о том, что, когда выдыхаешь воздух в морозный день, изо рта выходит пар, о волках, которые бродят зимой возле крестьянских домов. В такие минуты собственные невзгоды казались маленьким сардинцам не такими страшными, потому что в самую лютую зиму в этих местах не бывало так холодно, чтобы кто-нибудь замерз до смерти.

Впервые увидев домишко Лины, Ангерран удивился — он был построен среди руин старинной башни. Лина рассказала, что это заброшенное место отцу ее мужа за особые услуги подарил сам вице-король. Свекор Лины обосновался на Сардинии, построил этот дом и женился на местной жительнице, которая, правда, в скором времени скончалась, но так и не смог поладить с соседями. Он тоже рано умер, и его единственный сын Хуан унаследовал вместе с домом недоверие, которое жители деревни питали к его отцу. Один только отец Лины ему помогал. Они стали компаньонами. Так они и познакомились. Хуан и Лина поженились, у них родилось шестеро детей. А потом, в прекрасный летний день, они с тестем ушли в море и не вернулись. Лина в одночасье лишилась и супруга, и отца. Мать ее умерла, когда Лина была совсем маленькой, родственников у нее не было, однако она нашла в себе силы жить дальше. Всем в округе было прекрасно известно, что пираты промышляют у этих берегов, прячась в маленьких бухтах, куда можно было попасть только по морю. Хуан был не первым рыбаком, кто не вернулся домой. Его и отца Лины пираты либо отправили на корм рыбам, либо силой увезли с собой, поскольку их опыт рыбаков мог пригодиться в открытом море. Она знала, что в любом случае никогда больше их не увидит.

Повесив корзину на согнутую руку, Муния энергичным шагом стала взбираться вверх по узкой тропинке. Она уже была на середине пути, когда морской бриз донес до нее стук молотка. Сердце ее тотчас же забилось в груди, следуя этому глухому и четкому ритму.

Две ночи назад ветер так завывал и раскачивал хижину, словно все-таки решился разнести ее в клочья. Кусок крыши оторвался и улетел, и скудные пожитки Лины насквозь промочило дождем. Мало того — в мокрой стене образовалась большая трещина. Кое-как успокоив перепуганных детей, они втроем стали молиться, чтобы буря поскорее ушла, не успев причинить новые разрушения, и чтобы все они остались живыми и невредимыми. Прошло несколько часов, и над успокоившимся морем, на чисто умытом небе заблистали звезды. Успокоившись, они кое-как собрали тряпками воду и подремали до рассвета. Как только небо на востоке порозовело, Ангерран отправился в город, чтобы купить досок. Для Мунии было невыносимо больно расстаться с ним даже на несколько часов. Поэтому можно представить, какое она испытала облегчение, когда наутро после тревожной ночи (трещина образовалась как раз возле их постели, и Муния долго не могла заснуть и слушала шум прибоя) она отправилась на рынок и на полпути встретила своего суженого. За Ангерраном следовал ослик, нагруженный досками. Супруг поцеловал ее, и у Мунии снова стало легко на душе. Скорее всего, Ангерран разгрузил ослика и сразу взялся за работу.

Тихонько напевая, Муния ускорила шаг, когда навстречу ей вдруг вылетел Энрико, самый младший из сыновей Лины. Мальчик размахивал руками и кричал:

— Муния, Муния, поднимайся скорее! Скоре-е-е!

Сердце молодой женщины сжалось. Стука молотка уже не было слышно. Неужели Ангерран упал с крыши? За последние месяцы юноше пришлось освоить азы нескольких ремесел, и все же она знала, что увереннее он обращается с мечом, чем с рубанком.

Когда же она подбежала к мальчику, страхи ее рассеялись. Личико у Энрико было серьезным, но радостным.

— Идем скорее! — повторил он еще несколько раз, а потом схватил ее за руку и потащил за собой.

— Да что такое случилось? — с притворным недовольством спросила Муния. — Разве ты не видишь, что я несу тяжелую корзину?

— Брось ее тут, я покажу тебе что-то получше! — уверил ее мальчик и снова потянул за руку.

