— Вы чем-то озабочены, дорогая Жерсанда? — спросил мэтр Жанисс. Он остановился у стола и положил свой черпак рядом с тарелкой домоправительницы. Та почти не притронулась к своему завтраку.
В отсутствие сеньоров жизнь в замке Сассенаж тянулась непривычно медленно. Сказать по правде, с той поры как его обожаемая малиновка упорхнула, повар тосковал. В замке, конечно, осталась еще молодежь, например Матье и Фанетта, но за последние несколько месяцев эта парочка так сблизилась, что смотреть на них ему было скорее больно, ведь в самых приятных его воспоминаниях рядом с сыном пекаря всегда была Альгонда. Удовольствие ему доставляло только общение с Жерсандой, на которой он до сих пор втайне мечтал жениться, однако пока не находил в себе смелости сделать ей предложение.
В сердечных делах он был очень робок.
Жерсанда поставила на стол стакан, полный молока. Оно просто не шло в горло. А ведь она так любила молоко, что могла в один присест выпить целый кувшин!
— Уж не больны ли вы? Может, мне сходить за знахаркой? — не сдавался повар, не на шутку встревоженный ее отсутствующим видом.
Домоправительница накрыла его руку своей пухлой ладошкой.
— Я не больна, славный мой Жанисс! Со мной все в порядке. Просто сегодня утром мне вдруг стало очень тревожно. Я чувствую, что нужна Альгонде. И, если уж говорить начистоту, я очень за нее беспокоюсь.
— Плохие новости из Бати?
Жерсанда отрицательно покачала головой. Она никому ничего не рассказывала о жизни Альгонды в Руайане. Ее дочь пожелала, чтобы никто в Сассенаже не узнал ни о ее беременности, ни о том, какие привилегии даровала ей Филиппина. Как ей теперь объяснить мэтру Жаниссу, что на сердце у нее с каждой минутой становится все тяжелее, словно оно — песочные часы, которые забыли вовремя перевернуть и время которых сочтено?
Жанисс заходил по кухне, по старой привычке потирая руки. В нескольких шагах от него, под впечатляющей батареей кастрюль, развешанных вдоль белых, слегка закопченных стен, два его помощника-поваренка, зевая, сдирали шкуру с зайцев, которых сокольничий принес на рассвете. Мэтр Жанисс рассчитывал подать их на обед.
Вот уже несколько недель он обдумывал свой план. Может наконец пришло время претворить его в жизнь? Повар остановился перед Жерсандой, уперся кулаками в широкие бока и откашлялся.
— Почему бы нам не поехать туда вместе?
Жерсанда посмотрела на нее с удивлением:
— Куда — «туда»?
— В Бати, конечно! Разве кто-то может запретить матери навестить свою дочку? А управительнице замка — рассказать хозяину, как идут дела в его владениях?
Жерсанда никогда прежде не выезжала из Сассенажа. Не сказать, что Руайан был далеко, всего два дня пути на повозке медленным шагом, и все же…
— Ехать без охраны было бы глупо. И кто будет делать за нас нашу работу здесь, в Сассенаже?
Мэтр Жанисс взял ее руки в свои и легонько их пожал.
— Жерсанда, дорогая, если подумать, забот у нас сейчас не так уж много. И ведь речь идет о нескольких днях! Приедем в Бати, удостоверимся, что все в порядке, и сразу вернемся. А чтобы не бояться в дороге бандитов, возьмем с собой Матье!
— Вот уж нет! — решительно возразила Жерсанда.
Мэтр Жанисс рассердился.
— Значит, по-вашему, пусть он женится на Фанетте? Не то чтобы она мне не нравилась, но все-таки… Жерсанда, вы, как и я, знаете, что он ее не любит! Нужно дать парню шанс! Устроить все так, чтобы гордость его не пострадала. Жерсанда, дорогая, я и сам весь извелся! Я тоже тоскую по моей малиновке! С тех пор как она уехала, я, как старый петух, последние перья потерял!
На голове у него и правда осталось несколько тонких прядей, которые он собирал под шнурок. Первый раз увидев его с такой прической, Жерсанда прыснула, но сегодня ей было не до смеха. Чувство долга призывало ее остаться, сердце же кричало — поезжай! Но там, в Бати, что ее ждет? А что, если Альгонда больна? Ведь она не знахарка и не разбирается в зельях и травах. Придется ли ей хоронить дочь, если случится самое страшное?
