Жерсанда сидела за столом, подсчитывая расходы на грядущее празднество, когда ее дочь переступила порог их комнаты.

— Барон разрешил мне не приходить больше, — сообщила Альгонда.

— Ты ему не угодила?

Легкая улыбка осветила лицо девушки.

— Наоборот, — сказала она. — Мы говорили о Матье, и он дал мне свое благословение.

Жерсанда нахмурилась.

— Поостерегись радоваться, дочка, — сказала она. — Сеньоры, в отличие от нас, не слуги своему слову.

Альгонда, кивнув, скрылась за занавеской. Там она налила в таз воды, торопясь смыть с кожи мужской запах барона. Она все еще чувствовала себя виноватой за испытанное удовольствие, но пыталась убедить себя в том, что, по сути, это всего лишь еще один секрет, который нужно хранить. Через несколько минут, поцеловав мать в щеку, она, немного успокоив свою совесть, спустилась по лестнице. Обойдя донжон, она увидела спину Матье, который, потный от усилия, сажал в печь хлеб. Она тихонько подкралась к нему, с бьющимся сердцем, повинуясь внезапно вернувшемуся желанию попроказничать.

Красное солнце обжигало стены. Предгрозовая пелена, висевшая над Веркором в последние дни, исчезла. Поваренок мэтра Жаниса вытягивал из колодца за цепь полное воды ведро. У его ног лаял, прыгал, вертел хвостом и кусал его за башмаки маленький щенок. Он припадал всем тельцем к земле и снова вскакивал — словом, вертелся так, что бедный паренек не знал, куда ему поставить ногу. Мать щенка, лежа поодаль, положив голову на лапы, наблюдала за своим малышом, в то время как второй щенок кусал ее за уши.

Сценка была забавной, но Альгонда не видела никого и ничего кроме Матье.

В испачканном мукой фартуке юноша перекладывал на лопату подошедшие булки, которые ночью приготовил его отец. Привычным движением он перенес лопату к печи, и булки соскользнули в ее раскаленный зев.

По двору замка разносился аромат сдобных булочек, которые он уже успел выпечь. Альгонда поняла, что испытывает голод. Безжалостный голод — ей страстно хотелось жить. Стряхнув со своего тела боль, присутствовавшую в нем с того момента, как она погрузилась в ледяную речную воду, девушка ощутила, что к ней возвращается прежняя веселость. Она неслышными шагами подошла и встала за спиной у Матье.

— Что ты мне дашь в обмен на поцелуй?

Матье вздрогнул так, что чуть не ударился о дверцу печи. Он обернулся. Девушка отскочила — руки спрятаны за спину, в глазах искрится смех, губы сложены в капризную гримаску. Лицо Матье расплылось в простодушной улыбке. Он прислонил свою лопату к стене. В два шага подскочил к полке, выбрал самую аппетитную булочку и протянул девушке. Он был так рад ее видеть, что потерял дар речи.

— Подставляй щеку, — сказала она.

Юноша хотел было подчиниться, как вдруг его осенило, и он передумал.

Матье нахмурился.

— А ты меня ущипнешь. Ну уж нет, спасибо!

Альгонда расхохоталась. Бесспорно в любой другой день она могла бы так поступить. Матье пожал плечами, уверенный в том, что правильно угадал ее намерения. И отвернулся, чтобы проверить, все ли в порядке с сидящими в печи булками. Держа в руке свою булочку, девушка подскочила к нему и, быстрая как молния, чмокнула его в щеку, которую он отказался подставить. Матье словно окаменел от неожиданности. Альгонда отступила. Это легкое прикосновение разожгло в ней огонь желания, разбуженного накануне бароном. И оно, помимо воли девушки, отразилось в ее глазах. Матье обернулся и внезапно понял: что-то в ней изменилось.

— Сегодня у меня свободный день, — пробормотала Альгонда неуверенно и опустила глаза. — И я подумала…

— Можно сходить на речку, — с бьющимся сердцем предложил Матье.

— Когда ты закончишь с выпечкой.