Молодая женщина расхохоталась. Если уж Энрико не соблазнился даже арбузом, который обожал, значит, случилось и правда нечто значительное. Оставлять корзину на дороге она все же не захотела, но постаралась идти побыстрее. На все ее расспросы мальчик отвечать упрямо отказывался. Наконец они вышли на вершину скалы. Увидев в первый раз этот пустынный пейзаж, Муния была поражена. Но теперь она привыкла к обитателям домика, притулившегося к остаткам башни, как и привыкла любоваться причудливым рисунком руин на фоне протянувшегося до самого горизонта лазурного неба.

— Нам туда! — заявил Энрико, указывая пальцем на то место, где начинался спуск в бухту.

В нескольких шагах от старой башни некогда находилась лестница, но эрозия сделала свое дело, и теперь обтесанные каменные ступени были практически неразличимы.

Муния с сомнением покачала головой, но все же обошла остатки старинной стены. Ослик, которого Ангерран привязал к колышку в тени постройки, при их приближении повел ушами. Доски лежали на земле, рядом со стеной, трещину на которой юноша уже успел заделать. Значит, он начал работу, а потом что-то или кто-то его отвлек…

— Они все там, внизу!

Молодая женщина спросила удивленно:

— Даже твоя мать?

Энрико кивнул. Он широко улыбался, глаза блестели от удовольствия. Было видно, что ему очень хочется что-то сказать, но он сдерживается.

Молодая женщина вошла в дом, поставила корзину на стол и только после этого дала горящему нетерпением мальчугану себя увести.

И снова застучал молоток… Мунии не терпелось узнать, что происходит. Энрике стал спускаться с такой быстротой, что молодая женщина испугалась. Идти по стершимся ступеням было очень трудно. Даже Лина не решалась пользоваться этой дорогой, чтобы сойти к морю. Что же такого могло случиться, чтобы все семейство, позабыв о риске, отправилось вниз? Цепляясь за выступающие из земли камни и пучки травы, путаясь в юбке, Муния спускалась медленно и постоянно прислушивалась. Помимо стука, теперь ставшего более различимым, она услышала радостные восклицания и обрывки разговора. Она старалась смотреть под ноги, а потому сперва не видела ничего, кроме маленького клочка пляжа, окруженного скалами и омываемого пенистой волной.

И только когда она ступила на песок, все стало ясно.

Этой ночью о прибрежные рифы разбился корабль, и течение принесло в маленькую бухту его обломки. Прибой увлек за собой все, в чем содержалось хоть немного воздуха, и те предметы, которые могут удерживаться на воде. Некоторые разбились о скалы, по кое-что чудом уцелело. Так, на берег вынесло сундук, из которого торчал кусок мокрой ткани, и с дюжину маленьких бочонков. Ангерран, рядом с которым столпились дети и Лина, как раз пытался вскрыть один бочонок.

— Мы с Паоло спустились, чтобы насобирать ракушек на обед, и нашли это! — с гордостью рассказал удивленной Мунии маленький Энрико. — Наверное, это Мадонна послала нам подарок!

Мальчик схватил молодую женщину за руку и потащил по уединенному маленькому пляжу. Там пахло разложившейся рыбой. Вполне возможно, что в уцелевших бочонках хранились запасы пищи моряков. Мунии оставалось сделать еще несколько шагов, когда топорик Ангеррана пробил бочонок, измазанный чем-то жирным, и этот жир начинал понемногу плавиться на солнце. Окружив мать, мальчишки, дрожа от нетерпения, ждали, когда же выяснится, что в бочонках. Муния увидела, как все вдруг стали морщиться. Из отверстия посыпалась черная пыль, ветер подхватил ее и понес над пляжем. Все расчихались, а Энрике расхохотался, не понимая, что могло приключиться разом с братьями, матерью и Ангерраном.

Муния, Лина и Ангерран сразу поняли, какой шанс им посылает судьба. Юноша не мешкая бросился в воду и стал подгонять к берегу другие бочонки, до сих пор раскачивающиеся на волнах между двумя огромными камнями.

— Помогайте! — позвал он старших мальчиков.

Скоро все пятеро уже плескались рядом с ним, стараясь схватить драгоценную добычу. Энрико обогнал Мунию и бросился помогать братьям, высунув от усердия язык. Египтянка подошла ко вскрытому бочонку, сунула палец в отверстие, а потом поднесла к губам.