И вдруг лицо мэтра Жанисса просияло.
— Я придумал! — вскричал он с улыбкой. — Мы немедленно едем! Немедленно!
Жерсанда покачала головой. Ей в голову тоже пришла идея. Знахарка… вот кто поможет ей принять верное решение. Ведь вполне может случиться, что ее предчувствия ниспосланы ей именно для того, чтобы спасти Альгонду! Что, если Матье увидит ее сейчас, когда Альгонда готовится произвести на свет их дочь, и простит? Быть может, это их шанс перебороть злой рок? Ведь судьба человека во многом зависит от решений, которые он сам принимает… Разве не это сказала ей Альгонда перед отъездом?
— Если хотите мое мнение, Матье лучше не знать, зачем мы едем. Он, балбес, может отказаться ехать с нами, — с невеселой усмешкой сказал повар.
Жерсанда с недоумением уставилась на него. Мэтр Жанисс даже покраснел от смущения.
— И что же мы придумаем в свое оправдание? Соврем? Мэтр Жанисс заложил руки за спину и уставился вниз, якобы на свои башмаки, которых из-за выступающего живота все равно не мог видеть, а потом стал переминаться с ноги на ногу, как ребенок, пойманный на шалости.
— Можно и соврать, а можно и правдой обойтись… Нужно подумать… Сейчас-сейчас…
Вид у него был такой забавный, что Жерсанда на мгновение забыла о своей тревоге и засмеялась.
— Ну же, мэтр Жанисс, признавайтесь, что пришло вам на ум?
Он наморщил нос, потом пожевал губами и наконец обернулся к поварятам, которые стояли достаточно далеко, чтобы не слышать, но слишком близко, чтобы догадаться о сути происходящего.
— Спускайтесь-ка оба в погреб и ждите, пока я вас не позову! — крикнул он.
Пока он смотрел, как мальчишки спускаются по лестнице, Жерсанда успела упереть руки в бока.
— Ну, какую хитрость вы придумали?
Жанисс судорожно сглотнул. И надо же, чтобы в горле так пересохло! Он схватил со стола забытый стакан молока и залпом осушил его. Сейчас или никогда! Он выпятил грудь и призвал на помощь всю свою храбрость.
— Мы скажем ему, что собираемся пожениться!
Так вот в чем все дело! Долго же он не мог решиться… Жерсанда подумала, что стоит немного над ним подшутить. Поправляя свой чепец, она сказала:
— Он ни за что не поверит.
— Это еще почему? — Щеки мэтра Жанисса от возмущения стали как маков цвет.
— Эта хитрость шита белыми нитками!
Мэтр Жанисс сунул руки под фартук, закрывавший его круглый живот, и стал снова ожесточенно тереть ладони друг о друга. По правде говоря, он и сам полагал, что такой толстяк вряд ли может понравиться женщине… И Жерсанда, конечно, права…
— Это все виновата моя прожорливость! Но я могу за себя взяться, и тогда…
Когда Жерсанде стало ясно, что мэтр Жанисс превратно истолковал ее слова, она снова засмеялась, а потом ласково похлопала ладошкой по его животу.
— Я вовсе не о вашей полноте, славный мой Жанисс! Мне очень даже нравится ваш животик!
Повар снова заулыбался.
— Вот как?
— Я хотела сказать, что Матье не поверит, что мы тащим его в Бати только потому, что вы хотите сделать мне предложение… Придется сказать, что вы уже предложили мне выйти за вас замуж…
Повар кивнул, глаза его сияли.
— Ну конечно!
— А раз я согласилась, нам нужно испросить позволения на брак у барона!
— Именно!
— А нетерпение наше таково, что мы не можем ждать, пока наше послание дойдет до сеньора и он напишет нам свой ответ!
— Собственно, так оно и есть!
— Значит, Матье едет с нами как возница и защитник, и без него у нас ничего не получится. Так?
— Это я и хотел вам предложить!
— Думаю, теперь он согласится.
Жерсанда кивнула, повернулась и прошествовала к двери. Мэтр Жанисс на мгновение потерял дар речи от изумления, а потом воскликнул:
— И это все, что вы хотите мне сказать?
Жерсанда усмехнулась, повернулась к нему и сказала:
— А разве этого мало?
— Это значит, что вы уходите и оставляете меня, чтобы…
— Чтобы собрать свои вещи, пока вы будете уговаривать этого чертенка Матье!