Он кивнул.

Проглотив комок в горле, она повернулась, чтобы уйти, но тихонько бросила ему через плечо:

— Спасибо за булочку. Мне ее так хотелось…

Матье стоял и смотрел ей вслед, пока до него не донесся призывающий к порядку голос Жанно, его отца, который как раз возвращался из отхожего места, располагавшегося у стены:

— Пошевеливайся, сердцеед ты наш! Женщина — как хлеб: кусать надо, когда у нее уже корочка хрустит! И после свадьбы то же самое…

Пребывая во власти приятного волнения, Матье вернулся к печи.

Спустя час он явился в кухню с корзиной хлеба и булок в обмен на которую обычно получал от мэтра Жаниса свой завтрак. Повар, подмигнув, взял у юноши корзину.

— Налей себе гоголь-моголя за труды, — сказал он, кивнув в сторону деревянной колоды, на которой стоял кувшин с лакомством.

Альгонда сидела тут же, за столом. Юноша направился к ней, ощущая, как горит щека в том месте, куда она его поцеловала. Альгонда встретила его улыбкой. Помогая мэтру Жанису готовить пироги с разными начинками, она совершенно успокоилась. Тем более ей было приятно видеть, как обрадовался этот добряк, отметив, что к ней вернулись беззаботность и веселость. Они поговорили о приготовлениях к свадьбе, для которой повар с помощниками уже успели испечь массу пирогов и паштетов. Альгонда по секрету сказала мэтру Жанису, что юноша наконец решился.

Альгонда протянула Матье кубок. Он глотнул вкуснейшего гоголь-моголя.

— Что-то сегодня от вас обоих слова не дождешься, — со смехом сказал мэтр Жанис, подходя к столу с большим куском хлеба, намазанного сливочным маслом, в руке.

Он положил его на стол и разрезал ножом напополам.

— Это все из-за вашего гоголь-моголя, — попытался оправдаться Матье, радуясь, что между ним и Альгондой вновь установилось взаимопонимание.

— Рад, что вы поладили, — громко сказал повар, упирая руки в бока. — Посмотрите на них — пара нежных слов, и оба потеряли дар речи!

Дружный хохот поварят смутил молодых людей.

— Идем? — спросил Матье, опуская на стол пустой кубок.

Альгонда кивнула. Они обменялись понимающими взглядами. И одновременно, как это бывало в детстве, вскочили из-за стола.

— А как же хлеб с маслом? — возопил мэтр Жанис.

Но ни Альгонда, ни Матье даже не оглянулись. С умилением глядя им вслед, повар пухлыми пальцами взял кусок хлеба и откусил от него. Переводить продукты? В этой кухне — никогда!

В ущельях, через которые протекает Фюрон, можно найти спокойное местечко. Матье и Альгонда знали несколько таких мест и в детстве часто ходили туда купаться. В замке были и другие дети, но помладше или, наоборот, постарше, поэтому они не хотели обременять себя первыми и становиться бременем для последних. Часто, закончив работу, они убегали к реке. Однако чем старше они становились, тем меньше времени у них оставалось для забав. Они все реже приходили в это небольшое ущелье, где можно было спрятаться от нескромных взглядов. Едва переводя дыхание после долгого пути, они становились каждый на свой камень, омываемый быстро текущей водой. Отточенными за годы движениями снимали башмаки, садились и опускали в воду ноги.

— Я уже забыла, какая она холодная, — поежилась Альгонда, снова пережив неприятные ощущения, испытанные в подземелье.

И все же ее охватило желание прыгнуть в воду. Она поставила ноги на камень и, поднимаясь, чуть не свалилась, когда Матье, болтая ногами в воде, нарочно забрызгал ее. Он засмеялся. Альгонда выпрямилась. Прошлым летом она упала в воду и отомстила ему, облив водой с ног до головы. Чтобы защититься, Матье тоже полез в воду. Кончилось все потасовкой, причем каждый старался потопить другого. Такие беззаботные… И влюбленные друг в друга, хотя и не подозревавшие об этом.