— Черный перец! Это перец! Мы богаты, Лина! — воскликнула Муния и обняла добр, женщину за плечи. Лина оросилась в ее объятия.

Они очистили пляж и перенесли бочонки в находившуюся поблизости уединенную пещерку, чтобы спрятать их от глаз рыбаков, которые часто проплывали мимо этих берегов. На это ушло несколько часов. Теперь Лина, Муния и Ангерран сидели втроем в хижине за столом и пили спиртовую миртовую настойку.

Радостное оживление сменилось молчаливой задумчивостью. Покачивая в кубках напиток, который Лина приберегала для особого случая, каждый из них думал о своем. Серьезность взрослых произвела на детей должное впечатление: они сидели тихонько, как мыши, на своих соломенных матрасах, и только изредка перешептывались, даже не думая, как обычно, тузить друг друга и хохотать. Они тоже нашли нашли нечто, что казалось им сокровищем ящичек на треть заполненный разноцветными пуговицами, которые они еще не успели между собой поделить.

— Вероятней всего разрушился корабль с грузом пряностей, и можно ожидать, что если волнами прибило эти бочонки, то может прибить и другие. А может, их уже кто-то подобрал в море. И лучше бы это были рыбаки, а не пираты, — сказал Ангерран, делая глоток из своего кубка.

— Если бы море вынесло что-нибудь на пляж бухты, то на рынке только об этом бы и говорили, — сказала Муния

— Ты думаешь, нам может грозить опасность? — спросила Лина.

Ангерран кивнул. По его лицу было понятно, что он не шутит.

— Пять бочонков черного перца и два — с корицей ни стоят целое состояние! Если пираты найдут часть груза, то постараются найти то место, куда течение могло принести остальное.

— Если они высадятся в нашей бухте, то найдут пещеру!

— Нужно забрать оттуда пряности. Если обвязать бочонок веревкой, его можно втянуть наверх, — решила Лина.

Ангерран согласился. Он и вправду был обеспокоен.

— Если пираты не найдут ничего на пляже, они придут к нам, Лина, и, поверь мне, перевернут здесь все вверх дном, — добавил он, склонившись над столом, чтобы этих слов не услышали дети.

И снова повисло молчание. Положиться ли на удачу, решив, что они — единственные, кому повезло получить частичку груза с утонувшего корабля, или все же попытаться предотвратить опасность? Лина посмотрела на вихрастые головы своих сыновей, склонившихся над драгоценным ящичком. Сумеют ли они удержать язык за зубами? Даже если пираты и пощадят их, что, если в деревне найдется какая-нибудь алчная до наживы душа, которая решит, что эта драгоценная находка лучше послужит ей, а не им? Столько времени она думала, стоит ли довериться Ангеррану и Мунии… Быть может, время пришло? Может, пора открыть им правду? Она набрала в грудь побольше воздуха и выпалила решительно:

— Значит, мы все уедем. Если ты сможешь починить старую повозку, которая стоит в сарае, мы запряжем ослика и сложим в нее бочонки и кое-какие вещи. В долине у меня есть родственница. Мы дадим ей денег, когда продадим пряности. А потом — будь что будет. Эту удачу послало нам небо. Вам нужны деньги, чтобы добраться до Египта, мне — чтобы вырастить детей.

Она встала, отодвинула табурет и решительным шагом подошла к сундуку, стоявшему под окном. Открыв его, женщина порылась среди немногих убогих одеяний, которые были там сложены, и вдруг, к изумлению своих постояльцев, извлекла на свет саблю.

Лина повернулась к Ангеррану и Мунии и невесело улыбнулась. Она находилась в той части хижины, где дети не могли видеть ни ее, ни оружие.

— Выйдем ненадолго! — сказала она и выскользнула в дверь.

Удивленные и взволнованные этой переменой в поведении, супруги последовали за ней. Лина не стала их дожидаться. Она уже шла к сараю, примыкавшему к северной стене дома. Чтобы попасть в него, нужно было обойти всю хижину.

Они оказались там, где разговор взрослых точно не могли услышать дети. Рядом стоял ослик и жевал свое сено. На глинобитном полу Лина нарисовала крест.

— Однажды ночью, за два месяца до того, как приехали вы, Хуан вернулся, — сказала она.