Лицо повара просияло улыбкой.
— А как же ваш ответ?
Жерсанда наградила повара нежным взглядом. Тут же кто-то сзади захлопал его по спине: любопытные поварята догадались, что в кухне должно произойти что-то интересное, а потому задержались на лестнице. Жанисс повернулся к ним.
— Вы что тут забыли? Разве я не приказал вам дожидаться в погребе?
— Не ругайте их, суженый мой! Они прибежали нас поздравить! — лукаво заметила Жерсанда и вышла из кухни.
За спиной послышались ликующие крики: «Ура жениху и невесте!», и на сердце у нее стало чуть веселее.
* * *
Когда в кабинете аббатисы ему поведали всю правду, Жак де Сассенаж не знал, смеяться ему или плакать, карать или благодарить, отвергать или соглашаться. Взгляд его метался между преподобной матерью, чопорной и величественной, и Сидонией, на лице которой отразились душевные терзания. Она разрывалась между искренней привязанностью к Жанне и любовью к нему, своему супругу. Вид у него был печальный, ум и душа пребывали в смятении. На смену ужасу, который он испытал, когда понял — Сидония знала, что его первая супруга жива, но не сказала ему, пришло осознание истинного положения вещей и того, что Жанна уже не та, что прежде. Время от времени он поглядывал на нее, поскольку бедняжку тоже поместили в кабинет.
Едва он успел оторвать ее от себя, Жанна, которая до этого покрывала его шею и лицо поцелуями, вдруг снова изошла на крик, а потом забилась в конвульсиях. Сестра Альбранта, сбежавшая по лестнице вслед за своей подопечной, приказала барону:
— Держите ее! Ради любви к ней, держите ее крепко!
Он подчинился. Рефлекторно. Глаза Жанны казались невидящими. Это были глаза сумасшедшей. Он обнял ее и прижал спиной к своей груди так, чтобы Альбранта получила доступ к ее лицу, на котором в этот миг отражались все горести этого мира. Монахиня быстро достала из своего мешочка флакон с маковой настойкой и после нескольких неудачных попыток наконец заставила Жанну сделать пару глотков.
Прижавшись затылком к стене, совершенно обессиленная, Жанна де Коммье дремала теперь в низком кресле у окна — умиротворенная, хрупкая. Прекрасная в своей невинности и чистоте…
Жак отвернулся. Ему хотелось рвать и метать.
— Я не знаю, что всколыхнуло в ней воспоминания, сир Жак, но, как вы сами видите, потрясение было слишком сильным, и пока я не могу сказать, каковы могут быть его последствия. Возможно, она очнется исцеленной… Либо мы потеряем ее навсегда, — проговорила сестра Альбранта, ломая руки.
— Полагаю, вам очень трудно понять мотивы, которые нами двигали. Мы решили держать случившееся в тайне, но ни в коей мере не хотели причинить вам зло. Наоборот, мы вас щадили.
— Я понимаю, мадам. Однако не могу вас простить. Вы опустились до богохульства! Как и я, когда женился во второй раз.
Аббатиса презрительно усмехнулась:
— Я сама несу свой крест, мессир! Оставьте мне и Сидонии право самостоятельно влачить бремя своих грехов!
Сидония стояла и смотрела в окно. Она не стала отвечать на выпад барона. Она потеряла все, сомнений в этом быть не могло. Страдание ее было глубоко, и все же где-то в глубине души она испытала облегчение. Услышав слова Жака, она вздрогнула:
— С этим мне еще предстоит разобраться. И я это сделаю… в свое время. А пока, сестра Альбранта, прошу вас, скажите мне откровенно и честно, что я могу сделать, чтобы помочь Жанне?
— Уезжайте! Заберите с собой дочерей, как и было условлено, и никому ничего не рассказывайте.
Совет возмутил Жака де Сассенажа.
— Это невозможно! Мои дети имеют право знать правду!
Сидония повернула голову и посмотрела на него. Спокойная и покорная, она осмелилась подать голос:
— Не важно, что вы думаете обо мне, Жак. Сегодня вы должны принять то же решение, что и я в свое время. Если бы Жанна выздоровела, я бы не стала вступать с вами в связь. И вы бы сразу узнали о ее исцелении, узнали от меня и ни от кого другого. Но подумайте сами…
— Замолчите! — с болью проговорил он.
Но Сидония не могла молчать. Она подошла и взяла его руки в свои. К ее огромному облегчению, он не отнял рук.