— Помнишь? — спросил он.

Альгонда не сомневалась, что он, как и она сама, вспоминает, как переплелись тогда их тела.

И поцелуй, который стал для обоих неожиданностью — целомудренный и чистый, как речная волна. И с того мгновения все изменилось.

Альгонда опустила голову, наблюдая за поднимавшейся по течению маленькой форелью.

Прерываемое криками ястреба, кружившего над ближним лесом, неловкое молчание повисло между ними. Матье нарушил его вздохом.

— Какая она, комната Мелюзины?

— Обычная, — ответила Альгонда.

Она предпочла бы поговорить о чем угодно другом, но ничего не шло на ум.

— Ты не хочешь мне о ней рассказывать?

— Просто рассказывать нечего, вот и все. Комнату открыли, я в ней прибрала, столяр Бастьен починил мебель, портниха Бертий пошила новые шторы и постельное белье. Теперь все готово к приезду дочери барона.

— Говорят, из-за нее уже дрались двое…

— Кто тебе сказал? — удивилась Альгонда.

Он пожал плечами.

— Рано или поздно все становится известным.

Она вздрогнула. А что, если кто-то знает о ее ночных посещениях комнаты барона? Она никогда никого не встречала…

— А ты бы дрался из-за меня? — спросила она.

— Ты прекрасно знаешь. Но ведь нет причины драться, правда?

— Правда.

— Он тебя не трогал?

Она поняла, что Матье говорит о бароне, постаралась, чтобы в ее голосе прозвучала уверенность. Она старалась не смотреть ему в глаза…

— Нет.

— А пытался?

— Нет.

— А я бы на его месте…

Она посмотрела на него.

— Оставайся лучше на своем.

Он с довольной улыбкой выпятил грудь.

— Ты права. Я красивый, веселый, молодой…

— …И я тебя люблю, — выпалила Альгонда, которой не терпелось признаться ему в этом.

Он застыл на месте. Взгляды молодых людей встретились.

— Так сильно, что выйдешь за меня? До этих пор ты…

— Ты никогда у меня об этом не спрашивал.

— А если я сделаю это здесь? Сейчас? — тихо произнес он, помешивая подобранной тут же палкой ил у берега. Было заметно, что он сильно волнуется.

— Попробуй…

— Ты не будешь насмехаться? — спросил он.

Альгонда посмотрела на него с нежностью. Он отвернулся. Прошло несколько минут. Он все еще подыскивал слова. Пытался разглядеть их в быстро текущей воде и утопить там же свои разочарования — наследие предыдущих попыток. Потом внезапно, словно укушенный в ягодицу конской мухой, вскочил на ноги и преодолел небольшое расстояние, их разделявшее. Щеки его пылали. Альгонда ожидала, что он опустится перед ней на колени, но вместо этого он повалил ее в воду. Альгонда взмахнула руками, чтобы удержаться на ногах, но вода уже проникла ей в рот и в нос, вызвав в памяти пережитый ужас. Она не успела даже сообразить, что в этом месте утонуть просто не сможет, когда ее подхватили руки Матье. Секунда — и они уже стояли обнявшись, на коленях, по грудь в воде, совершенно мокрые. Жаждущие.

Их губы соединились, исследуя друг друга. Сначала робко. Потом страстно. Долго. Когда он отпустил ее, чтобы она могла вдохнуть, Альгонда почувствовала, как ее ноги коснулась маленькая рыбка. Она незаметно отогнала ее движением ноги. И именно в это мгновение Матье взял ее лицо в ладони и посмотрел ей в глаза.

— Хочешь стать моей женой, Альгонда?

Обычно люди ощущают торжественность в такие мгновения. Она же издала нервный смешок. Откуда он мог знать, что в эту секунду Альгонда подумала о том, что для признания он выбрал ту самую речку, в водах которой должна была утонуть их любовь? Она всего лишь насмехалась над пророчеством… Руки юноши опустились. Взгляд потемнел. Обида… Еще миг — и он бы ушел, оставив ее в реке одну. Она его остановила жестом. Полным любви взглядом. Одной фразой.