Ангерран мягко накрыл ладонью ее руку, сжимавшую саблю, и она бессильно повисла. Лина посмотрела сначала на него, потом на Мунию.

— Дети уже спали. Выглядел он как настоящий пират, поэтому я решила, что он сбежал с корабля, на котором его заставили служить, когда поймали в море и увезли от родных берегов.

— Но все ведь было не так? — спросила Муния.

Лина отрицательно помотала головой.

— Несколько дней назад пираты напали на торговый корабль, не зная, что на нем полно госпитальеров. Пиратам удалось победить, но ценой многих жизней.

— И решили набрать людей в деревне, чтобы пополнить свои ряды, — предположил Ангерран.

— Хуан привел их к нашему берегу, чтобы отомстить жителям за прошлые обиды и чтобы сообщить мне, что он жив. Пока его товарищи бесчинствовали в деревне, он втайне от всех пришел сюда. Один. Сказал, что вполне доволен своей новой жизнью, и дал мне мешочек с драгоценными камнями. Свою долю добычи.

Она усмехнулась, печально и горько.

— Эти камни он хотел обменять у меня на сына.

— И что случилось потом, Лина? — ласково спросила Муния.

— Он вошел в дом, разбудил меня и сразу закрыл мне рот рукой, чтобы я не закричала. Потом привел меня сюда, чтобы мы могли спокойно поговорить. Думаю, я решилась, когда узнала о смерти отца. Или, скорее, когда услышала, как Хуан об этом говорит — с презрением, а ведь раньше он уважал моего отца за его порядочность…

Она взмахнула свободной рукой, словно желая отогнать воспоминания, и снова кончиком сабли нарисовала на полу крест.

— Это — единственное место на вершине этой скалы, где под полом земля, а не камень. Хуан узнал об этом, когда строил этот сарай. Я сразу поняла, откуда она здесь взялась. Точно такие же места есть и там, где живет моя двоюродная сестра. Раньше на этом месте была могила великана, но потом с нее сняли надгробие, а яму засыпали землей.

Муния и Ангерран обменялись грустными взглядами. «Неужели Айна сошла с ума, раз говорит такие странные вещи?»

Женщина подняла голову и снова по очереди посмотрела в лицо каждому из них.

— Не спрашивайте у меня, как я смогла это сделать. Тот, кого я видела перед собой, уже не был человеком, которого я любила. Я сказала, что не дам ему забрать с собой нашего старшего сына. Я не дала ему прикоснуться ко мне. Я попросила, чтобы он ушел и оставил нас в покое. Хуан разозлился, ударом сбил меня с ног и выхватил свою саблю. Он набросился на меня и приставил лезвие к горлу. Но я не думаю, что он хотел меня убить. Он надеялся, что все будет, как раньше. Хуан все еще любил меня, Муния. Он без конца повторял это. Я читала это в его взгляде, но только теперь это был взгляд чудовища. И я закрыла глаза. Хуан отбросил саблю, чтобы овладеть мной. Не знаю, как, но мои пальцы нащупали рукоять. Потом все случилось очень быстро… — всхлипывая, закончила она свой рассказ, внезапно почувствовав всю тяжесть содеянного.

Лина пошатнулась, и сабля упала на пыльный пол. Ангерран наклонился и поднял оружие, а Муния тем временем увлекла Лину к телеге, у которой было разбито одно колесо. Хозяйка дома присела на край телеги и, не отпуская руки молодой женщины, глазами указала ей на то место, с которого она только что сошла.

— Я закопала его там, вместе с моей забрызганной кровью одеждой и его добычей. Потом я долго ждала, положив рядом саблю. Я знала, что не справлюсь с несколькими пиратами, но сыновей я бы им добром не отдала. Из деревни нашего дома не видно, видны только руины башни. Это ли спасло нас, не знаю. Но пиратский корабль ушел в море. Думаю, они решили, что Хуан дезертировал. Но если они вернутся…

Все трое долгое время молчали.

— Возвращайтесь в дом. Я починю колесо телеги. Как только я закончу, мы поднимем бочонки наверх и уедем, — решил Ангерран.

И, ни минуты не медля, он наклонился, чтобы получше рассмотреть разбитую втулку.