— Зачем оживлять надежду, которая, быть может, родилась мертвой? Через несколько дней или несколько недель, если захочет Господь, Жанна вернется к вам, а я уеду. А пока нужно последовать совету сестры Альбранты. Здесь за ней будут ухаживать и заботиться наилучшим образом. Примиритесь и ждите!
Видя, как презрительно аббатиса кривит губы, и опасаясь, что в любой момент она может вмешаться в разговор с новыми обвинениями в адрес Сидонии, сестра Альбранта поспешила привести еще один аргумент:
— Я оставила мою дорогую Елену в комнате для больных. Она очень огорчена болезнью Альгонды. Не думаю, что нужно отягощать ее новым несчастьем. Заклинаю вас, барон, поверьте мне и сделайте так, как я говорю!
Жак вздохнул и сказал:
— Если так нужно… Хорошо, мы будем жить как прежде и не станем менять наши планы, пока все не прояснится. Возвращайтесь к моим дочерям, Сидония, и проследите за погрузкой их вещей, которые уже должны быть собраны. Потом мы уедем. Надеюсь, это послужит во благо. Что до Елены, сестра, то она приехала просить вас о помощи.
— Вы сможете ей помочь?
Альбранта переминалась с ноги на ногу. Подаренный колдуньей эликсир как никогда был нужен ей самой, чтобы лечить Жанну. Но разве может она оставить Елену один на один с ее отчаянием? Тем более что будет достаточно нескольких капель…
— Елена получит то, за чем приехала, — решилась она наконец. И добавила: — Прошу вас, барон, отнесите Жанну в ее комнату и уложите в кровать!
Не глядя на Сидонию, он поспешил исполнить просьбу монахини. Взволнованный близостью той, кого никогда не переставал любить, он с бесконечной нежностью взял свою первую супругу на руки. Жанна инстинктивно обняла его руками за шею. Со слезами на глазах Жак переступил порог и вышел за дверь, которую сестра Альбранта поспешила перед ним распахнуть. Сидония вышла за ним следом. Но на лестничной площадке остановилась и с грустью стала смотреть, как он поднимается по ступеням, прижимая свою ношу к груди.
— Жак… Любимый мой! — проговорила Жанна, все еще пребывая в полубессознательном состоянии.
— Я здесь, любовь моя. Я твой навсегда! — ответил барон и поцеловал ее в лоб.
На глаза Сидонии навернулись слезы. Подошла аббатиса и сказала злорадно:
— Знаете, что меня во всем этом больше всего радует? Что бы ни случилось дальше, но ваше царствование закончилось!
* * *
Впереди показалась опушка. Жерсанда остановилась и посмотрела на домик знахарки, который почти слился с окружающим пейзажем, — до такой степени его сложенные из бревен стены поросли мхом и диким виноградом.
Из трубы на крыше шел дым, наполняя воздух в этот день, двадцать второго мая 1484 года, каким-то острым необычным ароматом, в котором тем не менее угадывались нотки цветов и зелени. Собравшись с духом, она подошла к трухлявой двери и постучала. Несколько секунд — и чуть сгорбленная знахарка выглянула из-за приоткрытой двери.
— Это вы, Жерсанда? За вами никто не следит? — спросила она.
Управительница замка де Сассенаж помотала головой, и дверь распахнулась настежь.
— Что-то нехорошее случилось с малышкой? — спросила Презина, как только они оказались в доме, где никто не мог их подслушать.
Жерсанда тихо охнула.
— Вы тоже это почувствовали…
— Да. На рассвете.
— Значит, она и вправду умирает! — в отчаянии проговорила Жерсанда и опустилась на скамейку.
Презина, по-прежнему пребывающая в обличье пожилой женщины, присела рядом и взяла ее руки в свои.
И тотчас же живительное тепло запульсировало в жилах управительницы. Однако на сердце у Жерсанды по-прежнему было тяжело.
— Вы можете ей помочь? — спросила она.
— К сожалению, сейчас — нет. Марта бродит вокруг нее и сразу почувствует мое присутствие. Ночью я сделаю все, чтобы она продержалась до вашего приезда.
— Но откуда… — начала было Жерсанда, которая не успела сказать знахарке ни слова о своих планах.
— Я читаю ваши мысли так же, как и мысли Альгонды. Мы одной крови, Жерсанда, пусть вы и не обладаете особой магической силой. Поезжайте как можно скорее!