— Только твоя, навсегда.

— Это значит «да»?

— Да! — повторила Альгонда, обнимая его.

Руки юноши сомкнулись на ее талии.

— Ты невыносима, Альгонда, — прошептал он. — С тобой никогда не знаешь, чего ждать.

— Но ты тоже придумал — искупать меня в реке, — упрекнула его девушка. — Я замерзла!

— Мне нужно было тебя поцеловать. До того, как… Чтобы уж наверняка… Но с тобой никогда не знаешь… — повторил он, помогая ей выбраться на берег.

Они упали на траву под жарким солнцем, лучи которого пробивались сквозь кроны росших неподалеку буков. Она дрожала в мокрой одежде. Матье стал рядом с ней на колени. Она чихнула. Он дотронулся до шнурков на ее корсаже.

— Будет лучше, если… Ну, можно… Чтобы просох…

Альгонда ему улыбнулась.

— Это будет не в первый раз.

— Тогда мы были невинными…

— Ну не совсем уж невинными… Ты на меня так смотрел! Всегда.

Он улыбнулся.

— Мне было любопытно. Я — мальчик, ты — девочка. Мне было интересно, в чем разница.

— А теперь? — спросила Альгонда, потянув за шнурки.

Матье сглотнул.

— А теперь есть большая опасность, что я могу тебя обесчестить.

Она сдержала улыбку, понимая, что мысль, ее вызвавшая, проникнута цинизмом. Неужели она не даст любимому мужчине того, что дала его господину?

Потребность стереть с тела отпечаток ложного удовольствия стала непреодолимой.

— Почему бы и нет? — шепотом сказала она, обнажая одно плечо. — Ведь ты все равно скоро на мне женишься…

— Только твой, навсегда, — поклялся он в свою очередь и снял с себя рубашку.

Они раздевались молча и, стараясь не смотреть друг на друга, раскладывали свои вещи на камнях. Когда же оба стали наги, как Адам и Ева в дни сотворения мира, они соединились на ковре из зелени, каких было много на берегах Фюрона.

Они нежно обнимали и ласкали друг друга, пока желание не смешало их дыхания и не унесло обоих в царство радости.

Когда к Альгонде вернулось осознание того, где она, Матье спал, подергиваясь во сне от щекотки — по животу его медленно ползла гусеница. Сдерживая смех, девушка встала и вошла в воду, чтобы обмыться. Плеснула водой себе на лицо. Она чувствовала себя свободной. Очищенной от чувств, которые испытывала, будучи с бароном. Разумеется, Матье был неловок и не столь опытен, но удовольствие, испытанное в его объятиях, не шло ни в какое сравнение с тем, что она пережила на рассвете.

Сознание этого стало для нее откровением.

— Ты прекрасна.

Альгонда обернулась на голос возлюбленного. Сидя по-турецки и приглаживая ладонью взлохмаченные волосы, юноша смотрел на нее с восторгом. Она зачерпнула воды и брызнула на него.

— Силы не хватило, — насмешливо отозвался Матье. — Но ты свое еще получишь!

Распрямив свои длинные мускулистые ноги, он вскочил и бросился в воду. Хохоча, они боролись, беззаботные и радостные, как в детстве, но в итоге заключили друг друга в объятия. Невзирая на желание, от которого поднялся член, на этот раз Матье отстранился первым.

— Подождем до свадьбы, — решил он. — Иначе я могу сделать тебе ребенка.

Альгонда не могла ему сказать, что это с ней уже случилось. Поэтому она только кивнула в ответ.

— Оденемся, так будет лучше, — сказал юноша и пошел к берегу.

Первым делом он надел штаны. Они были совершенно сухие.

— Долго же мы спали!

— Мы долго ласкали друг друга, — поправила Альгонда, обнимая его за талию.

— Не соблазняй меня. Мне и так нелегко…

Она неохотно отстранилась. Барон был прав: она красива и природа дала ей все, чтобы наслаждаться любовью.