Знахарка встала, подошла к шкафчику и вынула флакон из синего стекла, оправленный в серебряное кружево.
— Не знаю, в чем причина, но сейчас в ней борются добро и зло. И только этот эликсир может вернуть Альгонду к жизни. Доверяю его вам. Пускай выпьет содержимое флакона целиком.
— А ребенок? Не опасно ли это для ребенка?
Презина улыбнулась ей с нежностью.
— Не беспокойтесь о ней. Элора уже появилась на свет. Жерсанда вздрогнула от удивления.
— Так рано? Во имя всего святого, умоляю, скажите, она…
— Девочка полностью здорова и благополучна… если не считать того, что она унаследовала кровь многих поколений фей… Ее жизненная сила уже очень велика. Я чувствую это.
— Тогда и Марта это чувствует!
— Марта не может ничего знать о том, что предначертано Элоре. Пусть это вас не заботит. И поезжайте по большой дороге. Если разбойники решат на вас напасть, увидев Матье, они оставят вас в покое.
— Матье — один против целой шайки? Не думаю, что они испугаются.
Презина потрепала ее по щеке.
— Он не будет один. Я об этом позабочусь. К тому же разбойники никогда не трогают своих.
— Что вы хотите сказать? — удивилась Жерсанда.
— Это правда. Матье — их должник, и, когда придет время, они этот долг с него взыщут.
Жерсанда в недоумении покачала головой.
— Матье и разбойники? Поверить не могу!
— Значит, не верьте ничему, Жерсанда. Но помните, что он окажется в опасности, если приблизится к Альгонде. Пускай свершится то, что предначертано.
— Но ведь если он увидит малышку…
Презина вздохнула.
— Лишь бы Альгонда осталась жива! Остальное образуется. А теперь идите!
Жерсанда схватила флакон и встала.
— Еще одно слово! — остановила ее Презина. — Никто, особенно Марта, не должны видеть этого флакона. Он представляет огромную ценность даже когда опустеет, и вы должны вернуть его мне.
— Так может, перелить эликсир в другую емкость, не такую ценную?
— К сожалению, в таком случае он утратит свою силу, а сейчас ценна каждая капелька! Храните его как зеницу ока! Как собственную жизнь и жизнь той, кого он должен спасти!
Презина проводила Жерсанду до порога. Та вышла и торопливым шагом направилась к замку, испытывая и облегчение, и тревогу от груза ответственности, который отныне ей предстояло нести на своих плечах.
В замке ее встретили приветственными криками и поздравлениями. Мэтр Жанисс не мог больше ждать: сидя на облучке повозки, любезно предоставленной им для поездки хлебодаром, он всем желающим рассказывал о предстоящей свадьбе.
— А вот и вы, моя суженая! Залезайте в повозку, пора ехать! — крикнул он Жерсанде. Щеки у него были красные, голос — хриплый.
Жерсанда нахмурилась и погрозила ему пальцем:
— Я смотрю, вы уже навеселе, мэтр Жанисс! Посреди бела дня! Вот новость!
Повар смущенно улыбнулся, осознавая справедливость укоров, однако он был так счастлив, что ничто не могло испортить ему настроение.
— Всего-то пинта пива или две, не больше! Черт подери, по такому случаю грех не выпить! Столько времени я ждал… Жерсанда! Вы же не станете меня бранить, когда мы еще не женаты?
Жерсанда не успела ответить. Из дома кузнеца с мечом на плече вышел Матье. Она понятия не имела, что сказал ему мэтр Жанисс, чтобы добиться согласия на эту поездку, но юноша весело насвистывал, а подойдя, проворно вскочил на облучок. Повозка качнулась, и если бы Матье не успел вовремя схватить его за рукав, мэтр Жанисс свалился бы на землю под насмешливый хохот зевак. Одна только Фанетта не вышла их провожать. Но Жерсанда этого не заметила. Погруженная в свои мысли, она села рядом с Матье, а повар переместился в повозку.
На самом же деле Фанетта тоже была неподалеку. Спрятавшись в темном углу, девушка недобрым взглядом созерцала сцену отъезда.
Когда Матье выходил из кузницы со своим мечом, Фанетта преградила ему путь.
— Ты вернешься? — спросила она.
— Я дал тебе обещание, Фанетта. И я его сдержу.
Однако, когда повозка тронулась и покатилась к воротам замка, она подумала, что, возможно, больше никогда его не увидит.