Повернувшись спиной друг к другу, они молча оделись и через ущелье вышли на петляющую по лесу тропинку.

— Лучше нам вернуться по отдельности, — рассудил Матье, когда они уже были на опушке.

— Нас всегда видят вместе, Матье. Если мы начнем прятаться, это только вызовет подозрение. Я хочу, чтобы все оставалось, как было. Мы вернемся, ты попросишь у матери моей руки и…

Альгонда умолкла. Вдалеке, на дороге, ведущей от деревни к замку, показался экипаж, запряженный четверкой лошадей под попонами с гербом Сассенажей. За ним следовал солидный отряд всадников в доспехах. Возница пешком шел перед экипажем, ведя в поводу лошадей.

— Госпожа Сидония, — сказал Матье, проследив за ее взглядом.

По животу Альгонды пробежала дрожь.

— А с ней Марта, — прошептала она.

— Если мадемуазель Филиппина такая хорошенькая, как о ней говорят, эта язва увидит в ней соперницу поопаснее тебя. И оставит тебя в покое.

— Твои слова да Богу в уши, — вздохнула Альгонда, которой внезапно на память пришли слова Мелюзины.

У нее от неприятного предчувствия сжалось сердце. Им с Матье нужно пожениться как можно скорее. Это — единственный способ избежать подозрений гарпии. Жить обычной жизнью, тихо и незаметно.

— Посмотри-ка на этого ястреба! — воскликнул Матье, хватая ее за руку.

Сердце быстрее забилось у Альгонды в груди. Она посмотрела туда, куда указывал его палец, — на небо. Как когда-то ястреб набросился на отца, так теперь с той же яростью он атаковал карету. Выставив когти, он с пронзительными криками летал вокруг нее, словно хотел сорвать крышу. Лошади, обзор которым закрывали шоры, ржали от страха, зажатые оглоблями, а возница, упираясь изо всех сил, за поводья тащил их вперед. Охранники махали руками, надеясь прогнать хищную птицу. Напрасный труд — атаки ястреба становилось все яростнее.

— Ты когда-нибудь такое видела?

Альгонда постаралась прогнать от себя мысль, посетившую ее секунду назад, — ей очень захотелось, чтобы Марта исчезла с лица земли…

Нельзя давать овладеть собой страху, который ей внушала гарпия. Думать о Матье, об их объятиях, о нежных словах, которые он шептал ей на ушко, о том, что они оба получили удовольствие, и жить этим, верить, что это ее единственная и неотвратимая судьба. Она прислонилась к нему плечом и вдохнула присущий ему аромат теплого хлеба.

Оставив экипаж в покое так же неожиданно, как и начав его атаковать, ястреб воспарил и скрылся в тени утесов Веркора. Один из охранников, скорее всего сир Дюма выехал вперед, чтобы помочь вознице успокоить лошадей.

— Идем, — решилась Альгонда.

— Ты так торопишься снова увидеться с этой мерзавкой? — пошутил Матье, стремительно догоняя девушку. Они были уже у внешней стены замка.

— Не говори глупостей. Ты хотел, чтобы никто не заметил, как мы вернулись. Приезд Сидонии нам в этом поможет.

— Ты права, — сказал он, беря Альгонду за руку.

Девушка сжала его руку. Стена укрыла их своей тенью.

Он притянул Альгонду к себе. Она позволила себе насладиться поцелуем — страстным, сладким. И в то же время умиротворяющим.

— Бежим скорее к подъемному мосту! Пусть думают, что мы пришли посмотреть, кто приехал, — предложил Матье, с сожалением отрываясь от возлюбленной.

Они сорвались с места и прибежали во двор замка задыхаясь, ощущая покалывание под ребрами. Жак де Сассенаж уже успел спуститься во двор.

Несколько минут спустя во внутренний двор въехал экипаж госпожи Сидонии, окруженный охранниками, которых возглавлял Дюма, и остановился у лестницы, возле которой, взявшись за руки, стояли Альгонда и Матье.